"Пылающий камень (ч. 2)" - читать интересную книгу автора (Эллиот Кейт)

МАТЕМАТИКИ

Теофану умно распорядилась полученной от Вулфера информацией: воспользовавшись тем, что Венначи окружен холмами, ей удалось создать впечатление, что город осажден ее войсками. Хотя солдат у нее было не много, но она сумела расположить их так, что из-за стен казалось — прибыла целая армия.

Джон Айронхед тотчас выслал к ней парламентера. Теофану пришла на встречу с двадцатью слугами, Росвита была переводчиком, поскольку язык, на котором говорили в Аосте, понимал каждый, кто владел даррийским.

Айронхед не мог выдержать и минуты ожидания. Не успели слуги принести стулья и вино, как он уже начал:

— Король Генрих сам хочет жениться на королеве Адельхейд?

— Господь с вами, лорд Джон, — спокойно произнесла Теофану и посмотрела на него через бокал с красным вином, которое только что пригубила. — Осенью погода в Аосте просто прекрасная, не правда ли?

Как только отряд принцессы спустился с гор, дождь прекратился и небо очистилось от туч. Солнце светило так ярко, что днем все предметы и люди, казалось, приобрели более четкие очертания, чем на самом деле. Палатки, знамена, солдаты, навьюченные лошади словно превратились в силуэты, вырезанные из плотной бумаги.

— Не вижу ни малейшего смысла во всех этих околичностях, принцесса Теофану. Ко мне скоро прибудет подкрепление. Лорды Аосты поддерживают меня. Они не хотят, чтобы ими правил чужеземец.

— Вы не единственный принц в Аосте, который хотел бы заполучить Адельхейд в жены. Ведь всем очевидно, лорд Джон, что мужчина, женившийся на королеве Адельхейд, может стать королем.

У Айронхеда были резкие черты лица, шрам на щеке и крупный нос, как у большинства даррийцев. Но благодаря большим темным глазам его лицо не выглядело отталкивающим, напротив, даже привлекательным. Лорд упрямо вернулся к интересующему его вопросу:

— Генрих сам хочет жениться на Адельхейд?

— Нет, разумеется, — быстро ответила Теофану, не дожидаясь перевода Росвиты: и без этого она отлично поняла, о чем идет речь. — В его намерения это не входит.

— Тогда зачем вы здесь?

— Просто чтобы отдать дань уважения королеве Адельхейд. Если вы дадите мне сопровождающих, я пройду в город и не стану больше надоедать вам.

— Это невозможно. Я не могу этого допустить.

— Мы зашли в тупик, лорд Джон.

— Да, принцесса Теофану.

Слуга наполнил его бокал, и лорд Джон кивнул капитану, который привел группу солдат, закованных в кандалы. Большинство пленников были невысоки ростом и широки в плечах, а их кожа была намного темнее, чем у аостанцев.

— Это они? — спросил Айронхед у капитана.

— Да, милорд. Те, которых мы поймали вчера, когда они атаковали из восточных ворот.

Айронхед презрительно смотрел на пленников. Его солдаты выглядели как отчаянные рубаки, успевшие побывать не в одной схватке. По сравнению с ними пленники выглядели жалко.

— Ладно, займитесь ими, как обычно, но проследите, чтобы со стен все было видно.

— Что вы собираетесь сделать с пленниками, лорд Джон? — спросила Теофану. — Они верно служили своей хозяйке. Это не преступление, по крайней мере в Вендаре.

— Они — наемники из Аретузы, а не верные слуги, — фыркнул Айронхед и отпил вина.

Еды на столе не было — вероятно, осада сказалась на запасах продовольствия не только горожан, запертых в стенах Венначи, но и на запасах армии Джона.

— Всем известно, насколько эти аретузцы коварны, на них нельзя полагаться. — Айронхед усмехнулся. Теофану смерила его ледяным взглядом. Знал ли он, что мать принцессы родом из Аретузы? Неужели он намеренно оскорблял ее? — Вокруг Адельхейд вьется слишком много этих надоедливых насекомых. Уведите их! — приказал лорд Джон капитану. — Поосторожнее с ножами. Не перестарайтесь.

Его солдаты загоготали.

— Вы собираетесь казнить их? — вздрогнув, спросила Теофану. — Я готова заплатить выкуп за каждого из них.

— И пополнить вашу армию? Нет, принцесса. Известно, что император Аретузы предпочитает евнухов, я уже отослал ему нескольких, а сегодня он получит еще штук двадцать.

— Но это варварство! — пробормотала Теофану.

— Нам лучше удалиться, ваше высочество, — шепнула Росвита. — Боюсь, тут мы ничего не добьемся.

— Но как мы доберемся до Адельхейд или по крайней мере дадим ей знать, что мы рядом? — прошептала Теофану в ответ. — Лорд Джон оказался гораздо большим препятствием, чем я думала.

Когда пленников увели, на дороге, ведущей от северных ворот, наметилось какое-то оживление. Прямо в лагерь бежала женщина. Она рыдала и вопила, растрепанные волосы делали ее похожей на ведьму. За спиной у нее был привязан ребенок. Завидев лорда Джона, женщина направилась к нему, громко завывая и расцарапывая щеки так, что капли крови падали даже на младенца.

— Приведите ее ко мне, — приказал Джон. Стражи подхватили женщину под руки и швырнули на колени перед Айронхедом. — Что случилось, ведьма? У меня от твоих криков звенит в ушах.

— Разве воин станет сражаться с женщиной, которая даже не умеет держать в руках оружия? Конечно, некоторые из нас умеют сражаться не хуже мужчин, так вот их и наказывай! Но те, кто поклялся служить Владычице на земле, а не на поле битвы, не могут драться против тебя — зачем же ты объявил нам войну?

— Я не сражаюсь с женщинами, если они не берут в руки оружие, как саздахи в древности. — Айронхед, казалось, был удивлен и заинтригован.

— А как назвать то, что ты делаешь, отбирая у нас принадлежащее нам по праву? Месяц назад ты забрал мой скот, но я ни разу не пожаловалась на это. Но то, что ты хочешь отобрать у меня сейчас, никогда нельзя будет восстановить снова. — Она махнула рукой в сторону пленников. Айронхед пожал плечами, словно желая показать, что не понимает ее. — Ты оскопишь их, милорд, но по какому праву ты отбираешь у них то, что им не принадлежит?

— Ну а кому же это принадлежит, если не им? — заинтересовался Джон, а солдаты вокруг рассмеялись. Прибывали все новые зрители — осада дело скучное, и люди были рады любому развлечению.

— Их женам, конечно! — раздраженно ответила она. — Что еще согреет нас ночью? Как у нас появятся дети, которых все мы так ждем? — В подтверждение своих слов она показала кулаком с оттопыренным большим пальцем за спину. — Можете забрать у меня что-нибудь другое, милорд, что не так важно для меня.

Тут уже и лорд Джон не удержался от смешка.

— Против такого довода нечего возразить, — воскликнул он. — Ты можешь забрать своего мужа. Но скажи мне, женщина, что мне делать с теми, кто поднимет оружие против меня? Должен же я как-то наказывать их. Если твой муж снова будет сражаться против меня, что мне с ним делать?

— У него есть ноги, руки, нос и глаза, — не задумываясь, ответила женщина. — Если хочешь, забирай то, что принадлежит ему, но не трогай мою собственность.

Теофану тоже улыбнулась, глядя, как мужа находчивой горожанки отводят в сторону.

— Надеюсь, он достоин такой умной жены, — сказала она.

Семейство, сопровождаемое гомоном солдат, направилось к городским воротам.

Когда Росвита наклонилась к ней, Теофану добавила тише:

— Думаю, если одна женщина смогла выйти из города, то другая может туда войти.

— Я против, — заявил брат Фортунатус. — А что если вас поймают?

— Я клирик, — парировала Росвита. — Лорд Джон не причинит мне вреда. Если он возьмет меня в плен, я обращусь к госпоже иерарху.

— Тогда я пойду с вами.

Росвита показала на несчастного брата Константина, который тихо стонал, обхватив живот. Его угораздило выпить воды из колодца, и теперь он ужасно мучился.

— Вы должны присмотреть за книгами, брат, — сказала она Фортунатусу. — И позаботиться о бедняге Константине. Даже если бы не болезнь, он слишком молод и неопытен, чтобы я могла доверить ему такие важные вещи.

— Сестра Амабилия могла бы отговорить вас.

— Нет, брат. Она бы настояла на том, чтобы идти со мной.

Фортунатус слабо улыбнулся.

Солнце еще не взошло, и палатки тонули в тумане. Сопровождать Росвиту Теофану выбрала Леобу — высокую сильную женщину, которая вполне могла постоять за себя. Одетая в монашеское одеяние, закрыв лицо капюшоном, она дожидалась Росвиту. Было решено послать только двоих, чтобы не привлекать лишнего внимания, в одиночку Росвиту принцесса отпустить не решилась — мало ли что может случиться с одинокой женщиной, пусть даже и священницей. До границы лагеря их проводили двое солдат — лазутчиков благополучно скрыл туман, и часовые ничего не заметили. Росвита и Леоба добрались до узкой тропинки, ведущей к воротам Венначи.

Повсюду Росвита видела признаки осады: неубранный овес, поля, засеянные пшеницей, теперь заросли сорняками, скот бродил прямо в ячмене. Люди Адельхейд не могли выйти из города, а Айронхед или не желал этим заниматься, или таким образом показывал людям, что у них нет никакой надежды.

Леоба шла молча, и Росвита не могла не порадоваться этому обстоятельству. Сама она давно привыкла молчать, не испытывая при этом ни малейшего неудобства. Кто знает, какой окажется их судьба, попади они в руки Джона Айронхеда? Может, он милосердно возьмет за них выкуп и отпустит, а может и заупрямиться. И что их ожидает тогда — бог весть. Впрочем, подобные мысли лучше гнать подальше. Пока они продвигались вперед, Росвита про себя тренировалась в произнесении аостанских слов.

Основной лагерь Айронхеда лежал к западу, а здесь, возле северных ворот, располагались только его сторожевые посты. Сюда из города ночью пробирались проститутки и купцы. Купцы распродавали драгоценные шелка, серебряную утварь — когда дети плачут от голода, подобные вещи теряют цену. В город несли хлеб и сыр.

— Сестры! Откуда вы? — остановил их часовой.

— «Сестры»! Какие еще «сестры»? — воскликнул его напарник и разразился смехом. Он схватил капюшон Росвиты, откинул его и вскрикнул от удивления — его поразила ее северная бледность. Потом он осторожно снял капюшон с Леобы.

У Росвиты сжалось сердце — рядом с ней стояла вовсе не Леоба. Конечно, следовало бы догадаться, что задумала Теофану, когда так спокойно согласилась с уверениями монахини, что принцессе идти в город опасно: если солдаты Айронхеда поймают их, то он сможет потребовать хороший выкуп, не говоря уже о том, что получит возможность шантажировать Генриха. Но ее слова пропали втуне. Теофану не дрогнула, когда с ее головы упал капюшон. К счастью, эти солдаты не были вчера на переговорах и не узнали ее.

Росвиту кольнула мысль, что любой человек, увидевший Сангланта, ни на минуту не усомнился бы, что перед ним сын короля. Теофану была без свиты, и ни одна живая душа не догадалась бы, что она — принцесса.

— Может, отправить их к лорду Джону? — предложил первый.

— Как видите, мы — служители церкви, — холодно произнесла Росвита, пришепетывая изо всех сил, чтобы ее речь не слишком отличалась от акцента аостанцев. — Мы прошли большой путь от дворца архиепископа в Равене, потому что до нас дошли слухи, что из-за осады многие женщины впали в грех, а это против законов Господа. Мы хотим вернуть их на путь истинный.

— Неужели на пути истинном много хлеба? — расхохотался первый стражник, а вслед за ним и его приятель.

— Нет хлеба слаще, чем прощение Господа, — сурово возразила Росвита. — Помолитесь ли вы с нами, братья?

Но они не собирались молиться. Солдатам было скучно, они устали и сочли, что особого вреда две женщины не принесут. Надо окончательно сойти с ума, чтобы по доброй воле направляться в осажденный город.

— У нас приказ никого не пускать в город. Вы можете передать им какие-нибудь вести.

— Да ладно, Аделькур, шлюхи каждый день приносят им новости. Будто ты не знаешь, что половина шлюх шпионят для королевы, собирая все слухи.

— Говорят, что королева Клетия, которая правила Дарром когда-то давно, и сама была не прочь позабавиться. Я слышал, что у нее было не меньше шести мужей, а новых священников она заставляла удовлетворять ее, пока не надоедят.

Солдаты смеялись, но не сводили глаз с женщин. Росвита не смогла скрыть отвращения, но Теофану умела скрывать свои эмоции, ее лицо осталось бесстрастным, словно она вовсе не слышала этих слов.

— В городе много больных, — начала Росвита. Она взяла с собой серебро, но боялась, что попытка подкупа вызовет у них подозрения. — Мы с сестрой — целительницы, и Господь повелел нам направиться сюда, чтобы врачевать тела и спасать души грешниц. Мы останемся в лагере и будем молиться, прося всех сестер наших свернуть с пути порока. Мы будем молиться денно и нощно до тех пор, пока нам не разрешат войти в город, чтобы помочь тем, кто в этом нуждается.

Угроза сработала. Никому из солдат не хотелось, чтобы монахини стояли посреди лагеря и молились, привлекая внимание к той торговле, которая здесь кипит под покровом ночи.

— Идите! Идите прямо за шлюхами. Думаю, их компания понравится вам меньше, чем наша.

Осыпаемые вслед насмешками и скабрезностями, Росвита и Теофану пошли к воротам.

Здесь часовые были худыми и не такими разговорчивыми. Их не хотели пускать, подозревая в них шпионов Айронхеда. А когда Росвита дала стражнику серебряную монету, он отвел их к капитану.

В каменных подвалах было сыро и холодно, Росвита чихнула, а солдат, не задумываясь, сказал:

— Будьте здоровы, сестра. Да оградит вас Господь от всяких болезней.

Капитан сидел в крохотной каморке, в которой не было даже окна, и пил горячий чай. Часовой выложил перед ним на стол серебро, полученное от Росвиты. Капитан заявил:

— Я терплю шлюх и торговцев, потому что они приносят в город хлеб, и мы можем хоть немного сберечь запасы зерна. К тому же они рассказывают новости. Но я терпеть не могу шпионов, даже если они и нацепили на себя одежды монахинь.

— А я терпеть не могу дураков, — в тон ему отозвалась молчавшая до сего момента Теофану. — Я принцесса Теофану, дочь Генриха, короля Вендара и Варре. — И понимая, что ей могут не поверить, она расстегнула монашескую одежду и показала золотое ожерелье, висящее у нее на шее.

Капитан вскочил:

— Ваше высочество! Я слышал о том, что с севера прибыло подкрепление, но думал, что это лишь слухи. Люди готовы сказать что угодно, лишь бы получить лишний кусок хлеба. Люди Айронхеда не идиоты, они вполне могли специально солгать нам. А если это правда…

— Если это правда, — холодно заметила Теофану, — то вам лучше отвести нас к королеве Адельхейд.

По извилистым улочкам их привели на главную площадь города, где располагались собор, ратуша, рынок и дворец. Там их поручили слугам, которые, как и солдаты, не отличались дородностью. Однако в городе не было заметно паники или недовольства, которые ведут к поражению. В Венначи хватало воды, и здесь умело распределялось продовольствие.

Но так не может продолжаться бесконечно.

Слуга, одетый в красивую ливрею, провел их во внутренний двор. Здесь цвели цветы и жужжали пчелы. Благородные дамы играли с обезьянками и маленькими собачками в золотых ошейниках. Садовники чистили дорожки, выложенные кирпичом, и поливали клумбы с лавандой, фиалками и пионами. Из этого дворика, который, как и весь дворец, находился на возвышении, открывался прекрасный вид на долину, где расположился лагерем Айронхед. Отсюда его палатки и солдаты казались нарисованной на фоне голубого неба фреской.

Во дворике не было ни трона, ни какого-нибудь кресла, но Росвита сразу поняла, кто из благородных дам — королева Адельхейд. Она не носила корону или золотое ожерелье, столь обычные на севере, ее одежда ничем не отличалась от одежды других дам, но у ее ног вместо собачки или обезьянки лежал пятнистый леопард, и королева рассеянно поглаживала его босой ногой, словно не понимая, как легко такой зверь может перекусить ее пополам.

Перед ней на коленях стояли несколько женщин, судя по ярко накрашенным лицам и кричащим одеждам, — проституток, они опасливо косились на леопарда и сбивчиво что-то рассказывали. По тому, как менялось выражение лица королевы, Росвита видела, что эта маленькая хрупкая женщина привыкла повелевать. Слуга что-то прошептал ей на ухо, она дала каждой женщине по монете, встала и направилась в сторону Росвиты и Теофану. Все тотчас уставились на королеву.

Адельхейд остановилась перед Теофану, осмотрела ее с головы до ног и произнесла на ломаном вендийском:

— Вы — моя кузина? Я учу ваш язык, чтобы говорить с королем.

— Рада приветствовать вас, кузина, — ответила Теофану на аостанском диалекте. Затем она перешла на родной вендийский, предоставив Росвите переводить: — Я приветствую вас и от имени моего отца Генриха, короля Вендара и Варре. — Принцесса была почти на голову выше хрупкой Адельхейд. Королева же, как отметила Росвита, обладала тонкой красотой, которая со временем превратится в зрелую красоту матроны.

— Пойдемте, — сказала Адельхейд, кивнув Росвите. — Я угощу вас фруктами и вином, но, увы, мы не можем терять много времени на церемонии. Расскажите мне, много ли солдат вы привели и собираетесь ли использовать их, чтобы прогнать Айронхеда?

Она повела их по коридорам и аркадам, не умолкая ни на минуту, так что Росвите несколько раз пришлось прерывать ее, прося повторить сказанное. Наконец они вышли на балкон, увитый виноградными лозами, где уже стоял столик, накрытый для троих.

— Вы наверняка видели, — начала королева, когда первый голод был утолен, — как собаки дерутся из-за кости. Люди Аосты — мои дети, и они послушны, но лорды — совсем другое дело. Я никому не могу доверять. И если кто-то из них и прогонит Айронхеда, то лишь для того, чтобы самому занять его место. Говорят, что Айронхед отравил свою жену, когда она отказалась уйти в монастырь, чтобы он мог спокойно жениться на мне.

— Да, милосердным он мне не показался, — согласилась Теофану, ощипывая виноградную кисть. — Но у меня недостаточно сил, чтобы изгнать его.

— А если мы согласуем нашу атаку? Вы нападете на его лагерь, а мои люди откроют ворота и нападут на них из города?

— Это возможно. Прежде чем уйти из лагеря, я договорилась с капитанами о разных сигналах. Они готовы начать атаку в любой момент. Но каковы ваши силы? На кого вы можете рассчитывать?

Они обсудили эту идею во всех деталях, но в конце концов пришли к выводу, что, даже напав с двух сторон, им не одолеть Айронхеда.

— Сколько еще времени вы сможете выдержать осаду? — спросила Теофану. — Я бы могла вернуться к отцу и попросить большую армию. Хотя нет, даже сейчас мы с трудом перебрались через горы, обратно мы не сможем вернуться до весны.

— К тому времени у нас совсем не останется запасов. — Адельхейд показала на стол: — Королевские сады не могут прокормить всех. А наблюдатели со стен доложили, что Айронхед пытается отравить воду. Нет, кузина. Сегодня утром клирики сказали, что стражам северных ворот было видение. Они видели огненную армию. Несомненно, Господь дает нам знак. Так что действовать лучше сейчас.

— Айронхед скоро узнает, где и как расположены мои войска, — добавила Теофану. — И поймет, что я не в состоянии напасть на него. Тогда мне придется отступить.

— Он не позволит вам уйти. Вы и так рискуете. Он вполне может жениться и на вендийской принцессе, если не удастся заполучить меня. Я слышала, он силой взял в жены жену своего брата после того, как убил его. Она родом с юга, но теперь ее земли захвачены, и она стала ему не нужна. Нет, надо выбираться отсюда.

— Может, вы сумеете выйти из города, переодевшись, как и я, клириком… Или другой женщиной?

Адельхейд рассмеялась:

— Шлюхой? Я знаю, что обо мне говорят. Это могло бы сработать, но я не могу оставить Айронхеду моих людей и солдат — вы сами видели, что он с ними делает. Но мне надо попасть к Генриху. Правда, что его королева умерла и он до сих пор не женился?

— Да, кузина. Моя мать, королева София, умерла три года назад. Разумеется, я не собираюсь скрывать от вас намерений моего отца. — Теофану замолчала, а Адельхейд прикусила губу, ожидая продолжения. — Он хочет, чтобы вы вышли замуж за его сына.

— Сына? — Адельхейд покраснела. — Но этот принц, должно быть, очень молод?

— Нет, Сангланту двадцать пять лет, и у него репутация отличного воина, настоящего полководца…

Адельхейд вскочила.

— Но ведь Санглант… Он же бастард, разве нет? Я не выйду замуж за бастарда! Или Генрих смеется надо мной? Он что, слишком стар, чтобы иметь детей и воевать?

— Нет, ваше величество, — ответила Росвита, прежде чем Теофану успела открыть рот. — Он по-прежнему силен.

— Так почему вы думаете, что такой женщине как я нужен молодой человек, а не тот, который показал себя мудрым правителем? Дайте мне только выбраться из этого места, и я сама предложу ему жениться на мне и стать королем Аосты! Или вы думаете, он отошлет меня?

Теофану была ошеломлена вспышкой гнева Адельхейд. Но королева собиралась предложить Генриху то, чего он так добивался. Санглант сейчас в опале, так неужели Генрих не воспользуется шансом, тем более что обстоятельства так переменились?

Теофану встала и подошла к балюстраде. Она посмотрела на оливковые деревья, которые росли внутри городских стен.

— Мой отец отнюдь не дурак, кузина, — сказала она. Теофану смотрела на деревья так долго, что Адельхейд, не выдержав, подошла к ней и тоже уставилась вниз. Росвита недоверчиво покосилась на леопарда, который следовал за королевой по пятам, та рассеянно погладила его по голове.

— О чем вы думаете, кузина? — наконец спросила она.

Теофану улыбнулась и снова посмотрела на деревья:

— У меня возникли кое-какие мысли. У нас есть и другие союзники, если только мы подумаем о них. Скажите, кузина, кавалерийские лошади Айронхеда защищены доспехами?

Дерево никак не могло упасть в таком направлении и так не вовремя. Сангланта спас только острый слух: он услышал поскрипывание и отскочил в сторону, а на то место, где он только что стоял, рухнула огромная ель. Его осыпало иголками и едва не задело веткой. Эхо от падения пронеслось по всему лесу.

Некоторое время Санглант просто стоял и смотрел на дерево, не в силах понять, что же, собственно говоря, произошло. Эхо затихло, дрожащие ветки успокоились, и принц, придя в себя, принялся осматривать упавшую ель. На стволе ели не было и следа каких-либо повреждений, ее корни не подрыли животные, а жуки-древоточцы даже и не приближались к ней. В воздухе не пахло грозой, а последний снег лежал лишь в самых затененных местах.

Здоровые деревья не падают сами по себе.

Санглант окончательно пришел в себя и свистом подозвал к себе собаку, которая обнюхивала упавшее дерево, — из-за густых ветвей ее почти не было видно. Вдруг раздался жалобный визг, и пес вылетел оттуда, поджав хвост. Санглант в последнее время не расставался с мечом, и сейчас, положив на землю топор, он вытащил оружие из ножен и осторожно направился к комлю. В последнее время он чувствовал, что меч стал для него слишком легким, — принц поправился и окреп, работая с братом Херибертом над постройкой новых помещений.

Санглант принюхался, но не уловил никаких посторонних запахов. Рядом с ним толпились полупрозрачные слуги, он слышал их болтовню.

— Тише, — прошипел он, и они замолкли. Принц прислушался, но не услышал ничего подозрительного. Подойдя к комлю, он внимательно осмотрел его, потом провел пальцем по срезу — никаким топором невозможно сделать такое. Срез был идеально ровным, словно что-то рассекло толстый ствол, как нож яблоко. Санглант опустился на колени, осматривая и обнюхивая землю, но ничего не нашел.

— Кто мог такое сделать? — спросил он у слуг, но те не ответили. Принц почувствовал, что они чего-то боятся. Как говорила Лиат, эти создания живут в подлунной сфере, а здесь они служат колдунам-математикам, укрывшимся в долине.

Как, впрочем, и они с братом Херибертом. Сангланту было не очень приятно узнать, что кто-то в долине, кроме него самого и брата Хериберта, может справиться с таким деревом, но не делает ничего, чтобы помочь им в работе. Сын короля не должен служить лесорубом и выполнять всю черную работу, но он занимался этим, потому что хотел спокойно жить вместе с Лиат. Она была беременна и хотела учиться здесь, поэтому он смирился с таким положением вещей.

Но эти покушения уже начали ему надоедать.

Санглант быстро осмотрел лес вокруг, но, разумеется, не обнаружил и следа своего несостоявшегося убийцы. Он счел, что на сегодня одной попытки его убить достаточно, и спокойно принялся за работу. Принц думал, что сегодняшнее покушение показывает — враг недооценил его. И уж во всяком случае он не знает о чарах, которые наложила на него мать.

Он срубил дерево, которое собирался свалить сегодня, и принялся обрубать ветви у злополучной ели. Хотя он лишь один раз прерывался, чтобы поесть, да еще несколько раз затачивал топор, к вечеру он успел обрубить лишь половину. Поясницу у него ломило, а рубашка вся промокла от пота. Санглант взял меч, топор и зашагал вниз по узкой тропке.

По мере спуска на его пути все больше попадалось дубов, буков и ясеней. Санглант зашел на винодельню и взял пару кистей винограда. Длинные вечерние тени падали от каменной башни и старых сараев, а недавно построенный Санглантом и Херибертом зал сиял золотом свежеоструганного дерева. Брат Хериберт сидел на коньке крыши, подоткнув рясу за пояс: теперь он мало походил на священника — мускулистый мужчина с мозолистыми руками плотника. Сейчас он прибивал к стропилам доски основы, которые затем покроют гонтом.

— Мир тебе, брат, — крикнул Санглант и рассмеялся. — Ты посрамишь меня, если не оторвешься от работы и не пойдешь со мной к пруду. — Хериберт усмехнулся в ответ, но не прекратил своего занятия. — Когда-нибудь, — продолжил Санглант, — я уйду из этой долины, но тебя ни за что не отпустят, потому что второго такого работяги им не найти.

Хериберт улыбался, но продолжал вгонять гвозди в доски. Сангланту ничего не оставалось, как дождаться, пока он не сочтет работу законченной. Санглант сел на сложенные доски, которые они с Херибертом приготовили для крыши, а вокруг него вились слуги. Принц привык к их присутствию и почти не замечал. Он огляделся и заметил двух магов — молодую женщину и пожилую, — которые вышли из башни и теперь, сидя на грубой деревянной скамье, разговаривали. Благодаря острому слуху он слышал все, что они говорили, но не понимал ни слова — беседа шла на незнакомом ему языке. Они были довольно далеко от Сангланта и Хериберта, так что не могли услышать их.

— Хотел бы я хоть разок увидеть сестру Зою без одежды, — негромко проговорил Санглант. — Сдается мне, под этими мешковатыми одеяниями скрываются дивные формы.

Хериберт фыркнул, но ничего не ответил.

— Правда, боюсь, — продолжал Санглант, — что она терпеть не может мужчин.

— Или того, что делает мужчину мужчиной, — пожал плечами Хериберт. Он удовлетворенно осмотрел свою работу и слез с крыши. — Я слышал, что ее очень рано выдали замуж и муж плохо с ней обращался. Он был жесток, и, когда ей исполнилось шестнадцать, она убила его при помощи магии. Она жила с ним три года.

— Жаль, что она не сделала этого раньше! А как она оказалась здесь?

— Она сбежала к своей тетке, монахине из монастыря святой Валерии. Через некоторое время она пришла сюда.

— Понятно, а кто же ее тетя?

— Говорят, что она умерла. — Хериберт принялся складывать инструменты, но вдруг застыл и обернулся к Сангланту: — Ты думаешь, тебя пыталась убить Зоя?

— Кто знает? Сестра Зоя и брат Северус предпочитают вовсе меня не замечать. Полагаю, они меня терпеть не могут. Для сестры Мериам я просто чужак. Для нашей всемогущей сестры Анны я всего лишь инструмент, правда, она еще не определила — для чего. — Он показал на пожилую женщину рядом с сестрой Зоей: — Только сестра Вения хорошо ко мне относится.

— Есть люди, по которым никогда не поймешь, что они думают на самом деле. — Хериберт покраснел. — Не доверяй ей.

— Поскольку она твоя тетя, то тебе, конечно, виднее. Я прислушаюсь к твоему совету, ведь ты знаешь ее лучше, чем я. Доброе лицо тоже порой скрывает черную душу. — Санглант вспомнил о Хью. В последний раз, когда они виделись, тот лежал на земле, окровавленный, и над ним стояли собаки, готовые растерзать его в любую минуту. Но мысли о собаках заставили принца вспомнить об отце. Он вздохнул.

— Наверное, сестра Анна могла бы положить конец покушениям на тебя. Скажи ей, — посоветовал Хериберт.

— Может, это просто проверка. Или она не знает.

— Я не верю, что есть что-то, чего она не знает, — усмехнулся Хериберт. — Но Лиат наверняка могла бы поговорить с матерью. Вам нужно довериться ей.

— Нет. — Он покачал головой. — Я только понапрасну встревожу ее. Она будет настаивать на отъезде, а это повлечет за собой новые проблемы. Ей нужно быть здесь, по крайней мере пока она не родит и не восстановит силы. — Он мрачно усмехнулся. — В любом случае, Хериберт, она не умеет хранить секреты, даже если сама думает иначе. Если она разозлится, то сразу кинется всех обвинять. Мне нравится сознавать, что они не знают, что я знаю об этом.

— Если они не знают, что ты знаешь, и, зная это, знают, будто ты думаешь, что они не знают, что ты знаешь… Это всего лишь игра слов, мой друг.

— Но ты забываешь, что я всю жизнь провел при дворе и вижу любую интригу, которую только можно вообразить.

— Вам следует быть поосторожнее, милорд принц, — встревоженно предупредил Хериберт. Обычно он использовал титул только для того, чтобы поддразнить Сангланта или, наоборот, когда был совершенно серьезен. — Математики — люди опасные.

— Почему ты остаешься здесь, Хериберт? — неожиданно спросил Санглант.

— Я боюсь уйти отсюда еще больше, чем остаться. Я не настолько смел, как вы, мой принц. И в душе я не воитель, как и многие из священников. Я боюсь того, что со мной сделают, если я попытаюсь бежать. В любом случае, сюда можно попасть только через круг камней, а я не знаю этой тайны. Другого же пути я не нашел. — Он взвесил на руке сумку с инструментами и улыбнулся. — И по правде сказать, мне здесь нравится — раньше у меня никогда не было возможности строить.

— Да, мой друг, — ответил Санглант, вставая с места. — Ты построил отличный дом. Но мне хочется вымыться, так что пойдем к пруду.

Слуги мельтешили вокруг него, то и дело взъерошивая ему волосы и щекоча шею, а он в ответ ловил их, а потом выпускал, не причиняя вреда, — так они поддразнивали друг друга. В воздухе слышался тонкий смех. Хериберт улыбнулся и покачал головой, глядя на эту забаву.

Сестра Вения, которую раньше знали под именем епископа Антонии, смотрела, как ее незаконный сын и его товарищ исчезают в вечерних сумерках. Наверное, они неизбежно стали бы друзьями в таких обстоятельствах. Конечно, принц Санглант необразован, груб и был только наполовину человеком, и вряд ли ему в друзья подошел бы молодой священник, с самого детства обученный наукам. Но здесь мужчины сошлись и, очевидно, неплохо понимали друг друга.

— Мне не нравится, как он на меня смотрит, — резко произнесла сестра Зоя. — Он ведет себя непристойно!

— Брат Хериберт?! — воскликнула Антония, ошеломленная обвинением.

— Хериберт? Нет, я говорю о Сангланте!

— А, да. Думаю, его сильно привлекают плотские утехи. Зоя содрогнулась.

— Никто из нас не свободен от уз плоти. — Из башни с фонарем в руке вышел брат Северус. — По крайней мере пока мы ходим по земле. Он плохо влияет на девочку. И пока он тут, невозможно ожидать, что она сможет учиться, не отвлекаясь на постороннее. Беременность! — Он произнес это слово с отвращением. — Мы предполагали, что она будет совсем другой.

— Это ужасно. — Зоя снова вздрогнула. — Я просто смотреть не могу на этот раздутый живот. К чему уродовать себя, если можно оставаться священным сосудом?

— Никто из нас не смеет бросить первый камень, — мягко сказала Антония. — Ни одна женщина в этой долине не является безгрешной, даже Анна. Ведь, в конце концов, и она дала жизнь ребенку. О мужчинах я вообще не говорю. По своему опыту Антония знала, что люди, которые чаще всего принимают вид воинствующей невинности, просто-напросто забыли о собственных грехах.

— Не важно, — произнес Северус, подняв бровь. — Мы предполагали, что она будет чиста и невинна, но, как видим, наши надежды пропали втуне. И ее сделал такой не их брак, а единение с этим существом. Принц опасен для нас, для всего, над чем мы работаем. Только посмотрите, как вокруг него вьются слуги, хотя они должны работать на нас.

— Лучше уж пусть они присматривают за ним, чтобы он не натворил чего-нибудь, о чем мы узнаем в самое неподходящее время, — возразила Антония.

— То же самое сказала и сестра Анна. Возможно, вы правы. Но мне кажется, что проще было бы избавиться от него раз и навсегда, этим мы сразу решили бы все проблемы.

— Его не так-то легко убить, — сказала сестра Анна. Она вышла из башни, за ней по пятам следовала сестра Мериам. — Хотя я согласна с тем, что его влияние на Лиатано сильно вредит достижению наших целей.

— Все мы были молоды. — Сестра Мериам за последние несколько месяцев сильно постарела и теперь говорила тихо, почти шепотом. — А молодых очень легко соблазнить. Иногда я думаю, что только отсутствующий брат Люпус остался верен своим клятвам.

— Простолюдин! — Северус посмотрел на башню. — Вряд ли стоит равняться на него, сестра Мериам.

— В моей стране говорят, что богач так же легко может стать рабом, как и бедняк, если на то будет воля Господа. Счастье переменчиво, и бедняк может разбогатеть, а раб стать генералом, коли этого пожелает Господь.

— Пословицы неверных мало нас интересуют, — холодно возразил Северус.

— Давайте пойдем ужинать, — торопливо предложила Зоя. — Возможно, мы успеем поесть, прежде чем вернется этот пес. Ненавижу смотреть, как он ест!

— Постарайтесь понять, — спокойно сказала Анна. — Вас раздражает не его присутствие, а след врага рода человеческого в вашей собственной душе.

Зоя покраснела. С того дня, как в долине появился Санглант, она инстинктивно начинала прихорашиваться, даже когда о принце просто заходила речь. Вот и сейчас она нервно одернула одежду. Антония с облегчением вздохнула: Хериберт мог заметить красоту Зои, но было очевидно, что она не обратит на него внимания. По крайней мере можно не заботиться о том, чтобы уберечь его от Зои. Правда, оставалась еще Лиат. Антония, которая много лет выслушивала исповеди и наблюдала за людьми, сразу поняла, что теплая, необычная красота Лиат привлекает мужчин, как огонь мотыльков. Но Лиат была беременна, а ее муж ходил вокруг нее, словно сторожевой пес. Все-таки мужчинами очень легко управлять — они вечно стараются выяснить, кто из них сильнее. Поэтому Господь и поставил женщину управлять Церковью, женщина гораздо разумнее.

— Думаю, все дело в его крови, — заметил Северус. — Его мать — Аои, и этим все сказано. Они умеют пробуждать желание.

Бедная сестра Зоя была пылкой натурой, хотя и старалась вести праведную жизнь. Она покраснела еще больше и пошла в зал. Антония чувствовала аромат жареного ягненка и свежего хлеба. Анна посмотрела вслед Зое и, приняв какое-то решение, пошла за ней. Северус направился в башню вместе с сестрой Мериам. В долине не было только брата Маркуса, который несколько недель назад отправился в Дарр.

На втором этаже башни горел свет. Антония заглянула туда и увидела, что за столом сидит Лиат и читает. Новые столы и скамьи, сделанные Санглантом и Херибертом, сильно облегчили жизнь маленькой общины — старые буквально разваливались на глазах. Конечно, нет ничего хорошего в том, что Хериберт занялся плотницким ремеслом, но, с другой стороны, его работа была полезной.

Палец Лиат скользил по строчкам, а губы шевелились, не произнося, впрочем, ни звука. Антония никогда не видела, чтобы люди читали так тихо.

— Ага, — сказала Лиат, — если все предметы стремятся к центру и если Вселенная давит на Землю равномерно со всех сторон, значит, Земле не нужно никакой поддержки, чтобы оставаться в центре Вселенной.

— Что вы читаете? — спросила Антония.

Лиат была странным человеком, помимо того, что она была дочерью Анны, было в ней что-то сверхъестественное, хотя бы эта способность читать при таком слабом свете.

Лиат вздрогнула.

— Простите, сестра Вения, — вежливо извинилась она, закрывая книгу. — Я и не заметила, как стемнело. Я читаю Птолемея. Раньше я не читала «Синтаксис», только отрывки из него, и еще — «Конфигурацию мира». Здесь оказалось много сведений, ранее скрытых от меня.

Антония никогда не слышала о книге с таким названием, но не показывать же свое невежество женщине, одетой как простая «орлица», которой она когда-то была, и называющей странное создание своим мужем. Было очень неприятно узнать, что Лиат — дочь Анны, которая явно принадлежала какому-то благородному роду. Правда, Антония еще не поняла, к какому именно — здешние обитатели хранили молчание, — но она никогда не была глупа и уже начинала кое о чем догадываться.

Лиат поставила книгу в шкаф. Потом нахмурилась и подошла к столу, где лежали разные таблицы, вычисления и диаграммы движений звезд. Она задумалась, потом исправила что-то в своих вычислениях и спросила:

— А вы как думаете? — Она протянула таблицу Антонии.

Той неприятно было осознавать, что эта молодая женщина так легко управляется с цифрами, которые, как считала Антония, были самым трудным в математике. Неудивительно, что церковь признала искусство вычислений происками врага рода человеческого и осудила епископа Таллию, дочь императора Тейлефера, на совете в Нарвоне сотню лет назад.

— Исправлять вас — дело сестры Анны, — сурово сказала Антония. — А я пришла лишь напомнить, что пора ужинать.

— Санглант уже вернулся? — спросила непочтительная девчонка.

У нее не было и толики прекрасных манер Хериберта, который всегда вел себя должным образом, даже не задумываясь об этом.

— Полагаю, он пошел умываться.

— О, тогда пойду позову его на ужин!

Антония попыталась остановить ее, но Лиат уже выскользнула за дверь, ей не помешал даже округлившийся живот. Бедная сестра Анна. Лиат совершенно невоспитанна. Как, должно быть, ей неприятно видеть, что дочь ведет себя как простолюдинка. Даже у Сангланта манеры лучше. Хотя это естественно — он жил при дворе, и его натаскали, как натаскивают собак.

Антония пошла за Лиат мимо сада, по лугу к пруду, где мужчины резвились, как маленькие дети — беззаботные и веселые.

Потом Санглант завопил, как, наверное, кричал во время сражений:

— Лиат! Упаси тебя Господь подходить ближе! Ты смутишь нашего благочестивого клирика, который стоит в чем мать родила!

Раздался всплеск, барахтанье.

Антония встревоженно подошла ближе. В лунном свете она увидела фигуру Хериберта, который стоял по пояс в воде, и Сангланта, который отплевывался и весело смеялся.

— Не думай, что я безоружен, — произнес Хериберт добродушно, явно поддразнивая принца. Антония никогда не слышала, чтобы ее сын говорил с кем-нибудь таким тоном. — У меня наготове меч мудрости, а у тебя… Ладно, не будем говорить…

— Я пришла сказать, что ужин уже готов, — объявила Лиат из темноты.

Санглант выбрался на берег и отряхнулся, как собака, вытерся рубашкой и натянул другую. Хериберт по-прежнему оставался в воде. Одевшись, Санглант направился к деревьям, и оттуда донеслись нежные слова и звук поцелуев.

Это была загадка, но вполне разрешимая, как и прочие загадки такого рода: двое детей, чьи матери были великими колдуньями. И не важно, в чем математики подозревали Аои, даже если эльфы действительно не Потерянные, а Ушедшие, которые ждут возвращения. Эти математики были глупцами, несмотря на все свои знания, иначе бы они не пытались убить Сангланта. В нем заключена великая сила: Господь благословил его, даровав способность вести за собой людей. У нее, Антонии, эта способность тоже была, и она не забыла свои мечты и надежды. Здесь, в Берне, она лишь ожидает своего часа. Брат Северус не прав: Господь не призывает избранных удалиться от мира, и лишь мудрейшие могут править. Она — одна из таких избранных.

— Встретимся за ужином, брат! — крикнул Санглант Хериберту.

Антония прислушалась к удаляющимся шагам и увидела, как за Санглантом летят слуги Анны. Просто невероятно, как они ластятся к принцу.

Пруд утонул в сумерках, и Хериберт казался лишь серой тенью. Он вылез из воды и оделся. Интересно, видела ли Лиат его обнаженным? «Даже если и так, — подумала Антония, — то это небольшая цена за его дружбу с принцем, который когда-нибудь окажется мне полезен».

Пчеловоды Венначи окурили пчел, ночью ульи принесли к восточным воротам и приготовили маленькие катапульты.

За день до этого солдаты Адельхейд совершили небольшую вылазку, и, прежде чем превосходящие силы Айронхеда заставили их отступить обратно в город, многие из них попали в плен, кто-то оказался убит, но под прикрытием их атаки Теофану с небольшим эскортом пробралась к своей армии, оставив Росвиту с Адельхейд.

Сейчас, стоя на стене, Росвита смотрела, как солдаты готовятся к новой вылазке. Она восхищалась их верностью. Адельхейд знала секрет правления: она была щедра и сама вникала во все дела. Поэтому люди готовы рисковать, чтобы помочь ей спастись из осажденного города и уйти на север.

Но и Айронхед не дремал. Он собрал основные силы у восточных ворот и с восходом солнца подготовил кавалерию на тот случай, если Адельхейд предпримет новую вылазку.

— Сестра, нам надо идти к северным воротам.

Один из клириков Адельхейд отвел Росвиту вниз, и они поспешили через весь город к северным воротам. Горожане закрылись в своих домах, на улицах не было ни души, стояла такая тишина, что Росвита слышала отдаленный лязг оружия, который напоминал тонкий звон церковных колоколов. В небо поднимались клубы дыма — сигнал от Теофану. Ее армия атаковала Айронхеда, по крайней мере Росвита на это надеялась.

У северных ворот сотня солдат окружила Адельхейд, за этим вооруженным эскортом тянулся обоз — повозки, груженные добром, слуги и компаньоны. От восточных ворот донесся шум.

Королева Адельхейд села на прекрасную вороную кобылицу. Росвита взобралась на серого жеребца, и, как только она уселась в седло, до нее донесся рев из восточной части города.

Адельхейд громко рассмеялась.

— Они кинули ульи на кавалерию! — воскликнула она под приветственные крики солдат. — Вперед! Поехали!

Северные ворота открылись, и лучники со стен начали стрелять. Вперед пошла пехота, прорубая дорогу для кавалерии, которая пустилась следом. Росвита чувствовала ужас и наслаждение, отправляясь в схватку вместе с армией, но вооруженная лишь молитвами.

Над головой свистнула стрела, Росвита пригнулась к шее лошади и почувствовала резкую боль в спине. Впрочем, крови не было, и монахиня выругала себя за неповоротливость и привычку к долгому сидению за столом. Ее лошадь понесла. Но какой-то солдат, скакавший рядом, перехватил поводья и что-то выкрикнул — Росвита не поняла, что именно, от шума битвы у нее звенело в ушах или, может, она просто очень испугалась. Так что она позволила вести ее куда надо, а сама занялась тем, чему ее учили в монастыре и что у нее хорошо получалось: принялась молиться.

Они выбрались как раз там, где три дня назад Росвита и Теофану разговаривали со скучающими часовыми Айронхеда. Сейчас солдаты Адельхейд скрестили мечи с теми самыми стражами, и через несколько минут все было кончено. Отсюда Росвита видела лишь пыль, поднимающуюся у восточных ворот, да силуэты лошадей со всадниками и без. Адельхейд с солдатами и обозом перебрались через заброшенные поля и небольшие рощи, и вот они уже у подножия холмов.

Только теперь они решились оглянуться назад. Виднелись верхушки башен, все остальное утопало в пыли. Солдаты радостно загомонили. Адельхейд смотрела на город, оставшийся позади, и ее профиль четко выделялся на фоне позолоченных осенью холмов. Королева накинула на плечи плащ, а шлем обвязала цветным шарфом, сейчас этот шарф развязался и струился за ней на ветру, словно знамя. Она была молода и красива той вдохновенной красотой, какую можно видеть в лицах святых и полководцев, ведущих солдат в битву за правое дело.

— Мы еще не в безопасности, — сказала Адельхейд.

— Здесь должны быть часовые, — отозвалась Росвита. Она узнала место: отсюда они с Теофану начали свой путь три дня назад. Спина у монахини все еще болела, но уже меньше, и Росвита решила, что, скорее всего, просто растянула мышцы. Она оглянулась на подтягивающихся всадников и поняла, как ей повезло — многие лошади остались без седоков, а из всего обоза удалось прорваться лишь повозке с казной королевы — ее охраняли двадцать солдат, сейчас четверо из них были тяжело ранены, и одежды остальных тоже покрывали пятна крови. Адельхейд со вздохом осмотрела оставшееся воинство.

К ней подскакал капитан в помятом шлеме.

— Ваше величество! Айронхед собирает силы. Скоро он разгадает наш маневр. Нужно ехать прямо сейчас, не дожидаясь остальных. Они потеряны для нас.

— Тогда не станем мешкать, — твердо произнесла Адельхейд. — Господь защитит тех, кто верно служил мне.

Капитан Рикард пересчитал своих солдат, и отряд направился в холмы, сопровождаемый остатками обоза. Послышался крик, грохот оружия, и, снова обернувшись, все увидели спешащего к ним всадника. На нем были цвета Адельхейд. Капитан послал ему навстречу солдата, и вскоре они оба закричали:

— Айронхед преследует нас!

Отряд добрался до искривленного деревца у пересечения двух тропинок — Росвита узнала это место.

— К лагерю принцессы Теофану ведет правая тропинка! — воскликнула она.

— Если вендийцы вступят в схватку с солдатами Айронхеда, мы окажемся между молотом и наковальней. Надо ехать в Новомо — там есть верные королеве дворяне.

Пять солдат отделились от них и направились в лагерь вендийцев. Росвита хотела поскакать за ними, но остановилась: королеву надо во что бы то ни стало довезти до Вендара, а принцесса велела ей помогать Адельхейд. Иногда правда бывает горькой, как настой полыни: как и большинство младших детей, Теофану не была необходима отцу. Не поэтому ли он послал в Аосту ее, а не Сапиентию, когда Санглант воспротивился?

Отряд взбирался по тропинке все выше, и с каждым поворотом Росвита чувствовала, что ей становится все труднее держаться в седле, — полуденное солнце немилосердно пекло голову. Впрочем, и привычные к местному климату солдаты обливались потом. Колесо повозки наткнулось на камень и сломалось. Среди слуг раздались жалобные причитания, Адельхейд нахмурилась, но не стала срывать гнев на слугах.

— Мы должны сохранить королевские регалии и грамоты, — скомандовала она. — Оставьте все, что не можете унести. Золото не сможет мне помочь, если я попаду в лапы Айронхеда и он запрет меня в какую-нибудь темницу.

— Может, мы спрячем сокровища у дороги, ваше величество? — предложил один из слуг. — Возможно, потом мы сможем вернуться и забрать их.

— Смотрите! — Капитан Рикард показал на город. Возле Венначи продолжалась схватка. По долине вслед за беглецами двигались фигуры в ярких шлемах, и капитан пояснил: — Люди Айронхеда.

Росвита перевела взгляд на запад, где располагался лагерь Теофану.

— Смотрите! — снова крикнул капитан.

Лагерь был весь охвачен огнем, горели палатки и повозки. Повсюду стлался дым, но с холма Росвита не могла разобрать, что там происходит: нападает ли Теофану на Айронхеда или, наоборот, он нападает на нее?

— Они приближаются, — сказал капитан, и Росвита поняла, что он даже не взглянул на горящий лагерь — вендийцы его не интересовали, он смотрел лишь на солдат Айронхеда. К холмам галопом мчался всадник в блестящем шлеме, рядом с ним скакал знаменосец. Росвита не могла разобрать цветов, но капитан быстро распознал, с кем они имеют дело.

— Сам Айронхед пустился в погоню. Ваше величество, нам придется оставить пеших людей здесь, иначе вас захватят.

Минуту Адельхейд молчала, словно принимая какое-то решение, но слуги быстрее поняли, что может случиться с королевой, попади она в плен, и, опустившись на колени прямо в дорожную пыль, начали умолять ее идти без них. Со слезами на глазах она благословила их и оставила на милость солдат Айронхеда.

— Я была не права, сестра? — спросила Адельхейд, когда они продолжили путь. От всей свиты теперь осталась дюжина придворных, шесть служанок, пять священников, включая Росвиту, и приблизительно человек восемьдесят солдат. Пешие слуги остались позади. — Я была не права, решив, что побег удастся? Мне следовало сдаться на милость Айронхеда? Или я должна была оставаться в осажденном городе до зимы, а потом ждать, что будет? Неужели видение огненной армии было послано врагом рода человеческого, а не Господом?

— Кто знает, ваше величество. Простым смертным не понять планы Господа. Вы сделали то, что считали нужным.

— А что с Теофану? — Адельхейд пристально посмотрела на Росвиту. — Возможно, наш план погубил ее. Так стоило ли пытаться?

— Господь даровал нам свободу воли, ваше величество. Все мы рискуем, несемся вперед, иногда попадая в переделки, а иногда добиваясь удивительных успехов. Я не могу вам ответить. Могу только сказать, что мы такие, какие есть.

Они скакали по тропе дальше. Через некоторое время они оказались в небольшой долине, потом тропинка снова круто пошла вверх. Однажды до них донесся приглушенный расстоянием крик, но может, им просто почудилось. Тропинка вывела их в новую долину, по которой тут и там были разбросаны изваянные ветром и дождем причудливые скульптуры.

— Мы добрались до Венначи по другой дороге, — сказала Росвита одному из священников, худому неулыбчивому человеку по имени Амикус.

— Вы шли через долину Егемо, — отозвался он. — А мы сейчас направляемся на северо-запад, в страну капардийцев. Это суровая земля, и будет трудно через нее перебраться. Но Айронхеду еще труднее будет преследовать нас, потому что у него больше лошадей и солдат, а их всех нужно поить и кормить. И вполне возможно, что пока они будут гнаться за нами, мы сумеем спрятаться.

Не решит ли Айронхед вернуться и захватить в плен Теофану? Или она уже попала к нему в руки? Или вообще убита?

Тропа стала каменистой и в некоторых местах сужалась настолько, что лишь горные козы могли идти по ней безбоязненно. Ближе к вечеру одна из лошадей захромала, всадник расседлал ее и повел в поводу назад, надеясь проскочить незаметно мимо солдат Айронхеда.

К этому времени одеяния Росвиты покрылись пылью, губы растрескались, а лицо оказалось обожжено солнцем. Она ужасно проголодалась, и к тому же у нее нещадно болела спина. Но, по крайней мере, ее серый конь не устал и, похоже, чувствовал себя прекрасно. Постепенно Росвита перестала обращать внимание на те места, где они проезжали, и сосредоточилась лишь на том куске тропы, который она видела непосредственно перед своей лошадью.

Они спустились в следующее ущелье и нашли там маленькое озерцо. На дне его бил ключ, и к поверхности воды тянулась тоненькая цепочка пузырьков. Из озерца вытекал ручеек, весело журча в камнях. Путники напились сами и напоили лошадей. Провиант пропал вместе со всем обозом, но солдаты возили с собой в седельных сумках хлеб и сушеное мясо, и проголодавшимся людям эта простая еда показалась невероятно вкусной. К тому же, когда ты находишься на волосок от смерти, жизнь кажется очень привлекательной.

На землю спустились сумерки, но луна светила так ярко, что ее света было вполне достаточно, чтобы различать дорогу. Ночную тишину нарушали только позвякивание сбруи и фырканье лошадей. Слышался чей-то шепот, брат Амикус кашлял. На дне ущелья тихо журчал ручей. После того как все утолили жажду, Росвита набрала воды в пригоршни и умылась. Какое наслаждение почувствовать на лице прохладу! Один из гребней, удерживавших волосы, сломался, и несколько прядей выбились из прически и прилипли к шее. Росвите казалось, что она уже вечность не приводила себя в порядок.

Они снова отправились в путь, ведя лошадей в поводу. Пока луна освещает путь, надо уйти как можно дальше. Через некоторое время путники решили устроить привал. Росвита задремала и во сне увидела книгу брата Фиделиуса.

Перед ее глазами появились первые строки из «Жития святой Радегунды», буквы сияли, словно были написаны огнем. «Господь и Владычица даруют женам величие и славу, укрепляя их разум… Одна из них — госпожа Радегунда, земное житие которой я, недостойный и смиренный Фиделиус, дерзаю воспеть и о ее величии решился изложить в словах… Этот мир разделил тех, кто когда-то был единым целым». А дальше перед Росвитой замелькали слова, которые не имели к «Житию» ни малейшего отношения. Когда-то давно она прочла их в одной книге и, казалось, забыла, но вот они вспыли в памяти, словно прочитанное исподволь влияло на ее мысли, и теперь настал момент, когда она наконец сможет понять то, на что в свое время не обратила должного внимания.

«В древние времена читали прошлое по движению звезд в небе, в коем Бог записал все, чему суждено свершиться. И ничто не скроется от взора ревностного ученого, постигшего язык звезд. Ибо в небесах можно прочесть обо всем, что уже случилось и что случится в далеком будущем. И та, которая в совершенстве овладеет умением читать по звездам, сумеет постичь древнее знание, хранителями которого были Потерянные. А они исчезли с лица земли в незапамятные времена, и человеку не дано понять, что двигало ими…»

Перед Росвитой по-прежнему сияли слова, яркие, как звезды в ночном небе, сверкающие, как ангелы перед лицом Бога. И во сне монахиня услышала странный голос, она никогда не слышала его прежде, но слова звучали так ясно и знакомо, словно старый друг напоминал ей о чем-то забытом:

— И назвали это время Великим Разделением.

Вздрогнув, Росвита проснулась. О Боже, что случилось с книгой? Что с братом Фортунатусом и бедным братом Константином? Неужели они погибли? Или Айронхед взял их в плен? Неужели книга пропала, сгорела при пожаре в лагере? Или ее потеряли в суматохе, и копия, так тщательно сделанная сестрой Амабилией, тоже исчезла? Неужели никто теперь не сможет восстановить накопленные братом Фиделиусом знания и не узнает о жизни святой Радегунды?

Луна скрылась, и без нее звезды засверкали на темном небе, как тысячи ярких фонарей. И Небесная Река, которую какой-то народ называет Млечным Путем, спокойно текла на запад, унося с собой души умерших в Чертоги Вечного Света. Внезапно Росвита почувствовала: сестра Амабилия умерла, они больше никогда не встретятся, и сейчас ее душа, превратившись в искорку света, плывет по этой огромной реке вместе с мириадами других.

Росвита заплакала и вскочила, чтобы куда-то бежать, но ноги у нее подкосились, и она тут же упала обратно. Перед глазами у нее мельтешили разноцветные круги.

Как сквозь толстый слой ваты, она слышала чей-то шепот, шаги — люди собирались в путь, несмотря на то что до рассвета было еще далеко. Шевелились какие-то неясные тени, мелькали смутно знакомые лица. Вдруг ей показалось, что звезды начали спускаться с неба и теперь приближаются к ним, собираясь забрать их с собой в далекий путь. Росвита вздрогнула от страха, очнулась от своего забытья и тотчас поняла, что приняла за свет звезд факелы — по тропе двигались какие-то люди.

— Сестра! — К ней подошел брат Амикус, она узнала его скорее по голосу — лицо в такой темноте было невозможно разглядеть. — Мы должны быстро уходить отсюда.

Росвита снова попыталась подняться, но поняла, что не может сделать ни шагу — малейшее движение причиняло ей боль. Двое солдат подняли ее, но на этом дело и кончилось.

— Я не могу идти! — прошептала она. Ей почти удалось уговорить их оставить ее здесь, но в эту минуту послышался знакомый голос и все волшебным образом переменилось.

Росвита ощутила ни с чем не сравнимую радость.

Повсюду слышались радостные восклицания, разноязыкий гомон, в котором монахиня различила вендийскую речь. Росвита пробралась к Теофану и поцеловала ей руку.

— Ваше высочество! — Голос Росвиты звучал так хрипло, что в первый момент она сама его не узнала. — Как вы здесь оказались?

— Аостанские солдаты привели нас сюда по вашим следам, — сказала Теофану. — Как я рада вас видеть! — И она расцеловала священницу.

Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица принцессы, но Росвита чувствовала, что та действительно рада ей.

— Я боялась, что не застану вас в живых — слишком многие погибли, — произнесла принцесса.

— Сестра! — Из темноты донесся хриплый, но восхитительно живой голос брата Фортунатуса. — Сестра Росвита!

Он отвел ее в сторону, к Теофану подошла королева Адельхейд. Раздавались команды, суетились солдаты, собираясь в путь. На этот раз им действительно пора было отправляться. Росвита каким-то чудом ухитрилась найти своего серого, с помощью аостанского солдата она взобралась в седло, предоставив ему вести ее коня в нужном направлении. Наверное, все-таки было бы лучше идти пешком, каждое движение лошади отдавалось в спине ноющей болью. Но Росвита вцепилась в луку седла, молясь только о том, чтобы не упасть, потому что подняться и снова взгромоздиться верхом было выше ее сил. Через некоторое время Росвита поняла, что наступило утро — в сероватом свете уже можно было различить места, по которым они проезжали.

Они подъехали к развилке. Каким-то образом Росвита оказалась в авангарде их растянувшегося отряда. Она слышала, как за ее спиной переговаривались люди, как они обсуждали, куда идти дальше и что с ними будет. Ей ужасно хотелось оглянуться и посмотреть на говоривших, но каждый раз, когда она пыталась повернуть голову, спина и шея начинали так отчаянно протестовать, что она бросила эти попытки и сидела в седле смирно, размышляя о том, что же все-таки хуже — саднящая боль или любопытство. Наконец отряд снова двинулся в путь, но несколько всадников отделились и направились по другой тропе на разведку.

Через некоторое время к Росвите подошел брат Фортунатус.

— С вами все в порядке, сестра? — участливо спросил он, в его голосе слышалось настоящее беспокойство. — Вы не ранены?

— Нет, все в порядке. Просто в моем возрасте не носятся галопом по горам. У меня спина буквально разламывается.

— У меня есть бальзам, который облегчит ваши страдания, сестра.

— Что еще удалось спасти из огня? — спросила она. — И где брат Константин?

Фортунатус слишком устал и уже не мог плакать.

— После того как вы уехали, сестра, брату Константину стало хуже. Я надеюсь… по крайней мере, хочу надеяться, что худшее уже позади и он поправится, но, по правде говоря, он был слишком слаб, чтобы мы могли взять его с собой… — Фортунатус заколебался, но потом нерешительно продолжил: — Нам пришлось оставить его, но я думаю, что аостанцы уважают церковь и позаботятся о нем. — Монах погладил запыленную седельную сумку, покоящуюся на спине мула — единственного достояния Фортунатуса, кроме старой рясы. — Но я захватил вашу «Историю», сестра, и «Житие святой Радегунды» вместе с копией. Мне удалось спасти бальзамы и мази — они оказались под рукой. И я вынес ваше любимое перо — вы как-то раз говорили, что им писать лучше всего.

— Благослови вас Господь, брат.

— Да я тут совершенно ни при чем, — отмахнулся он. — Это все принцесса Теофану. Она сохраняла спокойствие и присутствие духа, поэтому мы и пережили эту катастрофу, хотя, конечно, без капитана Фалька и его солдат мы бы не выбрались живыми. Они, в отличие от нас, не потеряли бдительность. Люди Айронхеда совершенно безжалостны, теперь-то я понимаю, что они давно собирались напасть на наш лагерь без предупреждения. Нам просто повезло, что королева Адельхейд решила в это время бежать, иначе, я думаю, Айронхед покончил бы с нами. Только из-за бегства королевы ему пришлось снова стягивать войска к городу.

Внезапно, перекрывая ставшее уже привычным цоканье копыт и прочий походный шум, раздался лязг оружия и ржание лошадей. Несомненно, это были звуки начинающейся битвы.

— Что это?! — воскликнула Росвита.

— Капитан Рикард с половиной своих солдат остался прикрывать нас. Он решил устроить засаду и, если удастся, убить Айронхеда — да поможет ему в этом Господь. Так мы сможем выиграть хоть немного времени.

— Ценой их жизней.

Фортунатус пожал плечами. Кавалькада прибавила ходу. Росвита прилагала немало усилий, чтобы держаться в седле прямо. Она уже перестала обращать внимание на места, по которым они проезжали, и даже не спешилась, когда они добрались до родника, — на это не было сил. Ей поднес воды один из вендийских солдат, и она поблагодарила его со слезами на глазах. Поскольку чашек у них не было, воду он подал ей в своем шлеме. От шлема пахло потом, а вода оказалась теплой, но монахиня не обратила внимания на такие мелочи — главное, она смогла утолить жажду.

Росвита размышляла о войне.

Что такое война? Для молодых это всего лишь игра, возможность показать силу. Мужчинам необходимо доказывать себе и всему остальному миру, что они — самые лучшие. У женщин редко есть повод или желание воевать — поэтому Бог и дал им власть. Только женщины могут удержать тех, кто стремится к богатству или власти — искушениям врага рода человеческого.

Солнце припекало, Росвита закрыла глаза и задремала прямо в седле, убаюканная привычными звуками. День стоял удивительно теплый — такие дни гораздо чаще бывают летом, а не осенью. В горле пересохло, и монахиня подумала, что, наверное, больше никогда не сможет говорить. Тогда ей позволят оставить королевский двор, и она наконец займется «Историей вендийского народа», которую уже давно обещала закончить для королевы Матильды. Неужели прошло уже пять лет? Неужели она была так занята при дворе Генриха, что не сделала и половины намеченного? Закончит ли она когда-нибудь свой труд?

— Сестра! — Росвита вздрогнула и очнулась. — Рядом стоял брат Фортунатус. — Вам плохо? Вы можете ехать?

С другой стороны стоял знакомый солдат со шлемом, наполненным водой, и краюхой черствого хлеба. Росвите пришлось долго размачивать хлеб в воде, прежде чем она смогла отломить кусочек. Наконец, справившись с этим нелегким делом, она осмотрелась. Неподалеку беседовали королева Адельхейд и принцесса Теофану. В их отряде было приблизительно сорок вендийских солдат под командованием капитана Фалька, столько же аостанцев, дворяне, клирики и слуги, которых набралось три десятка. Из разговоров Росвита поняла, что за последний час охромело восемь лошадей, включая и лошадь королевы, поэтому быстро продвигаться они не смогут. Овес для лошадей у них еще есть, а вот еды совсем не осталось. Воду можно набирать из родников и ручьев, но кто знает, смогут ли они находить эти источники и дальше. Чтобы выяснить, по-прежнему ли Айронхед ведет погоню, капитан послал назад двух разведчиков, но ни один из них до сих пор не вернулся.

Росвита огляделась и впервые за несколько часов заметила, по каким странным горам они едут. Из красноватого, крошащегося камня ветер и время изваяли огромные колонны, в скалах повсюду виднелись пещеры и небольшие выбоины. Деревья здесь не росли, а трава и невысокие кусты крепко цеплялись за каменистые склоны. Их было так мало, что больше всего они напоминали Росвите заблудшие души, иссохшие в ожидании животворящего взгляда Божьего.

— Нет! — послышался голос Адельхейд. Она смотрела на окружающих смело, как львица. — Я слишком многое потеряла, чтобы теперь уступить Айронхеду. Он превратил этот конфликт в войну, и я не собираюсь теперь сдаваться на его милость! Через некоторое время мы сойдем с этой тропы и повернем на север — в дикие земли Капардии.

— Но он найдет нас по следам, — возразила Теофану. Росвита восхищалась ее самообладанием. Пусть все они были измучены дальней дорогой, пусть их одежда покрылась пылью, пусть надежда почти оставила их — Теофану, как и прежде, оставалась спокойной и собранной. Она могла посмотреть на их безнадежное положение со стороны.

— Ну и пусть, — отозвалась Адельхейд. — Там, куда мы придем, это не будет иметь никакого значения, потому что он не сможет последовать за нами. Кто из вас пойдет со мной туда, откуда мы уже не сможем вернуться?

Часовой что-то крикнул, и люди по цепочке стали передавать его слова. Наконец Адельхейд доложили:

— Дозорный видел Берто, он мчится сюда галопом.

— Ну вот, один из наших разведчиков возвращается, — с облегчением вздохнула Адельхейд.

Внезапно часовой покинул свой пост и помчался вниз. Как только он спустился, его окружила плотная толпа.

— Ваше величество! — воскликнул он. — Берто убит! Я видел знамена Айронхеда совсем рядом. У нас мало времени.

— И сколько же его у нас осталось? — спросила Теофану так спокойно, словно речь шла о том, какое вино выбрать к обеду.

— Они настигнут нас через час, не больше.

Услышав это, все посмотрели на Адельхейд. Ни одна голова не повернулась в сторону принцессы.

— Пойдемте, — сказала королева решительно. — Брат Амикус хорошо знает эти места, он родился и вырос здесь. Он поведет нас к монастырю святой Екатерины. Туда моя мать посылала меня, когда я была маленькой девочкой, а мою старшую сестру похитил и убил принц, который не слишком отличался от Айронхеда. Я жила там в полной безопасности три года, пока продолжалась война, унесшая жизни троих моих братьев. Монахини не откажут мне в убежище. Едем! Надо спешить!

Несколько человек, в том числе и Росвиту, подсадили в седла к другим всадникам, так что лошадям пришлось нести двойной груз. Росвита оказалась в седле у брата Фортунатуса, поэтому смогла опереться на его широкую спину. Спать она больше не хотела и с изумлением рассматривала окружающий их пейзаж. Казалось, они каким-то волшебным образом перенеслись в другой мир, где обитают совершенно фантастические твари: каменные василиски и драконы, грифоны и великаны. Восемь всадников возвратились назад, чтобы запутать следы на случай преследования.

У Росвиты кружилась голова, ей казалось, что она видит все словно сквозь туман.

— Что такое Великое Разделение? — спросила она, но не услышала ответа. В конце концов Росвита закрыла глаза и провалилась в блаженное забытье.

Ей казалось, что она покачивается на ласковых волнах океана, а перед ней раскинулась вся вселенная. Звезды рассыпались по черному бархату неба как драгоценные камни — она могла бы собрать их в горсть. Далеко внизу лежала земля. Вокруг нее раздавались голоса, эхом отзываясь у нее в голове; было темно, как в преисподней, куда никогда не проникают солнечные лучи и где торжествует враг рода человеческого.

Когда Росвита пришла в себя, оказалось, что она лежит на мягкой кровати с компрессом на голове, а целебные бальзамы облегчили боль в спине и плечах. Она даже смогла проглотить несколько ложек жидкой каши, хотя еще несколько часов назад думала, что не в силах выпить и глотка воды.

Над ней склонилась незнакомая женщина. Все ее лицо было изборождено морщинами, так что больше всего оно напоминало прошлогоднее яблоко, закатившееся под ларь и забытое там с осени.

— Что такое Великое Разделение? — снова спросила Росвита, удивляясь собственному упрямству: зачем она спрашивает и откуда вообще знает об этом? Ее голос прозвучал тихо и хрипло.

Старуха, склонившаяся над ней, смазывала щеки Росвиты каким-то целебным бальзамом.

— Ты страдаешь от сильной жажды, боли и беспокойства, дитя мое, — дребезжащим старческим голосом сказала она наконец. — Кто говорил тебе о Великом Разделении?

— Не знаю, — отозвалась Росвита.

Она оглядела круглую комнату, высеченную прямо в скале. В одной из стен были вырублены две щели, через которые проходили свет и воздух. Росвита лежала на соломенном тюфяке в самом центре комнаты. Почти все стены были покрыты фресками, они были очень древними, кое-где рисунок растрескался и краска осыпалась. Люди — нет, не люди, а похожие на них смуглые существа смотрели на нее зелеными глазами. Почти всю их одежду составляли короткие кожаные юбки или набедренные повязки, зато головы увенчивали пышные уборы из перьев, а шеи украшали бусы из ракушек и разноцветных камней. На фресках изображались разоренные земли и убитые жители; волшебницы, собравшиеся вокруг черного камня; рождение воинов из крови погибшего собрата; горящие города с остроконечными башнями и ступенчатыми пирамидами. А на последней фреске сияло созвездие, под которым был сооружен алтарь из семи камней — по числу звезд в созвездии. Эти звезды покровительствовали будущей Королеве, а само созвездие было ее Короной. И Росвита лежала прямо под ним, потому что располагалось оно в центре потолка — над ее ложем.

— Где я? — прошептала Росвита.

— Мы в монастыре святой Екатерины. Эта женщина отправилась в безлюдную пустыню, и молилась и постилась там до тех пор, пока Господь не послал ей видение: в небе она увидела ужасную битву и летящих драконов. А потом она услышала голос, который сказал: «Все, кто уже покинул эту землю, заново возродятся благодаря Великому Откровению, которое изменит мир, как когда-то изменило его Великое Разделение, в котором исчезли Аои». А после этого она пришла сюда и обнаружила эти рисунки, рассказывающие о жизни в те ужасные времена, когда Потерянные правили на земле. Потом святая основала тут монастырь, и мы заботимся о ветшающих фресках.

— Неужели это осталось от самого народа Аои?

— Кто знает, дитя мое? Их нарисовали так давно, что теперь уже невозможно точно сказать. Возможно, это последние свидетельства о жизни Аои. А может, обычные люди, которые тогда еще не умели писать, изобразили свою жизнь. Ну, хватит, тебе надо отдыхать. Поспи.

— А где остальные?

— С ними все в порядке.

Женщина ушла, и Росвита осталась одна, вернее, не одна, а наедине с теми, кто смотрел на нее со стен. «Они не похожи на нас», — подумала она. Эти люди показались ей суровыми и жестокими, высокомерными и хитрыми. Как писали в старинных книгах об эльфах: рожденные от связи людей и ангелов, они унаследовали холодную красоту небожителей и человеческие страсти и грехи.

Такой была и мать Сангланта. Росвита видела ее всего один раз, когда только приехала ко двору короля Арнульфа. Эльфийка называла себя «Алией», что на даррийском означает «чужая», а настоящего ее имени никто не знал. Ей что-то было нужно, и все думали, что она хотела ребенка, но как только он родился, эльфийка его оставила.

Чего же на самом деле хотела Алия? Узнают ли они об этом?

Росвита обратила внимание, что фреска, изображавшая круг камней и волшебниц, испорчена ножом. За отколотым куском простирались море и скалы. Эльфы, их города, друзья и враги исчезли.

Лиат не нравилось быть беременной. Она чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой, ее все время тошнило, она стала капризной, как ребенок, и постоянно хотела спать. Ноги по утрам отекали, и любой пустяк мог довести до слез. Если раньше она могла бегать, не глядя под ноги, то теперь приходилось быть осторожной и осмотрительной, чтобы не оступиться и не навредить ребенку.

Но, несмотря на все эти мелкие неприятности, Лиат была безгранично счастлива. Она довольно вздохнула и откинулась на кровати. Эта кровать была самым первым предметом обстановки, который у них появился. Санглант сам помогал Хериберту мастерить ее, когда они только приехали в Верну четыре месяца назад. Санглант улегся рядом и положил руку ей на живот, в таких случаях он всегда говорил, что слушает, как бьется сердце их ребенка.

— Сильно бьется сердечко, — нарушил тишину Санглант. — Что с ним?

Лиат рассеянно гладила эйкийскую собаку, голос Сангланта вывел ее из задумчивости, и она решила поведать ему о своих соображениях:

— Когда я проанализировала движение звезд и планет, то вычислила точную дату и время, когда свершится великое событие, которое изменит наш мир. Это произойдет в полночь на десятый день месяца октумбрия 735 года. Посуди сам, три планеты встанут в надире — точке, противоположной зениту, две другие исчезнут из вида, а молодой месяц окажется на линии горизонта в доме Единорога, хотя обычно это созвездие видно только в предутренние часы. Только планета Атурна в полночь останется на небе и будет в доме Врачевателя, хотя на самом деле она окажется на пересечении Врачевателя и Кающегося.

— Это предсказание? — спросил Санглант. — Я думал, по звездам невозможно прочесть будущее. К тому же сейчас еще не 735 год. Или я ошибаюсь?

— Нет, все правильно, сейчас только 729 год, скоро наступит 730. — Лиат отрезала себе кусочек сыру и проглотила его, а потом продолжила: — Движение планет происходит постоянно, поэтому и можно предсказать, где та или иная планета окажется в определенный день. Но когда я вычисляю расположение звезд на этот день, мне все время кажется, что чего-то не хватает. Если бы я поняла, в чем дело, все встало бы на свои места и обрело смысл.

Санглант издал приглушенный стон и шутливо посоветовал:

— Ты могла бы рассказывать о звездах и одновременно разминать мне спину. На мне, кажется, живого места не осталось. Такой огромной ели, как я свалил вчера… — Он прервался, потерев синяк на левой руке. — В жизни такой ели не видел! Весь день я ее рубил, а сверху на меня сыпались иголки, а они, между прочим, колючие. У меня вся кожа расцарапана, а спина просто разламывается!

Впрочем, ворчал он с улыбкой, словно подшучивая над собой, — Санглант вообще старался ни на что не жаловаться. Он пододвинулся поближе к Лиат и, поглаживая ее живот, спросил:

— Неужели мне не дадут часок просто поваляться в постели, наслаждаясь покоем?

Живя с отцом, Лиат редко смеялась, но когда в ее жизни появился Санглант, оказалось, что вокруг так много всего, над чем можно посмеяться и пошутить.

— А вот у меня теперь нет и часа покоя. Может, и тебе не стоит отдыхать? — усмехнулась она.

Санглант не ответил, он просто перекатился на живот, подставив ей спину.

С помощью Хериберта он превратил один из старых сараев в настоящий дом — законопатил дыры в стенах, починил крышу и поставил дверь. Потом у них появились кровать и сундук, на который можно было сесть. Внутри Санглант хранил свои доспехи, раз в неделю он доставал их и начищал до блеска. Он помогал сестре Мериам в саду, где она выращивала лекарственные травы, и теперь на полке, закрепленной прямо над сундуком, стояли масла и бальзамы, а на стене висели пучки высушенных трав.

Лиат втирала ему в спину и расцарапанные еловыми иголками руки мазь из целебного корня. В воздухе витали ароматы сосновой смолы и имбиря.

Лиат с удовольствием дотрагивалась до его тела, оно всегда казалось ей прекрасным. Она разминала плечи, руки, спину любимого, а Санглант лежал и млел. Он умел жить чувствами, а не разумом, и радоваться каждому дню. Иногда это раздражало ее, но чаще она просто восхищалась его отношением к жизни. Ей никогда не стать такой, как он.

Лиат снова погрузилась в размышления о движении небесных сфер. Земля ли вращается под небесами или небеса вращаются над ней? Несколько столетий назад Птолемей писал, что Земля неподвижна, а всего десять лет назад джиннийский астроном Аль-Хайтам доказывал, что Земля находится в центре всех небесных сфер, а они вращаются вокруг нее. Но ведь древние авторы считали иначе. Лиат интересовали вопросы, ответы на которые еще не найдены.

Санглант протестующе заворчал — задумавшись, она сделала ему больно. Что и говорить, он слишком далек от всего этого. Каким ветром его занесло в обитель математиков? Конечно, он тоже должен был бежать, ему нужно было убежище, чтобы прийти в себя, место, где он сможет жить мирно и спокойно. Теперь ему реже снятся кошмары, и понемногу он забывает о жизни в собачьей стае. Но иногда она боялась, что ему наскучит валить лес и помогать Хериберту, ведь он рожден совсем для другой доли. А она еще не готова уехать. Ей столько всего предстояло узнать, и только здесь она могла учиться, не опасаясь, что ее станут преследовать за колдовство.

И все же…

Она нежно погладила его по щеке.

— Почему я все-таки не до конца доверяю им? — прошептала она, склонившись к самому уху мужа. Она опасалась, что ее услышат слуги, а кто знает, что именно они передавали Анне, которая здесь всем распоряжалась. — Почему я не верю собственной матери?

Но Санглант не ответил, он уже спал.

Лиат поцеловала мужа, надела сандалии и выскользнула на улицу. Она пошла по тропинке, на которой теперь знала каждый камень, каждую ямку и выбоинку. Ночь стояла прохладная, луну закрывали плотные тучи, но Лиат отлично видела в темноте. Из-за того что живот у нее увеличился, она перестала носить брюки, и теперь ей приходилось обходиться лишь старым плащом. Разумеется, никто из окружающих ни слова ей не сказал, но она понимала, что им не по нраву то, как они с Санглантом одеты. Она одевалась как простолюдинка, а он — как обычный солдат. Хотя сами математики носили одежду, сшитую из дорогой и очень красивой ткани, эта одежда была порвана, а кое-где протерта до дыр. Их не волновало, как именно они одеваются, по крайней мере они так говорили. К тому же она помнила, как однажды отец сказал ей: «Для утки важнее хорошо плавать, чем иметь красивые перья».

Впрочем, в ее случае одобрение или осуждение не имело ни малейшего значения — у них с Санглантом просто не было ткани, чтобы сшить себе новую одежду. И вряд ли она появится, разве что слуги сумеют соткать ее из солнечных лучей или паутины. И они наверняка бы это сделали, если бы могли, только чтобы угодить Сангланту. Лиат шла к каменной башне, она увидела неподалеку нескольких слуг, но за ней последовал только один. Этот дэймон, казалось, был создан из воды — он постоянно изменялся, его фигура то вытягивалась вверх, то становилась низкой и коренастой, сохраняя при этом некие женоподобные черты. Лиат уже заметила, что только он и обращает на нее какое-то внимание, хотя на самом деле его больше интересовал ее ребенок. Остальные слуги, казалось, по-прежнему ее боятся.

Она открыла дверь в башню, нашла на столе фонарь. Открыв его, она указательным пальцем дотронулась до фитиля, и он вспыхнул. Разгорелось ровное пламя. Этот фокус ей показала Анна, и постепенно Лиат научилась контролировать силу огня. Теперь ей уже не надо было думать о том, чтобы случайно не опалить себе волосы, как это случилось однажды. Сейчас она проделала все действия не задумываясь — так, научившись писать, человек не вспоминает, как выглядит та или иная буква, он просто пишет. Испугавшись огня, слуга отпрянул, но не ушел из комнаты, а остался присматривать за ней, как заботливая нянька присматривает за непоседливым малышом. Лиат положила на стол вощеную доску и стило, потом открыла книжный шкаф, где столетиями хранились тайные знания, сбереженные от разрушительного действия времени и человеческого невежества. Так говорила Анна.

Лиат дотронулась до одного из потрепанных томов с заклинаниями, но вместо него вытащила «Синтаксис» Птолемея и уселась читать. Книга открылась на второй главе, где автор излагал шесть своих гипотез. Первая гласила, что небеса имеют сферическую форму и движутся по кругу, вторая — что Земля представляет собой шар, третья — что Земля находится в центре Вселенной, четвертая гипотеза утверждала, что по размерам Земля сопоставима со звездами, пятая — что Земля находится в состоянии покоя, и, наконец, шестая сообщала о том, что во Вселенной наблюдается два вида движения: дневное, когда все движется с востока на запад, и движение Солнца, Луны и планет по эклиптике — с запада на восток.

Она вышла из башни и задумалась: из-за чего она стала такой беспокойной? То ли из-за беременности, то ли от изучения книг. А может, из-за колдунов, которые ожидали от нее слишком многого, а она боялась не оправдать их надежд? Впрочем, она и сама немало требовала от себя. Только Санглант от нее ничего не требовал. Нет, конечно, ему она была нужна больше всех, но его желания сильно отличались от претензий математиков.

Ветер разогнал тучи, и на мгновение Лиат увидела звезды. Потом облака вновь укрыли небо плотной пеленой. Значит, небо с закрепленными на нем звездами вращается вокруг неподвижной Земли с востока на запад. А может, наоборот, небо остается на месте, а Земля вращается с запада на восток, как предполагали аретузские астрономы Гиппарчия и Аристахиус? А возможно, и небо, и Земля вращаются вокруг невидимой оси с разной скоростью…

Она взяла в руку камушек и задумчиво посмотрела на него, потом подкинула вверх. Через мгновение он упал. Если Земля движется и если забросить камень достаточно высоко, то он упадет на некотором расстоянии от того места, где его кинули.

О Господи, ее опять тошнит! Когда желудок перестал бунтовать, она снова вернулась к беспокоившему ее вопросу: почему она не доверяет математикам?

Ночь не самое лучшее время для бодрствования, тем более с такой путаницей в мыслях. На Лиат навалилась усталость. С каким удовольствием она сейчас оказалась бы в кровати! Но Лиат помнила, что не убрала книгу и оставила на столе фонарь, и вернулась в башню. Фонарь по-прежнему горел на столе. Лиат снова принялась размышлять. Разумеется, она не может подкинуть камень так высоко, чтобы можно было проверить теорию вращения Земли. По сравнению с Вселенной Земля — всего лишь крошечная песчинка, но это вовсе не означает, что для человека она столь же мала. Когда-то Лиат наблюдала, как в порт прибывают корабли. Сначала над горизонтом показывались мачты с парусами, потом само судно. Но это доказывало не только то, что Земля круглая, но и то, что человеку трудно быстро добраться из одной точки в другую. Вот если бы найти такое место, где в день летнего солнцестояния предметы не отбрасывают тень в полдень, то оттуда можно двигаться на север до другой точки, а там в следующее солнцестояние снова проверить тень. Если тень все-таки появится, значит, Земля вовсе не круглая, а по изменению длины тени можно вычислить окружность Земли, умножая градус угла на расстояние между двумя точками…

— Вы витаете в облаках.

Лиат от неожиданности подскочила на месте и ахнула, но в дверях стояла всего лишь сестра Мериам с палкой в руке. Лиат помогла старой женщине перебраться через высокий порог.

— Я увидела свет в окне и решила зайти, — пояснила Мериам. — Вы не разбудили брата Северуса?

— Я старалась не шуметь, — сказала Лиат, взглянув на лестницу, ведущую на второй этаж.

— Хорошо, — отозвалась Мериам. Она положила узловатую руку на живот Лиат. — Малыш растет, как и полагается. Все в порядке. А где принц?

— Спит.

— Слишком много узлов.

— О чем вы? Что вы имеете в виду?

Женщина убрала руку с ее живота. С возрастом она сгорбилась и усохла, так что Лиат рядом с ней выглядела настоящим великаном.

— Ничего особенного. Я говорю о том, что в нити человеческой жизни слишком много узлов, которые привязывают одного человека к другому.

— Откуда вы? — неожиданно для самой себя спросила Лиат. — Как вы сюда попали?

— Я родилась на Востоке, — сказала Мериам, — поэтому у меня такая темная кожа.

— Я так и думала! — рассмеялась Лиат и тут же виновато посмотрела наверх — Северус терпеть не мог, когда его будили посреди ночи. Она ему вообще не нравилась, а ее выпирающий живот, похоже, внушал ему отвращение. Лиат это не очень задевало, она только удивлялась, как это человека, обладающего такими глубокими познаниями, может раздражать столь естественная вещь, как беременность. Почему его это так беспокоит? — А где именно вы родились? — спросила она у Мериам. — И как вы здесь оказались?

— Я стала жертвой.

— Жертвой?!

— Даром. — В голосе Мериам слышался южный акцент, смягченный годами жизни в чужой стране. Он придавал ее речи какую-то изысканную экзотичность, как пряности придают необычный вкус знакомому блюду. — Кхшайя-тийя прислал меня в дар вендийскому королю, но ему я оказалась не нужна, и он отдал меня одному из своих герцогов. В то время мне было лет десять, а когда я превратилась в девушку, он приказал привести меня в его опочивальню. Вскоре я родила ему сына.

— Вы хотите сказать, — ошеломленно произнесла Лиат, — что вы — мать Конрада Черного, герцога Вейланда?

— Так и есть.

Лиат казалось невозможным, что эта маленькая хрупкая женщина вообще могла родить, не говоря уже о том, что она была матерью самого герцога Конрада.

— Но это значит, у вас есть поместья! Вы можете поехать к сыну! Увидеть внуков! Почему же вы до сих пор здесь?

— То, что я дала жизнь ребенку и потеряла еще троих после рождения, не изменило мою судьбу, а всего лишь отсрочило предначертанное. Как только мой сын повзрослел, женился и стал герцогом, я посчитала нужным удалиться. Он больше не нуждался в моей опеке.

Лиат едва не фыркнула, представив герцога Конрада, которого кто-то взялся опекать.

— Тебе доводилось с ним встречаться? — спросила Мериам. Видно было, что она гордится своим сыном.

— Да, и он не из тех, кого можно забыть, — подумав, ответила Лиат.

— Ты не похожа ни на кого из них, — произнесла Мериам, проведя пальцами по руке Лиат. В отличие от рук самой Лиат, на ладонях у Мериам не было мозолей — с самого детства она жила окруженная слугами, выполнявшими любое ее желание. А Лиат приходилось трудиться и когда она жила с отцом, и тем более когда стала рабыней Хью. — Но в тебе нет джиннийской крови. Откуда твой отец? Почему у тебя тоже темная кожа?

— Все, что я знаю о его семье, это то, что леди Ботфельд — его кузина. Может, цвет кожи мне достался от маминой семьи? — предположила Лиат.

— Разве Анна не говорила с тобой об этом? — удивленно спросила Мериам.

— О чем?

— Ну если не говорила, то и я не стану вмешиваться. Это не мое дело.

Лиат уже знала, что, когда Мериам говорит таким тоном, бесполезно пытаться что-то выяснить — она все равно ничего не скажет. Даже брат Северус при всем своем умении убеждать не мог повлиять на старуху. Но Лиат не могла удержаться и решилась спросить:

— Вы сказали, что последовали по предназначенному вам пути, но так и не ответили на мой вопрос — почему вы здесь, сестра Мериам?

Дэймон стоял у двери и слушал, а может, и не слушал вовсе, а просто спал, если эти создания вообще спят. В полутьме легко можно было принять Мериам за молодую девушку — таким сильным был ее голос:

— Меня взяли из храма Астареоса, бога огня. Я должна была стать жрицей Священного Пламени и остаться при храме. Я уже знала о своем пути, потому что многие жрицы наделены даром провидения. То, что судьба на какое-то время привела меня сюда, не означает, что мне уготовано нечто иное. Это всего лишь еще один узел на нити моей жизни.

— Значит, вас всегда подозревали в колдовстве, как и меня?

Мериам усмехнулась:

— Нет, не как тебя. Я пришла сюда, чтобы спасти то, что могла.

— Спасти от чего?

— Когда на небе появится Корона… Впрочем, ты еще не закончила вычисления.

Лиат снова вспомнила о вращении Земли. Проклятые вычисления. Что же она упустила?

— Когда придет время, ты все поймешь, — ответила Мериам на невысказанный вопрос.

— Почему вы все говорите загадками? — возмутилась Лиат. — Почему бы просто не сказать, что именно я ищу?

— Потому что пока ты не поймешь этого сама, любые объяснения бесполезны.

Лиат начала было возражать, но Мериам подняла руку, и ей пришлось умолкнуть.

— Ты думаешь, что если видела лошадь, то сможешь держаться в седле? Но на самом деле пока ты на нее не сядешь, никто не сможет тебя научить ездить верхом. Верно?

— При чем тут это? Я не вижу связи…

— Не видишь, потому что считаешь, что искусство математики подобно простому описанию, и не важно, читают ли его тебе или ты читаешь сама. Но это искусство сродни умению ездить верхом или управлять государством, оно требует определенного навыка. Изучение математики требует времени и огромных усилий. Разве можно доверить обычному ткачу ткать одежду для короля? Или позволить новичку, который едва научился читать, петь псалмы во время церковной службы? Кто доверит свою жизнь неопытному капитану, который ни разу не выходил из гавани? Ты должна все понять сама.

— Почему? — Лиат рассмеялась, переняв эту привычку от Сангланта, — раньше она бы обиделась на такие слова. — Не обращайте внимания, сестра. Я знаю, что вы сейчас скажете. Вы скажете, что, если я пойму все сама, я узнаю, почему все должно быть именно так, а не иначе.

— Ты уже начинаешь понимать.

Неужели Мериам удивилась? Трудно сказать. Она слишком долго прожила на свете, чтобы можно было легко догадаться, о чем она в действительности думает. Как и все математики, она отлично умела скрывать свои мысли и чувства.

— И поэтому вы пришли сюда? Чтобы научиться понимать?

— Нет, — ответила Мериам так тихо, что в сердце Лиат зародилось ужасное предчувствие. — Я здесь, чтобы спасти мое дитя и детей его детей от того, что на нас надвигается.

Санглант проснулся, ему опять снилась собачья стая, и он должен был снова драться за свою жизнь. Прошло несколько минут, прежде чем он сообразил, что это всего лишь сон, а разбудил его холод — уходя, Лиат неплотно закрыла дверь.

Иногда ему казалось, что сны о Кровавом Сердце никогда не перестанут мучить его. Впрочем, теперь кошмары не возвращались по несколько ночей подряд, хотя раньше они не давали ему спать вообще.

Второй раз он проснулся, когда вернулась Лиат, и они долго о чем-то говорили. Он не мог точно сказать, о чем именно, — наверное, так и не проснулся до конца. Вроде бы речь шла о том, что она не доверяет людям, к которым их забросила судьба. Иногда он не знал, когда предчувствия Лиат были лишь отражением ее страхов, а когда действительно предвещали опасность. Он и сам не знал, можно ли доверять колдунам, особенно таким опасным, как те, что собрались здесь. Тем более что один из них хотел его убить. Лиат страдает, поскольку хочет им доверять, хочет понимания и возможности спокойно учиться тому, что ей так необходимо знать.

Но сам Санглант долго жил при дворе и знал, как трудно бывает найти общий язык с окружающими. Он принимал участие в стольких битвах, что и сам уже сбился со счета. Ему доводилось видеть павших на поле боя. Но, зная людей, лишь немногим он мог доверять так, как когда-то доверял своим верным «драконам». Может, только старый Гельмут Виллам не предал бы его. Во всяком случае, немного на свете таких чистых душ, как он.

Санглант считал, что большинство людей не станут проявлять неприязнь открыто до тех пор, пока ты сам к ним хорошо относишься, но это вовсе не означает, что ты им действительно нравишься. В отличие от мужа, Лиат была очень наивной.

Но Господь свидетель, ни одну женщину в мире Санглант не любил так, как ее. А ведь он знал немало женщин — постель принца редко бывает пустой.

Он усмехнулся своим мыслям, оделся, потрепал по загривку собаку и вышел на улицу. Лиат пыталась подстрелить саму себя из лука, по крайней мере именно так это выглядело со стороны. Она стояла посреди луга, запрокинув голову, и целилась в небо, словно пытаясь подстрелить нечто неведомое. Вот она отпустила тетиву, и стрела взвилась вверх.

— Лиат! — закричал он и бросился к ней.

Стрела поднималась все выше и выше, потом ее движение, как и следовало ожидать, замедлилось, и она устремилась к земле, прямо на Лиат. Та шагнула назад, оступилась и со всего маху упала на землю. Стрела вонзилась в дерн возле самой ее головы.

— Лиат! — Сангланту на мгновение показалось, что случилось непоправимое. Он опустился на колени возле жены — она хохотала, потирая ушибленную ногу.

— Я не заметила этого камешка, — весело сказала она.

— Ты бы его заметила, если бы хоть раз посмотрела под ноги!

— Но тогда бы я не смогла наблюдать за движением стрелы!

— О Господи, — пробормотал Санглант, помогая Лиат подняться и отбирая у нее лук. Он положил ладонь ей на живот, проверяя, как там ребенок. Его сердечко билось ровно — падение матери ему не повредило. — Что, ради всего святого, ты делала?

— Ничего особенного. Я пыталась проверить, действительно ли Земля вращается. Если она и в самом деле вращается, то стрела, выпущенная прямо в небо, коснется Земли уже в другом месте. Потому что пока она находится в небе, Земля уже немного передвинется и стрела упадет…

— Прямо тебе на голову!

— Вовсе нет! Если, конечно, стрела улетит достаточно высоко, а скорость вращения Земли не слишком мала.

Лиат поморщилась и снова потерла ногу, потом задумчиво пнула вонзившуюся в землю стрелу.

За ее спиной лучи восходящего солнца озаряли пики дальних гор. Лиат еще не собрала волосы в прическу, и непослушные прядки лезли в глаза. Сколько раз Санглант ловил себя на том, что восхищается женой, не обращая внимания ни на что вокруг? Она стала частицей его души, и он уже не мог себе представить, что когда-то жил без нее. Он стал ее пленником, как когда-то был пленником Кровавого Сердца, но цепи, привязывающие его к ней, он создал сам, и они вовсе не были для него оковами. Связующая их нить была невидима и неосязаема, но от этого не становилась менее прочной. Какое счастье, что у него есть Лиат!

Она поймала его любящий взгляд и, показав на лук, лукаво спросила:

— А ты не хочешь попробовать?

И все-таки бывали минуты, когда он думал, что никогда не сможет понять ее.