"Зловещая тайна" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава 8

Когда Кэролайн и мистер Стрэттон вошли в замок, в главном холле они увидели лорда Брекона и леди Августу. Они разговаривали, и у Кэролайн сложилось впечатление, что леди Августа о чем-то умоляла лорда Брекона: ее костлявые, унизанные кольцами пальцы цеплялись за его рукав, накрашенные губы заискивающе улыбались.

Лорд Брекон выглядел суровым, но равнодушным, и Кэролайн показалось, что при ее приближении лицо его осветилось. Он собрался было поприветствовать ее, но не успел заговорить, как леди Августа воскликнула:

— И где же вы были, молодые люди? Я видела, как вы разговаривали друг с другом наедине. Фи, мисс Фрай, если вы не будете осторожнее, вы испортите свою репутацию!

Кэролайн сделала реверанс леди Августе:

— Я выполняла поручение леди Брекон.

Леди Августа захохотала, и грубый кудахтающий звук, отраженный темными стенами, эхом прокатился по замку.

— Ишь ты, поди ж ты! Похоже, девчонка на меня обиделась! Не отрицайте, мисс Фрай. Но вам придется простить болтовню старухи: это ваша плата за то, что на вас, такую хорошенькую, приятно смотреть. И тут мистер Стрэттон со мной согласится, а, сэр?

Мистер Стрэттон пробормотал что-то утвердительное вежливым, но несколько смущенным тоном.

— Ха-ха, да вы плутишка! — кудахтала леди Августа. — Я-то думала, на вас не действуют уловки нашего пола, но теперь вижу, что я ошиблась. Вы нас здорово провели! Не так ли, Вэйн?

Она повернулась за подтверждением к своему племяннику, и Кэролайн, бросив взгляд на лорда Брекона, изумленно заметила внезапную вспышку гнева на его лице. Мгновение она не могла понять, что могло вывести его из себя, как вдруг все стало ясно. Он ревновал!

Чуть улыбаясь, она повернулась к мистеру Стрэттону.

— Спасибо вам за ваше общество, сэр. Вы были так любезны!

Она вновь присела в реверансе леди Августе, попросила ее разрешения уйти и, не взглянув больше на лорда Брекона, грациозно пошла по главной лестнице, ощущая внезапное тревожное молчание за спиной — молчание, которое вновь нарушил кудахтающий смех леди Августы.

Итак, лорд Брекон ревновал! Кэролайн слишком хорошо знала, что такое ревность — ревность поклонников, ухаживавших за ней в Лондоне, — чтобы сейчас не увидеть ее признаков. То, что лорд Брекон проявил слабость, было довольно приятно: Кэролайн сказала себе, что ревность может заставить его нарушить упрямое молчание и ослабить решительность относительно ее отъезда из замка.

Поднявшись к себе в спальню и снимая шляпку, Кэролайн не могла сдержать улыбки. На мгновение ее проблемы показались ей менее серьезными: кроме того, она была очень довольна тем, что сумела уже сделать для Хэрриет. Было очевидно, что мистер Стрэттон уже видел себя в роли рыцаря-освободителя — чего она и добивалась.

Он милый молодой человек, думала Кэролайн, хотя и скучноватый со всеми своими моралями и позами. Но Хэрриет будет считать его удивительным, а если он сделает ей предложение, это будет совершенно чудесно, самый лучший выход из ситуации.

Кэролайн едва ли не впервые уверенно подумала о Хэрриет и о том, что та в конце концов найдет свое счастье. Мысли девушки тотчас же перенеслись от проблем Хэрриет на свои собственные, и улыбка исчезла с ее губ. Теперь, когда она осталась одна и ничем другим не могла занять свои мысли, все страхи и волнения минувшей ночи снова вернулись к ней. Хотя Кэролайн твердо говорила себе, что бояться ей нечего, что она так или иначе раскроет тайну лорда Брекона и спасет его и от него самого, и от неведомой грозящей ему опасности, но все же впервые в жизни она почувствовала себя слабой и беспомощной.

Когда часы на каминной полке пробили четыре, Кэролайн направилась к спальне леди Брекон и постучала в дверь. Ей открыла Доркас.

— Я уже думала, вернулись вы или нет, мисс Фрай, — сказала она своим грубоватым голосом, но глаза были добрыми, и у Кэролайн создалось впечатление, что Доркас не только приняла ее, но и испытывает к ней расположение.

Кэролайн прекрасно понимала, что ссора с Доркас сделала бы положение компаньонки ее светлости очень сложным. Доркас просто обожала свою госпожу.

Для нее не было ни мелочей, ни трудностей, когда дело касалось благополучия леди Брекон. Доркас хлопотала вокруг нее, как если бы та была младенцем, и Кэролайн не могла не заметить, что леди Брекон привыкла во всем полагаться на Доркас: и когда речь шла о ее физическом комфорте, и во всем, что касалось ее замкнутого, уединенного существования.

Именно Доркас решала, кому можно прийти к леди Брекон, а кого следует оставить за дверью под предлогом того, что ее светлость не вполне здорова или ее светлость спит. Именно Доркас докладывала ей о том, что происходит в доме, выбирая, правда, только те события, которые считала нужными, и специально утаивая то, что, по ее мнению, могло расстроить ее госпожу. Да, власть Доркас в замке была полной, и Кэролайн не могло не радовать то, что, выражаясь словами Марии, ей удалось найти к ней ключик.

— А-а, вот и вы, мисс Фрай, — с улыбкой воскликнула леди Брекон, когда Кэролайн подошла к ее кровати. — Как маленькая Хэрриет, и разрешили ли ей сегодня нас навестить?

— Да, разумеется, мэм, и она была счастлива получить приглашение.

— Вам удалось найти ей платье?

— Да, мэм, это одно из платьев леди Кэролайн Фэй, и оно должно ей очень пойти.

— Вы добрая девушка, мисс Фрай, — мягко сказала леди Брекон. Неожиданно щеки Кэролайн зарделись румянцем: ей было немного стыдно слышать похвалу за то, что, как она знала, так мало ей стоило.

Именно в этот момент она подумала, что очень скоро, наверное, сможет прекратить обман. Она расскажет лорду Брекону, а потом и его матери правду о себе. Может быть, тогда он поймет, насколько глубока и сильна ее любовь к нему, и сможет оценить, сколь многим рисковала она ради него. Но прежде чем раскрыть свой секрет, Кэролайн необходимо было выведать, в чем тайна лорда Брекона. А кроме того, ей следовало дождаться визита мистера Джервиса Уорлингема: было любопытно увидеть человека, из-за которого она, едва узнав о подозрениях лорда Милборна, так спешно приехала в замок.

— Вы очень задумчивы сегодня, мисс Фрай, — заметила леди Брекон, прерывая ее размышления.

— Извините, мэм.

— О чем вы думали? Или это секрет?

— Я думала о вас, о вашем сыне и о людях здесь, в замке, — откровенно призналась Кэролайн.

Леди Брекон вздохнула:

— Они и правда такие невоспитанные?

— О, мэм, я не хотела этого сказать! — вскричала Кэролайн.

— И тем не менее я инстинктивно чувствую, что они — неподходящие друзья для Вэйна. Хотела бы я знать, что могу сделать… Наверное, лишь молиться и надеяться, что время даст ему мудрость.

— Так вы считаете, что он неразумен, мэм? — изумленно проговорила Кэролайн.

Леди Брекон улыбнулась:

— Я не сказала этого, мисс Фрай. Но только иногда я чувствую, что он обеспокоен, что он враждует с собой.

Он мне не говорит об этом — конечно же, не хочет меня волновать… Но мать не может не почувствовать это.

— И вы не знаете причины… этого беспокойства? — спросила Кэролайн.

Леди Брекон покачала головой:

— Увы, он со мной не откровенен. Когда Вэйн был маленьким мальчиком, он все рассказывал мне, но сейчас, хотя он неизменно нежен и внимателен ко мне, я не знаю, что у него на сердце.

Наступила тишина, которую нарушило лишь появление Доркас с чайными принадлежностями.

Кэролайн почувствовала, как забилось ее сердце.

Придет ли к чаю лорд Брекон? Или постарается избегать ее из-за того, что произошло между ними прошлой ночью?

Кэролайн заваривала чай, тщательно насыпая заварку из серебряной чайницы с гербом. Когда она передавала леди Брекон чашку, раздался стук в дверь. Даже не оборачиваясь к двери и не глядя на Доркас, склонившуюся в почтительном реверансе, Кэролайн поняла, кто это.

Когда лорд Брекон приблизился к постели матери, Кэролайн заметила, что под глазами у него залегли черные круги, как будто он не спал ночь. Она поднялась, чтобы поприветствовать его, а потом вновь присела за столик и налила ему чашку чаю.

Лорд Брекон о чем-то говорил с матерью, и Кэролайн показалось, что он специально чуть отвернулся в сторону, чтобы не видеть ее и не смотреть на нее чаще, чем это необходимо. Сердце ее внезапно больно сжалось. Почему он так себя мучает? Почему он делает их обоих столь несчастными, когда всего несколько слов, одна только фраза может преобразить мир для обоих?

Ничто не может быть столь безнадежным или ужасающим, если они смогут встретить это вместе, ничто не может быть настолько страшным, чтобы устоять перед силой любви.

— Не нальете ли вы мне еще чаю, мисс Фрай? — попросила леди Брекон и протянула ей свою чашку.

Кэролайн встала, чтобы взять ее, и в этот момент лорд Брекон заговорил неожиданно резким голосом:

— Мисс Фрай, видимо, сказала тебе, мама, что ее отец неожиданно заболел и она должна уехать?

— О нет, она ничего мне об этом не говорила, — удивленно отозвалась леди Брекон. — Это правда? Мне очень жаль…

Кэролайн подняла глаза и встретилась взглядом с лордом Бреконом. Ей показалось, что глаза его полны стальной решимости, а челюсти плотно сжаты. Она была удивлена неожиданной атакой лорда Брекона, но оказалась достаточно сообразительна, чтобы сразу найти ответ.

— Я не говорила вам, мэм, — спокойно ответила она леди Брекон, — поскольку не хотела вас волновать без надобности. Его светлость прав, мой отец нездоров, но это просто один из его частых приступов подагры, и мама уверяет, что мне не г необходимости возвращаться.

— И я очень этому рада, — сказала леди Брекон. — Мне очень бы не хотелось потерять вас, мисс Фрай.

Ты, наверное, сочтешь меня слишком импульсивной, Вэйн, — продолжала она, повернувшись к сыну, — но за такой короткий срок я очень полюбила мисс Фрай. — Мне нравится смотреть на нее, и более приятного голоса для чтения я не слышала. Приходи как-нибудь днем, когда будешь свободен, и послушай ее.

— Это, конечно, будет приятно, — отозвался лорд Брекон, и Кэролайн почудился в его голосе сарказм.

Он встал:

— Я должен покинуть тебя, мама. У меня много дел до начала сегодняшнего раута. Похоже, миссис Миллер, со своей стороны, созвала половину графства, но боюсь, что большинство моих гостей придется им не по вкусу.

— Ох, Вэйн, постарайся ни с кем не ссориться! — умоляюще проговорила леди Брекон. — Мне бы хотелось, чтобы ты жил в дружбе с соседями. Они так любили тебя раньше, а теперь мне кажется, что многие старые знакомые держатся странно отчужденно, и я чувствую осуждение…

— Но, мама, откуда у тебя эти чувства, когда ты все время одна, ни с кем не встречаешься?

— Я получаю письма, Вэйн. А кроме того, я, наверное, особенно чутка в том, что касается тебя. Обещай, что постараешься быть любезным.

Лорд Брекон секунду колебался, как будто споря сам с собой, потом неожиданно сдался:

— Хорошо, мама, если для тебя это важно, я обещаю сделать над собой усилие. Да, кстати: у нас сегодня будет неожиданный гость. Надеюсь, он задаст тон всему вечеру.

— Кто же это? — заинтересовалась леди Брекон.

— Я только что получил письмо от епископа Барнетского, — ответил лорд Брекон. — В нем говорится, что его светлость направляется в Кентербери и будет иметь удовольствие отобедать сегодня у нас. Конечно, он понятия не имеет, что у нас сегодня прием.

— Ох, Вэйн! — в ужасе воскликнула леди Брекон. — Тогда не лучше ли будет предложить, чтобы его светлость отобедал у нас в какой-нибудь другой день?

— Вряд ли это возможно, поскольку он уже выехал.

Я мог бы, конечно, развернуть его у дверей и направить в «Свинью и свисток», но не думаю, чтобы его светлости пришелся по вкусу обед, который могут там предложить: он слывет гурманом.

— Нет, нет, конечно, раз он выехал, ничего уже сделать нельзя, — согласилась леди Брекон. — Но мне бы очень не хотелось, чтобы епископа что-либо здесь шокировало.

Лорд Брекон рассмеялся:

— Можешь не беспокоиться, мама, епископ куда больше заинтересован во мне, чем я в нем. В моих владениях находятся двенадцать богатых приходов, и я прекрасно знаю, что причина его посещения кроется отнюдь не в желании побыть в моем обществе. Просто его светлость хочет, чтобы я отдал приход Вестон-Кросс его племяннику. Это богатый приход и прекрасное место для охоты. Вот почему сегодня его светлости удобно остановиться в замке Брекон, и я нисколько не сомневаюсь, что к концу обеда он предпочтет остаться здесь на ночь: будет слишком поздно ехать в Кентербери.

— Боюсь, что все это слишком чуждо мне, — вздохнула леди Брекон.

— И очень хорошо, мама. Тебе хотелось бы увидеться с епископом, если он у нас остановится?

Леди Брекон покачала головой:

— Пожалуй, нет, Вэйн. Мне трудно разговаривать с незнакомыми людьми: я так мало знаю о мире вне этих стен. Нет, передай лорду епископу мое глубокое почтение и мои искренние сожаления о том, что я недостаточно здорова, чтобы принимать гостей.

— Я передам ему твои слова, мама, — пообещал лорд Брекон и, не взглянув на Кэролайн, вышел.

Возвращаясь к себе в комнату, чтобы переодеться к обеду, Кэролайн чувствовала странную подавленность; теперь она была уверена, что лорд Брекон твердо намерен от нее избавиться. Хотя на этот раз ей удалось перехитрить его, она знала, что рано или поздно он найдет способ изгнать ее из замка, как бы Кэролайн ни сопротивлялась, и сделает это так, чтобы не расстроить свою мать и не вызвать ее подозрений.

Теперь Кэролайн могла сделать только одно: открыть свое настоящее имя. Ей хотелось — видимо, из тщеславия, — чтобы лорд Брекон сделал ей предложение, считая ее по-прежнему Кэролайн Фрай, но коль скоро он намеревался изгнать мисс Фрай из замка, значит, она должна разговаривать с ним на равных и сказать, кто она.

Кэролайн представила себе, как это упростит дело: она пошлет за кузиной Дебби и останется в замке в качестве гостьи. Тогда ей будет легко следить за Джервисом Уорлингемом и помешать осуществлению его планов: не труднее, чем если бы она была компаньонкой леди Брекон. Трудность заключалась в том, что она не знала, действительно ли он строит такие планы и когда собирается их осуществить. У нее было так мало фактов: убийство Розенберга, подозрения лорда Милборна да необдуманные слова миссис Миллер, брошенные в порыве злости. И это все, если не считать ее собственного предчувствия, что лорд Брекон действительно находится в опасности.

Все это было очень сложно, но Кэролайн не умела долго отчаиваться. Каким-нибудь образом она найдет выход, найдет возможность спасти лорда Брекона и дать ему счастье.

— Что вы наденете сегодня вечером, миледи? — спросила Мария, стоя у дверцы шкафа.

Кэролайн заколебалась. Она намеревалась выбрать неброское, довольно скромное платье, но теперь ей показалось, что маскарад заканчивается. Ну и прекрасно, она будет блистать. По ее приказу Мария взяла с собой два ее самых красивых и нарядных платья. Тогда Кэролайн считала, что, когда она наконец откроется, ей захочется преобразиться из скромно одетой Золушки в модную и элегантную светскую леди.

Этот момент наступил: она поразит взоры собрания одним из лучших лондонских нарядов. Возможно, сегодня, к концу вечера, она сможет поговорить с лордом Бреконом и сказать ему правду. Уверенность в своей внешности прибавит ей смелости и самообладания.

— Достань белое платье, Мария, то, которое я надевала в Девоншир-Хаус, — распорядилась Кэролайн.

Мария в изумлении повернулась к ней:

— Но, миледи, оно слишком парадное! Кто вас увидит, сразу же догадается, что вы не та, за кого себя выдаете!

— Мне безразлично, — решительно произнесла Кэролайн. — Эта комедия все равно подходит к концу, Мария.

— Ну и слава богу, — проговорила Мария. — До чего же я от этого устала, миледи! Я все время только и жду, что с вашей светлостью произойдет что-то ужасное: боюсь, что вы приехали сюда, играя роль, для которой ваша светлость не годится.

— Возможно, ты и права, Мария, — сказала Кэролайн. — Ну так я надену свое лучшее платье. По крайней мере у миссис Миллер брови поползут вверх.

— Да это уж точно, — согласилась Мария, — но подождите, миледи, пока вы увидите ее сегодняшнее платье.

Оно и в Воксхолле показалось бы чересчур смелым, что уж говорить о доме джентльмена.

— Ну, по крайней мере, мое вполне респектабельно, — улыбнулась Кэролайн. Однако, подойдя к зеркалу, тотчас же усомнилась, применимо ли это слово к выбранному ею платью.

Платье было сшито из белоснежного атласа, затянутого тюлем и украшенного бесчисленными рядами кружевных оборок и фестонами. Корсаж, подчеркивавший красоту шеи и плеч Кэролайн, был расшит цветами, составленными из тысяч переливающихся жемчужинок, а рукава были сделаны из прозрачного нежного кружева. Для украшения прически предназначались жемчужные заколки, а на оба запястья надевались жемчужные браслеты.

— Ох, оно сказочно красиво, миледи! — воскликнула Мария. — И все же я всегда боюсь этого платья.

— Боишься, Мария? — удивилась Кэролайн.

Мария кивнула.

— Я суеверна, миледи, и я всегда знала, что жемчуг — это к слезам.

— Что за бред! — резко сказала Кэролайн. — Клянусь. тебе, Мария, это платье приносит мне удачу. Я надевала его всего один раз и была в тот вечер первой красавицей, а поклонников у меня было столько, сколько на нем жемчужин.

— Тогда я буду надеяться, что оно и сегодня принесет вам удачу, миледи, — сказала Мария.

Кэролайн была в этом уверена. Высоко подняв голову, она вышла из своей комнаты и прошла по коридору к главной лестнице.

Она немного опаздывала: гостиная, казалось, уже была полна народу. Кэролайн заметила, что гости, приехавшие накануне, сбились в маленькие группки и чувствуют себя неловко среди сельских сквайров и их жен, которые хотя и одеты не по моде, но зато благородного происхождения и имеют властные манеры.

В поисках дружелюбного лица, Кэролайн отыскала стоявшую в углу Хэрриет: подле нее был мистер Стрэттон. Она подошла к ним, с удовольствием заметив, что Хэрриет в розовом бальном платье кажется прехорошенькой и чувствует себя удивительно свободно в обществе мистера Стрэттона.

Когда Хэрриет заметила идущую к ним Кэролайн, она негромко вскрикнула в искренней радости:

— Ох, Кэролайн, ну не чудесно ли! Как я рада, что я здесь! Папа в последний момент поднял ужасный шум, и я боялась, что он запретит мне идти. Он заявил, что платье слишком декольтированное и нарушает приличия, и разрешил мне выйти из дома только после того, как закрыл мне плечи старым шарфом.

— И где же сейчас этот шарф? — с улыбкой спросила Кэролайн.

Хэрриет покраснела:

— Наверху, вместе с моей накидкой. Мне очень стыдно за мое поведение, но шарф был такой старый и поношенный! Это очень нехорошо с моей стороны, но ведь папа не узнает, что я его сняла?

При этой мысли она побледнела, и Кэролайн поспешила ее успокоить:

— Как он может узнать? Не тревожься, Хэрриет. Мы сохраним твой секрет, не правда ли, мистер Стрэттон?

— Сегодня вы должны забыть о вашем отце и его попреках, — ответил мистер Стрэттон, глядя сверху вниз на Хэрриет с выражением собственника. — Вместо этого вы должны думать только о тех, кто, как я, приложил все свои силы, чтобы вы получили удовольствие.

— Ох, сэр, вы слишком добры ко мне, — сказала Хэрриет, поднимая к нему свои большие карие глаза, глядя на мистера Стрэттона с почти собачьей преданностью.

Кэролайн огляделась и заметила на другом конце комнаты чье-то лицо, показавшееся ей смутно знакомым.

На нее пристально смотрел молодой человек, одетый по последнему слову моды с моноклем в руке.

Он поднял монокль, и Кэролайн попыталась вспомнить, где она могла прежде видеть этого человека: она явственно помнила эти темные хмурые глаза и опущенные в презрительной усмешке углы губ.

Вдруг она вспомнила. Ей показалось, что ледяная рука сжала ее сердце и комната закружилась перед глазами.

Как во сне она заметила, что миссис Миллер отошла от группы только что вошедших гостей и, подойдя к молодому человеку с моноклем, что-то шепнула ему на ухо.

Он, казалось, слушал ее слова, но продолжал пристально смотреть на Кэролайн, и девушка подумала, что его презрительная усмешка стала еще заметнее.

Кэролайн резко отвернулась и через несколько мгновений вновь обрела способность говорить.

— Скажите мне, — обратилась она к мистеру Стрэттону, — кто этот человек с моноклем в руке?

— Который? — рассеянно спросил мистер Стрэттон.

— На нем фрак из винно-красного бархата, — ответила Кэролайн.

— А, теперь я его вижу! — радостно отозвался мистер Стрэттон. — Но вы ведь должны его помнить? Это кузен Вэйна — Джервис Уорлингем.

Его слова лишь подтвердили то, что ожидала услышать Кэролайн. Теперь она отчетливо вспомнила, где впервые увидела это лицо: почти сросшиеся брови, тонкий, как будто сплюснутый с боков нос.

Он поднялся им навстречу, когда они вошли в гостиную «Собаки и утки», и Кэролайн как сейчас слышала его голос — удивленный и, несмотря на удивление, капризный и раздраженный: «Что вы тут делаете, Риверсби?»

Да, несомненно, это был тот самый человек. Как она сразу не поняла, что этот молодой человек из гостиной и окажется кузеном лорда Брекона, которым она так интересовалась? Почему-то — очень недальновидно, упрекнула себя девушка, — она упустила из виду эту возможность. Конечно, мысли ее обращались к человеку в зеленом сюртуке, когда Кэролайн перебирала в уме события той ночи, но тут же переносились на другое, поскольку, по ее расчетам, у него не хватило бы времени, чтобы выйти из гостиницы, встретиться с Розенбергом и убить его, прежде чем она дошла до разрушенного коттеджа.

Но теперь Кэролайн стало ясно: нельзя было не принимать его во внимание. Ей понадобилось несколько минут, чтобы подняться по лестнице и выслушать болтовню хозяйки. Потом еще какое-то время она решала, что ей делать. Потребовалось время и для того, чтобы запереть дверь, вылезти из окна, перебраться на плоскую крышу, а оттуда на бочку для воды. Ах, какая же она тупица!

Конечно, у быстро шагавшего мужчины, выбравшего более короткий путь к разрушенному коттеджу, было достаточно времени, чтобы сделать то, ради чего он пришел туда, и уйти.

Но даже если все так, как она докажет это? Поверит ли кто-нибудь ее словам, что Джервис Уорлингем был в «Собаке и утке» в ночь, когда произошло убийство? Было очевидно, что он нашел способ замести следы. Лорд Милборн не знал о его присутствии.

Нет, мистер Уорлингем все умно рассчитал; и тем не менее она была свидетельницей того, что он там был. Главное, чтобы ей поверили.

Погруженная в свои мысли, Кэролайн за обедом почти не слышала, что говорили ее соседи по столу, почти не замечала блистающее великолепие сервировки из позолоченных блюд и канделябров, букетов с желтыми орхидеями и длинными ветвями аспарагуса.

Обед был прекрасным: все блюда делали честь кулинарному искусству поваров. Жаркое из оленины, баранины, говядины и телятины подавалось под сочными экзотическими соусами. Цыплята, голуби и гуси были начинены трюфелями, устрицами, под редкими приправами. В качестве холодных блюд подали голову кабана, целого молочного поросенка, несколько сортов окорока и соленое мясо кабана, разноцветное, как восточная мозаика.

Пирамида из взбитых кремов и желе была подана к столу вместе с четвертой переменой блюд, включавшей в себе больше дюжины различных кушаний, и даже знаменитые теплицы Сэйл-Парка не поставляли большего количества деликатесов, чем было предложено на десерт.

Кэролайн почти ничего не ела и с трудом заставляла себя прислушиваться к тому, что говорили ей, вникать в слова и давать внятные ответы — об ответах разумных речи идти не могло.

Все это время мысли ее были заняты появлением мистера Уорлингема в гостинице, его знакомством с сэром Монтегю и — что было в данный момент самым важным — тем, узнал ли он ее.

Она помнила, что в тот вечер в гостинице повернула голову так, чтобы на ее лицо падала тень от шляпы.

Может быть, он не знает, кто она. Маловероятно, чтобы, выйдя из гостиницы сразу же после того, как она поднялась наверх, он вернулся бы туда снова, совершив преступление.

Скорее всего, он ушел оттуда как можно быстрее, так чтобы никто не видел его поблизости, и поэтому мог не знать о том, что в поисках Кэролайн сэр Монтегю обыскивал лес.

«Почему, — недоумевала Кэролайн, — никто не заявил, что видел его?»

Воры и мошенники держатся заодно, и у сэра Монтегю могли быть весьма веские причины не выдавать мистера Уорлингема. О боже, как ей в этом разобраться?

У Кэролайн голова шла кругом, когда она пыталась разобраться в случившемся, отделить одно от другого, чтобы представить себе картину в целом. Практически сделать это было невозможно, и она испытала глубокое облегчение, когда долгий обед подошел к концу и дамы вышли из столовой, оставив джентльменов за портвейном.

— Не оставляйте нас надолго, милорд, — кокетливо обратилась к лорду Брекону миссис Миллер, — в длинном бальном зале будут танцы, и мы будем с нетерпением ждать партнеров.

Лорд Брекон сухо поклонился ей, и миссис Миллер, бросив сверкающую улыбку мистеру Уорлингему, вышла из комнаты вслед за остальными дамами.

Ее платье, как и говорила Мария, было вызывающим.

Сшитое из змеино-зеленого атласа, оно имело такой глубокий вырез, что, когда его владелица сидела за столом, было трудно удержаться от мысли, что на ней вообще ничего нет.

Мелко завитые волосы миссис Миллер украшали малиновые перья, и по тому, как она подавала себя, прилагая все усилия, чтобы убедить гостей в том, что она действительно выполняет роль хозяйки дома, Кэролайн решила, что это репетиция перед тем днем, когда она действительно сможет воцариться в этом огромном замке как его хозяйка.

Дамы разговаривали и сплетничали в гостиной больше двух часов, прежде чем раздался шум — довольно сильный, — возвестивший о том, что джентльмены покинули столовую.

Кэролайн, сидевшая вместе с Хэрриет, отметила, что та все время смотрит на дверь, ожидая того момента, когда вновь появится мистер Стрэттон. Когда он действительно появился, она воспользовалась первой же возможностью оставить Хэрриет и выскользнула из гостиной в расположенную поблизости комнатку.

Комнатка была очень маленькая, и ею редко пользовались. Так что она имела строго официальный вид.

Но в этот вечер ее мрачное убранство — массивную мебель и темные гобелены, затягивающие стены, — смягчало множество цветов. Высокие окна выходили на террасу, и на мгновение Кэролайн остановилась, глядя в сад.

Дорожки вокруг дома были украшены огнями, огни мерцали и трепетали на ночном ветерке, вдали просматривалось сверкающее серебро озера и темная невозмутимость густых деревьев. Но Кэролайн почти не замечала манящего очарования сада. Не слышала она и того, что скрипки вдали заиграли мечтательно влекущий вальс. Она была настолько погружена в свои проблемы, что вздрогнула, услышав за спиной голос, который произнес:

— Добрый вечер, леди Кэролайн.

Она резко обернулась. Мистер Джервис Уорлингем стоял в двери, которая вела в гостиную. Его губы улыбались, но в глазах его было что-то, от чего у Кэролайн пробежала по телу дрожь. Собравшись, она смело встретила его взгляд:

— Извините, сэр?

В ответ он закрыл за собой дверь и прошел глубже в комнату.

— Я сказал, — повторил он, — добрый вечер, леди Кэролайн.

— Я слышала вас, сэр, но решила, что ошиблась. Меня и правда зовут Кэролайн, но я мисс Фрай, компаньонка леди Брекон.

Мистер Уорлингем неприятно засмеялся.

— Забавная шутка! Я с трудом поверил в нее, едва увидел вашу светлость. Так вы и правда играете роль компаньонки вдовствующей леди? Черт побери, вот смеху-то будет во всех клубах Лондона!

— Право, сэр, с вашим чувством юмора что-то случилось: я не вижу в моем положении ничего смешного.

Мистер Уорлингем облокотился на каминную полку, посмотрел на Кэролайн, а потом снова расхохотался.

— Вы — отчаянный игрок, — сказал он, — но, мне кажется, ваша светлость знает, что туз у меня.

— Вот как, — холодно заметила Кэролайн.

— На самом деле, — продолжил мистер Уорлингем, — нам с вами будет легко прийти к соглашению.

У вас одна карта, которая может быть вам полезна, дорогая леди Кэролайн, но, по-моему, остальная колода у меня.

— Боюсь, сэр, — холодно сказала Кэролайн, — вы говорите загадками, которых я не понимаю, да и, по правде сказать, не особенно хочу понять. С вашего разрешения, сэр, я уйду.

— Напротив, леди Кэролайн, будет разумно остаться и выслушать меня, — возразил мистер Уорлингем, и что-то в его голосе заставило Кэролайн, которая уже повернулась, чтобы уйти, остановиться.

— Разумно? — переспросила она, поднимая брови.

— Очень разумно, с вашей точки зрения. Я могу говорить откровенно?

— Как пожелаете, — ответила Кэролайн. — Уверяю вас, мне это не слишком интересно: как я уже сказала, вы говорите загадками.

— Тогда покончим с ними, — сказал мистер Уорлингем. — Я не дурак, леди Кэролайн, и прекрасно знаю, почему вы здесь. Вы влюбились в моего достойнейшего кузена. Почему вам понадобилось войти в этот дом под такой маской, я представить себе не могу, но, несомненно, у вас были на то причины. Как бы то ни было, они меня не интересуют. Интересует же меня вот что: сколько вы заплатите мне, чтобы новости о вашем безрассудстве не дошли до ушей моего кузена?

— И о каком же безрассудстве вы говорите? — осведомилась Кэролайн.

— Вы хотите, чтобы я все сказал прямо? — спросил мистер Уорлингем. — Ну что ж, хорошо. Я скажу — о вульгарной прямотой, так что вам не удастся сделать вид, что вы меня не поняли. Я хочу, леди Кэролайн, чтобы вы заплатили мне две тысячи гиней за обещание не говорить кузену и, если вам угодно, никому другому, о том, что это вас искал Монтегю Риверсби в лесу у Севеноукса в ту ночь, когда был убит Розенберг.

— Две тысячи гиней! — воскликнула Кэролайн. — И где, по-вашему, мистер Уорлингем, возьмет такую сумму мисс Фрай?

Мистер Уорлингем выпрямился во весь рост.

— Хватит этой комедии, — сказал он. — Вам нечего со мной притворяться. Я видел вас в ту ночь, хотя вы старались от меня отвернуться. Да потом весь Лондон говорит, что леди Кэролайн уехала в фаэтоне с вульгарным сэром Монтегю, — Если и говорит, — резко парировала Кэролайн, — то потому, что это вы распустили об этом слухи.

— Может, да, а может, и нет, — ответил мистер Уорлингем. — Насколько я знаю, Риверсби старается их опровергнуть, но кто ему верит? Людям нравится судачить о безрассудных поступках знаменитых молодых женщин, особенно тех, кто имел, по мнению представительниц их пола, чрезмерный успех. Но это меня не касается. Что мне нужно, леди Кэролайн, так это две тысячи гиней за молчание.

— А если я откажусь?

— Не посмеете.

— Я смею все, что мне угодно, — холодно сказала Кэролайн. — Я не боюсь, мистер Уорлингем. А что, если я скажу тем, кого заинтересует эта информация, что вы были в «Собаке и утке» в ночь убийства? Как вы считаете, что подумают тогда о вас? Ведь вам многое достанется, если вашего кузена, к несчастью, осудят за убийство.

— Вы неглупы, — ответил мистер Уорлингем. — Но вы забыли, милая леди Кэролайн, что, выдав меня, выдадите и себя. Кроме того, скорее всего, юная леди, путешествующая при таких обстоятельствах без всякого сопровождения в обществе признанного повесы, не может быть очень наблюдательна. Она впервые видит какого-то человека, а после того, как узнает о преступлении, решает, что это был некий мистер Уорлингем; но я, конечно, был в ту ночь за много миль от того места.

Я обедал на Керзон-стрит. Несколько моих друзей могут подтвердить это. Нет, леди Кэролайн, мне кажется, у вас на руках очень слабая карта… ау меня все козыри.

Кэролайн почувствовала, что дыхание ее участилось.

Было что-то столь вкрадчивое и скользкое в том, как говорил мистер Уорлингем и какими аргументами он пользовался, что ей трудно было сохранить равнодушный вид. Она чувствовала, как в ней закипает гнев, но знала, что если выйдет из себя, то сыграет ему на руку.

В то же время Кэролайн понимала, что он поймал ее в западню, — западню, из которой трудно будет выбраться. Но даже если она и испугана его словами, она ни в коем случае не должна этого показать.

— Это очень убедительно, сэр, — сказала она, — но в то же время мне кажется, что вы переоцениваете значение информации, которую вы против меня имеете.

Я буду правдива и признаю, что нахожусь здесь под вымышленным именем, но я все равно намеревалась сказать вашему кузену и леди Брекон сегодня вечером, кто я и почему приехала сюда.

— Возможно, и так, — ухмыльнулся мистер Уорлингем, — но собираетесь ли вы и вправду признаться человеку, которого любите, что отправились в отдаленную гостиницу с Монтегю Риверсби?

— Это мое дело, — отрезала Кэролайн, — и смею напомнить вам, сэр, что вас это не касается!

— Напротив, как раз касается — на сумму в две тысячи гиней. Заплатите мне, леди Кэролайн, я знаю, что вы вполне можете это сделать, и я замолчу навсегда.

— Или на такое время, которое вас устроит, — быстро сказала Кэролайн. — Нет, сэр, я не намерена поддаваться на ваш шантаж.

— Что ж, в таком случае, — злобно сказал мистер Уорлингем, — я пойду к кузену и разоблачу вас. Вы находитесь здесь под лживым предлогом, вы самозванка.

Я скажу ему, кто вы, и еще — что в тот вечер, когда вы поехали с сэром Монтегю Риверсби из Лондона в «Собаку и утку», он был весьма уверен в вашей привязанности.

Кэролайн протянула руку и оперлась на спинку стула, лихорадочно думая, что предпринять. Ей нужно было время на размышление, время, чтобы самой рассказать лорду Брекону историю ее побега той ночью. Она слишком хорошо помнила презрение в его голосе и гнев, с которым он говорил о Монтегю Риверсби. Что он скажет, когда узнает, что она тоже была им обманута — конечно, не так, как бедная глупенькая Мелисса, — но тем не менее тоже попалась на его уловку?

— Решайте, леди Кэролайн, — угрожающе проговорил мистер Уорлингем. — Что вы выбираете? Две тысячи гиней — или мне рассказать все Вэйну?

— И что же вы расскажете Вэйну? — раздался неожиданно чей-то голос, и Кэролайн, вскрикнув от неожиданности, увидела в открытом окне лорда Брекона.

Он появился из ночной тьмы, и лицо его было суровым. Кэролайн не знала, сколько он стоял там, под окном, и что слышал. Мистер Уорлингем прикрыл дверь, но они оба забыли об открытых окнах, выходивших на террасу. Кэролайн почувствовала, что бледнеет, и инстинктивно подняла руку, прижав ее к бешено колотящемуся сердцу.

Лорд Брекон вышел на середину комнаты. Он повернулся к мистеру Уорлингему, остававшемуся у камина, и стоял так близко от Кэролайн, что, протянув руку, она могла бы дотронуться до него.

— Ну, Джервис, — ровным голосом сказал лорд Брекон, — что вы собираетесь мне сказать?

— Теперь, когда вы пришли, Вэйн, — ответил мистер Уорлингем, — я вдруг вспомнил, что у меня нет причин рассказывать вам о том, что должно остаться секретом между э…э… мисс Фрай и мною. Надеюсь, вы извините меня, если я вас оставлю; я вспомнил, что ангажирован на следующий танец.

Он повернулся и быстро направился к двери, пока лорд Брекон молча смотрел ему вслед. У самой двери мистер Уорлингем вдруг обернулся, словно собираясь что-то сказать, но передумал и молча вышел из комнаты.

Лорд Брекон повернулся к Кэролайн.

— Может быть, вы захотите объясниться, — сказал он.

Его тон был по-прежнему жестким, и выражение глаз испугало Кэролайн. Она вновь оперлась на стул, рядом с которым стояла. В мягком свете восковых свечей она была дивно хороша, и другой мужчина забыл бы обо всем, кроме таинственных глубин ее глаз и мягких очертаний губ. Ее быстрое дыхание заставляло подниматься и опускаться кружева, закрывавшие ее грудь, а пальцы внезапно затрепетали, как пойманная птица.

— Что вы слышали? — спросила она тихо.

— Достаточно! — ответил лорд Брекон. — Достаточно, чтобы понять, что вы лгали мне. Кто вы?

— Я Кэролайн Фэй.

— И почему вы здесь?

— Я ответила на этот вопрос прошлой ночью, — сказала Кэролайн — О, Вэйн, я приехала потому, что, как уже сказала, люблю вас!

— Любите? — переспросил он, и в голосе звучала горечь. — Странная любовь… Что вы делали той ночью в лесу?

— Вы, наверное, уже слышали, что сказал ваш кузен, — ответила Кэролайн. — Меня обманом заманили в «Собаку и утку». Меня завлек туда джентльмен, которому я, надо признаться, не должна была бы доверять. Я совершила глупость, не рассмотрев, что он за человек, но я сбежала от него, и вы нашли меня. Вот и все!

— Имя этого человека?

Лорд Брекон говорил так холодно, что, казалось, весь воздух вокруг заледенел.

— Ты его уже знаешь, — проговорила Кэролайн, направляясь к нему; — Вэйн, я собиралась сама все сказать тебе в подходящий момент. Мне не хотелось, чтобы ты таким образом узнал правду.

Она протянула руку и хотела коснуться его рукава, но он сжал ее запястье так, что его пальцы глубоко впились в руку.

— Отвечай, — сказал он. — Как звали этого человека?

— Это был… Монтегю… Риверсби… — пролепетала Кэролайн, — но, Вэйн…

— Эта свинья! — прервал ее лорд Брекон. — Этот проклятый чужак, который уже запятнал Мелиссу своей мерзостью. И ты разговаривала с ним, добровольно отправилась с ним ночью туда, где вы были бы одни!

— Это не так, — быстро сказала Кэролайн. — Он сказал мне, что будут…

— Замолчи! — оборвал ее лорд Брекон с такой яростью, что на мгновение Кэролайн онемела. — Ты мне достаточно лгала. Я верил тебе, я доверял тебе. Видит бог, я не мог не полюбить тебя… и все это время ты меня обманывала, притворялась компаньонкой моей матери, пробралась в мой дом, расставила свои сети, заставила меня поверить в тебя, так что я готов был пожертвовать для тебя всем — да, всем, чем я дорожу!

— О, Вэйн, — проговорила Кэролайн, пытаясь повернуть руку и освободиться от его пальцев. — О, Вэйн, разреши мне все объяснить.

— Мне не нужны твои объяснения, — сказал лорд Брекон. — Я думаю лишь, как поступить с тобой. Любовь!

Ты твердишь мне о любви, но что ты о ней знаешь? Леди Кэролайн Фэй, балованная любимица лондонского света, пожелала добавить к своей коллекции еще один скальп, чтобы похвастаться, как завоевала сердце простофили, который имел глупость полюбить ее.

— О, Вэйн, разреши мне только…

— Нет, замолчи, — ответил лорд Брекон. — Эти губы произнесли слишком много обманных речей. Лучше послушай меня, да, меня. Выслушай, что я тебе скажу.

Он притянул Кэролайн за руку так, что она оказалась лицом к нему. Заглянув ему в глаза, Кэролайн внезапно страшно испугалась: он был во власти ярости, слеп и глух ко всему, кроме своего гнева. Его глаза больше не казались холодно-стальными, это были озера огненного гнева. Никогда в жизни ей не приходилось видеть столь разъяренного человека. Но ведь это Вэйн, человек, которого она любила… Она не знала, что делать, и молча стояла перед ним. Тело ее трепетало под порывами его ярости.

— Ты явилась сюда, планируя обман, — медленно проговорил он, и каждое слово больно ранило ее, словно укол шпаги. — Твои уста произносили тысячи лживых слов, твой язык извивался в лживых клятвах. Ты заставила меня думать, что любишь меня. Несомненно, среди твоих лондонских друзей считается, что это пустяк — отнять у человека сердце и терзать его. Ты заставила меня говорить о моей любви, ты одурачила меня, заманила меня в ловушку, которую заранее приготовила. Ты насмеялась над самым благородным порывом в моей жизни, когда, думая только о тебе, я пытался отослать тебя из этого дома. Видит бог, я хотел, чтобы ты осталась, я хотел сделать тебя своей, я готов был принять все, что твои уста так легко предложили мне. Но я верил в тебя, в твою невинность, и из благородных соображений я попытался тебя отослать. Ты не захотела уехать. Ты не послушалась меня, отказалась прислушаться к моим предупреждениям» Ну что ж, теперь, бог свидетель, ты останешься!

Кэролайн смотрела на него в полном изумлении.

— Ты останешься, — повторил он сквозь стиснутые зубы. — Я об этом позабочусь. Ты узнаешь, леди Кэролайн Фэй, что не так уж умно шутить с чувствами. Идем со мной!

Все еще держа ее за запястье, он повернулся и пошел к двери.

— Вэйн, Вэйн, куда мы идем? — воскликнула Кэролайн, но он не ответил.

Послушно, как пленница, следуя за ним, Кэролайн чувствовала, как больно сжимают ее руку тиски его пальцев и что его силе и намерениям невозможно противостоять. Она не могла ни возразить ему, ни сделать что-нибудь — оставалось только повиноваться его воле.

Они быстро прошли через гостиную.

Те гости, что еще оставались там, расположившись на диванах, с изумлением смотрели на них, но лорд Брекон, не обращая ни на что внимания и продолжая тянуть за собой Кэролайн, прошел в длинный бальный зал, полный людей. Некоторые танцевали вальс, некоторые сидели в стороне, наблюдая за танцующими, а лакеи разносили бокалы шампанского и пунша со льдом.

Кэролайн, запыхавшись от скорости, с которой они достигли залы, едва перевела дыхание и тут же ощутила внезапный приступ страха, увидев, что лорд Брекон подошел к оркестру и поднял руку, требуя тишины. Музыканты перестали играть, танцевавшие пары резко остановились и с изумлением уставились на них.

— Леди и джентльмены, — сказал лорд Брекон, и голос его эхом отозвался от самых удаленных уголков комнаты, — я хочу сделать объявление. Сегодня вечером — всего несколько мгновений назад — состоялась моя помолвка. Имею честь представить вам мою невесту — леди Кэролайн Фэй.

По комнате пронесся ропот удивления, затем раздались возгласы:

— Удачи вам, Брекон! Наилучшие пожелания!

Все бросились к ним с поздравлениями. Были подняты бокалы, и тут, перекрыв общий шум, какой-то краснолицый сквайр-охотник прокричал:

— За ваше здоровье! Долгих вам лет жизни! И скажи-ка, Вэйн, мой мальчик, когда же свадьба?

Лорд Брекон разжал руку, сжимавшую кисть Кэролайн. Он взглянул на нее с высоты своего роста, и она увидела, что огонь по-прежнему горит в его глазах, а губы изогнуты в горьком подобии улыбки.

— Это и правда весьма важный вопрос, — сказал он, — и я отвечу на него. Я хочу, чтобы вы все присутствовали на моей свадьбе. Леди Кэролайн и я обвенчаемся сегодня же. Я уверен, что милорд епископ окажет нам честь и сам совершит таинство.

Все, казалось, хором ахнули, потом снова поднялся всеобщий гул.

Лорд Брекон наклонился к Кэролайн. Она поняла, что он о чем-то спрашивает ее. Она не слышала его слов, но по выражению его лица поняла, что он насмехается над ней. Она вздернула вверх подбородок, и дивная округлая колонна ее шеи, казалось, стала еще стройнее в этом гордом движении. Все, кто видел ее в тот момент, отметили то поразительное достоинство, с которым она держалась. В глубине души Кэролайн испытывала страх, но она справилась с ним, не выдав его ни единой черточкой.

Совершенно спокойным голосом, четко выговаривая слова, так что они были всем слышны и на фоне общего шума, она сказала:

— Да, я согласна выйти за вас замуж, милорд, здесь, в эту же ночь.