"Выйти замуж за итальянца или История Ольги Ольгиной, родившейся под знаком Близнецов" - читать интересную книгу автора (Ларина Елена)

Близнец, который всегда во мне

В детстве я была уродиной. Или казалась себе таковой. Я ненавидела свои мягкие рыжеватые волосы, непослушными кудряшками выбивающиеся из прически, ненавидела яркие крупные веснушки на носу. Да и сам нос, маленький, чуть вздернутый, казался мне каким-то недоразумением. Услышав где-то, что нос человека отражает его характер, я расстроилась еще больше. Получается, что и характер у меня был такой же незначительный, как нос, совсем не такой, о каком я мечтала. Рот мой, большой, как у лягушонка, украшенный яркими, четко обрисованными губами, тоже не доставлял мне радости. Но больше всего я ненавидела свои зубы. Точнее не сами зубы, а страшные металлические скобы, служившие их вечным уродливым украшением. Эти скобы отравляли мне всю жизнь. Примерно раз в неделю я срывалась и начинала приставать к матери с просьбой наконец-то их снять. А мать говорила, что мы и без того поставили их слишком поздно, что это необходимость, что потом, когда-нибудь, я это пойму и буду ей благодарна. Но я не думала о том, что будет потом. Я хотела быть красивой здесь и сейчас. Однажды, после очередных капризов и истерик, которые я закатывала с трогательным постоянством, мать резко отчитала меня и заявила, что этот вопрос закрыт. Что скобы носить НАДО и разговоров об этом она больше слышать не желает. И я отступила. Когда мать говорила слово «надо», спорить о чем-либо было бесполезно, она у меня была женщина– кремень. Именно с таким носом и с таким характером, о которых я всегда мечтала.

Тогда я стала подходить к зеркалу и представлять себя красивой. Я училась улыбаться, не открывая рта, чтобы не были видны скобки. Замазывала веснушки разными кремами, простыми и тональными, и даже маминой французской пудрой. Мочила волосы, чтобы не завивались на концах. Все было бессмысленно. Улыбаться одними губами я научилась достаточно быстро, получалось даже как-то загадочно. Но отойдя от зеркала, я сразу забывала об этом и начинала по-прежнему скалиться во весь рот. Веснушки, чемпионы среди веснушек по яркости и размеру, не выводились ни– какими средствами и проглядывали даже через очень толстый слой грима. Что касается волос, то от воды они начинали завиваться еще сильнее.

И тогда я придумала себе близнеца. Близнец жил во мне, но как бы отдельной жизнью. Я назвала ее Ольгой. Не Лялей и не Лесей, как звали меня дома. Не Олей, Оленькой или Олькой, как в школе. А Ольгой. Как ту княжну из учебника истории, которая отомстила за мужа. У близнеца были все мои достоинства и ни одного моего недостатка. Она была сильной, дерзкой, мужественной. Она умела бороться с трудностями. У нее был дар нравиться людям, находить с ними общий язык. И она была прекрасна. Большие серо-зеленые миндалевидные глаза, смотревшие с моего лица, принадлежали ей. Так же, как и густая поросль длинных ресниц, и изогнутые соболиные брови, и очаровательные маленькие ушки. Все это относилось к моему близнецу, мне же суждено было терпеть остальное.

Дни проходили за днями, и мой близнец становился все сильнее, все мудрее, занимал все больше места в моей жизни. Ее характер прорисовывался все более отчетливо. Она не была такой ранимой, как я, нет. Она была воительницей, с сердцем, покрытым броней. Моя растерянность, мои комплексы, неуверенность в себе, были ей чужды. Ольга придумала свои правила игры, и эти правила больше подходили к жестокой реальности. Я лепила ее такой, какой хотела бы быть сама, но жизнь вносила в мое произведение свои коррективы. И однажды Ольга подала голос.

Это произошло как-то случайно. Мы готовили школьный спектакль к Новому году. Тамара Акопян, звезда параллельного класса, должна была играть в нем Снегурочку. Мне же отводилась роль Бабы Яги. Роли распределили таким образом совершенно автоматически. Все три года, что я посещала театральную студию, Тамара считалась там примадонной и играла исключительно положительных красавиц. Надо отдать ей должное, определенные данные у нее для этого были. Особенно выигрышно смотрелись ее большие цыганские глаза, которыми она разила наповал неокрепшие сердца местных кавалеров. Хорош был также голос, глубокий, звучный, идущий откуда-то из глубин грудной клетки с выдающимся не по возрасту бюстом.

Но в костюме Снегурочки Тамара смотрелась несколько неуместно. Я, однако, по своему обыкновению помалкивала, репетируя сцену с метелкой. Никогда не выставляясь преднамеренно, я жила по принципу «бери, что дают» и исполняла роли второстепенных персонажей, которых другие дети играть отказывались. И все бы, наверное, шло своим чередом, не отпусти Тамарка в мой адрес едкую шпильку. Сейчас уже сложно припомнить, что именно стало предметом ее насмешки, но смысл сводился к тому, что артистка из меня никудышная, а вот на помеле летать у меня должно получаться хорошо. Не знаю, что на меня тогда нашло. Больше всего обидело то, как весело расхохотался Коля Добролюбов, исполняющий роль Деда Мороза. Насколько я помню, в Колю я была тогда чуточку влюблена.

Близнец, живший во мне, заставил меня гордо вскинуть голову и откинул в сторону злополучную метелку. Выглядело это угрожающе. Тамара осеклась и замолчала.

– Уж кто бы говорил! – сказала Ольга моим голосом. – Такой бездарности, как ты, на сцене и делать-то нечего! Даже слова как следует выучить не можешь и вдобавок басишь при этом, как испорченный орган. Снегурочка, называется! Да я эту роль в сто раз лучше тебя могу исполнить, а вот попробуй-ка ты на метелке поскакать!

Речь произвела впечатление. Тамарка побагровела, как помидор, и подскочила ко мне с явным намерением вцепиться мне в волосы. Но режиссер неожиданно принял мою сторону. Он был еще совсем молодым, вчерашний выпускник театрального училища, всего два месяца исполняющий обязанности руководителя театральной студии. Ушедшая на пенсию преподавательница, место которой он занял, конечно не допустила бы таких оскорблений в адрес своей любимицы, но режиссер не вникал в наши традиции, он был человеком нового поколения, свободного и демократичного. И он решил разрушить стереотипы.

– А действительно, почему бы не попробовать? – весело предложил он.

– Попробовать что? – опешила Тамара.

– Поменяться ролями.

На какой-то миг в актовом зале, где мы репетировали, воцарилась мертвая тишина. Даже я никак не могла ожидать такой реакции на свой выпад, что уж говорить об остальных!

– Но она же выше меня! – попробовал было возразить Коля.

Но режиссера это не смутило.

– Подумаешь, ерунда какая! Зато она красивая. А тебя мы на каблуки поставим.

Все снова замолчали. То ли от кощунственного предложения поставить Колю на каблуки, то ли об известия о моей красоте. Я стояла на месте и хлопала ресницами, не в силах вымолвить ни слова.

– Мне необходимо принципиальное согласие актеров, – напомнил наш руководитель.

– Да-да, конечно! – быстро закивала я.

– Да ни за что! – заверещала Тамарка.

– Что ж, Тамара, тогда ты свободна. На роль Бабы Яги мы найдем кого-нибудь еще. Оля, примерь костюм и учи слова Снегурочки, будем пробовать.

Так благодаря близнецу я исполнила первую в своей жизни главную роль. Потом, закрепив успех, я сыграла Пеппи в сказке Астрид Линдгрен, Ассоль в «Алых парусах» и многое другое.

Но самая первая роль, роль Снегурочки, запомнилась мне навсегда.

Возраст шестнадцать лет стал переломным моментом в моей жизни. Так получилось, что в этом году все мои капризы и протесты, свойственные подросткам, плавно сошли на нет вслед за юношескими угрями. Я больше не мечтала сбежать из дома, потому что «меня не понимают», не пыталась как-то выделиться при помощи яркого макияжа или трех сережек в ухе, перестала грубить соседям в ответ на нотации о вреде коротких юбок для юных девушек и разочаровалась в тяжелом роке. Видимо, пришло взросление, а вместе с ним осознание того, что агрессия – не лучший способ выжить в этом мире. Мама, терпеливо переносящая все этапы моего становления личности, вздохнула с облегчением и наконец-то перестала меня всегда и во всем контролировать. Удивительным образом это пошло мне на пользу. Я перестала общаться с дворовой шпаной, зато стала гораздо лучше учиться. Учителя только плечами пожимали и диву давались, что это со мной происходит. Они не знали, что благодарить за все это надо моего близнеца. А мама, довольная тем, что дочь взялась за ум, в день моего рождения, первого июня, сделала мне совершенно невероятный подарок. Точнее, два подарка.

– Леся, я взяла билеты. На следующей неделе мы едем в Крым, – сказала она.

Я захлопала в ладоши и бросилась ей на шею.

– Мама! Ура!

Мать лукаво улыбнулась.

– Это еще не все. Негоже ехать на юг в таком виде.

– В каком?

– В таком. С такой растрепанной головой и с такими зубами. Завтра мы едем снимать тебе скобы, а потом в парикмахерскую и по магазинам. Ты уже взрослая девушка, мозгов у тебя хватает, характер тоже имеется, пора поработать над твоей внешностью. И, естественно, накупить тебе новых нарядов.

От эйфории у меня закружилась голова.

– Мама!

– Что?

– Мама, как я тебя люблю! Ты лучшая на свете!

– Знаю.

В этой поездке все мои взгляды на жизнь окончательно переменились. А мама стала моим самым лучшим другом. Это путешествие вообще перевернуло все мои представления об от– ношениях родителей и детей. Впервые в жизни мать относилась ко мне не как к ребенку, а как к взрослому человеку, словно я была ее младшей подругой, а не дочерью.

Это было самое прекрасное, самое восхитительное лето в моей жизни. Лето, которое преподнесло мне еще немало чудесных открытий. Оказывается, южный загар идеально ложился на мою кожу. И противные веснушки под палящим солнцем не рассыпались по всему носу, как этого следовало ожидать, а наоборот, испуганно скрылись в неизвестном направлении, растаяли без следа. А рыжие волосы, выгорев прядями, стали золотиться на солнце почти белокурыми завитками. Стрижка, сделанная в дорогом салоне, отлично держала форму, и ненавистные кудряшки на концах стали вдруг очень симпатичными и придавали мне легкомысленно-задорный вид. Ровные белоснежные зубки, сверкающие в открытой улыбке, заставили меня вспомнить мамины мудрые слова, и я осознала, что стоило промучиться несколько лет, чтобы оказаться обладательницей такой улыбки. Улыбки, от которой у всех поголовно мужчин, и молодых и старых, делался сконфуженно-смущенный вид.

Мужчины этим летом вообще оказывали мне повышенное внимание. От этого все комплексы гадкого утенка таяли на глазах, быстро пре– вращаясь в дым. Но мама всегда была рядом, не давая моей голове закружиться от внезапного успеха. Она подсмеивалась над моими воздыхателями, умело иронизировала, смешно пародировала их манеры, критиковала одних, одобряла других, и учила меня отделять зерна от плевел. Она вроде бы не вмешивалась в мои отношения, не учила меня, как надо себя вести, и в то же время незаметно направляла по правильному пути. В город я вернулась совершенно другим человеком.

Близнец, живущий во мне, затаился на время, изучая и анализируя все стремительно происходящие со мной перемены. Затаился, но никуда не пропал. И первого сентября, когда я перешагнула порог школы в последнем моем учебном году, настороженно следил за всем вокруг.

– А это еще кто? – услышала я громкий шепот за спиной. – Новенькая что ли?

Я оглянулась. Насмешливо и снисходительно посмотрела сверху вниз. Коля Добролюбов растерянно захлопал глазами.

– Оля?! Это ты?

– А у тебя разве проблемы со зрением? – иронично спросил мой близнец.

Последний учебный год пролетел незаметно. С согласия мамы я стала иногда посещать солярий, чтобы сохранить шоколадный загар и летнюю свежесть кожи. Я также стала следить за руками, теперь у меня всегда был отличный маникюр. И наконец, к большому огорчению нашего руководителя, я бросила театральную студию и стала заниматься спортивными танцами. Мне казалось, что это придаст необходимую округлость моим формам. Высокая и худенькая, я обладала порывистой грацией молодого жеребенка, а мне хотелось быть женственной и мягкой. Коля Добролюбов и еще два мальчика из параллельного класса ходили теперь за мной по пятам, страшно ревнуя друг к другу и соревнуясь между собой в том, кто окажет мне больше знаков внимания. Но я не принимала их ухаживания всерьез, все это было так глупо, так по-детски, а я уже успела вырасти из коротких штанишек и взрослела со стремительностью, пугающей моих учителей. Подруг у меня не было. Все школьные красавицы люто меня ненавидели, а дурнушки завидовали. Я ходила в школу как бы сама по себе, учиться училась, но не общалась ни с кем близко и думаю, никто из девушек особенно не расстроился, когда я заболела ангиной и пропустила выпускной. Коля порывался тоже никуда не ходить, а сидеть, словно верный рыцарь, у моей постели, подавая мне горячее питье и градусник, но мама мягко и неназойливо его прогнала. Правильно сделала. Никаких чувств к верному поклоннику я не питала и подавать ему напрасных надежд не собиралась. Школьная пора закончилась, пришло время расставаться навсегда.

Болела я долго, а когда поправилась, мама предложила мне, как компенсацию за пропущенный выпускной, экскурсию на Валаам. Плыть на Валаам я не хотела, боялась морской болезни. Но чтобы мама не обижалась, сказала, что хочу просто покататься на речном трамвайчике по Неве. Именно там, стоя у поручней в своем любимом яблочно-зеленом платье с мелким рисунком из веточек, я и повстречала Марину Петровну. Точнее, это она меня повстречала. Высокая, красивая женщина, уже не молодая, но очень ухоженная, одетая просто и элегантно, она долго наблюдала за мной, а потом подошла и спросила, чем я занимаюсь.

– В каком смысле? – растерялась я.

– В самом прямом. – Она улыбнулась. – Работаете, учитесь, прожигаете жизнь или собираетесь замуж?

– Нет. Замуж не собираюсь. Я только что школу закончила.

– И что собираетесь делать дальше?

– Пока не решила. Поступать, конечно, но еще не знаю куда. Думаю, что в Институт международных отношений.

Сама не знаю, почему я вдруг стала рассказывать о своих планах совершенно постороннему человеку. Но у Марины Петровны была такая особенность: отказать ей в чем-либо было очень трудно. Только много позднее, спустя годы, я научилась утаивать от нее информацию, да и то это делала не я, а мой близнец. И даже близнецу приходилось прикладывать для этого немалые усилия.

– А откуда такая неуверенность? – продолжала допытываться женщина.

И столько искренней заинтересованности было в ее голосе, столько участия, что я поведала ей обо всем. О том, что со своей золотой медалью я могла бы поступить, куда угодно. Но на поступлении именно в этот вуз настаивает мама, так как желает мне обеспеченного будущего. А я, в свою очередь, очень хотела бы стать актрисой и даже успешно выступала в школьных постановках, но о настоящем таланте речь не идет. А чтобы быть актрисой, нужен дар от Бога. И мама думает, что все это блажь, которая со временем пройдет. Возможно, она права.

– Что ж, это все разумно. – Марина Петровна положила мне руку на плечо. – Но вот что я вам скажу, моя дорогая. У вас исключительные внешние данные. Мне также очень нравится, как вы держитесь, как двигаетесь, как говорите. Поэтому я предлагаю вам попробовать себя на несколько ином поприще. Но тоже очень артистическом. Вы не хотели бы стать моделью?

И она протянула мне свою визитную карточку. Так я открыла для себя дорогу в школу моделей «Элит», одно из самых престижных и уважаемых заведений в нашем городе.