"Уст твоих бурный ветер" - читать интересную книгу автора (Лотош Евгений)

Часть третья. Буря

Тарсаки поднимаются на большую войну с Севером!

Эта весть распространялась по степям и саваннам Сураграша подобно пожару, что ветер гонит по бескрайним равнинам засушливых степей. Племена, рассеянные до того на огромных площадях в сотни тысяч квадратных верст, спешно сбивались в кучу, жадно выслушав на общем сборе гонцов. Те даже не останавливались на краткий отдых, лишь меняли коней и беговых верблюдов и летели дальше, дальше, дальше - нести слова вождей. Многие, очень многие пастухи и даже рабы бросали табуны, стада и отары на попечение остающихся и, забыв про барсов, степных волков и прочих хищников, забыв про разбойничьи племена, рыскающие в поисках добычи, прихватив лишь немного пищи, двигались на север и восток, к стародавним местам сбора. Немногочисленные водопои разбивались в вязкую грязь неподкованными копытами коней и вьючных ослов, и очень быстро новоприбывшие переставали находить здесь воду. Спешно рылись колодцы, за скудные запасы продовольствия тут и там вспыхивали ожесточенные драки. Убийство за кусок вяленого мяса никого не удивляло и никого не останавливало. Наконец-то им в руки попадут несметные богатства, накопленные жадными северными князьями! Говорят, в тамошних городах даже крыши капищ делают из чистого золота, а глупые северные рабы несут и несут туда золотые монеты…

Среди первых шли тарсачьи отряды. Гонцы Тароны во весь опор неслись по степям, неся с собой глас королевы и оставляя то одной, то другой парадане маленький, не более локтя, сверток с говорящим богом внутри. Глаза идолов горели мрачным зеленым огнем, и параданы одна за другой вскакивали в седло, потрясая в воздухе саблями и копьями, а их парады вторили им яростными воплями и звоном металла. Грозные чернокожие воительницы стекались под знамена командиров, воздух звенел от громких победных кличей. Не прошло и двух недель, как не менее ста пятидесяти тысяч тарсачьих конников миновали широту Граша, двигаясь к южным отрогам Сахарных гор, к границам пока ничего еще не подозревающего Тапара.

Гуланы двигались за ними не так быстро и собирались не так споро. Их вождь Зур Харибан не обладал говорящими статуэтками, но отсутствие радиосвязи компенсировалось его горячностью. Еще зимой он решил, что летом пойдет войной на Север, с тарсаками или без них, и отары его племени по большей части давно паслись у северных границ его владений. Вскоре после того, как Тилос побывал в гостях у Тароны, страшное землетрясение открыло новые ущелья и обрушило старые горы в белоснежном хребте Шураллаха. Подземные толчки ощущались даже в далеких Назире и Корунге, в Граше во дворце Великого Скотовода разбрызгивалась вода из фонтанов и тряслись золотые люстры на сто фитилей каждая. Несколько овечьих отар на границах пустынь целиком исчезли в огромных трещинах. Некоторые гуланы восприняли катастрофу как гнев Валарама или, может быть, обычно добродушного Тинурила, указывающих, что пора, наконец, вспомнить обычаи предков и выказать свою воинскую доблесть. Другие просто перепугались до смерти. И те, и другие, однако, спешно двинулись вслед за тарсаками. Первый отряд в пять тысяч всадников вел сам Зур Харибан, страшно истосковавшийся по хорошей драке.

Не остались в стороне и невеликие племена. Пыльные бури и землетрясения последних лет внушили многим, что их родные края отныне перестали быть добрыми к своим детям. Из уст в уста передавались рассказы о богатых северных пастбищах, о смирных северных рабах, что едят мало, а работают за пятерых, о невиданных каменных городах и полноводных реках, по сравнению с которыми дающий жизнь Кронг - лишь жалкий ручеек на исходе весны. Обычно мирные сапсапы и каронги доставали из пыльных укладок дедовские мечи, мастерили из старых бронзовых наконечников неказистые копья и двигались вслед за прочими - кто верхами, а кто и пешими. В Караграше пригоны, шумахи, тропаги, каррахи, хманы и прочая мелюзга, чьих вождей обычно даже не приглашали на советы, сбивались в отряды и потихоньку двигались к границам Куара и Камуша. Харазги обновляли свои осадные снаряды.

Даже разбойничьи вазиты и бериуты оставили свое вечное рысканье по степям и подлескам и стали стягиваться в северный Сураграш в надежде как следует помародерствовать на полях сражений. Шайки ахмузов бросали свои тайные убежища в горах и пустынях, покидали излюбленные места засад на торговых трактах и осторожно, не попадаясь на глаза, крались вслед за тарсаками и гуланами.

Месяц спустя после визита Тилоса на север двигалось более чем трехсоттысячное войско, рассеянное на расстоянии двух недель пути. Основной удар нацеливался в сторону Тапара и его не так давно отстроенной столицы - Саламира. Остановиться орда уже не могла: съестные запасы таяли на глазах, а трава для коней и верблюдов если не объедалась животными, то вытаптывалась сотнями тысяч копыт. За войском южан оставалась пыльная пустыня, и повернуть они уже не могли - под страхом голодной смерти.

Но ураган зарождался не только на юге.

Вскоре после подъема тарсаков отчаянные грашские купцы, что не побоялись лихих людей, расплодившихся по северным лесам, ввязались в драку в саламирском трактире. Все началось с обычной пьяной свары темным весенним вечером. Один из южных охранников, гулан по происхождению, не вынес насмешек над своими богами. Монах-причетник из окраинного храма долго стыдил язычников, наставляя их на путь истинный, и когда разъяренный гулан сбросил с плеча руку нанимателя и швырнул в монаха пивной кружкой, на купцов набросились с десяток местных забулдыг и двое городских стражников, отмечавших свою увольнительную. Завязалась массовая драка - южане и северяне торопились постоять за своих, не разбирая вины и правоты. В пылу сражения один из южан зачерпнул совком горсть пылающих углей из очага и метнул их в лицо врагу. Охнув, тот отшатнулся назад, а угли разлетелись по полу, поджигая солому, что для чистоты устилала пол кабака. Когда городская стража подоспела на место события, трактир весело пылал, а причитающий хозяин подгонял слуг, безнадежно таскавших из колодца одно ведро воды за другим. Вода, попадая на горящие бревна, с шипением испарялась, ни на мгновение не задерживая огонь.

Вероятно, драка так и осталась бы хотя и заметным, но все же рядовым событием, но, к несчастью горожан, зима выдалась необычно сухая, да и весна не торопилась орошать землю живительными дождями. Материал городских строений по большей части еще не обработали противопожарными составами, так что вслед за трактиром занялись и соседние здания. Огонь стремительно перебрасывался с дома на дом, и вскоре запылал весь посад. Одной из первых обрушилась кровля в том самом храме, при котором числился незадачливый проповедник. Поднялся ветер, разносящий по городским соломенных крышам искры и горящие угли, и вскоре очаги пожара вспыхнули повсеместно. К утру город превратился в огненное море, тут и там испятнанное клочками дотла выжженной земли. И вслед за огнем летело злое слово - южане подожгли город! Немногочисленных южных купцов убивали на месте. Заодно толпа весело грабила и убивала местных купцов-кровопийц.

Той ужасной ночью погибли не менее трех тысяч человек. Около ста тысяч человек и несколько сот орков - половина города - остались без крова. Ремесленники, купцы, солдаты, монахи растерянно бродили среди облаков пепла, освещенных неярким из-за дыма восходящим солнцем, не зная, что делать. Отдавать приказы оказалось некому - погиб и сам князь Каралет. Никто не знал, как это случилось - его просто нашли рядом с горящим детинцем с ножом грашской работы под левым ребром. Позже злые языки поговаривали, что убийц подослал Настоятель Семлемен, завидовавший энтузиазму истинного защитника веры. Другие утверждали, что виной всему тайная любовь, которую князь крутил с молодой женой одного из бояр. Но сейчас гибель князя приписали тем же южанам-поджигателям.

Уже к полудню, однако, неопределенность кончилась. Брат Семлемен с благословения капитула взял на себя верховную власть в княжестве, а также командование собранными Каралетом на войну против Граша войсками. По княжеству поскакали гонцы - поднимать ополчение. По всей стране крестьяне, проклиная злую судьбу, срывающую весенний сев, доставали из укладок давно не чищенные кольчуги и щиты, еще хранившие герб четверть века назад канувшей в историю Приморской Империи. Подлесок вырубался на копья и рогатины. Люди и орки в кузницах работали днем и ночью, но все равно не справлялись с заказами на наконечники для копий и стрел. Впрочем, разбогатеть кузнецам не удалось: Храм приказом снизил втрое цену на их работу.

Последние связные маги сгинули вместе с Империей, но это не помешало оперативно оповестить соседей. Голуби унесли на себе письма с призывом помочь в священной войне за веру, и Тойма с Переветом, кряхтя и почесывая затылки, разослали глашатаев - выкрикивать добровольцев на священную войну. Однако отзывать с западных границ свои дружины они не решились: тапарцы погорячатся да успокоятся, а свои границы от набегов прикрывать тоже нужно. Дзергаш, уже давно набирающий войско, только пожал плечами: еще ускорить приготовления казалось не в человеческих силах. Старосты посадов и деревень во всех Четырех Княжествах получили указание не препятствовать подневольным смердам идти на войну, однако же строго следить за их семьями, дабы те не вздумали под шумок бежать куда подальше. То же приказали боярам относительно холопов. Ополченцам даже обещались какие-никакие, но жалование и кормежка. Однако добровольцев хватало и без княжеского указа. Многие разоренные неурожаями, обнищавшие земледельцы, бросив ненавидящий взгляд на свою оскудевшую делянку и прощальный - на жену с детишками, устало топтали дорожную пыль, отправляясь на сборные дворы в надежде нажиться на дальнем походе.

Солнце на Севере холоднее, чем на Юге, а оттого северный котел кипел не так яростно. Однако же и там огромные массы обнищавших голодных людей поднимались, встряхиваясь от многолетнего полусна, чтобы встретить свой рок где-то в обожженных солнцем пустынях Граша. В течение месяца более восьмисот тысяч человек из общего населения примерно в девятнадцать миллионов, в основном крестьян, пеших, необученных и плохо вооруженных, снялись со своих мест. Возвращаться им некуда: позади оставалась тощая неродящая земля, которую предстояло засеивать последними семенами женщинам и детям, и города и села с очищенными до гулкости амбарами.

Две невиданных доселе, но уже обреченные армии двигались друг навстречу другу, подгоняемые роком, и ужасный призрак голодомора висел у них за спиной. Князья, Настоятели Храмов, вожди - все они полагали, что управляют движением. Однако в мире не осталось ни одного человека, который мог бы что-то изменить.

Демиурги безмолвствовали.

Суддар ар-Хотан придерживался того мнения, что правитель имеет право на плохое настроение. Все мы люди, всем нам бывает паршиво. Однако срывать злость на нем, преданном слуге, - непорядок. Когда он сам сядет на трон Великого Скотовода - дворецкий еще раз испытал истому при сладкой мысли - он никогда не станет срывать настроение на слугах. Во всяком случае, на важных слугах. И уж точно - на человеке, дергающем за ниточки всю городскую стражу, не говоря уж про дворцовых слуг и тайных соглядатаев по всему Сураграшу. На человеке, пять лет назад в тайной борьбе под корень изведшем могущественную Канцелярию.

– Дубина! - в очередной раз обругал дворецкого Барадаил. - Кретин! Почему ты не остановил их? Почему твоя шлюха Тарона не спросила у меня позволения? Ведь боги ясно сказали мне - никто и пальцем не пошевелит без моего слова!

Хотя стояло раннее утро, Великий Скотовод уже изрядно набрался. По всей видимости, его настолько расстроила мысль о самовольном выступлении племен, что он искренне считал Суддара в нем виновным. Вот и сейчас, хорошо приложившись к кубку, он продолжил нудную пьяную тираду в адрес дворецкого, изобилующую крепкими словечками и невнятными намеками. Суддар каменно стоял на месте, стараясь держать себя в руках. В конце концов, дворцовая стража ему не подчиняется, и чтобы подвесить его за ребро, достаточно лишь небрежного кивка господина. Ну погоди, жирная скотина! Я тебе эти слова еще припомню…

– Так почему же они пошли без моего слова, а? - плаксиво спросил Барадаил. - Почему?

Судя по паузе, сейчас он действительно ждал ответа. Суддар медленно выдохнул и ответил, стараясь придать голосу почтительность и сознание своей вины одновременно:

– Мой господин, да не испытаешь ты никогда жажды! Прости своего раба за его грехи! Я не сумел внушить тарсакам и гуланам должного почтения к твоему слову и заслуживаю наказания. Вели казнить меня прямо сейчас!

Суддар склонился в почтительном поклоне. Луч восходящего солнца из окна ударил ему в глаза, но он усилием воли заставил себя не морщиться. Такую гримасу Барадаил истолкует однозначно - как демонстрацию презрения.

– И велю! - выкрикнул Великий Скотовод срывающимся голосом. - Мне не нужны слуги, которые… которые… не могут возвеличить своего господина. Суддар, клянусь дерьмом Валарама, ну почему они не хотят меня слушаться? Ведь сами боги подсказывают мне, как мудрее всего управлять миром!

Суддар, не распрямляясь, слушал продолжение речи. Продолжение, мягко говоря, не отличалось оригинальностью. Все это за утро он слышал уже раз пять, а то и больше. Дурак ты, почти безразлично думал он. Тебя слушают, пока речь идет о городской торговле, да и то лишь, чтобы не ссориться с другими племенами. Хоть бы задумался - а когда ты обладал властью за пределами городских стен? Ты даже войну объявить можешь, только если Совет Племен поддержит. Сураграшем можно управлять, но для такого требуется куда больше смекалки и тонкости, чем может поместиться в твоем толстом брюхе. Интриги, стравливание племен, подкуп, лесть, одно-два точно рассчитанных убийства… Но тебе не дано вести тонкую игру, и именно потому трон нуждается в новом Великом Скотоводе. Влюбчивая дурочка Тарона сделает правителем меня. Манипулируя ей, я добьюсь многого, ох, многого…

Предаваясь приятным мыслям, ар-Хотан чуть не пропустил момент, когда в голосе Барадаила жалобные нотки сменились повелительными.

– …а потому, - со значение заявил тот, - я приказываю тебе отправиться на Север вместе с племенами и управлять ими в священной войне. Да, я объявляю священную войну поганым князьям, поклоняющимся духу самозванца! Курат с гневом смотрит на их храмы, где поклоняются не ему, а какому-то давно подохшему бродяге!…

Суддар, забыв, что все еще сгибается в почтительном поклоне, дернулся и чуть не упал. Что? Старик определенно выжил из ума! Покинуть город? Отправиться воевать? Да как только нашему идиоту в голову такая мысль пришла! Холодный Север, где, говорят, с неба падает твердая белая вода?…

Тень от трона укоротилась не менее, чем на пядь, прежде чем покрытому холодным потом дворецкому удалось выбраться из зала. День обещал выдаться жарким, но Суддара колотил озноб. Только сейчас он понял, как ему важно не болтаться где-то по далеким чужим землям, а сидеть дома, в центре сплетенной им паутины. Впрочем… может, не все так плохо, мелькнула у него в голове мысль. Говорящие статуэтки - вот выход! Вот только большую статую, умеющую говорить со всеми, с собой не взять. Можно, конечно, посадить у ней доверенного человека, который станет слушать его и передавать указания другим. Но ведь статуэток так мало… Значит, нужно срочно перераспределить их. Но откуда, откуда взять доверенного человека, который не воспользуется случаем и не предаст?

Суддар ар-Хотан, дворецкий, командир городской стражи и главный шпион Великого Скотовода, закусил губу и ринулся в свои покои. Он знал, что у него меньше суток. Если с завтрашним восходом солнца он останется во дворце, его точно четвертуют. Если Барадаил обещал казнить, он никогда не бросал слов на ветер.

Вишка и Кочерга давно оставили надежду бежать. Я не виню их - ограда высока, стража неусыпна, а дважды в день хотя и не слишком сытно, но кормят. Да и муштра с рассвета до заката не располагает к ночной деятельности. Однако я знаю, что в тренировочном лагере не задержусь. Понимает это и десятник: с самого начала он смотрит на меня зверем, не упуская случая ткнуть кулаком в ребра за мнимые огрехи. Кажется, он так и не поверил моей истории о пропавшей памяти, и в результате я единственный, кто целую седмицу здесь ходил в рабском ошейнике. Наверное, можно выдумать что-то - товарищи помогли бы - но мне не хочется. Я держусь особняком, и кроме Вишки с Кочергой, других товарищей у меня нет. Да и те дружелюбны скорее по старой памяти: им уже пару раз доставалось от десятника за знакомство со мной.

Нас обучают владеть копьем и багром - стаскивать с лошади конных. Конники с батогами вместо сабель стараются побольнее попасть по нашим головам, мы - посильнее ткнуть их копьями без наконечников и побыстрее стащить крючьями на землю. Верховые - из родовитых семей, они, в отличие от меня, здесь добровольно. Нищие вторые и третьи сынки, которым вотчина не светит, они надеются хоть немного нажиться на войне. Безусые мальчишки, многим по тринадцать-четырнадцать лет, они кичатся перед нами, смердами и холопами, своим происхождением, но напрасно. И их, и наша участь - передний край, мертвое мясо, принимающее на себя первый удар. Десятник рычит что-то про упоение боем, про награды, которые ждут героев, но я его не слушаю, как не слушаю толстого монаха, что трижды в день заставляет нас молиться Пророку, нараспев читая по памяти священные вирши. Оставшиеся два раза на молитву ставит десятник. Он неграмотен и виршей не знает, но невежество искупается истовостью.

Мне, в отличие от товарищей по несчастью, учеба дается легко. Снова появляется ощущение, что я когда-то умел владеть оружием. Руки сами выполняют нужные движения, четко и бездумно. Голова свободна, но думать особенно не о чем. Поэтому я просто смотрю по сторонам на сценки из лагерной жизни. Они не отличаются разнообразием - муштра и приемы, кого-то порют за неумение или непослушание, кого-то гоняют бегом с заплечным мешком, набитым камнями… Лагерь большой, в последние дни он разросся далеко за пределы стен. Люди идут и идут, по большей части - пахари и ремесленники, с голодным блеском в глазах, многие - с сединой в бороде. Воинская дисциплина дается им с трудом. Впрочем, десятники особенно не стараются - зачем? Наша задача - отвлечь на себя врага и умереть по возможности медленно, дав возможность боярским дружинам и наемникам выполнить необходимые маневры. Это еще один проблеск непонятно откуда берущейся памяти.

Тычок в спину не выводит меня из равновесия, как, наверное, надеется десятник. Я подавляю в себе острое желание развернуться и как следует заехать ему палкой по башке. Глупо. Драться со всеми вояками лагеря я не собираюсь, а ведь именно так и случится, если…

– Что встал, словно тетеря на току? - рявкает десятник. - Работай, червяк навозный!

Сейчас наша группа отрабатывает парирование встречного удара с уклонением и последующей атакой. Внезапно мне становится смешно. Я разворачиваюсь лицом к десятнику и направляю на него "копье". Тот непонимающе смотрит на меня, потом его ряха багровеет.

– Бунтовать? - почти шепотом спрашивает он. - Бунтовать?…

Его тяжелая абордажная сабля скрежещет по металлическому устью ножен. Опасное оружие, если владеть им как следует… и регулярно обихаживать. Однако десятник не умеет и не обихаживает - сам не так давно из мужиков, попал в командиры лишь по причине нехватки настоящих солдат. Откуда у него эта покрытая древней ржавчиной дура, хотел бы я знать? От дедушки-пирата?

Не дожидаясь, пока десятник как следует занесет свою железяку над головой, я несильно тыкаю его палкой поддых. Хватая ртом воздух, он сгибается пополам, роняет саблю и семенит прочь. Остальные в моей группе опускают оружие и с удивлением смотрят на меня, на всякий случай отодвигаясь подальше. Я бросаю палку на землю и, не шевелясь, стою, жду.

Ждать приходится недолго. Вскоре отдышавшийся десятник приползает обратно в компании полусотника и двух товарищей. У всех - многохвостые плети. Похоже, меня собираются воспитывать. Мой десятник - я сообразил, что так и не запомнил его имя - тычет в мою сторону пальцем и что-то взахлеб рассказывает сотнику на ухо. Слова "бунт" и "подсыл", впрочем, вполне отчетливы, повторяясь через фразу.

Один из пришедших без долгих разговоров подходит ко мне и с размаху бьет кулаком в зубы. Я немного уклоняюсь и подталкиваю его руку. Воспитатель летит кувырком, а за саблю хватается теперь уже полусотник. Впрочем, в его взгляде читается заметное удивление. Еще бы - неизвестный мужик, умеющий драться по-тролличьи…

И тут я осознаю, что расспросов избежать не удастся. Очень подробных расспросов и очень неприятных - поскольку объяснить ничего толком я не смогу. Я и сам не знаю, откуда умею сражаться, знаю лишь, что амнезия начинает серьезно меня раздражать.

Ограда от меня саженях в двадцати. Я резко срываюсь с места и мчусь к ближайшей лестнице на галерею. Лишь шагов через двадцать полусотник - или кто еще, я уже не вижу - соображает, что неплохо бы поднять тревогу. За спиной громко и неразборчиво кричат, часовой у лестницы оборачивается в мою сторону, изготавливая угрожающего вида бердыш. Это уже не крестьянин - гридень в кольчуге, и со своим оружием обращаться он явно умеет. Толку, правда, немного: попытавшись ударить меня тупым концом древка, он шлепается на спину не хуже десятника. Впрочем, падает он не как мешок с зерном, а умеючи, с перекатом, и тут же снова подхватывается на ноги. Но я уже на середине лестницы. Пару секунд спустя я стою на галерее. Такой прыти от меня не ожидает не только часовой внизу: верхний караульный, разинув рот, в упор пялится на меня, явно не понимая, кто я такой и что ему делать. Я избавляю его от раздумий, удачно попав кулаком по уху. Присев, парень сосредотачивается на боли и не даже не замечает, как я мимоходом выдергиваю у него из ножен длинный кинжал. Поскольку в лесах кинжал мне нужнее, чем ему, а заботится об оружии недотепа не больше, чем мой - теперь уже бывший - командир, угрызений совести я не испытываю.

Пространство возле стены вычищено, но уже шагах в двадцати начинается густой подлесок. Земля в ту сторону заметно уходит под уклон, ветерок ощутимо тянет болотом. Вот и славно - меньше найдется охотников валяться в грязи. Я спрыгиваю с двухсаженной высоты, качусь кубарем, ощущая спиной все скрытые в почве корни, и зайцем сигаю в заросли, пока кто-нибудь поумнее не догадался проверить пристрелку своего лука.

Вот и все. Позади запоздало трубит рог. Прислонившись к дереву, я пытаюсь отдышаться, попутно недоумевая, какого лешего меня дернуло бежать. Чувство, тянувшее меня на юг, исчезло, хотя и не до конца. Оно осталось где-то в глубине, мягко напоминая о своем существовании, но не понукая.

Что-то, что я не предотвратил, уже случилось. Теперь моя цель сама движется ко мне.

Тилос берег коней, понимая, что заменить их негде. Степь словно вымерла: ни одного каравана навстречу, ни одной отары у горизонта. Только редкие водопои в дне пути друг от друга хранили следы какой-то жизни: отпечатки копыт, высохший навоз, обрывки тряпок. Солнце палило сквозь мутную пелену в небе, ветер с юга нес мелкую песчаную пыль. Она покрывала все вокруг - редкие пальмы, постепенно сменяющиеся дубами и ферестами, траву, даже поверхность воды, забивалась в рот и в нос, усиливая ощущение жажды.

Однажды налетели ахмузы. Человек восемь или десять разбойников, судя по головным платкам, бериуты, вылетели из-за ближайшего холма, размахивая саблями и улюлюкая. Тилос знаком приказал Элизе остановиться и, не говоря ни слова, пристроил своего коня рядом. Он не шевелился до того, как в их сторону полетели арканы. Только тогда, молниеносным движением разрубив веревки прямо в воздухе, он слегка привстал на крупе коня.

– Эй, Тасай, ты что, не узнал меня? - насмешливо крикнул он на общем. - Или ты забыл, что я сказал тебе в прошлый раз?

Предводитель ахмузов резко натянул поводья, вздыбив коня, и пристально всмотрелся в путников. Потом, плюнув на землю, вбросил саблю в ножны и медленно подъехал поближе. Озадаченные таким поведением, его компаньоны сгрудились у него за спиной.

– Сумар приволок тебя на мой путь! - зло сказал предводитель. - Зачем ты испортил два хороших аркана? Ты знаешь, сколько сейчас стоит такая веревка из конского волоса? Тарсаки совсем обнаглели, дерут три шкуры!…

– С тебя, что ли? - все так же насмешливо поинтересовался Тилос. - Да ты хоть раз в жизни что-то честно купил? Продавал - да, а вот насчет покупок сильно сомневаюсь.

– Зачем ты меня позоришь перед моими людьми, э! - огорчился Тасай. - Чтобы я что-то продавал? Я не из тех жирных торговцев, что возят свои товары, нанимая для охраны других.

– А рабы? - усмешка внезапно ушла из голоса Тилоса. Теперь в нем звучали нехорошие нотки. Ахмуз невольно осадил коня. - Я предупреждал тебя: грабь сколько хочешь, это не мое дело, но если продашь еще хоть одного человека - пеняй на себя. Забыл? А ну стой на месте и отвечай! Ты знаешь, что не сбежишь!

– Я не продал ни одного человека, клянусь гневом Тинурила! - быстро проговорил ахмуз. - Я всегда помню твои слова! Честно…

– Ладно, - Тилос как-то обмяк. - Верю. Но нас ты хотел захватить в рабство.

– Нет, ох, нет! - замахал руками разбойник. - Я только проверил бы ваши переметные сумы. Лишний груз мешает думать о жизни, а потому я бы забрал его, но не весь. Я даже оставил бы вам достаточно денег, чтобы покупать корм коням и воду! Клянусь тебе, Пасах…

– Исчезни с глаз моих! - приказал Тилос. - У меня нет на тебя времени. И еще раз говорю: сегодня я не в настроении убивать. Но в другой день - берегись!

– Да, Пасах! - поспешно закивал ахмуз. - Я всегда помню твои слова!

Он развернул коня, и разбойники исчезли так же внезапно, как и появились.

– Пасах? - Элиза с удивлением посмотрела на Тилоса. - Почему он называет тебя Пасахом? И почему он так испугался? Вы знакомы?

– Как только меня ни называют и с кем только я ни знаком… - пробурчал Тилос, трогаясь с места. - Однажды он наскочил на караван примерно с тридцатью своими людьми. К его несчастью, там оказался я. Пришлось уложить половину, прежде чем он начал меня уважать и решил, что пора поискать счастья в другом месте. Потом он еще пару раз натыкался на меня. Однако плохо идут дела у парня…

Элиза тихонько хихикнула.

– И хорошо! - убежденно заявила она. - Всех ахмузов надо на кол пересажать!

– Надо-то надо, да вот только мало их стало. Значит, поживиться нечем. Плохой признак.

Тилос опять замолчал, и до вечера больше не откликался.

До границ Тапара они добрались через два дня после пожара в столице. По мере приближения к родным местам сердце девушки екало все чаще. Через три недели пути дубы и осины совсем вытеснили пальмы, стали попадаться вязы и даже кое-где березы. Деревья все еще росли небольшими группами среди пестрого разнотравья, цветущему по весеннему времени, но рощицы увеличивались в размерах, грозя со временем слиться в один сплошной лес. Вскоре путешественники наткнулись на первую землепашскую деревушку, скрывающуюся в укромной ложбине, заслоненной от дороги густым колючим кустарником. Элиза не заметила бы ее, если бы не Тилос.

Ближе к вечеру остановились на захиревшем постоялом дворе на окраине небольшого, огородов на двадцать, села. Хмурый хозяин после долгой возни на кухне сам вынес какую-то неопределенного цвета похлебку и несколько лепешек. В ответ на недоуменный взгляд Тилоса он только развел руками.

– Нет больше, - хрипло сказал он, почесываясь. - Сами пояса подтягиваем. Неурожай, будь он неладен. Дичь вот поблизости всю выбили, частью распугали. Караванов, опять же, с зимы почти нет - разбойнички пошаливают, и свои, и чужие. Вишь, работники все разбежались, хоть закрывайся. Сами-то откуль едете? Вроде на лицо наши, а одеты по-южному…

– С юга мы, папаша, - Тилос пододвинул Элизе миску с похлебкой. - Кушай, доча. Купец я, да только прогорел. Частью злые люди пограбили, частью проторговался, частью стража в Граше раздела. Не чаял уж с дочуркой до дома добраться, да Пророк миловал. Слава Солнышку, отцу родному, теперь, почитай, уже дома…

– А хорошие коняки-то, тарсачьи, - поскреб в затылке хозяин. - Таких золотых за три каждого продать можно. Ну ладно, комнаты ваши наверху, любую выбирайте. Спускайтесь тут к вечеру в залу-то, народ подтянется, поболтаете. Новостей нынче не так много, да и те одна другой хуже. Вот за пиво не обессудьте, пиво из всякой гадости варим, зерна лишнего давно уж нет.

– Спасибо, добрый человек, - отказался Тилос. - Думаю, спать мы сейчас завалимся. Завтра чуть свет дальше двинемся, жена, небось, заждалась уже. Да, и ты уж поставь кого за животиной-то приглядеть, не то сведут. А я не обижу.

– Поставить… - пожевал губами хозяин. - Ладно, сделаем. Есть у меня постреленок на примете. Только давай-ка тогда сразу расплатимся, чтобы с утра в потемках не шариться. Думаю, серебряная куна - в самый раз.

На лице Тилоса отобразилось изумление.

– Да ты с печи упал, любезный! - холодно сказал он. - Всемеро против обычного дерешь.

– Так времена такие! - развел руками хозяин. - Мой двор, почитай, единственный в округе, остальные позакрывались уже. И я закроюсь, если хоть что-то не заработаю. В сытый год за постой красная цена в медяк-полтора, а нынче совсем другая песня. Не обессудь, купец, да только меньше никак нельзя.

Несколько секунд Тилос молча смотрел на него, потом махнул рукой.

– Пророк тебе судья! - зло сказал он. - Был бы я один - плюнул бы да ушел, хоть в лесу заночевал бы. Твое счастье, что дочка со мной. Держи!

Он неторопливо отсчитал куну медными грошами, поглаживая каждый пальцами, словно не торопясь выпускать их рук. Хозяин сгреб мелочь в горсть и отошел.

– И про коней не забудь! - вдогонку напомнил ему Тилос. - А ты чего не ешь?

Элиза вздрогнула и посмотрела на него.

– Так ведь… тебе, - пояснила она недоуменно. - Я свою долю съела.

Похлебка на вкус оказалась весьма мерзкой, но на улицах Граша ей приходилось есть и не такое. Главное - жидкость оказалась горячей, и желудок блаженствовал, согреваясь уже забытым теплом.

– Да ладно тебе! - улыбнулся Тилос. - Мне-то по большому счету все равно, у меня брюхо хоть молотую древесину переварит. Доедай давай. Вот жук хозяин, а! Времена, значит, такие! Такому хоть какое время, а не заработает лишний грош - удавится от расстройства.

В следующие дни Тилос вдруг стал угрюмым и неразговорчивым. Во время езды его лицо дергалось, как у помешанного. Элиза напоминала себе, что таким образом он разговаривает на расстоянии, но ей все равно становилось не по себе. В такие моменты она старалась придерживать лошадь и держаться чуть поодаль. Впрочем, иногда ее наставник спохватывался и начинал рассказывать что-нибудь интересное. Элиза жадно вслушивалась в приключения Отряда, победившего самого колдуна Майно. Особенно она заинтересовалась говорящим летуном по имени Злобный Ых.

– И где он сейчас? - Ей страшно захотелось хотя бы посмотреть на диковинку. А вдруг они подружатся?

– Умер, - поджал губы Тилос. - После Пробуждения Звезд он прожил еще три года, и однажды утром не проснулся. То ли его вид не слишком долго живет, то ли он не перенес ослабевания эфирного поля. Он ведь был чисто волшебным созданием в прямом смысле слова.

– Но, может, есть еще и другие? - Элиза почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. - Не может же он быть один такой в мире?

– После возвращения на Западный материк я чуть ли не первым делом обследовал то место, где мы встретились. Пусто. На весь лесок нашлось одинокое летунье гнездо, покинутое много лет назад. Возможно, его родичи оставили те места, но, скорее всего, мы просто наткнулись на один из игровых пулов. Лесной житель вроде Заграта нашел бы себе в спутники волка или кабана, а наша вот партия обзавелась веселым летающим пустомелей. Очень жаль, конечно, что больше таких нет…

Элиза шмыгнула носом.

– А что случилось с остальными? - быстро спросила она, чтобы не разреветься от разочарования. - Ну, Ольга там, Заграт…

– Ольга с Загратом вернулись в родные края. Ольгу, несмотря на ее внебрачного ребенка, приняли хорошо. Всадники и жугличи сильно потрепали друг друга, и степи заметно обезлюдели, так что пенять ей на внебрачного ребенка от Теомира никто не стал. Ольгу сопровождал Хлаш, он и сообщил мне, что все в порядке. Заграт ушел в Орочий лес, и больше я о нем ничего не знаю. Как-то руки не дошли выяснить. Наверное, умер уже от старости, орки немногим больше людей живут, и то если свои же не убьют. Ну, а с Хлашем ты, может, еще лично встретишься.

Девушка вздохнула и пригорюнилась, но потом встрепенулась.

– Тилос, - робко поинтересовалась она, - а помнишь, ты сказал, что хорошо бы поссорить между собой тарсаков и гуланов? А почему ты не можешь так сделать? Если Тарона так тебя любит…

– Табу, - хмыкнул ее спутник. - Видишь ли, Эла, вся планета - одна большая уродливая конструкция, служившая исключительно целям Игры. Ее правила являлись чем-то вроде физических законов. Основная площадка - Восточный материк, а наш, Западный, оставался в резерве. А от резерва требуется полнокровие. Игра не могла допустить, чтобы жители запасного материка уничтожили друг друга. Поэтому хотя стычки между южными племенами и случались, в целом вопрос регулировался целым комплексом религиозных запретов. Последний раз табу обновилось примерно лет за тридцать или сорок до Пробуждения Звезд. Его форсификаторы уже почти не действуют, но жрецы по инерции продолжают следовать старой догме. Так что стравить тарсаков и гуланов практически невозможно. Вон, я тебе про падение Хамира рассказывал. Уж на что жугличи со Всадниками друг друга ненавидели, а и то полностью истребить друг друга не смогли. Отвели душу как следует, а потом смешались и взаимно ассимилировались. Нет, пока пар может выйти через северный клапан, столкнуть тарсаков и гуланов нереально. Разве что я придумаю толчковое событие, что табу разрушит…

– Но разве на войну с Севером у них нет этого… табу? - Элиза озадаченно наморщила лоб.

– Нет. Здесь действовали другие механизмы. Собранное в кулак большое войско, неважно, южан или северян, не уйдет со своей территории - из-за внезапной эпидемии или, скажем, из-за невиданной бури. Мелкие пакости друг другу устраивать вроде пограничных набегов - пожалуйста, а вот по-крупному схлестнуться - ни-ни. Но сейчас силовые барьеры полностью отключились из-за истощения движущих сил. - Тилос хмыкнул. - Вообще вокруг столько остаточных игровых структур, что, возможно, чем их вычищать по одной, проще уничтожить систему полностью и построить ее с нуля. Похоже, Демиурги думают именно так. Чем дальше я размышляю, тем больше склоняюсь к этой мысли. Потому и молчит Джао, что стыдно мне в глаза смотреть… Хаотизация, м-мать их за ногу! - внезапно взорвался он. - То, что максимум два процента населения выживет, им безразлично! Умники… Восточный материк я на пару с Джао перестраивал, так и то за три года население на двадцать процентов уменьшилось! Голод, разруха, эпидемии, локальные войны… А ведь там Майно построил почти самодостаточные структуры!

Элиза вздрогнула и сжалась в комок. Задавать новые вопросы как-то сразу расхотелось. Полностью уничтожить систему? И Четыре Княжества? И Граш? Ой, мама…

Еще два дня ехали дорогой, медленно превращающейся из степной в лесную. Поселений стало заметно больше, на полях копошились люди, старательно переворачивая землю сохами и мотыгами. Тут и там попадались сторожевые посты. Кметы настороженно вглядывались в подорожную, которую непонятно откуда добыл Тилос, но пропускали без лишних вопросов. Молодая весенняя трава пробивалась сквозь слежавшуюся за зиму листву, на деревьях набухали почки. Однако и трава, и почки около деревень оказывались заметно пообглоданы. Однажды путешественники вспугнули чумазую озябшую до синевы девчонку лет семи. Сверкая тощими боками сквозь прорехи в платье, она резво нырнула в кусты, сжимая охапку молодой лебеды. Тилос проводил ее ничего не выражающим взглядом.

– Иллюстрация к нашему давешнему разговору, - заметил он вслух. - Летом начнется настоящий голод. Если к солнцестоянию не поспеет нормальный урожай, народ вконец отощает. Если не вызреет и осенний урожай, быть голодомору. Кстати, Эла, чуть к востоку твоя родная деревня. Не хочешь заехать? Мы почти не теряем во времени.

– Нет! - Элиза помотала головой. Она уже раздумывала, как вести себя, если случится проезжать мимо бывшего дома, и так ничего и не решила. - Лучше не надо. Потом…

– Как хочешь… - Тилос пожал плечами. - Но другой возможности может не представиться. Мы оказались в сердце шторма, который, возможно, разрушит мир до основания, и прошлое уходит безвозвратно. Так точно не хочешь?

– Нет! - девушка сердито тряхнула волосами. - Не хочу. Тут мне не дом. Они гнались за мной, хотели убить меня! Я их ненавижу!

– Не все гнались за тобой и не все желали твоей смерти, - заметил Тилос. - Я бы сказал - почти никто. Храмовники и их прихлебатели - вот и все. Но дело твое.

– Нет! - девушка сердито сжала губы. - Пусть себе… Я им никто, и они мне никто! Тилос…

– Да, котенок? - вопросительно взглянул на нее тот. - Ты хочешь что-то спросить?

– Да… - Элиза смущенно посмотрела на него. - Что ты… что мы хотим сделать? Куда мы едем?

– До недавнего времени мы ехали в Саламир, - пояснил Тилос. - Но сейчас там делать нечего. После пожара…

– Пожара? - удивилась девушка. - Какого пожара?

– Четыре дня назад Саламир сгорел почти полностью. Столица сейчас - одно большое пепелище. Выгорела ее большая часть, сохранились только заречные посады да часть нижнего города. Князь Каралет погиб.

– Ого… - Элиза попыталась понять, чувствует ли она жалость к городу, куда целую вечность назад отец возил ее на ярмарку. Нет, никаких чувств. Хорошо бы главный Храм княжества тоже сгорел вместе со всеми монахами! - И что дальше?

– А дальше все интереснее, - хмыкнул ее спутник. - Я-то намеревался предупредить советников князя, помочь наладить оборону… Надежды, что меня послушают, мало, но все же… Теперь там делать нечего. У Семлемена кишка тонка справиться со мной в подковерной борьбе, но попытаться прикончить меня или как-то напакостить - пожалуйста. В свое время, видишь ли, я довольно глупо с ним поссорился. Наверное, стоило сразу убрать его и заменить кем-нибудь поразумнее, но… Прошлого не воротишь. А зря рисковать твоей головой мне не хочется. Поэтому ты временно поживешь у одного… человека.

– А ты? - Элиза почувствовала, как ее сердце упало. - Ты опять меня бросаешь?

– Тебя бросишь… - Тилос улыбнулся, и девушка почувствовала, как ее настроение снова поднимается. - Нет, просто оставлю ненадолго. Пара недель, не больше. Мне нужно разобраться с троллями.

– С троллями? - Элиза аж приподнялась на лошадиной спине. - Тилос, Тилос, пожалуйста, возьми меня с собой, а? Ну пожалуйста! Я тоже хочу посмотреть на настоящего тролля!

– Нет.

Услышав в голосе Тилоса непреклонные нотки, Элиза моментально заткнулась. Она уже научилась разбирать, когда можно немного поканючить, а когда стоит замолчать. Сейчас настаивать явно не стоило. Она тяжело вздохнула и сердито уставилась в холку коню.

– Не расстраивайся, Эла, - мягко попросил Тилос. - Там, скорее всего, придется быстро и далеко ходить и много драться. Это тролличья междоусобица, и тебе встревать в нее совершенно незачем. Увидишь ты еще живого тролля, обещаю, но попозже.

– Ага, как же… - пробурчала девушка, но тут же встрепенулась. - А что за междоусобица?

– Ох, любопытная ты наша! - рассмеялся тот. - Ничего особенного. Десять лет назад Народ - так называют себя тролли на своем языке - принял решение: не вмешиваться в дела людей. Большая часть троллей погибла вместе с Тролличьими островами, а выживших оказалось слишком мало, чтобы рисковать войной на уничтожение. Тролли - страшные бойцы, особенно сейчас, когда больше нет магии, но пятьсот к одному - не лучшее соотношение сил. Поэтому они отозвали всех, кто работал наемными охранниками, и ушли на северо-западное побережье неподалеку от бывшей Талазены. Там на морском мелководье можно заниматься промыслом и охотой, а на высоких прибрежных скалах цунами троллей не достают. Опять же, кругом болота, куда людям не очень-то удобно соваться. Теперь они выжидают, чем все кончится. Идущие по Пути старших братьев иногда общаются с людьми, но в целом Народ ушел в глухую изоляцию.

– И что теперь? Что за междоусобица? - Элиза почувствовала, что ее недавняя сонливость словно испарилась. - Они хотят нового князя на правление выкликнуть? Или что?

– У них нет князя. Совет Старейшин решает все вопросы, а представителей туда выбирают общим голосованием в поселениях. Дело в другом. Ты помнишь, что такое Путь?

– Ну… - девушка нахмурилась. - Тролли так в богов верят, да?

Тилос захохотал.

– Чему тебя только Мира учила? - сквозь смех спросил он. - Ох ты, знаток… Тролли не верят в богов и духов. У них в старом, ритуальном, языке и слов-то таких нет. Путь - он еще называется Путь безмятежного духа, но сегодня его редко именуют полностью - учение, основанное несколько тысяч лет назад Мореходом Усимбеем. Это легендарный тролль, который вывел Народ из дикости и научил его, как воспитывать детей, чтобы… Долгая история, в общем, но главное вот что. Все тролли в той или иной степени идут по Пути. Достигших определенной степени просветления называют матхами, еще более высокой - матха-омами. Путь учит жить в согласии и гармонии с окружающим миром. Вообще говоря, он отрицает войну и насилие. Идущие по пути даже владеют особой борьбой, в которой против нападающего используется его же сила. Конечно, неправда, что тролль не может треснуть тебя кулаком по башке. Но, как правило, в нападении ты навредишь себе настолько, насколько хотела навредить врагу. Да ты сама знаешь - несчастную тарсачку в гостях у Тароны ты бросила именно тролличьим приемом.

– Ага, - кивнула Элиза. - Бараташ рассказывал.

– Именно. Но звериное начало в троллях по-прежнему очень сильно. Лет двести назад мне пришлось столкнуться с так называемым Путем превосходящих. В общем и целом Превосходящие считают, что люди и орки слабы, а потому должны подчиняться Народу. Я вовремя заметил нежелательное направление, пока оно не успело набрать силу. К сожалению, я не умею ставить ментоблоки троллям, у них совсем другая, чем у людей, нервная система. Психофизиология сильно отличается, я с такой работать не умею. Пришлось прожить среди Народа лет пятнадцать, доказывая, что Превосходящие неправы, заодно занимаясь дурацкими философствованиями. Поэтому не смотри круглыми глазами, если вдруг кто назовет меня Хол-аз-Гуштымом.

Тилос помолчал, раздумывая.

– Вероятно, тебе придется столкнуться с троллем по имени Хлаш. Тем самым матха-омой Хлашем Дэрэем, про которого я тебе рассказывал. Тридцать лет назад под влиянием Майно Путь превосходящих снова начал набирать силу. Хлаш справился с ними просто и изящно, совершенно в стиле Безмятежного духа. Он превратил Превосходящих в Старших братьев. Не править людьми железной рукой, а учить их как младших, но способных братьев - вот его идея. Гениальный ход. Я бы, честно говоря, не додумался. К сожалению, землетрясения и цунами уничтожили население Островов до того, как Путь старших братьев успел войти в силу, а Путь превосходящих - умереть окончательно. И сейчас предводитель Превосходящих по имени Клатт, похоже, решил, что для эффективного вмешательства самое время. Учитывая, что по части стратегического планирования тролли мало уступают даже мне, я даже боюсь предполагать, что из его затеи выйдет. Их нужно остановить, и немедленно. В нынешних условиях это означает кровь. Много крови. Тебе незачем ввязываться в драку, и потому ты останешься с моим человеком.

– Но я…

Закончить Элизе не дали. Дорога как раз проходила через густой лес, ее извивы уже в десятке саженей скрывались за стеной могучих, в обхват, берез. Внезапно девушку словно хлестнуло страхом, и тут же лесную тишину прорезал громкий свист. Из-за деревьев, спереди и сзади, бешеным аллюром вынеслись вороные, как ночь, кони - пять, восемь, пятнадцать… Лица закутанных в черные плащи всадников скрывались за берестяными личинами, вымазанными сажей. Руки сжимали кистени и булавы. За спинами некоторых сидели лучники.

Всадники неслись в полном молчании. Не звякало железо уздечек, не слышались боевые вопли. Элиза почувствовала, как по спине ползут капли холодного пота.

– На землю, быстро! - свистящим шепотом приказал Тилос.

Девушка, не раздумывая, спрыгнула с коня - за мгновение до того, как ее накрыли сразу две метко брошенные сети, отороченные свинцовыми шарами. Она сделала шаг, другой, силясь сбросить ловчую снасть на землю, но безуспешно. Один из всадников небрежно толкнул ее ногой, и Элиза, запутавшись, рухнула в грязь, едва успев сгруппироваться.

Тилос, однако, повторил свой трюк с рассеканием веревок еще в полете.

– Остановитесь, несчастные! - взвыл он страшным голосом, привставая на лошадиной спине, когда остатки сетей бессильно соскользнули с него. - Остановитесь, или страшно пожалеете! - Его вскинутую вверх руку окружило голубоватое сияние.

Всадники отпрянули назад. Лучники соскочили с крупов и рассыпались, беря его на прицел.

– Остановитесь! - продолжал вопить Тилос не своим голосом. - Или я заколдую вас навеки, превращу в лягушек, погань болотную!…

– Ну, попробуй, колдун! - из ряда ощетинившихся копьями налетчиков неспешно выехал один, на гнедом в яблоках коне. Единственный из всех, выехавший носил на голове шлем с глухим забралом. - Попробуй! Я, боярин Меший, не боюсь твоего колдовства. Славная, однако, попалась добыча, а, ребята? - Он гулко захохотал. - Ловили беспошлинных купцов, а наткнулись на крупную рыбку. Клянусь правой рукой, Храм отвалит мне за них не так уж и мало! Ну, колдун, давай, заколдовывай. Или врешь ты все, и не колдун ты, а просто конокрад, а? Тогда я тебя прямо здесь и закопаю…

Боярин не спеша освободил из ременной петли кистень и демонстративно покрутил им в воздухе. Элиза задыхалась от бессильной злости, червяком ворочаясь в холодной луже и пытаясь выпутаться из сетей. На ее жалкие попытки освободиться обратил внимание один из всадников в личинах. Он неспешно опустил копье и легонько кольнул девушку в спину. Та замерла. Почему Тилос ведет себя так странно? Что за дурацкое представление? Колдунов ведь сжигают!…

– Стой! Отойди! - в голосе Тилоса проскользнули панические нотки. - В последний раз предупреждаю тебя…

– А иначе что? - боярин неторопливо откинул забрало и поскреб пальцем где-то под седеющей бородой. - В лягушку превратишь? Давай, валяй. Я до пяти досчитаю. Не превратишь - пеняй на себя. Раз…

Тилос бросил на всадников затравленный взгляд. Сияние вокруг его руки давно угасло. Он направил на боярина палец: руку колотила крупная дрожь.

– Два… - Меший широко ухмыльнулся. Шипастый шар булавы свистнул перед мордой лошади Тилоса, и та, всхрапнув, едва не сбросила седока наземь. - Три…

С пальца Тилоса соскользнула голубоватая молния, с легким треском ударившись в металлическую бляшку на груди боярина. Тот, наклонив голову, с интересом исследовал пластинку, на которой не осталось ни малейшего следа.

– И все? - разочарованно спросил он. - Н-да, братец, лучше бы ты конокрадом сказался. Петля все же быстрее костра. Ну да сам виноват. А-ха! - неожиданно рявкнул он, бросая своего коня вперед. Лошадь Тилоса с перепугу встала на дыбы, и тот неловко соскользнул с нее, плашмя упав в грязь рядом с Элизой.

– Молчи и терпи, - быстро шепнул он под обидный хохот окружающих. - Я не смогу прикрыть тебя от десятка лучников!

Несколько всадников, сунув копья в чехлы возле седел, соскочили на землю. Один из них несильно пнул Тилоса в голову. Тот дернулся, его глаза закатились.

– Эй, Каманил, - недовольно окрикнул его боярин. - Чего балуешь? За мертвое мясо попы ни копейки не дадут. Тогда я, пожалуй, тебя им продам заместо колдуна.

– Так надежнее, - проворчал Каманил. - Не то наколдует еще чего-нибудь. Да ничо, боярин, я умеючи. Авось не сдохнет. - Он перевернул обмякшего Тилоса на живот и принялся сноровисто вязать ему руки за спиной.

Другой спешившийся рывком поставил Элизу на ноги и принялся ее ощупывать. Девушка взвизгнула и попыталась укусить его. Тот отпрянул он неожиданности.

– Глянь-ко, баба… - пробормотал он. - Слышь, боярин, колдун-то с собой, гляди, девку тащил. Токмо она в штанах чего-то, не по-людски…

– Баба? - удивился Меший, легко спрыгивая с седла и подходя к Элизе вплотную. - Смотри-ка, действительно, баба. Небось из Граша дикарка какая-нибудь… Эй, ты! - он больно постучал девушку по голове пальцем в боевой перчатке. - По-человечески говоришь? Аль только тары-бары по-своему?

– Сам ты тары-бары! - яростно сказала ему девушка. - Чучело вонючее! Козел безрогий! Чтоб тебе блевалось без передыху, бочонок пивной!

Тяжелая оплеуха заставила ее замолчать.

– Своя, местная, - спокойно констатировал боярин. - Еще раз пасть без разрешения разинешь - язык проглотишь. Отвечай живо, кто такие и куда ехали?

– Ничего я тебе не скажу, жирдяй! - гордо ответила Элиза, внутренне сжимаясь в ожидании новой оплеухи.

– Гляди-ка, смелая… - Меший в раздумье качнул головой. - И ведь не боярыня, не княгиня, а язык без костей. Откуда ты взялась, такая задорная? Али не знаешь, кто я?

– Бурдюк с дерьмом! - ощерилась девушка. - Хочешь, дырку в брюхе проделаю, авось бегать легче станет!

– Боярин, глянь-ка! - Каманил распрямился, протягивая командиру развязанный кошель Тилоса. - Золото, однако. Чистое золото…

Боярин рассеянно глянул в его сторону.

– Хорошо, что золото, - одобрил он, засовывая кошель за пазуху. - А вот откуда оно у колдуна-побродяги, мы еще выясним. Свяжи-ка и девку покрепче. Отмоем в бане - увидим, кто такая.

– Нельзя, хозяин, - буркнул Каманил, откидывая личину на темя. - Храм велел всякого колдуна и ведьму немедля им сдавать, самим допросов не чинить. А как бы девка сама ведьмой не оказалась. Я против Храма не пойду, слишком много силы он забрал в последнее время. Каралет помер, теперь Семлемен главный, а он церемониться не станет…

– Семлемен… - скривился боярин. - Удавил бы этого попа собственноручно! Да только не дрожи коленками, вояка. Колдуна, ладно уж, сразу монахам сдадим, пусть жгут или там четвертуют. А девку себе заберем, она-то, наверное, не колдунья.

Меший отвернулся от Элизы и вскочил в седло.

– По коням! - резко скомандовал он. - Пленников через седла перекинуть, а с конями их поаккуратнее. Хорошие кони, и уж точно не колдовские. И уходим рысями, не приведи Пророк на дозор храмовников наскочим…

В течение часа Элиза болталась поперек конского крупа, в бессильной ярости кусая крепкий кляп и стараясь не слишком биться носом о жесткий лошадиный бок. Запомнить дорогу оказалось невозможно - отряд уходил диким лесом, петляя звериными тропами. Заломленные за спину руки немели, пальцы уже не чувствовались. Когда ее грубо сбросили на землю, голова закружилась так, что девушка с размаху упала на землю, сильно ударившись плечом о какое-то корыто.

Вокруг спрыгивали с коней копейщики и лучники, уже избавившиеся от личин. Крепкие угрюмые мужчины, чернобородые, с обрезанными под горшок волосами, они деловито расседлывали лошадей, не обращая никакого внимания на пленников. Боярин стоял неподалеку и тихо беседовал с изможденным монахом в серой рясе с желтой Колесованной Звездой на груди и на глубоко надвинутом клобуке. Монах по большей части молчал, лишь изредка кивая и хмыкая, его горящие фанатизмом глаза не отрывались от по-прежнему неподвижного Тилоса, бесформенной грудой валяющегося на земле. Наконец он поднял руку и медленно осенил пленников знаком Звезды.

– Грешники предстанут перед нашим Отцом, пройдя через очистительный жар котла! - наконец неожиданно звучным голосом заявил монах. - Боярин Меший, ты оказал Храму поистине неоценимую услугу, и за то получишь награду. Однако спутницу колдуна тоже должно осмотреть на предмет колдовства…

– Да знаю я, как вы их осматриваете! - рявкнул боярин. - Груда мяса получается, а не человек! На кой она мне, в клочья располосованная? Брат Куарий, как человека тебя прошу…

– Се не человеков дело, но Отца нашего небесного! - взревел в ответ монах, сверкнув глазами. - Ворожею да не оставляй в живых, так говорится в писаниях святого Карима! Праведник же, безвинно пострадавший, займет свое место у престола Отца-Солнца и получит сторицей за свои страдания! Но девка, - закончил он уже спокойнее, - даже если не колдунья, по доброй воле шла с колдуном, а потому подлежит наказанию.

– От принесло же тебя не вовремя! - боярин закашлялся, гулко прочистил горло и сплюнул. - Да накажу я ее по-своему! Не волнуйся, брат Куарий, ох, накажу… - Он со значением подмигнул собеседнику. Несколько обернувшихся на разговор гридней захохотали.

– Хорошо, - согласился монах после недолгого колебания. - Я не чувствую в девке злой силы. Ты, боярин, оказал Храму услугу, а потому заслуживаешь награды. Можешь оставить потаскуху себе. Но мне сейчас же потребуется телега, чтобы доставить колдуна в надежное место для следствия… ап!

Последнее междометие невольно вырвалось у него, когда Тилос, только что неподвижно лежавший в нескольких шагах, вдруг оказался рядом и подсек монаха на землю. Падая, тот неловко взмахнул руками и с размаху ударил Мешего по лицу тыльной стороной ладони, разбив тому губы в кровь. Не ожидавший такого боярин попятился, судорожно прижав руку к лицу. Тилос, стряхивая с себя порванные путы, шагнул ему за спину и приставил к боярскому горлу его же собственный кинжал.

– Поговорим, воитель? - вкрадчиво предложил Тилос. - Или ты думаешь, что кинжал у меня в руке так же бессилен, как и молния? Хочешь проверить?

Несколько мгновений Меший хватал ртом воздух, не в силах пошевелиться. Его люди похватали копья и луки и быстро скучились вокруг прикрытого боярским телом Тилоса. Нападать, впрочем, не решались. Монах ворочался на земле, кажется, еще не поняв, что произошло.

– Чего ты хочешь? - наконец хрипло спросил Меший. - Тебе не уйти, колдун, даже когда ты перережешь мне глотку…

– Если я перережу тебе глотку, - поправил его Тилос. - А этого я пока делать не собираюсь… если ты или твои люди меня не вынудят. Не глупи, боярин, и останешься жив.

– А ты сдохнешь! - прохрипел Меший. - Уж я об том позабочусь…

– Прежде всего прикажи своим людям бросить оружие.

Воспользовавшись всеобщим замешательством немного пришедшая в себя Элиза стала потихоньку отползать в сторону. Это оказалось ошибкой. Каманил, бросив взгляд в ее сторону, подскочил к ней и за волосы поставил на ноги. Потом, в свою очередь приставив нож к ее шее, он гаркнул:

– Эй, колдун! Глянь сюда! Сейчас твоя шлюха улыбнется второй улыбкой, если не отпустишь боярина!

– Чего? - вслух удивился Тилос. - Слышь, боярин, как-то твои люди замысловато болтают. Ты их, никак, из попов набираешь? Ты, парень, можешь ее хоть на кусочки резать, мне-то что? Приблудная она… Или нет! - внезапно воскликнул он. - Ну-ка, быстро веревки на ней разрежь и сюда ее. Она мне еще пригодится.

– Я щас ей глотку разрежу, а не веревки, - угрюмо посулил Каманил.

– Давай, - пожал плечами Тилос. - А я режу глотку твоему хозяину. Потеха так потеха!

– Каманил, дурак! - рявкнул боярин. Он слегка пошевелился, и кинжал Тилоса рассек ему кожу. - Брось девку, пусть идет сюда! Чего ты хочешь, колдун?

Брат Куарий, что-то бормоча под нос, попытался подняться на ноги, и Тилос с силой пнул его в живот. Монах перекувыркнулся и снова грохнулся на землю.

– Вот так, - спокойно сказал Тилос. - Расслабься, боярин Меший, и подумай, что с тобой сделает Храм, если их человек неожиданно откинет копыта у тебя на дворе? Боюсь, их не устроит сказка о ловком колдуне, одурачившем твоих людей и тебя самого в придачу. Твои бандитские выходки и так терпят лишь до первого прокола. Смерти же дознатчика тебе не простят.

– Да кто ты такой, духи тебя сожри? - изумился боярин. - Что тебе от меня надо?

– Так ведь ты от меня что-то хотел, - напомнил Тилос. Он кивком головы указал развязанной Элизе на ворочающегося монаха. Та, поняв команду, села на него сверху, непослушными онемелыми руками прижимая к земле. - Я здесь не по своей воле. Теперь слушай. Мне нужно срочно поговорить с братом Семлеменом. Саламир сгорел, и теперь я не знаю, где искать Настоятеля. Ты заинтересован в том, чтобы сдать меня Храму живым и получить награду. Пусть, мне все равно. Главное, что наши интересы совпадают. Ты понимаешь меня, боярин?

– Зачем тебе верховный поп, колдун? - недоверчиво поинтересовался боярин. Он уже оправился от неожиданности. Элиза видела, как бегают его глаза. - Тебя же сварят…

– То мои проблемы, как ты верно заметил еще в лесу, - Тилос снова уколол его острием. - Ты понял, что у нас один интерес в деле?

– Ну, понял… - прошипел Меший. - И что дальше?

– А дальше я собираюсь тебя отпустить, - спокойно ответил Тилос. Он выпустил кинжал и мягко отступил назад. Секунду боярин стоял неподвижно, потом резко развернулся, ощупывая горло и бешено взглянул на Тилоса. Тот скрестил руки на груди.

– Не вздумай приказать своим прикончить меня, - невозмутимо сказал он. - Тебя убить я всегда успею. А если и не успею, то денег ты не получишь. Что там Княжья Правда говорит о нерадивых сыновьях, закладывающих вотчины за ради игроцких долгов?

– Ты слишком много знаешь, колдун! Хотел бы я знать, откуда… - просипел боярин, растирая пальцами тонкую струйку крови из пореза. - Но я не убью тебя… пока не убью. Я сдам тебя попам, а потом, если ты отвертишься от злой казни, найду и разорву конями. У меня везде глаза и уши! Понял, ты, смерд?

– Значит, договорились, - обаятельно улыбнулся ему Тилос. - Эла, пожалуйста, отпусти незадачливого брата Куария. Вдруг он нам еще пригодится?

Дальнейшее Элиза запомнила плохо. В голове все кружилось. Заледеневшее в мокрой одежде на весеннем ветерке тело почти не слушалось, а губы запеклись от жажды. Какая-то баба неласково сунула ей сухое платье на местный манер - бесформенный балахон до пят с длинными рукавами. Девушка напялила его на себя прямо поверх штанов и рубахи. Она не понимала, что происходит, почему Тилос позволил так легко захватить себя в плен и главное - зачем им встречаться с попами. Брат Куарий куда-то исчез и на дворе не показывался, но его ненавидящий взгляд неотрывно преследовал ее, высохшее лицо с торчащими зубами непрерывно маячило перед глазами. Она смочила губы из лошадиного желоба и сжалась в комочек в каком-то углу.

Потом их с Тилосом долго везли в тряской телеге. Тилос осторожно обнимал ее за плечи, кутая в какую-то мешковину, но Элизу все равно била крупная дрожь. Голова плыла, окружающие всадники превращались в каких-то чудищ о трех головах. Изо рта брата Куария, немигающе следящего за пленниками из другого угла телеги, лезли длинные клыки, как у злых пустынных духов. Пару раз Тилос совал ей в рот что-то тошнотворно-горькое и не позволял выплевывать. Отвратительная отрыжка отдавала в нос, тошнота подступала к горлу, тело ломило, словно избитое. Пальцы Тилоса, осторожно прикасавшиеся ко лбу, казались ледяными.

Потом холод пропал. Ее везли на лобное место, каменный столб обвивали закопченные цепи, а хворост ярко пылал в костре, обжигая кожу. "Не надо…", - пыталась стонать она, но ее не слушали, грубо тащили и пихали, бросали в костер, били по голове кочергой. Змей с Бычком озабоченно склонялись над ней, Белка, веселая и красивая, призывно махала рукой из-за тына, а Крысеныш строил ей рожи, выходившими особенно страшными из-за рассеченной до кости щеки.

– Ишь ты, как горит! - озабоченно сказал кто-то над головой. - Никак, лихорадку девка подхватила. Эй, сестру Камию сюда, живо, да проследите, чтобы у кровати кто-то дежурил. Сбежит ведьмачка - шкуру спущу. Ну, а колдуна в холодную, да цепи-то на него наденьте, окаянные!

– Не торопись, святой брат, - холодно сказал ему Тилос. - Лишнее усердие тоже не всегда к спеху. Девочку закутать, обильное теплое питье, настой ромашки с кривозубкой четырежды в день. Над паром греть не вздумайте, тем паче в баню таскать.

Он проводил взглядом обмякшую на руках монахинь Элизу и повернулся к встречающему. Тот, явно опешив, стоял перед телегой, хлопая глазами. Брат Куарий подскочил к нему и начал быстро что-то втолковывать, тыча пальцем в Тилоса. Встречающий монах попеременно глядел то на Куария, то на Тилоса, явно сбитый с толку уверенной повадкой колдуна.

– Боярин! - Тилос поспешил воспользоваться его замешательством. - По дороге назад заедешь на постоялый двор. Там тебя ожидает…

– Да чтоб ты сдох! - взорвался так и не слезший с седла Меший. - Ты мне еще указываешь? Я тебя сейчас на куски порублю, дабы неповадно было…

– Утихомирься! - приказал Тилос. - Денег тебе за меня не заплатят. Не в первый раз я с братом Семлеменом встречусь. Хотел бы он - давно меня в масле вскипятил. На постоялом дворе тебя ждет… хм, посылка. Там - награда за труды. Я с тобой еще поговорю, но сейчас не до того. И забудь про большую дорогу. Пусть нынешний раз окажется последним. Иначе найду и сверну шею, никакие гридни меня не остановят.

Не дожидаясь, пока красный как рак боярин решит, стоит ли ему рубить на части наглеца, Тилос повернулся к монахам.

– Брат Тупас - я правильно расслышал твое имя?

Монах недоуменно кивнул и на всякий случай быстро поклонился знаку Колесованный Звезды на часовенке. Шел час вечерней молитвы, и оттуда доносились неспешные перезвоны малого колокола, должные отгонять зло и призывать верных на молитву. Заунывно вопил муэкан. Чужак, колдун по уверению боярина и святого брата, держался мало как не князь, и монах не совсем понимал, как себя вести.

– Брат Тупас, мне немедля нужен конь. Брат Семлемен в Малаховке, и мне нужно с ним поговорить. Срочно.

– Да откуда ты то ведаешь, колдун? - удивился немного пришедший в себя боярин. - Сам же говорил, что не знаешь.

– Теперь знаю, - отрезал Тилос. - На твоем месте, боярин, я бы поторопился забрать награду и отправляться восвояси. Я пришел с Юга с дурными вестями. Скоро на Тапар обрушится шторм, и лучше готовиться к нему заранее.

– Так ты… гонец? - поразился Меший. - Что ж ты сразу не сказал? Однако ж и нахал ты, для гонца-то…

– Я не гонец. Да и ты на большак вышел не для разговоров.

И тут отирающийся неподалеку брат Куарий решил проявить себя.

– Ведьмак! - взвизгнул он, вытягивая в сторону Тилоса тонкий длинный палец. - Ты хочешь навести морок и сбежать от гнева Отца нашего! Не выйдет! На костер тебя, прямо здесь и сейчас! Брат Тупий, зови стражу, вяжи самоз…

Тилос шагнул вперед и коротко ударил его под дых. Вопль монаха захлебнулся на полуслове. Кряхтя и хватая воздух, он опустился на землю.

– Я оставляю на твое попечение девочку, брат Тупий. У нее горячка, но она поправится. Я постараюсь забрать ее в ближайшее время, но обещать не могу. Присматривай за ней и не отпускай, буде она куда соберется. А теперь коня мне, быстро!

Боярин Меший, уже окончательно пришедший в себя от неожиданных поворотов судьбы, молча наблюдал, как его бывший пленник, отстранив конюха, с нечеловеческой скоростью седлает лошадь. Он явно о чем-то размышлял.

– Боярин, - тихо спросил его неотлучный Каманил, - так уйдет ведь? Ровно как и в самом деле морок на всех навел… Может, его того… кистенем, пока не утек? Колдун ведь, точно говорю, колдун!

– Не надо, - так же вполголоса откликнулся Меший. - Девка его никуда не денется. Видел я, как он в телеге в глаза ей заглядывал. То ли папаша он ей, то ли еще какой родич. Авось не бросит…

– А вдруг он брешет насчет постоялого двора? - не унимался гридень. - Даже если он большой человек и верных людей здесь имеет, когда он успел слово передать? Нет, сбежит, как есть сбежит!

– Ну, значит, судьба у меня такая, - скривился боярин. - Чувствую я - непрост парень, ох, непрост! Точно не смерд и не холоп какой. Видел, как командует? Нет, скверный из меня тать лесной получился… Все, хватит с судьбой играть. Займу еще денег у свояка, долговую записку выкуплю - и хорош. - Он проводил взглядом бешеным галопом вылетевшего со двора всадника. - Да и поздно сейчас рассуждать. Знаешь, парень, способный так хрена в рясе приложить, мне точно нравится. Только вот что, Каманил, домой покуда не поедем. На постоялом дворе и остановимся. Пошли кого-нибудь с вестью, да наряди пару людей на пост, за монастырем приглядывать. Еще и в самом деле девка сбежит. А как она меня в лесу чихвостила, а?

Впавший в полный ступор брат Тупас растерянно переводил взгляд со стонущего Куария на непонятно от чего гогочущего в голос боярина.

Настоятель Храма и временный правитель княжества Тапар святой брат Семлемен сидел за кривоногим столом в сырой келье захолустного монастыря и раздраженно барабанил пальцами по столешнице. Хотя храмовые постройки в Саламире и удалось отстоять от огня, отделавшись малым уроном, оставаться в столице казалось небезопасным. Бездомная чернь, того и гляди, могла заняться грабежами, и рисковать явно не стоило, ох, не стоило… Проклятье! Настоятель грохнул кулаком по столу и зашипел, всадив под кожу занозу. В такое время приходятся болтаться в глуши, куда и голубями донесения не очень-то пошлешь за неимением тренированных птиц. Тупые гонцы, словно сговорившись, плутают по расплывшимся по весеннему времени дорогам, и управлять княжеством решительно невозможно. Нет, так дальше продолжаться не может…

Деликатный стук в дверь вырвал Настоятеля из тяжких размышлений.

– Да! - рявкнул Настоятель, поворачиваясь ко входу. Брат Перус неслышно проскользнул внутрь, кажется, через щелку, недостаточную и для змеи, плотно прикрыв за собой створку.

– Он прибыл, - сообщил секретарь почтительным шепотом.

– И кто же такой таинственный человек, ради которого брат… Та… Ты…

– Брат Тупус, - подсказал секретарь.

– Да, Тупус, - раздраженно отмахнулся Настоятель. - В общем, ради которого он пошел на преступление против веры?

Брат Перус замялся.

– Он… в общем, он - наш давний знакомый… Шупар…

Брат Семлемен вскочил на ноги так, что трехногий табурет отлетел в сторону.

– Я мог бы догадаться! - пробормотал он. - Ах ты, дерьмо Пророка, как не вовремя… Откуда его духи принесли?

– Осмелюсь заметить, что стража вряд ли сможет удерживать его долго, - напомнил секретарь.

– Ну так проведи его сюда! - гаркнул Семлемен. - Только… только дай мне немного времени, чтобы с мыслями собраться. Ну, там коридорами поводи или еще что придумай…

– Исполню, - поклонился секретарь и мышью исчез за дверью.

Настоятель заходил по комнате. Итак, Шупар, он же Филька, он же Егаш, смотря с кем общается. Тебе не нужен архив, не нужны объемные досье, чтобы вспомнить мельчайшие детали, касающиеся южного посланника. Думай быстро, но четко. Без паники. Вот он, тот самый случай. Вот то, что, возможно, поможет выкрутиться. Вопрос лишь в том, на кой ляд ему сдалась девчонка. Насколько она ему нужна? Та ли эта личная слабость, что безуспешно пытались нащупать дознатчики Храма? И что, самое главное, нужно ему самому, что он явился сюда в такой спешке? Неужто южане пронюхали про готовящийся удар? Ах, сколько бы я дал, чтобы узнать, кто же в Граше все-таки стоит за пронырливым ублюдком!… Великий Скотовод? Или Хотанец пытается вести самостоятельную игру? Тарона? Зур Харибан? Или кто? Кугарос, Ругер, ар-Зибарон, Табаронг и прочие - слишком мелкие сошки, чтобы заставить работать на себя такого человека. Кто?!

Гость не стал утруждать себя стуком с дверь. Он просто распахнул противно заскрипевшую дверь и ступил в комнату, не обращая внимания на суетящегося вокруг брата Перуса.

– Приветствую благочестивого брата Семлемена! - хриплым резким голосом произнес гость. - Извини, что так бесцеремонно, но время не терпит. Гроза на подступах…

– Приветствую тебя, о посланник Граша! - Настоятель даже не повернулся от узкого окна, открывавшего дивный вид на полоску вспаханного огорода. - Мне доложили о твоем появлении. Могу ли я поинтересоваться, с какими такими грозными вестями ты появился сегодня?…

– Хватит игр, Семлемен! - оборвал его пришелец именем Шупар, он же Филька, он же Егаш, Пасах, Софар, а также владелец еще многих имен, что сейчас и не упомнить. - За мной не стоит никто. Я сам по себе, и сегодня мои вести не из тех, от которых можно отмахнуться. Пришло время тебе поднимать войска. Только война окажется совсем не такой, как ты планировал…

– Откуда тебе знать, Шупар, что я планировал? - Настоятель властно поднял руку. Его украшенная смарагдами Колесованная Звезда блеснула в случайном солнечном луче. - Выходит, ты лгал мне…

Гость, оттолкнув секретаря, размашисто шагнул к нему и вытянул руку. Настоятель успел изумиться, почувствовав, как его ноги отрываются от пола, но изумление тотчас же ушло, сменившись удушьем и страшной болью в горле. Он попытался крикнуть, но из сдавленной железной рукой глотки вырвался лишь невнятный хрип.

– Заткнись, придурок! - зло сказал ему гость. - Еще раз повторяю - у меня больше нет времени на игры. Сейчас я поставлю тебя на пол. Если попытаешься кликнуть стражу, капитулу тапарского храма придется выбирать нового Настоятеля. Усек?

Рука Тилоса разжалась, и Настоятель упал с высоты самое малое в локоть. Он не удержался на ногах и, неловко взмахнув руками, повалился на пол. Сбитые чернильница-непроливашка и медная подставка под перья загрохотали по полу. В дверь просунулась встревоженная морда стражника, неловко сжимающего заметно ржавую алебарду. Он встревоженно оглядел комнату и бросился поднимать Настоятеля, попутно уронив алебарду, чуть не отрубившую ногу застывшему статуей брату Перусу.

– Уйди, бестолочь! - пробормотал Настоятель, отталкивая суетливого помощника и тяжело поднимаясь на ноги. - Без тебя разберемся…

Стражник - совсем молодой парень с едва проклюнувшимися усами - растерянно осмотрелся и, подхватив алебарду, вылетел за дверь. Настоятель проводил его нехорошим взглядом.

– Слушаю, - бесстрастно произнес он, оборотившись к гостю. - Что у тебя за вести?

– Юг поднимается на войну с Севером, - произнес тот сквозь зубы. - Не несколько разбойничьих племен в надежде пограбить приграничные деревушки, а весь Юг. Тарсаки, гуланы, сапсапы, каронги… Через месяц, а то и меньше, сюда явится их армия. Ваша единственная надежда - разбить ее малыми частями, пока они не собрали ударный кулак. Нужно собрать всех, кого можно - боярские дружины, наемников, ополчение - всех. Зря ты убрал Каралета раньше времени… - прибавил он безразличным тоном, словно обсуждая погоду.

Настоятель почувствовал, как против воли сжимаются его кулаки. Значит, под маской почтового голубя скрывался стервятник… Что же, это многое объясняет. Очень многое. Значит, играешь во взрослые игры, мальчик? Ну, ничего, дружок, и у нас найдется, чем ответить.

– Почему я должен тебе верить? - сухо спросил он. - Ты только что заявил, что лгал мне много лет, выдавая себя за другого. Кто подтвердит, что ты не ведешь непонятную игру и сейчас? Кто подтвердит, что ты не говоришь по наущению своих южных хозяев, чтобы заставить нас попусту собрать армию, окончательно разорив землю?

– Если ты не начнешь поднимать войска немедленно, то не доживешь до послезавтра, - произнес пришелец. - Ты и сейчас рискнешь мне не поверить?

Настоятель попятился. Он внезапно осознал, что взгляд у гостя совершенно нечеловеческий - в его зрачках без радужки пульсировало голубоватое пламя. Внутри поднималась паника, грозя прорвать с таким трудом выстроенную плотину хладнокровия.

– Ты - дух! - с трудом произнес брат Семлемен. - Ты - враг рода человеческого, враг Отца-Солнца и Пророка! Я не склонюсь перед тобой, Зверь из Бездны! Ты не сможешь…

– Кончай молоть чепуху, - поморщился Шурай, он же Филька. - Ты веришь в свои слова не больше, чем в оживший ночной горшок. Мне не сложно взять тебя под контроль и отдать нужные приказы твоим голосом. Но у меня дела в других местах, и мне нужно твое сотрудничество. Ну, что?

– Ты не боишься за свою девчонку? - оглушенный Настоятель не чувствовал в себе сил вести тонкую игру, а потому открыто выложил последний козырь. Ему показалось, или гость действительно вздрогнул?

– Что ты хочешь сказать, Настоятель? - голос пришельца сделался вкрадчивым. - Уж не собираешься ли ты запугать меня?

– Если со мной что-то случится, девка умрет, - Настоятель пожал плечами, стараясь выглядеть как можно более хладнокровным. - Я отдал соответствующий приказ еще вчера. Не слишком адекватный размен, но все же…

– Насколько я знаю, монастырям вроде местного положено четыре почтовых голубя для срочной связи с соседями и еще два - для донесений в Саламир, - усмехнулся известный под именем Софар. - Я тут мимоходом глянул на голубятню. Все местные птицы на месте. И с гонцом мне здесь негде разминуться. Ты не отдавал приказов на счет девчонки.

– Ты рискнешь поставить на свою догадку? - несмотря на пробивший его холодный пот, Настоятель не позволил своему голосу измениться.

– Значит, Храм все-таки двуличен, - усмешка пришельца стала еще шире. - Вы все еще используете колдунов-связников? Интересно, сколько всего вскрывается, если копнуть чуть глубже…

– Всем известно, что дальний говор уже много лет не действует…

– …но сильный по прежним меркам колдун все еще в состоянии передать сообщение на небольшое расстояние методом Карателей.

– Кого? - удивился Настоятель, на сей раз неподдельно. - Что за каратели?

– Неважно. Что ты хочешь за безопасность девчонки?

Брат Семлемен не позволил себе испустить вздох облегчения. Рыбка клюнула. Настоятель того захудалого монастыря оказался прав. Девка и в самом деле важна проходимцу.

– Времена нынче тяжелые, - пожаловался брат Семлемен. - Поднять армию - сложное дело. Ни денег, ни запасов…

– Тысяча гривен химически чистого золота в слитках тебя устроят?

Настоятель ошеломленно оперся на стол. Тысяча гривен? Почти двести пятьдесят фунтов? Как выкуп за девчонку? Или… или за что-то еще? Нет, с таким противником с кондачка не повоюешь. Нужно серьезно подготовиться. Отследить, наконец, его связи, выявить подсылов, заслать своих людей… Но кто же он, духи его побери? Семь лет никто не воспринимал его иначе, чем как грашского посланника. И вот на тебе… Но не время для рассуждений. Сейчас остается только плыть по течению, выгадывая время.

– В голодный год крупица золота не стоит хлебного зерна, - Настоятель грузно склонился к табуретке, но проворно подскочивший секретарь опередил его, бережно поставив колченогую конструкцию вертикально. Брат Семлемен тяжело присел на нее и немигающе уставился на гостя. - Мне мало толку от золота…

– В амбарах Храма достаточно продовольствия, чтобы кормить стотысячную армию полгода, - гость ответил ему таким же тяжелым взглядом. Его глаза вновь превратились в человеческие, но где-то в глубине еще мигали голубые искры. - Золото пойдет в оплату за пищу. Следующий урожай выйдет обильным, я о том позабочусь. Храм ничего не теряет.

– Только Отец-Солнце может подарить обильный урожай!

– Положись на меня, Настоятель. Есть способы обойтись и без Отца.

– Не богохульствуй!

– И не думаю. Настоятель Семлемен, ты получишь золото не позже, чем через две недели, - внезапно любезным тоном произнес он. - Но я буду крайне обязан, если Храм начнет действовать немедленно.

– Храм принимает твои слова близко к сердцу, - машинально ответил Настоятель. - Пусть Отец-Солнце благословит тебя, странник. Надеюсь, девочка дождется твоего возвращения в целости и сохранности.

– Я тоже надеюсь! - губы скрывающегося под именем Егаш растянулись в улыбке, но во взгляде вновь мелькнула смерть. - Надеюсь, я не слишком самонадеян, предполагая, что лично Настоятель возьмет на себя ответственность за ее жизнь?

Не дожидаясь ответа, он развернулся и стремительно вышел. Настоятель словно обмяк на своем табурете.

– Приказать страже… - неуверенно начал брат Перус.

– Нет! - рявкнул Настоятель. - Быстро за ним. Проследи, чтобы никто не чинил ему препятствий. Лучшую лошадь, запас пищи - все, что попросит, лишь бы убрался поскорее. И еще, - поднял он руку, останавливая ринувшегося вслед за Тилосом, - немедленно свяжись с… братом Тупусом. Прикажи, чтобы девчонку охраняли пуще монастырской казны.

– Она в горячке… - неуверенно подсказал секретарь.

– Тем более! Приставить круглосуточную стражу и… и послать туда лекаря, двух лекарей из наших. Сейчас же! Если нечистая тварь сдохнет…

– Понял, - секретарь коротко кивнул и выбежал из кельи. Настоятель опустил голову на скрещенные на столе руки и тихо зарычал. О Пророк, неужели нахал-посланник прав и Юг идет войной на беззащитные северные княжества? Значит, он, Семлемен оказался прав, заблаговременно собирая армию? Но… совпадение ли это? Правду ли говорит загадочный Шупар? Чего добивается он, горевестник?

Но хватит! Он все еще Настоятель, и никто в мире не сможет заставить его плясать под чужую дудку. Поднять армию, дождаться золота и… И что? Ну, потом продумаем как следует. Сейчас вернется Перус, и тогда можно как следует спланировать всю игру…

Далеко заполночь совершенно обессиленный брат Перус, много часов бегавший по заданиям своего господина, наконец-то заперся в своей крохотной келье. Он наспех зажег лучину, осторожно достал из-за пазухи пергамент, который так и не удалось переложить в безопасное место, и принялся разбирать мелкие буквы шифра, выписанные четким каллиграфическим почерком. Таблицы не требовались - кодовые группы он помнил на память.

– Сегодня второй день после срока, - голос Кургаша оставался спокойным, но в нем проскальзывали неуверенные нотки.

– Возможно, что-то случилось, - наморщил лоб Хлаш. - Он еще никогда не опаздывал на сутки.

– Долго еще ждать?

– Если он не появится до восхода, снимаем наблюдение и уходим в лагерь. - Зеленый туман ночного зелья уже начинал слабеть, и матха понимал, что скоро придется передавать вахту следующему. Или… снова пить настой. Сажать печень не хотелось, но доверять молодым поиск в ночном лесу тоже не дело. Ты не можешь нести мир на плечах в одиночку, в очередной раз напомнил он себе. Не дури. Он ведь тоже пойдет по знакам. А уж его ночное зрение превосходит даже орочье.

– Учитель… - Кургаш явно колебался, стоит ли спрашивать. Однако любопытство точило его не первые сутки, и молодой тролль, наконец, не выдержал. - Учитель, прости мне мое невежество, но чем так важен твой человек? Ведь мы не вмешиваемся в дела людей? Или нет?

– В дела людей, - Хлаш намеренно подчеркнул последнее слово, - мы не вмешиваемся. Сейчас речь идет о делах Народа.

– Да, учитель! - Кургаш замолчал. Чувствовалось, что ответ его не удовлетворил, но получить выговор за неумение самостоятельно делать выводы ему тоже не хотелось.

Человеческий силуэт вырос на фоне светлеющего неба несколько часов спустя, уже под утро. Хлаш чутко дремал, прислонившись спиной к огромному древесному стволу, но движение воздуха мгновенно разбудило его. Он осторожно тронул за плечо напряженно всматривающегося в противоположную сторону Кургаша и выдохнул:

– Наконец-то…

Кургаш вспугнутым тетеревом взлетел на ноги, принимая боевую стойку, но запнулся о корень и чуть не грохнулся обратно на землю.

– С сегодняшнего дня начнешь отрабатывать технику с повязкой на глазах! - пригрозил ему Хлаш. - Тилос, что-то случилось?

– Нет, дружище! - в голосе Тилоса чувствовалось облегчение. - Ты не представляешь, Хлаш, как я рад наконец-то увидеть тебя живьем. - Он хлопнул Хлаша по плечу, и тот от души ответил тем же. - А рука у тебя по-прежнему тяжела, здоровяк ты наш… Как дела?

– Как сажа бела! - буркнул Хлаш. - Кургаш, познакомься. Это Тилос. Ведущий по Пути и мой учитель.

– Не прибедняйся! - рассмеялся Тилос. - Ты меня тоже кое-чему научил. Рад встрече, Кургаш.

– Рад встрече, человек Тилос, - голос тролля явно выдавал его неуверенность. Матха мысленно вздохнул. Все-таки какой он еще мальчишка… Как жаль, что к делу нельзя привлечь проверенных, но закоснелых в предрассудках воинов!

– Тилос, почему ты задержался?

– Пришлось сделать крюк, чтобы передать инструкции своим людям. В последнее время я стараюсь как можно меньше использовать радиосвязь, - пояснил тот. - У меня есть серьезные подозрения, что эфир слушаем не только мы. Хлаш, мне нужна помощь. Грубая сила и простая выносливость. В общем, крепкие спины и быстрые ноги.

– Что нужно?

– Мне нужно за две недели доставить центнер золота из тайника в четырехстах верстах отсюда. По прямой в четырехстах верстах, - поправился Тилос. - Но кое-где придется давать солидного крюка. Часть пути проделаем по горам, так быстрее. Малый отряд, не больше семерых, я восьмой.

– Значит, я и еще шестеро… - Хлаш не стал спрашивать, зачем Тилосу столько золота. Если дело как-то касается Народа, тот расскажет сам. Если не касается - то и не надо. - Найдем. Мой лагерь в пяти верстах. Как раз к рассвету доберемся.

– Нет, Хлаш. Боюсь, ты староват для дальней гонки. Мне потребуется молодежь.

– Хорошо. - Хлаш никак не выдал своих чувств. Да, его слова справедливы. Сто лет от роду - еще не старость, но и далеко не молодость. Но как же все-таки обидно слышать такое от друга! От бессмертного друга… - Света уже достаточно для перехода, но по сторонам тебе придется глядеть на пару с Кургашем. Я не хочу принимать вторую порцию ночной гадости.

– Не волнуйся, - грустно усмехнулся Тилос. - Сегодня все еще будет тихо. Мои люди по деревням начнут кричать о вторжении только завтра. Вот тогда народ ломанется в леса зарывать добро, и придется глядеть в оба. Пойдемте. Хлаш, мне нужен полный отчет по Клатту. Расскажешь по дороге.

Элиза не знала, сколько времени она провалялась в бреду - день, два или неделю. Смутные фантасмагорические образы плавно перетекали друг в друга, иногда напоминая кого-то знакомого, иногда превращаясь в неведомых чудовищ. Она от кого-то убегала, ее загоняли в угол, она дралась, вырывалась на свободу и снова убегала…

Когда она впервые разобрала обращенные к ней слова монахини, в узкое окно били лучи заходящего солнца. Узкий соломенный тюфяк только что не хлюпал от пропитавшего его пота. Монахиня - позже девушка узнала, что ее зовут сестра Камия - осторожно напоила ее сначала горячим соленым бульоном, а потом травяным настоем. Затем Элиза уснула - уже без бредовых кошмариков и вообще без сновидений. Впрочем, ненадолго - среди ночи ее пробудило настойчивое желание сходить до ветру. Жар ушел, осталась лишь страшная слабость. Сонная сиделка помогла ей воспользоваться ночным горшком, уложила обратно в постель и, сочтя свой долг исполненным, засопела на табуретке при свете догорающей лучины. Какое-то время Элиза бездумно лежала, глядя в темноту комнаты, потом сон снова сморил ее.

Долго оставаться в постели она не смогла. С трудом перетерпев следующие день и ночь, с рассветом она решительно выбралась с лежанки и натянула что-то вроде грубой рясы для послушниц, которую ей сунули взамен не подобающего девице мужского одеяния. Голова еще немного кружилась, но она заставила себя проделать урезанный разминочный комплекс. Уже после второго упражнения она поняла, что так жить нельзя, и сбросила рясу, доделав зарядку нагишом, до полусмерти шокировав не вовремя зашедших сестру Камию и еще пару важно надутых монахинь в рясах из прекрасной тонкой шерсти и белых клобуках целительниц. Последовала длиннющая нотация, из которой Элиза вынесла, что порядочной молодой девице неприлично, во-первых, разоблачаться донага даже в полном одиночестве и, во-вторых, махать руками и ногами как ветряной мельнице. В ответ девушка с неизвестно откуда взявшейся храбростью устроила небольшой скандал, потребовав взад свою старую одежду или хотя бы просто штаны с рубахой. После получаса пререканий сестра Камия, наконец, сдалась и послала прибежавшую на шум монахиню за требуемым.

В течение дня девушка выяснила несколько любопытным вещей. Во-первых, Тилос смылся немедленно после того, как их привезли сюда, пообещав, впрочем, вернуться. Во-вторых, в небольшом дворике, соединявшем женскую и мужскую половины монастыря, невозмутимо сидел стражник, длинноусый и окольчуженный, с алебардой и длинным кинжалом на поясе. К монахиням его не пустили, но девушке ясно дали понять, что сидит он здесь по ее душу и сбежать просто так не удастся. Днем на окружавших монастырь огородах, обнесенных высокими стенами, усердно трудились святые братья и сестры. На ночь туда выпускали свирепых псов, бесшумными тенями скользивших сквозь мрак. После первого же захода солнца неосторожно вышедшей на прогулку Элизе пришлось позорно спасаться бегством от парочки злых духов в псином образе. Спасло ее от увечий, вероятно, только чувство опасности, пробудившееся в самый последний момент - когда она почти захлопнула за собой тяжелую дверь. Сестра Камия, узнав о происшедшем, всплеснула руками и долго рассказывала Элизе, какие ужасные чудовища и нежить рыскают по долам и весям, когда Отец наш Солнце отправляется спать за дальний окоем.

Элиза не стала объяснять ей, что неоднократно ночевала под открытым небом и ни разу не сталкивалась с духами, водяными, лешими и прочим сказочным народцем. Она еще не поняла, как себя вести. С одной стороны, Тилос обещал вернуться. С другой - ее держали здесь в явном заточении. Да и ее тщательно скрываемые способности вполне могли обеспечить ей статус ведьмы и соответствующие последствия. Впрочем, на побег сил пока не собрать. Поразмыслив, она решила держать язык за зубами и побольше присматриваться к окружающему. Авось да и сообразит что…

Потянулись долгие дни и тягостные ночи. Стиснув зубы и не обращая внимания на косые взгляды окружающих, Элиза продолжала тренировки. Тесная - сажень на сажень - келья не позволяла отрабатывать даже простые техники, так что волей-неволей пришлось выбираться на свежий воздух. Кроме ее собственной одежды, выстиранной и заплатанной, ей дали какие-то грубо-шерстяные штаны и короткую рясу, явно с плеча кого-то из послушников из мужской половины. Ни тот, ни другой комплект не годился для тренировок. Единственным подходящим для отработки страховок местом оказался тот самый плотно утоптанный дворик с постоянно сидевшим в нем стражником из приставленных - как шепотом сообщила Элизе сестра Камия - самим его святейшеством. Элизе было все равно - пусть смотрят, если хотят - но сестру Камию наверняка хватит удар, если ее подопечная покажется мужчине в голом виде. Приходилось париться в монастырских обносках. Зато после занятий она уходила к колодцу на женской половине и, сбросив с себя пропотевшие тряпки, с наслаждением обмывалась из бадейки. Весна стояла на удивление теплая, и колодезная вода за несколько даже ночных часов вполне успевала прогреться. Приезжие лекарки только качали головой, неодобрительно поджав губы, наблюдая за ней. Впрочем, снова заболевать девушка явно не торопилась, и в конце концов на ее чудачества махнули рукой.

Возникли и другие проблемы. Сестра Камия, которую, похоже, назначили персонально ответственной за тело и душу Элизы, по несколько раз в день подступала к ней с душеспасительными разговорами. Элиза не распространялась о своем прошлом, но упомянуть, что она полукровка по происхождению, пришлось. Южный загар слезал быстро, и сейчас спутать девушку даже с относительно светлокожей биберкой было невозможно. Поскольку Элиза не помнила, святили ли ее при рождении, наставница загорелась энтузиазмом и решила не откладывая святить ее, пусть даже и во второй раз. Отбиться от нее стоило немалых трудов. После одной особенно обидной реплики в адрес Отца-Солнца разозлившаяся Камия даже попыталась отправить ее к сеновалу, где секли нерадивых послушниц. Пришлось грубо уронить на землю пару сестер, поторопившихся с выполнением приказа. Перепугавшаяся до полусмерти Камия отскочила, быстро рисуя в воздухе знаки для отпугивания злобных духов. Элиза, не глядя на нее, ушла к себе в келью. Внутренних запоров в монастыре не держали, но беспокоить непокорную никто не стал. Возможно, с другой и не стали бы особо церемониться, но ценную заложницу, охраняемую приказами самого отца Семлемена, не посмели даже лишить ужина. С тех пор попытки бесед прекратились, а сестра Камия, проходя мимо девушки, оскорбленно вздергивала подбородок.

С тех пор наставлять девушку на путь истинный никто не пробовал. Ее старательно избегали, отворачивались при случайной встрече в коридорах, не отвечали на вопросы. Приезжие монахини - и те убрались восвояси. Дни тянулись словно болото - скучные, не занятые ничем, кроме тренировок и тягостного безделья в неизвестности. Иногда Элиза выбиралась на гребень стены и сидела там, свесив ноги вниз и рассматривая местность, намечая план побега. Однако спрыгнуть с высокой стены, сразу под которой начинался довольно крутой склон, казалось самоубийством. Тем более, что она постоянно чувствовала спиной настороженные взгляды братьев и сестер, ни на секунду не оставлявших ее в одиночестве под самыми невинными предлогами вроде прополки ближайшей грядки. Даже во время общих молитв, когда по визгливому призыву муэкана с главной башенки все поспешно начинали творить молитвы, кто-то постоянно буровил ее взглядом. Если ей и удастся выбраться незамеченной, по ее следу немедленно пустят собак.

Прошло десять дней, которые Элиза отмечала царапинами на стене. Без пометок она запуталась бы в монастырском однообразии, где время текло одной густой рекой патоки, однообразной и бесцветной. В бреду она валялась три дня, так что всего Элиза торчала здесь уже почти две седмицы. Она окончательно решила, что нужно бежать, а там будь что будет. Если она действительно нужна Тилосу, он найдет ее. А если и не найдет - она помнила пару адресов в Граше, куда можно обратиться при последней нужде. Но нужда действительно должна стать крайней: Тилос бросил ее здесь, почти предал, спокойно отправившись по своим делам. Она не обратится к нему за помощью без последней необходимости!…

Тилос, Тилос… Почему ты так скрытен? Почему ты так и не сказал, что ждешь от меня, к чему готовишь? Невнятные намеки про страшную опасность волнуют кровь, но не дают главного - знания цели. Остается лишь болтаться без тебя по миру, как муха в сметане…

Случай для побега представился внезапно. Один из монастырских коридоров второго этажа шел полукругом, охватывая почти всю женскую половину. В дальнем его торце обнаружилось узкое окошко, прикрытое полусгнившим ставнем, выходившее на хозяйственный двор. В тот день братья долго грузили мешки с зерном на вереницу телег. Поставка предназначалась для одного из лагерей ополченцев, но Элиза о том не знала и знать не хотела. Но она заметила, что ось одной из телег хрустнула под тяжестью зерна, и спешно вызванный из деревни кузнец чинил ее почти до заката. После ужина Элиза рано ушла спать, но в постель не легла. Сердце отчаянно билось, пока она сооружала под тонким одеялом некое подобие куклы в человеческий рост, пользуясь предусмотрительно натасканным днем сеном. Закончив, она переоделась в свои штаны и рубаху и осторожно выскользнула в коридор. Ее босые ступни бесшумно ступали по каменным плитам коридора. Ставня, прикрывавшая окошко, даже почти не затрещала, выбитая одним быстрым ударом пяткой. На счастье, во дворе никто не шлялся, лишь недовольно фыркали запряженные в уже нагруженную телегу кони. Элиза тихо спрыгнула вниз, на мужскую половину, тем самым злостно нарушив монастырские правила, и юркнула под накрывавшую мешки рогожу.

Отчаянный план сработал. Досматривать телегу, разумеется, никто не стал. К моменту, когда сестра Камия на вечернем обходе заподозрила неладное, телега отъехала от монастыря самое меньше на шесть верст. Густые сумерки уже сгустились над лесной дорогой, и на одном из поворотов девушка, не потревожив дремлющего возницу, соскользнула на землю и быстро спряталась за придорожный куст. Вскоре поскрипывание привязанного к телеге ведра растворилось в лесной тишине. Элиза осталась одна.

Дзергаш вскинул руку, и дружина послушно встала. От патруля отделился солдат и медленно подошел к выехавшему вперед князю, настороженно вглядываясь в лица. Сгущающаяся темнота не позволяла как следует разглядеть новоприбывших, и палец солдата, судя по походке вразвалочку - ополченца, наверное, дрожал на спусковой скобе. Князь поежился. До чего же они здесь все дерганые… Всадит сейчас мальчишка ему ненароком болт в брюхо - и бывай.

– Кто такие? - срывающимся голосом крикнул патрульный. - Зачем пожаловали?

– Князь Типека, воевода города Терелона Дзергаш прибыл с передовым отрядом дружины на военный совет! - сквозь зубы отозвался князь. Держать ответ перед каким-то сопляком, вчерашним холопом, казалось унизительным. - Не вставай на пути, я тороплюсь.

– Князь!… - охнул ополченец, и патруль за его спиной откликнулся растерянным ропотом. - Нижайше прошу прощения, княже, не узнали. Ждали вас вчера до заката, уже и беспокоиться начали…

– Задержались в пути, - все так же, сквозь зубы, откликнулся Дзергаш. - Ну что ты целишь в меня из своей кривой коряги!

– Извиняюсь, княже! - ополченец испуганно опустил, чуть не выронив, самострел, и отскочил в сторону. - Проезжай, князе, милости просим. Остальные уже собрались.

Князь дал коню шенкеля и неспешной рысью проехал патруль, позволив себе расслабиться. Упаси нас Пророк от таких вояк, а с врагами мы и сами управимся…

Большой совещательный шатер стоял на пригорке, обдуваемом ветром, так что комарье здесь почти не звенело. Из-за полога падал лучик света, доносились приглушенные голоса. Князь прошел внутрь и остановился. Перевет с Тоймой повернулись к нему, отвлекшись от грубо нарисованной карты, по которой с увлечением водили пальцами.

– А, Дзергаш, здорово! - махнул ему Перевет. - Заждались уж тебя. Садись давай. Устал, поди-ка, с дороги. Сейчас остальные подтянутся.

Тойма лишь молча кивнул в знак приветствия и снова повернулся к карте. Дзергаш тяжело опустился на скамью и перевел дух.

– Ну и часовые здесь у вас!… - проворчал он. - Как коровы посреди дороги торчат. Кустами за обочиной пройти да как зайцев перестрелять, никто и не пикнет.

– Тревогу поднять всяко успеют, - пожал плечами Тойма. - А дальше второе кольцо патрулей. Вас они пропустили без звука, а вот лиходеям туго придется. Ребята бывалые, в темноте на звук стрелять умеют. Сам подбирал. Остальные пусть отдыхают, завтра снова в путь.

– Ну, раз так, тогда ладно… - Дзергаш с хрустом потянулся. - Моих-то как, устроят? А то тесно у вас здесь, болотина кругом. Комары заели…

– Устроят, устроят! - отмахнулся Перевет. - Чай, не мальчишки лагерем управляют. Сколько с тобой?

– Полсотни гридней. Остальная дружина идет вместе с ополчением. Сейчас, наверное, в сотне верст отсюда. За три дня доберутся, но конных, если что, можно и ускорить.

– Нэ трэба. Черные забирают к восходу. Чем крюка давать, пусть напрямую идут.

– Черные? - заинтересовался Дзергаш. - Что, так близко? Шустры ребята…

Князья переглянулись.

– Да уж, шустрее некуда, - хмыкнул Тойма. - Пока, друже, чернорясные нас на святую войну подбивали, в Граше тоже времени не теряли. Разведчики доносят, на подходе большая сила. Тысяч то ли двести, то ли триста, а то и больше. Точно никто не знают, но Семлемен кипятком ссыт от страха. Крепко напуган вояка, у засланного им попика аж руки трясутся.

– У какого еще попика? - удивился Дзергаш. - Семлемен что, не здесь?

– Он в задрипанной деревушке в полусотне верст отсюда. Ждет кого-то. Прислал секретаря вместо себя, со всеми наставлениями, как говорится. Обещал как только, так сразу. Пока без него начнем думу думать.

– Ну-ну! Он ведь сейчас в Тапаре всю власть вроде в руки забрал, так? После того, как Каралета прирезали?

– Несчастен Тапар, коль в нем такие правители… - проворчал Перевет. - Ну, где там все застряли? В койках запутались? Ты-то на кого хозяйство оставил? Говорили тебе, плохо без воеводы…

– Да уж есть на кого! - угрюмо буркнул Дзергаш. - И вы, вижу, своих воевод с собой приволокли. Ты не о моих проблемах думай, а о своих. Лучше о черных расскажи. Откуда известно, что они большими силами идут? Разведчики сообщили?

Ответить ему не успели. В шатер один за другим вошли Настоятели Храмов - Прашт, Комексий и Викен. За ними семенил невзрачного вида монах с несколькими свитками под мышкой.

– Брат Перус, княже, - поспешно представился он Дзергашу, низко кланяясь и чуть не роняя на пол пергаменты. - Покорный слуга Настоятеля Семлемена. Дела задерживают его в резиденции, а потому он прислал меня…

– Слышали уже! - недовольно оборвал его Тойма. - Садитесь, друзья, по лавкам. Подумаем, что дальше делать, куда двигаться. Но сначала - последние новости от нынешнего гонца…

Суддар ар-Хотан небрежно бросил поводья рабу и, едва не оттолкнув гиеной зыркнувшую тарсачку, прошел в шатер. Тройное кольцо оцепления вокруг холма впечатляло, но не слишком. По нынешнему времени - так себе охрана. Слишком близко к чужим границам. Маловероятно, что северяне устроят налет - откуда им знать? - но все же, все же…

Прежде, чем полог опустился за ним, ледяной северный ветер послал в спину последний привет. Суддар вздрогнул и поежился. Как местные умудряются жить в таком холоде? Животные, честное слово…

– Неужели посланник могучего Великого Скотовода так боится нас? - ехидно спросил его Зур Харибан, восседающий на циновке в углу. - Входи с миром, Суддар, мы не тронем тебя. По крайней мере, сейчас. - Он закинул голову и резко расхохотался. Остальные поддержали его ухмылками и тихими смешками. - И что же привело такого великого воина, как ты, на наш скромный совет?

Суддар стиснул зубы.

– Рад приветствовать вождей на совете, - тщательно контролируя голос, произнес он. - Великий Скотовод в мудрости своей решил, что даже малая помощь сейчас может оказаться решающей. Потому я здесь.

– Вот как? - удивленно поднял бровь Зур Харибан. - Великий Скотовод полагает, что горстка жалких землекопов окажет ужасное сопротивление? Я перепуган, братья… и сестры! - Он снова захохотал, однако на сей раз в одиночестве. Остальные нахмурились. Тарона склонилась к своей спутнице - кажется, ее зовут Зула, вспомнил дворецкий, - и что-то тихо прошептала.

– Великий Скотовод полагает, что речь идет не о кучке землекопов, - посланник скрестил руки на груди и надменно взглянул на гулана сверху вниз. - Все куда хуже, чем кажется некоторым.

– Погоди, Зур, - Табаронг успокаивающе повел рукой. Зур Харибан бросил на него злой взгляд, но промолчал. - Не время для пустых разговоров. Я приветствую тебя на сборе вождей, о Суддар ар-Хотан. Да не испытает жажды Великий Скотовод, и да продлятся его дни всем на благо. - Медленный кивок сапсапа как бы подтвердил его слова. - Садись, гость. Мы готовы выслушать тебя.

– Спасибо, о предводитель славного племени сапсапов, - почти с признательностью поклонился ему Суддар, опускаясь на свободную циновку. - Я не стану петь в ваши уши сладкие песни. Сразу скажу - мы собрали свои силы в кулак вовремя. Не иначе, сами боги шептали нам в уши. - Он слегка напряг мышцы, чтобы удостовериться - статуэтка до сих пор на месте, не пропала по дороге. - Оказывается, подлые северяне давно готовили большую войну против Граша. Прямо перед нами, в каких-то десятках дневных переходов, собирается огромная армия. Северные князья ведут не только свои дружины, но и толпы рабов-землекопов, чтобы обрушиться на нас всей своей силой.

– Что нам с толп рабов? - негромко спросила Тарона, наклоняясь вперед. - Северные дружины дерутся хорошо, но их мало. Рабов же рассеет один вид моей конницы.

– Не все так просто, о воительница, - качнул головой дворецкий. Несмотря на зябкий холод, тарсачка облачилась лишь в легкие шаровары и короткую рубаху, не прикрывающую даже живот. При виде ее гладкой темной кожи в Суддаре шевельнулись приятные воспоминания. - Если бы они двинулись в наши степи, долгие переходы по безводью истощили бы их дух и тело, оно верно. Перехвати мы их в наших землях - и победа оказалась бы легкой. Но сейчас нам придется атаковать их земли, их леса и болота. А там раб стоит настоящего воина. Кони увязнут в трясинах, а пустить стрелу из-за дерева много отваги не нужно.

– Это тоже нашептали тебе боги? - нахмурившись, спросил его Зур Харибан. Гулан резко утратил свой беззаботный вид, его кулаки сжались. - Может, Великий Скотовод просто хочет, чтобы мы повернули назад? Сколько ему заплатили князья за предательство?

– Великий Скотовод не держит в голове таких мыслей! - резко возразил Суддар. - Ты знаешь сам, гулан. Город всегда оставался местом для переговоров и торговли, но никогда Великий Скотовод не приказывал племенам за его пределами. Вы вольны жить - и умирать! - как вам заблагорассудится. Однако я не думаю, о вождь, что кто-то в южных землях заинтересован в бессмысленной гибели могучих воинов!

– Ты не ответил, что предлагает Великий Скотовод? - бесстрастно спросил Кугарос. - Повернуть назад?

– Нет, - Хотанец внутренне напрягся. - Вы не сможете вернуться. Мой конь на пути сюда с трудом находил себе пропитание. Скудная дичь распугана, пастбища выбиты копытами, водопои разбиты, а ведь племена позади идут и идут на север. При возвращении ваши кони не найдут ни воды, ни пищи, да и люди - тоже. У вас есть только один путь: вперед. Но это не значит, что нужно очертя голову бросаться в ловушку! Не тот великий вождь, что бросается голой грудью на копье, а тот, кто побеждает.

– Ты говоришь убедительно, посланник, - громко сказал ар-Зибарон. - Но ты так и не ответил на вопрос: откуда ты знаешь, что ожидает нас впереди?

– Мне нашептали боги, - усмехнулся Суддар. Он полез за пазуху и неспешно извлек оттуда тряпичный сверток. - Вот их голос! - Он сорвал тряпку и вытянул руку вперед. Рубиновые глаза бога зловеще отразили искорки масляных светильников. Обвивающая его змея, казалось, вот-вот бросится в атаку.

– Мы все почитаем Сумара! - не смутился ар-Зибарон. - Мое племя приносит ему обильные жертвы, и потому стада не терпят особого ущерба от ползучих гадов. Но он ни разу не говорил с нашими жрецами!

– Это не простой идол, - Суддар вскочил на ноги. - В подземельях дворца стоит статуя Валарама, и идол умеет разговаривать со мной его голосом. И таких идолов много. Боги спустились с небес и одарили нас своими образами - бесценным оружием против наших врагов! Сейчас мои люди крадутся сквозь северные леса, таятся у дорог, наблюдают за городами… Они сообщают все Валараму, а Валарам передает их голоса мне! Смотрите же и преклоняйтесь!

Посланник вытянул вперед руку, и глаза Сумара вспыхнули собственным светом.

– Падите ниц, смертные! - раздался в шатре густой низкий голос. - Я, Валарам, вещаю вам! Боги спустились на землю, и теперь мы поведем вас к торжеству над врагами! Радуйтесь, ибо близок час вашей победы!

Суддар, которому голос страшно бил по ушам, с запозданием понял, что все-таки переборщил с громкостью. К счастью, терпеть оставалось недолго. Он сам писал речь, что сейчас зачитывал дежурный у статуи. А хорошо читает парень, с выражением… Надо его поощрить. Как его… Тиссур? Киссур? Ну да, дикарь, из новых…

– Все слышали голос бога? - холодно спросил посланник, дождавшись, когда речь завершится и глаза статуэтки погаснут. Он с удовольствием смотрел на согнутые в поклоне спины вождей. - Есть еще вопросы?

Уже месяц я бесцельно скитаюсь по лесам. После побега из лагеря я просто не знаю, куда идти. Потеря спутников отзывается пустотой в груди. Кажется, я отдал бы все, что угодно, лишь бы снова услышать бесконечный треп Вишки, увидеть хмурую физиономию Кочерги. Но их нет, они остались позади. Наверное, можно попытаться выручить и их, но что-то внутри настойчиво предостерегает от поспешных решений. У них своя дорога, у меня своя. Беда только в том, что свою дорогу я не вижу.

Наверное, можно выбраться к людям. Но, скорее всего, меня лишь схватят во второй раз. Такое мне сейчас ни к чему. Я что-то должен сделать, но что? Во сне мне снова является облик того человека. Наверное, я все же должен найти его, но куда идти - я не знаю.

Кто я? Что я здесь делаю?

Все разъяснится в свое время. В том я снова уверен странной непоколебимой уверенностью.

Места вокруг глухие - болотистые леса, перемежающиеся с лесными озерами и настоящими трясинами. Кругом вьется туча мошкары вперемешку с комарами, набивается в рот и глаза, но не кусает. Дичи почти нет, про грибы и ягоды по весеннему времени и говорить не приходится. Впрочем, мне все равно, что есть. Голода я почему-то не испытываю и ем лишь потому, что знаю - так надо. Я ловлю лягушек, которые водятся здесь в изобилии, и глотаю их сырыми, не чувствуя вкуса. Иногда мне везет, и я натыкаюсь на токующих глухарей. Их можно брать прямо голыми руками: один быстрый рывок из кустов, и птица со свернутой шеей подергивается в руках, превращаясь в простой кусок мяса.

Моя борода и волосы превратились в спутанные космы с жесткими колтунами. Одежда обносилась, вся в прорехах, перепачкана грязью. От нее несет болотиной. Наверное, со стороны во мне не сразу можно признать человека.

Однажды я выбираюсь на неизвестно кем проложенную тропку. На звериную она непохожа - слишком прямая и утоптанная. Я бездумно бреду по ней под гору, в любой момент готовый броситься в заросли, как вспугнутый заяц. Однако мои чувства слишком притуплены неделями одиночества. Наверное, поэтому я сталкиваюсь с ней лицом к лицу и замираю на месте, словно парализованный.

Женщина. Лет двадцати с небольшим. На лице морщины от непосильного труда и лишений, изможденные руки приобнимают коромысло с двумя бадейками. Бадейки заполнены лишь наполовину - видимо, на большее сил не хватает. Она молча стоит и тускло смотрит мне в лицо. Я пялюсь на нее, не зная, что делать. Бежать от нее глупо, но, с другой стороны, она в любой момент может прийти в себя и завизжать, призывая на помощь мужа или еще кого.

– Здравствуй, добрый человек, - тихо-безразлично говорит она. - Что привело тебя в наши края?

– Здравствуй и ты, добрая женщина, - отвечаю я неуверенно. Кажется, в здешних краях именно такая формула приветствия. - Я… я, кажется, заблудился.

– Добро тебе, - откликается она. В ее глазах мелькают искорки. - Деревня недалеко, вон там… - она кивает куда-то на восток. - Версты через две услышишь собак, там не потеряешься.

Она медленно обходит меня и, не оглядываясь, идет по тропе. Наверное, там ее дом. Почему она живет одна в глуши? Походка у женщины тяжелая, ее заметно качает. Бадейки болтаются на коромысле. Подчиняясь какому-то порыву, я нагоняю ее и кладу руку на плечо. Она покорно замирает, опустив голову. Кажется, она не станет сопротивляться, даже если я начну резать ее на куски.

– Погоди… - я запинаюсь, не зная, как к ней обратиться. - Погоди. Хочешь, я помогу тебе?

Не дожидаясь ответа, я снимаю с ее плеч коромысло. Груз на удивление легок - килограмм десять в сумме, не больше. Видно, не слишком-то она сильна, если ее качает даже от такого. Женщина безжизненно стоит на месте, опустив руки.

– Пойдем, красавица, - тихо говорю я ей. - Показывай дорогу.

Идти недалеко. Покосившаяся избушка с покрытыми мхом стенами, с провалившейся берестяной крышей. Трубы не видно - топится она, видно, по-черному, но сейчас дымом даже не пахнет. Я выливаю воду в полупустую бочку и ставлю бадейки на землю. Аккуратно пристраиваю коромысло на крюк и поворачиваюсь к хозяйке. Она бессильно опускается на завалинку и смотрит на меня огромными сухими глазами.

– Мне нечем отблагодарить тебя, добрый человек, - тихо произносит она. - Спасибо, и ступай своей дорогой. В деревне лучше не говори, что ко мне заходил - еще собак спустят.

Вспышкой молнии приходит понимание. Голод. Голод смотрит на меня глазами женщины. Она не измождена работой, она просто истощена до предела. На заброшенном огородике не видно ни одного побега лебеды. Сараюшка приоткрыта, оттуда тянет затхлым запахом гнили. Курятник безжизненен, да и прочей домашней скотины поблизости не наблюдается. Может, в доме и есть что-то съестное, но свои внезапно обострившимся обонянием я его не чувствую.

Кажется, она живет одна. Запустение хозяйства явно указывает на женское одиночество. Я колеблюсь, не зная, что делать.

– Я вернусь, - наконец произношу я, неловко кланяясь. - Подожди немного, хозяюшка, я вернусь.

Я разворачиваюсь и быстрым шагом иду в лес. После пары часов поисков мне удается вспугнуть небольшого зайца, почти зайчонка. Я подшибаю его камнем, ухватываю за задние лапы и почти бегом возвращаюсь назад. Женщина все так же сидит на завалинке, ее глаза закрыты. Кажется, она так и не пошевелилась с моего ухода.

– Вот… - говорю я, протягивая зайца. Она открывает глаза, в них -непонимание. - Вот, возьми. Свари, что ли…

Женщина, придерживаясь за стену, медленно встает на ноги, не отрывая от меня взгляда. Она медленно переводит взгляд с моего лица на зайца, протягивает руку и, коротко всхрипнув, опускается на землю. Ее глаза закатываются под лоб.

Я глупо смотрю на нее, не зная, что делать. Потом, сообразив, отбрасываю зайца в сторону, подхватываю на руки легкое, как у ребенка, тело и вношу его в дом. Низкая лежанка аккуратно застелена. Я осторожно кладу хозяйку на тонкий соломенный тюфяк, прикрыв сверху лоскутным одеялом. Очаг холоден, словно январский снег, ни дров, ни хвороста поблизости не наблюдается. Что ж… По крайней мере, у меня появилась какая-то цель.

Спустя какое-то время в очаге похрустывает огонь, над ним потихоньку закипает вода в обмазанном глиной туеске. Железного котелка в хозяйстве не нашлось, но плотницкий топор на треснувшем топорище имеется. Наверное, где-то валяется и колун, но перерывать дом ради него не хочется. Топором я рублю хворост, топором же валю небольшую, еще не распустившую почки березку неподалеку от дома. Теперь у нас есть небольшой запас дров. У нас?…

Вскоре из зайца получается неплохой суп, даже приправленный солью. Соль хранится в специальном туеске, уже давно показавшем дно. Еще одна проблема - где брать припасы в лесном краю? У моря, по крайней мере, можно добывать соль самостоятельно, здесь же… Море? Да где я его видел?

Привожу хозяйку в чувство и даю ей напиться заячьего отвара. Потом отщипываю несколько волокон мяса и почти силой сую ей в рот. Она жует, не отрывая от меня непонимающего взгляда. Оставляю ее в покое, и почти сразу она то ли засыпает, то ли снова теряет сознание.

Закутав ее в одеяло, выхожу наружу. Тучи постепенно разносит, и в прорехи проглядывает нежаркое весеннее солнце. Под его лучами даже покосившиеся строения выглядят почти празднично. Я окидываю все внимательным взглядом. Надо бы поправить плетень, почти лежащий на земле, починить дверь курятника, наколоть дров, да и вообще… Тело заранее радуется, предвкушая нехитрую мужицкую работу. Наконец-то не надо больше блуждать по чащобам, пытаясь разобраться в себе. На день-другой можно забыться, отдаться течению.

Спать я укладываюсь на полу возле лежанки хозяйки, предварительно снова покормив ее. Рядом уютно потрескивают угли догорающего очага. Мне удобно и хорошо. Посреди ночи я просыпаюсь от того, что на меня накидывают что-то теплое. Пока я ворочаюсь, борясь с сонливостью, пальцы успевают нащупать какой-то мех. Просыпаться отчаянно не хочется, и я, сдавшись, снова проваливаюсь в сон.

Утром я просыпаюсь от осторожных шагов. Хозяйка ходит по дому на цыпочках, старясь не разбудить меня, но солнечный луч в лицо сводит на нет ее усилия. Я выбираюсь из-под сшитой из заячьих шкурок накидки и сажусь, почесывая голову. Женщина несмело улыбается мне, и с улыбаюсь ей в ответ.

– Я - Мелина, - тихо говорит она.

Я лишь киваю в ответ. Не отвечать же ей, что у меня вместо имени одно прозвище, да и то - Беспамятный.

Вкусно пахнет вареным зайцем. Видимо, женщина добавила в бульон каких-то приправ. Во мне просыпается жуткий голод. Хозяйка молча указывает мне на глиняную миску, которую она наполнила аппетитным варевом. Я сажусь на лавку и быстро уплетаю суп, приглядывая, однако, чтобы и она съела свою порцию. Зайчонок слишком мал, от него почти ничего не осталось. Что ж… Добудем еще одного.

– Я вернусь, - снова обещаю я и выхожу наружу. Солнце стоит уже довольно высоко. Прежде, чем идти на охоту, я спускаюсь к ручью по давешней тропинке и долго соскребаю с себя грязь. Колтуны в волосах не поддаются. Безжалостно выдирая волосы, избавляюсь от них, натягиваю мокрую, но чистую одежду. Вода - не грязь, просохнет по дороге.

Спустя час или около того я возвращаюсь с глухарем и двумя белками. Мелина стоит у поправленного вчера плетня, вглядываясь в лес. Я машу ей рукой. В ее глазах - непонимание, потом - радость узнавания. Неужели я так скверно выглядел с утра? Мелина бросает быстрый взгляд на добычу, потом берет меня за руку и ведет в дом. Положив глухаря и белок на стол, она поворачивается ко мне и долго смотрит странным взглядом мне в глаза. Только теперь я замечаю, что она действительно красива, хотя и увядающей красотой.

Ее ладони ложатся мне на грудь и начинают распускать тесемки рубахи. Мгновение я колеблюсь, потом осторожно обнимаю ее. Мелина прижимается ко мне и шмыгает носом, потом слегка отстраняется и начинает снимать платье. Я беру ее лицо в ладони и нежно целую. Она неуверенно отвечает на поцелуй.

Потом нам хорошо вместе.

Элизу била крупная дрожь. Сейчас, после суток плутания в лесу, побег уже не казался ей хорошей мыслью. Она заблудилась - окончательно и бесповоротно. Чувство направления, никогда не подводившее ее в городском лабиринте Граша, молчало. Смеркалось. Небо затягивали низкие серые тучи. Солнце, иногда проглядывавшее сквозь редкие прорехи, здесь, под густыми кронами, отзывалось лишь кратковременным просветлением. Разглядеть, с какой стороны падают лучи, решительно не удавалось. Когда-то давным-давно, в прошлой жизни, девочка Элиза бесстрашно входила в лесную сень, твердо зная: даже если она заблудится, папа обязательно найдет ее. Найдет ли ее в лесу Тилос? Вряд ли. Значит, нужно надеяться только на себя. Больше полугода бывший Серый Князь таскал ее за собой, не заботясь объяснить, куда и зачем. Настало время вернуть себе свободу. А бросивший ее Тилос пусть катится в морские глубины.

Она шмыгнула носом. Первоначально Элиза намеревалась далеко стороной обойти ближайшую деревушку - кажется, ее называли Заовражной - и вдоль дорог добраться до какого-нибудь крупного поселения, где можно затеряться в толпе и немного прийти в себя. Однако Лесная Сила заплутала ее, увела кружными неверными тропами куда-то далеко в сторону. Дикая чащоба окружила ее со всех сторон, заросли, не знавшие еще топора дровосека. Зверье, впрочем, оказалось пуганым: завидевший ее молодой олень быстро порскнул в кусты, а две или три попавшиеся белки со всех ног скрылись в своих дуплах. Значит, охотники здесь появлялись, и жилье не так далеко. Но как к нему выйти, оставалось большим вопросом.

Живот сводило от голода. Небольшие ручьи попадались в изобилии, но рыбы в них не водилось. В заводях неспешно извивались омерзительные на вид конские пиявки, но есть подобную гадость оказалось выше ее сил. От одной мысли Элизу затошнило. Вот улитку, даже склизкого прудовика, ползающего по поверхности воды, она сжевала бы, не задумываясь, но улиток тоже не попадалось. Редкая дичь стремительно улепетывала при ее приближении, да и охотничьей снасти у девушки не имелось. Редкие же по весне съедобные корни почти не утоляли сосущую пустоту внутри.

В душе начало зарождаться глухое отчаяние. Нет, такого не может случиться! Не для того она выжила в Граше, моталась за Тилосом по опасным краям, училась всякой всячине, чтобы сгинуть здесь вот так, ни за чих. Она обязательно выберется, обязательно!…

Дальний лай собак послышался, когда уже почти стемнело. Девушка уже начала присматривать себе место для ночевки - сухое и без комаров, но внезапное чувство опасности заставило ее замереть, а потом быстро юркнуть в кусты на длинной узкой прогалине. Лай, сначала далекий и почти мирный, быстро приближался. Элиза сжала кулаки. Наверняка собаки идут по ее следу. Ну почему, почему она не догадалась спутать следы на одном из ручьев? Ведь это так просто… Сейчас же ей конец: в кустах от собак не спрячешься, да и бежать от них бессмысленно. Но нет - живой она им не дастся. Не зря Калдагар с Бараташем учили ее убивать!

Мгновенный ужас бесследно прошел. Ярость ударила в голову, помрачая рассудок. Нет, так не годится. Взбешенный боец - мертвый боец, вспомнилась ей размеренная речь Бараташа. Позволив себе возненавидеть врага, ты проигрываешь еще до начала схватки. Взъярившись, ты, возможно, сомнешь уличного забияку, но против настоящего воина не выстоишь и минуты. Вряд ли, конечно, ее преследовали настоящие воины, разве что монахи вызвали на подмогу свои дружины. Девушка выпрямилась и, на мгновение прижавшись спиной к дереву, медленно и глубоко задышала, успокаивая сердцебиение.

Ей повезло. По ее следу пустили не натасканных на людскую охоту волкодавов, а обычных охотничьих лаек. Три шавки вылетели на поляну и закружились вокруг, захлебываясь слюнявым гавканьем. Одна из них бросилась вперед, пытаясь ухватить Элизу за левую руку, сжимавшую большой гнилой сук. Даже не попытавшись ударить зверя, девушка выпустила сук и отступила вбок. Одной рукой она успела ухватить собаку под нижнюю челюсть и рвануть на себя. Однако пальцы соскользнули, и сука, вместо того, чтобы свалиться на землю со свернутой шеей, лишь кувыркнулась в воздухе и как следует приложилась спиной и головой к древесному стволу. Жалобно завизжав, псица покатилась по земле. Элиза же, уклонившись и от второго пса, с силой ударила зажатым в правой руке камнем. На сей раз все получилось, как и задумано: камень попал в точку на перекрестье линий между ушами и глазами зверя. Еще один взвизг - и, бездыханная, собака свалилась на землю.

Третья лайка напасть не рискнула. Заходясь в лае, она прыгала вокруг, взрывая хвою лапами. Чуть погодя к ней присоединилась первая товарка, заметно поутратившая свой пыл. Элиза тоже не стояла на месте, медленно отступая и стараясь не оказаться к одной из собак спиной. Где же их хозяева?

Хозяева не заставили себя ждать. Проломившись сквозь кусты, на прогалину вылетел крупный гнедой конь.

– Ага! - азартно завопил всадник. - Попалась, ведьма!

Ведьма? Но ведь в монастыре не знали про ее способность чувствовать опасность… Или знали? Или же просто рассказали небылиц поимщикам?

Всадник - совсем молодой, но здоровый парень с жидкой юношеской бороденкой - тем временем спрыгнул с седла и бросился к Элизе. Его рука сжимала моток веревки, но сабля осталась притороченной к седлу. Из оружия у всадника оставался с собой лишь длинный охотничий нож, но и тот - в ножнах на поясе. Ну, с ним просто. Видимо, паренек еще не запомнил простую истину: лучше переоценить противника, чем недооценить его. Пара грациозных движений - и незадачливый охотник лежит на земле с завернутой к лопатке рукой, подвывая от боли и неожиданности. Он еще не успел осознать, почему мир вдруг завертелся каруселью, а он сам вместо того, чтобы держать грязную замухрышку за плечо, отплевывается от земли пополам с хвоей и прошлогодними листьями. Одна из оставшихся лаек, улучшив момент, бросилась на Элизу сзади, но, ведомая своим чувством опасности, девушка успела выхватить из ножен на поясе парня нож и, не глядя, отмахнулась им. Острое лезвие чиркнуло прямо по чувствительному собачьему носу, и пес, истошно завизжав, закрутился на месте, отчаянно пытаясь стереть ужасную боль с морды передними лапами.

Последняя псина - та, что врезалась в дерево - отскочила на безопасное расстояние, утратив последние остатки боевого задора. Теперь лай суки больше походил на скулеж, выдавая готовность в любой момент пуститься наутек.

Не выпуская ее из поля зрения, Элиза воткнула нож в землю, заломила пленнику за спину и вторую руку и мгновенно связала их его же собственной веревкой. Еще несколько движений - и ноги парня загнуты назад, лодыжки привязаны к запястьям. Бараташ почему-то называл позу "козлом", хотя, на взгляд Элизы, логичнее назвать ее "колесом". Несчастный пленник не мог даже барахтаться. Ему оставалось лишь отплевываться от прелой листвы и бессильно ругаться, чем он и занимался со всем нерастраченным пылом. Так, теперь подхватить нож - и на оставшегося бесхозным коня…

Проклятое животное бросилось наутек не хуже недавнего оленя. То ли конь не подпускал чужих, то ли девушка сама перепугала его резким броском, но на ее долю пришлась лишь обидная оплеуха длинным нестриженным хвостом. Конь галопом унесся в лес, а Элиза, чуть не плача, осталась бессильно смотреть ему вслед. Впрочем, она тут же взяла себя в руки и бросилась прочь.

Поздно. На лай уцелевшей борзой на прогалину выносились еще и еще всадники - два, пять, десять. Они не бросались на нее сломя голову, они окружили ее плотным кольцом лошадиных крупов, в руках угрожающе болтались кистени, у двоих отблескивал сабельный металл, еще двое уже наложили стрелы на тетивы.

– Взять ее!

Знакомый голос. Боярин Меший собственной персоной. Он-то откуда здесь взялся? Неужто мне не избавиться от этого урода до конца жизни?

Двое спрыгнули с седел и медленно направились к Элизе. Это уже не молодой небитый дурак, с налету пытающийся схватить глупую девчонку - настоящие гридни, обманчиво неторопливые, с плавными выверенными движениями. К счастью, на сей раз они без ловчей снасти - только простая веревка. Еще один дружинник подбежал к валяющемуся неподалеку парню и разрезал его путы. Тот медленно ворочался, не торопясь вставать. Ругаться, впрочем, перестал - и за то спасибо. Элиза настороженно смотрела на приближающихся, отчаянно пытаясь понять, что же ей делать.

– Дяденьки, не бейте! - внезапно заскулила она, падая на колени и выпуская нож. - Ой, дяденьки, пожалуйста, не бейте… Ну пожалуйста!…

– Вставай, соплячка, - процедил один из поимщиков, хватая ее за плечо и небрежно поднимая на ноги. - Никто тебя бить…

Никогда не хватайся за противника. Никогда. Хват обязывает тебя к немедленным действиям, причем выбор действий не так уж и велик. Позволь противнику ухватиться за тебя, и пусть он сам выберет свою судьбу… Элизе показалось, что голос Бараташа прозвучал прямо за ее спиной. Она прижала кисть охотника рукой, чуть подавшись назад, а затем - вперед, другой рукой нажимая ему на локоть. Взвыв от внезапной боли в суставах, тот рухнул на колени, и колено Элизы в кровь разбило ему лицо. Завершая движение, она швырнула его мордой в землю - нет времени, чтобы сломать ему руку! - нырнула под мышку второму, пнув его сзади под коленку, так что тот, всплеснув руками, завалился на спину, чуть не придавив девушку, и бросилась в образовавшуюся в кольце прореху. Еще немного - и она снова в лесу. Пусть ловят ее на конях по оврагам и буеракам!

Не вышло. Не сопливые мальчишки - опытные воины охотились за ней. Легкое касание шенкелей - и кони оставшихся шагнули вбок, так что Элиза чуть не свалилась под копыта одного из них. Тяжело дыша, она отскочила назад, перепрыгнув через два ворочающихся на земле тела, подхватила брошенный нож и замерла в боевой стойке: колени полусогнуты, лезвие прячется за спиной, левая рука чуть вытянута вперед.

Один из всадников поднял лук и прицелился. Вот и все. Вот и вся твоя жизнь, глупая дура, возомнившая себя воинственной тарсачкой. Она закончится здесь, на глухой прогалине, а труп сгрызут волки… если они водятся в здешних местах. Но моих просьб о пощаде вы не услышите!

– Ну? - хрипло сказала она, глядя в глаза стрелку. - Давай! Чего ждешь?

– Стоп!

Боярин Меший неторопливо спрыгнул с седла и сделал несколько шагов вперед, бросив презрительный взгляд на с трудом усаживающихся гридней, и еще один - на понуро стоящего неподалеку первого парня.

– Теперь я понимаю, почему ты так нужна попам, - задумчиво сказал он, рассматривая Элизу с ног до головы. - Для такой соплячки дерешься ты, прямо скажем, здорово, хотя и не слишком умело. Как же дерутся те, кто тебя учил, хотел бы я знать?

– А ты подойди! - сквозь зубы посоветовала Элиза. - Узнаешь… - Она напружинилась, готовая полоснуть боярина по глазам.

– А и подойду! - согласился Меший. Он шагнул вперед и легонько щелкнул ее по носу. - Оп! Ну и что?

Левая рука Элизы метнулась вперед. Боярин отшатнулся, и девушка тут же взмахнула ножом. Но вместо того, чтобы резануть врага по лицу, она почувствовала, что клинок пронзает воздух. Рука боярина подтолкнула ее локоть сзади, и она чуть не упала, выронив оружие. В последний момент Меший удержал ее за плечи и одним движением заломил руки за спину. Элиза попыталась ударить ногой назад, но не попала.

– А ну тихо! - приказал боярин, и в его голосе послышалось что-то такое, что девушка замерла. - Вот так-то лучше. Давай договоримся: я тебя отпускаю, а ты взамен не пытаешься бежать. Лады?

– Я не вернусь в монастырь! - Элиза снова рванулась, но безуспешно. - Лучше убей прямо здесь!

– Вот горячая, а? - удивился боярин. - Да кто тебя в монастырь возвращать собирается? Слово даю, не отдам я тебя чернорясным. Поедешь со мной, а там посмотрим. Командир-то твой исчез незнамо куда, а что ты без него? Так и продолжишь по лесам блукать, корой питаться? Да не бойся ты, не обижу.

– Ладно… - смирив себя, покорно ответила Элиза. Другого выхода действительно не оставалось, и еще ей вдруг очень захотелось жить. В конце концов, кто ей помешает сбежать еще раз?

– Вот и правильно, - одобрил Меший. Его медвежья хватка разжалась. - Ты уж не держи зла, девка. Кто тебя знал, вдруг и вправду ведьмачка? - Он рывком повернул Элизу к себе, заглянул ей в глаза. - Мир, лады? Тебя, кажется Элизой зовут? Вот и славно. А я Меший, дядька Меший, боярин местный. А ножик-то подбери. Хороший нож, сам выбирал. Эй, Семка! - Он повернулся к связанному Элизой парню. - А ну, сымай пояс!

– Но, тата… - запротестовал тот, но тут же сник.

– Сымай-сымай! - грозно нахмурил брови боярин. - Умел соплячке поддаться - умей и расплачиваться. Вояка… Вернемся домой - еще выпорю за дурость. Кому сказал: найдешь - отозвать собак и ждать остальных? А теперь что? Серый сдох, а что с Бурей делать - я уж и не знаю. Ох, девка, и ввела ж ты меня в убыток… - Он покачал головой. - Ну? Где пояс?

Под смешки гридней парень нехотя расстегнул пояс и через всю прогалину бросил его к ногам Элизы. Та недоуменно переводила взгляд с него на боярина.

– Чего смотришь? - удивился тот. - Бери. Твой. Заслужила.

– Мне не надо… - запротестовала она, но тут же, как и несчастный Семка, сникла под тяжелым взглядом Мешего. Теперь она даже жалела незадачливого боярского сына, прилюдно выставленного на посмешище. Она наклонилась и подняла украшенный начищенными медными бляхами ремень с пустыми ножнами, засунула в них нож и нерешительно замерла.

– Поедешь с Семкой, на его коне, - распорядился боярин. - Как только он его поймает, конечно. - Гридни снова загоготали.

– И поймаю! - обиженно заявил парень. Он вложил пальцы в рот и свистнул. Чуть погодя раздался перестук копыт, и гнедой, волоча по земле поводья, неторопливо вышел из чащи.

– Во как! - гордо заявил парень. - Не чета некоторым! - Он подобрал поводья и легко запрыгнул в седло. - Давай, пристраивайся сзади, что ли…

Элиза нерешительно смотрела на него, сжимая пояс в руке. Она ничего не понимала. Сначала ее травят собаками, а потом чуть ли не как равную приглашают с собой. С другой стороны… Голодный спазм вновь стиснул ее желудок. В конце концов, в голосе боярина не слышалось угрозы, а ее чувство опасности молчало, словно убитое. Да и во взгляде парня, с которым она так неласково обошлась, не замечалось злости. Решившись, она попыталась запрыгнуть на круп позади Семки, но соскользнула. Боярин молча подсадил ее, окинув гридней таким взглядом, что никто не решился даже хмыкнуть, и сам взобрался в седло.

– Тронулись! - приказал он и дал шенкеля коню.

Ехали на удивление недолго - полчаса неспешным лошадиным шагом. Оказалось, что Элиза умудрилась заплутать посреди чуть ли не десятка деревень и деревушек, не считая выселков и мелких хуторов. То тут, то там в сгустившихся сумерках мелькал огонек в окне, пахло дымом, лаяли цепные псы. Девушка ерзала позади Семки, судорожно ухватив его за рубаху и стараясь не сползти со скользкого крупа. На севере ездили в неглубоких седлах, мало чем отличавшихся от сураграшских попон, но все же задняя кромка седла неприятно упиралась в ноги.

Когда совсем стемнело, впереди зажглись огни большого села. Вскоре вся компания въехала на постоялый двор. Несколько конюхов бросились навстречу. Семка ловко соскользнул с седла, не задев Элизу, и вытянул навстречу руки.

– Прыгай! - позвал он. - Не бойся, вязать больше не стану. - В свете масляной лампы блеснула его озорная улыбка. - И так еще от земли не отплевался.

Поколебавшись, Элиза неловко спрыгнула на землю. Семка поймал ее за плечи, не позволив упасть на землю. Выпрямившись, девушка расстегнула пояс и вместе с ножнами протянула парню.

– Возьми! - решительно сказала она. - Мне не надо.

– И не подумаю! - насупился тот. - Правильно батька присудил. Я сам виноват, а ты заслужила. Да не бойся, я другой куплю. Ты… м-м-м… - он уставился в землю. - Извини, что в лесу вот так наскочил… Попы гонца в деревню прислали - ведьма, говорят, с-под ареста сбегла, гривна золотом награда, коли кто живой приведет. Ну, а с ведьмой какой разговор…

– А сейчас что - не похожа на ведьму? - хорохорясь, спросила вконец растерявшаяся Элиза. - Вот заколдую…

– Ха! - снова улыбнулся парень. - Да нешто я не понимаю, кто ведьма, что злую порчу на людей наводит, а кто - просто так? Ты, я вижу, девка непростая. Вон как меня в земле изваляла! Недаром за тобой монахи гоняются. Но колдовства в тебе не чую. Меня вообще-то Семеном кличут, а Семкой - отец только. Но и ты можешь. А что у тебя за имя дурное - Элиза? Никогда не слышал…

– Имя как имя! - буркнула девушка. Она снова обернула пояс вокруг талии, замкнула застежку, поправила ножны так, чтобы нож сподручнее лежал на бедре. - Отец по молодости моряком на торговых ганзах ходил, пока еще море позволяло. Ну, и за океаном бывал тож. Оттуда и привез. Да у тебя имечко, кстати, не местное.

– Оно от северных коневодов, что за Ручейницей живут, - объяснил парень. - Отец с ними раньше то ли воевал, то ли, наоборот, мирился, еще когда Приморская Империя стояла. Ему тогда столько, сколько мне сейчас, стукнуло. А ты не смотри, что он уже старик, он двоих голыми руками уделает. Вон, и тебя тоже взял, хотя ты и свалила двоих! - с гордостью добавил он.

– Фиг бы он меня взял, если бы в одиночку, - огрызнулась девушка. - С толпой-то подручных любого возьмешь…

– Эй, вы, двое! - гаркнул от входа боярин. - Ну-ка, подите сюда!

Вновь насторожившаяся девушка подошла к нему и остановилась в отдалении.

– Слушаю, тата, - почтительно поклонился выступивший вперед Семен.

– Чего слушать? - рыкнул Меший. - Чего зубы девке заговариваешь? Она по лесам второй день мотается. Брюхо, небось, к спине прилипло! Давайте внутрь, там хозяин уже должен на стол накрыть. Да ты, девка, не смотри волком. Сказал же - не обижу.

Пропадать - так с музыкой, решила Элиза и, обойдя Семена, вошла в дом. В большом зале и в самом деле умопомрачительно вкусно пахло жареным мясом. Хозяин и несколько слуг суетились вокруг длинного стола. Веяло теплом, в углу весело пылал огромный камин. На вертеле крутилась крупная туша.

– Кабана вчера завалили, - пояснил боярин, входя следом. - Молодые посевы травить повадился. Тощие они сейчас, свиньи, не мясо - одно название, но и за то спасибо. Эй, хозяин! Кончай мясо на огне палить, давай его на стол!

Боярин с дружинниками насыщались в тишине. Хозяин, почтительно поклонившись напоследок, куда-то исчез вместе со слугами. Элиза торопливо глотала сочное мясо, заедая его пресной лепешкой и запивая жидким вонючим пивом из большой кружки. На нее не обращали внимания, только Семка изредка бросал заинтересованные взгляды, хотя и помалкивал. Закончив ужинать, боярин встал из-за стола, размашисто поклонился куда-то, предположительно на восток, и уставился на Элизу.

– Поела? - неласково спросил он. - Пошли, в угол отсядем. Разговор есть.

В дальнем полутемном углу, где никто не мог его услышать, боярин оседлал лавку, словно коня, и хлопнул ладонью перед собой.

– Садись, - заявил он. - И не зыркай так. Из монастыря по всей округе весть разослали: ведьма сбежала, взять обязательно живой, гривна золотом награда. Двух коней купить можно! Ну, я и решил, что, коли ты им так потребна, выручать тебя надо. Надо же как-то вину загладить, что я тогда на вас наскочил. Ох, лихие времена настали… - Он мрачно помолчал. - Ну что, прощаешь?

Элиза кивнула. Она все еще не доверяла боярину. Однако девушка понимала, что если бы тот хотел сдать ее в монастырь, то давно бы так и поступил.

– Ну, тогда проехали и забыли, - кивнул Меший. - Да ты и сама ох какая непростая… Элиза. От трех борзых отбилась, а саму хоть бы куснули! Семку-обормота связала, двоих гридней в грязь уронила, даром что бойцы бывалые. Конечно, внезапностью взяла - не ожидали от тебя такого, вот и попались. Ну да моих ребят и внезапностью мало кто подловить может, так что гордись. От такой дочки и я бы не отказался… - Он вздохнул. - Жена у меня родами померла. Семку выходили, а ее вот нет. Родильная горячка, сказали. Семнадцать лет с лишком вот бобылем живу… Ну да не о том я. Ты делать-то что дальше собираешься?

– Я? - растерялась Элиза, захлопав глазами. - Не знаю… Ты, боярин, если честно, первый, кто меня спрашивает. Остальные таскают за собой, как… как…

– Как корову, - подсказал Меший. - Бывает. А старшой твой, что с тобой ехал, Тилос который, он что? Совсем тебя бросил али как? Весточек тебе не передавал?

– А тебе-то что? - опять ощетинилась Элиза, но тут же обмякла. - Прости, боярин, но это мое дело. Не сочти за обиду, но не с тобой его обсуждать.

– Ну да, ну да… - покивал боярин. Он, кажется, действительно не обиделся. - Да я ведь к чему клоню - тебе в одиночку по здешним краям шастать не след. Времена неспокойные, все дружинники, да и мужики многие, к границе ушли да в лагеря военные. Разбойнички пошаливать начали, из тех, что днем с сошкой, а ночью с кистенем. Прихватят тебя на дороге, снасильничают да и прирежут. От пятерых тебе не отбиться. Да и гривна золота за твою голову - тоже немало. Заметила, как хозяин на тебя посматривал?

Девушка отрицательно помотала головой.

– Ну да, не до того тебе, - усмехнулся боярин. - А я вот видел. Меня-то он боится, но будь уверена - только я со двора, он сразу слугу к попу местному пошлет. Он-то наградой не погнушается. Ну, так что делать думаешь? Помогу, чем смогу, но могу я немного. Денег у самого негусто. Думаешь, чего я на большую дорогу вышел на купцов беспошлинных охотиться? В кости проигрался подчистую. Пьяным напился, да и проигрался. Да еще и пергамент подписал, что вотчину отдам, если в срок не расплачусь. А где по нынешним временам денег взять? Каралет меня за такое как бы вздернуть не приказал, да и новый князь, кого ни выкликнут, не пожалеет.

– А ты меня попам сдай! - хмуро посоветовала Элиза. - Один раз ведь уже отдал, отдай и еще. Гривна все-таки…

– Ну, в тот день, когда я человека им за деньги сдам, я сначала на осине повешусь, - ощерился Меший. - Одно дело - ведьмак с подручной ведьмой, и другое - нормальный человек, хоть и баба вроде тебя. Им-то все равно, кого жечь, а вот мне - не все равно. А еще раз такое предложишь - не посмотрю, что девчонка, полсотни розог дам. - Он вдруг подмигнул, и Элиза против воли улыбнулась в ответ. - Вот и ладно, - тоже улыбнулся боярин. - А то словно лисица в клетке смотрела. Ну, хватит тебя пытать. Ты, верно, еще и сама не знаешь. Думай. Утро вечера мудренее. Лошадь для тебя я найду, да и денег на дорогу отсыплю. И провожатого дам…

– Спасибо, боярин Меший! - искренне ответила Элиза. Внезапно ей захотелось заплакать. Усилием воли он сдержала слезы. - Есть у меня деньги. Я, наверное, обратно в Граш проберусь. Там знакомые есть.

– У-у-у… - протянул боярин. - Вот такое точно не выйдет. Не слышала разве - большая орда с тех краев валит? Да тебя первый же отряд на кусочки разрежет, окажись ты хоть трижды воякой. Слышал я, правда, что бабы у них наравне с мужиками дерутся, а то и покруче, они, может, и пощадят, хотя вряд ли. Да уж не у них ли ты свою повадку переняла? Ну да я опять не о том. Нет, на юг тебе дороги нету, и никому нет. Хочешь - иди, конечно, да только проще сразу зарезаться. А хочешь - у меня оставайся? - вдруг предложил он. - Мой-то олух как на тебя поглядывал, а? Странный он у меня, на девок даже и не смотрит. Вернее, по сеновалам валяет, а вот жену себе присматривать не хочет. А вот на тебе, пожалуй, женится…

Элиза прыснула, потом, не удержавшись, захохотала во все горло. Гридни с удивлением оглядывались на нее. Наконец, закусив кулак мало что не до крови, ей удалось остановиться.

– Спасибо тебе, боярин, за доброту… - начала она и осеклась.

Дверь распахнулась, и в зал один за другим потянулись вооруженные люди - вои вперемешку с монахами. Среди них девушка с ужасом заметила сухощавого мужчину с фанатически горящими глазами - брата Куария.

– Ведьма! - сходу возгласил он, вытянув палец в сторону Элизы. - Взять ее, мои верные!

Девушка окаменела. Неужели боярин предал ее? Но зачем, зачем тогда разговоры? Или не он? Тогда кто же?

– Стоять! - рявкнул Меший, вскакивая с лавки. От его рыка Элиза оглохла на одно ухо, но зато и пришла в себя. - Стоять на месте, я сказал! Дружина, к оружию!

Гридни, словно весь вечер ожидали команды, уже стеной выстроились перед пришельцами, не пуская их в глубь залы. Кистени и сабли пока оставались опущенными, но чувствовалось - сделай кто из новоприбывших шаг вперед, и начнется драка.

– Ах, как нехорошо… - пробормотал Меший. - Не иначе, хозяин таки удружил. Ну, доберусь я еще до него… Что надо, Куарий? - уже в голос спросил он. - Чего врываешься, ровно во вражью крепость?

– Отдай ведьму, боярин! - не своим голосом взвыл монах. - Она бежала из заточения! Ее должно вернуть!

– Если она ведьма, то я - Настоятель! - нехорошо ухмыльнулся боярин, выходя вперед. - Ты знаешь меня, Комексий. Ведьмаков я сам за версту чую. Чиста она, чиста!

– Не твое дело, боярин, мешаться в дела Храма! - прошипел монах, явно огорошенный неожиданным отпором. - Я верну ее назад, а ты получишь свою награду. Отдай девку!

– А если не отдам? - Меший снова ухмыльнулся в лицо монаху. - Кто ты такой, чтобы мне, боярину, указывать? Аль тебя новым князем вече выкликнуло?

– Ты знаешь закон Храма, боярин! - монах уже оправился от потрясения. - Ворожею не оставляй в живых! Того же, кто покрывает ее, Отец-Солнце будет вечно сжигать своим пламенем! А уж я позабочусь, чтобы ты попал к нему до срока, ведьмачий подпевала!

Боярин побагровел и молча потянул из ножен саблю. Монах отпрянул назад, а солдаты у него за спиной взяли алебарды наизготовку. Гридни напружинились.

– Элиза, сейчас беги по лестнице наверх! - раздался шепот. Девушка дернулась и обнаружила рядом с собой Семена. - Там есть окно, оно на задний двор выходит. Сигай в него и прячься в кустах. Мы разделаем поповичей и найдем тебя, поняла?

– Дурак ты, Семка! - злым шепотом ответила Элиза. - Куда я от них сбегу? Вся округа меня ловит!

– Вперед! - дурным голосом завопил монах и тут же, захлебнувшись воплем, рыбкой нырнул вперед, пробороздив пузом пол. Качнувшаяся вперед шеренга храмовников раздалась в стороны, оборачиваясь к неожиданному врагу.

– Тилос! - охнула Элиза, оседая на лавку. - Тилос…

– Что здесь такое? - с металлом в голосе спросил пришелец. - Что за драка между своими, когда враг на пороге?

– Кто ты такой? - сурово спросил один из храмовников. - Кто такой и почему мешаешь правосудию?

– Какому еще правосудию? - удивился Тилос. - Кто-нибудь объяснит мне, что здесь за бардак?

– Мы пришли за той ведьмой, - храмовник подбородком показал в сторону Элизы. - Предатель-боярин ее не отдает. Ты с нами или с ним?

– Ведьмой? - еще сильнее удивился Тилос. - Она - ведьма? Ребята, вы, кажется, обознались. Девочка - моя племянница, а я ейный дядька и опекун. Я оставлял ее ненадолго в монастыре, а сейчас вот вернулся. А за ведьмами вам в другое место надо, не сюда.

– У меня приказ! - угрюмо огрызнулся храмовник. - Вот доставлю ее в монастырь - тогда и разбирайтесь, кто ведьма, а кто - племянница. А сейчас отойди в сторону, парень, а то порешу!

Тилос шагнул вперед и рывком поднял на ноги потерявшего дыхание брата Комексия.

– Ты здесь главный, верно? - холодно спросил пришелец. - Читать, надеюсь, умеешь? Так читай.

Он вытащил из-за пазухи пергамент и сунул его под нос монаху. Тот, метнув на Тилоса злобный взгляд, вперился в резы. По мере чтения глаза его округлялись. Дочитав, он ухватился за бок и сделал слабую попытку опуститься на ближайшую скамью, однако Тилос не позволил.

– Ну? - спросил Тилос. - Еще вопросы есть?

Монах помотал головой, и Тилос аккуратно отставил его в сторону. Затем он прошел вперед, миновав людей Мешего, и остановился перед Элизой, критически оглядев ее с ног до головы.

– А изгваздалась-то как! - укоризненно погрозил он пальцем.

Элиза повисла у него на шее и зарыдала в голос.

Чуть позже, когда боярин закончил лично воспитывать хозяина постоялого двора, а выплакавшаяся Элиза уснула в своей комнате, Тилос и Меший уселись в том же темном углу общей залы.

– И не боишься, боярин, идти против Храма? - в упор спросил Тилос, пронизывая Мешего взглядом мало что не насквозь. - Живьем ведь проглотят и не поморщатся.

– А что мне Храм? - усмехнулся боярин. - Я князю присягал, не храмовникам, и в Пророка не верую. Дознатчиков ихних я еще у себя терплю, бо большую силу Храм забрал, но указывать, как жить, никто мне не может, кроме князя. Слушай, друг милый, давай-ка начистоту. Что человечек ты не из последних - и сам вижу. Но только догадки гадать не собираюсь. Кто ты есть и что тебе нужно?

Тилос усмехнулся.

– Что, если я враг рода человеческого и истребить его хочу? - угол его рта искривился в глумливой ухмылке. - Что, если я войну раздуваю, невинных людей на бойню гоню?

– То есть как? - удивился боярин. - Что значит - ты гонишь? Я с южанами еще со времен Грета воюю. Сопливым мальчишкой их деревни жег. Они ж не люди - нежить пустынная, крови нашей взалкавшая…

– Глупости говоришь, боярин! - оборвал его Тилос. - Если бы всерьез ты такое толковал, на сем наш разговор бы и закончился. Однако, вижу, гаерствуешь. Нет у меня сейчас настроения шуточки шутить. Так что ты сделаешь, если узнаешь, что я войну начал, южан с места сорвал и на вас натравил?

– А ты меня не учи, как разговоры разговаривать! - рявкнул боярин, правда, почти шепотом. - Не дорос еще - со старшими так баить! Я тебе всерьез говорю, что южане и без тебя на нас рот разевали. Да что южане - мы-то друг с другом сколько воевали, пока Приморскую Империю не создали! Дед рассказывал, а ему его дед передал, какие побоища случались… Так что много ты на себя, парень, берешь. Да и говоришь все больше намеками, начистоту не хочешь…

– Хочешь начистоту, боярин? - прищурился Тилос. - Хорошо. Изволь. Я не человек, и если кто у нас здесь не дорос, так это ты. Мне за триста пятьдесят перевалило, и помирать я пока не собираюсь. И южан на вас действительно я погнал. Что теперь скажешь?

– Что врешь ты хреново… - неуверенно сообщил боярин. - Какой же ты нелюдь?

– Обычный. Киборг-скаут первого класса, проект "Чингисхан", восемь тысяч шестьсот семнадцатый год нового стиля. Триста двадцать с хвостиком лет Наблюдатель в вашем мире. Устраивает ответ? Или попроще объяснить?

– Давай попроще, - кивнул Меший, во все глаза разглядывая собеседника.

– Если проще, то есть в мире много сущностей, людям не известных. Я - одна из них. И у меня собственные интересы, не связанные ни с Севером, ни с Югом, равно как и с прочими сторонами света. Нынешняя война - моих рук дело. Я науськивал Храм на святую войну с язычниками, и я убеждал южан в слабости Четырех Княжеств. Ну?

Боярин неспешно почесал затылок.

– Тогда, наверное, тебя стоило бы хорошенько прожарить на костре, - раздумчиво ответил он. - Этого ты от меня ждешь, свои злодеяния расписывая?

Тилос молча глядел на него.

– Смотри, парень, как дело выходит. Сначала я на тебя дуром на большаке наскакиваю и в полон беру. И хоть бы трепыхнулся ты, ан нет - чуть ли не добром со мной пошел, только для гридней моих представление устроил. Потом играючи мне нож к горлу приставляешь и крутишь мной, как захочешь. Потом среди ночи появляешься с грамотой от самого Настоятеля и странные вещи рассказываешь. Я, хотя и четвертый десяток приканчиваю, и борода седая, немощью ни телесной, ни умственной пока не страдаю. Что-то ты от меня хочешь, а что - не пойму никак. - Он кашлянул и смачно харкнул на пол, растерев плевок сапогом. - И вот еще - девка твоя. Я ведь за ней не только с гриднями - с собаками охотился, для надежности. Так она моего Семку козлом связала его же веревкой, от собак без царапины отбилась, да еще и двоих моих людей одним махом положила, хорошо - не насмерть, а ведь могла, наверное. Видел я, как она руками машет. Тролличья повадка, сам ей немного владею. Отец научил, а его - наемник из троллей, когда они еще с людьми дела вели. - Меший помолчал, потом махнул рукой. - Не знаю я, что тебе сказать. Не верю я в злодеев, что ради собственной потехи войны устраивают, да и война давно зрела, младенцу понятно. Ну, я все сказал, а ежели тебе мало - не обессудь.

Тилос закинул руки за голову и откинулся назад, опершись на бревенчатую стену с торчащей из нее паклей. На боярина он не смотрел. Какое-то время в углу висело тяжелое молчание, потом Тилос заговорил:

– Вот что, боярин Меший. Ты дядька неглупый, хотя и не знаешь многого. Опять же, смелый, но не безрассудный. Хотя гибкости в тебе нет, переговоры тебе я бы не доверил. Нет у меня времени тебя по косточкам разбирать, так и сяк прикидывать, но люди мне нужны отчаянно. Лихие времена, лихие нравы, и крови прольется ох как много… В общем, я предлагаю тебе службу, боярин. Раньше служил ты князю верой и правдой, а теперь иди ко мне. Вот! - он неуловимым движением сунул Мешему под нос пергамент. - Твоя расписка долговая. Мой человек ее выкупил, а я как чувствовал, что с тобой встречусь. Да возьми ты ее, не пялься бараном!

Боярин осторожно, двумя пальцами, взял расписку и, повернув ее к свету, долго изучал. Потом осторожно свернул и спрятал за пазуху и, повернувшись к Тилосу, спросил:

– И что я тебе должен, гость дорогой? Служить верой и правдой незнамо зачем и для чего? Маловата цена.

– Еще можешь забыть про Храм, - спокойно продолжил Тилос. - Я его создал, я им и управляю. Попы тебя не тронут.

– А я иногда по небу летаю, крылышками помахиваю… Еще?

– Ну, новым князем я тебя делать не стану. Староват ты, уж прости, боярин. Князя если сажать на правление, так надолго, а не на пять лет и даже не на десять. Но вот в числе особо приближенных окажешься, обещаю. Не одним из тысячи бояр, что на дворе отираются, станешь, а у самого княжьего кресла место займешь, и только князь тебе приказывать сможет. Ну, и сына твоего не забуду. Все. Или мало?

Меший крякнул.

– За такую цену и продаться можно, - признал он. - Да только не платят ее первому встречному-поперечному. Сдается мне, парень, что дуришь ты старику голову. Или нет?

– А кто сказал, что ты встречный-поперечный? - удивился Тилос. - Я про тебя уже давно все знаю. Мои люди в Саламире про тебя многое разузнали. Хочешь, расскажу, сколько раз ты с южанами воевал, сколько - с коневодами северными, с какой добычей возвращался? Или каких дворовых девок пользовал, сколько ублюдков наплодил, сколько денег на дружину свою тратишь, сколько с холопов своих дерешь? Каков ты в гневе, каков во хмелю, какими словами сына учишь? Я, боярин, таких предложений первым встречным не делаю. Вот ты про меня не знаешь ничего, и никогда не узнаешь. А начнешь любопытствовать - поплохеет. Таковы мои условия. - Тилос неожиданно повернулся и уставился прямо в глаза Мешему. - Я много даю, друже, но и требую вина до дна и бочонок впридачу. Не злодей я, ты прав, но даже и добрые помыслы, бывает, к такому душегубству приводят, что и ты содрогнешься.

Боярин отвел взгляд.

– Я все еще не знаю, что тебе ответить, - хмыкнул он. - Подумать надо, стоит ли твою руку держать. С бухты-барахты такие дела не решаются.

– Думай, - согласился Тилос. - Я здесь до утра задержусь, пусть девочка немного отоспится. Но уйду с ней еще до рассвета. Не ответишь до того согласием - значит, не судьба. Так что решай. За Элизу тебе, кстати, спасибо. Не принял бы ты ее так близко к сердцу - я бы тебя распиской еще помучил. Своих я не бросаю, а за помощь всегда сторицей плачу. Думай, боярин, но помни - времени мало.

Он резко встал с лавки и, не оглядываясь, ушел по лестнице наверх. Осторожно прикрыв за собой дверь, чтобы не нарушить тревожный сон девочки, вытянулся на топчане и задумался. Нет, кажется, все сделано правильно. Только так и можно разговаривать со старым воякой. Пусть размышляет. Все равно никуда не денется. Если я хоть что-то понимаю в людях, он согласится задолго до срока…

Серый Князь неподвижно лежал на жестких досках, едва прикрытых тощим тюфяком, и его лицо подергивалось в темноте.

Глухой ночью в зеленой мгле начали возникать высокие крепкие фигуры. Кургаш приветствовал их еле слышным даже для тролличьего уха свистом и несколько раз махнул рукой указывая направление. Одна из фигур отделилась от прочих и приблизилась.

– Почему так скрытно? - тихо спросил Старан на ритуальном. - Прошли бы днем по затесам, чем ночью на буреломах ноги бить…

– Люди по лесам во множестве снуют! - откликнулся Кургаш. - Тилос не хочет, чтобы нас заметили, и Ведущий его поддерживает. Он не желает рисковать даже самой малостью.

– Ребята волнуются. Они не понимают, зачем соваться так глубоко на человеческие территории.

– Ведущий обещал, что днем все разъяснится! - Кургаш сжал кулак, давая понять, что разговор окончен. Старан кивнул и растворился во мгле. Кургаш продолжил считать бесшумно скользящие мимо тени. Когда последняя миновала его, он удовлетворенно кивнул. Пятьдесят четыре. Все здесь. Никто не отстал, не потерялся. Он быстро замел свои следы под корягой еловой ветвью и тоже двинулся к месту сбора. Ноги еще побаливали после долгих переходов, натруженные тяжелыми носилками плечи слегка саднили. Ничего. Через пару дней усталость пройдет окончательно. А сегодня днем неопределенность, наконец, завершится, и они снова увидят перед собой Цель…

Задолго до рассвета в дверь поскреблись. Тилос сунул во внутренний карман куртки увесистый сверток, приоткрыл створку и выскользнул в коридор, стараясь не разбудить неспокойно спящую девочку. Из комнат доносился разноголосый храп дружинников.

– Боярин… - начал гридень, но Тилос, молча кивнув, обошел его и быстро сбежал по лестнице. Меший сидел на скамье, кажется, в той же позе, что и накануне. Тилос остановился перед ним, в упор уставившись немигающим взглядом.

– Ну, в общем… - пробормотал боярин. - Подумал я тут, ну и… В общем, не против я за тебя быть…

–Хорошо, - кивнул Тилос. Он извлек из-за пазухи тряпичный сверток и кинул его Мешему на колени. - Тут золото, - он усмехнулся, - в дополнение к тому, что ты в лесу отнял. Цена ему сейчас невелика, но на первое время хватит. Снаряди дружину как можно лучше - кольчуги, самострелы, мечи и секиры вместо кистеней. Готовься выступить по тревоге, но без нужды в огонь не суйся. Знаешь Сухой Лог?

– Как не знать… - боярин взвесил сверток на руке. - Верст двести отсюда. Хорошее место, жаль, монастырские земли там…

– Ненадолго, - лицо Тилоса искривилось в невеселой усмешке. - Если я хоть что-то понимаю в военной стратегии, скоро там будет ох как весело… Так весело, что ни одного монастыря не останется. Больше мы нос к носу не столкнемся. Сегодня вечером мой человек доставит тебе говорящий ящик. Храни его как зеницу ока, боярин, через него и только через него я с тобой говорить стану. К ящику книжица прилагается. Спрячь получше да прочитай побыстрее. И сыну дай почитать, но больше никому. Ящик каждый день, когда возможно, выставляй на солнце, да круглосуточно рядом верных слуг держи. Как красный глаз на нем замигает да запищит, пусть со всех ног за тобой бегут или за Семкой. Для разговору на сей глаз нажмешь, а в остальном сам разберешься.

– Значит, ты таки колдун, парень… - взгляд боярина стал тяжелым и холодным. - Жаль. Ты мне даже нравиться начал. Но с врагами рода человеческого мне не по дороге. Забери свое золото…

– Молчать! - оборвал его Тилос. - Глупости не говори, боярин, коли чего не понимаешь. Колдовства в том ящике меньше, чем в твоем мизинце. А коли ты ворожбы так не любишь, поинтересуйся, как святые братья вестями обмениваются помимо гонцов да почты голубиной. Оч-чень интересные вещи откроются. Впрочем, если на попятную идешь да от своего слова отказываешься, принуждать не хочу. Мне пора по делам, так что прощевай, боярин Меший.

Он повернулся и через две ступеньки взбежал по лестнице. Наверху он осторожно потряс Элизу за плечо.

– Эла, Эла, вставай! Утро наступает. Ранней пташке кашка, поздней - букашка!

Элиза сонно улыбнулась ему.

– Хорошо, что ты вернулся! - широко зевая, пробормотала она. - А куда вставать? Совсем ведь темно…

– Через полчаса рассвет, - пояснил Тилос, взъерошивая ей волосы. - Подъем! Пора уходить.

Несколько минут спустя они вдвоем спустились по лестнице. Угрюмый боярин поднял на них взгляд.

– Тилос! - окликнул он. - Подь-ка сюда.

Тилос остановился и посмотрел на Мешего. Лицо Серого Князя ничего не выражало.

– Я… - хрипло сказал тот и закашлялся. - В общем, я от своего слова не отказываюсь. Прости за слова грубые.

– Значит, все, как я сказал, - кивнул Тилос. - До связи, боярин!

Он махнул рукой и направился к выходу. Элиза, поколебавшись, робко поклонилась боярину и побежала вслед. Слабая улыбка, почти не заметная под седеющей бородой, тронула лицо Мешего и тут же пропала. Он угрюмо уставился в пол, баюкая в руке тряпичный сверток.

– Тилос, - осторожно спросила Элиза на улице. - А от какого слова он не отказывается?

– Вчера вечером я его завербовал, - пояснил тот, перешагивая через кучу конского навоза и пропуская девушку в калитку. - На нормальную процедуру вербовки нет времени, пришлось использовать экспресс-метод. Шансы - пятьдесят на пятьдесят, но рыбка все-таки клюнула.

– А если бы он отказался? - удивилась Элиза. - Он бы все рассказал… ну, храмовникам, что ли…

– Есть способы обеспечить молчание любого, - жестко оборвал ее Тилос. - Эла, некоторые темы не стоит обсуждать на улице. Теперь слушай. Нам до обеда нужно пройти больше пятнадцати километров, большую часть - по глухому буреломному лесу. Смотри внимательно по сторонам - за нами никто не должен увязаться. Поэтому я и вышел до рассвета.

– А потом? - Элиза чувствовала, как по спине ползут мурашки. Убить боярина? Но ведь он такой… хороший? Нет. Добрый? Тоже нет. Вот оно! Он так походит на полузабытого отца! Девушке стало страшно. Она невольно чуть отдалилась от спутника. - А что потом?

– А потом - суп с котом, - пробурчал Тилос, размашисто шагая. - Сюрприз называется. Будешь себя хорошо вести - дам конфету.

– А если не буду? - Элиза резко остановилась. Тилос тоже замер, словно ожидая чего-то. - Тоже… обеспечишь мое молчание?

Тилос печально взглянул на нее.

– Не говори глупостей, - вздохнул он. - Ты - другое дело. У тебя нулевой допуск и соответствующий ментоблок, забыла? Ты полевой агент, имеющий право на самостоятельные действия. Эла, я понимаю твои чувства, но сейчас не время для ссор. Оглянись вокруг! - он обвел рукой улицу, стиснутую высокими дощатыми заборами. - Всего этого уже нет. Ты видишь мираж, доживающий последние дни. Буря приближается, невиданная доселе буря. Возможно, она сметет и это село, и как бы не всю старую жизнь. И один человек, даже и боярин, не значит сейчас почти ничего. Мало что значу даже я. Нужна тысяча таких, чтобы хоть как-то изменить обстановку. Но барахтаться в сметане я продолжу до последнего. - Он снова вздохнул. - Пойдем, Эла, время на исходе.

Он повернулся и зашагал по улице, не обращая внимания, следует ли за ним девушка. Та несколько секунд колебалась. Внутри возникло чувство, что если она сейчас не последует за ним, то это уже навсегда. Тилос так и уйдет из ее жизни, не обернувшись, не сказав ни слова на прощание. Вздрогнув, Элиза со всех ног бросилась догонять. Остаться одной казалось еще страшнее, чем следовать за наставником.

Идти и в самом деле пришлось по дикому лесу. Спутанный кустарник, поваленные стволы, овраги, крутые лесистые склоны страшно утомляли, заставляя ползти черепахой. Стиснув зубы, девушка карабкалась вслед за Тилосом. Почти сразу он отобрал у нее заплечный мешок, лишь сунув в руку лепешку с вяленым мясом.

– Вместо завтрака, - пояснил он.

Однако без мешка идти оказалось не многим легче. Уже через час Тилос устроил небольшой привал, давая ей передохнуть. Перед тем, как двинуться дальше, он заставил ее проглотить желтую пилюлю стимулятора. От состава во рту остался противный горький привкус, и Элиза то и дело сплевывала на землю вязкую слюну. Идти, однако, стало легче.

Солнце стояло уже высоко, а Элиза почти падала с ног от усталости, когда из-за толстого ствола старого вяза выдвинулась высокая фигура. В лапах она сжимала огромную суковатую дубину. Девушка замерла, с раскрытым ртом рассматривая чужака.

Гигантское, чуть ли не в полторы сажени ростом, тело. Плотная зеленая чешуя покрывает его в тех местах, где не скрывает пятнистая, в тон палой листве, одежда - полотняные штаны и рубаха с короткими, до локтя, рукавами. На босых раздвоенных ступнях - только два пальца с огромными острыми когтями. Такими, наверное, не составит труда вспороть человеку живот с одного удара. На сжимающих дубину руках - пять, как и положено, пальцев, но каждый тоже украшен когтем, хотя и много меньшим, чем на ногах. Почти гладкое лицо с плоским незаметным носом, маленькие черные глазки полускрыты толстыми веками. Из тяжелой нижней челюсти вверх торчат два толстых клыка, а за ними в полуоткрытой пасти угадываются двойные ряды желтоватых крокодильих зубов. Увидишь такое чудовище во сне - проснешься в мокрой кровати…

Тролль! Настоящий тролль, такой, каким их описывают сказки! Но… ведь тролли - людоеды?

Туша шагнула навстречу. Казалось, зверь таких размеров должен перемещаться, тяжело ступая и круша все вокруг, но нет - с неожиданной грацией тролль оказался в двух шагах от нее, не пошевелив даже задевший его побег дикой малины. Его лапища угрожающе потянулась вперед. Элиза завороженно смотрела на него, не в силах пошевелиться. Даже Тилос, даже Тилос не сможет справиться с таким чудовищем! Неужели конец?…

Тилос быстро произнес фразу на непонятном языке. Человеческое горло не смогло бы издать такие звуки - низкий горловой рык, перемежающийся с высокими, почти визгливыми нотами. Зверь отступил на шаг и произнес что-то на том же языке. Он сжал правую… лапу? нет, все-таки руку в кулак, и обхватил ее перед грудью левой ладонью, слегка поклонившись. Тилос ответил тем же жестом.

– Эла, познакомься с Храганом, - безмятежно сказал он. - Он друг. Тех двоих, что скрываются за деревьями, я не знаю. Храган, это Элиза.

– Рад встретить нового друга! - на общем тролль говорил как-то странно, но вполне понятно. - Учитель предупреждал о вашем появлении. Идите по лощине, она выведет прямо к лагерю.

Тилос пихнул Элизу в плечо, и та, наконец, опомнилась.

– Рада встретить нового друга… - пробормотала она, кланяясь. Она, наконец, сообразила, что тролль приветствовал их обычным тазаном, хотя и выглядящим немного необычно. Бараташ обычно складывал руки где-то в районе живота, а у тролля они оказались почти у шеи. Она торопливо повторила движение. - Храган, я Элиза. Да не испытаешь ты жажды…

– Спасибо, Элиза, - кивнул тролль. - Я вижу, что некоторые люди все еще следуют Пути.

Растерявшись, девушка снова поклонилась. Тилос похлопал ее по плечу.

– Пойдем! - поторопил он. - Время…

Тролль неслышно отступил за свое дерево. Когда они отошли достаточно далеко, Тилос неожиданно усмехнулся.

– Ну, как тебе сюрприз? - весело спросил он.

– Ой, да… - вздрогнула Элиза. - Я аж перепугалась! Настоящий тролль! Я про них только в сказках слышала. Тилос, а правда, что они раньше вместе с людьми жили?

– Правда, - согласился тот. - Вернее, жили-то они всегда отдельно и чужаков на своих территориях никогда не жаловали. Но многие тролли часто нанимались охранниками к богатым людям, сопровождали караваны… все такое. Бойцы они страшные, а потому платили им впятеро против обычного. Правда, они работали не столько из-за денег, сколько из любопытства. Мир там посмотреть, себя показать… Кстати, совет. Они не любят, когда их называют троллями. Человеческое название считается у них оскорбительным. От тебя они стерпят, они вообще ребята хладнокровные, но взаимопониманию это не способствует.

– И как их тогда называть?

– По именам, - пожал плечами Тилос. - Если нужно упомянуть троллей в целом, говори "Народ". Так их самоназвание переводится на общий. Предводителя зовут Хлаш, Хлаш Дэрэй. Вообще-то он матха-ома своего клана, но вспоминает о звании только в официальной обстановке, не чета другим. Его можно называть просто матхой. Он довольно молод, ему нет и ста, но среди своих пользуется огромным влиянием.

– Ничего себе молод! - охнула Элиза. - А что такое "матха"? И "матха-ома"? И почему они больше не ходят к людям?

– Любопытная ты наша! - расхохотался Тилос. - Давай по порядку. Во-первых, он действительно молод. Тролли в среднем живут лет до ста пятидесяти, хотя я знавал нескольких, мало не дотянувших до двухсот. Матха - доверенный разведчик, глаза и уши Народа, а также переговорщик с чужаками, передающий им слова Совета. Такое звание само по себе признак большого авторитета. Матха-ома - говорящий от имени племени, клана или схожей размерами группы троллей на Совете и Большом Сборе. Должность хотя и выборная, но мне случаи отзыва неизвестны.

А вот с людьми дело сложное. Видишь ли, когда Демиурги создавали ваш мир, в него поместили три расы. Тролли - могучие воины, пловцы и горцы, мало способные к колдовству. Они плохо чувствуют себя на равнинах и чувствительны к боевым заклятьям. Орки, им в противоположность, бойцы яростные, но слабые и неумелые. Наваливаются скопом при поддержке магии шаманов, равных которым на планете не существовало. Люди - неплохие бойцы и неплохие колдуны, но и в том, и в другом соперничать с другими расами не могли. В целом все построено так, что любая армия должна балансироваться всеми тремя народами. И так и поступали до Пробуждения Звезд. Потом эфирное поле начало слабеть, поэтому тролли получили огромное преимущество. Учитывая, что в Народе снова окреп Путь Превосходящих, назревала межрасовая война, но именно Хлаш основал Путь Старших Братьев, предотвративший взаимную бойню. А потом цунами и землетрясения почти полностью уничтожили Тролличьи острова, и остатки Народа обосновались на скалистом морском побережье к северу от бывшей Талазены. Однако не все тролли приняли новое положение, не всем понравилось жить отшельниками в приморских болотах. Вот для решения их проблемы мы и идем в гости…

Элиза жадно впитывала его слова. Разумеется, Джабраил с Мирой рассказывали о троллях, но не особенно вдаваясь в детали. Мир внезапно заиграл новыми красками, и в ней проснулось нетерпеливое любопытство. Она уже приготовилась забросать спутника вопросами, но тут их окликнули.

Тролль, не такой высокий, как Храган, но шире в плечах и с тусклой, отливающей сизым, чешуей выступил им навстречу. В его глазах светился живой ум, и он улыбался. Клыкастая улыбка выглядела хотя и жутковато, но располагающе. Девушка почему-то сразу прониклась доверием.

– Привет, Тилос! - произнес тролль, совершая тазан. Его речь звучала почти по-человечески. Во всяком случае, Элиза могла сходу припомнить с десяток знакомых-людей, ворочающих языком не в пример хуже. - Я уже начал беспокоиться. Я вижу, ты нашел свою ученицу.

– Да уж ее потеряешь! - усмехнулся Тилос, отвечая на приветствие. - Не ты, так кто другой обязательно подберет. Этакий неразменный грош. Эла, познакомься. Перед тобой Хлаш Дэрэй собственной персоной. Мы на месте.

– И где, по-твоему, они столкнутся? - Хлаш сосредоточенно вглядывался в карту, расстеленную прямо на хвое. - Почему ты вообще думаешь, что драка случится в одном месте? Почему южане не пойдут развернутым фронтом по всей границе?

– Потому что они не имеют ни малейшего представления о тактике. Они думают не о победе, а о славе. Сам знаешь - яростное солнце и кровь на клинках, толпы врагов разбегаются, рассеиваясь как дым. - Тилос задумчиво пожевал травинку - привычка, проявлявшаяся у него в моменты неуверенности. - Да и не пройти с конями толком в других местах, бо-ольшого крюка давать придется.

Хлаш покачал головой.

– А если нет? Если они просто рассеются по просторам княжеств мелкими отрядами? Опять же, большой армии труднее прокормиться, когда она собрана в кулак…

– Не знаю, - Тилос вздохнул. - Может, ты и прав. Но, видишь ли, помимо психологических мотивов, есть еще и объективная реальность. Они должны активно использовать разведчиков с передатчиками. Те быстро поймут, что продираться сквозь заболоченные леса, заваленные буреломом, - удовольствие небольшое, особенно для конных. А ведь к южным рубежам Тапара сейчас подходят только конные, пешие далеко отстали. В лесах же даже травы для коней не сыщешь, не говоря уж о пропитании для степняков. Единственный подходящий проход через здешние места - в районе Сухого Лога. Очень удобное место - большая безлесная долина, твердая почва и речка - слишком маленькая, чтобы доставить неприятности, и достаточно большая для снабжения водой. Наконец, масса деревень и даже довольно крупный город, где наверняка есть продовольствие… Вот если бы основная масса шла западнее, в Куар, оставляя Сахарные горы по правую руку - тогда да, тогда бы они, скорее всего, рассеялись по равнинам, там местность благоприятствует. Но, спасибо Игре, сураграшцы много веков воевали с северянами, перемещаясь в пределах трехсот верст от побережья. В этот раз они своей привычке не изменят, не сразу, во всяком случае. А князья отнюдь не новички в военном деле и не упустят возможности перехватить основную массу, пока она не расползлась по всем княжествам. Можешь назвать меня лысым зюмзиком, если здесь не произойдет большой стычки. Ей нужно обязательно воспользоваться.

– Нужно-то нужно, но как? Ты по-прежнему не хочешь, чтобы мы дрались?

– Нет. Хлаш, прости меня. Я уже много раз говорил тебе, что ваш единственный шанс - отсидеться в глухомани.

Хлаш устало похлопал себя по макушке.

– Тогда объяснись, наконец, зачем ты вытащил нас из наших болот? Уже не первый месяц ты кормишь меня сказками. Чем дальше, тем труднее мне держать ребят в узде. После отсидки в лесах они растеряны и потеряли цель. Путь больше не ведет их. Ты знаешь, я пойду с тобой и вслепую, но их нужно задействовать либо вернуть домой.

– Ты прав, побратим, - Тилос резко отбросил карту. - В последнее время я делаю одну ошибку за другой. Я слишком боюсь того, что должно свершиться, того, что придется выпустить на свободу в ближайшие дни. Последствия окажутся ужасны для Народа, и страх перед грядущим мешает мне мыслить ясно. Но ты прав, с неопределенностью надо кончать. Хлаш, я хочу, чтобы ты собрал своих прямо сейчас. Всех, включая дозорных.

– Нас обнаружат, - скорее утвердил, чем предупредил тролль.

– Нет. Я не чувствую людей на расстоянии по крайней мере в три версты. Если что, предупрежу заранее. Собирай ребят, Хлаш, и постарайся держать себя в руках, пока я не закончу говорить.

Тролль внимательно посмотрел на него, но промолчал. Одним движением он поднялся с пяток и махнул рукой, подзывая остальных. Тилос тоже поднялся и осторожно подошел к дремлющей Элизе. Та, закутавшись в одеяло, полулежала, прислонившись к толстой сосне, и тихонько посапывала носом. Однако ее глаза распахнулись еще до того, как Тилос прикоснулся к плечу.

– Что-то случилось? - прошептала девушка. В ее глазах замерцала тревога. - Тилос, что-то готовится? Я чувствую…

– Да, котенок, - Тилос погладил ее по волосам. - Сейчас начнется общий сбор. Я буду говорить, и тебе тоже стоит послушать. Но не вмешивайся, что бы ни случилось, и вообще не отсвечивай. Ладно?

Элиза кивнула, поплотнее закутавшись в грубую шерстяную материю. Ее начала бить мелкая дрожь. Что-то нехорошее надвигалось на них, что-то нематериальное, но опасное, словно черная туча, полыхающая зарницами. Тилос, как всегда, владел собой в совершенстве, но в тролле по имени Хлаш словно свернулась тугая пружина. Его неспокойствие передавалось остальным троллям. Те косились на пришельцев, и косились иначе, чем поначалу. Теперь в их взглядах чувствовалось не любопытство, а тревога.

Тилос присел на корточки и задумался. Девушка снова прикрыла глаза, но сон упорно не шел. Сердце толкалось в груди, громко бухало в ушах. Она сжалась в комок, пытаясь успокоиться, но безуспешно. Время тянулось страшно медленно. Когда рядом, наконец, раздался шелест шагов Хлаша, она чуть не подскочила на сажень.

– Все ждут, - сообщил тролль. - Я скажу пару слов до тебя, не возражаешь?

– Спасибо, Хлаш, - кивнул Тилос. - Я иду. - Он повернулся к девушке. - Эла, сиди здесь, отсюда неплохо слышно.

Тролли уселись на поляне широким полукругом. Все были при оружии. Многие держали на коленях дубины, у некоторых за спиной виднелись рукояти кованых палиц, и у всех на поясах висели тоскалы. Тилос опустился на пятки и уставился перед собой пустым взглядом.

– Братья! - Хлаш выступил вперед. - Настал день, когда Путь потребовал от нас, чтобы мы исполнили свой долг. Долго я оставался вашим наставником, но сейчас на время передаю свой голос другому. Того, кто укажет цель, зовут Тилос. Он не принадлежит к Народу, но его слова - мои слова. Слушайте его сердцем! - Тролль отступил назад и кивнул.

Элиза не увидела, как Тилос поднялся на ноги. Только что он сидел, сложив руки на коленях ладонями вверх, и вот уже стоит на пару шагов впереди, руки заложены за спину, а позади медленно разгибаются несколько примятых былинок.

– Вы - Народ! - негромко сказал он. - Вы сильны телом и духом, и в битве вам нет равных. Никто не может противостоять вашему отряду. Так ли? - Он обвел взглядом сидящих перед ним. - Кумаш, отвечай.

Тролль во втором ряду медленно поднял взгляд. Хлаш кивнул, и тот поднялся на ноги.

– Человек Тилос, - хрипло произнес он, - никто - ни люди, ни орки - не смогут встать у нас на пути. Я шел с тобой почти две недели, и, признаю, ты загнал даже меня. Но и отряд таких, как ты, не остановит нас. Я говорю сердцем и со всем уважением к Младшим Братьям. Люди обладают тем, что не дано нам, но в бою нас не превзойти.

– Выйди сюда! - Тилос взглядом указал на землю перед собой. Кумаш повиновался. Он превосходил Тилоса ростом раза в полтора, смахивая на огромную статую серо-зеленого камня. Макушка Серого Князя едва доставала ему до груди. - Сыграем в игру. Я трижды атакую тебя. Если хоть раз ты выстоишь, ты победил. Если нет - проиграл. Готовься.

Элиза удивленно прикусила костяшки пальцев. Собираясь нападать, да еще и заранее открывая свои намерения, ее спутник ставил себя в чудовищно невыгодное положение. Если добавить разницу в росте и силе, его поражение казалось неизбежным. Очевидно, молодой тролль думал так же. Его глаза сощурились - признак, как уже знала девушка, сильного удивления.

– Ты слышал, Кумаш, - рыкнул Хлаш. - Готовься.

Кумаш чисто по-человечески пожал плечами и отступил на пару шагов, приняв боевую стойку. На напружиненных пальцах блеснули бритвенно-острые когти.

Элиза так и не поняла, что произошло. Тилос быстро шагнул вперед и ударил. Не так быстро, чтобы расплываться в воздухе, но куда быстрее человека. Тролль начал разворачиваться, пропуская кулак мимо себя, и тут Тилос куда-то переместился, а Кумаш, блеснув пятками в воздухе, грохнулся на землю.

– Извини, забыл предупредить, - спокойно заметил Тилос, останавливаясь над ним. - Одно время меня звали Хол-аз-Гуштым. Не стоит так небрежничать.

По рядам троллей пробежал шепоток.

– Кумаш, - в голосе Хлаша слышалось презрение. - Сколько раз я должен напоминать тебе - не недооценивай бросившего тебе вызов? Однажды ты плохо кончишь.

Тролль вскочил на ноги и снова принял стойку. Однако он не успел даже развернуться к Тилосу, как снова оказался на земле. Кулак Тилоса глубоко взрыхлил землю рядом с его головой.

– Уже лучше, Кумаш, но все еще не в полную силу. И не вскакивай на ноги, словно на гвоздь сел, умелый противник использует твое движение против тебя самого. - Тилос отошел в сторону и демонстративно повернулся спиной. - Еще раз.

Тролль поднялся на ноги осторожно, мягко. Его пасть приоткрылась, чудовищные клыки блеснули. Он даже не принял стойку, его лапы расслабленно повисли вдоль тела.

– Я готов, - безмятежно произнес он. Тилос повернулся и внимательно осмотрел противника.

– Ага, - удовлетворенно произнес он. - Вот сейчас ты действительно проникся…

Третья схватка продолжалась несколько секунд. Тролль несколько раз увернулся от Тилоса и даже попытался провести бросок, но в результате лишь позорно пробороздил землю брюхом и несколько раз хлопнул по ней ладонью. Тилос поднялся на ноги, освободив зажатый между своими коленями тролличий локоть.

– Прекрасно, - одобрил он. - Что скажешь, Хлаш?

– Поверить не могу, что я лично учил обормота, - фыркнул тот. - Он же совершает все мыслимые ошибки!

– Ну-ну! - хмыкнул Тилос. - Он ошибся всего дважды, я и не уверен, что ты сработал бы многим лучше. Кумаш, спасибо! - он сделал тазан, который севший на пятки тролль повторил с некоторым трудом - у него плохо двигалась рука. - С локтем все в порядке? Извини. Возникнут проблемы - подойди попозже, полечим. Сейчас вернись на место.

– Я недооценил тебя и поплатился. Спасибо за урок, Ведущий! - слегка поклонился Кумаш, поднимаясь на ноги. - Я не забуду его.

– Всегда пожалуйста, Кумаш. Но, боюсь, урок заключается совсем не в том. - Тилос прошелся по поляне. Глаза троллей неотрывно следовали за ним. - Я спросил - верно ли, что никто не может противостоять вашему отряду? Кто-то до сих пор думает иначе?

– Можно задать вопрос, Ведущий?

– Да, Кепул, - кивнул Тилос, взглядом находя спросившего.

– Когда ты назвал себя Хол-аз-Гуштымом, ты говорил всерьез?

– Да.

– Но Хол-аз-Гуштым жил очень давно, а человеческий век короток.

– Я не человек, Кепул, и пусть вас не обманывает моя внешность. Но истина в том, что Хол-аз-Гуштым - не только я. В свое время этим именем называли и моих учеников. Любой из них мог бы мягко нейтрализовать любого бойца-человека и одновременно справиться с двумя-тремя Ведущими по Пути из Народа. Вот мой урок: даже таким могучим воинам, как вы, всегда сыщется достойный противник.

Тилос оглядел присутствующих. Те, затаив дыхание, глазели на него.

– Беда в том, что Народ малочисленен. Вы слишком медленно размножаетесь, вам требуется слишком много жизненного пространства. Люди всегда могут задавить вас числом. Даже если они заплатят своими жизнями десять к одному, вы все равно останетесь в проигрыше. Гибель Островов только ухудшила ситуацию: у вас не осталось места для отступления.

– Но мы и так знаем! - снова встрял Кепул. - Именно поэтому мы ушли в леса и болота, надежно отгородившись от людей.

– Правильно. Однако не все среди вас думают так же. Некоторые ослеплены своей силой и полагают, что настало время Народу выйти из заточения, чтобы поставить людей на место.

– Путь Превосходящих… - пробурчал кто-то, кого Элиза не разглядела.

– Да. Путь Превосходящих. Следующие ему полагают, что люди и орки должны подчиниться Народу. Беда в том, что я не знаю людей, согласных с таким подходом. Значит, столкновение неизбежно. У меня есть сведения, что следующие Пути Превосходящих готовы нанести первый удар. Сейчас люди начнут убивать друг друга, и их число резко уменьшится. Матха-ома Клатт решил, что наступил подходящий момент для вмешательства. Он полагает, что помощь одной из сторон в битве принесет ему уважение и, возможно, преклонение со стороны людей. Но он ошибается. Поддержав одну из сторон, он лишь вызовет ненависть и ужас другой стороны. Более того, он не понимает, что Четыре Княжества, как и племенные структуры южных племен, доживают последние дни. Выжившие запомнят свой страх, но забудут о помощи. Спустя несколько лет или даже месяцев люди вспомнят лишь, что в смутный момент чудовища вышли из своих болот и убивали.

– И тогда они решат избавиться от нас раз и навсегда, - покачал головой Хлаш. - Я предчувствовал, что так и случится.

– Да. Но так случиться не должно. Народ не сможет вечно отсиживаться в болотах, и Путь Старших Братьев должен принять в себя людей. Но вмешаться сейчас означает поставить Народ на грань истребления в недалеком будущем.

– Но почему Четыре Княжества должны погибнуть? - задал вопрос Кургаш. - Южные племена не впервые идут на северные. Отец рассказывал о больших войнах, где сражались десятки тысяч людей. Народ оставался в стороне, но некоторые наемники участвовали в битвах, и люди даже слагали о них песни.

– Княжества погибнут, потому что так хотят боги.

Что-то неуловимо изменилось. Если до того Элиза чувствовала внутреннее напряжение троллей, то теперь Тилоса по рядам словно прокатился молчаливый смешок. Неужели Тилос в чем-то ошибся?

– Нет, не боги, в которых верят люди, - спокойно продолжил тот. - Не жестокие существа, питающиеся верой, что живут лишь в человеческих легендах. Настоящие боги наблюдают за вами, но им безразличны страдания народов, населяющих наш мир. У них свои интересы. Три десятилетия назад мы с вашим учителем оказались втянутыми в схватку двух таких богов. Пробуждение Звезд и уход колдовства, вулканы на Тролличьих островах и землетрясения на континенте - последствия той схватки. Настоящим богам не нужно поклонение. Но они бесстрастно обрекут вас на смерть, если она поможет решить их проблемы. Демиурги решили переделать мир, и единственный шанс Народа на выживание - остаться в стороне от драки. Если вы вмешаетесь, у вас не останется ни одного шанса.

Воцарилась тишина. Тилос замер посреди поляны. Элиза чувствовала снова нарастающее напряжение.

– И что ты хочешь от нас, Друг Народа? - наконец спросил Хлаш.

– Вы должны остановить Клатта и его бойцов. Никто из них не должен вмешаться в людские дела.

– Ты хочешь сказать, что…

– Вы должны убить Клатта и его последователей.

Тилос окончательно превратился в неподвижную статую. Элизу охватил панический ужас. Она как наяву видела, что внутри троллей раскручивается тугая пружина ярости и гнева.

– Тот, кто зачнет междоусобицу среди Народа, обречен жестокой смерти! - наконец проговорил давешний часовой, Храган. Его голос огрубел, напоминая рычание дикого зверя. Элиза с трудом разбирала слова. - Не думал я, что ты предложишь нам… такое.

– Смерть человеку! - в унисон прорычали несколько голосов. - Смерть!

Несколько троллей вскочили, в их руках блеснули обнаженные клинки. Громкий злой ропот пробежал по рядам.

– Смерть!

Тилос не шевелился.

– Тихо! - рявкнул Хлаш во весь голос так, что у Элизы заложило уши. - Всем сесть! Вы позорите себя в моих глазах! Сесть!

Матха вскочил на ноги, страшный в своей ярости. Немногим медленнее Тилоса он преодолел расстояние до ближайшего кричавшего и навис над ним.

– Как вы можете в один миг забыть, чему я учил вас долгие годы? Одного слова достаточно, чтобы вы забыли Путь безмятежного духа, превратившись в зверей с замутненным рассудком! Не я ли говорил, что поддаться своей ярости означает потерять самого себя? Не говорили ли вам то же самое другие учителя? Не проходили ли вы свое Испытание с этой мыслью? Или пример тех, кто не пережил его, ничему вас не научил? Вы опозорили меня, себя, весь Народ одним уже тем, что позволили себе хотя бы мысленно поднять руку на гостя! Мне тошно при мысли, что я - учитель таких балбесов!

Тролли смолкли, смущенно переглядываясь. Вскочившие на ноги вернули тоскалы в ножны и поспешно сели. Хлаш обвел всех взглядом.

– Зачавший междоусобицу повинен смерти! - продолжил матха уже спокойнее. - Так говорит Закон, так чувствуем мы все. Но той жизни, в которой хорош Закон, уже нет. Или вы не слышали сказанного? Речь идет о самом существовании Народа, всего Народа! Народ должен выжить, его судьба важнее любых формальных уложений. Если мне потребуется поднять руку на Клатта, я так и поступлю. Решитесь ли вы - не знаю. Силой заставлять никого не стану. Но сам я исполню долг, и, если потребуется, пожертвую и жизнью, и даже честью! Я сказал. Дальше решайте сами.

– Но почему мы должны верить чужаку? - выкрикнул кто-то. - Он не из Народа! Почему он так заботится о нас? Откуда мы знаем, что его цель - не посеять вражду в Народе и ослабить его, чтобы люди могли легче справиться с нами?

– Прими мое слово, Таххак! - уже совершенно спокойно ответил Хлаш. - Клянусь Драконьим Камнем, что ослабление Народа не является целью Тилоса. Если вы верите мне, верьте и ему. Я остановлю Клатта. Если кто-то захочет помочь мне, я жду до заката.

– Я с учителем! - тролль, которого, как смутно вспомнила Элиза, звали Кургаш, встал на ноги и повернулся к остальным. - Я верю ему и умру вместе с ним, если потребуется. А малодушным лучше уйти прямо сейчас.

– Я тоже с учителем! - вскочил Кумаш, на чьей рубахе все еще виднелись несколько приставших хвоинок.

– И я! И я! - в разных местах поднялось еще несколько фигур.

– Я никого не тороплю! - взмахом руки остановил их Хлаш. - Я хочу, чтобы вы разошлись и подумали в одиночестве. Я не хочу, чтобы кто-то шел против своей совести и своего долга. Я не скажу ни слова укора тем, кто не последует за мной. Но перед закатом я ухожу. А сейчас всем дозорным вернуться на посты!

Он повернулся и исчез за деревьями. Тилос тоже исчез - Элиза, чье внимание сосредоточилось на тролле, даже не заметила - как. На всякий случай она укрылась во впадине за гигантским древесным корнем - вдруг тролли набросятся на нее? Все-таки она человек, а туго спеленутая ярость еще бушевала у них глубоко внутри. Воля волей, а вдруг кто-нибудь не выдержит?

Кто-то осторожно тронул ее за плечо, и она с трудом удержала испуганный вскрик. Тилос приложил палец к губам и поманил ее за собой. Бросив на месте одеяло и мешок, она поспешила вслед.

Саженей через двадцать он скользнул в глубокую впадину под корнями вывороченного дерева и присел на корточки.

– Ну, как представление? - он испытующе взглянул на девушку.

– Страшно! - призналась Элиза. - Я все думала - вот бросятся они на тебя, и что?

– Вряд ли, - улыбнулся Тилос. - Дисциплина у троллей железная, а те, кто не умет подчиняться, не доживают до трех лет. Те, кто не умеют владеть собой, не проходят Испытание, а не прошедших его убивают. А вот раскол вполне мог случится. Сейчас это стало бы неприятной новостью.

– Они пойдут с Хлашем и… с тобой?

– Большинство. Я плохо читаю эмоции Народа. Слишком уж они отличаются от людей. У меня нет предопределенных шаблонов нейральной активности рептилоидов, а то, что я сконструировал сам, слишком неточно, приблизительно. Но большая часть пойдет за учителем.

– Значит, вы не позволите… ну, как его…

– Клатту.

– Да, Клатту. Вы не позволите ему нападать на людей?

– Нет, не позволим. Хотя последствия нынешних событий для Народа окажутся весьма существенными. Тролли давно нуждаются в хорошей встряске, и они ее получат.

– Встряска? А зачем? - В животе у девушки заурчало. Внезапно она ощутила острый голод и попыталась вспомнить, не осталось ли в мешке лепешек.

– Потом. Я хочу поговорить с тобой и Хлашем, но сейчас не время. Разберемся с Клаттом - тогда… Ну, ладно. До вечера троллям на глаза лучше не попадаться, чтобы не раздражать лишний раз. Что бы я ни говорил, в их глазах я все равно остаюсь человеком. Так что сиди здесь, я принесу вещи. И постарайся вздремнуть - вечером выходим. Уверяю тебя, угнаться за троллями на марше очень непросто. Готовься к тому, что тебя понесут на закорках… наездница!

Второй день меня не покидает ощущение безмятежного счастья. Я чувствую, что поступаю неправильно, что я не должен оставаться здесь. Внезапно оживает маленький злой зверек внутри меня, он грызет сердце, вселяет в него беспокойство. Я уже забыл это ощущение, и вот оно вернулось. Хочется бросить все и шагать, шагать на запад - я точно знаю, что на запад, откуда-то я даже знаю названия сел и деревень, в окрестностях которых вероятность контакта весьма высока. Но зов пропадает сразу, как только я вижу Мелину. Она словно расцвела, сбросила несколько лет - сейчас ей не дать больше восемнадцати, в глазах зажглась робкая надежда. На ее истощенном лице заиграл слабый румянец, в зрачках играют искры от яркого весеннего солнца. Походка стала легче, стремительней - чуть ли не летящей. Когда я представляю, что мне придется оставить ее и снова в одиночестве бродить в глухомани, по коже бегут липкие мурашки ужаса. Я стараюсь гнать от себя страшную мысль, но она настойчиво возвращается снова и снова. Почему я? Почему она… она?… та сила, что гонит меня вперед, не оставляет меня в покое? Почему другие не могут выйти на цель вместо меня?

Я знаю ответ и на этот вопрос. Другие далеко. Охотничья сеть оказалась слишком растянутой, и небольшая мобильная цель с легкостью проскальзывает сквозь ячейки, даже не подозревая о ее существовании. Если бы мы пустили по следу больше охотников, он давно попался бы, но условия Игры на ходу менять негоже. Одна, и только одна проекция каждого Игрока. Теперь я - ближайшая к цели, и я должна…

Ничего я не должна!… вернее, не должен!

Я не хочу быть игрушкой в неизвестно чьих руках! Я не хочу, чтобы мной играли, словно той куклой на ниточках, что однажды я видел у бродячих циркачей! Я останусь здесь, и горе тем, кто попытается меня к чему-то принуждать!…

В хозяйстве Мелины обнаруживается небольшой охотничий лук с безнадежно растянутой тетивой. Кое-как я сплетаю новую из заячьих жил. Для начала хватит. Потом я добуду косулю или что-то похожее и сделаю все по уму. Лук добрый - не просто согнутый сук, а любовно вырезанное и обработанное трехслойное дерево. Он остался Мелине от мужа-лесника. Прошлым летом тот поссорился с деревенским старостой, охотившимся не в сезон. Поссорился при свидетелях и даже сгоряча пригрозил убить, если еще раз поймает в лесу. Потом старосту и в самом деле убили. Кто и почему - так и осталось тайной, врагов у него хватало. Однако местный воевода не стал разбираться в деталях. Суд быстро признал грозившего старосте смертью лесника виновным и приговорил к повешенью. Надворный суд в Саламире не стал возиться с простолюдином и оставил приговор в силе. Мелина пыталась броситься в ноги ратману прямо на улице, но тот, мутно взглянув, прошел мимо, а сопровождавший его кметь пихнул ее так, что она упала и ударилась затылком. Поговаривали, что ратман милует даже заведомых душегубов, лишь бы подарок оказался хорош, но у Мелины не осталось ни денег, ни украшений, а последний поросенок сдох за пару месяцев назад, и его уже почти всего съели. Мужа казнили на следующее же утро, и Мелина осталась одна.

В ближних деревнях лесника не любили - он слишком ревностно относился к охране боярских угодий, а голод гнал землепашцев в леса, заставляя промышлять не только грибами да ягодами, но и браконьерской охотой. Нелюбовь перешла и на его жену, и в деревне Мелина столкнулась с откровенной ненавистью. Вот уже полгода она жила в мужниной избушке в полном одиночестве, доедая старые запасы, а под конец зимы просто питаясь ранними молодыми ростками, пробивавшимися сквозь прогревшуюся на лужайках и прогалинах землю. Дотянуть до нового урожая она не могла, вспахать делянку не оставалось сил, да и в любом случае ей нечего сажать. Охотиться она не умела, и ей оставался только один путь - медленно умереть от голода. Нищенствовать она не собиралась.

Лук позволяет мне добыть двух белок и глухаря. В другое время беличьи шкурки можно выменять на лепешку-другую, но сейчас они не годятся ни на что. Однако их мясо ничем не хуже любого другого, а один из зверьков невольно указал мне ухоронку с несколькими прошлогодними орехами. Я засовываю белок и орехи в подсумок, привешиваю глухаря к поясу и иду домой. Да, домой! Теперь здесь мой дом, и пусть катятся к духам те, кто считает иначе. Впереди уже светлеет опушка, от которой до дома рукой подать, и тут у меня екает сердце. Я чувствую чужих, чужих, которым не место здесь, чужих, в чьих потрохах живет такой же нетерпеливый зверек, как и у меня. Я бросаюсь бегом, проклиная себя за то, что бросил Мелину одну. На бегу я клянусь себе, что впредь даже на охоту мы будем ходить вдвоем - но только бы успеть…

Я не успеваю. Еще не увидев дома, я чувствую сильный запах гари. Над деревьями поднимается столб дыма, тропинка изрыта копытами. С разгона я выскакиваю из-за деревьев и резко останавливаюсь. Сараи уже полыхают вовсю, но дом еще не подожжен. По двору бродят несколько смугло-черных людей с жидкими бороденками, перекликивающихся высокими голосами. Один из них, со спущенными шароварами, насилует Мелину. Та в сознании, но даже не кричит. Ее голова безвольно мотается на земле, глаза закачены под лоб, разорванное по всей длине платье не скрывает тощее бледное тело. На моих глазах насильник отпихивает ее тело в сторону, подтягивает шаровары и равнодушно, словно свинье, перерезает Мелине горло.

Ах-Куратан злился. Он мечтал о том, как станет грабить глупых жирных северян, отбирать у них украшения и дорогие меховые одежды, в которых, как он слышал, те ходят даже летом. Взамен его небольшой отряд - четверо таких же нищих, как он, головорезов - натыкался лишь на вонючие грязные домишки в малопроходимых для коней чащобах и болотах. У тощих, словно не евших месяц, белокожих не удавалось добыть даже нормальной пищи. Многие, кажется, ели просто траву с-под хилых заборчиков, хотя в непривычных деревянных домах без окон - они строили дома даже для коров! - всегда лежал мешок-другой зерна. Зерно кочевники скармливали коням, а людей убивали, чтобы те не пустили стрелу в спину. Время шло, а он, ах-Куратан, не стал богаче ни на единую монету! Лишь однажды он вырвал из уха у визжащей девки золотую серьгу, но и та оказалась медной. Много раз он громко ругал себя за дурацкую клятву и глупую - и совсем не красивую! - женщину, тяга к которой заставила его отправиться в холодные неприветливые края.

Сегодня он вел своих людей так уверенно, словно сам Сумар указывал ему путь. Он точно знал, куда должен двигаться, даже когда отряд оказался в густом лесу, сквозь кроны которого не могло пробиться солнце. Он чувствовал, что теперь-то точно разбогатеет, и тогда можно вернуться домой, выкупить Зурилу у ее отца и, наверное, даже сразу продать ее, чтобы обрести, наконец, свободу, почет и уважение. Потом, увидев, как он держит слово, какой-нибудь род выберет его вождем. Да, вождем! Великим и страшным, от имени которого соседи содрогаются и в страхе оглядываются по сторонам…

Однако все оказалось еще хуже, чем обычно. Потратив половину дня, а потом еще половину, он нашел лишь очередной нищий дом посреди леса, а в нем - одну тощую белую женщину, на которую не позарился никто, кроме бериута Кухура - но тот, как известно, дарил своей любовью даже коз. Тщательно осмотрев дом, ах-Куратан, злой и голодный, выбрался наружу как раз тогда, когда Кухур перерезал глотку северной женщине, забрызгав ах-Куратану кровью штаны. Разъяренный, кочевник занес руку, чтобы ударить Кухура по глупой голове, но замер.

Возле деревьев стоит белокожий мужчина, сжимающий в руках лук. Он стоит неподвижно и молча, но в его пылающих белым огнем глазах - смерть.

Время становится медленным и вязким, словно вода в застойном омуте. Ярость захлестываем меня с головой - и исчезает. Мелина мертва, и исправить ситуацию уже нельзя. В ее смерти виноват я. Я не мог спасти ее - та сила, что толкает меня вперед, не терпит препятствий. Я обрек Мелину уже тем, что твердо решил остаться. Моя вина. Моя и только моя. Твоя взяла, Сила, говорю я про себя. Я не хочу, чтобы умирали другие, случайно оказавшиеся у меня на пути. Я выполню то, что Тебе нужно, и провались ты в трясину!

Но сейчас убийцы Мелины должны умереть. Сила привела их сюда, но свой выбор они сделали сами. Пришла пора расплачиваться.

Южане движутся, словно во сне. Я вскидываю лук, другой рукой выхватывая из обвязки стрелу, но тетива глухо рвется. Наверное, я не рассчитал своей силы. Неважно. Прежде, чем выпущенный из руки лук касается земли, я уже оказываюсь возле первого бандита. Его горло, такое мягкое под пальцами, рвется словно кисея. Струя крови из артерии бьет вверх и в сторону, но меня уже нет рядом. Насильник все еще сжимает нож, удивленно поворачиваясь ко мне, а его ребра трещат от моего пинка, ломаясь и разрывая сердце. Тело отбрасывает в сторону, и оно по дуге взлетает в воздух. Прежде, чем оно касается земли, я настигаю третьего.

Спустя два удара сердца все кончено. Пять тел корчатся на земле, не понимая, что мертвы. Я бережно поднимаю на руки Мелину. Из ее горла еще течет кровь, но она без сознания. Мозг пока жив, но возместить потерю крови нечем. Ей не суждено больше открыть глаза. Я вношу ее в дом и кладу на лавку. Я ничего не чувствую - ледяное спокойствие проникает во все поры моего тела, гасит эмоции. Только чувство вины еще какое-то время терзает душу. Потом уходит и оно.

Я стою и смотрю на Мелину. Ее сердце перестает биться, яростные сполохи мозговой активности угасают, тускнеют, пока окончательно не погибают несущие нейроны. Я медленно поднимаю руку. Из ладони выскальзывает плазменный сгусток. Он взрывается посреди комнаты, и ветхий дом мгновенно охватывает яростное пламя. Моя одежда вспыхивает, и я не сразу соображаю, что ее нужно потушить. Я выхожу наружу, равнодушно окидывая взглядом разбросанные трупы. Низкорослые мохноногие лошаденки понуро стоят, привязанные к плетню. Нет, они мне не подходят. Пешком через болота получится быстрее.

Мир обретает новые краски. Теперь я воспринимаю куда больше, чем человек. Оптический диапазон слишком узок, чтобы в полной мере оценить красоту мира, но сейчас мне не до красоты. Время на исходе, и уровень допустимого воздействия повышен. Комаром повизгивает кодированная радиопередача - где-то поблизости шпионы-Тени с их статуэтками. Бормочет примитивный стационарный передатчик, но он мне не нужен. Меня не интересует мелкая сошка. Я чувствую, где цель - характерное излучение неэкранированных эффекторных систем выдает его так же верно, как и луч маяка темной ночью, хотя приповерхностное излучение гораздо слабее, чем ожидалось. К счастью, он и не подозревает, что мои сенсоры воспринимают его за десятки верст. Цель удаляется от меня, но, раз встав на след, я с него не сойду. Спасибо Джао хотя бы за то, что не дал своему протеже полного инструктажа. Иначе мы могли бы искать его на дикой планете до конца времен.

Прости меня, Мелина.

Огромный военный лагерь кипел, не обращая внимания на позднюю ночь. Несмотря на сырой зябкий воздух, Тарону покрывала жаркая испарина. Предчувствие битвы наполняло ее до краев, заставляло судорожно стискивать рукоять сабли. Она с трудом заставила себя прислушиваться в словам Суддара.

– И я снова заклинаю вас всеми богами - и грозным Валарамом, и темной Назиной, и яростным Турабаром, и мстительным Сумаром, и прочими, чьи имена звучат музыкой в наших ушах - не позволяйте лихорадке боя овладеть вашими людьми! - ар-Хотан судорожно комкал в руках свою когда-то богатую ареску, сейчас больше напоминающую грязную тряпку. Его заметно трясло. Вот как, милый мой, лениво подумала Тарона, и ты умеешь бояться? Какой ты храбрый во дворце, под защитой стражи, вдали от кровавых битвенных полей, и какой растерянный ты здесь, в двух шагах от смерти… Королева не питала иллюзий насчет завтрашнего боя. Огромная, по донесениям суддаровых лазутчиков, армия северян стояла на том конце большой голой долины. Терять им нечего, и завтра Назина получит богатый урожай бледных трупов. Темных, впрочем, тоже. Северян много, очень много, и как бы не больше, чем южан…

– Ты снова учишь нас воевать, надсмотрщик за дворцовыми рабами? - Зур Харибан сейчас откровенно презирал Суддара и даже не пытался скрыть свои чувства. - Священная ярость, которой одаривают нас боги во время боя - залог нашей непобедимости. Трусливые белые псы разбегутся от одного вида моих непобедимых воинов. Хотя, я думаю, они умрут со смеха еще до того, увидев, что их атакуют бабы с голыми титьками! - гулан громко расхохотался. Остальные неодобрительно покосились на него. Тарона пропустила его слова мимо ушей. Тарсаки еще сведут с гуланами старые счеты, но не сегодня и не завтра. Сначала - общее дело, потом - все остальное. Зур Харибан дурак, раз оскорбляет союзников перед боем. Или он просто не понимает опасности? Тогда тем более дурак.

– Если вы в боевом раже ринетесь на северян, они не разбегутся! - фальцетом выкрикнул Суддар. - Наши воины не в первый раз схватываются с бледнокожими, и ты, Зур, можешь обвинить северных псов в чем угодно, но только не в трусости! Вы сойдетесь в схватке грудь на грудь, и неизвестно, кто выйдет победителем! Ты забыл, о чем я сказал совсем недавно? Их много, очень много!…

– И ты уже перепугался? - ехидно спросил вождь. - Странно. Я вот почему-то не боюсь. И разве Турабар не учил нас, гуланов, что погибший в бою получит в его вечном царстве по двадцать рук рабов и две руки верблюдов за каждую рану?

– Мне кажется, что мы пришли сюда за рабами не из царства Турабара, а из Четырех Княжеств! - огрызнулся взявший себя в руки дворецкий. - И Великий Скотовод…

– Да чтоб он засох, твой Великий Скотовод! - лениво сплюнул гулан. - В городе он может хотеть что угодно, но за стенами его власть кончается. Короче, у тебя есть что-то новенькое, что ты не пережевал два раза по три? Я лично собираюсь как следует выспаться перед боем.

Тарона постаралась не выказать своего удивления. То ли Зур Харибан и в самом деле непроходимо туп, то ли у него железная воля. Про себя королева точно знала, что не уснет до утра. Кровь бурлила в сердце, наполняя тело силой и упругостью. До самого восхода она будет молиться Назине, чьи Глаза глядит на нее с высокого небосвода. Молиться и точить свой древний клинок, любуясь узорами, что неизвестный кузнец вывел на легком и гибком лезвии. Многие века клинок переходит от одной королевы к другой, и Тарона точно знала, что именно его рукоять она будет сжимать в руке, когда сабля соперницы разрубит ей голову. Самоубийство? Нет, такое не для нее. Она умрет в честном поединке. Но смерть придет к ней еще не скоро. Лет через десять или даже больше. А пока она возьмет от жизни все - ярость битвы, кровь врагов, любовь лучших мужчин, упоение властью… И завтрашний день засияет новой жемчужиной в королевской короне!

– …и он ходит между нами, сея разброд и ненависть!

Оказывается, Суддар что-то говорил. Тарона усилием воли заставила себя прислушаться.

– Вы все видели его, и вы все называли его разными именами, - глава тайной полиции Великого Скотовода обвел всех горящим взглядом. - Пасах. Шупар. Егаш. Софар. Тилос. Вот имена той крысы, что шныряет под самым нашим носом!

Стало трудно дышать. Тарона судорожно сглотнула? Тилос? Что окружившим ее грязным мужланам нужно от Тилоса? О чем шипит этот выползок?

– Много раз он приходил к вам со лживыми словами о мире на устах. Многим он предлагал золото, других запугивал, третьих опутывал незримой паутиной слов, лишая ума и воли. Он представлялся посланником северных владык, но это ложь, ложь, ложь!

– О чем ты говоришь, Суддар? - Тарона не узнала своего голоса. Хриплый и сдавленный, словно на горло накинули удавку, он ударился о стены шатра и заглох. - Посланник Тилос много раз приходил к тарсакам. Я не видела лжи в его словах. - Нужно что-то сказать, что-то сделать, лишь бы отвести угрозу. Тоска в его взгляде, когда он уходил от нее в последний раз, тоска, которую она много раз замечала в глазах влюбленных в нее мужчин! О, с какой радостью она отдала бы все, свою корону, даже свою жизнь, лишь бы навсегда оставить его рядом с собой! Но он уходил, всегда уходил от нее в пыльную даль степей и саванн, а она оставалась в своем душном шатре среди опостылевших подруг и служанок…

– О да, он умеет скрывать свою ложь так, что мало кто может ее увидеть! - воскликнул Хотанец. - Он разнюхивает все, что может, он наносит подлые удары в спину, но никто из живущих не может разглядеть его ложь…

– И только ты, о мудрейший, смог раскусить его? - иронично заметил Табаронг. На советах сапсап обычно сидел, забившись в темный угол, и редко открывал рот. Но уж если открывал… - Откуда же ты знаешь, что он не посланник, что он… кто? Сами князья поведали тебе об обмане?

– Мне нет нужды слышать слова глупых врагов, чтобы распознавать суть вещей, - сухо парировал Суддар. - У меня есть другие средства. Вот! - он вскинул руку со статуэткой. На сей раз она изображала Ю-ка-мина, оплетенного виноградной лозой. - Мои люди следили за самозванцем по всему Сураграшу. И не только мои.

– И кто же еще? - Кугарос словно подобрался на своей циновке. Рядом напружинились Ругер и ар-Зибаронг. - Кого еще ты послал по следу Пасаха?

По лицу дворецкого пробежала нехорошая усмешка.

– Их!

Словно дуновение ледяного ветра прошлось по шатру, заставив затрепетать огоньки масляных ламп и сальных свечей. Человек у входа возник словно из пустоты, затянутый в черные одежды, в глухом капюшоне, сквозь узкую прорезь которого сверкали черные глаза. Из-за его плеча торчала длинная рукоять меча со странной квадратной гардой.

– Человек с Севера - враг Теней, и потому мы следили за каждым его шагом! - глухой голос пришельца внушал необъяснимый ужас. Тарона на всякий случай незаметно проверила, что сабля легко вынимается из ножен. Она надеялась, что справится с одинокой Тенью, но проверять это на деле ей совершенно не хотелось. - Голос Назины указал нам, что мы должны помочь в поисках Суддару ар-Хотану, отмеченному Ее особой милостью.

Сердце Тароны провалилось в глубокую пропасть. Голос Назины? Неужели грозная покровительница тарсаков тоже хочет голову Тилоса? Но… но она, Тарона, не допустит такого! Она не… Она не подчинится даже Назине! Пусть после смерти ее дух разорвет в клочья Ужас Ночи, но она - королева тарсаков, и она не подчиняется даже богине! Налетевший на тарсачку ужас слегка отодвинулся, но не ушел совсем.

Как сквозь воду, она слышала голос Суддара, рассказывавшего о неудачном налете на Чаттанугу, о полосе невиданных ловушек, о гибели его воинов… Она и так знала всю историю, и сейчас ее мысли метались, пытаясь найти способ отвести от Тилоса беду.

О, Тилос! Скольких мужчин она знала, и ни один не мог сравниться с ним, лишь шесть раз одарившим ее своей любовью. Сколько раз она, забывшись, ночами шептала его имя и потом, с разочарованием и горечью, срывала раздражение на перепуганном до смерти любовнике! Сколько раз она безуспешно ловила его взгляд, пытаясь понять, что же он хочет от нее! И как наполнялся радостью живот, когда он едва заметно улыбался ей и утвердительно качал головой! Она всегда знала, и он знал тоже, что гордая Тарона, устрашающая королева тарсаков, чье имя не заставляло трепетать разве что Великого Скотовода да ослепленных своей глупостью гуланских вождей, готова броситься к его ногам, словно щенок пастушьей собаки к хозяину. С первой ночи она грезила его скупой улыбкой, его тихим и таким уютным голосом, его уверенным и слегка насмешливым взглядом. Не ходил среди тарсаков, да что там - во всем мире! - другой мужчина, что мог бы сравниться с ним. И вот теперь ублюдок и жалкий трус Суддар ар-Хотан хочет его головы!

Она ничего не возразит, внезапно решила она. Она охотно согласится со всем, что решит Совет вождей. Свой удар она нанесет тогда, когда потребуется. Не позже, но и не раньше. Королева тарсаков умеет ждать.

– Ну, так что ты от нас-то хочешь? - она сладко потянулась всем телом, с презрительным удовольствием заметив, как нее обратились вожделеющие мужские взгляды, даже взгляд Тени. - Если он такая крыса, поймай и убей его. Или тебе надо, чтобы мы предали его публичному проклятию?

– Во-во! - внезапно поддержал ее Зур Харибан. - У тебя говорящие боги, у тебя Тени, вот и лови его. Я лично гоняться за призраками не собираюсь. Завтра бой, и я намерен как следует развлечься. Если увижу его - с удовольствием отдам тебе его голову, но сейчас я пошел спать.

Гибким, но мощным движением он поднялся с пяток и пару раз наклонился взад-вперед, разминая затекшее тело. Тарона против своей воли ощутила к нему интерес. Гулан был хорош, хорош грацией ядовитой змеи и небрежной мощью пустынного гепарда. Наверное, в бою он действительно могучий противник. В другой ситуации, возможно, королева и позвала бы его ночью в свой шатер, но сейчас не до того. Как же вернее обезопасить Тилоса от новой угрозы? Если бы она знала, где его найти, то обязательно отправила бы Зулу с посланием. Но сейчас оставалось только выжидать.

– Да, кстати, Суддар! - промурлыкала королева тарсаков. - Раз уж твой Тилос такой негодяй, я хочу, чтобы его доставили ко мне. Живым и неповрежденным. Я хочу взглянуть ему в глаза, прежде чем мои жрецы Назины спустят с него шкуру живьем.

– Но… - запнулся ошарашенный Суддар. - Но, Тарона, он страшный боец! Я не думаю, что его можно взять живым…

– Ну, ты уж постарайся, дорогой, - Тарона снова потянулась. На лице Харибана мелькнула одобрительная ухмылка. - Никто тебя за язык не тянул, разбирался бы сам. Теперь я хочу услышать, что скажет лже-посланник. Кто он такой, что ему надо… Может, его наветы лишь малая часть какого-то заговора?

– Тарона права, - согласно качнул бородой Табаронг. - Раз уж ты счел разговор достойным внимания Совета вождей, то доведи дело до конца.

– Мне все равно, что скажет северный червяк, - протянул Зур Харибан, - но раз уж другие настолько любопытны, то и я послушаю.

Тарона снова ощутила к нему нечто вроде благодарности. Наверное, в другой раз стоит пригласить его к себе.

– Так что, Суддар, не обессудь, но если твой Тилос ненароком помрет до того, как мы его услышим, я крайне расстроюсь, - почти безразлично закончила она. - Ты доставишь его мне целым и невредимым. Ты услышал меня?

По спине Суддара пробежал потный холодок. Расстроенная Тарона, по донесениям лазутчиков, отличалась крайней изобретательностью в пытках. Пожалуй, ее не остановит даже то, что они делили ложе. В конце концов, что такое мужчина для тарсачки? Развлечение на ночь… Да, он, что называется, влип. И о чем он думал, когда распинался перед Советом? Неужто не мог решить проблему сам? Он надеялся, что вожди просто передадут воинам приказ убить Тилоса, как только заметят - так накануне ночью приказали боги. Теперь придется брать его живым.

Но ничего. Тени справятся с Тилосом без особого труда. В конце концов, какая разница, умрет подсыл до допроса или после?

Огромный военный лагерь окутывала тяжелая предгрозовая тишина. Влажный холодный воздух покрывалом опустился на наспех собранные укрепления, заглушая звуки. Необычно плотная тьма слепила глаза дозорных, и те пугливо скрывались в кустах, тщетно вглядываясь в ночь. Ни единая звезда не проглядывала сквозь плотные тучи, завесившие небо и грозящие затяжной моросью.

Дзергаш зябко повел плечами и сплюнул. Пора возвращаться в шатер. Его давно утомили бесконечные переливания из пустого в порожнее. Нечестивые южане многочисленны, как бы не многочисленней северян, но они привыкли налетать малыми конными бандами и так же быстро улепетывать с награбленным. Они не умеют вести правильный бой, тем более на чужой незнакомой местности. Южан много, судя по донесениям лазутчиков, чуть ли не больше, чем своих, но численность им не поможет. Не только трактирные шулера умеют играть фальшивыми костями. Завтра ростки молодой травы Сухого Лога обильно напитаются горячей южной кровью! Князь еще раз сплюнул и вошел внутрь.

Тойма что-то негромко бубнил себе под нос, тыкая пальцем в расстеленную на столе карту. Кажется, кроме Таралена, никто не вслушивался в его бормотание. Перевет с Кумбаленом тихо переговаривались, Настоятели Храмов раскачивались в углу на молитвенных ковриках. При взгляде на них в Дзергаше поднялось обычное раздражение. Он понимал, что верному сыну Храма негоже испытывать такие чувства к своим духовным наставникам, но уж больно надоедает их показушное благочестие…

Тойма замолк и повернулся в Дзергашу. Перевет с Кумбаленом тоже взглянули на вошедшего, только Тарален продолжал сосредоточенно разглядывать карту. Что он там не видел за последние два дня? Дзергаш недовольно поморщился и уселся на кривой трехногий табурет без спинки, облокотившись о столешницу.

– Ну, что? - угрюмо спросил Тойма.

– Заносит потихоньку, - сообщил князь Типека. - Как бы завтра обложной дождь не зарядил.

– Хорошо бы, - вздохнул Кумбален. Дзергаш взглянул на выскочку-воеводу с неприязнью. - Дикарские кони в грязюке завязнут, не разгонятся как следует.

– Эт точно! - хохотнул Перевет. - Гоняться за дикарями по грязи сподручнее. Ох, и потеха же пойдет!

– Сподручнее-то сподручнее, - буркнул Дзергаш, - да только шваль моя пехотная, необстрелянная, носами шмыгать зачнет да на сторону поглядывать. Да и мне неохота в мокрой кольчуге трястись - мои кони, небось, тоже завязнут. Ладно, Пророк вытащит.

– Не поминай его всуе! - грозно пробасил за спиной брат Семлемен, и Дзергаш со свистом втянул в себя воздух. Его бесил жирный монах, возомнивший себя воителем. Благочестие благочестием, а править народом должен не поп, а князь. И в бой вести воев - тем более. Туда же - кольчугу под рясу напялил! Или он не для боя ее напялил, а еще чего боится? - К Пророку можно обращаться только в молитве да в сердце своем!

– Прошу прощения, святой брат… - сквозь зубы проскрежетал князь. - Надеюсь, ты уже решил, где твое войско встретит врага? Или все еще колеблешься? Пора бы и на место выдвигаться, как думаешь?

– Отец-Солнце знает, что нужно его верным детям! - напыщенно сообщил ему Настоятель. - Он подскажет моему сердцу, откуда лучше нанести удар по неверным. Думаю, - добавил он обычным тоном, - встану на Плешивом холме, как обговаривали. Место зело удобное.

Дзергаш пожал плечами. Плешивый холм так Плешивый холм, не все ли равно? Лишь бы его вояки не побежали раньше времени, оттягивая на себя южан, а уж его дружина преподнесет дикарям подарочек. Интересно, понимает ли поп, что ему, за воинским неумением, определили самую опасную роль - приманки?

– Хорошо, - безразлично сказал он. Нет, все-таки сказать нужно. Вдруг да не повезет ему завтра? - Вот что, други, хочу я вам об одном человеке поведать. Не знаю, нужно ли забивать вам головы перед смертным боем, ну да сами решайте, прав я аль нет.

– Что за человек? - полюбопытствовал Тойма. - Чем так важен?

– Поведал мне о нем один… - Дзергаш спохватился, что чуть не упомянул Клатта. Рано. Всему свое время. Он повернулся так, чтобы видеть лица всех присутствующих. - Один доносчик. Умный парень и хитрый, что твой лис, всюду свой нос сует, все разнюхивает. Вот и разнюхал, что бродит по миру странный парень, не боярин и не вой, не смерд и не холоп, а так, незнамо кто. Бродит и странными вещами занимается - тут боярину мешок золота отсыплет, там со смердами дружит, а иногда и с разбойничками лесными якшается. Купцы для него вести носят, а в городах его люди живут, когда верные, а когда и не очень. Для чего ходит, зачем ходит - неведомо, да вот не только у меня в Тапаре он шастает, а вроде и по остальным княжествам. Боюсь я, как бы бунтовать он против власти не вздумал. Времена сейчас ох какие неспокойные…

– Приметы особые у того человека имеются? - с интересом осведомился Тарален. - Шрамы там, хромота? Мои люди ловки в сыскарском деле, им только коготком кого зацепить, а там уж не уйдет. Принесем его тебе, сосед, в мешке, пикнуть не успеет.

Дзергаш хмыкнул. Деловитость каменоостровского воеводы ему понравилась. А вдруг и в самом деле зацепят да в мешке принесут? Вот ошалеет громила-тролль…

– Нет, особых примет вроде нету. Росту среднего, возрасту среднего, волосы черные, кожа смуглая по-тапарски, худощав. Вот разве что бороду и усы не носит, на южный манер, как купец.

– Ну, разве ж то приметы… - разочарованно протянул воевода. - Таких десять на дюжину, не меньше. Ты, княже, мне вот что скажи - есть у тебя человечек, что его живьем видел? У меня и рисовальщик знатный имеется, со слов портреты малюет, да так, ровно всю жизнь с тем бок о бок прожил. Главное - картинку нарисовать, а там и сыскарей на след ставить можно.

– Нет у меня живых свидетелей, - нахмурился князь. Не предъявлять же им, в самом деле, тролля, да еще и какого-то там ихнего вождя! Завтра, конечно, союз Типека и троллей перестанет быть тайной, но лишь завтра. А сегодня еще рано. - Но, говорят, что раз увидишь - до смерти не забудешь. Глазами так и зыркает! А еще вроде бы колдун он. Кличут его то Филькой, то Шураем, а то и Тилосом…

Брат Семлемен дернулся, словно его хлестнули плетью. Прашт и Викен недоуменно поворотились к нему.

– Ворожею да не оставляй в живых! - прохрипел Настоятель, хватая ртом воздух и стремительно багровея. - Что же ты молчал раньше, князь? Я пущу за ним всех своих сыскарей, всех дознатчиков! Колдун-заговорщик - мерзость, противная Отцу-Солнцу нашему, его надо схватить! Нет, не схватить - убить как собаку!…

– Ну-ну, брат, - осуждающе заметил ему брат Комексий. - Нельзя его убивать, пока все его связи не выпытаем. А вдруг не один он такой колдун? Вершки вырвем, а корешки оставим? Негоже так.

– Он не человек, но дух злобный! - Настоятель тапарского храма багровел все сильнее, приобретая синюшный оттенок. - Его четвертовать мало…

Дзергаш насторожился.

– Ты тоже его знаешь? - переспросил он, вглядываясь в лицо Настоятеля. - Что же раньше молчал?

– Я… его… не… знаю… - Настоятель словно клещами вытаскивал из себя слова. - Но мне… доносили… что…

– Не ври, брат Семлемен! - осуждающе высказался брат Викен, которому всегда не хватало такта. - Думаешь ли ты о том же Тилосе, что и я?

– Да… да! - почти крикнул понемногу успокаивающийся Семлемен. - Да, это он! Чудовище в облике человечьем, что Пророк упоминал в своих проповедях! "И отверзнутся глубины моря, и выйдут оттуда духи злобные с прельстивыми речами на устах ядовитых…"

– Мы все знаем Заповеди! - оборвал его брат Прашт. - Так, значит, не только нас он охмурял! Вот… - он произнес несколько слов, которые совершенно не подобали его сану. - Спасибо тебе, князь Дзергаш, что вовремя вспомнил о… об ублюдке. Воистину сам Пророк вещал твоими устами. Твои слова надо как следует обмозговать…

Князья переглянулись. В их взглядах читались одинаковое недоумение и настороженность.

– О чем ты, брат Прашт? - вкрадчиво поинтересовался Тойма. - Может, расскажешь и нам, убогим, кто же он такой, что вы его пуще огня боитесь? И почему мы до сих пор ничего не знали?

– Не сейчас. Не сегодня, - брат Прашт решительно провел перед собой открытой ладонью. - Сейчас нам нужно завершить молитвенное бдение перед битвой. А брату Семлемену пора выводить свои дружины на нужное место, правда, брат Семлемен?

Саламирский Настоятель тупо кивнул.

– Значит, вои, до завтра, - кивнул брат Прашт и поспешно вышел, подталкивая перед собой Семлемена. Братья Викен и Комексий потянулись за ними. В мгновение ока князья с воеводами остались одни.

Тойма с лязгом захлопнул отвисшую нижнюю челюсть.

– Как соли им в жопу насыпали… - пробормотал он. - Да что же такое, други? Что духовники такого скрыть хотят, что так быстро побежали? Дзергаш, может, и ты что-то скрываешь?

– Завтра, все завтра… - пробормотал князь Типека. Разговор стоило срочно осмыслить как следует. - Много чего, чую, храмовники от нас таят. Откуда, хотел бы я знать, они сундуки золота взяли, чтобы со всеми дружинами разом за два месяца расплатиться? Но не время гадать да раскол сеять. Потом все выясним. На рассвете еще свидимся, а пока, други, пошел я. Нужно еще часовых проверить, тысяцким да сотникам пару ласковых сказать, все такое. Опять же, сигнальщиков лишний раз вздрючить неплохо, чтобы в решительный момент мотивы не перепутали…

Он нервно поклонился и выскочил из шатра. Четверо оставшихся мужчин недоуменно посмотрели друг на друга.

– Помяните мое слово - нечисто здесь, ох, нечисто… - пробормотал, наконец, Кумбален. - Завтра после драки нужно взять святош за жабры и как следует потрясти, пока соловьями не запоют. Колдун, что заговоры плетет? Чушь какая-то. Не верю. Колдуны разве что злым духам служат, а тем заговоры без надобности. Им невинные сердца подавай, а не власть над человеками. Что-то здесь другое, точно говорю.

– Ну, может духи решили, что колдун у власти принесет им больше сердец, - хмыкнул Перевет. - Жаль, Каралет так неудачно помер. У него на такие вещи нюх имелся, заговоры за версту чуял, а колдунов - тем паче. Ладно, вы как хотите, а мне недосуг пустые разговоры вести. Прав Дзергаш - нужно войско проверить. А еще я намерен сегодня ночью хотя бы пару часов вздремнуть, чтобы завтра сонной мухой не ползать. А между тем, - он достал из-за пазухи свою гордость - украшенные самоцветами карманные часы величиной не более двух кулаков с имперским гербом на задней крышке - и вгляделся в циферблаты, - а между тем время к полуночи идет. Пошли, Кумбален, стрелки на месте не стоят. - Князь поклонился Тойме с Тараленом и вышел вместе со своим воеводой.

Тойма хмыкнул.

– Ну что, Тарален, пойдем и мы шороху наводить, - раздумчиво сказал он. - А ты все же про разговор нонешний не забывай. Мало ли кто завтра на кровавом поле останется, а упускать пронырливого колдуна никак нельзя. И золото для дружин, как Дзергаш упомянул - тоже зело подозрительно. Прав Кумбален - после завтрашней драчки нужно наших чернорясных потрясти как следует. Ну, пошли, что ли? Да, и флягу захвати. Пить хочется от толковищ - спасу нет.

– Тарона должна выжить. Любой ценой.

Тилос присел на корточки и обхватил затылок руками. Элиза вздрогнула. Это была поза отчаяния. Девушка еще ни разу не видела своего наставника в таком настроении. Она открыла рот, но так ничего и не сказала - а что можно сказать?

– Тарона должна выжить! - Тилос поднял голову. Он запретил разжигать костры, и на фоне последних лучей заката виднелся только его профиль. Небо стремительно заносило тучами. - Запомни, Эла: что бы ни случилось завтра, пусть даже Демиурги живьем сойдут на планету, Тарона должна остаться в живых. Иначе половина планов пойдет прахом.

Элиза сжалась в комок, кутаясь в одеяло. На ее коже пупырышки от холодного воздуха мешались с мурашками страха. Она не понимала, зачем Тилос говорит такое.

– А что могу сделать я? - тихо спросила она. - У Тароны много бойцов, они защитят ее…

– Возможно, защитят. Возможно, нет. Эла, я не знаю, что случится завтра. Если меня… если вдруг со мной произойдет что-то неожиданное, ты не пропадешь. Ты сильная девочка, ты выживешь. Я не хочу указывать тебе путь. Раньше я полагал, что ты останешься с Тароной - как телохранительница и как наставница, а потом, возможно, как претендент на королевский трон тарсаков. Но я больше не вижу будущего. Слишком много случайных величин затесалось в систему. Я слишком хорошо поработал на обеих сторонах, и теперь ни у одной нет преимущества. Южан больше и они прирожденные воины, но северяне дерутся на своей земле, защищают свой дом. Прогнозировать исход завтрашней схватки невозможно. Похоже, я переиграл сам себя…

– Ну и что? - Элизе страшно хотелось спать. - Ты справишься, я знаю. После боя ты разберешься, что делать. Разве не так?

– Боюсь, что у меня нет никакого "после боя". Эла, за мной идут охотники. Я определенно зафиксировал их присутствие четыре дня назад. Случился характерный для плазменной вспышки всплеск излучения в нескольких десятках верст отсюда. Куда ближе, чем хотелось бы… Теперь я чувствую слежку постоянно. Я не могу скрыться от них - мое тело слишком сильно излучает на определенных частотах, а как заблокировать излучение - я не знаю. К счастью, они приближаются не слишком быстро. Однако завтра нам придется оставаться на одном месте, а потому меня настигнут. Боюсь, Эла, скоро мы расстанемся навсегда.

Сон слетел с Элизы, словно осенний лист с дерева.

– Тогда нужно бежать! - выпалила она, вскакивая на ноги и лихорадочно оглядываясь по сторонам, пытаясь разглядеть в темноте свой заплечный мешок. - Тилос, не сиди на месте! А ты сказал Хлашу?

– Я не собираюсь бежать, - усмехнулся Тилос. - Завтра - ключевой момент в местной истории, и я собираюсь вылепить его по своему усмотрению. Или хотя бы попытаться. Да и не могу я бегать от них все время, сама понимаешь. - Он мгновенно, как умел, оказался возле девушки и, надавив ей на плечи, заставил присесть на корточки. Элизу колотила крупная дрожь, и Тилос, подобрав с земли сброшенной одеяло, снова укутал ее плечи. Девушка всхлипнула и прижалась к нему. Она уже потеряла отца и мать. Теперь она теряет еще и Тилоса…

– Не надо, Эла, - прошептал Серый Князь ей в ухо. - Не надо. - Он осторожно отстранился. - Знаешь, я тысячи раз отправлял людей на смерть, повторяя, как заклинание: делай что должно - и будь что будет. Но хорошо говорить красивые слова, когда сам не рискуешь жизнью. Пришла пора выяснить, действительно ли я верю в собственную красивую чушь.

– Но ты не можешь умереть! - выкрикнула Элиза. - Ты не должен! Так несправедливо! Людей тысячи, а ты…

– А я - один, - закончил Тилос. - Ты не представляешь, девочка моя, как я устал от одиночества. Как устал переживать друзей и любимых! Как устал от праха и тлена, в который превращаются все мои начинания! Так нельзя. Я родился человеком и, даже превратившись в то, что я есть сейчас, пытался им оставаться. Но это невозможно. Я умею любить, но давно запретил себе это делать, чтобы не страдать, когда любимая умирает от болезней и времени. Я умею ненавидеть, но давно выжег в себе это чувство - ненависть мешает трезво мыслить. Я нуждаюсь в друзьях - и отталкиваю их от себя, чтобы привязанность не мешала эффективно их использовать. Я устал, Эла, очень устал. Мне нужно отдохнуть…

Элиза всхлипнула.

– Да не оплакивай ты меня, как мертвого! - внезапно рассердился Тилос. -Демиурги меня не убьют. Вот забрать с планеты или усыпить в хрустальном гробу - пожалуйста. Это не смерть, Пророк меня разрази!

Девушка уткнулась носом в его плечо и зарыдала.

– Я не хочу без тебя! - невнятно пробормотала она. - Мама, папа, Белка, Крысеныш… Все всегда умирают, а я остаюсь одна…

Тилос вздохнул и погладил ее по голове.

– Эла, сейчас я уйду вместе с троллями. Один из них останется охранять тебя. Его зовут Старан, ты уже его видела.

– Зачем? - девушка выпрямилась. - Я хочу с тобой!

– Нет! - отрезал наставник. - Эла, это не обсуждается. Тебе незачем… видеть, что произойдет. Никому из людей незачем. Мы вернемся еще до рассвета. Постарайся поспать, ты и так вымотана. Думаешь, Хлаш захочет снова тащить тебя на себе? - Он ободряюще улыбнулся ей и поцеловал в лоб. - Пока, котенок.

Прежде, чем Элиза успела сказать хоть слово, Тилос растаял во тьме.

– Тилос! - отчаянно крикнула девушка, но ее голос заглох в начинающем накрапывать дожде. - Тилос…

– Я снова прошу прощения за то, что вам предстоит сделать! - Тилос говорил на ритуальном. - Забудьте про солнечный свет и морской ветер. Перед вами только Путь. Вы не можете свернуть с него, не предав себя, вы не можете следовать ему, не предав себя. Я лишь прошу вас делать, что должно.

Ритуальные формулы падали в пространство, и лишь шелест ветвей служил им фоном. Кромешная тьма окутывала небольшое плато. Тройной ряд сидящих на пятках троллей окружал Тилоса полукругом - головы склонены, на коленях тоскалы и палицы. Сразу за ними начиналась небольшая пропасть, отвесный обрыв, преодолеть который не смог бы никто, кроме троллей-скалолазов.

– Тысячелетиями Народ карал междоусобицы изгнанием и смертью, - Тилос перешел на общий. - Сегодня особый случай. Сегодня вам придется убивать соплеменников. Вам пришлось делать выбор между заветами предков и долгом, и ваш выбор нелегок. Я в неоплатном долгу перед вами. - С точностью до миллисекунды выверенная пауза. - Не бросайтесь вперед сломя голову. Я не хочу, чтобы на мне лежала еще и ваша кровь. Я иду впереди, ваше дело - добивать выживших. И помните - полная тишина, пока возможно. Никто из них не должен уйти, никто не должен рассказать о сегодняшней ночи. И еще - я хочу, чтобы вы еще раз обдумали как следует предстоящее нам. Если вы не чувствуете в себе силы преступить черту, лучше останьтесь здесь. Я даю вам время Та для последнего решения.

Секунды текли почти осязаемо, вязко. Таймер внутри тикал словно бы медленнее, чем обычно. Никто из них не откажется, я знаю, но, по крайней мере, моя совесть останется чиста хоть здесь. Вам еще не приходилось работать палачами, ребята, и это ощущение вы не забудете никогда. Прав ли я, что устраиваю такое? Не знаю. Я давно уже не различаю добро и зло, свет и тьму. Я просто использую любые средства для достижения видимой только мне цели. Да полно, видимой ли? Я помню, каким был триста с лишним лет тому назад - мальчишкой по имени Семен, веселым увлеченным студентом, студиозусом, любящим от нечего делать поразмышлять о вечном. Потом я стал - меня сделали! - Хранителем, потом - киборгом, совершенным, почти идеальным, но - киборгом. Что после всех превращений осталось во мне от того, прежнего человека? Я знаю, что получил взамен, и никогда не отказался бы от таких приобретений, если бы мне предложили выбирать свой путь заново. Но что я потерял? Жалость? Милосердие? Умение просто жить, любить, умирать? Не знаю. Та цель, что маячит в тусклой мгле передо мной, недостижима, и я это знаю. Но у меня нет необходимости рассчитывать жалкие крохи времени, что Вечность брезгливо дарит людям. Я не могу умереть, а потому планирую путь на десятилетия и столетия вперед.

Но кто сказал, что мои планы нужны кому-то, кроме меня самого? Может быть, я - как тот кагурл: паразитирую на обществе и пытаюсь не допустить в него конкурентов. Но кагурлу, чтобы выжить, приходится питаться соками хозяина, мне же нет необходимости и в том. Я просто не вижу другого способа существовать, другой цели в жизни, как не видят их Демиурги со своими играми. Неужто я ничем не отличаюсь от них?…

– Время Та истекло! - голос Хлаша прозвучал сухо и торжественно. - Все приняли решение. Я иду за тобой, Хол-аз-Гуштым, в смерть и унижение.

– Я иду за тобой, - тихо откликнулся хор. - В смерть и вечность, в величие и унижение, я иду за тобой с открытыми глазами. Веди нас, Хол-аз-Гуштым.

– Спасибо, ребята, - вздохнул Тилос. - Тогда двинулись, и да ведет вас Путь!

Небо на востоке начало сереть, когда из темноты возникли две темные фигуры - высокая и низкая. Элиза заметила их только после резкого движения Старана, кажется, просидевшего всю ночь неподвижно. Сама она, несмотря на слова Тилоса, заснуть так и не смогла. Она высунула нос из-под насквозь промокшего одеяла и тихо чихнула.

– А вот простужаться не надо! - сообщил ей знакомый голос.

– Тилос… - прошептала девушка. - Я думала, что вы никогда не вернетесь… что что-то случилось…

– С нами все в порядке, котенок, - хмыкнул Тилос. - Хлаш?

– Старан, - откликнулся голос матхи, - место общего сбора - как и намечено. Спасибо за помощь.

– Да, учитель, - откликнулся охранник. - Прямого тебе Пути.

Тролль сделал движение в сторону и бесшумно канул в предутренние сумерки.

– Вот и все, старый друг, - произнес невидимый во тьме Тилос. - Вот и все, котенок. Эла, пора прощаться. Хлаш проводит тебя…

– Что значит - прощаться? - удивился матха. - С какой радости? Твои дела еще не закончены, и я не собираюсь бросать тебя одного.

– Мы договорились, - с досадой ответил Тилос. - Хлаш, не усложняй ситуацию. Если бы ты мог помочь хоть чем-то…

– А я и могу помочь. Тебе понадобится прикрытие, чтобы какой-нибудь мародер на свалился на голову в самый неподходящий момент.

– Не свалится. А ты должен охранять не меня, а…

– Я смогу защитить вас обоих, - хмыкнул Хлаш. - Да и Элиза не лягушонок, чтобы держать ее в кувшине за пазухой. Я решил.

– Упрямый болван! - с досадой сказал Тилос. Хлаш коротко рассмеялся.

– Не трать зря время, друг. Опасность грозит тебе, не мне. В крайнем случае мы с нашей подружкой юркнем в кусты, и пусть попробуют нас догнать! Верно, Эла?

– Я не брошу Тилоса! - горячо выкрикнула девушка. - Пусть придут охотники! Мы им покажем!

– Показала одна такая… - фыркнул Тилос. - Ладно. Нет у меня времени на пререкания. Хлаш, раз уж ты увязался за мной, могу я попросить тебя поднести футляр? Я пуст, нужно накапливать энергию.

– Не вопрос. Дотащил я твое железо сюда, дотащу и до места. Но, кажется, пора выходить. Путь по местным буреломам нелегок, особенно для…

– Я не отстану! - заявила Элиза. - Сейчас…

Она подхватила заплечный мешок и начала лихорадочно запихивать в него одеяло. Мокрая кое-как свернутая ткань упорно не хотела влезать в узкую горловину. Кто-то - судя по прикосновению грубой кожи, Хлаш - отобрал у нее и то, и другое.

– Я донесу, - сказал тролль тоном, не допускающим возражений. - Пойдемте, а то ночное зелье начинает выдыхаться. В третий раз за ночь настой пить я не стану, и не просите.

– Навязались вы на мою голову… - пробурчал Тилос. - Детский сад, да и только. Эла, держись за мою руку и постарайся не запинаться.

Тысячелетия назад тут не существовало никакого лога. Лишь одна из бесчисленных речек, которой много позже люди дали имя Светлая, несла свои не слишком обильные воды почти точно с севера на юг. Но именно здесь скрытая под огромными отложениями осадочных пород горная гряда почти выходила на поверхность. Если севернее и южнее воды реки могли свободно разливаться по глинистой равнине, то здесь поток протискивался по довольно узкой лощине между двумя чудовищными гранитными глыбами, пологой на западе и отвесной на востоке. Долгие годы вода промывала себе путь, вынося рыхлую породу и обнажая камень, смещая свое русло все дальше к востоку, к крутой скале, пока, наконец, не уперлась в остановивший ее твердый склон.

Результатом ее вековечных трудов стала долина верст девять-десять шириной, плавно понижающаяся с запада на восток, посреди которой уныло торчал голый каменистый холм, который люди назвали Плешивым. Если остальная часть долины со временем снова стала плодородной благодаря весенним речным разливам, то на этом голом куске камня рос только мох.

Дальше к югу начинались неглубокие овраги с пологими склонами. Речка петляла между ними и в них, разбиваясь на десятки звенящих мелких ручьев, и резко поворачивала на восток, к не слишком далекому океану. Дальше к югу начинались заросшие ковылем степи.

Господствующие в здешних краях ветры задерживались поднимающимися на востоке холмами, где и выпадали основные осадки. Тут же дождей почти не бывало, и, слегка заболоченная весной, уже к началу лета она превращалась едва ли не в каменистую пустыню. Именно поэтому пришедшие сюда люди нарекли долину Сухим Логом.

К восходу от Сухого Лога на полторы сотни верст, почти до самого океана, простирались гряды поросших соснами обрывистых каменистых холмов, проходимых для человека, но не для лошадей. К закату простирались глухие смешанные леса, заболоченные и заваленные буреломом. И то и другое не слишком подходило для конских копыт, а потому образовывало идущий почти строго с запада на восток естественный рубеж обороны против набегов южных кочевников. Во времена могущественной Приморской Империи северяне обрабатывали землю к югу отсюда, собирая богатые урожаи в теплом климате. Но постоянных селений там не возникло. С северного отрога долину прикрывала старая имперская крепость, где в свое время стоял небольшой гарнизон, но после смерти Империи запустела и обветшала и она. У тапарских князей так и не хватило ни людей, ни средств, чтобы поддерживать рубеж. Нельзя сказать, что местность вымерла полностью - отчаянные свободные землепашцы рисковали пахать землю в порубежье и по сей день, но основные границы Тапара проходили далеко к северу. Легкие дома, которые можно бросить при первой же опасности, торные дороги, которыми урожай вывозился на север - вот и все, что наличествовало в окрестностях Сухого Лога. Периодические налеты кочевников из Граша наносили не так много ущерба, если не считать уведенных в рабство.

Обходные пути лежали либо вдоль океанского побережья, либо далеко на западе, уже за Сахарными горами. Тайные лесные и болотные тропы оставались неизвестны южанам. Именно поэтому у наступающей орды не оставалось другого пути, кроме как через узкое горло Сухого Лога, прежде чем растечься по территории Тапара и остальных княжеств, вытаптывая зеленеющие молодыми ростками поля, засеянные последними семенами, грабя и сжигая селения и города. И именно поэтому и южане, и северяне знали: избежать драки в долине не удастся.

Сейчас половодье уже схлынуло, и почвы вокруг Плешивого холма почти просохли. Поэтому основной укрепленный лагерь северян встал на самом холме. Там расположились наиболее многочисленные тапарские пешие войска, возглавляемые лично Настоятелем Семлеменом, к которому примкнули и остальные Настоятели Храмов. Настоятель, полагаясь на защиту Отца-Солнца и мало что понимая в военном деле, не позаботился о надежных фортификациях, а остальные князья подоспели к месту сражения лишь накануне днем. Поэтому превосходная, господствующая над местностью оборонительная позиция осталась практически не укрепленной. Лишь кое-где торчали полусгнившие завалившиеся частоколы, на скорую руку подлатанные свежим деревом, да над командирским шатром вызывающе торчала огромная золотая Колесованная Звезда, долженствующая наводить ужас на дикарей-язычников.

Князь Тойма с воеводой Тараленом заняли правый, а Перевет с Кумбаленом - левый фланги. Как более опытные солдаты, за ночь они успели немного обжить голую пустошь, наделав длинных, в два человеческих роста, кольев и натыкав в землю острых колышков, чтобы повреждать ноги вражеским коням. Впрочем, ловушки не ставили слишком густо, чтобы собственная скрывающаяся за стеной плохо обученной пехоты конница могла в решающий момент нанести контрудар. Атаковать первыми северяне не собирались, справедливо решив позволить южанам разбить свой ударный кулак о засевших в глухой обороне пехотинцев.

Всего на рубеже стояло до ста тысяч пехоты и до сорока тысяч конницы северян. Небольшой, в сотню копий, отряд, отправленный Тумбаленом, на всякий случай занял старую крепость, но ей значения никто не придавал. В крайнем случае, она спасет жизнь немногим уцелевшим. Еще один двадцатитысячный конный полк под предводительством князя Дзергаша укрылся на опушке лесов на западе долины, чтобы в решительный момент ударить по дикарям с тыла. С севера скорым маршем шли подкрепления, растянувшиеся на две недели пути, но ко времени решающей схватки не поспевали. Если южане прорвут рубеж, опоздавшим придется рассыпаться по лесам и вести партизанскую войну в отчаянной надежде истребить хотя бы часть орды, прежде чем она достигнет обжитых мест.

Южане тоже собрали для удара далеко не все имеющиеся силы. Истощенная дальними переходами и бескормицей конница растянулась далеко по прилегающим степям, а пешие могли достигнуть южных границ Тапара не раньше, чем через двадцать дней, а то и больше. Но времени ждать не оставалось. Кони требовали корма, а каждый день укреплял северные позиции. В конце концов, если северяне успеют выстроить в долине полосу укреплений, главная ударная сила южан - легкая кавалерия - окажется не у дел, и тогда придется совершать пешие обходные маневры и вообще ввязываться в затяжную позиционную войну с неясным для обеих сторон исходом.

Гордый Зур Харибан поставил гуланов в центре. Его главный удар нацеливался на Плешивый холм. После легкой победы на холме гуланская кавалерия должна разделиться на две части и обрушиться на открытые с боков фланги северян. Осторожная Тарона не стала спорить, расположив тарсаков правее, так что их целью оказывались войска Перевета. Сначала она с сомнением оглядела остающуюся по правую руку почти отвесную каменную стену в сотню саженей высотой, но потом решила, что быстро спуститься по таким склонам человеку не под силу, а для лучников расстояние слишком велико. Если бы она знала про три сотни троллей Клатта, то, возможно, чувствовала бы себя в меньшей безопасности.

Остальные не столь многочисленные племена Граша скопились на левом фланге. Как-то так получилось, что обычно державшийся в стороне от усобиц сапсап Табаронг оказался человеком, к которому с равным вниманием прислушивались прочие вожди. Хотя и разношерстая и неслаженная, вся компания оставалась весьма опасной для обороняющихся, но засадный полк Дзергаша не оставлял им никаких шансов. К счастью для северян, лазутчики-Тени с их передатчиками, посчитав свою задачу выполненной, миновали Сухой Лог и растворились в тапарских лесах незадолго до того, как на придолинной опушке возникли первые конные сотни князя.

Под началом Зура Харибана находились около семидесяти тысяч конных, Тароны - шестьдесят с небольшим. Прочие племена собрали около пятидесяти тысяч всадников.

Под утро развиднелось, и обложные тучи начали нехотя расползаться по сторонам, так и не разразившись настоящим дождем. Мелкая морось, всю ночь державшаяся в воздухе, быстро осела на землю. Западный край долины озарило встающее из-за обрыва солнце.

Боги приготовили сцену для готовящейся разыграться трагедии, и актеры заняли свои места. Театр ждал лишь отмашки режиссера.

Зур Харибан застыл на своей лошади, напряженно вглядываясь в северную часть долины. Густая тень от восточной горы все еще скрывала врага, и гулана это слегка нервировало. Кто знает, что за ловушки успели приготовить за ночь бледнокожие? Но пора начинать. Сейчас боги получат обильную кровавую жатву. Что за беда, если среди трупов окажется и его собственный? Погибший в бою вечно пирует у подножия трона Турабара! Гулан привстал на покрытой попоной спине коня и издал громкий боевой клич, одновременно нажатием коленей бросая коня в бешеный галоп.

Его вопль подхватили тысячи глоток. Хрипло затрубили рога, и многотысячная масса всадников качнулась вперед, набирая скорость.

В обычае тарсачек драться с обнаженной грудью, отвлекая внимание врагов-мужчин, но на сей раз Тарона настояла, чтобы по крайней мере ее личная сотня надела кожаные панцири, обшитые медными бляхами. Сейчас Зула лежала в уже довольно высокой и густой траве, чувствуя позади дыхание подруг. Стремительно светлело, и рисковать дальше не стоило. Телохранительница королевы слегка повернула голову статуэтки Назины и дунула ей в глаза. Спустя несколько мгновений другая статуэтки в руках Тароны издала негромкое гудение.

Королева злилась. Всю ночь Зула, верная и всегда соглашающаяся Зула, уговаривала ее не рисковать собой понапрасну. В конце концов, скрепя сердце, Тарона согласилась не соваться в передовой отряд, а возглавить вторую атакующую волну. Услышав сигнал, она почувствовала, как учащенно забилось сердце. Вложив два пальца в рот, королева оглушительно свистнула, и ее поддержали рога.

Заулюлюкали мужчины-пастухи, настегивая коней. Пастухи повернут назад задолго до того, как попадут в зону обстрела вражеских лучников, чтобы не вызывать лишних подозрений. Позже они вновь устремятся в драку, но сейчас их задача - лишь направить лошадей в нужном направлении.

Несколько сот коней без всадников, с крупами, прикрытыми цветастыми попонами, с притороченными по бокам копьями и луками бешеным аллюром неслись в сторону ощетинившихся длинными копьями позиций князя Перевета, а в нескольких поприщах позади долину затопила конная тарсачья лава.

Табаронг колебался. Ему очень не нравился лес по левую руку. Там вполне могла скрываться засада. Для сотни-другой лучников лес стал бы лучшим - и весьма безопасным - укрытием. Выпустить по десятку стрел и раствориться в болотистой чаще - что проще? Сапсап вздохнул. Идея ввязаться в войну сейчас, в резкой медленно отступающей тени дальней скалы, казалась далеко не такой заманчивой, как раньше. Но отступать поздно. Вождь еще раз вздохнул. На востоке уже завыли рога гуланов, и оставаться на месте сейчас означало признаться в собственной трусости. Табаронг нехотя поднял руку и вяло махнул вперед.

Разношерстая масса южных племен с дикими воплями ринулась вперед. При такой скачке они уже через несколько вздохов окажутся под стрелами северян. А, да пусть их проклянут все боги сразу! Он, Табаронг, никогда не ввязывался в драку без нужды, но и никогда не бежал с поля боя.

Старый вождь тронул бока коня шенкелями, и тот зарысил вперед, сопровождаемый двумя сотнями лучших всадников.

– Что они делают? - Кумбален пораженно повернулся к Перевету. - Они что, хотят снести нас табунами бесхозных лошадей? Или они думают, что мы слепы и примем их за всадников?

– А я знаю? - огрызнулся князь, напряженно приникнув глазом к отверстию дальнозоркой трубы с гербом Приморской Империи. - В первый раз такое вижу. Может, они под брюхом висят? Видел я, как они такие фокусы проделывают. Хотя нет, не похоже. Что лучники?

– Готовы. Давать отмашку?

– Погоди. Если скачут просто лошади, незачем их отстреливать. Передай, чтобы ряды раздались по сигналу в стороны и пропустили животин в тыл. Там с ними обозные разберутся.

– А если это хитрость?

– Конечно, хитрость! - не сдерживаясь, гаркнул князь. - Ты что, думаешь, они сюда приперлись, чтобы коняк нам подарить? Потом разберемся, сейчас давай сигнал, кому сказано!

Воевода пожал плечами, подозвал к себе старшину горнистов и отдал приказание. Несколько мгновений спустя, подчиняясь вою труб, пехота зашевелилась, спешно убирая длинные копья, уже упертые в землю, и сбиваясь в группы, чтобы дать дорогу обезумевшим животным, несущимся во весь опор.

Внезапно почти перед самыми позициями северян раздался переливчатый свист, потом еще и еще. Беспорядочная масса лошадей замедлилась, а из травы начали возникать смутные силуэты тарсачек. На ходу запрыгивая на коней, они смиряли их бег, заворачивали параллельно фронту северян и, выхватив из обвязок луки, посылали в сторону северян стрелу за стрелой.

Опешившие северяне поначалу даже не дали отпора. Тарсачки стреляли на скаку, неприцельно, лишь бы ошеломить врага, не дать ему понять, что происходит, но стрелы нет-нет, да находили жертву. К некоторым стрелам заранее привязали свистки, и в полете они завывали, словно жаждущие крови духи смерти. Ошеломленные и перепуганные пехотинцы, вчерашние смерды и холопы, роняли оружие и со всех ног бежали в тыл, не обращая внимания на плети десятников, а на позиции уже накатывала основная волна тарсаков. Земля дрожала от яростных ударов десятков тысяч копыт, и многим показалось, что спасения нет.

Но снова затрубили горны, и опомнившиеся командиры, грязно ругаясь, уже заставляли солдат подхватывать брошенные копья и выставлять их навстречу несущимся всадникам, упирая тупыми концами в землю. Укрывавшиеся за их спинами лучники наконец-то выпустили целую тучу стрел. Однако вчерашние пахари обращались со своими охотничьими луками не слишком умело. Вымотанные форсированными переходами, утомленные бессонной ночью, устрашенные внезапной атакой, даже те, кто умел без промаха бить в глаз белку и зайца, не портя шкурку, мазали, словно дети. Из нескольких сотен тарсачек-пластунов стрелы сбили с лошадей не более двух десятков. Остальные, выпустив по нескольку стрел, повернули коней и стремительно унеслись назад, под прикрытие основной волны.

Тарона чувствовала возбуждение и азарт. Пригнувшись к холке своего коня, она изо всех стискивала его круп бедрами и слегка покалывала кинжалом. Животное неслось на пределе сил, с удил начала капать пена. Над головой свистнули первые стрелы, но ряды северян уже приблизились вплотную. Королева бросила коня в один из не успевших закрыться проходов в сплошной стене длинных копий и наотмашь рубанула саблей не успевшего отпрянуть лучника.

Она взяла первую кровь! Первую, но не последнюю! Уже не сдерживаясь, Тарона громко завопила, и ее поддержали тысячи гортанных голосов.

– Слышь, Вишка! - пробормотал Кочерга, судорожно сжимая тяжеленный кол. - А ведь хреновы дела-то…

Он подслеповато вглядывался вперед, в налетающую на Плешивый Холм, словно ураган, визжащую и свистящую массу степняков. Колени бродяги ощутимо ослабели.

– Хреновы дела, друже… - почти выкрикнул он. - Нас же сейчас… того…

Затылок ожгла боль.

– Заткни пасть, собачье отродье! - рявкнул десятник, занося плеть для нового удара. - Заткнись, пока я тебе зубы в глотку не забил! Держи копье крепче, остальное не твое дело!

Кочерга с ненавистью оглянулся на него, поймав сочувствующий взгляд Вишки. Даже если тот и хотел что-то ответить, то не решился. Десятник бросил плеть на землю и вытащил из-за пояса двулезвийную секиру на длинной рукояти.

– А ежели еще кто заплачет, сразу голову сниму! - угрожающе посулил он, обводя своих бойцов хмурым взглядом. - Вот только пикните!…

Кочерга сплюнул и отвернулся, снова уставившись вдаль. Про себя он проклял густую утреннюю тень. Орда неслась на него, на него одного, желая всей своей мощью снести его, растоптать, изрубить на куски, а он даже не мог толком разглядеть свою смерть!

С вершины Плешивого Холма раздался звук одинокого горна, и тут же свистнули стрелы. Лучники Семлемена били с максимального расстояния, а в ответ уже летели стрелы южан. Каждая вторая гуланская лошадь несла двоих седоков, и лишенные необходимости управлять лошадью стрелки били прицельно. Тут и там в первых рядах северян начали падать люди, роняя выставленные вперед копья.

Прежде чем орда врубилась в ряды защитников холма, северяне успели дать три залпа. Однако у них не было опыта в стрельбе по быстро движущимся мишеням, да и нервы у вчерашних пахарей оказались не слишком крепки, а потому потери гуланов оказались весьма скромными. Достигнув шеренг врага, гуланы бросали луки и с саблями наголо спрыгивали на землю, с завыванием размахивая клинками, быстро окрашивающимися кровью.

Элиза, сжав кулаки, напряженно вглядывалась вниз, в долину. Большую ее часть до сих пор скрывала резкая утренняя тень, и она могла как следует разглядеть только дальний, западный, край, уже освещенный поднимающимся из-за скалы солнцем.

– Ты что-нибудь видишь? - бесстрастно спросил Хлаш.

– Да, - откликнулся Тилос. - Я много чего вижу. Ну, Тарона, ну, изобретательница! А того, кто оборону на холме строил, вообще за яйца подвесить нужно. Надо же такую позицию неукрепленной оставить!… Ладно. Зря, что ли, мы с собой тяжесть таскали?

Звякнуло железо. Элиза обернулась. Тилос быстро разворачивал тот длинный и на вид тяжелый сверток, что Хлаш всю ночь тащил за спиной. Из-под грязной промасленной ткани блеснула легированная сталь. Спустя несколько мгновений на тряпичной подстилке оказались разложены странного вида металлические трубки и деревянные детали. Тилос с невероятной быстротой подхватывал их и вставлял друг в друга, собирая незнакомую, но зловеще выглядящую длинную конструкцию.

– Патроны! - отрывисто скомандовал он, оглядывая вещь. - Мой мешок, на дне! Только бы не протухли…

Хлаш молча вытряхнул на тряпье содержимое заплечного мешка и протянул Тилосу небольшой мешочек из такой же промасленной ткани. Тот нетерпеливо рванул тесемки и высыпал на ладонь с десяток тонких, медных на вид, заостренных палочек.

– Сойдет, - наконец сказал он после непродолжительного разглядывания. - Яд сдох, но и так выкручусь. Эла, сядь в сторонке и ни в коем случае не отвлекай меня. Дерьмо Пророка! Не рассчитана моя винтовка на пять верст, никак не рассчитана. Хорошо хоть ветра нет…

– Ты уверен, что твое оружие не утратило силу? - поинтересовался Хлаш.

– Я ни в чем не уверен… - сквозь зубы огрызнулся Тилос. - Семьдесят лет назад я из нее на трех верстах в монету попадал, но с тех пор она в тайнике с золотом гнила. Если наполнитель в патронах не протух, если капсули не скисли, если металл не поплыл, если еще тысячу раз если, то попаду куда надо. Нет - значит, не повезло. Единственное, в чем я уверен, что минимум один охотник не далее чем в пятнадцати верстах. Может, он через пять минут нам на голову свалится… Все, ребята, не мешайте.

Он быстро засунул несколько палочек куда-то внутрь собранной штуковины, подергал за рычажок сбоку и улегся в траву на краю обрыва, раскинув ноги. Штуковину он выставил перед собой, приникнув глазом к короткой трубке сверху.

– Хлаш, - шепотом поинтересовалась Элиза, -а что за штука такая у Тилоса?

– Не знаю, - тихо откликнулся тот. - Но он сам называл ее снайперской винтовкой.

Брат Семлемен осторожно выглянул из-за остатков полусгнившего частокола. В какой-то полусотне саженей дикари, пешие и конные, рубились с его могучим войском, а он, Настоятель и Глас Пророка, не знал, что делать. Свистнула шальная стрела, и Настоятель поспешно укрылся за частоколом. Рядом с ним столпились прочие Настоятели, цвет и надежда Храмов. Святые братья растерянно переглядывались, старательно избегая смотреть на нескольких сгрудившихся поблизости тысячников и вестовых. О, что бы они ни дали, лишь бы сейчас поблизости присутствовал князь или хотя бы опытный воевода! Но накануне брат Семлемен высокомерно отказался от помощи и сейчас чувствовал, как дрожат его пальцы, скрытые тяжелыми кольчужными перчатками. Он поправил чудовищно неудобный шлем, чтобы лучше видеть в прорези личины, и откашлялся, судорожно сжав кулаком висящую на груди Колесованную Звезду.

– Братие… - неуверенно начал он. - Дикари слишком сильны… Наверно, нужно… э-э-э… позвать на помощь?

– Кого? - язвительно осведомился брат Комексий. - Думаю, наши добрые соседи заняты не меньше нашего.

– Негоже нам прятаться за забором, когда гибнут добрые дети Храма! - сурово заявил брат Прашт. Он единственный из всех не счел нужным облачаться в броню, оставшись в обычной черной рясе с белым клобуком. - Братия, мы должны выйти к нашим воинам и лично вести их за собой. Ничто и никто не устоит против святого слова Пророка, несомого пастырями Храма! Дикари разбегутся от одного вида Колесованной Звезды!

– Безумие! - взвизгнул брат Викен, размахивая руками. - Нас убьют! Мы не может рисковать собой…

– Молчи! - грозно сказал ему Прашт. Его черная с проседью борода угрожающе встопорщилась, а былая неуверенность растаяла, словно первый снег под солнцем. - Молчи, Викен! Недостойно прятаться от врага! Отец-Солнце знает, чей черед умирать настал сегодня, и ни один волос не упадет с наших голов без его воли!

Настоятель Храма Терелона ожесточенно сдернул с груди большую, с пядь, золотую Колесованную Звезду и потряс ей в воздухе.

– Я иду туда! За мной, мои дети! Коня мне! - выкрикнул он. Три командира пятитысячного верхового полка, до поры скрывавшегося за холмом, просияв, дали сигнал вестовым. Затрубили горны.

– Сумасшедший! - крикнул в спину Прашту Викен. - Сумасшедший…

В душе брат Семлемен согласился с ним.

– Негоже нам ставить на кон свои жизни, - заявил он, обведя взглядом оставшихся. - Отец-Солнце и Пророк не оставят своих верных чад в беде.

Викен и Комексий отвели глаза.

Зур Харибан чувствовал раздражение, отравляющее все удовольствие от яростной схватки. Как он и ожидал, бледные ублюдки не могли оказать настоящего, грудь на грудь, сопротивления. Они трусливо прятались за длинными палками, пытаясь не подпустить к себе его всадников, но спешенные стрелки, израсходовав стрелы, взялись за сабли, и частокол длинных копий заметно редел. Скоро, очень скоро вторая волна гуланской конницы с налету покончит с жалкими червяками! Он срубил одинокого северянина, промахнувшегося по нему своей жердью, стряхнул с лезвия сабли кровь и осадил жеребца, оглядываясь по сторонам.

Четкой линии, разделявшей гуланов и северян, давно не осталось. Защищающиеся разбились на небольшие группы, окруженные морем южан, волчком крутящихся на своих низкорослых лошадях, визжащих и свистящих, без разбора пускающих стрелы прямо с седел. Лучники северян огрызались, но редко, куда реже, чем нужно: ни брат Семлемен, ни остальные Настоятели, принявшие на себя командование тапарским ополчением, не позаботились, помимо всего прочего, о запасе стрел. Северяне орудовали в основном копьями и баграми на длинных древках, стараясь стащить всадников с коней и добить уже на земле, но, скверно обученные, раз за разом промахивались, становясь жертвами гуланских клинков и копий.

На вершине Плешивого Холма сипло затрубили горны. Зур Харибан, подобравшись, поворотился. Из-за вершины вылетали всадники - много всадников, многие сотни, а то и тысячи. Вот оно! Наконец-то трусы-северяне осмелились показать свои главные силы! Ну, теперь-то вы по-настоящему узнаете, что такое боевая ярость гуланов!…

Схватив рог, он протрубил условный сигнал. Услышавшие его гуланы резко отхлынули от оборонительных порядков ополченцев, на ходу подхватывая на конские крупы пеших, и быстро отступили от холма, изображая паническое бегство.

Над головой Тароны свистели стрелы. Видимо, командиры северян распознали в ней предводителя и пытались снять ее, но безуспешно. Тарсачья королева, словно заговоренная, до сих пор не получила ни одной царапины, хотя рядом то и дело с лошадей падали ее симаны.

Куда более опытный в военном ремесле Перевет озаботился и укреплением позиции, и запасом стрел, и даже эшелонированной обороной. Смятая хитростью первая линия ополчения, бросая копья, бежала от наступающих, но преследовать ее у тарсаков не вышло. Густо натыканные в земле острые колышки калечили лошадям ноги, а вторая линия защиты, хотя и обладающая меньшим числом копий, успела сомкнуться, перекрывая открытые было проходы. Снести ее с налету не удалось, и тарсаки волей-неволей закрутились на месте, лишившись своего главного преимущества - скорости и маневренности.

С востока долетели звуки горна, а чуть погодя - рогов. Им ответили горны неподалеку от Тароны. Перевет решил, что настало время для контрудара. Куарские дружинники в начищенных перед боем кольчугах и обитых железом шлемах брали наперевес копья и посылали вперед коней. Впереди шли опытные всадники, назубок помнящие карту проходов в полях противоконных кольев.

Тарсаки из-за удаленности их земель нечасто сталкивались с северной тактикой, но все же кое-что о ней знали. Мгновенно осознавшая опасность Тарона, увернувшись от замахнувшегося бердышом пожилого пехотинца в ржавой кольчуге, вскочила на первого подвернувшегося коня и громко засвистела. Тут и там ее свист подхватили тарсачьи рога, и спустя несколько мгновений тарсаки отхлынули назад. А из-за наполовину уничтоженных пехотных рядов одна за другой вылетали конные сотни, разворачиваясь в лаву и преследуя отступающих.

Разумеется, Тарона оставила в резерве едва ли не треть своего войска. Обычная тактика южан - завлечь ложным отступлением под удар свежей засады. Но Тарона слишком увлеклась. Драгоценные мгновения, требующиеся для отрыва от преследователей, пропали зря, и теперь у отступающих тарсаков не оставалось времени для перегруппировки.

Спустя несколько ударов сердца большой отряд дружинников, предводительствуемый самим тушерским воеводой, почти настиг небольшую группу симан-телохранительниц Тароны. Свежие кони северян без труда догоняли утомленных тарсачьих лошадей. Кумбален громко вопил, и ему вторили десятки глоток. Еще мгновение - и северные копья напьются горячей южной крови.

Тилос заставил себя отключить все свои чувства, кроме самых необходимых, превратившись в машину. Даже почти отсутствующий ветер - десятые доли метра в секунду - на таком расстоянии грозил серьезно изменить траекторию пули. Еще хуже то, что судить о нем можно лишь по колебаниям сухой травы далеко внизу, травы, до сих пор скрытой густой тенью обрыва. Хотя солнце поднялось уже довольно высоко и светлеющее небо делало тень не такой уж непроницаемой, засветка от залитых светом участков долины на западе мешала разбирать детали в затененных местах. Фотоумножители перешли в активный режим, вытягивая энергию из и без того истощенных аккумуляторов.

Ветер… выбор цели… упреждение… нажать на спуск… передернуть затвор… Почему я не сделал автоматическую винтовку? Семьдесят лет назад абсолютно надежным считался только ручной затвор, но что мешало склепать ее в последнее десятилетие? Драгоценные секунды, потраченные на перезарядку и повторную наводку на цель… Секунды, секунды, секунды…

Выстрел. Передернуть затвор. Выбрать цель. Прицелиться. Выстрел…

Разрывная пуля попала воеводе Кумбалену в левую ключицу, прошла, кувыркаясь, сквозь грудную клетку, дважды отразилась от ребер, разрывая легкие и сердце, и вышла через правый бок. Скакавший рядом с воеводой тысячник краем глаза увидел, как изо рта командира внезапно выплеснулась кровь и он безжизненно рухнул на холку коня. Мгновение спустя всплеснул руками и на всем скаку свалился с седла скакавший впереди гридень. Его конь встал на дыбы, и следующий за ним всадник, пытаясь уйти от неизбежного столкновения, вылетел из седла под копыта соседа. Тысячник раскрыл рот, чтобы отдать команду перестроиться, но не успел. Что-то несильно клюнуло его в шею, и разорванную гортань залил поток клокочущей крови. Боли не чувствовалось, только недоумение и обида. Как же так? Ведь его кольчугу не брали никакие стрелы…

Мир перевернулся и погас.

За десять секунд Тилос выпустил все семь зарядов в магазине. Все семь нашли цель. Для трехсот с лишним всадников преследующего Тарону отряда семь смертей прошли бы незамеченными, если бы Тилос не уничтожил всех командиров. Возникшее замешательство и путаница среди гридней хотя и остались незамеченными Тароной, но позволили ей благополучно оторваться от врага. Теперь она и ее симаны стремительно уносились туда, где, скрытые в глубоких оврагах южной части Сухого Лога, резервы нетерпеливо дожидались своей очереди.

Несколько минут спустя навстречу бронированной конной лаве куарских дружин хлынула хотя и плохо организованная и скверно вооруженная, но многократно превосходящая ее в численности южная конница.

Зур Харибан резко осадил коня и снова затрубил в рог. Впрочем, сигнал не потребовался. Из оврагов, подковой охватывая полк Настоятеля Прашта, уже неслись оставленные в засаде конные тысячи. Гуланы вопили и стреляли с коней, пытаясь если не зацепить, то хотя бы напугать врага.

Вскоре в долине кипела яростная схватка. Тяжелые и неповоротливые северные кони не могли угнаться за шустрыми и маневренными мохноногими лошадками гуланов. Те, в свою очередь, опасались приближаться вплотную, чтобы не попасть под слаженный копейный удар, которым славились северные конники. И те, и другие пытались стрелять, но с малым успехом. Гуланы славились меткими конными лучниками, но их слабые луки не пробивали ни кольчуги всадников, ни тяжелые боевые попоны лошадей. Северяне же презирали трусливые увертки южан, а потому их лучники не умели стрелять во время скачки. Небо чернело от стрел, но лишь одна из сотни, а то и меньше, находила свою кровь.

Вскоре Зур Харибан приметил, что большая часть северян кучкуется возле группы всадников, один из которых, в длинной черной одежде и белой головной накидке, самозабвенно размахивает каким-то маленьким блестящим предметом. Напрягшись, вождь гуланов вспомнил, что так одеваются жрецы северной веры, поклоняющиеся Солнцу. Значит, бог северян послал своего служителя на помощь белокожим трусам? Хорошо же! Пусть могучий Турабар явит свою силу и уничтожит вражеского бога!

Гулан коротко дунул в рог и, не обращая внимания, следуют ли за ним его воины, пришпорил коня, устремившись к брату Прашту.

Утреннее солнце наконец-то ярко осветило вершину Плешивого Холма. Золотые звезды на груди Настоятелей Храмов вспыхнули, посылая зайчиков далеко окрест. Отблеск высоко воздетой Звезды в руке Прашта прянул по верхней части восточного обрыва.

– Вот тут-то вы мне и попались… - сквозь зубы пробормотал Тилос.

Брат Семлемен с ужасом смотрел, как его всадники, ведомые безумным Настоятелем княжества Типек, тонут в море кочевников. В животе громко забурчало, и он почувствовал, что если сейчас же не найдет поблизости кустиков, то сильно оконфузится. Возможно, Отец-Солнце и поможет своим детям, но особо рассчитывать на его помощь не стоит. Нет, его жизнь слишком ценна, чтобы закончиться здесь, на уродливом лысом холме. Не кривая сабля южного дикаря должна оборвать его жизнь! В конце концов, от дикарей можно откупиться, заплатить дань… Если с ними поговорить разумно, призывая к их скудному разуму, они поймут, что куда выгоднее заключить мир, чем жечь и разрушать все подряд. Но кто будет договариваться, если он, Семлемен, умрет здесь, на этом поле? Нет, такого не должно случиться!

Он осторожно огляделся. Все поглощенно всматривались в картину боя сквозь щели в частоколе, в его сторону никто не смотрел. Брат Семлемен сжал кулаки и медленно, ступая потише, спустился по северному склону холма. Где-то там, неподалеку, верный секретарь ожидает его с лошадьми. Настоятель даже почувствовал гордость за свою предусмотрительность. Верный, незаменимый брат Перус! Надо как следует наградить его, когда они окажутся в безопасности.

Князь Дзергаш в очередной раз выругал себя за недоумство. Восходящее из-за скалы на противоположной стороне Сухого Лога солнце слепило глаза, не давая толком разглядеть, что же делается на поле. Оттуда изредка доносились звуки южных рогов и северных горнов, но кто и кому трубит, оставалось непонятно. Уже пора? Или еще нет? Нужно ли нанести фланговый удар прямо сейчас, или же лучше еще немного подождать, позволив южанам вымотаться посильнее?

От раздумий избавил случай. Небольшая группа сапсапов, удирая от контратакующей конницы князя Тоймы, на полном скаку влетела в лесок, прикрывающий передовой отряд Дзергаша. Оказавшись нос к носу, северяне и южане ненадолго опешили. Первым пришел в себя командовавший отрядом сотник. Выхватив из ножен палаш, он врубился в ряды южан. Следом за ним ринулись еще три десятка тяжелых конников, на ходу опуская копья для коронного слаженного удара, которым славились тапарцы. Этот прием в Тапаре с легкой руки Тилоса переняли у заречных полукочевых племен лет пятнадцать назад, но уже благополучно забыли о том. Сейчас бывший саламирский воевода, а ныне - князь, считал его собственным изобретением. Сути дела это не меняло, и противостоять слаженному удару сплошного копейного частокола не мог никто.

Южане, впрочем, и не пытались сражаться. Издревле проигрывая северным конникам как в броне и вооружении, так и в скоростях на коротких дистанциях, они прекрасно научились сводить на нет преимущества противника. Истошно завизжав и наобум выстрелив из луков, они мгновенно рассыпались в стороны, поворотили коней и поскакали в обратном направлении. Разгоряченный и разобиженный таким неспортивным поведением сотник, начисто забыв про приказы, ринулся за ними, увлекая и свой отряд. Юный горнист, не разобравшись в обстановке, решил, что прозевал приказ к общей атаке и, судорожно ухватившись за горн вспотевшими руками, что есть мочи затрубил. Его поддержали соседи, и уже через несколько минут на протяжении двух верст из-под прикрытия деревьев вырвалась большая засть засадного полка. Двадцать тысяч истомившихся в ожидании конников нахлестывали коней, вглядываясь в клубы пыли, пытаясь разглядеть противника. Опешивший поначалу Дзергаш зло сплюнул, решил, что на все воля Отца-Солнца и его Пророка, и дал шпоры своему жеребцу. Быстрые кони его личной дружины без труда нагнали и перегнали передовые отряды, и вскоре его вымпел реял далеко впереди основных сил.

Первый порыв войска пропал втуне. Малые племена, скучившиеся на левом фланге южан, отнюдь не горели желанием умирать перед строем солдат опытных северных полководцев, а потому в основном издалека осыпали ощетинившийся кольями строй стрелами и со всех ног улепетывали от выпущенной Тоймой конницы. Конники же Тоймы, предводительствуемые опытным воеводой Тараленом, старались не отдаляться от своих, чтобы не попасть в засаду. Пока и с той, и с другой стороны потери исчислялись лишь десятками погибших от шальной стрелы.

Стремительная конница Дзергаша прошла сквозь рассеянные отряды южан как таран сквозь солому. Не обнаружив перед собой серьезного противника, засадный полк начал снижать скорость, чтобы не вымотать коней раньше времени, и тут перед ним возникли отряды гуланов.

Эти гуланы ожидали в засаде притворного отступления, запланированного Зуром Харибаном, чтобы выманить за собой конницу, укрывавшуюся за Плешивым Холмом. Стоящие на нем святые братья не имели никакого военного опыта, а потому героический порыв брата Прашта увлек за собой всю тапарскую конницу, включая неприкосновенный резерв. Тапарцы были обречены - сначала гуланы хладнокровно расстреляли бы их из засады, а потом, навалившись с трех сторон и лишив северян главного преимущества - скорости, - раздавили бы за счет внезапности и численного превосходства. Но двадцатитысячная конница Дзергаша с налету смяла и рассеяла пятнадцатитысячное западное крыло засады. Более того, соединившись с лишенными опытного командира, но жаждущими крови тапарцами, конница Типека значительно усилилась. Хотя южное и восточное крылья засады вкупе с развернувшимися гуланами под предводительством Зура Харибана ослабили, а потом и вовсе остановили натиск тапарцев, запланированного избиения не получилось.

Около шестидесяти тысяч северных всадников грудь в грудь сшиблись с семьюдесятью с лишними тысячами гуланов. Сейчас низкорослые и довольно медленные, но юркие и выносливые южные лошадки мало уступали в скорости быстрым, но уже утомленным скачкой большим северным коням, а гуланы, неплохо стреляющие верхом, не подпускали северян на расстояние копейного удара. Южане осыпали врага стрелами из небольших луков, налетали сбоку и сзади, и так же быстро уносились, пока северяне не развернули коней. Однако стрелы гуланов со скверными бронзовыми наконечниками плохо пробивали кольчуги северян и тяжелые боевые попоны их лошадей, так что урон оказывался невелик. В сабельной же схватке северяне неизменно выходили победителями.

Лучи неторопливо бредущего по небосводу солнца наконец-то осветили гигантский бурлящий котел битвы.

– Вот тут-то вы мне и попались… - сквозь зубы пробормотал Тилос.

Блестящие на солнце золотые символы веры оказались превосходными маяками. Брат Викен, получивший пулю прямо между лучами Колесованной Звезды, несколько мгновений недоуменно разглядывал стремительно намокающую рясу. Потом изо рта Настоятеля Каменного Острова выплеснулся фонтанчик крови, и он беззвучно опустился на землю с закатившимися глазами. Брат Комексий, напряженно вглядывавшийся вдаль, успел недоуменно поворотиться к нему, прежде чем пуля попала ему в голову. Затылок Комексия взорвался кровавым фонтаном, заляпавшим всех, кто еще оставался на вершине холма. Чины помладше в панике бросились к нему, и Тилос хладнокровно расстрелял их, полностью обезглавив Храмы Куара и Камуша.

Перезарядив винтовку, он перенес прицел на поле боя. Зур Харибан во главе группы лучших своих бойцов как раз несся на отряд князя Дзергаша. Отборные бойцы вождя носили не клепаные брони вареной кожи, а шплинтованные кольчуги и подбитые бронзовыми пластинами шлемы, а вместо традиционных кривых сабель имели при себе длинные тяжелые палаши северной работы. Дзергаш, в свою очередь, мысленно вознес мольбу Пророку и, опустив копье горизонтально, рванулся навстречу предводителю язычников.

Князь и вождь рухнули с коней почти одновременно. Интервал между выстрелами Тилоса не превысил секунды. Спустя еще секунду пуля настигла гордо вздымающего княжеский вымпел знаменосца. Перебитое пулей древко упало на землю, подмятое телом мальчика. Не заметившие поначалу потерю предводителей отряды врубились друг в друга, но уже вскоре общая растерянность заставила их выйти из смертельного клинча. Завывая, гуланы унеслись куда-то в сторону, а спешенные телохранители растерянно сгрудились вокруг тела предводителя.

– О Пророк, что же теперь случится? - растерянно пробормотал один из них.

Брат Семлемен непонимающе уставился на Перуса.

– Зачем пешком? - подозрительно спросил он.

– Верхом дальне опасно, - терпеливо повторил секретарь. - Болото, неровен час в трясину вляпаемся.

После бешеной скачки, во время которой Настоятель Храма сосредотачивался только на том, чтобы не отстать от настегивающего коня секретаря, они оказались в каком-то глухом и подозрительном лесу. Под копытами хлюпала вода, пахло гнилью. Все чаще попадались поваленные в беспорядке древесные стволы, поросшие густыми бородами мха. Хотя солнце стояло уже довольно высоко, в лесу еще царил сумрак, копящийся под разлапистыми еловыми и дубовыми ветвями.

– Здесь еще верста или две по болотине, а потом снова сухое место и хорошая дорога, - нетерпеливо сказал секретарь, настороженно оглядываясь по сторонам. - Нам нужно идти быстрее, а то еще догонят…

– А сразу по сухому нельзя проехать? - недовольно проворчал Настоятель, грузно спрыгивая с седла и брезгливо морщась от брызг грязи на подоле рясы. - Потопнем еще…

– Нет, господин Настоятель, не потопнем, - странная усмешка мелькнула на лице брата Перуса. - Обещаю - нам такое не грозит. Я вырос неподалеку от здешних мест, так что знаю болота. - Он отвернулся и пошел вперед, держа коня в поводу и внимательно глядя под ноги. Иногда он тыкал вперед подобранной валежиной, проверяя почву.

Настоятель смотрел на удаляющуюся спину провожатого, и в сердце начали закрадываться смутные подозрения. А вдруг… Нет, пустое. Преданный как собака, неподкупный секретарь, двенадцать лет служивший не за страх, а за совесть - нет, он не может предать. Да и не выбраться без него из чащобы. Брат Семлемен вздохнул и двинулся за Перусом, то и дело оступаясь и повисая на поводу лошади.

Местность заметно понижалась, и трясиной пахло все сильнее. Стало заметно светлее - деревья пошли пониже и пожиже кроной, многие стояли прямые и голые, мертвые словно прошлогодняя трава. Над головой реяли тучи комаров, от которых Настоятель безуспешно отмахивался. Он с трудом подавлял желание замахать руками и с головой закутаться в плащ, чтобы укрыться от ненавистных насекомых. Звон крыльев сводил с ума. Мошка лезла в рот, забивала нос и глаза. Тут и там замелькал болотный загольник, украшенный мелкими бледно-голубыми цветками. Наверное, осенью сюда хорошо гонять баб и детишек за ягодами… Глубокие следы в мягкой почве сразу же заполняла вода, грязь покрывала одежду людей и конские ноги, а идти становилось все труднее. Наконец, брат Перус остановился, подождал, пока к нему не приблизится Семлемен, и беспомощно развел руками.

– Давно я здесь не ходил, - виновато пояснил он. - Болотина разрослась. Местность знакомая, господин Настоятель, не заблудимся, но лошадей придется бросить. Жаль - до горки не больше полуверсты осталось.

– А дальше? - подозрительно спросил Семлемен. - Ну, выберемся мы из болота, а потом? Сколько там до людей добираться?

– Да верст через десять деревушка… должна быть, - неуверенно ответил секретарь. - Не заблудимся, господин Настоятель, точно говорю. Ну, можно еще назад вернуться, да только к самому Сухому Логу придется топать, иначе никак не обойти. А там дикари, небось, уже всех перерезали…

Брат Семлемен вздрогнул и с досадой бросил повод.

– Ладно, шут с тобой, веди, - плюнул он. - Только смотри: заведешь невесть куда - шкуру спущу!

– Да, господин Настоятель, - поклонился секретарь.

Действительно, постепенно почва стала немного суше. Вскоре беглецы выбрались на небольшой сухой островок, в центре которого вздымалась толстая мертвая сосна. Запыхавшийся с непривычки брат Семлемен устало опустился на землю.

– Привал, - скомандовал он. - Передохнем немного.

– Да, - с непонятной интонацией согласился секретарь. - Отдохнем… чуть-чуть.

Он подошел вплотную к вытянувшемуся на земле Настоятелю и с силой пнул его ногой под ребра. Брат Семлемен задохнулся от боли.

– Кретин! - завизжал он. - Что ты делаешь?

– Плачу долги, - сквозь зубы ответил секретарь и снова пнул Настоятеля. Тот попытался подняться, но брат Перус сбил его на землю и наступил на грудь. - А долг, как известно, платежом красен, ублюдок!

– Что… что ты говоришь? - прохрипел Настоятель. - Опомнись, Перус, это же я, твой господин! Много лет ты был…

– Твоим преданным псом, да? - усмехнулся секретарь, и от его ухмылки по коже Настоятель продрал мороз. - О да, я хорошо играл свою роль. Он точно пообещал мне - если я проявлю терпение, то однажды смогу сомкнуть свои клыки на твоем горле, мерзавец!

– Да что такое с тобой! - брат Семлемен забился на земле, безуспешно пытаясь подняться. Перус отступил на шаг, дождался, пока Настоятель не встанет на четвереньки, и снова с силой пнул его под ребра. Тот перекувыркнулся и остался лежать, хватая ртом воздух. От боли у него помутилось в глазах. - Предатель…

– Я предатель? - усмешка внезапно исчезла с лица секретаря, оно исказилось в страшной гримасе. - Я предатель? Это говоришь мне ты, кто предал на смерть мою сестру? - Он наклонился и занес руку для удара. Настоятель съежился, но брат Перус передумал. Секретарь ухватил Настоятеля под мышки и с трудом отволок к сосне. - Помнишь Великое Очищение, ублюдок? Помнишь? Или ты предпочитаешь забывать свои преступления?

Большой мрачный подвал. Дощатый помост. Вонь кипящего в огромных котлах масла. Мечущийся свет факелов. И крики, вопли страшной боли, и ужас, смерть, насытившие спертый воздух помещения. Молодая нагая женщина на дощатом помосте перед ним, руки связаны за спиной, и он неловко толкает ее в плечо, и трещит гнилая веревка, и кипящее масло смыкается над неотрывно смотрящими на него глазами…

– Великое Очищение спасло Храм… - просипел Настоятель.

– Оно его погубило! - рявкнул секретарь. - И оно погубило мою сестру! Ты ее погубил! Никто не знал, что она колдунья, она никогда не использовала свой дар! Она поделилась с тобой в постели, она верила тебе! А ты… ты, сволочь, ты использовал ее труп как ступеньку! - В его голосе прорезались истеричные нотки. - Но ты заплатишь, гад, ты заплатишь!… Многие годы я ждал только подходящего момента, а до того передавал ему каждый твой шаг. Что, господин Настоятель, нравится тебе быть на месте того, кого предают? Раньше предавал ты, оказаться жертвой для тебя внове…

Лихорадочно бормоча, секретарь выдернул из-за пазухи моток веревки и начал лихорадочно его распутывать. Настоятель Семлемен с ужасом смотрел на него. Но ведь у нее не было брата! Или был? Что он знал про нее, про сестру во Храме, что соблазнила его, заставила нарушить обеты, впасть в тяжкий грех? Ничего, ничего, ничего… Ее гладкое страстное тело заставляло его забывать обо всем на свете, а больше он ничего и не хотел. Как она взглянула на него, как взглянула, когда он своими руками сталкивал ее, ворожею, соблазнительницу, одержимую нечистыми духами, с помоста! Как она взглянула! Но она так и не издала ни звука, ни тогда, на трибунале, когда юный послушник Семлемен обличал колдунью, ни потом, когда он пришел в камеру смертницы для принятия покаяния, ни даже когда ее ноги погрузились в кипящее масло. Но что он мог сделать? Она смотрела на него, и Настоятель Карим вперился ему в спину, и его взгляд, казалось, буровил в затылке дыру. Что он мог сделать? Прыгнуть в котел вслед за ней? Но у нее не было брата!…

– У нее не было брата! - выкрикнул он. - Не было!

Брат Перус остановился и посмотрел на него бешеным взглядом.

– У нее был брат, - прошипел он, - а у меня была сестра. Мы не слишком ладили, но мы любили друг друга, и моя мать любила нас. Моя старая мать, слышишь, ты, дерьмо, она не перенесла ее смерти! Ты предал и убил не одну - двоих! Когда я узнал о ее гибели в котле, я поклялся отомстить. Я был лишь послушником в Камуше, но он нашел меня, помог перебраться в Тапар, устроиться неподалеку от тебя. О, уже тогда ты взлетел высоко, ты оказался недосягаем для меня, но я ждал! В моей жизни не осталось ничего, кроме ожидания… Он пообещал мне, что однажды я смогу отомстить, и он не обманул меня! Встать, падаль!!

Брат Перус еще раз пнул Настоятеля и с силой потянул его за ворот рясы. Тот с трудом поднялся на ослабевшие ноги. Но ведь она умерла двадцать с лишним… почти двадцать пять лет назад! Он уже забыл, заставил себя забыть ее предсмертный взгляд, и вот она снова смотрит на него глазами своего брата. Ах, как они похожи! Как он не заметил такого очевидного сходства раньше?

– Очищение! - Семлемен отчаянно попытался ухватиться за последнюю соломинку. Он видел безумие, плещущееся в глазах некогда верного помощника. - Я не виноват! Она стала ведьмой…

– Она не стала ведьмой! - зловеще усмехнулся брат Перус. - Тебя просто поймали за яйца во время недозволенных утех, и ты выкупил свою шкуру ценой жизни любовницы. Десятилетия я ждал, когда ты, наконец, окажешься в моей власти. Иногда я сомневался, что я дождусь отмщения, но он обещал… а он всегда держит свои обещания!

Секретарь ударил Настоятеля в поддых, и когда тот согнулся от боли, ловко вытряхнул его из рясы и кольчуги, прижал его к дереву и завел руки назад, за ствол, спутав их веревкой. Той же веревкой он примотал к стволу ноги Семлемена, до боли затянув узлы.

– Кто - он? - внезапно это показалось задыхающемуся Настоятелю самым важным в мире, важнее врезающихся в кожу пут. - Кто сказал тебе? Кто обещал?

– Не знаю, - безразлично ответил секретарь, проверяя узлы. - Он назывался многими именами. Думаю, ни одно не являлось настоящим. Меня он сам не интересовал. Но он обещал мне месть, и он сдержал слово. Тогда, в Малаховке, он сказал мне, что час близок, и он оказался прав. Он - карающий меч Пророка, и он никогда не ошибается…

– Тилос? - выкрикнул Настоятель. - Его зовут Тилос? Тот, что убил Карима?

– Он назывался и таким именем, - секретарь присел перед Семлеменом на корточки и снова искривил губы в зловещей усмешке. - Но ты не о том спрашиваешь, мразь! Разве тебя не интересует, что я с тобой сделаю?

– Пощади! - взмолился Настоятель. - Пожалуйста, пощади! Я дам тебе все, что хочешь! Деньги! Хочешь золота? Власть, я сделаю тебя новым Настоятелем саламирского Храма! Или даже всех четырех Храмов! Они все погибнут там, на холме, и я стану главным - а потом сделаю главным тебя! Все, что хочешь, только пощади!…

– А я и не собираюсь тебя убивать, - мелко захихикал секретарь. Он встал на ноги, вытащил нож и приблизился вплотную, обдав Настоятеля чесночным дыханием. - Честно, не собираюсь. Я давно мог бы всыпать яду в вино или заколоть тебя ночью, во сне. Но легкой смерти ты не достоин. Я не палач и не смог бы сторицей воздать тебе болью. Но здесь, на болоте, у меня есть помощники. Хорошие и неподкупные помощники, которые не умеют предавать. Им не нужно золото, не интересна власть. Все, что им требуется от человека - его кровь. - Перус резко взмахнул рукой и поднес к глазам Настоятеля крупного полураздавленного комара. - Вот они, мои друзья. Знаешь, - он доверительно наклонился к бывшему хозяину, - я слышал, что в здешних болотах они за ночь досуха высасывают человека.

Секретарь ухватил Настоятеля за ворот и распорол подрясник сверху донизу. Сырой холодный воздух заставил кожу Семлемена покрыться мурашками. Перус отбросил в сторону остатки одежды, несколько раз полоснул Настоятеля ножом по лицу, груди, животу и отошел на несколько шагов.

– Можешь кричать, - разрешил он. - Кто знает, вдруг тебя услышат… какие-нибудь заблудившиеся дикари.

Кровь тонкими струйками текла из саднящих порезов, заливала глаза. Брат Семлемен почувствовал несколько болезненных уколов по всему телу.

– Погоди! - отчаянно крикнул он в спину уходящему секретарю, отчаянно пытаясь заглушить все усиливающееся гудение комариных крыльев. В сердце поднималось черное безумие, гасящее разум. Он знал, он всегда знал, что проклятые кровососы однажды погубят его! - Погоди!!

Брат Перус даже не обернулся и через несколько мгновений исчез за деревьями. Однако он не ушел далеко. Устроившись так, чтобы видеть одинокую сосну с привязанным Настоятелем, он приготовился ждать - и наслаждаться. Тайный хозяин обещал ему власть, положение в Храме, но к чему? Много лет, как его жизнь выгорела дотла. Он убедится, что мерзавец умрет в муках, а потом… Какая разница, что случится, когда свершится месть?

Оставшийся в одиночестве брат Семлемен завизжал.

Я стою на опушке, не скрываясь. Я слишком далеко от поля битвы, чтобы привлекать к себе внимание. Моя дичь там, на восточной стороне лога, за рекой, над обрывом. Я вижу короткие вспышки, а иногда даже вычленяю из общей какофонии грохот выстрела. Охота завершена, осталось сделать последний шаг. Теперь я чувствую и остальных, они уже близко, но я все равно опережаю их не менее чем на час.

Игра окончена. Я победил. Часть меня знает, что должно произойти сейчас. Я тысячи раз проходил… проходила через неприятную процедуру, и все равно каждое Слияние оказывается потрясением. Почему ни один умник не выдумает способ поглощать проекцию легко и приятно?

Ледяное спокойствие последних дней стремительно рушится под напором потока чувств, воспоминаний, ощущений. Я одновременно стою на краю долины, парю высоко в облаках, наблюдаю за местной звездой с расстояния в несколько минут, купаюсь в клубящейся фотосфере далекого голубого гиганта, лечу сквозь Галактику… Внутренний удар бросает меня на колени. Я больше не Беспамятный. Теперь я помню все, и не могу сказать, что меня это радует. Глухое раздражение на мальчишку переполняет меня до краев. Определенно, Джао следует пересмотреть отношение к своему карманному любимцу. Пора заканчивать затянувшуюся историю.

Можно переместиться прямо на обрыв, но так нечестно. Даже после Слияния я хочу победить чисто, в рамках правил. Цель в двенадцати верстах. Немного неспешного бега, один невысокий обрыв - и я войду в контакт. Даже если он сейчас почувствует меня и бросится удирать, ему не уйти. Я все равно достану его первой.

Я делаю шаг вперед, другой, затем перехожу на бег. Почему-то перед глазами всплывает человеческое лицо. Кто… она такая? Ах, да, Мелина. Память проекции еще не до конца поглощена основной личностью, и такие забросы будут случаться время от времени. Стоило провести Слияние раньше, чтобы мелкие эксцессы не помешали разобраться с… Тилосом? Да, Тилос, основное имя.

Мимо проносится группа всадников. Вот, кстати, еще одна задачка: пройти через поле, не став объектом атаки и не причинив никому вреда. Невозможно? А вот мы и выясним. Такая игра ничем не хуже прочих.

Брат Прашт видел, как в полуверсте от него пропал и не появился больше вымпел князя Дзергаша. Он растерянно застыл в седле, его конь, не чувствующий более направляющей руки всадника, перешел с рыси на шаг, а потом и вовсе встал на месте. Привычный к запахам крови и звукам битвы, он даже потянулся щипать чудом уцелевшую под копытами лошадей траву. Сердце гулко забилось где-то в ушах.

Настоятель терелонского Храма не являлся глупцом. Он отдавал себе отчет, что командир из него никакой. Одно дело - увлекать воинов своим порывом, и совсем другое - руководить боем. Здравый смысл подсказывал, что самое время отступить назад, к Плешивому Холму, под прикрытие пехоты, но сердце протестовало. Новым взглядом он осмотрелся вокруг. В горячке боя его вынесло на небольшой холмик, и теперь он видел приличный кусок поля боя.

Лишенная командира, конница Дзергаша бестолково растекалась по полю, перемешиваясь с отрядами южан. Если бы не гибель Зура Харибана, гуланы, пользуясь своим заметным численным превосходством, без труда рассеяли бы врага. Но некому увлечь за собой новый порыв гуланской конницы, скомандовать обходной маневр или ложное отступление, а потому гуланы бестолково рубились с превосходящими их оружием и воинским умением врагами. Однако привычные к анархии южане все же имели преимущество перед приученными к твердой командирской руке северянами, а потому начали потихоньку теснить их. Подозрительный и фанатичный, Дзергаш не назначил заместителей, полагаясь на обороняющую его волю Пророка, так мастерски сыгранного Тилосом век назад, и это оказалось для северян роковым.

Брат Прашт не вдавался в глубокие размышления. Он видел, как воинство Пророка постепенно рассеивается под ударами дикарей-язычников. Внезапно в нем вспыхнула дикая ярость, не подобающая смиренному слуге Отца-Солнца. Высоко воздев к небу сияющую в лучах взошедшего светила золотую Колесованную Звезду, он хлестнул коня поводьями, и тот приученно рванулся вперед. Завопив, окружающие Настоятеля конники рванулись за ним, увлекая за собой все новых и новых всадников.

Уже через несколько минут ударный кулак, в который превратился брат Прашт с окружающими, врезался в гущу южан и рассеял их с той же легкостью, что резкий порыв ветра разносит груду сухой травы. Трубили горны, и, подчиняясь их приказам, тысячники и сотники разворачивали свои эскадроны, бросая их в новое наступление. Гуланы, не принимая боя, уносились прочь. Тилос на своем обрыве ругался сквозь зубы. Он видел причину внезапного порыва, но сделать ничего не мог: несколько вздымающихся вокруг Настоятеля вымпелов делали невозможной прицельную стрельбу.

Неизвестно, чем бы закончился отчаянный бросок северян - великой победой во славу Пророка или же бесславной гибелью в очередной гуланской засаде, если бы не случайность. Один из загнанных гуланских лучников, не желая умирать с копьем в спине, резко вздыбил своего коня, развернулся и выстрелил, почти не целясь. Брат Прашт не носил кольчуги, а потому легкая стрела с плохим наконечником насквозь пробила ему горло. Несколько мгновений спустя ликующего лучника срубил один из отроков, но атака северян захлебнулась. Религиозные и суеверные, скакавшие рядом с Настоятелем тысячники восприняли гибель предводителя как знак свыше, и их горнисты протрубили отступление. Растерянные и дезорганизованные гибелью вождя гуланы не осмелились преследовать врага.

С гибелью Настоятеля терелонского Храма армия северян оказалась почти полностью обезглавленной. Опытные и осторожные Перевет на восточном фланге северян и Тойма на западном не стали лезть в бутылку. Фактический предводитель западного фланга южан Табаронг не захотел умирать на длинных северных копьях сам и бессмысленно класть своих людей, а потому, поизмотав пару часов конницу противника, просто развернул коня и ускакал в степь. За ним последовали сапсапы и прочие малые племена. Воевода Тарален не стал их преследовать, опасаясь засад. Еще до полудня по приказу Тоймы он отвел за пешие линии свою конницу и встал в глухую оборону.

Конница Кумбалена, лишенная Тилосом командира и смущенная тем, что драться приходилось пусть и с дикими, но женщинами, сражалась с невеликим энтузиазмом и была частью разбита, частью рассеяна тарсачками Тароны. Оставшиеся в живых северные конники бежали за оборонительные порядки, и лишившийся воеводы Перевет не рискнул организовать новую атаку. В свою очередь, тарсаки так и не смогли повторно прорвать линию обороны и под градом стрел вынужденно отступили. Разъяренная Тарона с наспех перевязанной рукой - ее задело стрелой - чуть не зарубила силой удерживающую ее Зулу. Из-за своего настроения она так и не заметила несколько странных смертей угрожавших ей конников Перевета, без видимых причин вылетевших из седла за несколько мгновений до того, как их копья пронзили южную королеву. Только Зула непонимающе оглянулась по сторонам, пытаясь отыскать источник странных, похожих на громовые, но слишком тихих раскатов. Вскоре основательно потрепанная тарсачья конница отступила и скрылась в холмах к югу от Сухого Лога.

Битва у Сухого Лога закончилась ничьей.

Хотя дело близилось к полудню, Элиза не чувствовала голода. Она завороженно вглядывалась в разворачивающиеся перед ней картины и, когда Тилос, отложив винтовку, присел на корточки, взглянула на него даже с недоумением.

– И что дальше? - осведомился Хлаш, тоже всматриваясь в поле боя.

Тилос поднял голову и посмотрел на него долгим взглядом.

– А шоб я знал! - вздохнул он наконец. - Если меня не поймают-таки охотники, посмотрим, что случится ночью. Возможно, придется руками шеи сворачивать особо горячим. Зура я завалил, но толку мало - думаю, нового вождя выберут не сегодня-завтра. - Он уставился в землю. - Честно говоря, просто и не знаю, что делать. Какая-то пустота вокруг, все серо, тускло, бесцельно. - Он вдруг поднял голову и заговорил быстро, почти взахлеб: - Знаете, водится в джунглях птица попугай. Она быстро обучается повторять слова, иногда даже употребляет их к месту. Я видал птичек, с которыми можно вести почти осмысленную беседу. Некоторых принимали за посланцев богов, даже приносили им жертвы, человеческие в том числе. Когда я смотрел на них, казалось, что я гляжусь в зеркало. Я знаю много чего, я просто напичкан знаниями, но так и не создал ничего нового. Как максимум - приспосабливал старое к новым условиям. Раньше, еще до того, как я стал местным наблюдателем, я умел писать стихи. Но после переселения в новое тело напрочь разучился. Заметил это далеко не сразу - спустя многие годы. Нет, рифмую я по-прежнему неплохо, все классически правильно, ритмично и ровно, но души… души в текстах уже нет. Я как старая шарманка, умеющая воспроизводить несколько песенок, но не способная самостоятельно создать новую мелодию. Иногда я думаю: а я - на самом деле я? Возможно, настоящий я умер там, в моем родном мире, а в искусственном теле живет лишь моя скверная копия? Копия, лишь воображающая себя тем, прежним, Семеном Далласом, Хранителем двадцати шести лет, изъятым из собственного дома как опасная игрушка, чтобы не попалась раньше времени малолетним детям. Кто я? Личность? Или, может, еще один местный регулятор, чей смысл существования исчерпался вместе с Игрой? Робот, заводная машина с вечной пружинкой, век за веком повторяющая одни и те же движения…

Тилос с размаху ударил кулаком по земле.

– Когда здесь орудовал Майно, когда шла Игра, в моей жизни оставался какой-то смысл. Замирять хотя бы часть этой планеты, не давать Майно зарываться, разбрасывать семена, что должны взойти когда-то потом… А теперь? Пустота… В уме я строю планы, продумываю действия на годы и десятилетия вперед, но сердцем знаю, что все утрясется и без меня - столетием раньше, столетием позже… Я бессмертен, но отдал бы тысячелетия псевдожизни за то, чтобы опять стать человеком, простым человеком с его сомнениями и - озарениями. Может, тогда бы моя жизнь обрела хоть какой-то смысл, на десять лет, на пару месяцев, да хоть на день!…

Элиза во все глаза смотрел на него.

– Все, котенок ты мой бездомный, - грустно сказал ей Тилос, вставая с корточек и снова отворачиваясь к обрыву. - Уходим. Делать здесь больше нечего. У меня почти закончились патроны, да и не могу я вечно сидеть на скале…

– Не придется, не волнуйся.

При звуках нового голоса Тилос даже не пошевелился. Зато Хлаш, ощутимо вздрогнув, вскочил на ноги и двинулся навстречу пришельцу мягкой боевой походкой.

– Оставь, Хлаш, - тихо сказал ему Тилос, не поворачиваясь. - Пришел-таки гость по мою душу. Тебе не справиться с проекцией Демиурга, если только он сам того не захочет. - Он продолжал смотреть вниз, на лог, игнорируя пришельца.

Элиза во все глаза уставилась на незнакомца. Ничего особенного - человек, светлокожий высокий мужчина лет двадцати пяти, с густой черной бородой, одетый в обгорелую, заляпанную застарелой грязью подлую одежду. Лицо избороздили горькие морщины, что случаются от долгих лишений. Где-нибудь в трактире она ни за что не отличила бы его от простого бродяги, но здесь… Сейчас в нем чувствовалась непонятная сила, сродни той, что иногда проглядывала в Тилосе, - опасная и непредсказуемая, смертельная и равнодушная. Хлаш в нерешительности замер перед ним.

– Можете называть меня Миованной, - сообщил им пришелец. - Не пытайся броситься вниз, Тилос. Ты все равно не сбежишь.

– Миованна - женское имя, - Тилос наконец встал на ноги и повернулся к пришельцу. - Ты бы хоть облик сменила, что ли. Понимаю, что тебе без разницы, но меня как-то напрягает. Да и их - тоже, - он мотнул головой в сторону решительно вставшей между ним и новоприбывшим Элизой. - Не волнуйся, я не собираюсь бежать.

– Женское имя… - мужчина задумчиво склонил голову набок. - Да, пожалуй. Я совсем забыла из-за Слияния. Сейчас…

Его черты лица внезапно поплыли, по фигуре пробежала рябь. Спустя несколько мгновений перед ними стояла женщина. Теперь уже никто не спутал бы ее с человеком. Резкие величественные черты прекрасного лица, большие, горящие белым огнем глаза, нечеловеческая грация, сквозящая во всех движениях, струящееся платье, кажется, свитое из потоков света - перед ними стояла богиня.

– Так лучше? - с иронией спросила она глубоким вибрирующим голосом.

– Назина… - тихонько охнула Элиза, с трудом подавляя желание упасть ниц. - Мстительная Назина…

– Что? - удивилась женщина. - Ах, да. Богиня из вашей мифологии. Нет, девочка, я не Назина и никогда не носила это имя. Я не участвовала в местной Игре. Прими мои поздравления, ученик Джао. Ты заставил меня побегать. Я давно так не наслаждалась обычной охотой.

– Свое удовольствие - все, о чем ты способна думать, Миованна? - сквозь зубы спросил Тилос. - Игра, Игра и еще раз Игра, даже сейчас? Воистину, Демиурги пережили самих себя.

– Если можно превратить скучную операцию в Игру, почему бы и нет? - Миованна грациозно пожала плечами. - Заодно я повысила свой рейтинг. Да вы присаживайтесь. Сейчас проявятся остальные, тогда и поговорим. Не надо нападать на меня, тролль. Я нейтрализую тебя, что не доставит удовольствия ни мне, ни, тем паче, тебе.

– Тролля зовут Хлаш Дэрэй. Девочку - Элиза, - Тилос сделал шаг вперед и положил руку Элизе на плечо. - Вот и все, друзья. Хлаш, я говорил, что тебе нужно уходить сразу.

– Твои спутники не пострадают, - заверила его Миованна, внимательно разглядывая всю группу. - Кажется, ты весьма к ним привязан, не так ли?

– Джао тоже появится? - безразлично спросил ее Тилос. - Или ты сама по себе?

– Кто же сможет удержать нашего Джао от наблюдения за итогами эксперимента? - усмехнулась Миованна. - Он еще в Институте нос совал куда ни попадя, а уж здесь скорее удавится, чем позволит без него обойтись. Но он почему-то не озаботился созданием проекции заранее, а потому просит подождать… -она запнулась, - несколько локальных минут. А, вот и вы… Можете меня поздравить - я опять вас обошла!

Последние ее слова относились к троим возникшим словно из воздуха фигурам. Все трое казались мужчинами. Один носил доспех и боевой топор северного гридня, двое других смахивали, скорее, на бродячих сураграшских торговцев.

– Шустрая ты, Миола, - пробурчал гридень, роняя топор на землю. - Однако паренек шустрее. Как он Кумбалена у меня перед носом свалил, а? Откуда у тебя винтовка, Тилос?

– Я запасливый, - усмехнулся тот. - У меня имелась масса времени, чтобы подготовиться ко всяким неожиданностям. Может, представитесь? А то как-то неудобно общаться…

– А нужно ли общаться? - спросил неожиданно звучным голосом один из торговцев. - По-моему, все и так ясно. Мне, во всяком случае. - Он уставился на Тилоса, но тот только мотнул головой:

– Говори вслух. Не все здесь могут слышать такой разговор.

– Кто? - удивился второй торговец. - Они, что ли? - Он кивнул в сторону Хлаша и Элизы. - Миованна, ты у нас самая умелая, а я что-то без практики разучился. Воткни им обнуляющий ментоблок и отправь куда-нибудь, чтобы под ногами не путались.

– Вы этого не сделаете, - ровно сказал Тилос.

– Погоди, Камилл, - Миованна с любопытством взглянула на Тилоса. - Если ему нужно, пусть остаются. Мне лично несложно и вслух поговорить. Нужно же иногда практиковаться.

– Камилл? Не тот ли Камилл, что известен здесь как Майно? - Тилос поднял бровь. - Тебя не сунули в психушку или что там у вас? Ну да, понимаю. Ты решил отомстить мне лично за последнюю дисквалификацию. Не мелковато ли?

– Мелковато, Семен, - согласился Майно. - Но с чего ты взял, что я против тебя что-то имею? Меня победил Джао, а ты лишь его орудие. Я не мщу орудиям, знаешь ли.

– Ой ли? - хмыкнул Тилос. - И что же ты здесь делаешь, если не секрет?

– То же, что и остальные, - любезно пояснил Майно. - Пытаюсь погасить кризис, раскрученный твоей милостью.

– Моей? - удивился Тилос. - Ну, здорово! Демиурги и пальцем не пошевелили, чтобы сбалансировать площадку после срыва кокона, случившегося, кстати, по твоей вине, а я крайний?

– Мы не принимаем поспешных решений, - сказал гридень. - Прошло слишком мало времени, чтобы делать выводы. Пока мы поддерживаем статус-кво.

– Для вас мало времени! А здесь за тридцать лет меняется второе поколение. Спустя лет десять не останется никого, кто помнил бы Пробуждение Звезд. А может, и вообще никого.

– Ты повторяешь своего создателя, - оборвал Тилоса первый торговец. - Веорон, где Джао? Я не могу с ним связаться. По-моему, нужно начинать. Не знаю, как вы, а я уже отвык управлять проекцией в реальном времени.

– Знаешь, Куагар, нужно иногда выбираться из лаборатории, - усмехнулся гридень. - Не все же тайны Вселенной разгадывать, иногда и развлечься стоит. Джао передал, что сейчас проявится, а пока просил не дергать.

– Доразвлекались уже… - прогудел торговец-Куагар, разглядывая Элизу и Хлаша. - Они что, тоже люди в местной интерпретации?

– Не кажется ли тебе, Куагар, что твои слова не слишком-то вежливы? - в упор спросил его Тилос. - Они мои спутники и немногим менее разумны, чем некоторые из присутствующих.

– Камень в мой огород, - усмехнулся Камилл. - К твоему сведению, друг мой, наши психологи… те, кто считают себя таковыми, не нашли у меня серьезных отклонений. Однако, Куагар, при всем своем нахальстве наш подопечный прав. Ты невежлив. Тот, что повыше, - тролль. И если я еще не забыл свои последние дни в качестве местного пупа земли, его зовут Хлаш Дэрэй. Один из героев Отряда. - Демиург посерьезнел. - Приветствую тебя, матха. Надеюсь, ты не держишь на меня зла за… все?

– Я как-то не задумывался, - сообщил ему Хлаш, с явным интересом рассматривающий собравшихся. Элиза заметила как в уголках его глаз собрались изумленные морщинки. - Повода не было. А что?

– Не люблю, когда на меня злятся не по делу. Если ты обратил внимание, я всегда оставался больше дипломатом, чем стратегом. А тебя как зовут, девочка?

Элиза даже вздрогнула, когда поняла, что Демиург обращается к ней. Она испытывала робкую надежду, что останется незамеченной, и сейчас желудок медленно сжался в тугой комок.

– Меня зовут Элиза! - с вызовом сказала она, борясь с подступающей тошнотой. - Что вам нужно от Тилоса? Зачем вы пришли сюда?

– Меня зовут Камилл, Элиза, - Демиург не обратил внимания на ее вопрос. - А в вашем мире меня знают как Майно. Миованна, у меня есть подозрение, что Джао не появится. Либо начинаем обсуждение, либо я пошел. Позовете, когда потребуюсь.

– Думаю, что нужно начинать, - кивнула Миованна. - Веорон, Куагар?

– Да. Да. - откликнулись те. - Начинаем.

– Я что-то пропустил?

Рядом сгустилась еще одна фигура. Высокий, шоколадно-черный гулан в странной, невиданной одежде окинул взглядом Элизу с Хлашем и повернулся к Тилосу.

– Здравствуй, мой мальчик, - сказал он. - Рад снова увидеть тебя вживую.

– И опять напялил свою любимую куклу… - в сторону прокомментировала Миованна. - Где тебя носило, Джа?

– Здравствуй и ты, Миола, - с подчеркнутой иронией поклонился ей гулан. - В последний момент мне в голову пришла одна затея. Так пропустил я что или нет?

– Ты вовремя, - сухо сообщил ему Куагар. - Раз все в сборе, если позволите, я обеспечу декорации. Тилос, ты настаиваешь, что твои… друзья должны все слышать? Без них мы бы управились куда быстрее.

– Да. Должны, - лаконично откликнулся тот. - Я готов.

– Ну, тебе виднее. Начинаем.

Мир рухнул.

Они сидели в мягких глубоких креслах, какие Элиза видела только раз в жизни - тогда, во дворце Великого Скотовода. Девушка оказалась по правую руку от Тилоса, Хлаш - по левую, Демиурги расселись перед ними полукругом. Их походная, заляпанная грязью одежда сменилась на потрясающе красивые одеяния незнакомого покроя. На лбу у Миованны сияла какая-то прозрачная, как вода, драгоценность, на груди переливалось изумрудными оттенками изящное ожерелье. Мужские образы обошлись без украшений. На расстоянии нескольких шагов вокруг сомкнулась ковровая стена, уходящая в невообразимую высь, вместо земли возникли полированные каменные плиты, а пятна пробивающегося сквозь листву солнца сменились приятным рассеянным светом без видимого источника. Элиза вцепилась в парчовые подлокотники своего кресла до боли в пальцах и стиснула зубы. Ей стало еще страшнее. Девушка робко повернула голову и взглянула в лицо Тилосу. Оно ничего не выражало.

– Тилос, - голос Демиурга, казалось, проникал сквозь каждую пору тела, заставляя его трепетать от боли и наслаждения, - мы собрались здесь, чтобы…

– Сбавь тембр, Миованна, - прервал ее Куагар. - Ты убьешь биоформы.

– А? - удивилась та. - Ладно, как скажешь. - Ее голос вновь стал похож на человеческий. - Итак, Тилос, мы должны вынести какое-то определенное решение на твой счет. Джао допустил ошибку, оставив тебя здесь после окончания Игры. По возможностям тебе далеко до настоящего Игрока, но ты все равно слишком силен для юного мира. Меня лично не устраивает, что ты постоянно путаешься под ногами и нарушаешь все планы.

– Чьи планы? - осведомился Тилос. - Твои личные, Миованна? Ты же сама сказала - местная Игра закончилась. Так какие у тебя - или у других Демиургов - могут иметься планы относительно планеты?

– Не ерепенься, Тилос, - Веорон слегка наклонился вперед. - Мы понимаем твои чувства, но и ты знаешь, что ситуация далека от стандартной. Среди многих бытует мнение, что мы должны исправить ошибки… - Он бросил на Майно и Джао короткий взгляд. - Ошибки Игроков. Что мы должны снова закуклить систему и сбросить ее по обычной схеме. Присутствующие здесь являются противниками такого подхода, поскольку зрелищные катаклизмы нанесут непоправимый ущерб местному историческому процессу. Мы твои друзья, насколько у тебя могут быть друзья в такой ситуации.

– Если таковы друзья, каковы же враги? - пробормотал Тилос. - Понимаете ли вы, что данный конкретный мир рассыпается в буквальном смысле слова? Ваши магические стяжки истончаются, и через десяток-другой местных лет от планеты вполне может остаться груда астероидов. Процесс развивается по экспоненте…

– Процессы дезинтеграции затормозятся в ближайшее время, - вступил Джао. - Нам пришлось в страшной спешке разрабатывать компенсаторы, и сейчас они проходят полевые испытания. За последние две двенадцатых в лабораторных условиях они проявили себя более-менее неплохо, так что в ближайшее время мы применим их здесь.

– Землетрясения, извержения, цунами, пылевые бури и пустыни…

– Да, все будет уравновешено, - кивнула Миованна. - Мы ведь, знаешь ли, тоже не всемогущи и не умеем действовать мгновенно. Джао и так побил рекорды скорости. Но вернемся назад, Семен… или мне называть тебя местным именем?

– Неважно, - Тилос пожал плечами. - Ты остановилась на желании Демиургов закуклить систему и сбросить ее…

– Некоторых Демиургов, - Миованна выделила первое слово голосом. - Единства нет. Кое-кто, - еще один выразительный взгляд в сторону Джао, - решил, что мы получили шанс не просто развлечься с очередной игрушкой, но вырастить себе спутников или даже друзей. Как бы то ни было, все сходятся в одном - структуры, оставшиеся от Игры, нежизнеспособны и не позволят местному обществу развиваться нормально. Их необходимо ликвидировать радикальным образом. В особенности те, что создал ты, Семен. Они… слишком рациональны, слишком жестки и взрослы для пластичного неокрепшего мира. Они способны подмять под себя местную цивилизацию, направить ее развитие по неправильному пути. После долгих обсуждений нами окончательно принято решение о хаотизации.

– Сумасшедшие… - криво усмехнулся Тилос. - Вы хотите вернуть расы в первобытные состояния, низвести их до уровня животных, опустошить все, до чего дотянетесь? Устроить тотальную войну? Уничтожить девяносто девять процентов населения? И все ради того, чтобы, возможно, из хаоса выросло что-то правильное? Да вы более безумны, чем Камилл в роли Майно. Он-то честно хотел благоденствия и процветания местных рас, пусть и под своим вечным руководством. Вы же просто разрушаете его, как дети разламывают надоевшую игрушку…

– Твои оскорбления не достигают цели, - холодно проинформировала Миованна. - Решение о хаотизации принято, а у тебя нет права голоса. У тебя имелась возможность перекроить сцену по-своему, но ты ей не воспользовался. Я насмотрелась на местную жизнь во время погони за тобой - голод, нищета, произвол правителей… Ниже самого нижнего предела. Поверь мне, через несколько веков большая часть людей будет жить ничем не хуже, чем сейчас.

– У меня нет и не было такой возможности! - повысил голос Тилос. - Я, в отличие от вас, не считаю, что могу выбирать за других путь! Это вы создали расы по готовым шаблонам, не оставив им никакого выбора, вы играли ими как живыми куклами! Я лишь помогаю им идти в выбранном ими самими направлении.

– Помогаешь? - с иронией спросил Куагар. - Захотел - создал империю. Захотел - развалил. Захотел - стравил народы в войне. Захотел - уселся на скале с винтовочкой и постреливаешь в свое удовольствие…

– Куагар, - горько спросил Тилос, - ну неужели я произвожу впечатление такого идиота? Неужто ты думаешь, что именно я развалил империю? Я бы предпочел сохранить ее в целости и сохранности. Одним большим целым куда легче управлять из-за кулис, чем несколькими самостоятельными кусками. Нет, она развалилась сама, я лишь сделал процесс более мирным. И народы я не стравливал. Ресурсы материка стремительно скудеют из-за необратимых процессов эфирной деградации, а население растет. Я сорвал людей с мест раньше времени, чтобы минимизировать последствия…

– А стрелял зачем? - поинтересовался бывший гридень Веорон. - А если бы я там был? У меня кольчуга, понимаешь, коллекционная…

– Я не намерен позволить кому-то победить в войне, - пожал Тилос плечами. - Враждующие стороны положат здесь значительную часть своих армий, после чего голод заставит их разойтись восвояси. Мертва вся храмовая верхушка, заинтересованная в продолжении святой войны, мертв князь-фанатик, мертв вождь гуланов… После того, как количество трупов достигнет определенной отметки, они утратят пыл и разбредутся кто куда. У меня есть планы, как направить их энергию в созидательное русло. Вы же ничего не понимаете в здешних делах, но пытаетесь строить какие-то планы, ищете какие-то пути развития, не задумываясь - а нужна ли ваша помощь кому-то, кроме вас?

– И ты еще так пафосно обличал меня тридцать лет назад! - неожиданно рассмеялся Камилл. - Слушай, дружище, ты вообще понимаешь, что делаешь? Игра тебе, значит, не нравится? Может, она тебе не нравится только потому, что не ты формальный Игрок? Ты думаешь, что чем-то отличаешься от меня? Но я-то могу, скрепя сердце, признаться, что действительно заигрался, а ты? Вроде бы в здравом уме и твердой памяти…

Тилос открыл рот - и медленно закрыл его, не сказав ни слова. Потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Да, Семен, мой мальчик, - грустно сказал Джао. - Твои мотивы действительно мало отличаются от наших.

– Ты устраиваешь дела по-своему, потому что сочувствуешь людям, а мы, Игроки, - чтобы набрать рейтинг, - подхватил Камилл. - Но рейтинг напрямую зависит от состояния мира после завершения Игры. Чем выше общий уровень, чем ниже остаточная энтропия, тем выше счет. А есть ли разница, какие мотивы, если в результате аборигены довольны? Тебя не устраивает, что мы получаем удовольствие от процесса? По-твоему, только то правильно, что достигнуто ценой стиснутых от страданий зубов и выспренних переживаний? Нет, друг мой, обличая нас, ты тем самым обличаешь себя. Если мы не имеем права вмешиваться, то и ты - тоже.

– И отсюда следует печальный для тебя вывод, - вступила Миованна. - Независимо от того, как продолжат развиваться события, тебе не место здесь. Мы не можем тебе позволить вмешиваться в события на прежних основаниях. Когда за декорации отвечал Камилл, ты значил не слишком много. Но сейчас ты слишком крупная щука для местного омута.

– И что вы собираетесь со мной сделать? - в голосе Тилоса не осталось эмоций. Он смотрел прямо перед собой. - Стереть с лица земли? Изъять с планеты и законсервировать?

– Единого решения нет. На мой взгляд, ты заслуживаешь справедливого отношения. Я предлагала сделать тебе отдельный мир, в котором ты сможешь распоряжаться как угодно, и сбросить его.

– Но ты на такое не согласишься, - сказал Камилл, внимательно рассматривая Тилоса. - Я вижу. Есть и другое предложение - трансформировать тебя в полноценного Демиурга. Последний раз с вещественного носителя на энергетический личность снимали шут знает когда, но технология не утрачена. В новом статусе ты сможешь на общих основаниях принимать участие в судьбе Неожиданности. Данной планеты, я имею в виду. Очевидно, что ты разбираешься в местной обстановке, а потому окажешься полезен. И не смотри так на Джао, это мое предложение.

Тилос перевел на него изумленный взгляд.

– Почему?

– Потому что даже сейчас ты - прекрасный противник. Для своего уровня, конечно. Мне не терпится устроить полноценную игру-реванш, - ухмыльнулся Демиург. - Как тебе перспектива? Представь, захотел сделать свой мир - и сделал. Захотел изобрести новую расу - изобрел. Придумал, как достичь всеобщей справедливости, и тут же реализовал на практике… Первые несколько секунд немного не по себе, но потом привыкаешь.

– Секунд? Ах, да, ваших секунд. Несколько тысяч локальных лет… Да уж, Камилл, честно скажу - именно такого варианта я не ожидал, а потому просто не знаю, что ответить. - Тилос машинально потер затылок. - Однако известно, где лежит бесплатный сыр. В чем подвох? Джао?

– "На общих основаниях" означает, что ты подчиняешься общему решению, - пояснил тот. - Видишь ли, у нас стихийно сложился небольшой комитет, занимающийся данным инцидентом. Недавно все, кто пожелал обсуждать проблему, согласились, что наш комитет обладает исключительным правом предпринимать любые действия в отношении Неожиданности. Остальные не вмешиваются. А решения комитет принимает только на основе общего единогласия. Разумеется, на первых порах твой голос окажется далеко не самым весомым.

– Понятно, - медленно кивнул Тилос. - Учитывая ваши представления о времени, в ближайшие несколько локальных тысячелетий я останусь пустым местом. Возможно, когда-то меня и начнут уважать, но шанса оказать влияния на местную историю у меня не останется. Зато я стану полноценным Демиургом…

– По-моему, более чем достойный вариант, - безразлично заметила Миованна. - Ты окажешься первым вновь созданным за последние несколько часов Демиургом. Довольно сомнительное решение, но уж больно народ заинтересовался местными событиями. Думаю, невелика цена за твое невмешательство.

– Цена? - Тилос криво усмехнулся. - А почему бы вам просто не ликвидировать меня? Считай, вообще даром выходит.

– Таков один из вариантов, - сообщил ему Веорон. - Но мы предпочитаем не принимать необратимых решений. Скорее, бессрочная гибернация, тем более что твое нынешнее тело идеально к ней приспособлено. Но так несправедливо. Хотелось бы, чтобы ты осознал - мы не имеем ничего против тебя лично. Ты честно работал на благо местного общества, как сам его понимал. Но сейчас ты - помеха нашим планам, которую необходимо ликвидировать. Как - выбирай сам.

– Вечная спячка или перевоплощение в Демиурга… - горько усмехнулся Тилос. - Да как же вы не понимаете - я не могу оставить… хм, Неожиданность на произвол судьбы прямо сейчас!

– На наше усмотрение, а не на произвол судьбы, - холодно поправил его Куагар.

– Еще хуже! Вы со своих горних высей способны лишь лупить дубиной по комарам, не заботясь о случайных жертвах! Ваш план с хаотизацией - вы ведь к такому ведете, верно? - это же уму непостижимо! Вы превратите в пыль все - и хорошее, и плохое - только потому, что малая часть создана для Игры…

– Именно, - кивнула Миованна. - Мы хотим, чтобы Неожиданность изначально пошла своей дорогой. Или ты жалеешь тех, кто обречен погибнуть? Подумай сам - через… - она запнулась. - Через тридцать-сорок, максимум пятьдесят локальных лет даже нынешние младенцы умрут естественным путем. Мы же ведем речь о исторической перспективе. А с точки зрения Истории какая разница, умрут они сегодня или через полвека?

– Для меня есть разница, - грустно сказал Тилос. - Для них есть разница. Вам, конечно, безразлично.

– Интересно, - процедил сквозь зубы Куагар. - Ладно, предположим, мы бездушные чудовища, играющие судьбами миллионов. Мы ничего не знаем, не видим отдельных людей, как они не видят микробов, и вообще полные кретины. Предположим, мы внезапно проникнемся твоими аргументами и оставим тебя на царстве. Ты хочешь сказать, что сделаешь все идеально? Найдешь нужные пути, проведешь по ним общество, не сделаешь никаких фатальных ошибок? Чушь. Взять тех же троллей - ну с чего ты втравил их в людские дела? Зачем ты стравил их друг с другом?

Тилос долгим взглядом посмотрел на насторожившегося Хлаша, потом покачал головой:

– Они не должны вмешиваться в человеческие дела на данном этапе. Это может привести к скорой войне между двумя расами независимо от исхода сегодняшней битвы.

– Ну и что? Не в первый раз и, думаю, не в последний.

– Долго объяснять, Куагар. И не в такой обстановке. Но даже не война между расами как таковая меня страшит.

– А что же?

Тилос снова бросил взгляд на матху. Тролль молча сидел в своем кресле, устремив взгляд прямо перед собой. Он казался спящим. Тилос пошевелил в воздухе пальцами.

– Меня волнует общество троллей. Оно слишком стабильно. Народ уже несколько тысяч лет стагнирует в своей неизменности. С тех самых пор, как Усимбэй с помощью Драконьего Камня изобрел Путь, в их жизни не происходило значительных изменений. В общем, оно и естественно, такими они созданы: могучими, волевыми - и абсолютно лишенными воображения. У них даже поэзия существует лишь как набор рифмованных тайгра для лучшего обучения Пути. Никто из них не способен изобрести что-то новое, выйти за заранее установленные границы игровой расы. Их мертвая неподвижность - верный путь к гибели. Рано или поздно люди станут настолько сильны, что у них появится соблазн стереть троллей с лица земли - просто на всякий случай.

– И ты хочешь оттянуть их гибель как можно дальше? Но отсрочка есть отсрочка. - Миованна покачала головой. - Рано или поздно судьба все равно настигнет их.

– Я не хочу оттягивать их гибель. Я хочу ее предотвратить. Нужно изменить отношение людей и троллей друг к другу. До сегодняшнего дня тролли приходили к людям лишь как наемники - ради денег, новых впечатлений и тому подобного. Но их никогда не интересовали человеческие проблемы - лишь бы те на территорию Народа не лезли. Суть дела не меняется. Пока два общества живут отдельно друг от друга, пока они монолитны и не принимают чужаков, всегда останется угроза геноцида. Более того, даже если войны удастся избежать, без воображения и изобретательности Народ так и останется крохотным племенем на крохотной планете. В лучшем случае он вымрет естественным путем через несколько тысяч или миллионов лет.

– Значит, такова их судьба, - пожал плечами Майно. - В конце концов, ты же не станешь вечно изображать из себя няньку. Нет, твое поведение здесь иррационально.

– Есть и еще кое-что. Сколько мертвых цивилизаций вы нашли в обследованных галактиках? Шесть? Семь?

– Семь, - согласился Джао. - Но при чем здесь…

– При том, что мне известны только две расы, не уничтожившие сами себя - вы и джамтане. Но предразумная эволюция джамтан не основывалась на борьбе за выживание. А вот у всех вымерших рас - основывалась.

– У нас - тоже, - усмехнулся Куагар. - Я понял, к чему ты клонишь. Старая теория о том, что раса, в основе мышления которой - инстинкты самосохранения и продолжения рода, обязательно уничтожает сама себя. Глупость. Мы же выжили.

– Только благодаря тому, что сумели вовремя перенести свою жажду крови на искусственно созданные расы! Ваше исключение только подтверждает правило. Люди Игровых миров - ваши точные копии, и у них мало шансов добраться до ближайших звезд. Они обречены так же, как и тролли.

– Интересный анализ, - Миованна наклонилась вперед. - Предположим, ты прав. И что ты предполагаешь делать?

– Смотрите сами. С одной стороны - люди, страстные и кровожадные, убивающие сами себя по пустячным поводам, вечно мятущиеся и ищущие новых путей. С другой стороны - тролли, холодные и расчетливые, с потрясающим чувством долга, серьезно относящиеся к убийству себе подобных. Наконец, еще одна сторона - орки. Их природная интуиция, оригинальное восприятие мира и тяга к технике также окажутся ценным вкладом в общий конгломерат. Если объединить положительные качества всех рас в едином целом, результат окажется куда выше, чем простая сумма частей. Горячность людей компенсируется рассудочностью троллей, человеческий эгоизм - тролличьей обязательностью, излишняя рациональность троллей - интуицией орков, а кровожадность орков - общим воздействием со стороны других рас. Как раз та ситуация, когда один плюс один - куда больше, чем два. По чистой случайности вы создали идеальный конгломерат рас, и не использовать такую ситуацию - преступление. А иначе… иначе вы получите еще один мертвый мир.

– Идея принята, - кивнула Миованна. - Мы рассмотрим ее подробнее, когда решим твою проблему. Но прежде, чем мы вынесем окончательно решение, все же поясни, зачем ты стравил троллей друг с другом. Мне лично ужасно интересно.

– Да все просто, - устало вздохнул Тилос. - Сейчас ни тролли, ни люди не способны принять друг друга как равных. В сущности, они мало что знают друг о друге, и нет никаких предпосылок к объединению. Народ издавна держался обособленно, и люди традиционно не доверяют ему. В свое время наемники из Народа на службе у людей не являлись редкостью, но эта ниточка никогда не казалась слишком крепкой. Нужно стереть невидимые границы, чтобы человеческая и тролличья культуры наконец-то смешались, чтобы расы жили бок о бок не просто как равные, но как родственники. С орками проблем не возникнет - их крупные общины издавна существовали в человеческих городах, но с троллями сложнее. При нынешнем подходе они всегда останутся для людей опасными чужаками, которых терпят, но и боятся. И тролли, в свою очередь, замкнувшись ото всех, не смогут сделать шаги к объединению. Они просто не видят - зачем. В лучшем случае они начнут изобретать способы контроля опасных соседей, что плохо кончится для всех. Барьер нужно ломать, и единственный способ, который я вижу - стравить друг с другом объединенные человеческо-тролличьи армии. Сейчас только совместно пролитая кровь может вызвать доверие друг к другу. Первый шаг к объединению сделан сегодня ночью: мои агенты подбросили несчастному Клатту идею о вмешательстве, и ребята Хлаша истребили его отряд. Табу нарушено, дальше станет легче. - Тилос снова помахал рукой в воздухе. - Теперь тролли начнут убивать друг друга и, рано или поздно, вынужденно объединятся с людьми в своих усобицах.

– То есть ты хочешь повязать нас кровью?

От звука голоса Хлаша Элиза вздрогнула. В нем, обычно холодном и безразличном, сейчас явно звучали удивление и ярость. Тролль медленно поднялся из своего кресла и навис над Тилосом.

– Ты предал меня, - сказал матха. - Ты предал мое доверие к тебе. Как ты мог, Тилос? Я считал тебя лучшим из людей…

– Но я не человек, - мягко перебил его Тилос, и такая сила чувствовалась в его голосе, что тролль осекся. - Ты с самого начала знал, что я не человек. Ты знал, что я манипулирую чужими судьбами. И в глубине души ты понимал, что я манипулирую и тобой тоже. Чем ты так удивлен, старый друг?

– Я более не друг тебе, - сказал Хлаш. Он уже овладел собой и говорил прежним бесстрастным тоном. - Ты оскорбил и предал меня. Ты заставил меня убивать своих, только чтобы достичь каких-то своих целей! Я более не знаю тебя, бывший друг.

Он сложил руки в приветствии тазана, но тут же резко выпрямил их и сложил снова - кулаками крест-накрест.

– Полагаю, мне незачем здесь присутствовать? - сухо спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Тебя с самого начала не ограничивали в выборе, - пожал плечами Джао. - Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас.

Ни сказав более ни слова, тролль повернулся, бесшумно прошел прямо сквозь ковровую завесу и исчез. Тилос взглянул ему вслед, потом устало прикрыл глаза.

– Ты сам захотел говорить в его присутствии, - удивленно проговорила Миованна. - Разве ты не предполагал его реакцию?

– Я знал ее заранее, - вздохнул Тилос. - Но раз мне не суждено вести его нужными путями, я должен открыть ему глаза. Он и так узнал бы мои планы, но в свой черед. Я лишь ускорил события. Сейчас он разъярен, но потом, когда поостынет, поймет мою правоту. Он никогда не простит меня, но, по крайней мере, поймет, к чему ему нужно стремиться.

– Нет, ну ты смотри! - восхищенно привстал со своего места Веорон. - Этот парень умудряется играть в свои игры прямо у нас под носом! Положительно, я за то, чтобы переделать его в Демиурга! Но, может, вернуть верзилу? Мы же еще не решили окончательно, что с нашим бардаком делать…

– Поздно, дорогой мой Веорон! - расхохотался Майно. - Орлы мух не ловят. Мелковато для богов гоняться за простыми смертными. Как ты собираешься искать одинокого тролля, да еще и Ведущего по Пути, в лесах? Тилос светится во всех мыслимых диапазонах, что маяк в ночи, и то сколько мы шарились! А уж простого смертного даже с помощью Станции отследить - та еще проблема. Но теперь я понимаю, как Серый Князь умудрялся путаться у меня под ногами без малого три века! Мои поздравления, Семен, ты лучший политик их тех, кого я встречал на своем веку. Из людей, я имею в виду.

– Ты страшный человек, Тилос, - грустно произнесла Миованна. - Ведь Хлаш Дэрэй не первый друг, которого ты предал? Ради далекой призрачной цели, неизвестно даже, верной или нет, ты предаешь тех, кто идет рядом. Цель оправдывает средства, да?

– Да, бывает так, что цель оправдывает средства, Демиург Миованна, - криво усмехнулся Тилос. - Но я не думаю, что сейчас время для чтения моралей. И уж не тебе читать их. Ты-то никогда не стояла перед подобным выбором. Но давайте решать окончательно. Не нужно мне ваше вознесение на небеса. Если не согласны оставить меня здесь, усыпляйте. И, желательно, не будите до последних дней Вселенной. Джао… или ты, Веорон, могу я попросить вас позаботиться о девочке? Переправьте ее к северянам, дальше она сама справится. Эла, найдешь боярина Мешего, дальше - по обстоятельствам…

– Нет! - закричала Элиза. Она не понимала, что страшные чужаки собираются сделать с ее Тилосом, но точно знала - больше им не увидеться. - Вы не можете! Вы не можете так поступить с ним!

Она вскочила на ноги и заслонила собой Тилоса, раскинув руки. Ее глаза пылали почти так же грозно, как у Миованны, волосы растрепались и рассыпались по плечам. Даже в своей оборванной, заляпанной грязью походной одежде сейчас она произвела бы впечатление и на князя.

По губам Тилоса скользнула легкая улыбка. Миованна покачала головой.

– Ты не сможешь помешать нам, девочка, несмотря на всю свою храбрость. Но ты умеешь вызывать к себе преданность, Семен. Не волнуйся, мы позаботимся о ней в любом случае. Однако я далеко не уверена, что гибернация - лучший выбор для тебя. Я понимаю, что предложение стать Демиургом слишком неожиданно для тебя, а сейчас не лучшее время для серьезных раздумий. Думаю, мы дадим тебе несколько дней на раздумье… в спокойной обстановке. Уверена, ты согласишься стать одним из нас.

– Знаешь, Миованна, - Тилос легко поднялся из кресла и, обняв Элизу за плечи, усадил ее обратно в кресло. По щекам девушки текли слезы, и он осторожно вытер их ладонью, - лет семьдесят назад мне все так обрыдло, что я попытался покончить с собой. В один прекрасный день я поскользнулся на осыпи в горах и… и не стал барахтаться. Там было метров триста высоты, плюс сверху меня накрыло обвалом. Я две недели провалялся под камнями без сознания, пока тело не регенерировало в должной мере, а потом еще три дня прокапывал себе путь наружу. Жутенькие три дня, должен заметить. Больше самоубиться я не пробовал, но с тех пор я мечтаю только об одном - уснуть без сновидений, желательно - навсегда. Так что не нужна мне ваша снисходительность. Если уж вы вздумали распоряжаться моей судьбой, сделайте милость - прикончите меня.

– Я же говорил - он упрям, - хмыкнул Майно. - Однако жаль, что матч-реванша не произойдет. Слушай, Тилос, может, передумаешь, а?

– Есть еще один вариант, - внезапно сказал Джао. - Я надеялся, что до крайностей не дойдет, но раз уж так сложилось… Думаю, мой вариант может устроить всех, и тебя, Семен, в том числе.

– Можно обойтись без драматических пауз? - холодно осведомилась Миованна. - Я и без того утомлена звуковой речью.

– Как скажешь, Мио. В чем суть нынешней проблемы? В том, что Тилос -щука в аквариуме с головастиками. Он слишком силен, слишком быстр, слишком много знает, чтобы кто-то мог сравниться с ним. У него слишком много возможностей влиять на ситуацию, причем возможностей, сходных с нашими. Именно поэтому мы хотим его удалить. Однако можно поступить и по-другому. - Демиург махнул рукой, и в воздухе в радужном пузыре повисла копия Тилоса. - Можно лишь изъять у него лишние возможности, вернув ему старое тело, от которого в свое время я так бесцеремонно его избавил. Мне пришлось растить тело с нуля, поэтому я опоздал к началу. Смею уверить, Семен, оно ничем не хуже твоего изначального.

– Ты предлагаешь мне стать простым человеком? - удивленно поднял бровь Тилос.

– Именно. Снова стать человеком, хотя вряд ли простым. Никто не отнимет у тебя твои знания, твое умение драться, но ты окажешься в той же весовой категории, что и местные авторитеты. Ты лишишься неуязвимости, персональной дальней связи и прочих приятных мелочей. Ты снова начнешь испытывать мелкие человеческие неудобства вроде расстройства желудка. Но ты останешься здесь и сможешь хоть как-то влиять на ситуацию. Возможно, учитывая твои планы насчет троллей, мы изменим свое решение о хаотизации, и тогда у тебя появится шанс порулить по-своему. Все лучше, чем сдаться и уйти навсегда. Как идея?

– Ты всегда отличался странными закидонами, Джа, - хмыкнул Майно. - Но я не имею возражений. Остальные, вижу, тоже. Ну, Тилос, что скажешь ты? Хочешь снова почувствовать адреналин в крови, поиграть с настоящей смертью? Если что, кстати, мы всегда сможем обсудить наш матч-реванш…

Тилос неторопливо повернулся к Демиургам.

– Могу я взять пять минут на размышление? - спокойно спросил он.

Небо потихоньку затягивало тучами, скрывшими солнце. Начал накрапывать ленивый дождик. Джао и Майно стояли над бесчувственным Тилосом, напоминая вырезанные из дерева статуи. Элиза забилась под дерево, старательно подавляя панический ужас. Ее все еще жег прощальный взгляд Миованны, холодно-оценивающий и прикидывающий. В последний момент Джао отрицательно качнул головой, и Демиург, совершенно по-человечески пожав плечами, растаяла в воздухе. За ней, переглянувшись, одновременно пропали Куагар с Веороном. Брошенный фальшивым гриднем топор так и остался валяться на земле.

"Мне жалко парня, Джа."

"Мне тоже. Он оказался прекрасным регулятором. Из всех воспитанных мной личностей он - лучший."

"Да что бы ты понимал, зануда! Ты вечно талдычишь о ценности разума, даже того, что создан для Игры, но никогда не рассматриваешь свои создания как равных! Да, ты ценишь их - как хорошо сделанные игрушки, которыми можно похвастаться перед другими. Но понимать их ты никогда не понимал."

"Ты хочешь сказать, что ты их понимаешь?"

"О, да! Ты называешь меня психом, ты пытался выставить меня идиотом на публике, но провалился. Думаешь, почему? Да потому, что я более нормален, чем ты. Я сочувствую тем, кого дергаю за ниточки, я вижу в них личностей. Я хотел сделать из своего мира процветающую планету, где расы свободны исследовать, распространяться, любить и ненавидеть. Я дал бы им звезды, к которым можно стремиться, свою Вселенную, которую так интересно исследовать! Да, под моим зримым или незримым руководством, но они чувствовали бы себя счастливыми! Знаешь, чем я отличаюсь от Миованны, от Веорона, вообще от остальных? Я сочувствую тем, кем управляю, и стараюсь не слишком ограничивать их свободу воли. Даже в самых неудачных войнах мои потери не превышали одного к двадцати, а уровень автономии моих вассальных государств мало отличался от независимости. Ты же выдернул меня отсюда, разрушил все, что я делал…"

"Не начинай снова, Камилл. Ты повторял свои аргументы много раз, и много раз я отвечал на них. Хотя мне не удалось убедить других, ты неправ, страшно неправ, и к тому же в самом деле псих, я не собираюсь заново обсуждать твое мировоззрение. Сейчас, во всяком случае."

"Да, конечно. Верный способ заткнуть себе уши - назвать собеседника кретином и сумасшедшим. Но и я не собираюсь снова спорить с тобой. Я только хочу сказать, что Тилоса нужно трансформировать в Демиурга. Почему мы даем ему выбор? Он не понимает, от чего отказывается."

"Его право. Тут и кроется суть наших разногласий. Ты всегда знал, что лучше для других, и принуждал их соответственно. Я же даю своим созданиям свободу воли. Я не позволю тебе решать за других, если у меня останется хоть малейшая возможность, и уж точно не позволю решать за него."

"Он погибнет. Он привык к неуязвимости, силе, ко всем возможностям своего искусственного тела. Он бессмысленно погибнет максимум через неделю. Хочешь пари?"

"Нет, не хочу. Даже если он умрет, это его выбор. Повторяю, я не собираюсь обсуждать тему. Кстати, он приходит в себя…"

"И ты не хочешь, чтобы я путался у тебя под ногами? Ну да, мудрый учитель в очередной раз промывает мозги ученику. Конечно, ты уважаешь чужой выбор, но лишь после того, как предопределишь его…"

"Я был бы благодарен тебе…"

"Ухожу, ухожу. Надеюсь, ты прикроешь его как следует. Он наверняка передумает. Я все еще надеюсь на матч-реванш."

"Я не прикрою его."

"Верность своим принципам до конца? Похвально. Ну и зануда ты, Джа."

"До связи, Камилл."

Золотой Змей осторожно вытащил из-за пазухи тряпичный сверток. Последний из пяти богов все еще неподвижно стоял над телом Тилоса, но Тень уже не боялся, что его обнаружат. Могли бы - давно бы заметили. Сейчас главное - вызвать помощь. Змей в очередной раз порадовался своей наблюдательности, позволившей ему заметить странные дымки над обрывом, и упрямству, заставившему прервать давно заслуженный отдых и исследовать местность.

Он осторожно распутал тряпицу, поставил статуэтку на пенек и похолодел. Глазам Тинурила сейчас полагалось гореть кроваво-красным, что означало голод. Это нормально - кормить его полагалось лишь перед самым разговором. Но сейчас гладкие блестящие камешки зрачков оставались темны и пусты. Золотой Змей судорожно ухватил идольца и чуть не выронил его от испуга. Как он не почувствовал сразу? Тяжелая уверенная мощь, наполнявшая тело бога, ушла, испарилась, пропала. В руке Тени лежала легковесно-безжизненная деревяшка с двумя водянистыми каплями вместо глаз.

Змей запаниковал. Если в случившемся есть его вина, ему не жить. Лучшее, на что он может надеяться, - мгновенная смерть. Если же шабай окажется не в духе… Он отчаянно попытался засунуть в рот богу шарик пищи, но тот не лез. Упругая пластина на затылке идольца больше не нажималась, старая пища не выплевывалась. Бог умер и не желал возрождаться к жизни.

Несколько раз глубоко вдохнув, Золотой Змей успокоил бешено стучащее сердце. Он должен доложить о смерти идола и о своем открытии, что бы потом с ним ни сделали. Сейчас он приведет остальных и попытается захватить жертву. Постом пусть шабай сам решает - посылать за сотни верст сообщение патриарху или же решать ее судьбу самостоятельно. Нужно только дождаться, пока уйдет и последний бог. И тогда старая цель, наконец, снова окажется в пределах досягаемости…

Тилос открыл глаза и рывком сел. Элиза бросилась к нему и обняла за плечи, содрогнувшись в рыданиях. Тот рассеянно похлопал ее по спине, не отрывая взгляда от Джао.

– Все? - осведомился бывший Серый Князь. - Процедура завершена?

– Да, Семен, - кивнул Демиург. - Я постарался сохранить твое умение драться, но, боюсь, тебе придется много работать, чтобы восстановить прежний уровень. Твой биологический возраст сейчас - двадцать пять местных лет, и еще тридцать лет железного здоровья как минимум я тебе гарантирую.

– И что теперь? Меня оставят в покое?

– Да. Принято решение более не контролировать твои действия и временно приостановить наше вмешательство. Мы закончим фиксировать планету, но социоинжинерные планы заморожены по крайней мере на терцию.

– То есть дождетесь, пока я не помру своей смертью, чтобы не травмировать мою чуткую душу. Я тронут, - Тилос усмехнулся. - Спасибо, Джао. Думаю, ты не мог добиться большего.

– Мог бы, но не стал. Семен, в том, что прозвучало сегодня, есть большая доля правды. Твою деятельность необходимо упорядочить. Основной же проблемой для меня и в самом деле являются твои чувства, и ирония здесь не слишком уместна.

– Извини. Может, ты и прав. Все та же старая проблема Хранителей: вмешиваться ли, и если вмешиваться, то как серьезно… Наверное, у нее нет универсального решения. В любом случае я не собираюсь жалеть об утраченном. В конце концов, главное в человеке - то, что внутри черепа. Выкручусь как-нибудь…

– Выкрутишься, я верю, - кивнул Демиург. - Только еще одна небольшая деталь. Радиосвязь на данном этапе развития признана нецелесообразной. Подаренные южанам системы связи изъяты, на частотах твоих собственных передатчиков поставлены массированные помехи. Не пытайся обойти ограничения - последуют санкции.

– Не беда, - Тилос пожал плечами. - И гонцами обойдемся, не впервой. Полугруппы я вроде бы помню, так что хрен кто мои коды сломает даже и через тысячу лет.

– Рад, что ты не унываешь, - улыбнулся Демиург. - Ну что же, тогда время прощаться. Если не изменишь решения, мы больше не увидимся.

– Да, Джао, - Тилос неловко поднялся на ноги. - Спасибо за поддержку, особенно… за это, - он оглядел свое тело. - Последние три века меня не оставляло ощущение, что в теле киборга я утратил… Не знаю, что, но утратил. Может, человеческий взгляд на жизнь и смерть. Может, еще что. Не знаю. Теперь у меня появляется шанс проверить свои догадки.

– Удачи тебе, - тихо сказал Демиург.

– Прощай, Джао.

Последние слова Тилоса канули в пустоту. Там, где только что стоял Демиург, медленно распрямлялась трава. Элиза судорожно сглотнула и шмыгнула носом. Тилос опустился на землю рядом с ней.

– Вот и все, котенок, - он вздохнул и погладил ее волосы. - Вот и все. Даже вечность имеет обыкновение заканчиваться гораздо раньше, чем предполагалось. Пришла пора расставаться и нам, на сей раз - навсегда.

– Я тебя не оставлю, - Элиза зарылась носом в его плечо.

– Выхода нет. Я больше не могу защитить тебя. Да вообще - с самого начала твое участие в моих играх выглядело чистой воды авантюрой. Теперь я ясно это вижу. Все решения какие-то спонтанные, сумбурные, без четкого плана…

– Я тебя не оставлю!

– Не дури, Эла. Доберешься до северян, найдешь боярина Мешего, поженишься с его сыном, моим тезкой, нарожаешь кучу славных ребятишек и будешь счастлива. Хватит с тебя мыкаться по свету.

– Тилос, ты что, дурак? - Элиза оттолкнула его и вскочила на ноги, уперев руки в бока. Слезы на ее щеках как-то сразу высохли, хрипота в голосе пропала, глаза загорелись решительным огнем. - Ты не слышал, что сказал твой Жабо? Теперь тебя можно убить! А я останусь тебя охранять!

Тилос расхохотался.

– Ну, пичуга, ты бы на себя со стороны посмотрела! Бой-баба, мужа под каблук посадишь, точно говорю. - Он поднялся на ноги и, склонив голову на бок, заглянул ей в глаза. - Эла, храбрая ты моя, ты с успехом отобьешься от бандитов на улице и даже справишься с опытным воином, если повезет. В Чаттануге тебе дали знания, научили защищаться, а уж свой путь в жизни, верю, ты найдешь без труда. Поэтому я с легким сердцем отпускаю тебя. Но вот против тех, кто захочет со мной разобраться, ты стоишь не более, чем соломенный щит. Если останешься со мной - умрешь.

– Пусть! - Элиза упрямо наклонила голову. - Я не брошу тебя!

– Боги ли сладят с нашей дурочкой! - досадливо пробормотал Тилос. - Эла, ты понимаешь, что свяжешь мне руки своим присутствием? Мне придется не столько заниматься своими делами, сколько думать о твоей безопасности.

– Ты хочешь сказать, что я… окажусь для тебя обузой? - Элиза почувствовала, что кровь отливает от головы, оставляя ее легкой и пустой. - Что я стану мешать тебе?

– Разумеется! - рявкнул Тилос. - Конечно, мешать! Кем ты себя вообразила? Профессиональным телохранителем? Опытным бойцом? Да ты просто нахватавшаяся вершков уличная девчонка, полагавшая, что видела мир! Оставайся, если хочешь, таскайся за мной хвостом, мне-то что! Только помни - ты сама по себе, я сам по себе, и ничего общего у нас нет.

Внезапно кровь снова ударила в голову девушке. Ее щеки запылали, в ушах загудело, она несколько раз схватила ртом воздух, не зная, что ответить. Наконец, словно слепая, она нашарила на земле свой мешок и медленно побрела, сама не зная куда. Тилос молча смотрел ей вслед.

– Возможно, Миованна права - предавать товарищей вошло у тебя в привычку? - тихо спросил он сам у себя, когда Элиза скрылась за деревьями. - Что скажешь, властелин мира недоделанный?

Он вытянулся на земле во весь рост, но тут же дернулся и сел.

– Мокро, чтоб ему! - удивленно пробормотал он. - Я и забыл, что такое мокрая холодная трава. Ах, сколько нам открытий чудных…

Он снова вытянулся на земле и закрыл глаза.

– Тебе нужно сломать барьер? И ты много лет хотел покоя? - негромко спросил он самого себя. - Ну что же, вот и появилась возможность совместить приятное с полезным. Теперь, парень, для тебя главное - не запороть финальную роль…

Треснула ветка. Хлаш прервал медитацию и прислушался. Кто-то медленно тащился по лесу в его сторону, не заботясь о маскировке. Вскоре до тролля долетело приглушенное всхлипывание.

Дождавшись, пока Элиза подойдет поближе к его укрытию, он высунулся из-за кустов, зажал ей рот и втянул к себе, так что только пятки мелькнули в воздухе.

– Тихо! - прошептал он девушке на ухо, выпуская ее. - Свои. Что, судилище закончилось?

Та, снова всхлипнув, молча кивнула.

– Он мертв?

Элиза помотала головой, и Хлаш почувствовал обессиливающее облегчение.

– Слава предкам! - пробормотал он. - Значит, он стал Демиургом?

Девушка снова помотала головой, и тролль, озадаченно сощурившись, уставился ей в лицо.

– А что тогда? - недоуменно спросил он. - Да хватит плакать, нюня, расскажи толком.

– Его сделали человеком… и он сказал, что я стану путаться под ногами! - чуть не в голос заревела девушка, и Хлаш снова зажал ей рот. Он не привык успокаивать плачущих человеческих детей и не совсем понимал, что делать в такой ситуации.

– Да успокойся ты! - едва ли не зарычал он. - Что значит - сделали человеком?

Всхлипывая и запинаясь, Элиза пересказала ему события. Когда она закончила, матха в раздумье опустился на пятки.

– Плохо, - сказал он наконец. - Если он отослал и меня, и тебя, значит, дело совсем кисло. Как бы глупостей не наделал. Пойдем-ка проведаем его. Авось он не ушел далеко.

Элиза мутно взглянула, как он уходит сквозь заросли, и поплелась за ним. Ей было все равно.

Тилос обнаружился на прежнем месте. Он лежал, вытянувшись, и, казалось, спал.

– Кажется, я вовремя унес ноги, - сообщил ему Хлаш. - Почему-то у меня возникло чувство, что еще немного - и меня возьмут к ногтю вместе с тобой, просто как лишнего свидетеля. Ты мог бы и не сигналить.

– Зачем вы вернулись? - спросил Тилос, не открывая глаз. - Теперь ты знаешь, что нужно делать. У тебя своя дорога. У Элы - тоже. Раз уж вы встретились, будь добр, доведи ее до своих.

– Я вернулся потому, что не бросаю друзей в трудную минуту. Не таков мой Путь.

– Я предал тебя. Забыл?

– Хватит держать меня за ребенка, - укоризненно сказал тролль. - Я немногим глупее тебя. Конечно, ты дергал за ниточки и меня тоже. Но ты всегда заботился о Народе и никогда не заставлял меня поступать бесчестно. А кто я такой, чтобы ставить свои чувства выше долга? Или ты поверил тому, что я изобразил перед Демиургами? Вот уж не знал, что убил в себе барда!

– Навязались вы на мою голову… - проворчал Тилос, поднимаясь на ноги. - Хлаш, мне не нужна ни твоя помощь, ни твоя защита. Оставшись со мной, вы оба погибнете.

– Ты собрался умирать?

– Да, - кивнул Тилос. - Да, да, да! - внезапно яростно заорал он. - Духи тебя сожри со всеми потрохами, Хлаш, крокодил ты земноводный! Десятилетиями я работал над своими планами, но только сейчас ясно увидел, как можно поставить большую жирную точку! И мне, скорее всего, придется умереть! Я не намерен тащить за собой в могилу и вас тоже! Это мой Путь, понял, ты, холоднокровный? Неужели я должен рассказывать тебе, матха-ома, почему не могу с него свернуть? - Он глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее. - Тебе стоило уйти вчера вместе с Элизой. Зачем ты вернулся? Зачем притащил ее за собой?

– Не кричи, - спокойно сказал Хлаш. - Я и так неплохо слышу. Я уважаю твой Путь и сам не намерен умирать раньше времени. Я поступлю так, как ты скажешь. Но мне не хотелось бы, чтобы ты считал меня затаившим обиду недругом, и поэтому я здесь.

Тилос слабо улыбнулся троллю и ухватившейся за него Элизе.

– Уговорил, не считаю. Хлаш, пойми, я должен поступить так, как задумал. Столетиями я учил людей умирать, заученно повторяя "делай что должно - и будь что будет". Пришло время выяснить, верю ли я в собственные слова. Не плачь, Эла. Всегда остается шанс, что я выживу. Прощайте, друзья. Вам нужно уходить.

Без всякого предупреждения Хлаш швырнул Элизу на землю и гигантским скачком оказался возле зарослей. Его тоскала несколько раз взблеснула молнией, и большая ловчая сеть кусками опустилась на траву.

– Нет, Хлаш! - резко сказал Тилос. - Назад!

Из-за кустов и деревьев выступили четыре затянутые в черное фигуры. Они держали в руках короткие изогнутые клинки с квадратными гардами.

– Нам нужен только он! - глухо произнесла одна из фигур, кивая на Тилоса. - Бери девку, тролль, и уходи. Мы не тронем тебя. Но если ты вступишь в бой с нами, ты умрешь.

Хлаш медленно отступил к Тилосу, удерживая рукоять клинка обеими руками. Длинная, куда длиннее полусажени, бритвенно-острая изогнутая тоскала в его лапищах казалась тонким прутом.

– Мне случалось драться с людьми, но еще никогда - с подобными вам, - с гортанным смешком откликнулся тролль. - Думаю, выйдет забавно… Почему-то мне кажется, что если мы подеремся, то умрете вы. Хотите проверить?

– Погоди, - остановил его Тилос, положив руку на плечо. - Кто отдает вам приказы? Шабай Горный Кабан?

Черные фигуры переглянулись.

– Откуда ты знаешь это имя? - спросил один из пришельцев, выступая вперед. Кисаки тоскалы Хлаша почти коснулось его горла, но Тень не обратил на угрозу внимания. - Я не отвечу на твой вопрос. Но нам приказано взять тебя по возможности живым и невредимым.

– Ваш шабай самонадеян, - усмехнулся Тилос. - Не так давно в Граше я в одиночку убил пятерых Теней, и то лишь потому, что защищал спутников.

– Я видел, как чужие боги изменили тебя, - сообщил Тень. - Кто знает, вдруг ты уже не можешь драться так же хорошо, как раньше. В любом случае наши старые приказы остаются в силе - доставить шабаю тебя самого или твою голову, как получится.

– Я собирался прогуляться до лагеря тарсаков, - пожал плечами Тилос. - Ваш шабай тоже находится где-то в тех краях. Если нам по пути, почему бы не прогуляться в хорошей компании?

– Пообещай, что ты не сбежишь и не попытаешься убить нас, - потребовала темная фигура. - Иначе мы свяжем тебя и перережем жилы на ногах.

Хлаш слегка рыкнул.

– Обещаю, что дойду с вами до лагеря тарсаков, - пожал плечами Тилос. - Достаточно? Или еще и пятки вам поцеловать? Хлаш, бери Элизу и уходи.

– Я прогуляюсь с тобой, - невозмутимо ответил тролль. - Элиза, я думаю, тоже тебя не бросит. Эй, как вас там! Придется смириться и с нашей компанией.

Тень прошипел что-то невнятное, потом кивнул.

– Хорошо, - зловеще проговорил он. - Мы не тронем вас и позволим сопровождать пленника. Но ты отдашь свое оружие. Что с тобой и девочкой сделают дикие тарсачки - не наша забота.

– Не ваша, - согласился тролль. - Так пойдемте, что ли? Солнце клонится к вечеру. Не хочется в потемках шариться.

– Навязались вы на мою голову! - вздохнул Тилос. Он положил руку на плечо Элизе и хлопнул Хлаша по спине. - Ну что же, видно, судьба. Тогда вперед и с песней.

– Какие в Сахарных горах, к лешему, перевалы… - проворчал Перевет. - Смех один. На самом узком пять возов в ряд пройдут, а уж обходных троп, где коней провести можно, вообще как дырок в решете.

– И что ты предлагаешь? - всем корпусом повернулся к нему Тойма. - Пойти и самим головы под грашские сабли подставить? Такое, друг милый, без меня, я драться до последнего продолжу.

Несколько чернорясных отпрянули в сторону, перепугавшись свирепого выражения его лица. Ни один не носил золотую Колесованную Звезду, все мелкая сошка, секретари да посыльные, бездумно отметил Тойма. Чтоб он на ровном месте ногу сломал, проклятый трусливый Семлемен!…

– Предлагаю на месте стоять, как стояли! - рявкнул Перевет. - Если отсюда уйти - все, не остановим их больше!

– Ну и стой, - пожал плечами Тойма. - Не знаю, как у тебя, а у меня едва не треть по лесам разбежалась. У оставшихся коленки дрожат - злые грашцы людей живыми едят, злым духам бросают, посмертия лишают… Попы только и умеют, что жрать в три горла, а как бойцов подбодрить - сразу в кусты! Тапарцы, почитай, двое из трех сбежали, остальные в голос про невидимые копья южных богов твердят. Завтра побегут, как только первого гулана увидят… - Князь грязно выругался.

– Не сбегут, - пробасил Тарален. - Я могу их под свою руку принять. Мои сотники там уже порядок наводят. Кого-то выпороли, парочку самых крикливых повесили, остальные примолкли.

– Шустрый ты, воевода, - усмехнулся Перевет. - Может, тебя сразу тапарским князем выкликнуть? Семлемен, думаю, возражать не станет - он сейчас свою шкуру спасает, как умеет.

– А что, и выкликнем! Кто не захочет - тому по мордам… - ухмыльнулся в ответ Тойма. Впрочем, ухмылка тут же сползла с его лица. - Не до шуток, друже. Чует мое сердце - сомнут нас завтра, как гнилой плетень.

– Сомнут, - вяло согласился Перевет. - Прямо напасть какая-то - всех дельных командиров ровно косой выкосило. И не понять - как да почему. С одной стороны дырка, как от булавки, с другой - ровно медведь клок мяса вырвал. Ни стрела, ни дротик так не могут.

– Не сомнут, - не согласился Тарален. - Выстроим стену копий - не прорвутся. Вся их сила - в конном налете, а конь - животина умная, на колья брюхом не полезет. Сразу надо было сидеть на месте и не дергаться. Ну, а там, глядишь, пять тысяч моих ополченцев подойдут, Пирен командует. Ночью гонец прискакал, говорит - в двух переходах отсюда.

– Ко мне до утра должны семь тысяч ратников дойти, - поскреб затылок Перевет. - Вымотаются, конечно, от таких-то переходов, ну да ничего. А что, друже, может, и в самом деле не сомнут. Поставим их на Плешивый холм, своих укрепим да и засядем, как улитки в раковине.

– А вот южан воевать на их земле я точно не пойду, - Тойма скинул подшлемник и с наслаждением почесал потный затылок. - Силы у нас не те. Да и Отец-Солнце, видно, против. Смотрите сами - все, кто за святую войну ратовали, мертвые лежат. Храмовники, Дзергаш, опять же…

– Ну, Семлемен-то наверняка жив, - хмыкнул Тарален. - Улепетывает сейчас, наверное, в какой-нибудь свой монастырь, только что подковы у коняки не отваливаются… Ну, доберусь я до него когда-нибудь!

– Тот же тулуп, только с изнанки, - отмахнулся Тойма. - Не звал Пророк святые войны устраивать, хоть тресни. Вот и гневается Отец наш. Не южные боги невидимые копья швыряют, а Солнце своими огненными стрелами поражает. В общем, я отсюда к югу не двинусь. Стоять продолжу, пока сил хватит, а двинуться не двинусь.

– А я и подавно, - кивнул Перевет. - Эх, как Кумбалена-то жалко! Правая рука, ровно осиротел без него… Ну что, на том и сошлись? Стоим здесь и ни шагу ни назад, ни вперед, так? Жрать вот, правда, нечего…

– Ничего, - буркнул Тойма. - Отобьем южан - выгребем храмовые запасы, благо возражать некому. Надо ж такому случиться - капитулы всех четырех Храмов вместе с Настоятелями как градом побило!… Ну, а летом, глядишь, духи своей милостью не оставят. Должен же недород когда-то кончиться?

Солнце медленно опускалось к лесистым западным холмам.

– Стоять здесь! - приказал один из Теней. Остальные молчаливыми тенями окружили пленников. Один из них проверил веревки на руках Тилоса. - Белая Сова, пойдешь к тарсачкам и приведешь сюда их королеву. Не забудь напомнить, что плата за его поимку - пять кулаков золота.

Тень в надорванном черном капюшоне кивнул и скользнул вниз по склону.

– Деревянные боги больше не говорят издалека? - осведомился Тилос.

– Не твое дело, - командир ткнул его под ребра древком короткого копья. - Помалкивай.

Вечерело, и длинные тени протянулись между холмами. Тарсачий лагерь крылся в ложбине, но ветер доносил его шумы и запахи - ржание лошадей, вонь костров и навоза, отдельные возгласы… Элиза поежилась. Она боялась, но скорее согласилась бы дать разрезать себя на куски, чем показать свой страх.

Хлаш сбросил на землю заплечный мешок и, не обращая внимание на приставленный к шее клинок Тени, начал копаться в нем. Тролль вытащил небольшую бутылочку и одним глотком расправился с ее содержимым. Затем он вытянул руку, сжал кулак, и на землю посыпалась глиняная крошка.

– Связать его, - приказал командир Теней. Несколько мгновений спустя запястья тролля опутала толстая веревка, почти канат. Хлаш не сопротивлялся, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Затем он сел на пятки, прикрыл глаза и замер в каменной неподвижности.

Тилос поднял связанные руки.

– Мне нужно поговорить с товарищами, - холодно сказал он Теням. - Отойдите в сторону. Я связан и никуда не денусь.

– Нет, - равнодушно ответил Тень. - Ты договоришься с ними о побеге. Мы приведем тебя шабаю, а там разговаривай сколько хочешь.

– Тогда вам придется убить меня, - хмыкнул Тилос. - Тебе снова напомнить, что я в одиночку расправился с пятью твоими товарищами? Связанные руки помешают мне, но не сильно. В любом случае вам гораздо больше заплатят за живого.

Тень молча посмотрел на него, потом кивнул.

– Хорошо. Говори с ними. Но мы скорее убьем вас всех, чем позволим бежать. Помни - девка умрет первой.

По его знаку Тени отступили на десяток шагов, зорко наблюдая за пленниками.

– Слушайте меня внимательно, - быстрым тихим шепотом заговорил Тилос. - Помните - что бы ни случилось, Тарона должна выжить. Любой ценой. Даже если она лично разрежет меня на куски, вы будете стоять рядом и глупо ухмыляться. Поняли? Эла, ты поняла?

– Да! - девушка испуганно кивнула. - Но зачем…

– Тихо! - оборвал ее Тилос. - Эла, слушай фразу. - Он быстро проговорил незнакомые напевные слова. - Если со мной что-то случится, ты должна произнести ее перед Тароной. Это сотрет у нее ментоблок. Очень важно, чтобы ментоблок отключился, понятно?

– Но я не запомню… - запротестовала Элиза, но тут же осеклась. Странные слова внезапно всплыли у нее в голове, словно она долго учила их наизусть.

– А тебе и не нужно запоминать, - криво усмехнулся Тилос. - Фраза прошита в одном из твоих собственных ментоблоков. Отключить его не под силу даже мне, разве что Демиурги вмешаются. Главное - чтобы нужные слова прозвучали сразу после моей смерти, иначе ее, вполне вероятно, утянет за мной. Хлаш, раз уж ты впутался не в свое дело, ты должен защитить Элизу и Тарону. Вернее, так - сначала Тарону, потом Элизу. Не обижайся, Эла.

Хлаш кивнул, не открывая глаз.

– Ночное зелье начинает действовать, - сообщил он. - Еще немного - и я смогу драться в темноте. Но хватит его не дольше, чем до полуночи. Хорошо бы успеть до того.

– Успеем, - кивнул Тилос. - Но главное, что вы должны понять, - я знаю, что делаю. Не вмешивайтесь, даже когда… даже если меня начнут убивать. Иначе все пойдет псу под хвост. Ваша задача - защитить Тарону. Эла?

Девушка судорожно кивнула. Ей становилось все страшнее. И зачем я влезла сюда, мелькнуло в голове. Прибилась бы к дядьке Мешему, Семка у него такой славный… Устыдившись своих мыслей, она стиснула кулаки и уставилась вдаль. Но как она сможет стоять и спокойно смотреть, когда Тилоса начнут убивать?

– Тогда ждем. - Тилос опустился на пятки на манер Хлаша. - Эла, если что, вторая явка в Граше - известный тебе Равен. - Он хмыкнул. - Хотите, пока стишок прочитаю? Всплыл вот в голове… под ситуацию:

Тени постепенно удлинялись, и скоро землю между холмами залила непроглядная чернота. Тилос смотрел в затянутое тучами восточное небо, вдыхая свежий сухой воздух. Страшно ли тебе, странник? Боишься ли ты, как боится стоящая рядом девочка? Или же напрягся в предвкушении драки, как туго натянутая струна, словно Хлаш? Столетиями ты пользовался своей неуязвимостью, своим бессмертием, и вот теперь Ничто заглядывает тебе в глаза, готовясь поглотить твою жизнь, как и мириады других. Ты еще можешь сдаться, уйти - Камилл и Джао наверняка следят за тобой прямо сейчас, ожидая только сигнала - отмашки, кивка, любого знака. И тогда - бессмертие почти божественное, возможности почти безграничные, мир почти бесконечный… Тебе даже не придется беспокоиться за своих друзей, Джао явно дал это понять. Тебя ничто не держит здесь, кроме твоего дурацкого упрямства.

Но я не сдамся. Я посылал на смерть людей и всем повторял одно и то же - делай что должно и не сомневайся. Пришла пора проверить, не лицемерил ли ты перед ними или же перед самим собой. Ты не уйдешь отсюда, потому что так неправильно. Некузяво, как выражался маленький смешной зверек по имени Злобный Ых. Нужно завершить партию, не первую и далеко не последнюю в странной игре, что называется Жизнью. Завершить, пусть даже ценой собственного бытия. Возможно, ты ошибаешься, и твоя смерть окажется бессмысленной. Но ты о том не узнаешь. Так делай же что должно, Хранитель, и будь что будет.

На холм галопом вылетел тарсачий такх.

Большой шатер, заполненный народом, казался пустым. Как бы Тарона ни относилась к Зуру Харибану, он оставался настоящим вождем и воином. За таким можно идти в битву… насколько вообще можно следовать за мужчиной. Сменивший же его Тар Бурак… Тарсачка вспомнила, что однажды видела его в свите Зура. Могучее тело лесного медведя, гибельный оскал степного волка, небрежная грация горного барса - и тупая звериная жестокость в глазах. Наверное, он страшен в битве - недаром же сумел стать во главе родов прямо в день гибели прежнего вождя. Но вот только принесет ли гуланам такой вождь победу?

Раненая рука болела, наливалась тяжестью. Под тугой повязкой пульсировала кровь, ее пятна проступали сквозь грязную ткань. В такт ране стучало в ушах. Королева тряхнула головой, отгоняя слабость.

Полог распахнулся, и в шатер вошел Табаронг, темный силуэт на фоне яркого закатного неба. Старый вождь отдувался, вытирая пот со лба. При его виде Тарона ощутила неприязнь. Трус только и сумел, что бегать от северной конницы. На кой вообще им сдались сапсапы и прочая шушера?

– Все в сборе, - хрипло проговорил Тар Бурак. - Я, новый вождь гуланов, говорю вам - завтра мы сомнем северян. Но вы все сделаете, как я скажу!

– С каких пор гуланы командуют племенами? - Тарона поудобнее устроилась на подушках, баюкая больную руку. - Я что-то не припомню, чтобы кто-то вручал жезл хассара Зуру Харибану, не говоря уж про тебя.

– Когда говорят мужчины, женщины слушают! - рыкнул гулан, уставив на нее горящий взгляд. - Сегодня тарсачек побили северные землекопы. Я видел, как вы бежали от их конницы! А мы, только мы, убили большого вождя! Если не станете слушать меня, так и побежите прямо до своих степей.

Тарона поморщилась. Может, и она несправедлива к Табаронгу?

– Когда человек забирается на вершину горы, - с расстановкой произнесла она, глядя гулану в глаза, - он становится осторожнее и тщательно смотрит, куда ставит ногу. Но у некоторых начинает кружиться голова. Такие, случается, оступаются и падают с обрыва…

– Друзья, друзья! - встрял между ними Суддар. - Сегодня мы победили в тяжелой битве. Все, на что хватило трусливых князей - отсиживаться в глухой защите. Те же, кто осмелился напасть на нас в открытую, по большей части истреблены. Завтра мы довершим разгром, и тогда все беззащитные северные княжества лягут перед нами, открытые и зовущие. Но наши ссоры только на руку врагу! Прошу вас, успокойтесь. Нам нечего делить…

Тарона усмехнулась. Прохвост разглядел, чем может закончиться свара вождей, и пытается ее погасить. И он прав. Не время трепать языками. Гулан дурак, но, в конце концов, не больший дурак, чем все мужчины. Она стерпит. Пока.

Видимо, похожая мысль закралась и в голову Тару Бураку. Он что-то неразборчиво проворчал, потом сел на подушки и, почти вырвав у раба чашу с вином, сделал большой глоток.

– Ладно, - сказал он. - Пусть тарсачки хорошо сражаются, но приказывать должен мужчина. Для всех лучше слушать меня.

Затем вождь разразился длинной невнятной речью. Основной ее смысл сводился к похвальбе силой и боевой доблестью гуланов. Весь предлагаемый на следующий день план боя состоял из одного пункта: вперед всей массой! Никаких трусливых отступлений, пусть и ложных, никаких хитростей. Пусть кровь северных трусов зальет землю благоуханным потоком! Тарона тоскливо переглянулась с Табаронгом, потом перевела взгляд на прочих вождей. Кугарос с Ругером тянули вино, на их лицах играли скептические ухмылки. Ар-Зибаронг вслушивался в слова Бурака с недоуменным выражением лица. Очевидно, он честно пытался понять, что же тот предлагает. Суддар ар-Хотан стоял, переминаясь с носка на пятку, и изредка открывал рот, тщетно пытаясь вклиниться в речь гулана.

Наконец Тар Бурак иссяк. Он победоносно оглядел присутствующих, махнул в воздухе сжатым кулаком и осушил свою чашу до дна. Неслышной тенью к нему скользнул раб с кувшином.

– Так, и только так! - заявил вождь, откашливаясь. - А когда мы победим, я позволю вам выбрать одно из княжеств для разграбления. Конечно, гуланы должны получить остальные три, так справедливо.

За спиной Тароны чуть слышно фыркнула Зула.

– Там увидим! - поспешно заявил дворецкий Великого Скотовода, бесцеремонно перебив открывшую рот королеву. - Вот победим завтра, а там посмотрим. Пока же, думаю, нужно решить, кто и где атакует.

– А чего тут решать? - удивился гулан. - Мы впереди, остальные сзади, добивают разбегающихся… Пошел я. Что-то спать охота. Еще не доеду до лагеря, с коня свалюсь… - Он заржал над своей шуткой и повернулся к выходу.

Снаружи донесся гул многих голосов. Зула неслышно проскользнула к выходу и, почти оттолкнув Тара, выглянула из-за полога. Темная кожа гулана посерела от негодования, рука сжалась на рукояти кинжала, но он сдержался.

– Что там, Зула? - осведомилась Тарона, осторожно поднимаясь. Руку пронзил укол боли.

– Там тролль, - коротко сказала телохранительница, отходя в сторону и позволяя гулану выйти. - Тролль и еще кто-то, за толпой не видно.

– Интересно, - процедила Тарона, настораживаясь. - Ну-ка…

Стиснув зубы, она, прямая и гордая, вышла из шатра в сопровождении трех парадан. Остальные высыпали за ней. В десятке шагов от пригорка и в самом деле башней возвышался огромный тролль, едва ли не наполовину возвышаясь над ощетинившейся копьями толпой гуланов и тарсачек.

– Что здесь такое? - властно спросила королева, пока Тар Бурак, бесцеремонно распихивая толпу, продирался к центру. - Кто это?

– Мы взяли в плен указанного нам человека, - прошелестело у нее над ухом. Тарона отшатнулась в сторону, а Зула, выхватив из ножен саблю, угрожающе вытянула ее в сторону затянутого в черное человека. - Он жив и даже не ранен. Не нужно беспокоиться, королева, мы все еще друзья.

Тень аккуратно отвел от своего лица острие сабли симаны и слегка поклонился.

– Ты приказала, королева, взять его живым. Он жив и даже не ранен.

Сердце королевы стукнуло и бешено заколотилось. Рана запульсировала горячим огнем.

– Зула! - она кивнула на толпу. Тарсачка кивнула и, вбросив саблю в ножны, вложила пальцы в рот и переливисто свистнула. Толпа вскипела и раздалась в стороны.

Он стоял рядом с троллем и… и той соплячкой-полукровкой и спокойно смотрел на Тарону. Его руки, как и лапищи тролля, оплетала веревка. Девчонка, ощерившись, судорожно сжимала кулаки и оглядывалась по сторонам, словно готовясь к драке.

– Здравствуй, любимая, - она скорее угадала по губам, чем расслышала сквозь гул толпы сказанные на тарси слова. - Вот мы и встретились снова.

Усилием воли взяв себя в руки, Тарона спустилась с пригорка и неверным шагом подошла к нему. Зула, что-то недовольно пробормотав, втиснулась между королевой и троллем. Рядом остановился гулан, презрительно рассматривая пленников.

– Кто они такие? - холодно спросил он. - Зачем привели сюда большого злого духа во плоти?

– Сюда привели не его, а меня, о могучий… Тар Бурак, - перед тем, как произнести имя, Тилос немного запнулся. Он говорил на поллахе почти без акцента, едва ли не лучше, чем на тарси. - Мои друзья последовали за мной добровольно. Но я вижу, что у гуланов новый вождь. Не лучший выбор, должен заметить. - Он добавил еще несколько слов, которые плохо говорящая по-гулански Тарона не разобрала. Однако, судя по вновь посеревшей коже, их прекрасно разобрал Тар Бурак.

– Разорвать его конями, - зло бросил вождь, поворачиваясь. Несколько гуланов бросились к Тилосу, хватая его за плечи.

– Погоди, вождь! - сильный голос Тароны перекрыл гул толпы. Стало тихо. На Тарону устремились десятки взглядов. - Его доставили живым по моему приказу, и не тебе казнить его.

Гулан зашипел сквозь зубы и всем корпусом развернулся к тарсачке. Его взгляд горел ненавистью.

– Он оскорбил меня! - в голосе гулана сквозила такая злоба, что королеве стало не по себе. - Он умрет! Неужто ты откажешь другу в такой мелочной просьбе? - добавил он, чуть подумав.

Тарона едва не усмехнулась наивной хитрости вождя.

– Откажу, - безразлично ответила она. - Он нужен мне живым. По крайней мере, сейчас. Зула! Отвезти их в наш лагерь. Мужчину, - она подбородком указала на Тилоса, - в мой шатер для допроса, тех двоих под надежную охрану, чтобы не сбежали. И не как в прошлый раз…

– Ну уж нет! - прохрипел гулан, медленно вытягивая из ножен кинжал. - Еще ни одна женщина не приказывала мне, и не бывать этому в вечности! Его разорвут конями прямо сейчас…

– Стоит ли ссориться из-за бродяги? - вклинился между Тароной и Таром Бураком Суддар ар-Хотан. Он заметно нервничал. - Пусть о нем позаботятся мои воины. Сначала люди сияющей королевы допросят его, как подобает, а потом мы передадим его могучему вождю, чтобы тот поступил с ним по своему усмотрению? Смири сейчас свой гнев, вождь, ибо действительно много интересного может рассказать пленный…

Гулан выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

– Ладно, только быстро, - проворчал он. - Я хочу, чтобы он умер еще до утра.

– Храбрый вождь жаждет крови беспомощного пленника со связанными руками, - усмехнулся Тилос. Сейчас он говорил на общем, и его понимали все. - Биться честно он боится. Теперь я понимаю, почему гуланы бежали от северных воинов…

Коротко, без размаха, Тар Бурак ударил его в лицо, так что Тилоса отбросило назад. Руки стоящих сзади гуланов подхватили его и поставили на ноги, подтолкнув к вождю. Тарона стиснула зубы.

– Думаешь, что опроверг мои слова, вождь? - Тилос сплюнул кровь из разбитых губ. - Ты только подтвердил их. Трус!

Тар Бурак расхохотался.

– Я не трус, - громко сказал он. - И я могу доказать свою храбрость любому… но не тебе, желтопузая ящерица. Ты не получишь легкой смерти от моей руки. Ты умрешь, разорванный конями, и куски твоего тела будут долго орошать землю кровью.

– Ты так думаешь? - осведомился Тилос. - Ахма-арра куоха шан…

Тарона не узнала язык, на котором прозвучали странные слова. Но где-то внутри внезапно поднялась горячая волна, сдавившая сердце и завесившая глаза мутной пеленой. Горячее желание охватило ее, она готова была отдать все, даже жизнь, только чтобы оказаться сейчас с Тилосом у себя в шатре - наедине.

– Тар Бурак, - четко выговаривая слова, произнесла она, - пленник - мой. Он умрет только тогда, когда захочу я! Если, конечно, я захочу.

– Он - пленник Теней… - прошелестело сзади.

– Он был пленником Теней, - оборвала говорящего Тарона. - Вы привели его сюда, и сейчас он - мой. - Она сделала быстрое движение ладонью, зная, что Зула, не раздумывая, повторит команду. Вокруг лязгнул металл, и личный такх Тароны охватил их кольцом, оттесняя зрителей. Симаны не церемонились, несколько гуланов и сапсапов с возмущенными воплями покатились по земле. Тар Бурак, Тарона и пленники оказались внутри ощетинившегося кинжалами и копьями круга. Вокруг зароптали, многие выхватили сабли. Тень, оглянувшись по сторонам, неслышно растворился в толпе.

– Королева, королева… - заторопился Суддар. - Позволь мне сказать слово…

– Не позволю! - резко повернулась к нему Тарона. - Я беру пленника себе, и не грязному гулану вставать на дороге у повелительницы тарсаков!

Раздался свист, и кольцо тарсачек оказалось окруженным толпой гуланов. Два отряда стояли друг против друга, и оружие в их руках нетерпеливо подрагивало. Стремительно темнело, и многочисленных костры играли бликами на металле мечей и копейных наверший.

– Потаскуха… - процедил Тар Бурак сквозь зубы. Он отнюдь не являлся дураком и прекрасно понимал, что с тарсачками нельзя не считаться. Но сейчас его звериная натура медленно брала верх. Где-то в глубине души он чувствовал противоестественность происходящего, но думать на ходу гулан не умел. Он понимал только, что грязно оскорбивший его пленник ускользает из рук. А ведь другие платили жизнью за куда меньшее! Не осознавая, что делает, он медленно поднял руку и отвесил Тароне увесистую оплеуху.

Не ожидавшая удара, отшатнувшаяся Тарона оступилась и упала на землю, ударившись раненой рукой и не удержавшись от вскрика боли. Вокруг наступила страшная тишина. Еще не осознав, что произошло, королева медленно поднялась на ноги. Из звенящей головы словно вынули все мысли, а время пошло медленно-медленно, словно в ночном кошмаре. Зула растерянно переводила взгляд со своей королевы на гулана, беспомощно приоткрыв рот. Тар Бурак с убийственной грацией повернулся к Тилосу - Тарона отметила, как девчонка с отчаянным криком рванулась вперед и тут же отлетела в сторону, сбитая с ног небрежно отмахнувшимся вождем - и с силой ударил снизу вверх зазубренным кинжалом. Лезвие вспороло Тилосу живот, и тот начал падать, падать…

– Вот так! - удовлетворенно рыкнул гулан, стряхивая с кинжала капли крови. - Ни один…

Эти слова оказались последними в его жизни. Время снова пошло как обычно. Зажатым в левой руке ножом Тарона ударила его в горло, и поток крови из вспоротой артерии залил трахею, превратив речь в невнятное бульканье. С удивленно распахнутыми глазами вождь гуланов осел на землю рядом со своей жертвой.

– Смерть… - прошептала Тарона. - Он ударил меня, ты видела, Зула? Смерть гуланам! - Ее голос сорвался на крик.

– Смерть! - завизжала Зула. - Месть за королеву! Смерть! - Она прянула вперед и снесла голову какому-то незадачливому зрителю.

– Смерть гуланам! Смерть! - подхватили ее голоса воительниц охранного такха. - Смерть!

Слаженно ударили копья симан, и воздух разорвали вопли боли и ужаса. Несколько гуланов и не в меру любопытных сапсапов упали на землю, а копья уже ударили снова.

– Смерть! - летело вокруг на тарси. - Смерть гуланам!

– Руби этих сук! - крикнул кто-то на поллахе, и, словно очнувшиеся от оцепенения, гуланы ринулись вперед. Завязалась беспорядочная схватка. Менее обученные, но превосходящие в численности гуланы быстро потеснили тарсачек, и почти сразу кольцо охраны распалось на небольшие группы, обороняющиеся от наседающих со всех сторон врагов.

Тарона в оцепенении стояла на месте, безвольно опустив оружие. Рядом верная Зула отмахивалась сразу от троих. Один из них, улучшив момент, прыгнул в сторону, увернувшись от отчаянного замаха телохранительницы, и занес над головой Тароны саблю. Хищно блеснул металл, но нападающий, не успев опустить клинок, захрипел и рухнул на землю, сломанный почти напополам. Хлаш, на запястьях которого болтались обрывки веревок, выдернул из ножен палаш мертвого вождя, и через мгновение распластанные на части трупы двух оставшихся упали к ногам Тароны. В исступленной боевой ярости Зула замахнулась на него саблей, но тролль без труда уклонился от удара и каменной хваткой перехватил ее запястье.

– Мы на твоей стороне! - гаркнул матха ей в лицо на тарси. - Остановись, безумный человек!

Тяжело дыша, тарсачка уставилась на его угрожающий зубастый оскал, на зажатый в когтистой лапе окровавленный меч. Рядом в боевой стойке пригнулась соплячка, сжимая подобранный где-то кинжал.

– Почему… - проговорила симана.

– Мы защитим королеву, человек! - гаркнул тролль. - Ты зови помощь! Скоро вас сомнут, и тогда Тарону не спасет даже сама Назина! Нам нужна помощь!

Тарсачка быстро огляделась по сторонам. Только сейчас она сообразила, что на один ее охранный такх приходилось не менее сотни гуланов. Видимо, Тар Бурак полагал, что малая свита вождю не подобает. Три к одному - не лучшее соотношение, а королева словно спала стоя, ни одним знаком не давая понять, что нужно делать.

– Нужно звать твоих воинов! - снова гаркнул Хлаш и пнул в живот подскочившего к Тароне со спины гулана. - Думай быстрее, как!

Тело сбитого троллем воина врезалось в группу врагов. Те, отшатнувшись, мгновенно оценили размеры Хлаша и четыре ряда клыков в его пасти и, по-видимому, отказались от намерения напасть на королеву. Развернувшись, они набросились на несколько стоящих спиной к спине тарсачек, отбивающихся от наседающих со всех сторон врагов.

Зула лихорадочно осмотрелась по сторонам. Ее взгляд упал на корчащегося на земле и прикрывающего голову руками Суддара ар-Хотана, и в голову тут же пришла отчаянная мысль.

– Охраняй королеву! - крикнула она троллю и скользнула в гущу схватки. Только бы масло для светильников хранилось в самом шатре…

– Не лезь! - прикрикнул Хлаш на Элизу, когда та дернулась за тарсачкой. - Бей тех, кто нападает на нас! Забыл, что он сказал тогда, в лесу? Тарона должна выжить!

Девушка давно уже не испытывала ни страха, ни азарта. Чувства словно выгорели, оставив внутри пустоту. Когда идешь в бой, вспомнились ей слова Калдагара, считай себя мертвецом. Смирись со своей смертью заранее. Думай и чувствуй, как мертвец, и тогда у тебя появится шанс возродиться к жизни. Таков Путь воина. Только сейчас Элиза поняла, что он имел в виду. Тилос, ее Тилос, заменивший ей пропавшего отца, умирает на земле, а она должна защищать надменную желтоглазую суку. Зачем?… Нет, неважно. Воин в бою убивает, и она тоже должна убивать. Раздумья - потом. Она шагнула чуть в сторону, готовая броситься на каждого, кто приблизится.

Отсветы пожара, сначала слабого и неуверенного, но все быстрее набирающего силу, упали на землю. Шатер Суддара, богатый парчовый шатер, изукрашенный драгоценной бисерной вышивкой, полыхал, облитый ламповым маслом. Вскоре к низким дождевым облакам, освещенным последними пробивающимися закатными лучами, поднялся подсвеченный снизу столб дыма.

Постепенно битва приостановилась. Измученные и израненные симаны Тароны во главе с Зулой и одной из выживших парадан снова сомкнулись вокруг королевы. Из тридцати тарсачек уцелело не более десятка. Умирая, они забирали с собой двоих, а то и троих, но и сейчас их окружило не менее полусотни гуланов, твердо намеренных отомстить за вождя и своих товарищей. Угрожающий силуэт Хлаша, расплывчатый в сумерках, сейчас удерживал их от нападения, но вряд ли надолго.

– Смерть… - прошептала Зула. - Смерть ублюдкам свиньи и шелудивой собаки…

– Смерть тарсачьим шлюхам! - крикнул кто-то из толпы, и гуланы двинулись вперед.

Яростный визг из десятков глоток прорезал воздух. Три тарсачьих такха галопом вылетели из темноты. Заработали сабли. Не ожидавшие удара в спину гуланы бросились врассыпную, прочь с освещенного места, в густеющую вечернюю тьму. Многие из них упали под копейными и сабельными ударами, но многим удалось бежать. Разгоряченная Зула гигантским прыжком достала убегающего гулана и одним ударом снесла ему голову. Ухватив за волосы, она вздернула трофей в небо и издала переливчатый вопль.

– Мы победили, королева! - подбежала она к невидяще уставившейся на догорающий шатер Тароне. - Мы победили!

– Да, мы победили, - вяло согласилась та. - Но какая разница? - Словно слепая, она шагнула вперед и опустилась на колени рядом с телом Тилоса.

Тот еще жил. Вывалившиеся из распоротого живота окровавленные внутренности казались ядовитыми змеями, пьющими из него кровь. Мелко и часто дыша, Серый Князь приоткрыл глаза. Его рука нащупала руку Тароны. Та вцепилась в нее, словно в последнюю надежду. Элиза подбежала к ним и присела рядом. Кровь из пореза над бровью мешалась на ее лице со слезами. Хлаш осторожно удержал устремившуюся к ним Зулу.

– Тилос, любимый мой, - медленно проговорила Тарона. - Назина разлучила нас, чтобы свести на пороге смерти. Ты умрешь, и я уйду вместе с тобой.

– Не… делай… глупостей… Тарона! - слова явно давались Тилосу с трудом. Он говорил на общем, и Тарона жадно вслушивалась в его речь, низко склонив голову. - Ты… должна жить. Она… знает… - Он взглянул в сторону Элизы. - Она скажет… Как больно… Я… уже забыл… про боль… Добей меня… пожалуйста, и живи… Живи!

– Тилос! - навзрыд заплакала Элиза, прижимаясь лбом к его руке. - Тилос…

– Он умирает так, как хотел, - Хлаш скалой навис над ними. - Он сам выбрал свой Путь, и он достоин легкой смерти. Добей его, королева, не заставляй страдать.

– Принимаю в себя твой последний вздох… - на тарси произнесла Тарона. - Ты останешься жить во мне…

Окружившие их тарсачки изумленно вздохнули. Этими словами новая королева провожала убивавшую себя старую. Слышать ритуальную формулу сейчас казалось кощунством, но Тарона, кажется, не видела ничего вокруг. Медленно, словно жизнь уходила не из Тилоса, а из нее, она нагнулась, поцеловала Тилоса в губы, подняла кинжал - тот самый, которым вспорола глотку Тару Бураку - и ударила умирающего в сердце.

Короткая судорога свела тело Тилоса, его взгляд остекленел. Королева тарсаков встала, и, покачиваясь, пошла непонятно куда. Зула перехватила ее и сделала быстрый знак одной из уцелевших симан. Та, бросившись со всех ног, принесла флягу с вином, и телохранительница принялась осторожно вливать его в рот Тароне.

Элизе хотелось умереть. Она все еще держала мертвого Тилоса за руку, перепачканная в своей и его крови. Чувства по-прежнему оставались где-то далеко-далеко, словно в тумане, и только бесконечная серая тоска затапливала сердце.

Что-то кольнуло ее изнутри. Что-то, что она должна сделать. Ах, да.

Тарона должна выжить. И еще - фраза. Она должна произнести ее в лицо Тароне… А если ее примут за колдунью и убьют? Все равно. Нужно выполнить приказ.

Элиза подошла к Тароне и безразлично проговорила кодовую фразу. Королева дернулась, расплескав вино, и изумленно посмотрела на нее.

– Что? - спросила она. - Что случилось? Где Тилос?…

Она вскочила на ноги, дико озираясь по сторонам, но тут же снова обмякла.

– Да, - тихо сказала она. - Он мертв. Я сама убила его, и жить больше незачем. Наваждение прошло, и жизнь - вместе с ним.

– Не говори так! - ярость, горечь, ненависть и жажда крови вдруг нахлынули на девушку, сломав барьер равнодушия и тоски. - Ты не можешь, не имеешь права! Он сказал, что ты должна жить! Ты должна отомстить за него гуланам!

– И я отомщу! - вскинулась Тарона. В ее глазах вспыхнул огонь. - Я отомщу… за свой позор и за его смерть! Зула! Нам надо уходить, пока сюда не явились гуланы. Завтра мы обрушимся на них всеми силами и увидим, может ли им приказывать женщина! Собирай людей, проверь среди мертвых, не выжил ли кто.

Телохранительница с облегчением кивнула и бросилась в темноту, отдавая приказы. Кажется, королева наконец-то пришла в себя после той оплеухи. Завтра гуланы пожалеют, что среди них жил отец ядовитой змеи - Тара Бурака, посмевшего поднять руку на повелительницу тарсаков!

Тарона же, прижав к животу раненую руку, со стоном опять опустилась на колени. Огонь в ее глазах погас.

– Я помню тебя, - сказала она Элизе, не поднимая головы. - Ты пришла с ним тогда, в последний раз… И во дворце - тоже. Не бойся. Я защищу тебя. Но недолго осталось до того момента, как тарсаков возглавит новая королева.

– Он бы не одобрил, - возразила девушка. - Он отпустил тебя на свободу, чтобы ты жила.

– Отпустил? Ты говоришь про заклятие, что он наложил на меня? Глупец… - горько рассмеялась королева. - Я влюбилась в него с первого дня, еще несмышленой девчонкой. Я знала, что он привязал меня к себе первой же ночью, что я провела с ним, наложил любовное заклятье, но я не противилась. Даже если бы он не приворожил меня, я все равно пошла бы за ним куда угодно, бросив племя, забыв свое предначертание. Мне хватило бы одного его слова. Я хотела поставить его над племенами рука об руку с собой. Он мог бы править степями, не только тарсачьими - всеми! Но он не желал власти. Как умирающая от жажды в пустыне ловит губами капли утренней росы, так и я ловила его слова, жесты, намеки, стараясь понять, чего он хочет от меня, но он безмолвствовал. Говоришь, он отпустил меня? Слепец, как все мужчины! Я сама создала себе клетку, и никто, кроме меня, не может выпустить меня… Наверное, я плохая королева, что так отношусь к мужчине, но мне все равно. Я больше не вижу будущего, и нет никого рядом, кто показал бы мне дорогу…

– Я знаю дорогу, - твердо сказала Элиза. - Он научил меня. Он знал, что однажды я останусь с тобой, и рассказал мне все, что нужно.

– Ты говоришь правду? - недоверчиво переспросила Тарона. - Да, я вижу, ты не лжешь. Тогда скажи, хотел ли он, чтобы я истребила гуланов в отместку за его смерть?

– Не знаю, - вздохнула Элиза. - Но он не хотел бы, чтобы Четыре Княжества погибли, заполоненные тарсачьей конницей.

– Тогда завтра мы повернем коней, - решительно сказала Тарона, поднимаясь на ноги. - Мы рассеем гуланов, как ветер рассеивает утренний туман, и повернем назад. Мы захватим их стада и пастбища, и нам не останется нужды воевать Север. Но ты научишь меня тому, чему он учил тебя? Ты расскажешь мне о нем - откуда он пришел, чего хотел?

– Да, - кивнула Элиза. - Я расскажу тебе о нем.

Внезапно он разревелась, уткнувшись носом в здоровое плечо тарсачки. Та молча погладила ее по волосам.

Над холмами тяжко шелохнулся ветер, словно разочарованный вздох неведомого бога.

– Все готово, Тарона, - Зула склонилась перед ними в почтительном поклоне. - Мы готовы отправиться к нашим стойбищам. Командуй, королева!