"Пылающий камень (ч. 2)" - читать интересную книгу автора (Эллиот Кейт)

ЗВУЧАНИЕ ИХ КРЫЛЬЕВ

Это лето оказалось на редкость дождливым, но Ханна ехала верхом и, в отличие от многих других, смогла сохранить ноги сухими. В низинах вода стояла по колено, и там развелось столько надоедливых комаров, что в их отряде не осталось ни одного человека, который бы не чесался с ног до головы. К тому же их одолевали пауки. Стоило оставить на земле шлем или раскинуть на ночь палатку, в них мгновенно набивалось огромное количество этих отвратительных тварей. Понятно, что они тоже пытались найти спасение от воды, но от этого соседство с ними не становилось более приятным. К утру палатка становилась похожей на живое существо — ее всю облепляли пауки, и вся эта масса беспрестанно копошилась и шевелилась.

К аогосту от их отряда отстали многочисленные нищие и проститутки. В крепости Магдебург их подкосила дизентерия. Но госпожа Удача не отвернулась от них: умер всего один «лев», хотя переболели почти все. Они потеряли десять дней на то, чтобы привести больных в порядок, прежде чем капитан Тиабольд и лорд Дитрих объявили, что можно двигаться дальше. Через реку Одер они переправились на баржах, а потом направились на восток по дороге, заросшей травой. За отрядом упорно тащилось около дюжины сопровождающих, которые попеременно тащили две тележки с нехитрым скарбом. Ханна удивлялась их решению идти вместе со «львами» туда, где их ждет лишь война. Возможно, им просто некуда было возвращаться. Да и не к кому.

Дождь не прекращался.

Так они шли три дня, которые казались настоящим кошмаром. Но наконец добрались до довольно богатой деревни. Ее окружали ров и земляная стена, укрепленная бревнами, за которыми возвышалась недавно построенная церковь. Неподалеку от деревни располагались поля и сады, где работали хмурые крестьяне, которые, завидев приближение небольшой армии, побросали свои инструменты и со всех ног поспешили под прикрытие стен, хотя вендарское знамя, развевающееся над отрядом, ясно давало понять, что армия направляется куда-то по личному приказу короля Генриха.

Тиабольд послал Ханну в сопровождении двенадцати «львов». Всадники остановились на лугу, расседлали лошадей и пустили их пастись.

Когда они подошли к деревне, ворота по-прежнему оставались закрыты.

— Нет, вы не можете войти, — заявил молодой человек с деревянной вышки, который исполнял обязанности часового. — У нас и так достаточно проблем, и мне приказано не впускать вооруженных людей. — Он говорил на вендийском с сильным акцентом, пришепетывая. — Но я вижу среди вас «орлицу». Она может войти и рассказать новости.

— Эта деревня смахивает на разбойничье логово, — проворчал Инго. — Не уверен, что мы можем им доверять.

— Ничего, я пойду, — отозвалась Ханна. — Они просто осмотрительны. Они не причинят мне вреда, тем более когда под стенами стоит отряд из двух сотен «львов» и пятидесяти всадников.

Инго и остальные остались, а Ханна вошла в деревню. Здесь витали вполне ощутимые запахи — чувствовалось, что тут держали много скота. По улицам бегали босоногие, грязные дети. По канавам бежала вода — свидетельство многочисленных летних ливней. Посреди деревни был колодец, который охраняли мальчик и девочка. Ханна прошла к самому большому дому. Там, сидя за столом, ее уже ждали трое мужчин и три женщины. Ханна заметила на столешнице зарубки от ножа и обгорелые пятна, одну ножку недавно починили — она была светлее других. Люди вежливо поприветствовали Ханну. После того как она села, маленькая девочка в опрятном платье принесла ей ароматный перебродивший мед.

— Мы не хотели обидеть вас, — сказала женщина со шрамом на щеке. — Не то чтобы мы не доверяли людям короля, но недавно тут проходили вооруженные отряды. Так что лучше поберечься. Говорят, идет война. — Остальные согласно закивали. Девочка принесла еще один кувшин с медом и наполнила стоящие на столе чашки.

— А что это были за отряды? — спросила Ханна. — Бандиты? Варвары?

— По правде сказать, у нас есть соседи, салави, но не они нас сейчас беспокоят. Всего четыре дня назад к нам прискакал отряд молодых людей, которые назвались благородными сынами Саонии. То, что произошло дальше, мне не хочется описывать. Они надругались над тремя нашими девушками, прошу прощения, «орлица», и зарезали одного из парней. Но нам повезло. Когда они принялись крушить все подряд, прискакала маркграфиня Джудит с войском — оно было даже больше вашего — и разогнала их одним словом! — Сидящие за столом снова закивали. — Но вред уже был нанесен. Бедняжка Хильда повесилась на старом дубе, и нашлись те, кто теперь хочет срубить его, считая, что там поселился злой дух. А ведь там молились своим богам наши бабки и прабабки… — Женщина неуверенно улыбнулась и, покосившись на товарищей, приказала подать хлеб. — Но наши заботы вас не касаются, «орлица».

— Касаются, — ответила Ханна. — Если бандиты разоряют вас, даже если они — сыновья дворян, король Генрих захочет знать об этом.

— Но что он может сделать? — с горечью спросил один из мужчин. — Один из этих молодчиков сказал, что он племянник короля. Что король сделает с племянником? Ведь мы не его родня.

— Вы под защитой короля, а если он позволит сумасшедшим молодым людям, даже если это на самом деле его родственники, разорять своих подданных, тогда ему не останется ничего другого, как раздать все свои сокровища и снять с себя корону, потому что он потеряет право называть себя королем. Король Генрих не потерпит неповиновения, даже от своего племянника. Я видела гражданскую войну, друзья, и знаю, что король никому не позволит вести себя так, словно его власть ничего не значит. Вы не должны жить, постоянно опасаясь за жизнь своих детей.

Они закивали, соглашаясь с ней.

— Как его звали, того человека, который возглавлял отряд?

Но жители деревни не знали или не хотели отвечать. На стол подали теплый хлеб, и Ханна отломила кусок.

— Ну а маркграфиня Джудит? Она сказала, куда направляется? По какой дороге она поехала?

— Она направилась на восток, — пояснила женщина со шрамом. — Она собиралась объединить свои войска с войсками принцессы, так мы и узнали о войне. Говорят, на нас идут крылатые люди. Мы хотим построить вторую стену. А правда, что они отрезают головы?

Ханне потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, о каких крылатых людях идет речь.

— Я слышала такие рассказы, — уклончиво ответила она, не желая еще больше пугать жителей. У деревни нет никаких шансов против войска куманов. Конечно, они построили крепкую стену и вырыли отличный ров с кольями на дне, но ведь защитников не так уж много. — Я была в войске принцессы Сапиентии и принца Бояна, ее мужа. Они сумели разбить передовой отряд куманов, но это была лишь часть войска.

— Может, нам лучше оставить свои дома и отправиться на запад? — спросил мужчина.

— Нет, Эрнуст, — возразила женщина со шрамом. — Если мы уедем, эти салави захватят нашу деревню и ни за что не отдадут ее обратно!

Разгорелся спор. Похоже, подобные разговоры не раз возникали за последние дни. Наконец женщина со шрамом грохнула кружкой по столу. Все примолкли. Она повернулась к Ханне:

— А что ты нам посоветуешь, «орлица»?

Все выжидающе смотрели на нее, и Ханна подумала, что впервые от нее зависят судьбы стольких людей. Одно ее слово могло решить, жить им или умереть.

— Куманы двигаются быстро, — сказала она наконец. — Если вас застигнут на дороге, то убьют всех. Из-за дождей все дороги превратились в грязь, у нас заняло три дня, чтобы добраться сюда от крепости Магдебург. Думаю, лучше построить вторую стену и приготовиться к осаде. Если ваши соседи салави верят в блаженного Дайсана, возможно, стоит попытаться объединиться с ними, чтобы защититься от набега…

Вероятно, это лучше, чем умереть от рук куманов. По правде сказать, салави обращены в веру Единства всего полтора или два десятка лет назад. Все знали, что это племя грязных, упрямых и глупых дикарей, которым не стоит доверять.

— Прошу вас, друзья, — начала Ханна, подняв руку и призывая спорщиков к тишине. — Сейчас настали трудные времена, и нам надо молиться Господу, чтобы тот защитил нас. Но я ничем больше не могу вам помочь, потому что нам надо спешить, чтобы присоединиться к войску принцессы Сапиентии. А если маркграфиня Джудит уже примкнула к ним, возможно, куманы никогда и не дойдут до вашей деревни, и вы спокойно сможете собрать урожай.

— Какой уж тут урожай с такими дождями, — начал словоохотливый Эрнуст. — За все лето выдалось не больше десятка солнечных дней…

Вдалеке раздался звук рога, который прервал его жалобы. Девочка-служанка вздрогнула и уронила кувшин.

Все посмотрели на Ханну. Она уже была на ногах и спешила к двери. Все наперебой принялись спрашивать ее, что означает этот звук.

— Это сигнал «К оружию», — сказала Ханна, вышла и поспешила к воротам.

— О чем они говорят? — Ивар ехал верхом рядом с Болдуином, которого принц Эккехард впервые за несколько дней отослал от себя.

Сейчас принц совещался с капитаном своего эскорта — дюжины всадников, которые согласились отправиться с ним в лагерь принца Бояна, по слухам, находившийся где-то на востоке.

— Нет ничего хуже, чем тащиться по следам прошедшей армии, — проворчал Болдуин.

— Было бы гораздо хуже, если бы ехали наобум, — ответил Ивар. — В Магдебурге сказали, что враг может быть где угодно.

— По-моему, мы скоро их увидим, — сказал Эрменрих. Все они надеялись заметить знамя «львов». Конские «яблоки» на дороге были еще совсем свежими, следы копыт и колеи от повозок еще не заплыли грязью. Ивар видел обработанные поля — значит, деревня совсем близко. Наверняка отряд остановился там хотя бы ненадолго, значит, они смогут его догнать. Ивар повсюду видел только грязь и слякоть, но этот путь вел к приключениям и, возможно, к свободе.

— Только представь, Ивар, — сказал Эрменрих, — ты должен был поступить в монастырь святого Валарика, который находится где-то здесь, в этих Богом забытых землях. Но думаю, что миссионеры, которые несут здешним дикарям слово Божие, не будут забыты.

— Мы могли бы остаться тут после войны, — предложил Зигфрид. Ивар до сих пор удивлялся, слыша его голос. — Может, именно здесь нам и предстоит проповедовать.

Болдуин что-то ответил, но Ивар не разобрал, что именно. Ему показалось странным, что ветер стих, но в ветвях продолжалось какое-то движение. Ивар остановил коня и пристально всмотрелся в густой кустарник.

Движение повторилось. В кустах двигалось что-то светлое.

— Ивар, что это? — Болдуин обернулся.

— Подожди, — прошептал он тихо.

Эрменрих, Болдуин, а затем и Зигфрид остановили лошадей. Они нервничали не меньше Ивара.

Перебравшись через реку Одер, они ввязались в приключение под названием война, и тут их проповеди были ни к чему. Ивар вспомнил феникса — самое совершенное создание, которое ему доводилось видеть. Может, если бы он вдохнул побольше волшебного дыма, он сумел бы забыть о Лиат…

Зигфрид прохрипел:

— Боже милосердный!

Чувствовалось, что больше он не в силах вымолвить ни слова.

— Смотрите! — ахнул Эрменрих. — Слева от старого дуба!

— Дерьмо, — пробурчал Болдуин.

Крылья этого создания не имели ничего общего с золотыми крыльями феникса. Это существо неслось галопом. И оно было не одно. Похоже, их было немного, а может, они были умнее, чем компания юнцов, которые ничего не понимали в военном деле, и эскорта, который никогда не участвовал в настоящем бою. Они перебрались через Одер в поисках приключений.

Но о приключениях хорошо было мечтать в укрепленном замке, слушая рассказы менестрелей и бывалых солдат, которым удалось выжить.

Болдуин громко закричал:

— К оружию! К оружию! Они идут из леса!

Принц Эккехард поднял копье, но его руку перехватил капитан эскорта.

— Это же куманы! Прошу вас, милорд принц, давайте пришпорим коней. Может, мы успеем догнать капитана Тиабольда. У него под началом две сотни «львов»…

— Но ведь нападающих не больше дюжины! — воскликнул Эккехард.

Слова капитана слышал не только Ивар. И многие последовали его совету. К этому времени Ивар ясно увидел пробирающихся через лес всадников.

— Слава Господу, мы оставили наш обоз в Магдебурге и едем налегке! — сказал Эрменрих и пихнул Ивара. — Езжай скорее, идиот! Они схватят тебя, пока ты тут стоишь и глазеешь!

— Быстрее, милорд принц! — воскликнул капитан.

Эккехард замешкался, словно сомневаясь, подобает ли принцу бежать с поля битвы. Но капитан знал, как поступать с упрямыми молодыми людьми.

— Следуйте за мной! — крикнул он, и вся компания понеслась за ним. Больше Ивара не надо было подгонять — воспоминание о фениксе исчезло, едва он увидел настоящий облик этих существ: они были крылаты, как демоны, но сидели на низкорослых лошадях, на их плоских лицах ничего не выражалось, а кожа казалась покрытой шрамами и струпьями.

Они скакали по дороге, из-под копыт летела грязь. Ивар оглянулся и увидел, что куманы уже выбрались из леса и несутся за ними. Ивар понял, что назад лучше не смотреть, и уставился вперед. Над головой просвистела стрела, и он пригнулся к шее лошади. Может, в него уже попали? Ведь он был самым последним.

Он снова оглянулся, но за ним никто не гнался. Лишь тонкий звон разносился в воздухе.

Ивар услышал крики с дороги. Впереди показался «лев», всадники с копьями наперевес, потом другой «лев» затрубил сигнал «к оружию». Эккехард и компания уже миновали первую линию солдат. Конюхи и слуги скакали в сторону «львов», которые выстроились перед рвом, окружавшим укрепленную деревню.

Один за другим Эккехард и его солдаты повернули лошадей и бросились навстречу куманам. Ивар приготовил копье и меч, к ним присоединились другие всадники, и Эккехард со своим отрядом поскакал обратно на куманов. Те принялись метать копья. Единственный звук, который был слышен, — жуткий звон металлических крыльев.

— В атаку!

Ивар не понял, кто отдал эту команду, но вместе со всеми остальными бросился вперед, вопя во всю мощь от страха и восторга.

О Господи! Он никогда не участвовал в битве. Но разве он не мечтал об этом? Разве не мечтал бежать с Лиат и поступить в «драконы»? Разве не хотел вступить в отряд какой-нибудь благородной леди? Разве святые отцы и аббаты не сражались за веру?

Он дрожал, но ни секунды не колебался. У него уже не было времени, чтобы перейти в галоп, прежде чем первое копье ударит о щит. Воины ринулись на врага.

Ивар поднял щит к подбородку, защищая грудь, и вцепился в копье. Он почувствовал сильный удар, и его лошадь куда-то исчезла. Через какое-то время он понял, что жив. Он ударился спиной о землю и осознал, что не в силах подняться. Ивар увидел над собой крылья своего врага, потом на короткое мгновение промелькнули щиты «львов», какой-то пехотинец перепрыгнул через него, и солдаты побежали на замершую перед ними линию куманов.

Один из них, одетый в шелка и укрытый блестящим щитом, держался немного в стороне. Он умело орудовал копьем и уже успел вышибить из седла нескольких всадников. Ивар едва успел по-крабьи отползти в сторону, когда мимо прогрохотали копыта.

— Держите строй! — крикнул капитан «львов», и его команду эхом повторил капитан Эккехарда, а затем и сам Эккехард. Один из всадников поскакал вслед за куманами, но на полпути к лесу его сразила стрела.

Ивар с трудом поднялся на ноги. Локоть у него сильно болел, а по спине, казалось, проскакал табун лошадей.

— Ивар! Ивар! Ты можешь говорить?

— Ох… Не трогай руку! Со мной все в порядке. Думаю, худшее уже позади. — Он откинул полу плаща и осмотрел ногу.

— Удо погиб, — сообщил Болдуин, пока остальные осматривались, пытаясь оценить нанесенный ущерб.

Неподалеку от леса поставили посты, часовые бдительно осматривали окрестности. От стены, окружавшей деревню, отделилась группа людей, которые торопливо направились к солдатам. Ивар подошел к бедолаге Удо. Куманское копье пробило сначала шею лошади, а потом вонзилось ему в живот. При виде этого зрелища Ивара затошнило.

— Возьми его кольцо, Мило. — Принц Эккехард опустился на колени рядом с Удо. — Мы передадим его сестре.

— У него нет сестры, — прошептал Мило, снимая кольцо с пальца бедолаги Удо.

Эккехард вздрогнул и тревожно оглянулся, опасаясь, что кто-то был свидетелем его ошибки. Его взгляд скользнул по Ивару, но тот был слишком незначительной персоной.

— Ладно, тогда мы отдадим его родственникам, как и положено.

— Милорд принц. — К ним подошел капитан «львов» и почтительно опустился на колено. — Я не знал, что вы направляетесь на восток навстречу военным действиям… — Похоже, этот человек многое повидал в жизни и знал, что происходит при дворе. Ивар почти видел, как тот обдумывает ситуацию, решая, стоит ли упомянуть о том, что вообще-то молодого принца Эккехарда послали в Гент, чтобы тот стал аббатом. — Прошу вас, милорд. Если вы возглавите наш отряд, то надо быть более осторожными, пока мы не соединимся с армией вашей сестры.

— Хорошо, — с достоинством отозвался Эккехард. — Но что это за создания, которые атаковали нас? Это люди или чудовища?

Они осмотрели трупы врагов, пока армия приводила себя в порядок, подсчитывала потери и хоронила Удо. Не вернулись три человека, и двадцать солдат отправились на их поиски.

Страшные плоские лица оказались лишь масками, прикрепленными к шлемам, перья в крыльях, которые звенели во время нападения и могли привести противника в ужас, теперь смялись и лежали на земле бесформенными грудами. Доспехи куманов были необычны кожаные куртки с нашитыми на них металлическими пластинками в три пальца шириной. Под шлемом у куманов оказались вполне обычные человеческие лица: смуглая кожа, узкие глаза и желтоватые зубы. Один из них был еще жив, и «лев» перерезал ему горло — кровь у кумана была такой же красной, как и у Ивара.

Слава богу, это не его кровь. Он остался в живых.

— Ивар! А ты что здесь делаешь? Ты же должен быть в свите маркграфини Джудит! — С лошади на него смотрела Ханна. Она хмурилась.

— Господь призвал нас. Нас ждет иная судьба.

Надо же так вляпаться! Он хотел было продолжить, но Эрменрих схватил его за руку.

— Милорд принц будет только рад оставить тебя тут, пока ты стоишь как идиот! Шевелись!

Ханна внимательно посмотрела на него и уехала. Они направились к тому месту, где стояли Эккехард и Болдуин, и застали самый разгар ссоры.

— Я не поеду! — орал Болдуин.

— Нет, поедешь!

— Не поеду! Вы же слышали, что они сказали: маркграфиня Джудит всего в нескольких днях езды! Она будет в лагере вашей сестры. Вы же знаете, что она сделает, как только увидит меня.

— Я не боюсь маркграфини Джудит!

— А стоило бы! Она высекла меня и едва не убила! Она может потребовать, чтобы ее следующим мужем стали вы!

—  Тогда езжай своей дорогой! — вспылил Эккехард и показал на дорогу, которая ныряла в лес и исчезала в густых зарослях. — Ты недалеко уедешь, там везде куманы! Не забыл?

Ивар направил свою лошадь к Болдуину.

— Болдуин, — произнес он тихо, — принц прав. Мы не можем остаться тут, это смерти подобно.

— Уж лучше умереть, чем снова оказаться в ее постели, — пробормотал Болдуин, надувшись.

— Всякое может случиться, — сказал Ивар. — Мы вооружены, и мы на войне. Если повстречаем маркграфиню Джудит, дело плохо. Но после того, что нам только что довелось пережить, я не собираюсь отправляться куда-либо без солдат!

На сей раз Эккехард кивнул в знак одобрения. Болдуин недовольно пожал плечами.

— Мы еще пожалеем об этом, — сказал он зловеще. — Вот увидите.

Армия снова пустилась в путь. Ханна ехала в арьергарде. Девушка никак не ожидала увидеть здесь Ивара, однако он был тут вместе с принцем Эккехардом, вместо того чтобы быть с маркграфиней Джудит.

Странный все-таки день. Она вздрогнула и поежилась, хотя не было холодно, несмотря на мелкий дождь, — плащ «орла» надежно укрывал ее от непогоды. По дороге тащился обоз, и несколько последних упрямцев, которые упорно не отставали от армии, шли за телегами, увязающими в грязи. Одна когорта двигалась позади, не позволяя никому отстать. Ханна видела Алана, но он не замечал ее, то и дело поглядывая на лес. Ей стало вдруг интересно, участвовал ли он в этой краткой стычке или, как и большинство «львов», просто смотрел? Ведь он лорд, верно. По крайней мере был лордом. Ханна слышала о том, как в битве при Генте он удерживал холм, сражаясь с превосходящими силами противника. Он знал, что значит сражаться. Неудивительно, что король Генрих предложил ему стать «львом», хотя Ханна не могла не думать, что в общем-то он мог предложить молодому человеку более соответствующую его высокому положению должность. Хотя бы в «драконах». Но никто не мог точно сказать, почему Генрих поступает так, а не иначе. Тем временем они продвигались вперед, но кто знает, сколько еще пройдет времени, прежде чем они доберутся до принцессы Сапиентии? А в лесах наверняка полно куманов, которые только и ждут, чтобы напасть на проходящих мимо путников. Ханна вздрогнула и пришпорила лошадь, чтобы не оказаться самой последней в арьергарде.

Дорога поворачивала, и скоро деревня скроется из вида. Ханна обернулась.

На дороге показались телеги, груженные домашним скарбом и всякой утварью, среди узлов и сундуков виднелись клетки с курами и корзины с репой. Поскольку «львы» уходили на восток, чтобы присоединиться к армиям принцессы Сапиентии и маркграфини Джудит, жители деревни в панике спешили на запад — к крепости Магдебург, надеясь обрести там защиту. Ханна видела, что мужчины вооружены вилами, топорами и лопатами. Проходя мимо трупов куманов, они плевали на поверженных врагов.

Она поскакала к ним, крича:

— Оставайтесь в деревне. Они нападут на дороге! Не ходите!

Но они не слышали ее.

Ханна потеряла арьергард из вида. В конце концов, у нее есть собственные обязанности.

Ханна повернула лошадь и направилась за уходящей армией. Одной ехать было гораздо страшнее — каждая капля дождя, любой звук заставлял ее вздрагивать. За каждым кустом ей мерещились куманы. Они отрежут ей голову, высушат ее, а потом повесят на пояс. Кстати, у напавших на них куманов не было таких голов. Не означает ли это, что они впервые вступили в бой? Наверное, они еще никогда не участвовали в схватке, но это делает их еще опаснее, потому что молодые куманы постараются как можно скорее доказать, что они достойные воины.

Ханна услышала крик и тут же успокоилась. На дороге ее ожидали «львы», среди которых она разглядела знакомые лица Инго, Фолквина, Стефана и Лео.

Инго держал наготове щит и копье.

— Алан заметил, что ты отстала. Ты что-нибудь видела?

— Только тех бедных крестьян. Они отправились в Магдебург.

— О Господи! — Инго мрачно покачал головой. — Прямо в лапы налетчиков. Бедняги. Но у нас нет времени останавливать и спасать их. Поехали.

Ханна проехала в авангард прямо через ряды солдат, которые расступались перед ней, давая дорогу. Она услышала голос Алана.

— Бедняжки, — мягко произнес он, обращаясь к Фолквину. — Молю Господа, чтобы Он защитил их.

Они остановились лагерем возле небольшой деревушки салави. Вокруг поселения была выстроена стена. В отличие от вендарских деревень, местные жители предпочитали селиться в небольших домишках с покатой крышей и хозяйственными клетушками вокруг дома. По дворам бегало бесчисленное множество черноволосых бледных ребятишек, при виде солдат они горохом высыпали на стену и уставились на пришельцев.

Диакониса вышла, чтобы поприветствовать их.

— Что ты посоветуешь, «орлица»? — спросила она после того, как довольно неуклюже отвесила поклон принцу Эккехарду и лорду Дитриху. Она была родом откуда-то с запада и говорила с акцентом. Ее сопровождали два человека из деревни: один — почти старик, а другой — довольно молодой.

— Ваши вендийские соседи ушли из своей деревни, — ответила Ханна. — Я бы посоветовала вам отвести людей в другую деревню, где укрепления сильнее.

— Они не пойдут, — объяснила диакониса, — они не доверяют вендийским соседям.

— Если они верят вам, то вы должны убедить их. Несколько часов назад мы столкнулись с куманами. Будут и другие налеты. Вам нужно или перебраться в другую деревню, или попытаться укрепить стену и приготовиться к войне. Она может и не начаться, но лучше быть готовыми к худшему.

— Мудрые слова, «орлица». Я сделаю что смогу.

Дождь наконец кончился, и Ханна пошла но лагерю, надеясь отыскать палатку принца Эккехарда, а в ней Ивара. Через некоторое время она увидела, что он молится вместе с другими. Службу вел молодой человек с приятным голосом. Каждое его слово казалось исполнено глубокого смысла, которого она, Ханна, не понимала, и от этого чувствовала себя неловко.

— Молим Тебя, Владычица, смотри на нас, как смотрела Ты на своего Сына…

Услышав эти слова, она вздрогнула, но упрямо осталась стоять, ожидая, пока служба закончится и она сможет поговорить с Иваром. Тот заметил ее и вышел.

— Ты до сих пор не отрекся от своей ереси! — взволнованно сказала она. — И даже совратил принца Эккехарда! Почему ты не в свите маркграфини Джудит? Не в монастыре? Разве ты не понимаешь, что идешь по опасной дороге?

— Это не ересь, Ханна. — Ивар сильно изменился с их последней встречи. В его голосе звучала та же уверенность, что и у молодого человека, ведущего службу, хотя и без его вдохновения. — Это правда. Ты не видела чудо — возрождение феникса. Если бы видела, то поняла бы, почему принц Эккехард теперь молится с нами, хотя раньше едва терпел нас.

— Какое чудо? — спросила она, не уверенная, что действительно хочет услышать ответ. Рядом с этим новым Иваром она чувствовала себя старшей сестрой. Раньше он походил на буйно разросшийся шиповник, а теперь — на виноградную лозу, крепкую, упрямо вцепившуюся в землю. Он стал совершенно другим человеком.

— Чудо исцеления… — Тут его взгляд упал на кольцо у Ханны на пальце, и выражение лица Ивара резко изменилось. — Что это? Какой-то богатый лорд соблазнил тебя земными благами?

— Это король наградил меня за верную службу! — разъяренно воскликнула она. — Как ты смеешь меня обвинять…

— Лиат сделала то же самое! — выкрикнул он.

Вероятно, услышав это имя, молодой муж маркграфини Джудит позвал его, и, коротко попрощавшись, Ивар поспешил к нему. Неужели их прошлая близость сошла на нет? Ханна расстроенно пошла прочь, собираясь лечь спать и забыть обо всем. Но не тут то было. Где бы она ни устраивалась, одеяло тотчас промокало, и Ханна никак не могла уснуть Она лежала, закрыв глаза, и вертела на пальце кольцо с изумрудом.

На рассвете, когда они уже собрались выступать в поход, в лагерь снова пришла диакониса с двумя спутниками.

— К востоку отсюда заметили армию под вендарским знаменем, — сказала она, переводя слова старика. — Жители отступят к старому форту на севере. Там они хотят приготовиться к штурму. Он хочет дать вам мальчика, который проведет вас туда, где видели войска, если только вы обещаете отпустить парнишку, как только встретите первых разведчиков той армии. — Когда старик договорил, диакониса добавила: — Я предупреждала, что они не доверяют вендийцам.

Они договорились, и теперь молодой человек стоял возле лошади Ханны, нервно пританцовывая на месте. Капитан Тиабольд в награду вручил ему шерстяную тунику и пару ботинок — эти вещи остались от «льва», который умер от дизентерии, и никто не хотел их брать.

Парнишка оказался неразговорчивым — за весь день он не промолвил ни единого слова. Сначала он вел их прямо на восток, потом по узкой тропке на юг, а потом по широкому, но мелкому ручью — на северо-восток. Днем они встретили разведчиков, и Ханна поняла, что они и в самом деле почти добрались до армии принцессы Сапиентии. Доведя их до нужного места, паренек исчез за деревьями, которые росли возле реки. Ханна поняла, что это лишь приток, а сама река, широкая и глубокая, течет дальше.

Боян разбил лагерь у слияния реки и ручья, возле небольшого холма. На севере виднелся густой лес, а на юге и западе расстилалась открытая степь. На востоке поднималась гряда холмов. Возвышение, возле которого поставил свою палатку Боян, увенчивало какое-то древнее сооружение, вероятно крепость. До сих пор сохранились рвы и остатки стен, а наверху камни образовывали круг. Некоторые из камней упали на землю, но отсюда было трудно судить, насколько велики повреждения. Боян — а Ханна нисколько не сомневалась, что он сам выбирал место для лагеря, — поставил свой шатер под защитой земляного вала. В нескольких шагах от шатра принца стояла повозка его матери. Интересно, кераитская принцесса еще там? И сны Ханны только сны или все это происходило на самом деле?

Сейчас она все узнает.

Лагерь был на военном положении. Вокруг палаток, располагавшихся группами, были вырыты канавы — не очень глубокие, но достаточные, чтобы замедлить продвижение всадников. Во все стороны были посланы разведчики. Многие солдаты дремали прямо в доспехах, прижимая к себе копья, как возлюбленных. Некоторые лошади остались не расседланными, других сейчас поили и чистили, третьи паслись на лугу к северо-востоку от лагеря, за ними следили не меньше дюжины воинов.

Приветствовать прибывших вышла чуть ли не половина лагеря. Ханне казалось, что никогда раньше она не видела такого количества солдат, разве что в битве при Касселе, когда Генрих разбил армию герцогини Сабелы. На ветру развевалось знамя принцессы Сапиентии. Над лагерем реяли и другие знамена, но Ханна узнала лишь одно — прыгающая пантера. Знамя маркграфини Джудит.

Когда они вошли в лагерь, их отряд разделился. Ханна не вполне поняла, по какому принципу произошло это деление, но к палатке принцессы Сапиентии она подошла в сопровождении принца Эккехарда, лорда Дитриха, командира всадников, посланных королем Генрихом, и капитана Тиабольда, представляющего «львов».

Принцесса сидела на полу и ела сливы, наблюдая за тем, как ее муж играет в кости с молодым вендийским дворянином и пышно одетым унгрийцем. У последнего были такие длинные усы, что он завязал их на спине, чтобы не мешали играть. Рядом стоял брат Брешиус. Именно он тактично прервал игру, хотя принцесса уже увидела принца Эккехарда, а может, и Ханну. Возможно, воссоединение будет не таким уж приятным.

Боян не забыл Ханну:

— Снежная женщина вернулась к нам!

— Вы приехали от моего отца, — более прохладно сказала Сапиентия, глядя на мужа и сжав губы. — А это кто? Эккехард?

— Сестра, разве ты не рада видеть меня?

Принц спешился и подошел к сестре, не ожидая разрешения. Она обняла его и расцеловала в обе щеки. Эккехард был выше Сапиентии почти на голову, но и она за прошедшие месяцы окрепла и раздалась в плечах, так что, схватись они на кулаках, неизвестно, кто вышел бы победителем из схватки.

— Боже Всемогущий, да это же маленький кузен, — насмешливо произнес молодой дворянин, который играл с Бояном в кости. — Я думал, куманы вас заживо сожрали!

— Нет, спасибо, Уичман. — На мгновение показалось, что Эккехард и молодой вельможа подерутся, но Боян встал между ними.

— Господь с нами! — воскликнул он. — К нам прибыли новые войска! Теперь можно спокойно встречать куманов лицом к лицу.

Быстро произведя несложные подсчеты, Сапиентия разозлилась:

— Двести «львов»? Тридцать тяжелых всадников и сорок легких? И Эккехард с дюжиной необученных мальчишек и пажей? Это все, что прислал мой отец, «орлица»? Ты что, не сказала ему, в каком мы положении?

— Я точно передала сообщение, ваше высочество, — сказала Ханна.

— Ну-ну, жена, — вмешался Боян. — Львица не должна набрасываться на орла, ведь он — только вестник. — Собственный каламбур рассмешил его, и Боян громко расхохотался: — А с теми силами, что привела маркграфиня, нас стало намного больше, верно?

— Да, — нехотя согласилась Сапиентия, и муж погладил ее по плечу. — Но где же мой отец? Я думала, он поймет, как здесь трудно, и приедет сам. Где он, «орлица»?

— Поехал на юг, в Аосту, ваше высочество.

— В Аосту! Всегда в Аосту! — Сапиентия отшвырнула сливу, которая чуть не попала в одного из слуг и упала в грязь. — Зачем он отправился в Аосту, когда настоящая угроза здесь? Разве он… — Она оборвала себя на полуслове, но, не выдержав, все-таки спросила: — Он получил какую-то весть от Сангланта?

Колебание всегда губительно.

— Я так и знала! — воскликнула Сапиентия. — Скажи, что ты слышала!

— Точно ничего не известно, ваше высочество. Но до короля дошли слухи…

Ханна не закончила. Ее осторожную тираду прервало вторжение маркграфини Джудит со свитой слуг и компаньонок. Маркграфиня гневалась:

— Неужели к нам прибыл принц Эккехард? Так и есть. Где же он?

— Эккехард здесь, — отозвалась Сапиентия, хотя было ясно, что Джудит отлично знает, где он.

Надо отдать ему должное, Эккехард не отпрянул.

— Он хочет получить развод, — сказал он настолько спокойно, насколько это мог сказать юноша пятнадцати лет вооруженной женщине, годившейся ему в бабушки.

Кто-то в толпе хихикнул, но быстро смолк.

— Это я могу требовать развода, а не он! У него нет ни земель, ни сильных родственников, которые пожелали бы встать на его сторону. Кроме того, наш брак полностью состоялся, я весьма живо это помню. Так что брачные узы останутся таковыми. Где он?

— Я поклялся защитить его, — произнес Эккехард. — Если я его предам, то не смогу считать себя благородным человеком.

— Ты еще не мужчина, принц Эккехард. Ты всего лишь глупый мальчишка!

— Вы не смеете разговаривать со мной в таком тоне!

— Еще как смею. Уверена, что твой отец испытывает к тебе привязанность, но ты всего лишь третий его ребенок. А принцесса Сапиентия скорее всего станет его наследницей. Так что не ты необходим своему отцу. А вот я ему нужна. И я желаю получить обратно своего мужа.

— О Господи! — расхохотался Уичман. — Теперь, маленький кузен, ты пожинаешь плоды содеянного. Кто же из этих очаровательных мальчиков пропавший муж? Нет, не отвечай, и так все понятно, это наверняка ангел. Маленькие грязные крысы. Боюсь, теперь вряд ли кому-то придет в голову назвать юного Болдуина ангелом, после того как у него появилось столько покровителей!

— Помню, лорд Уичман, вы создали немало проблем еще при Генте. Мы с вашей матерью — близкие подруги. И не забывайте, что третий сын короля не имеет большого веса, но еще меньшее значение имеет сын герцогини.

— Ну хватит, кузены, — сказал Боян, кладя руку на плечо Уичмана, словно заботливый дядюшка, и оттесняя его от разгневанной маркграфини. — Мы не должны ссориться.

Боян что-то резко произнес на своем языке, и брат Брешиус с учтивой улыбкой перевел:

— Принц Боян напоминает, что сейчас не время для споров. Нам надо готовиться к войне, ведь никто не знает, когда состоится битва.

Вероятно, у Господа Бога есть чувство юмора.

— Дорогу! Дорогу! — закричали стражники, и тотчас к королевскому шатру подскакали два разведчика.

— Принц Боян! Ваше высочество! — Мужчины опустились на колени перед повелителями. — Новости о Булкезу! Его всадники замечены не больше чем в часе езды отсюда, в долине.

— Эля для этих людей, — приказал Боян.

Новости распространились по лагерю, как степной пожар. Ханна видела, как люди буквально вылетают из палаток и принимаются спешно седлать лошадей или готовить оружие.

— Где мы будем сражаться? — спросила Джудит.

— Больше мы не станем отступать, правда? — взмолилась Сапиентия.

Боян задал еще несколько вопросов, выясняя детали, пока его армия готовилась к битве. Он опрашивал первых разведчиков, потом прискакала другая пара. Они видели повозки куманов, которые продвигались по северному берегу реки. Несколько человек пали, сраженные стрелами их лучников, сами разведчики были ранены и чудом избежали плена.

— Мы должны ждать их тут, — сказал Боян. Он изъяснялся по-унгрийски, чтобы никто не мог неправильно истолковать его слова, а брат Брешиус переводил: — Этот форт на холме послужит нам хорошей защитой. Если придется отступать, мы сможем перебраться через реку и уйти на северо-запад. Куманы вряд ли последуют за нами, они боятся воды. Кроме того, это даст время моей матери, чтобы помочь нам.

Все посмотрели в сторону повозки, которую охраняли два невозмутимых раба. «Интересно, кераитская принцесса все еще внутри?» — подумала Ханна. Брат Брешиус перехватил ее взгляд, ободряюще улыбнулся, но ничего не сказал.

Боян сделал знак слугам, и те затрубили в рога.

Когда раздался их хриплый рев, в лагере все замерло. Люди уставились на королевский шатер. Боян взял Сапиентию за руку и вывел наружу, чтобы все видели своих повелителей.

Призыв к оружию прозвучал совершенно неожиданно — на исходе дня. Во всех поэмах говорится, что битва начинается с первыми лучами солнца, но сейчас дело происходило не в поэме, а в реальности.

Мальчики Эккехарда столпились у подножия холма, ожидая появления принца, который так и не вышел из королевского шатра.

— Говорю вам, надо бежать на север, пока никто не обращает на нас внимания, — бубнил Болдуин. — Нашего отсутствия никто не заметит. Тогда мы могли бы вернуться в ту деревню.

— Господи Всемогущий, Болдуин! — воскликнул Ивар, который уже в третий раз проверял подпругу. — Мы не можем оставить принца Эккехарда в такой момент. Это бесчестно! Нас всех потом назовут трусами.

— Какая разница, как нас назовут? — возразил Болдуин. Его копье лежало на земле, и носком сапога он перекатывал его туда-сюда. — Я просто хочу убраться отсюда, пока она меня не нашла!

— Но как мы убежим? Куманы убьют нас гораздо скорее, и мы не сможем проповедовать истину.

— И вообще, если Господь явил нам Свое Слово, мы не можем поступить как трусы, — заявил Зигфрид. Он держал копье обеими руками и казался еще более хрупким, чем всегда. Он был таким слабым, что ему даже не дали доспехов — он просто не выдержал бы их вес.

— Верно! — согласился Ивар. — Нам придется остаться, Болдуин. По крайней мере до тех пор, пока не закончится сражение. А потом я пойду, куда ты скажешь.

Выражение лица Болдуина изменилось. Ивар почувствовал внезапную жалость — все всегда будут видеть в этом молодом человеке только отражение своих желаний.

— Ивар! Зигфрид! Болдуин! Смотрите, кого я нашел! Это чудо!

К ним, спотыкаясь, спешил Эрменрих. Он, не обращая внимания на суету в лагере, тащил к ним молодую женщину, крепко держа ее за руку. Она плакала, как, впрочем, и он сам.

— Это Хатумод! — воскликнул Эрменрих.

Если бы он этого не сказал, Ивар никогда не признал бы в этой оборванке с грязными ногтями и спутанными волосами ухоженную кузину Эрменриха. Она больше походила на нищенку, чем на благородную даму, которую он запомнил по монастырю.

— Леди Хатумод! — восторженно воскликнул Зигфрид. — Вас ведь отослали из Кведлинхейма вместе с леди Таллией, которая открыла нам истину. Она с вами?

— О Господи! — ахнул Болдуин, схватив Ивара за руку так крепко, что тот вскрикнул. — Это она! Она!

С холма спускалась маркграфиня Джудит. За ней следовали сто пятьдесят всадников в тяжелых доспехах. Рядом с ней ехал капитан, который в одной руке держал ее шлем, а в другой — знамя. Они направлялись к долине, где должно было произойти сражение.

Болдуин сжался, пытаясь спрятаться за Иваром, но было уже слишком поздно. Возможно, она узнала, где они остановились, просто расспросив солдат, а может, почуяла его, как пантера, которой довелось попробовать нежного мяса годовалого ягненка.

— Господи! — воскликнул Эрменрих. — Мило держит знамя принца Эккехарда! Идиот! Опусти его! Предполагалось, что мы спрячемся.

Не стоило надеяться, что они сумеют спрятаться от нее.

Джудит подняла руку и устремила пристальный взгляд на свою жертву. Болдуин рухнул на колени и, сложив руки, принялся молится. Он устремил глаза в небо, словно надеясь, что Господь Бог предотвратит громы и молнии, которые готовы обрушиться на его голову.

Снова раздался рев рогов.

— Куманы! К оружию! К оружию!

Приближалась вражеская армия. Раздавались топот лошадей и тонкий звон — Ивар даже не предполагал, что свист их крыльев слышен так далеко.

— Вы будете наказаны за неповиновение, — сказала маркграфиня Джудит. Она походила на кошку, съевшую целую миску сметаны. — И не думайте, что сможете сбежать от меня.

Джудит взяла из рук капитана свой шлем и водрузила на голову. Капитан поднял знамя, и весь отряд поехал вслед за маркграфиней.

Мальчики Эккехарда взобрались в седла. Эрменрих схватил за руку Зигфрида, который даже в такой юной компании казался младше всех.

— Зигфрид, — он вложил руку Хатумод в его, — иди с моей кузиной. Она знает, где обоз. Ты останешься здесь. — Он оглянулся на друзей, словно ожидая возражений, но все молчали. — Он же совсем не умеет сражаться. Вы все знаете об этом! Он не приспособлен для войн. Иди, Зигфрид! — Он оттолкнул друга и залитую слезами Хатумод, потом вскочил в седло. — Ступайте!

Слуга подал ему забытые на траве копье и щит.

— С Богом, молодые лорды, — напутствовал их слуга и пошел к обозу.

Скоро на сером жеребце к ним подскакал принц Эккехард. Он радостно размахивал мечом, а в его новеньких доспехах отражались лучи солнца.

— Мы должны занять позицию на правом фланге, по северному берегу.

Ивар приподнялся в стременах, пытаясь определить расстановку сил. Перед холмом встала вендийская легкая кавалерия. «Львы» выстроились в каре за ним. По словам Эккехарда, тяжелая кавалерия принцессы Сапиентии и принца Бояна ожидала в резерве между холмом и рекой. Знамена Сапиентии и Бояна развевались над древними развалинами.

Ветер дул с северо-запада, и под его порывом знамя Бояна развернулось во всю ширь, солнце внезапно выглянуло из-за туч и осветило герб унгрийского принца — двуглавого орла.

Люди разразились криками — никто не сомневался, что это было знамение. Господь с ними. Эккехард вместе со своими друзьями поскакал на указанное место. Войско куманов, казалось, заполонило всю землю. Степь ощетинилась копьями куманских всадников.

Над вражеской армией тоже реяло знамя — черное полотнище с тремя белыми полосами. У всадников за спинами трепетали крылья — сколько же птиц они убили?

Ивар осмотрел линию врагов и понял их тактику. В центре и слева стояла тяжелая кавалерия, справа были легковооруженные воины. У них в руках поблескивали копья, к седлам были приторочены луки и колчаны. Тяжелая кавалерия приготовила длинные копья и щиты.

— Смотрите! — сказал Болдуин, показывая пальцем на одного из вражеских воинов. Тот стоял рядом со знаменем, но за плечами у него не было крыльев, хотя по тому, как он держался в седле и отдавал приказы, становилось ясно, что это и есть вождь куманов — ужасный князь Булкезу.

— Что случилось с его крыльями? — Побормотал Мило.

Ему никто не ответил.

Обе армии ждали. Лошади нервно фыркали, прядали ушами, переступали с ноги на ногу. Снова раздался звук рога.

Левее от позиции Эккехарда стоял лорд Уичман со своими людьми. Он непристойно ругался.

— Он считает, что все знает лучше всех, — заметил Эккехард. — Но принц Боян сказал, что, если послать в атаку эту линию, нас окружат и отрежут от брода и от укрепленного холма.

— Мы останемся здесь до темноты? — спросил Ивар. Час был поздний, и быстро темнело. — Не думаю, что куманы нападут на укрепленный форт ночью.

Тогда мы могли бы перебраться через реку и драться в какой-нибудь другой день, пробормотал Болдуин.

— Нет, — тотчас ответил Эккехард. — Господь дал нам знак. Сегодня обязательно будет битва, и Господь выберет победителя.

— Смотрите! — воскликнул Эрменрих, который ехал рядом с Мило.

Из строя куманов выехали три всадника — по одному с флангов и из центра. Каждый вез три копья. Проехав треть расстояния между двумя армиями, они воткнули копья в землю. На каждом копье трепетал красный вымпел.

На полпути между армиями они воткнули по второму копью, неумолимо приближаясь к вендийской армии. Солдаты заволновались, но звук рожка заставил их остаться на местах.

Всех, кроме лорда Уичмана. Он вырвался вперед и подскакал к ближайшему куману. Тот поднял последнее копье, а его соплеменники приблизились к вендийской армии и воткнули свои копья в землю совсем рядом, словно желая оскорбить врагов.

Уичман несся навстречу своему сопернику. Копье кумана скользнуло по щиту Уичмана, не причинив ему никакого вреда. Хотя Уичман не сумел нанести смертельного удара, но древком копья попал в маску кумана, тот упал с лошади, запутавшись ногой в стремени, деревянная рама, на которой крепились крылья, сломалась, повсюду разлетелись перья.

Лошадь кумана понеслась прямо на позиции вендийцев. Куманский воин потерял свой шлем, копье и теперь нелепо барахтался, пытаясь каким-то образом взобраться в седло. Уичман громко выругался, когда лошадь влетела в ряды вендийцев. Через мгновение голова кумана была поднята на копье. Солдаты радостно закричали, уверенные, что теперь победа им обеспечена.

Уичман повернул своего коня к куманскому войску, собираясь преследовать двух других всадников, возвращавшихся к своим, но в это мгновение ряды куманов всколыхнулись и двинулись вперед. Войско приближалось неестественно тихо, не слышно было обычных воинственных криков, только стук копыт.

Когда воины добрались до первого копья, на вендийцев посыпался дождь стрел. Послышалось ржание лошадей, но со своего места Ивар не мог разглядеть, насколько серьезно там обстоит дело. Враги продолжали продвигаться вперед, и у второго копья в вендийцев снова полетели стрелы, а куманы пустились в галоп. Когда они добрались до третьего копья, небо внезапно потемнело, тучи прорезала ослепительная вспышка молнии, а через мгновение раздался раскат грома, в котором исчезло все — и крики, и стук копыт. Первое, что услышал Ивар после этого, — звенящий свист крыльев.

С холма, на котором находились Боян и Сапиентия, послышался звук рога, и вендийская кавалерия устремилась вперед. Ивар перехватил копье и приготовился отражать атаку.

У него не было времени на раздумья. Он нанес удар куману слева, тот прикрылся щитом, но в это мгновение Болдуин воткнул в него свое копье. Куман упал. Ивар обернулся — лошадь Мило прижала ему ногу. Ивар отпихнул ее. На земле лежал мертвый Мило, и изо рта у него торчал обломок копья.

Ивар слишком долго смотрел на Мило. Краем глаза он заметил движение меча, и копье неожиданно выпало из его ослабевшей руки. Он развернул лошадь и поскакал в ту сторону, где сражался Эккехард. Только сейчас он заметил, что на правой руке у него не хватает двух пальцев.

Как ни странно, он не чувствовал боли. Ивар выхватил длинный нож — единственное оружие, которое у него осталось. Очутившись позади куманского всадника и понимая, что он не сможет ударить в спину врага, прикрытую крыльями, Ивар воткнул нож в круп лошади. Та взвилась на дыбы от боли, Ивар щитом ударил кумана в лицо и проехал вперед.

Правее трепетало знамя Эккехарда. Принц сражался одновременно с тремя куманами. Крылья одного из них отсвечивали странным металлическим блеском, словно ножи. Болдуин попытался ударить его топором, но всадник опередил его, метнув копье, и юноша упал с лошади. Куман с металлическими крыльями и два его соплеменника направились к Эккехарду.

— К принцу! — воскликнул знаменосец.

Ивар направил лошадь прямо в гущу сражения. Он наткнулся на одного всадника, и оба они оказались на земле. Ивар успел увернуться, и удар, который наверняка снес бы ему голову, ушел в землю. Он перехватил занесенную руку врага и, прижав к земле, сломал ее. Раздался вопль. Ивар сорвал с врага шлем и потерял равновесие. Куман оказался молодым человеком, не старше Ивара, с таким красивым лицом, которое была бы рада иметь любая девушка. Куман тотчас занес над ним нож, но Ивар ударил его сорванным шлемом, сминая совершенные черты и превращая их в кровавое месиво.

Юноша огляделся. Знамя Эккехарда валялось на земле, на нем лежал знаменосец — еще один безмолвный труп среди многих других. Но принц еще держался в седле. Двое солдат пытались защитить его от атак всадника с металлическими крыльями, но тот быстро расправился с ними и налетел на Эккехарда. Принц яростно сопротивлялся, но куман был опытнее. Он сбил Эккехарда с лошади и теперь готовился нанести последний удар.

Ивар хотел прийти на помощь принцу, но тот был слишком далеко, а ноги Ивара стали неповоротливыми и тяжелыми, как бревна.

Куманский воин взревел, как лев. Ему наперерез скакал Уичман. Молодой лорд бросился на кумана, и они принялись кружить друг возле друга, нанося удары, но ни один не мог одержать верх. До Ивара доносился сумасшедший смех Уичмана — в пылу битвы он превратился в настоящего берсерка, который не чувствовал ни боли, ни страха.

— Берегись!

Ивар прикрылся телом только что убитого им воина. И вовремя — меч кумана отсек мертвецу голову. К Ивару подскакал Болдуин и протянул ему копье, помогая подняться.

— Принц пал! — крикнул Болдуин.

Они ничем не могли помочь Эккехарду, единственное, что им оставалось, — спастись самим. Всадник, который только что чуть не зарубил Ивара, промчался довольно далеко и сейчас повернулся к ним лицом, доставая из-за спины лук.

— Бежим!

И они помчались к холму. Каждую минуту ожидая, что стрела вонзится в спину, Ивар подумал, что совсем не так хотел бы умереть — словно заколотый поросенок на бойне.

Небо вновь разорвала вспышка молнии, и землю сотряс удар грома. Начался ливень. Лошади испуганно ржали, но солдатам было не до погоды, они сражались, ни на что не обращая внимания. Ивар решился оглянуться на преследователя, но тот уже лежал на земле.

Облегченно вздохнув, Ивар и Болдуин вскарабкались на вал, где их уже поджидали два «льва». Они не участвовали в битве. Как только юноши оказались на холме, дождь прекратился так же внезапно, как и начался.

— Отлично, молодые лорды, — сказал один из «львов», помогая Ивару подняться. — Вы хорошо сражались.

— Но принц Эккехард пал! — воскликнул Болдуин. — А мы оставили его там!

— Нет, нет, вы не нарушили присяги. Один из людей лорда Уичмана вытащил принца с поля битвы. Так что он будет жить.

Их спокойствие привело Ивара в бешенство.

— Что вы стоите тут и глазеете! ? закричал он. — Ведь вы могли бы помочь нам одержать победу!

— К сожалению, бой дойдет и до нас, — фыркнул старший. — А если бы мы ушли с холма, то нас мгновенно растерзали бы всадники.

— И куда бы потом бежали молодые лорды вроде вас? — спросил его товарищ.

Его слова причиняли Ивару такую же боль, что и раненая рука.

В землю прямо между «львами» вонзилась стрела.

— Если вы поспешите, то успеете достичь брода, — посоветовал один из «львов».

Куманские всадники сгрудились у подножия холма, путь им преграждали земляной вал и рвы. Они не решались пустить лошадей вперед и осыпали противника стрелами.

На полпути к вершине холма Ивар и Болдуин решились оглянуться. Они увидели, что куманы осыпают стрелами двух «львов», чьи щиты были утыканы стрелами, словно подушечки для булавок.

Болдуин задыхался.

— Их слишком много, — сказал он хрипло.

И действительно, у подножия холма собралось больше сотни куманских всадников. Они толпились в одном месте, и только когда к ним подъехал куман с металлическими крыльями за спиной, они рассредоточились и часть из них направилась к реке.

— Они идут к броду! — Болдуин побледнел. — Нас сейчас отрежут от остальных!

— Надо торопиться, — заметил Ивар. Он рассеянно осмотрел свою рану — кровь выплескивалась толчками, но ему нечем было перевязать руку.

— Шевелись, Ивар! — В голосе Болдуина звучал страх. На западном склоне, по которому они шли, дождь превратил тропинку в грязевой поток.

— Слава Господу! Друзья! — К ним подскочил Эрменрих, и Болдуин вскрикнул от неожиданности. — Что вы тут делаете?

Они осмотрелись. Им удалось оторваться от преследователей. Издалека доносились грохот оружия и тонкий звон металлических крыльев, то и дело в небе грохотали раскаты грома.

— Что с тобой случилось? Куда ты пропал? — спросил Болдуин.

— Мой щит разрубили надвое, я потерял копье, а потом подо мной убили лошадь. Я решил, что, возможно, Господу неугодно видеть меня в рядах воинов. Поэтому я бежал.

— Весьма храбро, дорогой Эрменрих, — сказал Ивар.

— Вижу, у тебя ранена рука. Дай я посмотрю. — Эрменрих оторвал от своей туники полосу и туго обмотал руку Ивара. — Больно?

— Да. Нет. Не знаю. — Ивар пожал плечами. — Мне попало мечом по руке.

Они добрались до вершины холма и увидели, что тяжелые всадники принцессы Сапиентии прижали куманов к реке, те сражались, не желая пуститься вплавь и спастись.

Сапиентии сопутствовал успех, но вот среди куманов вновь появился всадник с металлическими крыльями, и они пошли в атаку. Темнело. Теперь звон невидимых мечей и щитов звучал мирно, словно доносился не с поля боя, а из деревенской кузницы. Протрубил рожок.

— Это сигнал к отступлению! — выкрикнул Болдуин. — Мы останемся здесь, на этом холме, и ночью куманы вырежут нас спящих!

Они с Эрменрихом побежали. Сумерки сгущались, но Ивар сумел разглядеть, что принц Боян выводит принцессу Сапиентию с поля битвы, а их отход прикрывают полсотни воинов.

— Лорды, помогите мне, прошу вас! — раздался снизу тихий голос. Один из «львов», что прикрывали их отступление, истекал кровью, но поддерживал своего товарища. Оба они были изранены стрелами куманов.

— Мы не можем ждать! — прошептал Болдуин, но Эрменрих уже понял, что им ничего не грозит.

— Войска принцессы отбросили куманов, и они не станут преследовать нас и взбираться на холм.

— Но они могут пройти с другой стороны! — Болдуин содрогнулся. — Они нападут на нас сверху.

— Тогда мы погибнем, — спокойно заявил Ивар. — Впрочем, помнится, ты говорил, что предпочтешь умереть, чем снова оказаться в постели маркграфини Джудит. Так что твое желание может исполниться!

— Но я не хочу умирать! — завопил Болдуин.

Эрменрих хлопнул его по спине, и тот мгновенно пришел в себя, деловито подал руку «льву» и помог ему тащить товарища.

То и дело увязая в грязи, Эрменрих и Болдуин тащили бесчувственного «льва», его товарищ ковылял следом. Нависший над руинами туман превратился в мелкий колючий дождь. Ивар посмотрел вниз: армия принцессы уже перебралась через реку, их отступление прикрывали «львы». К собственному удивлению, Ивар заметил, что дождь кончался в нескольких шагах от строя «львов», поливая только преследователей-куманов. В самом конце процессии двигалась небольшая повозка, скорее дом на колесах. Ивару даже показалось, что кто-то откинул занавеску и выглянул в окно.

Возле фургона он заметил светловолосую девушку в плаще «орла» — значит, Ханна в безопасности. На востоке все еще раздавались раскаты грома.

— Мы не успеем, — сказал Эрменрих. — Мы отрезаны.

— Оставьте нас, — отозвался старый «лев». — Если вы побежите за ними…

— Не побежим, — проворчал Болдуин.

— Ты ранен? — спросил Ивар.

— Нет. Просто не могу больше бегать.

— Смотрите, — привлек их внимание Эрменрих. — Мы можем укрыться наверху, а ночью перебраться через реку.

— Куманы наверняка поставят часовых, — возразил Болдуин. — И убьют нас. Нам никогда не догнать своих.

— И этот человек верит в милость Господа нашего! — усмехнулся старый «лев».

— Ну, по крайней мере смерть избавит меня от жены, — философски рассудил Болдуин.

— Хорошо, что Зигфрид и Хатумод в безопасности, — заметил Эрменрих. — И с нами тоже все будет в порядке, если не станем отчаиваться. Вы же знаете, что уныние — грех.

Ивар, конечно, это знал, но рука у него сильно болела, и единственное, чего он хотел, — лечь и уснуть. Вместе с друзьями он пошел ко рву, надеясь укрыться там до ночи. Они пытались привести в чувство «льва», который не подавал никаких признаков жизни: били его по щекам, плескали ему в лицо водой из рва, но все напрасно. Кто знает, может, он уже умер.

На вершине холма показался свет.

— О Господи! — воскликнул Болдуин. — Смотрите, куманы ищут нас с факелами!

Он бросился в ров, и Ивар последовал за ним.

Дождь прекратился, облака унеслись на юг, и землю теперь освещала полная луна да еще этот жутковатый свет, лившийся сверху от каменной короны.

Ивар набрал воды в горсть и напился. Ему сразу стало лучше, он осмотрелся и заметил кусок ровной каменной кладки.

— Должно быть, древние люди, которые построили старый форт, хранили тут воду, — сказал он.

На одном из камней Ивар увидел узор. Он сорвал мох, и перед ним оказалось изображение человека с рогами оленя.

— Смотри! — К нему подошел Болдуин.

Внутрь холма уходил темный тоннель. Не задумываясь, Ивар проскользнул внутрь. Проход был тесным и темным, вода доходила почти до колен.

— Болдуин!

— Ивар? Это ты? — Рядом с ним возник Болдуин.

— Конечно я! И если правда, что куманы боятся воды, мы вполне можем укрыться здесь. Если только дальше не очень глубоко. — С этими словами он сделал шаг вперед — под ногами по-прежнему было твердое дно. Ивар поднял камень и бросил в темноту, послышался плеск, а потом шлепанье, словно он потревожил что-то живое.

— Что это? — От ужаса у Болдуина сел голос, и он едва шептал, вцепившись Ивару в руку.

И тут до них донесся едва слышный стон, словно голос потревоженного призрака.

— О Господи! — Теперь Ивар вцепился в Болдуина. — Мы, наверное, попали в склеп и теперь будем прокляты!

— Эт-то вы? — Высокий голос казался незнакомым, он эхом отражался от каменных стен. — В-вы д-друз-зья Эрмменриха?

— Л-леди Хатумод? — заикнулся Болдуин.

— С-спасибо з-за л-леди! — Они не видели ее, но голос стал яснее, как будто она подошла ближе. — Б-бедного 3-зигфрида р-ранили в р-руку, а п-потом м-мы пот-терялись. Я м-молили Г-господа, чтобы Он п-подал з-знак, и т-тут м-мы п-попали сюда. 3-здесь с-сухо, и т-тоннель идет д-дальше, н-но я п-побоялась ид-ти т-туда.

— И что нам теперь делать? — пробормотал Болдуин.

Теперь Ивар полностью пришел в себя и мог размышлять здраво. Его рука по-прежнему пылала, как в огне, но он знал, как им следует поступить, пусть даже с риском потревожить духов прошлого.

— Надо привести сюда остальных, а потом мы пойдем вглубь, как можно дальше. Куманы боятся воды и никогда не полезут сюда. Через день или два они уйдут, и мы сможем выбраться наружу.

— Правда? — спросил Болдуин, не веря.

— Да, — пообещал Ивар.

Флот собирался к северу от фьолла Хаконин, в заливе Вашинга, а оттуда корабли направились на север к мысу Скагин и дальше к острову Хефри. Они запаслись провизией в рыбачьих деревушках, набив трюмы сушеной рыбой и козлятиной.

Разведчики донесли, что флот Нокви встал на якорь в заливе Кьялмарсфьорд. Они не смогли подобраться ближе, но узнали, что Нокви поставил свои корабли между двумя скалистыми островками, которые назывались Козленок и Большой Змей.

Впрочем, это не важно. У Нокви всего семьдесят четыре судна, ведь он рассчитывает на магию альбанских колдунов.

С ахтердека своего корабля Сильная Рука осмотрел собственный флот — девяносто шесть больших кораблей и бесчисленное множество рыбацких суденышек бороздили море. Ветер дул с севера, поднимая белые барашки, а на небе собирались темные тучи.

Паруса свернули, и подняли весла. На левом фланге располагались корабли племен Хаконин и Ятарин, на южном — Витнингсей и Рингарин. Сильная Рука с кораблями племени Рикин и новыми союзниками — Скума, Рауфирит и Наммс Дейл расположился в центре. Отсюда он мог приглядывать за всеми.

Он приказал опустить весла. Барабаны отбивали ритм, и флот двинулся вперед.

— Сильная Рука. — Десятый Сын Пятого Колена показал на небо. Их преследовали тяжелые грозовые тучи, которые, казалось, были привязаны к морю длинными полосами тумана. — Говорят, атаковать в пасмурный день, когда все небо закрыто тучами, — плохая примета.

— Это работа колдунов. Но нам тучи помешают гораздо меньше, чем вождю, которого они стараются защитить. Эта магия не может причинить вреда.

Его корабль имел глубокую осадку, форштевень то взлетал высоко вверх, то снова проваливался вниз. Корпус корабля был окован железными пластинами с шипами. Приближался шторм, и южный ветер нес их корабли прямо на линию вражеских судов. Нокви приказал своим кораблям сосредоточиться в центре, сгруппировавшись по три-четыре, так чтобы получились большие площадки для абордажного боя. На флангах сосредоточились более маневренные суда, а в тылу — ялики со странными мачтами — деревьями, на которых зеленели листья. На яликах были альбанские колдуны, чья сила таилась в деревьях.

Но их поддержка ничего не значила. То, что Нокви решил обратиться к магии, уже было свидетельством поражения.

Корабли противников сблизились. Сильная Рука отдал приказ, и Хаконин и Витнингсей двинулись на противника с флангов. Сильная Рука вместе с центральной группой кораблей оставался на месте, не обращая внимания на насмешки и оскорбления, сыпавшиеся с кораблей противника. Впрочем, Нокви не бросал их в бой и приказал убрать весла. Он готовился к шторму.

Сильная Рука почувствовал, как усилился ветер.

На левом фланге один из его кораблей сел на риф, а корабль Витнингсей сносило к острову Большого Змея. Но и несколько кораблей Нокви тоже вышли из строя.

Ветер все крепчал. Палуба мягко раскачивалась под ногами. Корабли Хаконин дрались на фланге.

Сильная Рука отдал приказ, и его люди приготовили котлы со смолой. И с палубы одного из кораблей Нокви поднимался дым — враги тоже хотели использовать огонь. Три корабля связали канатами и пустили вперед на корабли Нокви, Сильная Рука держался позади.

В борт плеснула волна и осыпала его лицо холодными солеными брызгами. Он подал последний сигнал, и словно по этому сигналу разверзлись небеса.

Корабли сближались. Его люди выставили щиты вдоль борта, чтобы защититься от стрел воинов Нокви. Но стрелы противника летели против ветра, и ни одна не достигла цели. Зато люди Сильной Руки осыпали врага дождем стрел.

Небо почернело, и начался настоящий шторм. Но он причинял гораздо больше вреда кораблям Нокви, которые стояли на подветренной стороне, чем судам Сильной Руки, — они врезались в строй противника, кроша в щепы борта кораблей, а его солдаты осыпали врагов градом камней.

Котлы с горящей смолой были наготове, но от них не было толку — ветер гасил пламя. Наконец Сильная Рука заметил Нокви, тот стоял на юте, одетый в блестящий пояс из золота, серебра, меди и олова, на котором повторялся узор из кругов, такой же был нарисован на груди. Может, Нокви принял богов мягкотелых, так же как принял их магию?

Сильная Рука дотронулся до деревянного круга на своей груди и провел по нему пальцем, повторяя его очертания. Надо знать врага и даже учиться у него, но нельзя думать, будто он прав. Этим ты сеешь семена собственного поражения. Как это сделал Нокви, хотя он, вероятно, еще этого не понял.

Только теперь Сильная Рука подал Жестокому Удару долгожданный сигнал. Сейчас он мог отомстить.

Его корабль протаранил корабль Нокви, и Жестокий Удар ринулся в бой, потрясая деревянной дубиной, утыканной обсидиановыми шипами. Жестокий Удар обрушил дубину на голову первого противника.

Когда Нокви увидел, как по палубе пробирается Жестокий Удар, убивая его людей, он сам выскочил вперед с копьем в руке. И когда Жестокий Удар бросился на врага, тот ударил его в горло. Но Жестокий Удар последним усилием отсек Нокви руку, и та вместе с копьем улетела в бушующие волны. Жестокий Удар упал на палубу и испустил дух.

Сильная Рука видел, что теперь победа ему обеспечена. Некоторые корабли противника еще сражались, но они или сдадутся, или сбегут, как только увидят, что Нокви мертв.

Сильная Рука позволил своим воинам расчистить путь — он не питал ни малейших иллюзий относительно своей силы и знал, что он не великий воин, да и никогда не хотел им стать.

Он хотел быть королем Детей Скал. Даже у Кровавого Сердца не было такой власти.

— Убейте всех, кроме Нокви, — приказал Сильная Рука.

Приказ был тотчас исполнен. Через несколько минут на палубе остался лишь Нокви, прижатый копьями к корме.

Пройдя между своими воинами, Сильная Рука метнул копье и пригвоздил оставшуюся руку Нокви к борту. Нокви взревел от ярости и боли, а Сильная Рука взял топор и отсек врагу вторую руку.

Воины одобрительно взревели, и Сильная Рука увидел, что бой закончен, а ветер стих.

Древком копья он подтолкнул противника к борту, и тот перегнулся через ограждение. Из волн появился морской народ.

— Все кланы подчинятся мне! — воскликнул Сильная Рука. — Или с ними случится то же, что и с вождем племени Моэрин!

С этими словами он толкнул Нокви.

Тот сопротивлялся до последнего, но его уволокли на дно. Сильная Рука, не дожидаясь конца своего врага, осмотрелся в поисках альбанских колдунов. В северной части залива сгустился туман, и в этом тумане мелькнуло что-то зеленое — живая мачта, уплывающая в океан.

Он перебрался на свой корабль, и вместе с Десятым Сыном Пятого Колена они пустились в погоню за альбанскими колдунами.

Конечно, их корабли были намного быстроходнее яликов, но они мгновенно заблудились в густом тумане. Сильная Рука приказал поднять весла и прислушался: стояла такая тишина, что он мимолетно подумал, уж не потерял ли он землю. Но он по-прежнему чувствовал запах гари, различал голоса птиц и биение волн о невидимый берег.

Он всмотрелся в туман. Ему почудилась вспышка света. Туман колебался, как занавес, и Сильной Руке показалось, что он слышит эхо другой битвы. Он подумал об Алане.

«Львы» стояли на холме. Принц Боян выстраивал всадников, чтобы встретить атаку куманов. Они хлынули, как волны прилива. Алан подумал, что не слышал ничего страшнее звона их крыльев, по крайней мере с тех пор, как Таллия прилюдно отказалась от него на суде.

Началась битва. В центр куманских лучников ударила молния, но они быстро оправились и снова начали стрелять.

Алан мог только смотреть и ждать: скоро израненные всадники будут искать убежища на холме, там, где сейчас в безопасности стоят «львы». Но эта безопасность обманчива. Госпожа Удача скоро повернет свое колесо.

— Смотрите! — воскликнул Фолквин. — Почему у их командующего нет крыльев?

— Может, он слишком горд, чтобы носить крылья, как остальные воины? — предположил Инго.

— Или это смирение? — Стефан был самым молодым и редко высказывал собственное мнение.

— Ну уж нет, — рассмеялся Лео. — Принцы не отличаются кротостью. Разве вы еще этого не поняли?

Все посмотрели на Алана, и он понял, что все они вспомнили, как недавно, когда капитан Тиабольд велел ему держать гончих на цепи, от греха подальше, Алан разговаривал с ним как граф, а вовсе не как простой «лев», чья мать была проституткой.

— Смотрите, — произнес Алан. С востока летели тучи, они походили на чаек, стремящихся к берегу перед штормом. — Скоро будет дождь.

— Да поможет им Господь, — говорит Инго. Он знает, во что превратится поле под копытами лошадей.

Алан не может понять, что происходит: долина похожа на бурлящий котел. Знамена то взмывают вверх, то падают на землю, потом их снова кто-то подхватывает…

— Идут! — кричит Фолквин.

Высоко взмывает штандарт князя Булкезу. Раздается громкий крик — впервые Алан слышит от куманов что-то кроме свиста крыльев. Бескрылый принц сам будет участвовать в бою. Со стороны вендийцев доносится звук сигнального рожка.

Булкезу врезается в центр линии вендийцев, там, где развеваются знамена Австры и Ольсатии. Маркграфиня Джудит мчится на врага. Куманских всадников так много, что грохот копыт сливается в странный гул. А может, это раскаты далекого грома.

Тяжелая вендийская конница врывается в ряды врага, и маркграфиня Джудит устремляется к штандарту куманов. За ней вьется ее собственное знамя, «львы» разражаются приветственными криками, глядя, как бескрылого принца оттесняют все дальше и дальше. Они запевают песнь «Благословен Господь, что дал нам силы в битве».

Но их голоса тонут в шуме битвы.

Копье маркграфини скользит по шлему бескрылого принца и падает на землю. Булкезу снимает шлем, и по его плечам рассыпаются черные волосы. Джудит обрушивает на него удары меча, но ни один из них не достигает цели — куман легко уворачивается, закрываясь щитом.

Потом он направляет своего белоснежного коня к маркграфине и единственным ударом обезглавливает ее.

Он разрубает знамя Австры, и оно падает на землю. Принц несется вперед, размахивая мечом.

А по правую руку от него едет она, как когда-то ехала рядом с Аланом.

Все это время Алан верил, что Повелительница Битв снова появится. Он не боялся битвы, потому что знал, что там будет она. Она всегда появлялась на поле боя.

Но на сей раз она едет рядом с его врагом. Она забыла его? Все было ложью? Разве не ее роза горит у него на груди? Или это сжимается в страхе его сердце?

Центр вендийцев отступает.

На холме стоят «львы».

— Друзья! — кричит капитан Тиабольд. — Надо отступать к броду. Пока мы держим оборону, куманы не смогут напасть.

Битва распадается на множество мелких схваток, бескрылый всадник пытается обойти холм с юго-востока, но вскоре убеждается, что его склоны слишком круты для лошадей. Первая когорта «львов» уже отступает по северному склону, скрытому от глаз врага. Этот склон не так крут, и лошади могут спуститься. Алан радуется, что Горе и Ярость не остались с ним — тут он не смог бы их защитить.

«Львы» удерживают щиты, словно стену. В щиты бьют копья, но не причиняют особого вреда.

«Львы» отступают. Время и ветер повалили старые камни, и теперь они лежат на земле, хотя раньше они образовывали каменную корону на вершине холма. Сейчас Алан думает только о том, чтобы не поскользнуться в самый неподходящий момент. Он боится подвести своих товарищей.

Алан уже нарушил клятву, принесенную семье, которая его воспитала, солгал умирающему, потерял единственную женщину, которую любил.

Но он честно послужит Повелительнице Битв, как поклялся.

Он снова видит ее, женщину неопределенного возраста, с мечом в руке и без шлема. — Он ей просто не нужен.

Повелительница Битв пришла к нему.

Но она сражается на другой стороне.

— Держите строй! — кричит капитан Тиабольд и швыряет копье в кумана справа от Повелительницы Битв. Небрежным движением она откидывает копье воина-кумана, который стоял возле нее. Ни куманский меч, ни копье не могут пробить стену щитов.

Она видит Алана.

Повелительница Битв поднимает свой меч и рассекает его щит надвое, так что во все стороны разлетаются щепки. Теперь стена щитов разрушена. Все погибнут.

Если только он не пожертвует собой.

И Алан делает шаг вперед, так чтобы ряд «львов» сомкнулся за его спиной. Он слышит, как они зовут его, но голос Тиабольда перекрывает их крики.

— Закройте дыру! — кричит он. — Держите строй!

На мгновение он ощущает триумф. Потом Повелительница Битв поднимает меч и наносит удар. Ее меч входит в тело Алана, как нож в масло. Он чувствует боль и, ошеломленный, падает навзничь.

— Я клялся служить тебе, — шепчет он. Как ни странно, ему никогда не приходило в голову, что он станет одним из павших на поле брани.

— Это правда. — Ее голос, низкий и глубокий, звучит как церковный колокол. — Многие служат мне, сея смерть или принимая ее. Такова суть войны.

И она уезжает прочь.

Куманы проносятся над ним. Шлем Алана откатывается в сторону.

Шум битвы удаляется. Где-то неподалеку в агонии надрывно кричит человек. Кажется, стало темнее или его зрение гаснет. Он умирает. Еще нет, всего лишь заходит солнце, и небо действительно темнеет. Его рана горит огнем, и теперь Алан понимает, почему так легко лечь и умереть. Он приподнимается на локтях, ползет на крик и натыкается на тело мертвого «льва». Когда-то он знал этого человека, но теперь не может вспомнить его имени. Наверное, это просто тело без души, исчезло что-то самое важное, что заставляло его быть человеком. Скоро и его собственная душа отлетит. Алан снова приподнимается и упорно ползет туда, откуда слышится крик страдальца.

Это куманский всадник. В животе у него глубокая рана, и видно, что по нему проскакали лошади.

О Господи! Почему люди так страдают? Когда же это кончится?

Его ушей достигает отдаленный шум битвы на северном склоне холма. «Суть войны», — вспоминает он слова Повелительницы Битв.

Куман видит его, и на минуту его крик смолкает. Потом их глаза встречаются. Наверное, на поле битвы все солдаты понимают друг друга, даже не зная языка. На земле лежит кинжал. Человек стонет. И Алан понимает, что он хочет сказать. Это просьба. Мольба. Алан берет кинжал и последним усилием перерезает горло несчастному, даруя ему легкую смерть, если смерть бывает легкой. А потом откидывается на спину, совершенно измученный.

Теперь он принес смерть в этот мир, послужив Повелительнице Битв. Алан пытается нащупать на груди мешочек, в котором лежит роза, но сил совсем не осталось. Больше его ничто не удерживает в этом мире — ни клятвы, ни семья, ни товарищи. Он — один на один со смертью.

Дождь моросит сильнее. Опускаются сумерки, и Алан видит свет луны. Как это может быть, если все небо закрыто тяжелыми тучами?

Он всматривается и понимает, что свет идет от камней, которые когда-то образовывали корону на вершине холма, а теперь лежат на земле, низвергнутые то ли руками человека, то ли временем и ветрами. Но один камень в центре круга остался стоять, и призрачный голубоватый свет исходит от его поверхности, похожей на водную рябь. Алан ползет к этому камню, цепляется за его шершавые бока и медленно встает.

Внизу он видит последних «львов», отступающих к броду. Там мелькает рыжеволосая голова капитана Тиабольда — он все-таки потерял шлем. Принц Боян и его всадники уже перебрались на противоположный берег. Дальше к северу Алан видит отступающую армию, но паники нет.

Выше брода нарастает волна, словно вода заперта невидимой плотиной. Принц Боян что-то кричит, и «львы» переходят реку. Там остался и сентиментальный Фолквин, и тихий Стефан, и решительный Инго. Самые храбрые куманы даже пускают лошадей в воду и решаются сделать несколько шагов.

Вода в реке прибывает, но, как ни странно, брод остается проходимым. Последние «львы» выбираются на берег, и огромная волна обрушивается на брод. Алану даже кажется, что в волнах мелькают подхваченные течением люди, но он знает, что сейчас ему может показаться что угодно.

Боль пронзает грудь, он кашляет и чувствует, как по подбородку стекает струйка теплой крови. Мир затихает, слышны только шум реки да его собственное тяжелое дыхание.

Издалека до Алана доносится лай собак. Голубоватый огонь вспыхивает ярче, тепло камня приятно согревает тело. Лай приближается. Через минуту к нему ластятся Горе и Ярость, они радостно повизгивают и виляют хвостами. Горе лижет его пальцы, а Ярость подпрыгивает и тычется холодным мокрым носом ему в щеку.

Алан плачет, ему жаль оставлять их тут Они останутся совершенно одни в этом мире.

Голубоватый огонь вспыхивает ярче, и Алан чувствует, как земля уходит у него из-под ног, и он падает…

Видение исчезло.

Связь между ними прервалась.

В волнах снова отражается солнце. Сильная Рука осматривается — слева он видит маленький островок, на нем гнездятся тысячи бакланов. В борт корабля бьет волна — они выходят из-за мыса, отделяющего залив от Кьялмарсфьорда. Альбанские колдуны исчезли.

Но он подавил последнее сопротивление, и кланы признали его власть над ними. Он стал королем. Теперь все Дети Скал будут подчиняться ему и никто не сможет остановить их.

До него доносятся крики — это его братья и союзники празднуют победу.

Да, он одержал великую победу.

Но почему-то он чувствует печаль.

Поражение оказалось неожиданно сладким. Анна нашла их, но впервые за два года Санглант почувствовал себя нужным. Он стоял с мечом в руке, готовый к сражению. Лиат гораздо больше занимали вычисления и наблюдения за звездами, ее сила — в магии.

Если им удастся выбраться отсюда…

Анна царственным жестом указала на Лиат и заговорила. В ее тоне слышались строгость и милосердие.

— Лиатано, я знаю, ты считаешь, что я убила твоего отца, но ты не понимаешь такой связи, что существовала между мной и Бернардом. На пути, предназначенном тебе, надо отбросить кровные узы, забыть о них. — Лиат упрямо пыталась снова создать арку из света звезд, Анна продолжала: — Твоя семья — это совсем не то, что ты думаешь. Вражда и неприязнь, которые ты испытываешь ко мне, не должны влиять на твое предназначение. Бернард не имел права красть тебя. Он взял то, что ему не принадлежало. Твоя судьба связана с нами. Осталось слишком мало времени. Нельзя терять его в бесплодных спорах, мы должны объединиться, чтобы спасти мир.

Чары Лиат собирали светящиеся линии в единое целое, сплетая узор врат.

— Мы уходим из Верны, — ответила она.

— Я не допущу этого! Ты должна оставаться здесь и ждать, когда наступит нужный день. Здесь сосредоточие наших сил. Разве ты не понимаешь этого, дитя? — Анна, казалось, светилась, но на самом деле ее просто окружали темные тени, рядом с которыми она сама казалась источником света.

Лиат выругалась, потому что линии, которые она только что сплела, стали извиваться, как змеи, закрутились в узлы и растворились в темных тенях, наползающих отовсюду. Но она твердо повторила:

— Я ухожу вместе с мужем и ребенком.

— Владычица! — возмутилась Анна. — Я пыталась помочь тебе, предотвратить появление этого ребенка. Разве ты не видишь, Лиатано? Принц Санглант использовал тебя самым отвратительным способом. Он пытался убить тебя с помощью ребенка! И он был близок к своей цели! Он хочет, чтобы ты и ребенок принесли победу его народу. Когда ты освободишься от его влияния, ты увидишь, что должна сделать ради Господа нашего и всего человечества.

— Я не верю тебе.

Лиат сделала шаг к Анне, но наткнулась на невидимую стену. Упрямо преодолевая невидимое сопротивление, она вытянула вперед правую руку и сузила глаза. Золотое перо вспыхнуло ярким светом.

Одежды Анны загорелись. Она отступила на шаг. Тотчас ее окутал вихрь, и огонь потух.

— Его чары по-прежнему действуют на тебя, — твердо произнесла Анна. — У меня не остается иного выбора.

«Никто не сможет ему повредить — ни зверь, ни человек». Да простит нас Господь за то, что приходится вызывать таких тварей. Но я права. — Она подняла обе руки. — Пусть придет галла и уничтожит его и ребенка.

Заблеяла коза, привязанная к седлу Ресуэлто, закричала Блессинг, словно кто-то схватил ее. Санглант обернулся, готовый мечом встретить любого, кто окажется у них на пути.

Они были окружены.

И это были не дэймоны Анны, созданные из воздуха и воды. Блессинг захлебывалась в отчаянном плаче. Санглант почувствовал, как что-то вонзилось ему в спину и по плечам побежал огонь, который, словно лезвие, вспарывал живую плоть.

Санглант шагнул к Анне, поднимая меч.

Тени сгустились, вокруг него возникли темные колонны из невидимого упругого ветра. Бестелесные демоны сжимали кольцо вокруг него, их голоса звучали как перезвон колоколов:

— Санглант. Пойдем с нами. Ты обретешь покой.

Со всей силой он ударил ближайшего демона, но огромная фигура даже не покачнулась, не издала ни вздоха, зато Санглант почувствовал, как в руку вонзились тысячи иголок, и потекла кровь. Он отступил назад, но лишь наткнулся на другую ледяную колонну. Блессинг кричала, Санглант метнулся в сторону, пытаясь вырваться, но его меч проходил сквозь демонов, не причиняя им никакого вреда. Он кружил на месте, пытаясь уберечь дочь.

Но они обступили их со всех сторон, возвышаясь подобно башням, закрывая небо. Демоны рассыпали тысячи раскаленных игл, по лицу Сангланта текла кровь. Блессинг надрывно кричала.

— Отзови их! — крикнула Лиат. Ее голос доносился откуда-то издалека, словно из другого мира.

Санглант видел ее, потому что даже через черные тела демонов она сияла, как звезда. Лиат натянула тетиву и выпустила стрелу в Анну. Но стрела на долетела до цели, ее перехватили или дэймоны Анны, или галла — Санглант не знал. Он слышал, как Ресуэлто сорвался и ускакал в лес.

— Я никогда не стану тебе помогать! — выкрикнула Лиат. — Отпусти их!

— Я отпущу их, только если ты поклянешься служить Семерым, — холодно отозвалась Анна.

Санглант знал, что она лжет, Анна никогда не выпустит его живым, но у него в легких не осталось воздуха, чтобы крикнуть об этом Лиат. Господи, неужели эти твари мучают Блессинг, привязанную у него за спиной?

Как он оказался на коленях? Он попытался поднять меч, но руки не слушались его, глаза заливала кровь, он ничего не видел.

Блессинг продолжала кричать, ее плач рвал ему сердце. А в ушах звучали голоса демонов:

— С нами ты обретешь покой, Санглант.

Что-то свистнуло в воздухе, и возле его руки в землю вонзилась стрела. Санглант сморгнул — темнота отступила, и он снова увидел небо и звезды. Вторая стрела подняла фонтанчик брызг, и второй галла исчез, словно его и не было.

Это не стрелы Лиат — он отчетливо, как это всегда бывало с ним во время сражения, видел древко из незнакомого ему дерева и оперение, в котором он с содроганием узнал перья грифонов.

Третья стрела пролетела справа, Санглант успел рассмотреть голубоватый свет, который она оставила в теле страшной твари. У всех стрел были острые каменные наконечники.

В центре каменного круга появилось свечение, и принц увидел другое место: мощные каменные стены, черные полуоткрытые ворота. Из ворот показалась женщина с луком наготове, она сделала шаг и снова выстрелила. Санглант инстинктивно пригнулся, стрела пролетела у него над головой и поразила галла, который исчез, как и предыдущие два.

Санглант почувствовал у себя на губах соленый морской ветер, вслед за незнакомкой в каменный круг вступил мужчина, который вел за собой лошадь.

Санглант поднялся на ноги и услышал тоненький плач Блессинг — малышка была жива! Из темноты раздавался голос Анны. Ошеломленная неожиданным появлением врага, она тем не менее не собиралась сдаваться. Как генерал, она перегруппировывала силы и бросала в битву резерв. Как и полупрозрачные дэймоны, созданные из воздуха и воды, галла не имели лиц, хотя формой и напоминали людей. За спиной у них виднелись прозрачные крылья. Они налетели на него, как темный вихрь.

Женщина не могла стрелять. Но мужчина выхватил у нее из колчана стрелу и очертил ею вокруг себя круг. Санглант видел, как голубоватым светом мерцают искры, падающие с перьев грифона.

Галла вновь столпились возле него, Блессинг опять зашлась криком. И только теперь Санглант увидел, что стрелы не причиняют галла вреда, они просто перерезают нить, которой Анна привязывала их к земле, и улетают вверх, в ночное небо.

Они освобождались от Анны.

Так вот для чего появились здесь эти люди — чтобы освободить его от Анны.

Сейчас Санглант узнал эту женщину — когда-то он часто видел ее во сне. Она тоже взяла стрелу и пробивалась к нему, ее волосы развевались, как знамя. С каждым ее шагом слуги Анны уносились в небо, кружась в вихре, в поражении обретя свободу.

Санглант убрал меч в ножны и схватил стрелу — благо теперь их валялось на земле достаточно. Он порезал руку перьями грифона, но не стал обращать внимания на такую мелочь. Пусть только попробуют сказать, что он не сражался до последнего. Галла толпились возле него, но не решались приблизиться, опасаясь перьев грифона. Санглант не мог позволить им снова дотронуться до Блессинг.

Вдруг появилась какая-то бледная фигура. Сначала Санглант не узнал ее, но потом понял, что это Джерна. Она открывала рот, пытаясь что-то ему сказать, но неведомая сила утаскивала ее прочь.

Анна стояла за камнями в окружении дэймонов. Санглант не видел Лиат, галла словно поглотили ее.

Издалека послышался грохот лавины, где-то гудел настоящий ураган. Ветер швырнул Сангланта на колени, принялся кидать грязь ему в лицо, срывать одежду. Казалось, сейчас с лица земли исчезнет все, ветер сдувал даже галла.

— Лиат! — выкрикнул Санглант, за бушующим ветром не слыша собственного голоса.

Она вызвала огонь.

Огонь расцвел над ее головой, как цветок.

— Шаратанга защитит нас! — громко воскликнула незнакомка из снов Сангланта. Сильные руки помогли ему встать. Он уставился ей в глаза — изумрудно-зеленые, как глаза его дочери, как его собственные. — Что она за создание? Бежим, сын! Бежим! Она вызывает их! Никто не выживет там, где пройдут они!

Из полуоткрытых ворот стали вылетать духи с огненными крыльями и сияющими глазами. Там, где их ноги касались земли, растекались ручейки пламени, сжигая траву. Если они прикасались к деревьям, те вспыхивали огненными факелами. Перепуганные птицы покидали гнезда и летели к скалам, надеясь найти там убежище.

Воздух обжигал легкие, повсюду мелькали огненные силуэты духов. Галла исчезли. Мулы, которые до этого мирно стояли в корале, перепугались, разнесли ограду и разбежались.

Внезапно пламя охватило башню. Камни горели. Санглант видел, как в пламени метались две фигуры, пытаясь спасти свои драгоценные книги. Горело все.

— Бежим, сын! — Мать тянула его за рукав, но Санглант остановился. Он схватил за поводья ее лошадь — мужчины, пришедшего с ней, нигде не было видно — и обернулся.

— Лиат! — Он не видел жены — слишком ярко сияли духи огня. Он попытался позвать ее еще раз, но горячий воздух обжег гортань, и он не смог больше вымолвить ни слова.

Духи огня носились повсюду, натыкаясь друг на друга, не разбирая пути. Санглант догадался, что здесь, на земле, они слепы. Но никто не назвал бы их немыми.

Их голоса громыхали, как гроза:

— Где ты, дитя?

Они искали Лиат.

Духи взмыли к небесам, освещая долину, превращая ночь в ясный день. Санглант прикрыл глаза рукой, но даже через закрытые веки он видел этот свет.

Они исчезли. Санглант открыл глаза. Повсюду горели костры, летал пепел и клубился дым. Почерневшие деревья вздымали кверху обугленные ветки. Некоторые превратились в прах. Санглант ощупал свою ношу, и Блессинг что-то залепетала в ответ.

Господи! Жива!

Рядом парила Джерна.

Начинался рассвет. Непонятно как, но ночь кончилась.

— Санглант. — Женщина дотронулась до его руки, ее голос казался таким знакомым. Неужели это и правда его мать? — Я не знала, что они обратятся к такому древнему и опасному врагу. Пойдем.

Санглант взял лошадь под уздцы и повел вперед. Под ногами похрустывали угли — даже земля горела этой ночью. Только круг камней остался прежним. От черных ворот и мраморных стен, которые он видел через камни, не осталось и следа. Возле одного из камней лежала скорчившаяся фигура. Анна.

Лиат исчезла.

Он и раньше догадывался, но сейчас совершенно ясно осознал, какая сущность жила в Лиат, что таилось в ней.

Огонь.

— Санглант, нам надо идти.

— Куда ты собираешься увести меня? — Принц мрачно посмотрел на женщину. — Почему я должен тебе доверять? Откуда мне знать, что не ты вызвала этих тварей, которые унесли мою жену?

— Прости меня, сын. — Она смерила его взглядом с головы до ног. — Я думала, между нами должны быть теплые чувства. Но их нет.

— Ты покинула меня. — Он и не подозревал, насколько сильно ранило его предательство матери.

— Я оставила тебя, потому что мне пришлось это сделать. — Ее не возмутил его гнев. — Потому что ты должен построить мост между нашим племенем и людьми.

— А может, начать войну?

— О чем ты?

— Разве вы не собираетесь поработить человечество, как только сможете вернуться из изгнания?

— Этого я не знаю. — Она озадаченно посмотрела не него, склонив голову к плечу. — Но мы покинули землю не по своей воле.

Деревянный амбар сложился, как карточный домик, и упал, вздымая вверх искры. Повсюду носились дэймоны — наверное, радовались своему освобождению. Анна лежала возле камней и тихонько стонала. Санглант увидел, что к ним бежит ее черная гончая.

— С ней бы я не хотела сражаться вновь, — сказала Канси-а-лари. Она сплюнула на землю и принюхалась, как собака. — Мой слуга больше мне не понадобится.

— Он умер? Надо его похоронить?

Санглант тоже с подозрением смотрел на Анну. По правде сказать, он предпочел бы отступить прямо сейчас, нежели ждать, пока она придет в себя.

— Пойдем, — повторила Канси-а-лари. — У нас остается мало времени. Ты можешь привести меня к Генриху? — Хотя она хорошо говорила по-вендийски, имя отца Сангланта она произнесла на салийский манер.

Санглант свистнул, подзывая Ресуэлто, и верный конь, чудом уцелевший в этой передряге, подбежал к нему. Несчастная коза бежала за ним и жалобно блеяла.

— Я знаю одну тропинку из этой долины. Думаю, сейчас она снова открыта, если ты, конечно, не хочешь воспользоваться тем же путем, которым пришла. Через круг камней.

— Там, где прошли эти создания, тропы изменились. — Женщина потрясла копьем, и колокольчики на нем весело зазвенели. — Эти врата для нас закрыты.

— Владычица, — пробормотал Санглант и взял Ресуэлто за поводья, предлагая матери сесть верхом.

— Нет, я лучше пройдусь пешком. Я поведу лошадь. — С этими словами она взяла у него поводья лошади, которую они с Захарией провели через врата дворца чурендо. Канси-а-лари дотронулась до макушки Блессинг. — Человечья кровь так плодовита, — пробормотала она себе под нос. Потом повернулась и махнула рукой в направлении леса.

Они отправились в путь. То и дело навстречу им выбегали мелкие зверушки — белки и мыши, спасшиеся от огня.

— Кто эта женщина, которую они забрали? — спросила она.

Санглант лишь покачал головой.

Лиат ничего не видела и не слышала. Нет, она не оглохла и не ослепла, просто на нее обрушились такой яркий свет и оглушающий звук, что она мгновенно перестала воспринимать все прочие краски и звуки. Она не могла даже сказать, дышит или нет. Но, как ни странно, впервые за много лет Лиат почувствовала, что ей нечего бояться. В ее руках по-прежнему был лук, за плечом висел колчан с надежными стрелами, а на поясе — короткий меч. Ее шею отягощало золотое ожерелье.

Мелькнуло что-то синее.

Через некоторое время — она не могла сказать, прошло ли несколько мгновений или тысяча лет — Лиат поняла, что видит перстень с лазуритом, подаренный ей Аланом.

Они поднимались вверх. За спиной ритмично хлопали крылья. Но ведь у нее никогда не было крыльев! Ах да, ее несут создания с огненными крыльями.

Они называют ее «дитя».

В городе ее памяти, закрытом на семь ворот, стояла башня ее сердца. Эту комнату отец когда-то нарисовал для нее: четыре двери — на север, юг, запад и восток. И пятая дверь в центре комнаты, которая была закрыта даже для нее. Только иногда через замочную скважину она видела огонь. Отец запер эту дверь.

И теперь она знала почему.

Чье она дитя?

Снова мелькнул синий отблеск. Но на этот раз перед ней был не синий перстень, а бело-голубое пламя, напомнившее ей пылающий камень, который Лиат уже довелось видеть. Наверное, это другие врата? Ведь пылающий камень служит переходом из одной сферы в другую.

Духи сказали:

— Лети, дитя!

И отпустили ее.

Лиат начала падать. Внезапно стало трудно дышать, единственной ее мыслью было не уронить драгоценный лук. На мгновение она увидела под собой землю — темно-зеленый ковер, а на востоке, где вставало солнце, простирался океан. Она разглядела разбросанные на земле семь каменных кругов — семь корон. Одна в центре, а шесть других располагались широким кругом на большом расстоянии от нее. Лиат тотчас узнала корону императора Тейлефера. Но сейчас она лежала на земле, соединяя множество королевств в единое целое. Корона Звезд. Теперь древняя карта, которую она видела в Берне, обрела смысл. Неужели при помощи этой короны Аои устроили на земле катастрофу две тысячи лет назад?

И тут она поняла, что не может дышать — воздух на высоте был слишком разреженным.

Но светлые создания снова окружили ее.

— Она слишком тяжела, чтобы подняться в высшие сферы.

— Она не такая, как мы.

— У нее нет крыльев.

Они подхватили ее, и их прикосновение подарило ей невероятную радость. Их сущностью был огонь, яркий и горячий, и дверь, которую запер от нее отец, скрывала огонь. И вот дверь открылась, и Лиат поняла, что и ее сущностью, скрытой даже от нее самой, был огонь.

Конечно, он был не так ярок, как огонь этих существ, он каким-то образом смешался с человеческой плотью.

Чье же она дитя?

Они снова поднялись к бело-голубому свету и пролетели через него. Лиат показалось, что она попала в водопад света. Он был почти осязаем, и она почувствовала, что сопровождающие ее духи исчезают, растворяются, оставляют ее одну…

— Подождите! — закричала Лиат.

Но они уже пропали, только голос раздался из следующей сферы:

— Следуй за нами!

Есть духи огня, чьи крылья — яркое пламя, а глаза сверкают, как клинки. Они живут в сфере, что выше самой луны. Если же они спускаются на землю, то их прикосновение сжигает все, до чего они дотронутся. Их тела — дыхание солнца, наделенное разумом и волей.

Она не сможет лететь за ними, и ее сердце разорвется.

Перед ней разворачиваются бесконечные коридоры, отсвечивающие бело-голубым светом. Она на перекрестке миров. И нужно найти путь домой.

Туда! В пещере спят юноши, уронив головы на каменный пол, усыпанный сокровищами.

Туда! Под землей ползают бесформенные создания, плоть от плоти земли.

Туда! На пылающем камне лежит человек, а две гончие лижут его руки и лицо, словно пытаясь вернуть его к жизни. Она с ужасом узнает в этом человеке Алана.

Лиат бросается к нему, но может лишь дотронуться, проходя мимо. Ее рука касается его плеча…

Он видит женщину, одетую в сияющий огонь, но ее прикосновение не причиняет ему вреда. Она проходит мимо, дотрагивается до его плеча, и Алан приходит в себя. Он чувствует, как горячие языки гончих облизывают его, возвращая к жизни.

Он стонет и пытается подняться. Получается у него плохо — его рана слишком глубока, но собаки помогают ему удержаться на ногах. Он в каменном круге, но даже через боль, которая затмевает его разум, он понимает, что это совсем другое место. Здесь совершенно тихо. Вокруг нет никаких мертвых тел, не слышно ни звука рога, ни криков умирающих. На востоке поднимается солнце, обещая ясный день.

Алан смотрит вниз: видны какие-то укрепления, едва различимые в утреннем тумане, река вытекает из леса. Только она совсем не похожа на ту, которую он перешел сегодня утром, хотя место вроде бы то же самое. Но все семь камней в каменной короне стоят, как и положено, хотя несколько минут назад они лежали на земле, заросшие мхом и лишайником.

В центре круга камней нет сияющего голубым огнем камня. Вместо него там растет трава: колокольчики, лютики, дикая гвоздика. Дальние камни теряются в тумане.

На низком плоском камне стоит бронзовый котел, на котором изображены разные птицы: цапли, утки, вороны и журавли. Котелок наполнен водой, и этот запах дразнит его. Вообще-то смешно продолжать хотеть жить. Самое лучшее — просто лечь на землю и умереть. Он слишком устал от боли, от гнева, от потерь, от неоправданных надежд. Но ноги упрямо двигаются вперед. Алан опирается на верных собак. Ему почему-то кажется, что один-единственный глоток воды может исцелить его. Просто удивительно, как он хочет жить.

Как может мир не быть прекрасным, если человек в нем живет и любит?

Алан видит, что к нему приближается женщина. Она проходит между камнями, и теперь видно, что она не человек. У нее длинные черные волосы и медная кожа, зрачки вертикальные, как у кошки, и уши не такие, как у людей. Ниже пояса ее тело становится телом лошади, таким же черным, как и ее волосы.

Но она — самое прекрасное создание из всех, что ему доводилось видеть.

Она останавливается и погружает руки в воду Потом смотрит на него и протягивает ему ладони, сложенные ковшом, с них течет вода.

— Ты хочешь жить? — Ее голос звучит как самая сладкая музыка. — Если ты хочешь жить, отдай мне все, что у тебя есть. Тогда ты сможешь выпить воды жизни.

Алан хочет жить. Но ему трудно расстаться с тем, чем он владел так долго.

Но он хочет пить, и обещание воды — как бальзам на раны, и Алан снимает с себя пояс и сапоги, рубашку и плащ. Он остается голым и на коленях ползет к воде. Верные гончие слизывают его кровь. Он чуть не теряет сознание от боли и жажды и едва чувствует их прикосновения.

— Ты отдал не все, — говорит она, и Алан понимает, что на шее у него остался мешочек с розой, который кажется тяжелым, как свинец. Как трудно наклонить голову и снять его с себя, но Алан отбрасывает его в сторону.

— Ты отдал не все, — говорит она. — С тобой еще две вещи.

Он понимает, о чем она говорит, но ведь это не вещи, которые можно передать из рук в руки.

— Как я могу их отдать? — спрашивает он. Кровь течет из его раны быстрее, чем Горе и Ярость успевают слизывать ее. — Как я могу отдать тебе клятву, которую не выполнил? Как я отдам тебе ложь, которую сказал своему приемному отцу Лавастину, потому что хотел, чтобы тот умер спокойно?

— Теперь они мои, — говорит кентавр и грациозно отступает в сторону.

Там, где она стояла, Алан видит молодую коленопреклоненную женщину. Она совершенно погружена в себя. На ней странные одежды: обтягивающая тело кофта из кожи и кожаная юбка с разрезами до бедер. По рукавам и вороту кофты идет золотая вышивка. На запястьях женщины позванивают медные браслеты, на шее тепло светится янтарное ожерелье, а на бронзовых бляхах пояса выгравированы спирали. Волосы женщины покрывает золотой венчик. В руках она держит обсидиановое зеркало на деревянной ручке. Глаза у нее грустные, но губы в любую минуту готовы улыбнуться, и это делает ее очень привлекательной.

Женщина-кентавр проходит мимо, Алан едва может повернуть голову, а на губах чувствует вкус крови. Зрение гаснет и вновь возвращается, женщина кажется ему огромной, словно башня, и Алан понимает, что она не простая смертная в отличие от него.

Женщина-кентавр подносит к его губам сложенные ковшом ладони и дает напиться. Вода вливается в горло, как нектар.

И, как нектар, она мгновенно освежает его. Алан больше не чувствует боли, и шок от мгновенного исцеления заставляет его упасть. Он чувствует укол шипа розы — он лег на нее правой щекой. Гончие обнюхивают его, потом садятся рядом. Он так устал.

Но он жив.

Алан слышит шаги, а потом женщина-кентавр легонько касается его спины.

— Вот муж, которого я тебе обещала, Адика, — слышится ее голос. — Он пришел из другого мира.

— Из мира мертвых? — спрашивает девушка. Это голос человека, который имеет достаточно смелости, чтобы смотреть в лицо смерти.

— Он туда стремился. Но теперь он здесь.

Девушка дотрагивается до плеча Алана. Через мгновение она задает вопрос, и в ее голосе чувствуется дрожь:

— И он останется со мной до самой смерти, Великая?

— Да, он останется с тобой.

Лиат теряет его из виду и внезапно падает на колени. Проносится порыв ветра, и золотое перо ложится на песок рядом с ней. Лиат кашляет и встает на ноги.

— Хорошо, — говорит колдун Аои, и свитая веревка падает на землю. — На этот раз ты меня удивила.

— Я не собиралась попасть сюда, — признается Лиат. Она упирается руками в колени и несколько секунд сидит согнувшись, восстанавливая дыхание и сдерживая рыдания, которые сотрясают все ее тело. Она бы расплакалась, но помнит слова отца: «Если ты дашь волю слезам, то не услышишь, как к тебе подкрадываются сзади».

Господи. Она ничего не может сделать для Алана. Но она должна быть сильной, чтобы отыскать Сангланта и Блессинг и прийти им на помощь. Лиат выпрямилась, отряхнула грязь с колен и ладоней, проверила, на месте ли ее вещи: лук, колчан со стрелами, меч, кинжал, плащ, кольцо Алана, ожерелье Сангланта. От Блессинг у нее не осталось ничего, кроме зова крови.

— Я хотела уйти из Верны, — сказала она, все еще чувствуя себя покинутой — ведь те существа с огненными крыльями хотели взять ее с собой. — Но я не знала, что окажусь здесь.

— Но ты здесь.

— Да, — согласилась она. — Но… — Она колебалась.

— Но ты по-прежнему привязана к другому миру, — сказал он. В его голосе не слышалось ни раздражения, ни разочарования, ни ободрения. Он просто констатировал факт.

— Да, я все еще привязана к другому миру.

Не задумываясь, Лиат провела рукой над бело-голубым камнем и заглянула внутрь.

Он прижимается к скале, нагретой солнцем. Они выбрались из долины примерно через час после рассвета. Вокруг поют птицы, рядом с ним — его мать, а за спиной спокойно спит Блессинг. Санглант чувствует, что наконец-то освободился от угроз Анны. Но как же он может освободиться от всего этого, если народ его матери собирается вернуться на землю из неведомых мест своего изгнания? Его мать хочет попасть к Генриху. Зачем? И что он, Санглант, скажет отцу? Чьей истории он поверит? На чью сторону встанет?

Под горой, во дворе монастырской гостиницы, суетятся монахи. Даже пчелы и те беспокоятся — они летают над цветами, но не опускаются попить сладкого нектара.

Его мать сидит по другую сторону тропинки, положив копье на землю, и смотрит, как Джерна кормит Блессинг. Похоже, это зрелище по-настоящему восхищает ее, хотя Санглант не вполне понимает почему. Она сложена так же, как и обычные земные женщины.

Господи. Где же сейчас Лиат? Он прислушивается, но не слышит ее.

Ему кажется, что с небес она произносит его имя.

— Санглант, — говорит она. — Любимый.

Блессинг отрывается от груди Джерны и, глядя перед собой, пытается схватить воздух, словно видит в нем что-то. Санглант ничего и никого не чувствует рядом.

— Ты плачешь, дитя, — говорит колдун, кладя руку ей на плечо.

— Да, — соглашается Лиат, но на сей раз не пытается сдержать слезы.

— Да, в тебе есть нечто большее, чем я видел. — Он смотрит на пылающий камень и хмурится, бело-голубое пламя становится светлее, словно выцветает. — Я могу видеть через врата, используя силу крови, но ты просто смотришь, и тебе ничего не нужно.

Вздрогнув, Лиат оборачивается к нему:

— Я думала, ты великий колдун. Ты не можешь научить меня всему, что я должна знать?

Он улыбается, отходит в сторону и, подняв веревку с земли, начинает обвязывать ее вокруг пояса.

— Есть только один человек, который может научить тебя всему, что тебе нужно знать, это ты сама. Если хочешь учиться вместе со мной, тебе придется быть терпеливой. А сейчас, — он показывает на пылающий камень, — ты должна сделать выбор, решай — тут или там. Врата закрываются.

Языки пламени становятся все меньше и меньше, пока наконец не превращаются в небольшую рябь, пробегающую по поверхности камня.

Лиат плачет.

— Владычица! Что мне делать? Как оставить его?

Но она понимает, что должна поступить именно так. Она ни разу не пожалела о том выборе, который сделала в прошлый раз.

Но теперь она знает намного больше.

Теперь она поняла, кто ее враги. Она узнала это, когда Анна пыталась настроить ее против Сангланта, хотела смерти ему и своей собственной внучке. Лиат поняла это, когда брат Маркус сказал, что Хью сумел открыть каменные врата, когда Анна призналась, что это она приказала дэймонам убить отца. Лиат осознала это, когда они пришли через врата и назвали ее «дитя».

— Я не смогу помочь ни ему, ни кому-либо другому, пока не овладею собственной силой, — сказала она мягко. — Они думали, что у меня есть крылья, и, если так, я найду их и узнаю, что они имели в виду и кто они такие.

Лиат подходит к колдуну, откладывает в сторону оружие и садится у его ног. Он перебирает веревку, потом достает нить и начинает вплетать ее в веревку. Лиат ждет, думая, что он, как Северус, начнет учить ее, но он просто плетет веревку, что-то бормоча себе под нос.

За ее спиной пылающий камень вспыхивает последний раз, и пламя окончательно умирает. Врата в другой мир становятся простым камнем, мертвым и молчаливым. Медленно и неловко она начала сплетать свои нити.