"Валентинов день" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 3

— Эмма, дорогая, лорд Аласдэр ожидает внизу. — На следующее утро после переезда Мария появилась в спальне девушки. Она вошла мягкими шагами и говорила едва слышно.

Эмма что-то невнятно пробормотала и только глубже зарылась в подушки. Она была совой и ко времени до десяти утра относилась с явным неодобрением.

— Матильда ожидает с горячим шоколадом. — Мария кашлянула и подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы. В комнату проникло зимнее солнце и слабо донеслись звуки улицы.

— Вот, леди Эмма. — Матильда поставила поднос на столик возле кровати и взбила подушки, пока севшая в постели девушка протирала глаза. Служанка перенесла поднос к ней на колени и, сделав реверанс, удалилась из комнаты.

— Ты что-то сказала, Мария? — Эмма подняла серебряный кувшинчик, и темная ароматная струя горячего шоколада потекла в неглубокую, с широким носиком чашку из севрского фарфора.

— Аласдэр явился с визитом.

— В этот несусветный час! — воскликнула девушка. — Скажи ему, чтобы…

— Ты можешь сказать это сама, — раздался с порога веселый голос Аласдэра. Он открыл дверь так неслышно, что женщины не услышали. — Так что мне следует делать?

— Катиться к дьяволу! — Эмма поставила чашку на поднос и сверкнула глазами на непрошеного визитера. Для столь раннего часа он выглядел отталкивающе элегантным: к кремовым панталонам прекрасно подходил изумрудно-зеленый сюртук из тончайшей ткани, от которого его глаза буквально лучились. Шарф из накрахмаленного муслина был тщательно повязан и взбит складками, в которых угадывался модный каскад. Причесанные по моде волосы вились в живописном беспорядке. Накидку, трость и перчатки Аласдэр, должно быть, оставил внизу.

Мария неодобрительно вскрикнула.

— Господь с вами, лорд Аласдэр, вам не следует здесь находиться… в спальне Эммы… Видите, она еще в постели!

— Успел заметить, — холодно отозвался молодой человек, проходя на середину комнаты. — Этого следовало ожидать. Эмма всегда вставала с трудом.

— Но, лорд Аласдэр… нет… нет… так нельзя! — Компаньонка металась по комнате и яростно махала руками, словно отгоняя гусиный выводок.

— Не надо так волноваться, Мария, — успокоил ее Аласдэр. — Я входил и выходил из спальни Эммы с тех пор, как ей исполнилось восемь лет. — Он посмотрел в сторону кровати, в глазах блеснул смешливый огонек, губы иронически изогнулись. — У меня все привилегии брата. Разве я не прав, Эмма?

И много других, горько подумала девушка. Но она не собиралась доставлять ему радость и показывать, как ее расстроило напоминание о том, что когда-то было дорого им обоим. Просто пожала плечами и долила шоколада в чашку.

— Представляю, Мария, сколько вам всего предстоит сделать. — Аласдэр обезоруживающе улыбнулся. — А мне нужно кое-что обсудить с Эммой… насчет моего опекунства… Уверен, вы все поймете правильно. — Он помолчал и выразительно поднял бровь.

Мария догадалась, что подобные дела следовало обсуждать наедине. Если Эмма захочет, то обо всем расскажет. Но ее опекун не мог нарушать доверительности своего положения. Однако она предприняла доблестную попытку отстоять свою честь компаньонки:

— Аласдэр, а нельзя ли подождать, пока Эмма не встанет и не оденется?

Молодой человек скосил глаза на позолоченные часы на каминной полке. Они показывали половину десятого.

— К сожалению, мне нужно немедленно отправляться в Линкольншир, — произнес он все с той же обезоруживающей улыбкой. — А я не могу уехать, пока не буду убежден, что у Эммы достаточно средств на время моего отсутствия.

— Зачем тебе понадобилось так внезапно ехать в Линкольншир? — не сдержала любопытства девушка. Накануне Аласдэр ни на что подобное не намекал.

Выражение его лица потеряло приветливость, глаза опять засветились насмешливым огоньком.

— Мой достопочтенный брат надумал собрать клан. А ты знаешь: если Фрэнсис поманит, надо стремглав бежать.

— И когда же ты узнал о вызове брата? — спросила Эмма недоверчиво. С тех пор как Аласдэр достиг совершеннолетия, он всеми силами и средствами порывал свои связи с семьей и особенно с властным братом, нынешним графом Чейзом.

— Дело в том, что заболела мама, — мягко объяснил Аласдэр. — Я не в состоянии отказаться ее навестить.

Эмма моментально почувствовала себя виноватой, чего он, без сомнения, и добивался. Язык Аласдэра мог жалить как гадюка, и он не стеснялся использовать его, когда считал кого-то слишком любопытным. Но и Эмма в прошлом привыкла к нагоняям Аласдэра Чейза и поэтому вежливо произнесла:

— Мне горько это слышать.

Марию все еще терзала неуверенность. Но не так давно такие вольности между Эммой и Аласдэром были в порядке вещей. Нед не видел в них ничего дурного. А в ее привычки не входило указывать Эмме, которая, по ее мнению, была вполне в состоянии сама отвадить любого непрошеного гостя. Поэтому когда Аласдэр открыл перед ней дверь, она просто сказала:

— Боже мой! — И уже в дверях добавила: — Передайте мои наилучшие пожелания леди Чейз.

— С удовольствием, мэм, — ответил Аласдэр и плотно прикрыл за ней дверь. — Ну же, Эмма, не смотри так сердито. Сегодня я не расположен с тобой ссориться. — Он взял стул с прямой спинкой без ручек, развернул у камина, сел на сиденье верхом и сложил на спинке ладони. Оперся на них подбородком и поддразнивающе посмотрел на девушку.

Растрепанная со сна, она выглядела восхитительно: непричесанные густые волосы рассыпались по плечам, золотистые, чуть припухшие глаза еще хранили сон. От всей фигуры исходило розоватое сияние. Губы казались влажными и мягкими, выражение лица — открытым и беззащитным, словно Эмма еще не окунулась в реальность дня. Невольно вспомнилось, как крепко она спала и как неподвижно лежала, когда после долгого ворочания находила нужную позу.

Так же невольно пришло на память, как ее длинные ноги переплетались с его. Эмму ничто не могло разбудить. По утрам Аласдэр забавлялся тем, что дотрагивался до нее, гладил по спине, по животу, по шелковистой коже на внутренней стороне бедер, желая понять, сможет ли вызвать ответную реакцию. Но Эмма спала, дыхание оставалось ровным и глубоким. Хотя иногда… иногда он добивался от нее невнятного бормотания, невольного приглашающего жеста.

Кожа у Эммы покрылась пупырышками. Она почувствовала, как под его взглядом твердеют ее соски. Девушка могла читать его мысли так же ясно, как если бы они были написаны на пергаменте. Аласдэр медленно улыбнулся. Улыбка сначала засветилась в глазах и только потом тронула губы. На такую улыбку трудно было не ответить. И Эмма становилась жертвой этой улыбки большее число раз, чем осмеливалась сосчитать. Она склонила набок голову, взяла поднос, который все еще покоился у нее на коленях, и нагнулась, чтобы поставить его на столик возле кровати.

— Итак, — произнес Аласдэр, словно этого мига не было вовсе, — полагаю, в мое отсутствие тебе придется ездить за покупками, чтобы хорошенько подготовиться и ворваться в город в отличной форме. — Говоря это, он поднялся и прошел в ее гардеробную. — Мода изменилась с тех пор, как ты была здесь в последний раз. Прически — тоже.

Недосягаемый для взгляда Эммы, Аласдэр продолжал слегка насмешливо болтать, но глаза скользили по гардеробной, подмечая каждую мелочь. Вот он подошел к секретеру, где лежал ее несессер с письменными принадлежностями; пальцы пробежали по тонкой коже. В секретере были ящички: двенадцать маленьких для ежемесячных счетов и два более глубоких.

— Что ты там делаешь?

Аласдэр повернулся на ее голос нарочито беззаботно. Эмма стояла на пороге будуара в ночной рубашке, волосы рассыпались по спине. Она пронзала его возмущенным и вопросительным взглядом.

— Просто осматриваюсь, — легко ответил он. — Интересно, как обставлена комната.

Девушка нахмурилась.

— Разве ты не обошел дом до того, как его снял?

— Нет. Не вижу в этом нужды. — Аласдэр покачал головой. — По описанию дом мне показался именно тем, что надо. Поэтому я просто подписал договор об аренде. — Рука упала с несессера, и он подошел к шкафу. — Вижу, тебе необходимо полностью сменить гардероб.

Аласдэр поменял тему, шумно распахнув дверцы шкафа, и принялся перебирать висевшие в нем платья.

— Для дневных нарядов вырез слишком низок. Сейчас носят более закрытые платья с кружевным воротничком. Рукава — длиннее. И в большинстве случаев можно обходиться без шлейфа.

Эмма, раздосадованная убожеством своего гардероба, тем не менее с любопытством слушала его замечания. Аласдэр считался признанным знатоком моды, и его вкус как к женским, так и к мужским нарядам слыл безупречным. Верх все же взяла досада.

— Когда ты кончишь рыться в моем шкафу, может быть, мы сможем поговорить о моих финансах? — спросила она ледяным тоном.

— Ах да! — Молодой человек повернулся, взялся за висевший на шее на черном шелковом шнурке монокль и с минуту смотрел на Эмму. — Ты выглядишь замерзшей, дорогая. Надень халат или вернись в постель.

Только тут Эмма с опозданием поняла, что ее ночная рубашка сшита из очень тонкой ткани. Такой тонкой, что казалась почти прозрачной. Она опустила глаза и обнаружила, что соски под белой материей выглядят как две черные точки. Взгляд Аласдэра скользил по ее фигуре, и Эмма понимала: он Легко представлял то, что едва скрывала рубашка. Его небрежная заботливость и пронзительный взор — все злило Эмму. Она почувствовала себя шлюхой, которую оценивают в борделе… словно Аласдэр мысленно включил ее в бесконечную вереницу своих интрижек.

Обида оказалась острой и живой, как обычно.

Эмма возвратилась в спальню и взяла бархатный халат со стоящего у кровати комода. Надежно укрывшись в его складках, она пошла в атаку.

— Видимо, все удостоенные твоего внимания дамы получают советы касательно гардероба и моды, — произнесла она с сарказмом. — Уж не берешь ли ты за них плату? Не удивлюсь, если леди Мелроуз и ей подобные подбрасывают тебе на жизнь, чтобы ты и дальше к ним благоволил. — Эмма была не в состоянии справиться с обидой и болью и продолжала колоть уничтожающими оскорблениями. — А я-то не понимала, как тебе удается жить так хорошо без всяких средств. Теперь все ясно. Какова же твоя такса, мой дорогой Аласдэр?

Молодой человек сердито мерил шагами комнату, и Эмма со злорадным удовлетворением увидела, что пробила скорлупу его нарочитой небрежности. Какова теперь цена его миролюбивым намерениям? Он был бледен и казался разъяренным. Глаза превратились в узкие зеленые льдинки, губы побелели, на виске забилась голубая жилка.

— Ради Бога, Эмма, ты заходишь слишком далеко. — Руки Аласдэра сомкнулись на ее горле, и под его пальцами девушка почувствовала свой собственный пульс. Она посмотрела ему в глаза торжествующим взглядом.

— Мною движет необоримая сила. Ты что, недоволен моим любопытством? Я доподлинно знаю, что из моего состояния ты ежегодно получаешь пять тысяч фунтов. Но это очень немного для мужчины со столь изысканными вкусами.

Пальцы Аласдэра надавили на нежную кожу под подбородком. Он не причинял ей боли, но Эмма чувствовала, каких усилий ему это стоит.

— У тебя поистине злой язык, — произнес он.

— В устах настоящего мастера это звучит как похвала, — парировала Эмма. Она понимала, что их увлекает безрассудное желание раздора, но… чувствовала облегчение. Словно наконец отпустила поводья и дала волю обиде за то ужасное оскорбление, которое он ей нанес. Три года назад Эмма ушла не попрощавшись, и с тех пор они почти не разговаривали. Теперь красная пелена гнева показалась ей очистительным огнем.

С минуту оба хранили молчание, но наконец Аласдэр пошевелился. Одной рукой он обхватил талию Эммы и крепко прижал девушку к себе. Другая рука стиснула ей затылок. Не обращая внимания на сопротивление, он приблизил свои губы к ее. В поцелуе чувствовалась страсть, но не нежная страсть любви, а наказующая, творящая месть. И когда в конце концов он ее отпустил, Эмма влепила ему звонкую пощечину.

— Сукин сын! — Она задохнулась от ярости.

— Мне показалось, ты этого хотела. — В голосе Аласдэра прозвучала явная насмешка. Он прижал ладонь к щеке, где проступили красные отметины ее пальцев. — Ты же сама меня провоцировала. Мой богатый опыт подсказывает: когда женщина затевает ссору, она жаждет совсем иного, противоположного. — Его улыбка стала оскорбительной. — Ты столько времени не испытывала никаких чувств, что ищешь удовлетворения в такой извращенной форме. Не стоит, дорогая. Только скажи — и я к твоим услугам.

На этот раз Эмма удержалась — не подняла рук и спрятала сжатые кулачки в складках халата. Аласдэр позволит себя ударить и не окажет никакого сопротивления — это не в его духе. Но выйти из себя — уже поражение! Аласдэр был мастером словесной перепалки и, когда злился — а сейчас он пришел в настоящую ярость, — узды на язык не набрасывал. Потом он может пожалеть о том, что сказал, но теперь даст волю собственной неистовости. И она тоже.

— Я бы не прикоснулась к тебе, даже если бы ты был единственным на свете мужчиной. Ты мне отвратителен. Развратник с инстинктами похотливого жеребца.

Дыхание Аласдэра со свистом прорывалось сквозь зубы, но его голос был холоден и убийствен, как змеиный яд.

— Тогда прости мое предположение. Не могу взять в толк, почему страстная женщина три года вела затворническую жизнь. Не поверю, чтобы после нашего несчастного приключения не было ни одного предложения. Извини, но приходит на ум, что тебе трудно… или даже противно искать себе другого спутника жизни.

— Ты заносчивый, тщеславный, самодовольный, гнусный… — Эмма никак не могла подобрать достаточно крепкого слова. — Убирайся отсюда! Никогда не хочу тебя больше видеть!

— А вот это будет трудновато. — Аласдэр примостился на углу туалетного столика и скрестил свои длинные ноги. — Пока, дорогая, я отвечаю за твое состояние, тебе придется меня видеть регулярно и часто. — На его плотно сжатых губах играла мрачная улыбка.

— Можешь быть уверен, что отвечать за меня тебе придется недолго, — выкрикнула Эмма. — Чем терпеть такое, лучше принять первое же предложение. Вот что, Аласдэр Чейз, я буду обручена… к середине февраля! — Всеохватывающим жестом она раскинула руки.

Молодой человек презрительно рассмеялся.

— Не городи чушь, Эмма! Тебя начнут осаждать охотники за приданым…

— Не впервой! — перебила она. — И не впервой придется кого-то выбирать. — Она понимала, что Аласдэр делал ей предложение не из-за денег, но не могла удержаться и не бросить ему обвинения. И опять с удовлетворением заметила, что угодила в цель.

— Учти, — глухо проговорил он, — только последний бедняк может ради твоих денег сделать вид, что не замечает твоего скверного языка. Укроти-ка свой нрав, Эмма, если хочешь заполучить мужа в кровать.

— К середине февраля, — повторила она, — у меня будет жених. И… и… — Эмма запнулась, ее глаза гневно сузились. Пора проучить Аласдэра Чейза, чтобы впредь он не делал гнусных и самодовольных предположений. — И любовник в постели. Вот так-то, сэр. — И тут ее осенило. — К четырнадцатому февраля. К Дню святого Валентина! — Святой Валентин — покровитель всех влюбленных. Она сердито рассмеялась. Очень кстати.

— Один и тот же человек? Или ты собираешься наставить рога своему мифическому несчастному жениху еще до свадьбы? — Аласдэр иронически поднял бровь. Эмма стойко выдержала его взгляд.

— Не понимаю, какое тебе до этого дело.

Установилось напряженное молчание. Дрова за каминной решеткой шипели и потрескивали, но вот Аласдэр пожал плечами, словно эта тема его больше не интересовала. Опустил руку в карман и достал банковский чек.

— Пока меня не будет, на булавки тебе этого хватит с лихвой. — Он протянул ей бумажный квадратик. — Счета направляй непосредственно мне, чтобы я мог все уладить. И расходы на ведение хозяйства тоже.

Онемевшими пальцами Эмма приняла чек.

— Я предпочитаю сама улаживать дела с моими счетами, — заявила она. — Для этого необходимо, чтобы деньги ежеквартально поступали на мой личный счет.

— Полагаю, что таким образом я могу лучше всего управлять твоим состоянием. — Аласдэр, оттолкнувшись руками от туалетного столика, спрыгнул на пол. Теперь его голос звучал официально холодно. — Мне необходимо перемещать инвестиции, чтобы обеспечить наибольший прирост денег. — Он направился к двери. — Тебе не следует опасаться, что я буду задавать вопросы по поводу твоих трат. Если ты, конечно, не наделаешь долгов, играя по-крупному. А теперь, мэм, позвольте пожелать вам доброго дня. — Аласдэр поклонился и, отворив дверь, вышел в коридор.

Эмма, оцепенев, смотрела ему вслед. Ей отказывают даже в ежеквартальном содержании! Невыносимо, что все ее счета будут подвергаться инспекции этого человека. Планировал ли он это заранее или принял решение после их мерзкой и оскорбительной ссоры? Такой между ними еще не случалось. Ссоры, которая заставила бросить ему вызов… или угрозу… или как еще можно это назвать.

Она так именно и поступит. Положит быстрый конец его влиянию на ее судьбу, которым наделил его Нед. Не важно, за кого она выйдет замуж. Важно одно: она наконец раз и навсегда выбросит из жизни Аласдэра.

Честно говоря, гораздо большее значение имело то, кого она выберет себе в любовники. Это было делом тщеславия и вкуса. Человек должен ее привлекать. С минуту Эмма смотрела на огонь, размышляя, не окончательно ли она сошла с ума. Неужели она действительно собиралась завести любовника только для того, чтобы насолить Аласдэру?

Да, именно так. Быть может, низко. Наверняка безумно. Но, испытывая ее, он зашел слишком далеко.

Эмма принялась расхаживать по спальне. Ногти бессильно впивались в ладони. Как он посмел предположить, что после их размолвки она к нему так прилепилась, что из-за этого оставалась одна, без мужчины? К нему — самому никчемному и заносчивому из всех хвастунов?

Но не так ли это на самом деле? Не отвадила ли она всех ухажеров, потому что они не могли сравниться с Аласдэром? Сравниться в роли любовника, спутника жизни, партнера? Не один ли Аласдэр возбуждал в ней ответные чувства? Не один ли он мог заставить ее одновременно и смеяться, и плакать, и выходить из себя?

Дело вовсе не в этом, настойчиво убеждала себя Эмма. И она докажет ему это… А тихий голосок в глубине души добавлял: и себе тоже.

Аласдэр стремительно возвращался в свое жилье на Албемарл-стрит. По его спокойной наружности никто бы не догадался, какая в нем бушевала ярость. Джентльмен в вишневом в полоску сюртуке остановил фаэтон на углу Гросвенор-сквер и приветливо помахал ему рукой.

— Не знал, что вы в городе, Чейз.

— Как раз собирался снова уехать, Дарси. — Аласдэр явно пришел в хорошее настроение. Он положил ладонь на подножку фаэтона. — Но через пару дней вернусь.

— Я слышал, Эмма Боумонт в Лондоне? — как бы невзначай поинтересовался Дарси, при этом он смотрел куда-то поверх головы собеседника.

— Да, снимает дом на Маунт-стрит. — Аласдэр пристально посмотрел на приятеля. Ему не составляло труда догадаться, в каком направлении развивались мысли Дарси. — О да, ее и без того значительное состояние существенно увеличилось после смерти брата.

— Я слышал об этом, — бросил ему Дарси. — И догадываюсь, что это вы ее опекун.

— Новости распространяются быстро, — холодно отозвался Аласдэр. — Но если хотите приударить за Эммой, вам нет нужды просить у меня разрешения. Она во всем сама себе госпожа, кроме управления состоянием.

— Ах вот как, — кивнул Дарси и, поколебавшись, добавил: — А это не ставит вас в неловкое положение?

— Ни в коей мере, — широко улыбнулся Аласдэр. — С чего бы?

— Ну да, конечно… ведь прошло уже три года… — согласился Дарси.

— Три года — немалый срок, — подхватил Аласдэр. — За такое время много воды успевает утечь. Уверяю вас, что Эмма Боумонт и я можем вращаться в одном кругу и не хватать друг друга за глотки. — Он произнес эту ложь с завидным апломбом и отступил от фаэтона. — Пожалуйста, Дарси, расскажите об этом всем. Ненавижу, когда свет замирает в предвкушении скандала.

— Да-да, конечно, — смутился его приятель. — Надеюсь, вы не обиделись?

— Нисколько. — Аласдэр беспечно приподнял шляпу, а Дарси тронул фаэтон. Выражение лица Аласдэра моментально посуровело. Он предвидел, что старый скандал снова с удовольствием станут пережевывать в салонах неделю или две. Поползут слухи, в сент-джеймских клубах в течение нескольких дней станут заключаться пари, кому суждено повести богатую леди Эмму к алтарю. Последуют двусмысленные замечания по поводу его положения отвергнутого претендента. И чтобы сохранить достоинство и гордость, необходимо делать вид, что прошлое его нисколько не волнует. Следовательно, нельзя, чтобы между ним и Эммой существовали явные трения. А после сегодняшней утренней ссоры это будет задача не из легких.

Гнев Аласдэра вспыхнул с новой силой, и, свернув на Брук-стрит, молодой человек ускорил шаг. Он презирал саму возможность физической расправы, но нынешним утром он чуть до нее не дошел. И даже сейчас испытывал желание вернуться и надрать дерзкой девчонке уши. Или свернуть ей шею! Надо же такое сказать! Грозилась выйти замуж за первого встречного. И еще эта чушь о том, чтобы завести любовника. Эмма всегда была упрямым, порывистым существом, но отнюдь не дурой. И явно не рассчитывала убедить его в том, что готова на безумие.

Но, восстанавливая в памяти сцену ссоры, Аласдэр вновь увидел глаза Эммы — в тот момент, когда она бросала ему вызов. И от этого ему сделалось не по себе. С минуту он раздумывал, не вернуться ли обратно и не попытаться ли наладить отношения с Эммой. Они наговорили друг другу много такого, чего говорить не следовало, и он поцеловал ее так, как никогда раньше не целовал, хотя и поддавшись на ее вызывающее поведение. Но Аласдэр понимал, что он еще слишком зол, чтобы идти на мировую. Если в теперешнем состоянии он вернется на Маунт-стрит, то только все окончательно испортит. Его не будет в Лондоне пару дней. За это время они отдохнут друг от друга и успеют остыть.

Холодная голова ему требовалась, чтобы разобраться еще с одним делом. Аласдэр нахмурился: это все равно что искать известную иголку в стоге сена. Мог ли Нед послать сестре секретный документ?

Он поднялся по ступеням дома, где снимал жилье, но дверь отворилась, прежде чем он успел взяться за молоток.

— Ваш чемодан уложен, лорд Аласдэр. Экипаж подадут с минуты на минуту. — Слуга отступил, чтобы дать возможность господину пройти в вестибюль.

— Хорошо. Спасибо, Кранем. Через полчаса я буду готов.

Комнаты Аласдэра располагались на первом этаже. Уже стоя перед своей дверью, он услышал на лестнице шаги. Аласдэр взглянул через плечо и заметил, что по ступеням спускается франтоватый мужчина. Аласдэр видел его в первый раз и догадался, что тот занял комнаты над ним, которые пустовали уже несколько недель.

— Доброе утро! — вежливо проговорил незнакомец, улыбнулся и протянул руку. — Кажется, я имею честь говорить с лордом Аласдэром? Теперь мы соседи: я въехал в комнаты над вами. — Молодые люди пожали друг другу руки. — Позвольте представиться. Поль Дени к вашим услугам. — Он произнес фамилию на французский манер, опустив конечное «с».

— Рад вас приветствовать, мистер Дени. — Аласдэр учтиво поклонился. — Вы в Лондоне недавно?

— Да. До этого я жил в провинции. Мои родители прибыли из Франции в девяносто первом. Тогда я был еще мальчиком. — Он сделал неодобрительный жест. — Из Франции не удалось вывезти ничего, и мы поселились в Кенте — в имении друга отца.

— Понимаю. — История была обычной по тем временам. Революция вызвала хлынувший из Франции в Англию поток обнищавших эмигрантов, среди которых было много аристократов. Они жили в стесненных условиях, не все сумели попасть в светское общество, но некоторые стали завсегдатаями самых изысканных салонов. — К сожалению, я вынужден на несколько дней уехать из Лондона. Но как только вернусь, надеюсь, вы найдете время отужинать со мной.

— Почту за честь. — Француз поклонился, и Аласдэр, снова учтиво улыбнувшись, удалился к себе. Он был готов представить Дениса в кругу своих друзей, если тот окажется приятным человеком. Судя по безупречному покрою его сюртука и изящным складкам шарфа, его сосед уже кое-чему научился, готовясь завоевать Лондон, и вовсе не производил впечатление неотесанного провинциала.

Через полчаса Аласдэр уже сидел в экипаже, который вез его из Лондона по Стейн-роуд. Это немало озадачило бы Эмму, поскольку путь Аласдэра лежал в прямо противоположном направлении от Линкольншира, где проживала его семья.

Трижды сменив лошадей, Аласдэр прибыл к месту своего назначения, когда лорд и леди Грэнтли собирались — не по моде рано, к пяти часам — спуститься к обеду и были весьма недовольны, когда слуга объявил о посетителе.

— Какие дела могут быть у Аласдэра в имении? — спросила леди Грэнтли у мужа, глаза которого засветились от мысли, что у него окажется мужская компания за послеобеденным портвейном.

— Долг вежливости, — предположил граф и был вознагражден презрительным фырканьем.

— Не будь глупцом, Грэнтли. Что у нас с ним общего?

— Но, дорогая, — муж казался глубоко потрясенным, — мы же не можем держать его в вестибюле!

Леди Грэнтли тяжело вздохнула.

— Госсет, проводите лорда Аласдэра в библиотеку и скажите повару, чтобы отсрочил обед на полчаса.

— Слушаюсь, миледи. — Дворецкий поклонился и бесшумно удалился.

— Поди узнай, что ему нужно. — Ее светлость поучала мужа и одновременно раздраженно размахивала рукой. Потом, страдальчески вздохнув, добавила: — Видимо, придется пригласить его к обеду.

— Этого требует вежливость, дорогая. — Граф живо поднялся и направился к двери.

Аласдэр стоял у высокого окна и рассматривал зимний сад, но, услышав шаги хозяина, обернулся и поклонился.

— Милорд, прошу прощения за неожиданный визит. Но я по поручению Эммы и не займу у вас много времени.

— Ах нет, вы должны с нами пообедать. — Слова графа прозвучали скорее как просьба, а не приглашение. — Мы как раз собирались сесть за стол, и миледи хочет, чтобы вы к нам присоединились.

Аласдэр мог себе представить, какую реакцию вызвало его появление у грозной хозяйки. На губах мелькнула ироническая улыбка, тем не менее он ответил:

— С вашей стороны это очень любезно, сэр. Но я снял комнаты в «Корабле» и заказал там обед. Мне нужно несколько минут провести в спальне и гардеробной Эммы. Она уверена, что забыла в доме томик стихов, без которого никак не может обойтись. Кажется, подарок Неда. Она очень расстроена.

— Ну нет, мы не позволим вам обедать в таверне. — На этот раз граф проявил необычайную твердость. — Ужасная кухня… нет… нет! Поешьте с нами, старина! Повар леди Грэнтли вполне сносен… даже очень. Пообедаете, а потом найдете книгу Эммы. — И он увлек гостя к двери.

Аласдэр сдался и, сделав над собой усилие, пошел приветствовать недовольную хозяйку.

— Видишь, дорогая, — вскричал граф, когда они вошли в салон, где леди Грэнтли сидела за вышиванием, — я уговорил лорда Аласдэра с нами пообедать. Он приехал по поручению Эммы. Она забыла книгу… подарок Неда… и думает, что та все еще в спальне… Предпочитаете шерри, Аласдэр?

— Спасибо, сэр. — Молодой человек поклонился леди Грэнтли. — Я проездом в Дорсет, к друзьям, мэм. Эмма попросила меня заглянуть сюда. Надеюсь, не доставил вам слишком больших неудобств?

— Ну что вы, — смилостивилась ее светлость, буравя гостя глазами. — Но боюсь, вам придется разочароваться. Домоправительница основательно перетряхнула спальню Эммы и, мне сдается, не нашла никаких ее вещей.

— Эмма спала в этой комнате с тех пор, как покинула детскую. И завела себе множество тайничков, которые, возможно, неизвестны домоправительнице. — Аласдэр принял у хозяина бокал. — Она дала мне ясные инструкции, где посмотреть. В спальне и в гардеробной. — Он пригубил вина и кротко улыбнулся хозяйке.

Леди Грэнтли засопела, но не нашла причины для отказа.

— Надеюсь, милейшая Эмма хорошо устроилась в Лондоне, — вступил в разговор лорд Грэнтли.

— И занялась поисками мужа, — едко вставила его супруга. — Ей уже двадцать два — вполне можно засидеться в девицах.

Приход дворецкого, объявившего, что стол накрыт, избавил Аласдэра от необходимости отвечать на это замечание. Он предложил руку хозяйке и сопроводил в столовую.

В течение всего бесконечного, но заурядного обеда Аласдэр старался быть любезным, хотя его одолевали воспоминания о тех временах, когда он часто ел за этим столом и чувствовал себя словно дома рядом с Недом и Эммой. Трапезы сопровождали смех и остроумные беседы. Эмма сидела напротив: ее глаза искрились, волосы в свете канделябра переливались мириадами оттенков. А Нед… Нед сидел справа от отца, пока не занял его место во главе стола. У него всегда была наготове какая-нибудь история или веселая шутка. Втроем они подшучивали друг над другом и… любили друг друга.

За двенадцать лет накопилось много воспоминаний, и теперь они отзывались болью потери, горечью злости и предательства.

Аласдэр поднял бокал и сделал большой глоток. Вопреки обещаниям лорда Грэнтли еда оказалась невкусной, но бургундское — превосходным. У отца Неда был замечательный винный погреб, и Нед тоже старался его сохранять. Контрабандисты часто причаливали к побережью Гэмпшира и Дорсетшира и редкую усадьбу не снабжали вином. И теперь, глядя на побагровевшее лицо лорда Грэнтли, Аласдэр решил, что тот пошел по стопам родственников — по крайней мере в том, что касалось потребностей винного погреба.

С огромным облегчением он заметил, что хозяйка сделала движение, собираясь подняться, и сам вскочил на ноги. Ее светлость оставила мужчин за портвейном, но при этом строго наказала супругу, чтобы тот помнил о подагре и не пил больше двух рюмок.

Аласдэр провел с графом полчаса, но потом извинился, сказав, что ему следует выполнить поручение. Хозяин был слегка разочарован тем, что они не посидели подольше, но молодой человек оказался непреклонен, и граф, вздохнув, закупорил пробкой графин и поднялся.

— Вы знаете, как пройти. — Они вышли в коридор, и хозяин махнул рукой в сторону лестницы. — Я скажу Госсету, чтобы он зажег лампы в спальне Эммы.

— В этом нет необходимости, сэр. Я возьму свечу. — Аласдэр взял со стола в коридоре небольшую свечу и зажег ее от огромной восковой, укрепленной в тяжелом серебряном канделябре. Прикрывая пламя ладонью, он стал подниматься по подковообразным ступеням лестницы.

На балюстраде, обрамлявшей центральный вестибюль, горели свечи в подвесных канделябрах, но в спальне Эммы было холодно, темно и пусто. Аласдэр высоко поднял свою свечу, и ее трепещущий свет озарил комнату — когда-то такую знакомую, но теперь на удивление заброшенную, словно оставленную духом ее прежней обитательницы. Мебель стояла та же. Аласдэр разглядел прожженное пятно на крышке туалетного столика: однажды Эмма, не подумав, положила туда нагретые щипцы для завивки; на ковре все еще темнело место, где она опрокинула чашку с горячим шоко-ладом, когда они с Недом неожиданно заявились на каникулы из Оксфорда.

Аласдэр поставил свечу на каминную полку, чтобы она давала побольше света, и прямиком направился к шкафу. Он был пуст, и потайную панель на задней стенке удалось отыскать без труда. От прикосновения руки она отошла в сторону, и Аласдэр пробежал пальцами по открывшейся под ней небольшой полости. Но внутри оказалась только пыль.

По правде говоря, он и не надеялся что-нибудь найти. Но прежде чем приступить к гораздо более сложной задаче и учинить обыск в вещах Эммы в ее новом жилище, Аласдэр хотел убедиться, что она не оставила никаких личных бумаг в тайниках своего старого дома. Он заглянул за картины, вспомнив, как во время игры Эмма спрятала ключ за маминым портретом. Там тоже было пусто. Не пропустил ни одного ящика в шкафу. Нагнулся и посмотрел под кроватью, приподнял ковер. Ничего. Ни единого обрывка бумаги.

А это должен быть лист бумаги. Поиски стали бы легче, если бы он понимал, что ищет. Но указания были самыми расплывчатыми. Чарльз Лестер не больше Аласдэра догадывался, каким средством пользовался Нед, чтобы передавать сведения. Когда в конногвардейском полку распечатали отправленный Хью Мелтоном пакет, в нем оказалось только письмо сестре Неда. Его подвергли анализу дешифровальщики, но ничего не обнаружили. И пришли к единственному выводу: в спешке, захлебываясь кровью перед смертью, Нед что-то перепутал, и сообщение, предназначавшееся для конногвардейского полка, отправилось к леди Эмме.

Аласдэру таинственность его поисков показалась смешной. Он сказал Лестеру, что было бы намного проще спросить Эмму, не хранит ли она у себя последнее письмо брата — то, что переслал Хью Мелтон. Но его предложение немедленно отвергли. Для собственной безопасности леди Эмме не следовало знать, что она обладает столь опасной информацией, от которой зависит ход войны с Бонапартом. Если Эмма заподозрит важность документа, она может роковым образом обратить на него внимание — например, запомнить. И это знание превратило бы ее в мишень для охотников за секретными сведениями.

Их методы выбивания информации были одновременно и основательными, и весьма неприятными. Мистер Лестер объяснял это почти извиняющимся тоном, скрестив от греха пальцы. Аласдэр не задал вопрос: не все ли равно, помнит Эмма содержание документа или нет, — она так или иначе может подвергнуться немилосердному допросу. Враг, если она попадет к нему в руки, вряд ли поверит ей на слово, что бы она ни говорила. Но Аласдэру было ясно, что благополучие Эммы нисколько не интересует Лестера и его начальников. Чем меньше людей знают, насколько важен потерявшийся документ, тем будет лучше. Они заботились только об этом.

Но владела ли секретным документом Эмма? Аласдэр задавал себе этот вопрос, переходя со свечой в соседнюю гардеробную и продолжая поиски. Она могла его выбросить. Хотя нет, это совершенно исключалось. Эмма не выбросила бы ничего, что пришло от Неда, особенно после его смерти. Аласдэр знал, что она тщательно берегла все его письма. Сохраняла все до последнего листочка, например письма, которые он и Нед присылали ей из Оксфорда. Дорожила всем значимым и со знанием дела распихивала по тайникам.

Поиски в гардеробной оказались такими же тщетными. Даже книжные полки стояли пустыми. А закладывать листки между страницами было ее излюбленным приемом. Но все принадлежавшие Эмме книги упаковали и перевезли на Маунт-стрит. И Аласдэр мрачно решил, что придется пролистать их все. Переворошить книги, несессер для писем и все ящики секретера.

Ужасно трудная задача. А при их нынешних, отнюдь не безоблачных, отношениях практически невыполнимая. Придется изобрести какую-то причину, чтобы свободно проникать в дом и ходить в нем куда заблагорассудится. Положение опекуна предоставляло возможность видеться с Эммой, но никак не рыться в ее жилище.

Но так или иначе поручение следовало выполнить. Этого требовали король и отчизна. Или, скорее, Нед. Если он умер, оберегая какие-то секретные сведения, он, Аласдэр, должен сделать все, чтобы смерть Неда не оказалась напрасной.