"Алмазный башмачок" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 3

Дождь хлестал по оконным ставням, сырой воздух, ползущий от окон, заставлял колыхаться пламя камина.

Князь Михаэль Саксонский положил перо и наклонился к огню, грея руки. Апрель в Париже отнюдь не всегда является месяцем распускающихся листьев и благоухающих цветов; случаются годы, когда апрельские ветры и дожди живо напоминают зиму.

Михаэль снова взял перо в руки и продолжил свое Занятие, покрывая толстые пергаментные листы переплетенной в кожу книги паучьими наклонными каракулями. Дойдя до конца страницы, он отложил перо в сторону. За последние двадцать лет он ни разу не пропустил ни одной ежедневной записи: в дневник скрупулезно заносились все расходы, записывалось каждое событие, пунктуально фиксировалась любая мало-мальски важная мысль.

Перечитав запись минувшего дня, он посыпал страницу песком и закрыл книгу. Встав, он с книгой в руке подошел к окованному железом сундуку под окном, достал из кармана ключ и открыл бронзовый висячий замок на нем. Сундук этот оставался закрытым даже в том случае, когда хозяин его был в комнате. Уж чересчур много опасных секретов хранилось здесь. Князь поднял тяжелую крышку и поставил книгу последней в ряду точно таких же фолиантов, на корешках которых, глядящих вверх, были вытиснены годы. Рука князя прошлась по корешкам. Его указательный палец остановился на цифре 1765 и выдвинул том. Стоя спиной к огню, он открыл книгу. Она распахнулась на записи, датированной 6 февраля. На всей странице была только одна строчка: «В шесть часов сегодняшним вечером Эльвира поплатилась за свою неверность».

Князь закрыл книгу и вернул ее на свое законное место.

С глухим стуком крышка захлопнулась, князь запер сундук и опустил ключ в карман. В камине зашипело сырое полено, отчего тишина в комнате, да и во всем доме, царящая в этот ночной час, стала особенно ощутима. Князь взял в руку недопитый бокал с коньяком и отхлебнул из него, глядя на пляшущие в камине огоньки, а потом снова подошел к секретеру, за которым писал дневник.

Открыв ящик стола, он достал оттуда миниатюру в рамке из жемчуга. С портрета на него глянуло юное улыбающееся лицо: черные как крыло ворона кудри оттеняли нежную кожу, большие и глубокие серо-голубые глаза сияли, слегка курносый нос придавал своей владелице немного шаловливый вид.

Леди Корнелия Бранденбург. Шестнадцать лет, крестница императрицы, племянница герцога. Безупречные черты лица и очень милое выражение… но никакого сходства с Эльвирой. Корделия была столь же яркой брюнеткой, как Эльвира — блондинкой. Его взгляд перекочевал на портрет, висевший над каминной полкой. На нем была изображена Эльвира сразу же после рождения двойняшек. Она откинулась в шезлонге, с плеч ее спадало платье из малинового бархата. Ее крупная грудь, еще увеличившаяся после родов, выступала из выреза декольте. Складка бархата лежала на бедре. Одна рука Эльвиры небрежно покоилась на коленях. На запястье художник живописал чудный браслет, который Михаэль подарил супруге после рождения детей. Небрежный зритель мог бы и не обратить внимания на редкостность этой вещи, но художник явно был очарован причудливым видом браслета и изобразил его в потоке солнечных лучей, детально выписав драгоценность на фоне складки малинового бархата. На губах Эльвиры играла хорошо знакомая

Михаэлю улыбка, та самая, что порой сводила его сума. Вызывающая и насмешливая. Даже когда она была запугана и он чувствовал ее страх, улыбка не сходила с ее уст.

Сколько же любовников было у нее? Со сколькими мужчинами она изменяла ему? Вопрос этот не давал ему покоя даже сейчас, когда Эльвира не могла больше уязвить его своей вызывающей улыбкой.

Он перевел взгляд на миниатюру, которую держал в руке.

В былые дни он, бывало, жаждал Эльвиру, но теперь ни за что не проявит постыдной слабости. Он должен взять эту девушку потому, что ему нужен наследник. Да еще ему необходима женщина просто для поддержания здоровья. Он не относился к тем мужчинам, которые готовы платить за удовольствие, от купленных ласк у него оставалась оскомина.

Чистая молодая женщина оживит его гаснущие силы, одарит наслаждением и принесет ему плоды своего чрева. И еще она с пользой сможет занять себя, заботясь о двойняшках. Лео полностью прав в том, что они должны получить более серьезное образование, чем их гувернантка в состоянии предоставить. Князь не проявлял особого интереса к детям, но хотел, чтобы они были воспитаны в понимании женского долга, дабы впоследствии могли стать достойными женами. Он уже начал планировать их замужество. Пятилетние дети — самая пора начать присматривать им приличные партии, имея в виду прежде всего новые перспективные связи для самого себя. Пусть впереди еще лет девять-десять до возможных браков, но мудрый человек готовит все заранее.

Их дядю в свои планы Михаэль пока не посвящал, полагая, что это его не касается, хотя сам Лео скорее всего с таким мнением не согласился бы. Он был очень привязан как к детям, так и к их матери. Смерть сестры потрясла и опустошила его Узнав о ее смерти, он меньше чем за неделю добрался из Рима до Парижа, а сразу после похорон на целый год покинул Францию. И потом ни разу не упоминал, где он был или как провел этот ужасный для него год.

Михаэль снова отхлебнул коньяку. Необходимость мириться с чрезмерной преданностью детям Эльвиры, которую питал Лео, представлялась не столь уж высокой платой за его неизменную дружбу. Его шурин был весьма полезным другом. Он знал всех при дворе, с изумительной точностью указывал, чьим влиянием лучше воспользоваться, чтобы быстрее добиться той или иной цели, обнаруживая дар прирожденного дипломата. Вдобавок к этим талантам он всегда был душой компании, остроумным собеседником; прекрасным игроком в карты, страстным охотником и самозабвенным наездником.

Так что никто лучше его не смог бы взять на себя заботы о женитьбе друга и родственника. Михаэль улыбнулся про себя, вспомнив, как воодушевился Лео, узнав о намерении князя снова жениться. Не выказал ни капли сожаления о том, что пустующее место его сестры будет занято, но искренне обрадовался тому, что близнецы обретут мать, а супружеское одиночество его друга окончится.

Да, Лео Бомонт был чудесным человеком… хотя и немного легковерным.

— Ох, Корделия, я так измучена! — Тойнет со вздохом откинулась на спинку шезлонга. — Мне так скучно слушать все эти речи, стоять как манекен, пока все вокруг талдычат о протоколе и прецедентах. Почему я обязана играть сегодня после обеда эту дурацкую комедию — заявлять перед лицом толпы, что я отрекаюсь от всех претензий на австрийский престол? Разве это не очевидно? Кроме того, есть же еще и Иозеф, и Фердинанд, и Максимиллиан, и у каждого из них куда больше прав на престол, чем у меня.

— О, ювелир уже сделал браслет. — Той нет заметила блеск золота в солнечном луче на руке Корделии.

— Да, и он довольно странный. — Корделия, нахмурясь, расстегнула замок и сняла браслет с руки. — Я поначалу не обратила особого внимания на его форму, но теперь разглядела получше — это змея, держащая во рту яблоко. Погляди.

С этими словами она протянула браслет принцессе. Тойнет взяла его и шутливо подбросила на ладони.

— Да, он прекрасен, но… но… как бы это сказать?

— Зловещий? — подсказала ей Корделия. — Отталкивающий?

Тойнет поежилась и коснулась пальцами продолговатой змеиной головы, сжимающей во рту жемчужину-яблоко.

— Что-то в этом роде, не правда ли? Мне кажется, он очень древний.

Возвращая украшение хозяйке, она снова поежилась.

— Средние века, по мнению ювелира. Он был поражен им… сказал, что не видел ничего подобного, только на иллюстрации в псалтыре тринадцатого века. Тебе не кажется странным, что при такой древности на нем только три подвески?

На самом деле даже две, если не считать башмачок, который приделан для меня.

— Возможно, другие были утеряны за столь долгий срок.

— М-м-м. — Корделия потрогала пальцами тонкой работы розу из серебра, в центре которой красовался темно-красный рубин. Рядом с ним на цепочке свисал лебедь, вырезанный из изумруда, воспроизводящий живую птицу во всех деталях. — Я порой думаю: кому все это принадлежало до меня? Где они жили?

— Мне кажется, это очень ценная вещь.

— Да, — согласилась Корделия, снова застегивая браслет. — Мне он и нравится, и не нравится. В нем есть какое-то зловещее очарование, но уж очень хорош башмачок. Когда я смотрю на него, то думаю о Золушке, спешащей на бал — Она рассмеялась при виде изумления, отразившегося на лице подруги. — Боже мой, который час?

С испуганным вскриком: «Ну почему я всегда опаздываю?» — Корделия вскочила на ноги — часы в часовне пробили полдень, их звон разнесся по двору сквозь раскрытые окна.

— Потому что считаешь, что так ты интереснее, — с понимающей усмешкой ответила Тойнет. — Куда ты опоздала на этот раз?

— Я должна была без четверти двенадцать явиться в часовню, чтобы прорепетировать там с капелланом свое собственное венчание. Я вовсе не хотела задерживаться. Это все из-за браслета. Хотя отец Феликс все равно знает, что я редко куда прихожу вовремя.

— Но твой муж может ценить точность, — заметила принцесса, любуясь на свое отражение в маленьком зеркальце, оправленном в серебро.

Корделия усмехнулась:

— Настоящий муж или его заместитель?

— Князь Михаэль, разумеется. Виконт всего лишь марионетка.

— О, я не думаю, что это так, — задумчиво произнесла Корделия. — Лео Бомонт вовсе не марионетка. Во всяком случае, я уверена, что его не будет на репетиции.

Послав Тойнет воздушный поцелуй, она исчезла за дверью.

С памятной встречи с виконтом в оранжерее позавчера вечером она лишь однажды видела его издалека, но нянчила свои думы о нем, как страшную и сладкую тайну, лелеяла его образ, который являлся ей в сновидениях и в предрассветных мечтах, и продолжала пребывать в полусне-полугрезе, чувствуя, как захлестывает ее эта всепоглощающая страстная любовь, пламя которой сжигало изнутри словно лихорадка.

Теперь она была готова снова встретить человека из плоти и крови. Тело ее пело при одной только мысли о том, что она будет стоять рядом с ним, ощущать тепло его тела, вдыхать его запах. Слух ее томился по звуку его голоса, зрение жаждало насладиться красотой его лица и фигуры. Сегодня во время церемонии бракосочетания он будет стоять рядом с ней, занимая место князя Михаэля.

Открыв дверь, она вошла внутрь часовни, в тускло освещенное, напоенное ароматом благовонных курений помещение.

— Прошу вас простить меня за опоздание, святой отец.

Она почувствовала присутствие Лео Бомонта еще до того, как увидела его, нетерпеливо шагающего взад и вперед перед алтарем. Сердце ее рванулось из груди.

— Прошу прощения у вас, виконт. Я не знала, что вы тоже будете присутствовать на репетиции.

— По словам отца Феликса, вам неизвестно, что точность — это вежливость королей, — едко произнес Лео.

— Ох, правда, я знаю, что опаздывать невежливо. — Она быстро приблизилась к нему, на улыбающемся лице сияли голубые глаза. — Но я разговаривала с Тойнет. Ювелир закончил работу над браслетом, и мы восторгались им, а время как-то незаметно пробежало.

С этими словами она протянула к нему руку, демонстрируя браслет, пальцы ее сжали его кисть.

Он осторожно, но решительно освободил свои пальцы и, взяв ее за кисть, поднес к лучу света, падавшему сквозь украшенное розеткой окно над алтарем. Необычная форма браслета всегда несколько смущала его и приводила в замешательство. Змей, который искусил и погубил Еву. Порой ему казалось, что Эльвира была воплощением Евы и Михаэль намеренно выбрал этот подарок с тайным смыслом. Он заметил, что еще одна подвеска — сердечко из жадеита — отсутствует. Именно ее Михаэль в свое время подарил Эльвире.

Скорее всего он решил убрать подвеску, планируя подарить браслет преемнице покойной супруги.

Внезапно пульс Корделии, который он ощущал под своими пальцами на ее запястье, резко участился. Ее рука стала горячей на ощупь. Лео взглянул на лицо девушки, и она так просияла улыбкой ему в ответ, глаза ее были полны таким восторгом наслаждения, что он почти испуганно выпустил из пальцев ее руку, словно это была пылающая головня. И тут же прикрыл глаза, чтобы не замечать ее откровенно зовущего взгляда.

— Ну а теперь, когда вы здесь, перейдемте к делу. Мне сегодня предстоит еще много дел, я не могу терять времени. — Он быстро повернулся к алтарю. — Святой отец, если вы готовы…

Капеллан с оттенком нетерпения выступил вперед.

— Это не займет много времени, милорд. Просто мне хотелось бы убедиться, что вы оба знакомы с церемонией венчания.

Корделия встала рядом с Лео. Ее пышные юбки коснулись его ног.

— Не сердитесь на меня, милорд. Я в Самом деле не хотела заставлять вас ждать.

— Нет никакой необходимости стоять так близко ко мне, ответил он вполголоса, делая шаг в сторону.

Корделия опешила.

— Прошу прощения, милорд, вы что-то сказали? — Капеллан поднял на него взгляд от молитвенника, в котором отыскивал приличествующие поводу строки.

— Нет, — со вздохом покачал головой Лео. — Абсолютно ничего, отец.

Он смотрел прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на горящее страстью существо рядом с ним. Как, ради всего святого, ему управиться с ней во время долгого путешествия в Париж? То есть, поправил он себя, как ему удастся не коснуться ее рукой?

Процедура будущего венчания оказалась недолгой, а отец Феликс был только рад поскорее покончить с ней, чувствуя нетерпение виконта и рассеянность леди Корделии. Спустя десять минут он с облегчением закрыл молитвенник.

— Вот это все, что предстоит сделать. Еще пять минут займет церемония освящения колец и, разумеется, обращение к конгрегации. Вы должны получить отпущение грехов до венчания, леди Корделия, чтобы быть в состоянии благодати, давая супружеский обет.

— И милорд тоже?

— Поскольку это бракосочетание по доверенности, виконт Кирстон свободен от этих обязательств.

— Не говоря уже о том факте, что я не исповедую вашу веру, — заметил Лео. — А теперь, если вы меня извините, я займусь другими делами.

Отец Феликс благословил их и исчез в ризнице. Виконт направился к выходу из часовни.

— О нет, подождите меня! — Корделия подхватила свои пышные юбки и пустилась вдогонку за ним. — Не уходите так быстро.

Взяв виконта под руку, она увлекла его в небольшой боковой придел.

— Как хорошо, что мне не надо прямо сейчас исповедоваться. Я становлюсь очень забывчивой, когда приходится вспоминать свои грехи.

Улыбка ее была столь заразительна, что Лео не смог не улыбнуться ей в ответ.

— Да, подобный тип памяти имеет свои преимущества.

— Интересно, а может ли быть грехом влюбленность, — невнятно пробормотала Корделия. — Не знаю, почему так случилось, что я вас люблю, но так оно и есть, и я не думаю, что Господь осудит меня за это.

— Во имя милосердия, Корделия! — с этими словами Лео высвободил свою руку. — Я не знаю, о чем это вы говорите. — Он взглянул на нее сверху вниз.

— Но я определенно знаю, о чем я говорю, — твердо произнесла Корделия.

— Перестаньте нести ваш капризный вздор, Корделия.

Вы меня слышите?

— Я слышу вас. Но я не считаю свои слова вздором. — Она безмятежно улыбнулась ему в лицо. — Сегодня вечером в часовне Хофбурга вы станете моим мужем.

— Доверенным! — всплеснул он руками в отчаянии. — Я только представляю здесь персону вашего мужа!

— Это все мелочи. Разве вы не понимаете, Лео? Это предназначено нам свыше.

— Вы совершенно сошли с ума? — Он беспомощно смотрел на нее.

Она покачала головой:

— Нет. Поцелуйте меня», и вы поймете, что я имею в виду.

— О нет.

Он даже отступил на шаг. Корделия была Евой, и змееобразный браслет на ее тонком запястье блеснул, когда она протянула к нему руку.

— Поцелуйте меня, — повторила она тихим и нежным голосом, притягивая его безмятежным выражением своих глаз и приоткрытыми губами. Руки ее сомкнулись у него на шее. — Поцелуйте меня, Лео.

Он взял ее лицо в свои ладони. Его неотвратимо тянуло к ней, и он не мог противостоять этому влечению. Губы его, казалось, пели при воспоминании об их первом поцелуе, а она глядела на него со всем восторгом пробуждающейся чувственности.

Внезапно он резко опустил руки, повернулся и быстро вышел из часовни, со стуком захлопнув за собой дверь Корделия уязвление поджала губки. В душе она ощутила пустоту, словно ей пообещали нечто, а потом непонятно почему лишили обещанного. И все же она была уверена, что он испытывал чувства, сходные с ее собственными.