"Бессмысленная маска" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Хосе)

ГЛАВА 20

Рамстану казалось, что вся кровь его превратилась в ртуть и стекла в ноги.

Голос одетого в зеленое существа был тем голосом, который он слышал в калафальской таверне.

«Болг убивает всех, кроме одного!.. Бог болен…»

Она? Он? Какого бы пола существо в зеленом ни было, голос принадлежал ему. А вернее, ей.

В этот момент Рамстан уже знал, хотя и не мог обосновать свое знание с рациональной позиции, что существо в зеленом было женского пола. И ему казалось, что остальные два существа тоже принадлежат к женскому полу.

Более того, он верил, что эта женщина в зеленом была призрачной, мельком увиденной им фигурой в отеле и тем созданием, которое появилось на Вебне в момент его стычки с Бенагуром.

Была ли она также той дряхлой личностью, которую он видел, входя в квартиру своих родителей в Новом Вавилоне?

Встреча с этими тремя была словно легкая дрожь, предвещающая землетрясение. Звук ее голоса был землетрясением. И теперь Рамстан переживал последствия шока. Он никак не мог остановить дрожь и боялся, что она перейдет в позывы к рвоте.

— Ты можешь сесть, — сказала личность в зеленом. Ее глаза были большими и такими же зелеными, как ее хламида. Глаза были окружены глубокими морщинами-лучами; лицо ее было лицом мумии возрастом в десять тысяч лет. Зубы в безгубом рту были черными, хотя Рамстан не думал, что от гнили. Она была уродлива, как старая ведьма из страшных сказок. Но она была и прекрасна, не так, как бывает прекрасна юная женщина, но так, как бывает прекрасна древняя звезда. Что-то исходило от нее, и глаза ее, казалось, лучились добротой. Или жалостью.

Конечно же, он неверно отождествил личность в зеленом. Кем бы она ни была, она не являлась аль-Хизром. Религия его детства оставила в сознании определенный отпечаток, форму, предвзятый образ, и ее облик принял отпечаток этого образа.

Старица в зеленом повторила:

— Ты можешь сесть.

Рамстан огляделся. Если он сядет — а он должен это сделать, иначе он просто упадет, — он будет смотреть на них снизу вверх. Он будет в психологически невыгодном положении. Видит Аллах, он сейчас и так достаточно слаб, и ему нужна вся сила, все преимущества, какие он только сможет получить.

— Нет, благодарю вас, — ответил он. К его удивлению, голос его был тверд.

— Как хочешь, — сказала старица.

Она опустилась на стопку ковров и откинулась на огромную подушку. Остальные две тоже сели, скрестив ноги под хламидами. Их не заботило, что им придется смотреть на него снизу вверх. Или, быть может, они давали ему шанс отдохнуть и в то же время оставаться на одном уровне с ними.

Рамстан уселся на свернутый ковер и тоже скрестил ноги.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я должен известить свой экипаж о том, что происходит.

Наскоро связавшись с челноком по вживленному передатчику и втолковав Нуоли, что никому не надо идти за ним следом, Рамстан помолчал несколько секунд, ожидая, что его «хозяева» заговорят. Они хранили молчание, и он произнес:

— Вы знаете, кто я. Но я не знаю…

— В настоящее время, — сказала старица в зеленом, — я зовусь Шийаи.

Старица в черном хихикнула:

— В настоящее время! Она была Шийаи в течение миллиардов твоих лет, Рамстан.

Остальные зашлись высоким горловым смехом. Когда смех утих, личность в черном сказала:

— Я зовусь Уополса.

— А я, — промолвила старуха в синем, — зовусь Грринда.

— То, как мы зовемся, и то, чем мы являемся, не есть одно и то же, — уточнила Уополса.

— Это мои сестры, — сказала Шийаи, махнув морщинистой рукой, испещренной синими венами и темными пятнами. — Сестры только по названию, поскольку мы не принадлежим к одному роду и даты нашего рождения разделяет большее количество лет, чем ты можешь представить, даже если ты и сможешь выразить это время в словах.

— Слова дешевы, — промолвила Уополса. — Время дорого.

— Однако как ни трать время, его остается так же много, как было, — произнесла Шийаи.

— Если ты подобен нам, — добавила Грринда.

— Или другому, — сказала Уополса.

— Или, быть может, двум другим, — заключила Шийаи.

Три старухи посмотрели друг на друга и снова зашлись терзающим нервы смехом.

Если они пытались успокоить Рамстана, то это им не удалось. Желудок его сжался, как дневной цветок с наступлением ночи.

— Как называется эта планета? — спросил Рамстан.

— Грраймгуурдха, — ответила Шийаи.

— По крайней мере это звучит примерно так, — добавила Уополса. — Так называет ее дерево.

— Дерево? — переспросил Рамстан, чувствуя себя дураком. Они играют с ним, что ли? Что это им дает?

— Да, дерево, — сказала Грринда и махнула рукой. Между пальцами были перепонки, доходящие до первого сустава.

— Это не загадка и не розыгрыш, — пояснила Уополса. — Все деревья — это одно дерево, и это дерево — единственный разумный обитатель планеты. Мы втроем сажали семя и помогали ему стать разумным.

Ее капюшон был надвинут на лицо глубже, чем у остальных. Глаза ее были черными, и Рамстан не мог долго смотреть в них, как ни пытался. Его пробрала дрожь. Эти глаза напомнили ему глаза светящегося существа в колодце.

— Мы трое называем себя вуордха, — сказала Шийаи. — Хотя и нечасто.

Она снова засмеялась. Остальные улыбались, казалось, их лица трескались, как надбитые яйца в кипящей воде.

— У вас довольно странные любимцы, — промолвил Рамстан — Любимцы? — переспросила Грринда. Синие глаза пристально изучали его, и хотя прежде она моргала, сейчас ее веки были неподвижны. Что-то было в этих глазах… где он видел их раньше?

— В колодце.

— Он называет это колодцем, — хмыкнула она, и все трое захихикали.

Рамстан начал злиться.

— Вы не очень-то вежливы!

Они снова рассмеялись. Когда смех оборвался, Уополса объяснила:

— Мы по ту сторону вежливости или грубости. Шийаи заметила:

— Ты вспотел, но твой голос звучит так, словно у тебя пересохло во рту и в горле. Я думаю, что всем нам надо как-нибудь освежиться, прежде чем мы перейдем от болтовни к делу. Ты согласен с этим?

Рамстан кивнул и сказал:

— Хорошо бы выпить чего-нибудь холодного.

Шийаи хлопнула сухими ладонями, хлопок больше был похож на хруст. Создание, свернувшееся вокруг самоцвета, свисавшего с цепи, развернулось и упало на пол. Рамстан вздрогнул. Он совсем забыл об этом существе.

Хотя создание упало с высоты по меньшей мере двадцати метров, вреда это ему, по всей видимости, не причинило. Оно быстро выскочило в дверь справа. Рамстан был потрясен его размерами: раньше ему казалось, что оно не более метра длиной. Он также был удивлен тем, что бежало оно на задних лапах: по тому, каким длинным было туловище, он предполагал, что передвигается оно на четырех конечностях.

— Я не знаю, как много я должен объяснить, — начал Рамстан. — Я имею в виду, из того, кто я и зачем я здесь. Кажется, вы знаете… Я имею в виду, что со мной было… Вы говорили со мной… Я видел вас, по крайней мере вас… — Он указал пальцем на Шийаи, а потом вскинул руки ладонями вверх. Несколько секунд все молчали. Потом Грринда сказала:

— Мы подождем, пока Дууроумс не обслужит нас.

Рамстан поднес к губам запястье со вживленным передатчиком и некоторое время негромко говорил с челноком. Поглядывая на трех стариц, он рассказал Нуоли, что происходило до сих пор. Единственной ее реакцией был вопрос: думает ли он, что ему грозит опасность?

— Я думаю, что нет, — ответил он. — Я могу пробыть здесь долго. Я буду выходить на связь каждые пятнадцать минут или около того. Передайте это на корабль.

Нуоли должна была строить догадки, почему бы ему не оставить свой передатчик работающим, чтобы она могла слышать разговор сама. Он не мог признаться, что это невозможно, потому что не исключено — нет, несомненно — рано или поздно в разговоре будет упомянута глайфа.

Рамстан ждал. Три вуордха были неподвижны, они не ерзали, не поводили глазами, не вздыхали, не кашляли, не вздрагивали и не вертели головами — не делали всего того, чем были бы заняты большинство разумных существ в подобной ситуации. Они выглядели отрешенными от всего, но Рамстан чувствовал, что они не просто погружены в себя. Они словно бы вели между собой оживленный разговор. Телепатия? Ученые по-прежнему не могли ни доказать, ни опровергнуть ее существование.

Казалось, что прошло много времени, прежде чем вернулось существо, именуемое Дууроумсом. В двух передних лапах оно несло большой поднос с четырьмя бокалами серебристого цвета и тарелкой, на которой лежали крошечные квадратики чего-то съедобного. Оно подошло сперва к Рамстану и с поклоном протянуло ему поднос. Рамстан посмотрел в большие глаза существа. Глазные яблоки были целиком темно-коричневого цвета, грустные, влажные — глаза животного. Но разумные существа тоже были животными. И лапы не были лапами; это были руки, с вполне человеческими пальцами — четыре в ряд и один противостоящий, «большой».

Бокалы были покрыты выпуклыми резными изображениями. Рамстан видел фигурки зверя, птицы, рыбы, рептилии, двуногого и четвероногого разумных существ, а также созданий, которых он никогда прежде не видел. Но миг спустя на их месте появились другие изображения, а потом рисунок опять изменился. Выпуклые формы сменялись гравировкой, и наоборот.

В трех бокалах была голубоватая жидкость с приятным запахом. А скорее запахами. Казалось, что запахи сменяются так же быстро, как фигурки на стенках бокала. Возможно, изменение запаха было связано со сменой изображения. Рамстан не мог сказать, так ли это, потому что перемены происходили с головокружительной скоростью. Каждый запах пробуждал в нем воспоминания, и все они были приятными. Не вызывающими восторг, а просто доставляющими удовольствие.

Вот он младенец, и мать баюкает его. Он младенец, и отец купает его. Он ребенок на борту лодки, и его отец и мать учат его ловить рыбу. Он уже изучил земной алфавит; он уже изучил арабский алфавит. Он только что узнал, что принят кадетом в земной космофлот. Его дядя научил его беличьему свисту в большом лесу неподалеку от Нового Вавилона, и теперь он «разговаривает» с белками. Его отец и мать в первый раз показывают ему семейную книгу рода и рассказывают ему, откуда происходит их фамилия. Сначала она звучала как «Рамстам» и была принесена в только что построенный Новый Вавилон шотландцем, приехавшим сюда по «разнарядке» мирового правительства. «Рамстам» на гэльском означало «безрассудный» или «упрямый». За поколения, сменившиеся со времени переселения того упрямого шотландца в эту землю, арабский язык Нового Вавилона заменил «Рамстам» на «Рамстан».

А еще доставляло удовольствие — его родители почему-то испытывали от этого восторг — узнать, что он является потомком пророка Мухаммада. Конечно, его родителям сознание этого факта доставляло неизъяснимое наслаждение. Но сам он не испытывал таких сильных эмоций. С чего бы? В мире миллионы человек, которые могут возвести свой род к тому же корню.

Рамстан пытался игнорировать сладкие воспоминания. Он посмотрел на бокал, в котором было другое содержимое. Оно было красно-коричневым и издавало запах, заставивший его сморщить нос. Воспоминания, вызванные этим запахом, были неприятными. Эта жидкость была похожа на быстро сворачивающуюся кровь, и ее запах усиливал это впечатление.

— Бери любой, какой нравится, — сказала Уополса.

Рамстан посмотрел на нее из-под полуприкрытых век. Она словно бы улыбалась, но ее рот казался лишь большой морщиной среди более мелких. Зубы, в отличие от черных зубов Шийаи, были красными.

По спине Рамстана пробежал холодок, и желудок, слегка согревшийся от приятных воспоминаний, вновь сжался в тугой комок, подобный мячу. И кто-то запустил этим мячом… куда?

— Бери один, — произнесли одновременно Шийаи и Грринда.

— Только один? — спросил Рамстан и почувствовал радость, увидев, как изменилось выражение лиц трех ведьм. Он не знал почему. Возможно, потому, что он сумел их удивить, в то время как они сами собирались удивить его.

Однако Уополса ответила:

— Если хочешь, бери все.

— Нет, благодарю, — отозвался Рамстан и взял стоящий ближе всех к нему бокал. И едва не уронил его, потому что вещество, казавшееся на вид металлом, проминалось под пальцами. Было впечатление, что бокал сделан из чего-то, отчасти похожего на ртуть. Вещество не распадалось, но уступало нажиму. Когда Рамстан отнял два пальца, отпечатки их исчезли.

Этот бокал почему-то ужаснул его больше, чем все увиденное им в этом доме. Этот бокал показывал, что здесь Рамстан встретился с наукой, далеко опередившей все, попадавшееся ему ранее.

Он поднял бокал, но не стал пить.

— После вас, — сказал он.

Дууроумс протянул поднос Уополсе. Рамстан стал гадать, означало ли это, что Уополса — главная в этой троице? Он также впервые заметил, хотя мог увидеть это и раньше, что над жидкостью в ее бокале вьется легкий пар.

«Холоднокровный, который пьет горячую кровь».

Однако первой бокал подняла зеленоглазая, одетая в зеленое Шийаи.

— За другого, — сказала она.

— За другого, — подхватили Грринда и Уополса.

— За другого, — поднял свой бокал Рамстан и после короткой паузы добавил: — И за того, кто не другой. За обоих.

Он не знал, почему он так сказал или что это означало. Но этим он бросал некий вызов.

Три старухи посмотрели на него поверх бокалов, потом сказали:

— За обоих, — и выпили.

Рамстан, бросив взгляд сперва налево, потом направо, отпил глоток. Жидкость была густой, но холодной и вкусной, хотя он и не мог опознать, что входило в ее состав. Он знал, что не сможет почувствовать вкуса, к которому не были восприимчивы его вкусовые рецепторы. Но, возможно, эти рецепторы были генетически запрограммированы на вкус этой жидкости, хотя он никогда прежде, ни на Земле, ни где-либо еще, не пробовал ничего подобного.

Опустив бокал, Рамстан сказал:

— У меня много вопросов. Я надеюсь, вы не откажетесь ответить на них.

— У нас есть вопросы, остающиеся без ответа уже целые зоны, — отозвалась Грринда. — Я надеюсь, ты не собираешься задавать их нам.

Она вновь захихикала.

Рамстан смотрел на Уополсу с отвращением. В отличие от других, она все еще пила.

«Холоднокровный, который пьет горячую кровь». Холоднокровная? Она выглядела столь же человекообразной, как и прочие, и походила на рептилию не больше, чем они. Или в ее жилах текло нечто иное, чем кровь?

Рамстан изложил рассказ Вассрусс, хотя и чувствовал, что они знают все это. Потом сказал:

— Я следовал указаниям этой песни. Теперь, будьте любезны, объясните мне, откуда и для чего эта песнь появилась.

— Ты мог бы найти эту песнь во многих миллионах сообществ, — ответила Шийаи. — Мы сложили ее и распространили на тысячах планет, и она передавалась из уст в уста миллионы лет. Однако во многих случаях она была искажена и стала бесполезной Однако она послужила своему предназначению. Ты здесь.

Это смутило Рамстана и заставило его почувствовать неуверенность.

— Такая же песнь существует на Калафале. Но ты был там слишком недолго, чтобы услышать ее.

— Вы имеете в виду, — переспросил он, — что эта песнь была сложена так давно и разошлась так широко только для того, чтобы я смог услышать ее?

— В некотором смысле — да, — ответила Грринда. — Но ее слышали до тебя миллионы. И она точно так же могла привести сюда их.

— Я не понимаю.

— Ты и такие, как ты, взрослые мужчины и женщины, и даже некоторые не по годам развитые дети, — во все времена были и есть такие, кто последовал бы указаниям этой песни и принес бы с собой то, что нам нужно. К тому же из-за их своеобразного характера и притяжения они фокусируют вокруг себя определенные силы.

— Я все равно не понимаю.

— Существует физическое и психическое притяжение, хотя это два ручья из одного истока. Возможно, аналогия будет точнее, если сказать, что существует физическая и психическая гравитация. Как некая масса искривляет вокруг себя пространства, вне зависимости от того, каков состав или качество этой массы, точно так же «психэ», душа, влияет на события вокруг нее. Но психическое притяжение отличается от физического в том смысле, что силу психической гравитации и природу притягиваемых ею событий определяет не масса, а свойства и пропорции свойств психики. Возможно, когда-нибудь мы ознакомим тебя с соответствующими уравнениями. Однако я сомневаюсь в этом. Ни у кого из нас не будет на это времени.

Рамстан закусил губу, потом произнес:

— Шийаи, я слышал в таверне твой голос. И я уверен, что это тебя я заметил у моей двери в отеле и на берегу на Вебне. Я…

— И на видеозаписи в твоей каюте ты тоже видел меня, — ответила старица в зеленом.

— Как? Почему так? — спросил Рамстан.

— Она мчится вместе с мыслью Бога, — сказала Грринда. — Или что-то вроде этого.

Она рассмеялась.

Рамстана ее хихиканье злило. Он удивлялся, как остальные могли терпеть эту мерзкую привычку в течение столь долгого времени.

— Не я, а мой спроецированный образ, хотя и не в том смысле, в каком ты думаешь, — пояснила Шийаи. — В некотором смысле это метод мысленного перемещения. В другом смысле это что-то иное. Перебор некоторых струн на арфе пространственно-временной ткани. Музыка, которую ты слышишь некими ментальными чувствами, и эта музыка преобразуется в физический облик и звук, а иногда запах, вкус и осязательные ощущения.

— Так же, как электрон, который описывают одновременно как волну и как частицу, — сказала Уополса.

— И кое-что иное тоже, — добавила Грринда и захихикала. — Я сказала бы, что Шийаи мчится не с мыслью Бога или Кого-то, а с Его голосом. Точнее, с вибрацией Его голоса.

Рамстан был признателен, что на сей раз она не стала смеяться.

— Мы всегда используем поэзию, чтобы попытаться рассказать о случившемся научно, — промолвила Шийаи.

— Поэзия и наука. Никогда не встретиться им, — продекламировала Уополса.

— Не встретиться в той Мультивселенной, которую мы знаем, — сказала Грринда. — Но существует царство, где они сходятся.

Она засмеялась.

Рамстан вспомнил, что глайфа упоминала о Мультивселенной. И ему захотелось, чтобы глайфа поговорила с ним сейчас. Ему отчаянно нужен был совет.

Зверек по имени Дууроумс унес поднос из комнаты. Потом вернулся и подпрыгнул, ухватившись руками за изумруд, подтянулся и снова свернулся на верхушке блестящего самоцвета. Уставился на Рамстана одним темным глазом. Чуть позже, посмотрев вверх, Рамстан увидел, что глаз закрылся и зверек, кажется, уснул.

— Требуется невероятная энергия и искусность, чтобы мчаться с голосом Бога и не упасть, — сказала Шийаи. — Это также очень опасно, вот почему мчусь или играю на арфе именно я, а не мои сестры. Я энергичнее и искуснее их. И поскольку это так утомительно и опасно, то я редко проделываю это. Потому-то ты нечасто видел или слышал меня.

— Помимо этого, — произнесла Грринда, — другой тоже заманивал тебя сюда. Хотя другой работал против нас, он также работал и на нас. Это не могло дать ему больше, чем могли бы дать мы, работая на него или против него.

Шийаи промолвила:

— Пора прекратить недомолвки, сестры. Мы должны сказать ему все.

— Все? — переспросила Грринда и захихикала.

— Все, что он должен знать, и кое-что сверх того. Рамстан сгорал от желания услышать это «все».

но он должен был задать еще один вопрос:

— И все-таки — ваши домашние животные в колодце?..

Трио ведьм переглянулось, две старухи широко улыбнулись, Грринда засмеялась.

— Он очень восприимчив, — заметила Шийаи. Затем их плоть стала расплываться — или это только казалось. Вокруг них разлилось сияние, красные с синими искрами волны, от которых стало больно глазам, хотя и не настолько, чтобы Рамстан не мог смотреть прямо на них.

Неожиданно свет и изменения прекратились. Теперь Шийаи стала прекрасной девушкой. Уополса превратилась в красивую женщину средних лет. Уополса и раньше выглядела настолько старой, что казалось, древнее выглядеть просто невозможно. Но теперь она, казалось, еще прибавила себе лет, и ее глаза словно бы стали больше. Рамстан увидел в их бездонной черной пустоте звезды. На миг, не более. Он вздрогнул, почувствовав холод этого взгляда.

Шийаи сказала:

— Теперь ты видишь нас в ином облике. Не потому, что мы изменили облик, а потому, что мы приняли другую форму, отпечатанную в твоем сознании, заполнили ее собой. Однако в некотором смысле ты видишь нас такими, какие мы есть, в особенности Уополсу.

Рамстан проигнорировал ее замечание и снова спросил:

— Домашние животные? На самом деле животные? Или это на самом деле… вы? А вы — просто проекция? Или это — разумные существа, ваши хозяева?

Вуордха громко расхохотались. Когда последний отголосок эха отразился от дальней стены, Грринда сказала:

— Возможно, существа в колодце просто проекция. Что, конечно, может сделать нас проекциями проекций. Или, быть может, обитатели колодца были проекцией так долго, что обрели существование во плоти, реализацией возможностей материи, выдумкой света, воплотившейся в реальность. Хотя, конечно, выдумки так же реальны, как реальность, поскольку порождаются реальностью и поддерживаются ею. Без материи не может быть выдумки, а без выдумки не может быть материи. Или это одно и то же с другой стороны, или оба в одно и то же время?

— Довольно, — оборвала ее Уополса. — Спросив, ты должен заплатить. Но сперва мы скажем тебе, какова цена. До сих пор твои вопросы не стоили ничего.

— У меня много вопросов, — напомнил Рамстан.

— С этого момента цена одна и та же, что за один вопрос, что за много, — сказала Уополса. — Однако сначала…

И вуордха многое поведали ему, хотя и не все, что он хотел бы знать. Но то, что он услышал, было больше, чем он желал бы услышать.