"Мальтийский жезл [Александрийская гемма]" - читать интересную книгу автора (Парнов Еремей)Глава восьмая СБЕРКАССА. ДОЖДЬ. ПРИОТКРЫТАЯ ДВЕРЬДождь хлынул ночью в канун предсказанного Степановной дня. Гурову, стремившемуся с максимальной точностью воспроизвести обстановку, это оказалось как нельзя более кстати. — Маленькая сценка, которую мы сейчас разыграем, милые женщины, называется следственный эксперимент, — объяснил он сгоравшим от любопытства труженицам поселковой сберкассы. — Но вы не обращайте внимания на мудреные термины и всякую официальщину. Постарайтесь сбросить напряжение. Вспомните, как играли в детстве. Он наклонился к окошку Веры Петровны, старшего контролера. — Мы постараемся, — смущенно улыбнулась молоденькая женщина в пуховой розовой кофте. — Вот и замечательно! Роль Георгия Мартыновича Солитова я попробую взять на себя. Несмотря на то что милицейская «Волга» остановилась у самого порога, Борис Платонович ухитрился изрядно намокнуть. С его плаща и широкополой поношенной шляпы стекали тонкие прерывистые струйки. Он поминутно чихал, нервно комкая платок, и вид имел довольно жалкий. — Он совсем на профессора не похож, — ехидно стрельнув глазками, высказала сомнение кассирша Марина. — У Георгия Мартыновича зонт был. Он еще его на подоконник поставил. Люсин взглянул на низкий подоконник и деревянную решетку под ним, за которой виднелись чугунные ребра радиатора водяного отопления. На подоконнике стоял горшок с каким-то широколистным волосатым растением. Люсину всюду теперь попадались цветы, назойливо лезли в глаза, даже ухитрялись прокрадываться в сумеречные закоулки сна. Для зонта, даже раскрытого, на подоконнике оставалось достаточно места. А за окном белыми размочаленными веревками плясали струи. На залитом асфальте вскипали крупные веселые пузыри. Жалко подрагивала пригнутая к самой земле ветка. Зарядило, судя по всему, основательно. — Зонт мы заменим этой штуковиной, — нашелся Владимир Константинович и вручил Гурову свернутую в трубку газету. — Я бы могла дать свой, — предложила Вера Петровна. — Не стоит, — улыбнулся Люсин, — ведь вы будете помнить, что это именно ваш зонтик… — Ну как, готовы? Тогда все по местам, — скомандовал Гуров. — А на меня, пожалуйста, не глядите, — предупредил Люсин. — Меня здесь нет. Словно в прокручиваемой обратно киноленте, Гуров двинулся спиной к выходу. Протяжно вздохнув, захлопнулась за ним дверь с табличкой «Закрыто». Люсин ухитрился расслышать за шипением струй и хлюпаньем пенных потоков, как переступили сапоги участкового на крыльце и как зашелся в сухом кашле застарелый курильщик Гуров. Но вот он справился, продышался и дернул ручку, лязгнувшую на разболтанных шурупах. Далее все шло по сценарию. Вошедший приостановился, потопал, сделал вид, что складывает зонт, и приблизился к окну контролера. Здесь он оглянулся, попятился к подоконнику, где и пристроил свой импровизированный зонтик. — Ну и льет! Лета как не бывало, — произнес он с непринужденной естественностью, которая могла сделать честь любому профессиональному актеру. — Как жизнь молодая? — Нет никакой жизни! — отрезала Марина, четко воспроизводя текст. — Мне с понедельника в отпуск, а тут, как назло… — А я говорю тебе — переиграй, — подала свою реплику Вера Петровна, все же не уверенная до конца, что говорила в тот раз именно это. — В месткоме путевка имеется на сентябрь месяц. В Анапу. Хоть отдохнешь как человек в кои-то веки. Давайте, Георгий Мартынович, чего там у вас? Быстро заполнив талончик, который вложил затем в согнутую пополам рекламку, скромно перечислявшую прелести страхования, Гуров просунул руку в окошко. — Не знаю, хватит ли у нас денег, — озабоченно покачала головой Вера Петровна, сделав вид, что ищет карточку в ящиках вращающейся этажерки. — Тысяча пятьсот, Марина! — Вы уж извините, что я не предупредил, — объяснил Гуров. — Понадобилось, знаете. — На сей раз поданная им реплика не блистала талантом. — По-моему, он сказал тогда «срочно», — выходя из роли, уточнила Марина. — Ты думаешь? — спросила с сомнением Вера Петровна. — Определенно. Я потом еще… — Пусть будет «срочно»! — распорядился Люсин, возникая из своего условного небытия. — Вы уж извините, что я не предупредил, — послушно пошел на второй круг Борис Платонович, — срочно понадобилось, знаете. — Я должна посмотреть! — строго заявила Марина и с надменно вскинутым лицом вышла из-за своей загородки. — Не можем же мы остаться на целый день без всего! — Да, нескладно получилось, — изображая неловкость, затоптался Гуров, оставляя на полу грязные отпечатки. — Конечно, нужно было заранее… — Теперь ты, Вера, — тихо подсказала подруге Марина, громыхнув для пущего эффекта створками сейфа. — Разве я?.. Ах да! — Вера Петровна залилась краской. — Ничего, Георгий Мартынович, что-нибудь придумаем. Ты погляди, Мариночка. — Не знаю, не знаю, — даже лопатки Марины, мягко обозначенные зеленой тканью платьица в стиле «сафари», выразили, упрямо дрогнув, сомнение. — А вдруг еще кто спросит? В банк, так и знай, я сегодня не поеду. — И она вернулась к себе, неся в руках невидимые пачки. — Как-нибудь исхитримся, — Вера Петровна в отточенных движениях воспроизвела операцию и кивнула на соседнее окно. — Спасибо большое, — клиент переместился в сторону кассы. — Могу только пятидесятирублевками, — Маринины пальцы убедительно обрисовали весомость тугих пачек. — Мне совершенно все равно, уверяю вас, совершенно… Благодарю за любезность, — Гуров согнулся, словно упрятывая деньги во внутренний карман. — Все? — спросил Люсин, отпуская напряженные мускулы. — Вроде все, — подтвердила Марина. — Так оно и было. — Чего-то, по-моему, не хватает, — обозначив милые ямочки, виновато улыбнулась Вера Петровна. — Кажется, в этот момент хлопнула дверь. — Да ты что? — вскинулась Марина и перевесилась через перегородку. — Никого ж не было! — Не было, — согласилась Вера Петровна, — но дверь определенно стукнула, хоть и не в полную силу. — Так? — Люсин приоткрыл дверь наполовину и отпустил, предоставив действовать астматически вздохнувшей пружине. — Слабее, — откорректировала Вера Петровна. — Чуточку. — Как сейчас? — Он не замедлил попробовать. — Да, похоже… — Это меняет дело, Борис Платонович! — покачал головой Люсин. — Тогда попрошу всех повторить еще раз, — распорядился Гуров, входя во вкус упоительной режиссерской тирании, перед которой любая другая власть не более чем бледная тень. — Меня теперь окончательно нет. — Люсин поспешно скрылся, оставив щелку, в которую мог видеть лишь кусочек кабинки кассира. Представление повторили. Из темного, продуваемого дождевой сыростью тамбура Люсин ловил знакомые реплики: «Ну и льет…», «В Анапу…», «Тысяча пятьсот…». Потом в поле зрения появилась спина в мокром плаще: «Могу только пятидесятирублевками…», и заключительное «Благодарю за любезность». Тут спина слегка сгорбилась и начала медленно наступать прямо на Люсина. Он почти непроизвольно выпустил ручку двери и отшатнулся. Натруженный язычок защелкнулся с привычной печалью. Всплеском сердцебиения отозвался в ушах этот щелчок. — Как теперь, Вера Петровна? — Он с трудом заставил себя промедлить несколько тактов. — Похоже? — Теперь правильно, — вполне уверенно подтвердила она. — Ах, какие же вы обе молодцы! — благодарно просиял Люсин. — Даже не представляете себе, как это важно. Собственно, все и делалось лишь для того, чтобы вы могли вспомнить. — Неужели кто проследил? — догадливо поцокала языком Марина. — Это же надо… Какого человека! — Неужели убили?! — ужаснулась Вера Петровна. — Пока ничего неизвестно, — чистосердечно вздохнул Люсин. — Ну что, Борис Платонович, побредем? Они перебежали к машине, вдоволь зачерпнув ботинками холодной воды. Промокший, невзирая на дождевик с капюшоном, участковый поспешно нырнул следом. Предупредительно захлопнув за московским начальством заднюю дверцу, он осторожно подсел к шоферу. — Мне показалось, что вы хотели задержаться, — сказал Люсин, отряхиваясь. — Извините, если поторопился. — Н-нет, ничего, — протянул Гуров и, наклонясь к участковому, поинтересовался: — Вам куда, лейтенант? — Мне рядом. — Он ткнул пальцем в непроницаемый туман" за стеклом. — Пообедаю, раз такое дело… Может, погостите у нас? — Спасибо за приглашение, — Люсин переглянулся с Гуровым, — но как-нибудь в другой раз. Подбросив участкового до самого дома, шофер осторожно свернул на раскисший проселок и бросил опасно рыскавшую машину в «слепой полет». Глинистые колдобины угрожающе отдавались в рессорах. Надсадно рычали шестеренки. Заливая стекло, обрушивались тяжелые слоистые каскады. — А я еще намеревался прогуляться до станции, — посетовал Люсин. — Бесполезное дело, — махнул рукой Гуров. — В двух шагах ни черта не видать. Мы хоть правильно едем? — Довезу вас, Борис Платонович, не сомневайтесь, — весело откликнулся Коля Самуся, ловя тусклый просвет между уныло скребущими дворниками. — Не понравилось мне это «срочно» ее, Владимир Константинович, — крутнул головой Гуров, ожесточенно раскуривая отсыревшую сигарету. — В первый раз она мне такого не говорила. — И что из этого следует? — Может, и не следует ничего, а проверить не мешает. Исключить возможность наводки, чтобы не думалось. — Наводка? — Люсин с сомнением оттопырил губу. — Зачем тогда было про дверь вспоминать? Ведь все и составилось у нас из-за этого стука. — Так про то другая вспомнила, Вера Петровна… — Значит, вы полагаете… — Ничего я не полагаю, Владимир Константинович. Только оно дорого стоит, это крохотное уточнение. — Ваша правда, — признал Люсин. — Догадываюсь, что не очень вы меня, старого сухаря, одобряете и размолвку с Натальей Андриановной все никак простить не желаете, но ничего с собой поделать не могу. Так уж устроен. — Себя ломать — последнее дело, — задумчиво усмехнулся Люсин. — У каждого свой стиль, Борис Платонович, и ничего тут не попишешь. Хотя как-то приноравливаться все-таки не мешает. — Спасибо за намек. — Гуров старательно выдувал дым в узкую, как лезвие, щель, но дождь ломал тонкую струйку и гнал обратно. — Ради бога, Борис Платонович. Никаких намеков. Не смею, да и не нахожу оснований, как на духу говорю, в чем-либо вас упрекнуть. По-моему, мы неплохо работаем в паре… Пока. — Значит, не упрекаете? И на том спасибо… — Я бы не стал так ставить вопрос. — Поторопился я с Натальей, пережал. С кем не бывает?.. Тем более что знахарочку вашу я за три версты обхожу. Уговор помню… Вы из нее, кстати, ничего не выжали? — Человек не виноград, Борис Платонович, — чувствуя, что вот-вот сорвется, процедил Люсин. — Я, извините, не приемлю такую терминологию… Но давайте лучше о деле, коль уж вы затронули. Я навел кое-какие справки. Аглая Степановна действительно ездила на свадьбу к своей крестнице Галине. Молодой она привезла в подарок финские сапоги, а жениху — чайный сервиз, так сказать, на обзаведение. Что же касается ее лесных походов и ваших сомнений, вполне резонных, и насчет осеннего сбора, то тут у меня душа спокойна. Хотите знать почему? — Интересно послушать. — Аглая Степановна не скрыла от меня, что и с какой целью искала. Даже урожай свой продемонстрировала, хоть я в таких материях, мягко говоря, слабо ориентируюсь. — Я тем более. И это наша общая беда. — Но я все же проконсультировался со специалистами, даже литературу кое-какую полистал. Вот краткие заключения насчет собранного Аглаей Степановной растительного сырья. — Люсин раскрыл записную книжку.— Шерошница душистая, или ясменник пахучий, — Асперула одората, — он со вкусом подчеркнул латинское звучание, — их собирают после цветения… Прошу обратить внимание: после. Применяется для общего улучшения обмена веществ, действует на печень и мочевой пузырь, хорошо зарекомендовала себя при лечении камней. Подходит? — Пока согласуется. — Пойдем дальше. Буквица лекарственная — Бетоника оффициналис. Собирают ее весь период цветения, который продолжается с июня до сентября, она влияет на печень. Наконец, третье — жеруха. — Приблатненное, однако, названьице. Жеруха — жируха — житуха. — Это уж как взглянуть, Борис Платонович. Это уж дело вкуса… Если не нравится, называйте по-латыни: Настуртиум. Цветет она с мая до конца сентября. Употребляется исключительно в свежем виде, поскольку при сушке теряются лечебные свойства. Особенно показана при нарушениях функции печени и желчно-каменной болезни… Вас устраивает? Диагноз, поди, не забыли? — Почти все сходится, — признал Гуров. — Если, конечно, исключить возможность заранее заготовленной легенды. — Такого подарка нам с вами никто не приготовил. Можете сомневаться сколько угодно, но, извините, про себя. — Это я понимаю! — кисло улыбнулся Гуров. — И чту священный принцип презумпции невиновности во всей его… Не знаю, чего… Вы, кстати, что кончали? — Юридический факультет МГУ, заочно. — Узнаю изысканную латынь. Школа! Альма-матер! — Отчасти. — А насчет этой Марины я все-таки наведу справки. Не возражаете? — Ваше полное право. Следствие ведете вы. — Вы бы, конечно, не стали? — Почему? Если бы вдруг возникло сомнение, не замедлил бы. — Вдруг? Вдруг, дорогой мой Владимир Константинович, ничего не случается. На все есть своя невидимая причина… Ничего у меня, кроме благодарности, к этой девчушке нет. Ни боже мой! Но резануло словечко, не скрою. Уж больно кстати припомнила! — Кстати, если учесть последующие события. Едва ли она ожидала, что Вера Петровна скажет про дверь. — Явно не ожидала. Даже вскинулась сперва, что тоже наводит на размышления. — По-моему, нормальная реакция, — заметил Люсин. — Эх, времени жалко! Я же и так знал, что все просто в подлунном мире. Сложности — не для наших клиентов, они вьют круги, запутывают след, но в основе всего — примитив. Да и чего ждать? Если ты способен убить человека из-за… словом, из-за бумажек, то грош тебе цена как мыслящей личности. Ты уже не гомо сапиенс и вообще никакой не гомо. Чего делать-то будем? — Первым делом пройду я этим путем, до станции. Как только погода позволит. — А пока? — Продолжу расшифровку. Мне эта кабалистика солитовская покоя не дает. По ночам снится вместе с дурманом и белладонной. — Неужели вас все еще волнуют эти чудачества, чепуха, можно сказать, на постном масле? Уж теперь-то мы знаем, что к чему! — Знаем? Не слишком ли сильно сказано?.. Кстати, Борис Платонович, утром меня снова затребовали на ковер. — Что, торопит любимое начальство? Так ведь и меня, грешного, теребят. — К тому, что торопят, я привык. На то и щука в реке, чтоб карась не дремал. Не первый год служу и наловчился выслушивать понукания. Но одна фраза, скажу вам по чести, меня проняла. — Что же это за фраза такая особенная? Уж не намекнули ли вам на понижение в должности? — Гуров сочувственно рассмеялся. — Понижение мне не грозит, — непроизвольной улыбкой ответил Люсин, — как, впрочем, и повышение. Просто мне напомнили, что патенты Солитова принесли миллионы в валюте. Миллионы! — Ну и что? — А то, уважаемый коллега, что любая неясность в таком деле невольно наводит на размышления. Самого разнообразного свойства. Надеюсь, вы понимаете? — Но ведь только что… — Да, вы правы, только что впервые обозначился след. Версия, примитивная и железная в своей однозначности. Но как раз это меня и настораживает. — Почему, позвольте спросить? Разве речь идет не о весьма значительной сумме? Таксиста на прошлой неделе из четырнадцатого парка по голове стукнули за меньшее. У него, судя по счетчику, тридцать шесть рубликов было. — Да знаю я, — устало отмахнулся Люсин. — И про то, как алкоголики из-за пятерки насмерть порезались, не в газете прочитал… И все же! — Ну, не мне вам советовать, Владимир Константинович. Тем паче, что с собачкой не погуляешь: остыл след. Мозгами ворочать надо. Разгадывайте свои иероглифы, раз уж возникла такая нужда. Заодно прошу извинить, если осложнил вам отношения с Натальей Андриановной. — Боюсь, что так, — Люсин озабоченно почесал макушку. — Пошлет она меня куда подальше и будет права. — Она-то? Уж это точно. Она может… Хотите, я у нее официально прощения попрошу? — Издеваетесь? — Люсин неодобрительно покосился на не в меру разговорившегося напарника. — Как-нибудь обойдемся без жертв. — Обиделись, никак? — Напротив. Начинаю понимать, что с вами все-таки можно сосуществовать. Без последнего куска хлеба не оставите. — Уж не идея ли наклюнулась какая? — Может, и наклюнулась, только нипочем не скажу. — Да знаю я ваши милицейские штучки! Хотите на спор? — Хочу. — Ну, а думаете вы, милейший, что надо вдарить по темному элементу. Проверить, короче говоря, местную клиентуру. Станете отпираться? — Не стану, — Люсин задумчиво покачал головой. — Куда от вас денешься? Ориентировку мы, конечно, пошлем, хотя чует мое сердце, что пользы от нее будет как от козла молока. Но спор вы выиграли. — Ой, хитрите, майор! — Гуров проницательно прищурился. — Другое у вас сейчас на уме. — Верно, другое. Жалею, что не завернули к Аглае Степановне. Придется позвонить. Хочу справиться, когда дождь кончится. |
||
|