"Морская война" - читать интересную книгу автора (Коломб Филип)
Глава XVIII Условия, при которых нападения на территорию с моря бывают успешны или неуспешны (продолжение)
Те, которые описывали события, составляющие в совокупности своей историю экспедиции Наполеона в Египет, не могли не заметить того факта, что от начала до конца результаты ее управлялись определенным законом. На основании этого закона, для понимания которого предшествующие главы дали широкие средства, и, углубившись напряженно в настоящий смысл дела, не трудно будет сказать, что Наполеон действовал ошибочно. Нет нужды говорить о том, насколько вся схема его была призрачна и действительно ли можно было, предполагая, что в Египте все бы совершилось успешно, нанести с этой позиции удар Индии. Наша задача состоит в том, чтобы показать, что Наполеон поступал в своей экспедиции неправильно и заслуживал даже худшего, чем потеря флота и армии, которые следовали его ложным взглядам.
Нет сомнения, что условия, при которых приготовлялась экспедиция, были искусительны. В декабре 1796 г. сэр Джон Джервис был вытеснен из Средиземного моря соединением французского и испанского флотов, которые в совокупности составили 38 линейных кораблей, тогда как у сэра Джона было только 15; и последний не сделал даже попытки возвратиться на свою прежнюю позицию. В феврале 1797 г. испанский флот вышел из Картахены в Кадис в составе 27 линейных кораблей. Двадцать пять из них почувствовали силу оружия Джервиса в знаменитый день св. Валентина, но его флот тогда все-таки состоял из 15 кораблей, так как посылка ему подкрепления из Англии уравновесилась минусом вследствие разных аварий его кораблей. Но Сент-Винсентское сражение оставило испанский флот все еще в числе 28 кораблей, за которым наблюдал флот Сент-Винсента, состоявший только из 21 корабля.
Французский флот в составе 12 линейных кораблей остался нетронутым в Тулоне, и сверх того было еще от 12 до 15 линейных кораблей в Бресте.
Голландский флот из 15 линейных кораблей, встретивший флот Дункана при Кампердауне в октябре 1797 г., был сражением с ним уменьшен до 6 кораблей.
В начале 1798 г. насчитывалось в общем 60 линейных судов, так оказать, старого запаса, расположенных в четырех портах неприятеля, тогда как общее мнение во Франции преувеличивало возможные добавления к этим силам. Англия была встревожена опасением вторжения или в Ирландию, или в Шотландию, или на южный берег ее острова. Вероятно, именно это опасение побуждало ее удерживать также относительно большое число судов в своих водах и продолжать политику предоставления Средиземного моря французам и свободы действий Тулонской эскадре. Флот Канала в начале 1798 г. состоял номинально из 47 линейных судов, но, кажется, около 18 из них в действительности не участвовали ни в каких операциях и оставались на якоре в резерве. В апреле из судов упомянутого флота Канала в море были только 17: из них 6, под начальством сэра Р. Куртиуса, – у берега Ирландии, а 10, под начальством лорда Бридпорта, – в Бресте, тогда как одно, под командой Уаррена, было отделено для разведочной службы у берегов Франции. В то же время у Сент-Винсента было 23 корабля для блокады Кадиса или для наблюдения за сосредоточенными там силами неприятеля.
В Северном море был британский флот, номинально состоявший из 19 судов; и, наконец, нужды морской державы занимали еще около 10 линейных судов конвойными обязанностями; затем 16 судов было еще в Вест-Индии и 11 у мыса Доброй Надежды и в Ост-Индии. Номинально у нас было 118 линейных кораблей (включая в это число и 50-пушечные) в кампании в начале 1798 г., но непохоже, чтобы в действительности далее близкое к этому числу было готово во всякий данный момент к серьезной службе.
При подобных условиях французское правительство имело мало повода предвидеть наше вмешательство в его действия в Средиземном море, и было известное основание для убеждения Наполеона в том, что опасение нападения в Индии необходимо вызовет со стороны Англии посылку туда линейных сил, чем средиземные его операции еще более казались обеспеченными от враждебного вмешательства с моря.
Собрание сил флота в Тулоне было известно английскому правительству, но нужды его флота были так велики, а средства – в столь стесненном состоянии, что не ранее как 30 апреля 1798 г. Нельсон с 3 линейными кораблями, 2 фрегатами и 1 шлюпом мог быть отправлен в Средиземное море. Так как тогда в Тулоне было 13 линейных кораблей, то посылка туда Нельсона была прямым обречением его сил на жертву. Но, как это хорошо известно, рекогносцировке Нельсона у Тулона помешал застигший его шторм, при котором его флагманский корабль потерял мачту 22 мая, за три дня до того, как французская экспедиция в составе 13 линейных и 59 других военных судов с 400 транспортами для посаженных на них 36 000 человек сухопутных войск вышла из Тулона и Генуи в Египет.
Нельсон был не в состоянии достигнуть назначенного ему рандеву до 31 мая и тем временем узнал, что французский флот был уже в море. Если бы английское правительство не отрядило 8 линейных кораблей для подкрепления Сент-Винсента, то очевидно, что Нельсон должен был бы прямо повернуть к Кадису. Но его надежды на подкрепления удерживали его у тулонского рандеву, и там 7 июня к нему присоединился Трубридж с 11 линейными кораблями; его флот достиг теперь силы 14 судов, или на один корабль превзошел численно линейный флот французов. Тогда Нельсон отправился на поиски последнего. Нет необходимости повторять теперь хорошо известную историю преследования и Нильского сражения. Желательно упомянуть только об одном пункте, на который не было обращено заслуженного внимания, а именно: что Нельсон 22 июня на рассвете видел близ мыса Пассаро два французских фрегата – часть сил Наполеона; и некоторые из судов Нельсона также видели линейный корабль неприятеля. За усмотренными фрегатами был отправлен в погоню «Линдер», и если бы как раз в этот момент Нельсон не получил известий от коммерческого судна, которые заставили его отозвать «Линдера», то, несомненно, он встретил бы и расстроил всю экспедицию в море.
Конечный результат этого большого египетского вторжения Наполеона известен хорошо. Флот, сопровождавший экспедицию, был уничтожен 1 августа, а армия, заняв Египет, но будучи отрезана от Франции, так что усилия послать ей подкрепления и продовольственные и боевые запасы были тщетны, окончательно сдалась в 1801 г. Не раз утверждали, что результаты египетской экспедиции стоили такой жертвы, но такой взгляд далеко не всеми разделяется, и, кажется, трудно думать, чтобы она была чем-либо иным, кроме гигантской неудачи.
Если бы перспективы экспедиции были даже и много лучше, чем в действительности, то вся организация ее была во всяком случае прямо противоположна требованиям явных правил морской войны. Прежде отправления ее следовало принять меры к предотвращению возможности вмешательства с моря маскированием или отвлечением флота Сент-Винсента. Но раз он был оставлен в таком положении, что мог отделить силу, равную силам французов, то риск был во всяком случае слишком велик, чтобы оправдать посылку экспедиции. В действительности не было никакой цели брать линейные корабли в Египет, и явная случайность того факта, что столкновение с Нельсоном 22 июня было избегнуто едва-едва, выставляет силу опасности в поразительном свете. Если бы французские линейные корабли остались в Тулоне, то кажется невероятным, чтобы тогда экспедиция Наполеона могла встретить какие-либо препятствия в море, потому что Нельсон не мог бы повернуть спину к упомянутым кораблям, ввиду опасности их соединения с испанским флотом в Кадисе. Но если бы Брюи в первый же момент добился этого соединения, то возможно, что Англия не сделала бы никакой попытки восстановить обладание Средиземным морем, благодаря тому, что она должна была тогда сосредоточить большую силу у Кадиса. Потеря французского флота в Нильском сражении прежде всего обязана ложной стратегии, и если французы не были достаточно сильны для маскирования английского флота, то можно сказать, что они напросились на поражение, затеяв рассматриваемую экспедицию.
Таким образом, экспедиция в Египте была «авантюрой», предпринятой не в спокойном обсуждении всех за и против, которое обещает успех и достигает его, а во взрыве республиканского энтузиазма, неспособного взвесить шансы. Она не удалась или потому, что была ненадлежащим образом организована, или потому, что она не должна была быть предпринимаема.
Есть некоторая аналогия между французской экспедицией в Египет и англо-французской экспедицией в Крым. Кинглэк заклеймил ее названием «авантюры», и, без сомнения, нарушение точных правил морской войны подвергало экспедицию риску без всякой надобности. Главное нарушение правил состояло в отсутствии маскировки, а через это набитые людьми транспорты были поставлены в опасное положение, открытое для смелого нападения. Нет никакого сомнения, что эта опасность сознавалась и чувствовалась в то время; но общее непонимание того, что для таких случаев всегда существовали и будут существовать правила, было причиной, что вся морская сила была назначена для защиты транспортов[153], вместо того чтобы назначить ее наблюдать за единственной силой, при помощи которой неприятель мог вредить последним. Оправданием такому нарушению правил служило большое несоответствие между оборонявшей транспорты силой английского флота и возможной атакующей силой в Севастополе; кроме того, в этой уступке правилам английский флот был совершенно не стеснен войсками и готов к бою[154].
Потом, в самом вторжении было много ненужного риска. Мы видели из предшествующих глав, что, присваивая обладание морем, необходимо занять и удержать на неприятельском берегу удобные порты, из которых всякого рода военные экспедиции могли бы направляться внутрь страны, опираясь на совершенно обеспеченную базу, представляемую морем, находящимся в обладании. Надежный способ действий, согласный с правилами, когда было решено вторгнуться в Крым, состоял бы сначала в упрочении за собой Казачьей бухты или Балаклавы и затем в действиях от базы внутрь страны. Хотя впоследствии это и было признано необходимым, но следовало это сделать предварительно, по указаниям исторического опыта.
Вероятно, никогда не было такой блистательной операции, как высадка английских войск на берег у Старого форта 14 сентября 1854 г. Однако условия были таковы:
«В 7 час. пополуночи, когда операция началась, море было гладко, как зеркало; никакого неприятеля не показывалось для воспрепятствования высадке. Когда суда заняли свои места, один русский офицер с конным ординарцем показался на берегу и оставался подле своей лошади довольно значительное время, казалось, срисовывая все происходившее, конечно, и не помышляя о десанте на его берега. Вдруг он понял как будто наши намерения и стал весьма поспешно ретироваться, едва избежав взятия в плен, так как высадка французских войск далее к востоку не была им ранее замечена.
В 6 час. пополудни 304 000 пехоты и 24 орудия или 4 полных батареи были высажены, но закат солнца сопровождался кучевыми облаками, а угрожающая зыбь у берега, верное указание приближающегося ветра, делала выгрузку артиллерии все более и более медленною и затруднительной. При наступлении ночи погода была настолько плоха и море так взволновано, что эта трудная операция была прекращена. Войска были высажены с трехдневной провизиею в сумках, но без палаток и какого бы то ни было лагерного снабжения. Таким образом, эта храбрая армия была оставлена на неприятельском берегу на два дня и две ночи без запаса воды, за исключением падавшей с неба, только с половиной ее артиллерии, без укрытия и в соседстве сильного неприятеля»[155].
Страшно подумать, каков бы мог быть результат, если бы вся русская сила от Альмы двинулась на англичан ночью, когда защита их огнем с судов не могла бы оказаться действительной. Оглядываясь назад, ясно видим, как велик был тогда риск и как он был напрасен; если бы начальство имело какие-либо понятия об основаниях искусства ведения морской войны, то вряд ли возможно допустить, что английская армия была когда-нибудь поставлена в такое опасное положение.
За месяц до этой «авантюры» все принципы, так сказать, руководившие успешными нападениями на территорию в течение предшествовавших полутора столетий, были призваны во всей их силе к участию в деле взятия Бомарзунда – русской цитадели в Аландских шхерах Балтийского моря.
Во-первых, тогда англо-французские флоты имели Балтийское море в полном своем обладании и поэтому могли контролировать все, что происходило в водах, окружающих Бомарзунд. Фортов было четыре. Главный, обращенный к узкому каналу между островами, был каменный, полукруглого очертания, вооруженный 80 орудиями, в два яруса на морских фасах, и считался таким же сильным и в обороте фасов со стороны суши.
За тысячу ярдов к северу от главного форта и на таком же расстоянии к западу от него были круглые форты, способные каждый поместить от 36 до 40 орудий, но, конечно, неспособные сосредоточить огонь большого числа их на одну площадь. Затем был еще один круглый форт на другой стороне пролива, на расстоянии тысячи ярдов от главного форта, и, наконец, за 1700 ярдов от последнего к SW – 5-орудийная батарея, которая охраняла подход с моря с юго-западной стороны. Хотя утверждали, что главный форт был одинаково силен как с морского, так и с берегового фасов, но несомненно, что укрепления эти были построены на старых принципах фортификации, и, кажется, здесь не было главной цитадели, так снабженной боевыми и продовольственными запасами, чтобы гарнизон, хотя и осажденный, мог держаться там значительное время. Начертания верков носили до некоторой степени китайский характер и как бы имели в виду считаться с нападением только с моря.
С того момента, как союзники решились атаковать Бомарзунд, флоту была назначена второстепенная роль, и для действий против гарнизона, в котором числилось около 3000 человек, решено было высадить отряд в 10 000 человек сухопутных войск.
Следующим пунктом организации была забота об обеспечении обладания морем. Тревога союзников по этому поводу довольно значительна, имея в виду то огромное преимущество, какое давал им пар[156].
Вот что пишет сэр Чарльз Нэпир сэру Джэмсу Грахаму 10 июля 1854 г. по поводу предложенной атаки:
«Я должен озаботиться о том, чтобы быть на страже русских в Кронштадте. Если они выйдут оттуда, тем лучше».
Морская сила, назначенная, как было сказано, для поддержки нападения на Бомарзунд, состояла только из 4 линейных кораблей с несколькими паровыми фрегатами и малыми судами, тогда как коммодор Мартин наблюдал за русским флотом с эскадрой из 9 линейных судов, большей частью паровых; наконец, главное ядро союзного флота было сосредоточено при Ледзунде для поддержки коммодора Мартина на тот весьма сомнительно возможный случай, что слабейший флот парусных линейных кораблей осмелится вступить в бой в открытом море с сильнейшим флотом преимущественно паровых судов. Возможность такой «дерзости», говорим мы, имелась все-таки в виду, и к отражению ее были приняты меры. Сэр Джэмс Грахам писал сэру Чарльзу Нэпиру:
«Его блокшивы, винтовые фрегаты, некоторые из его пароходов и часть французского флота составили бы достаточную силу для осады Бомарзунда, так как там для противодействия ей нет иных судов, кроме канонерских лодок; после отделения упомянутой силы он и французский адмирал располагали бы еще 20 линейными судами при входе в Финский залив для того, чтобы запереть там русский флот.
Что же касается до воспрепятствования соединению Кронштадтского и Свеаборгского флотов, если бы они пожелали такового, то этого, как говорит лорд первый адмирал, абсолютно невозможно достигнуть, не оставшись поблизости со всем нашим флотом и не предоставив французских адмирала и генерала самим себе в Бомарзунде, чего сэр Джеймс никогда бы не мог допустить. Коммодор Мартин имел 2 паровых фрегата и 3 колесных парохода в авангарде и вовремя сообщил бы, если бы русские прорвали блокаду. Эта диспозиция– наилучшая, какую я мог бы осуществить, – продолжал адмирал, – и я надеюсь, что все пойдет хорошо».
Нэпир думал, что отряд войск, предназначенных к посылке к Бомарзунду, чрезмерно велик; он думал, что достаточно будет пяти тысяч, так как не было намерения занимать крепость в течение всей зимы. Он писал еще:
«Финский залив хорошо охранялся коммодором Мартином, и он (адмирал) принял меры действовать на случай, если бы русский флот сделал попытку нарушить намеченное течение операций.
Очевидная причина, почему большие суда не были приведены к крепости, заключалась в том, что они могли понадобиться для встречи русского флота в случае, если бы неприятелем была сделана какая-либо попытка расстроить осаду».
Французский адмирал думал о взятии большей части своих больших судов к Бомарзунду, чтобы держать войска и суда вместе.
«Эта организация вынуждала сэра Чарльза держать его большие суда в готовности на случай какой-либо попытки со стороны русских. Ему было строго приказано сэром Джэмсом Грахамом совсем не оставлять залива, и когда сэр Джэмс узнал, что ядро флота было в Ледзунде, то он выразил опасения насчет того, чтобы русские не успели выйти».
«5 августа французский адмирал Дешене выразил свои опасения адмиралу Персевалю, что силы в Ледзунде оказалось бы слишком мало, если бы русский флот сделал попытку нападения на союзный флот».
Эти различные извлечения из книги, написанной в защиту и по внушению сэра Чарльза Нэпира, служат весьма широким доказательством того, что пар никоим образом не нарушил принципов, которые управляют нападениями на территорию с моря. Мы увидим до окончания этой главы, что, и согласно самому недавнему опыту, упомянутые принципы остаются неприкосновенными.
Здесь нет необходимости описывать атаку Бомарзунда. Собственно, мы имели картину ее несколько раз в успехах, описанных в предшествующих главах. Случилось, что самое удобное место высадки французов было обстреливаемо некоторыми из орудий пятиорудийной батареи, и их пришлось заставить замолчать сильнейшим бомбардированием с судов. Высадка англичан была свободна от всякого сопротивления. Тогда были выдвинуты батареи для действия против фортов. Огонь был открыт 13 августа по западному круглому форту, и он сдался 14 августа французской батарее, действовавшей по нем с дистанции 600 ярдов. Английская батарея 15-го числа открыла огонь по северному круглому форту с дистанции 950 ярдов, и к полудню он уже перестал защищаться и сдался. Главный форт начал 15-го числа хорошо обстреливаться гранатами с корабельных орудий, в помощь которым 16-го числа изготовились к действию береговые батареи; но он поднял флаг перемирия и сдался; примеру его вскоре последовал и круглый форт на другом берегу пролива.
Длинная серия операций особенного класса, а именно бомбардирований, имела место при Алжире. Я должен коснуться ее и затем сделать несколько замечаний о подобных же атаках Акры, Одессы, Свеаборга, Сфакса, прибрежных городов в Перу и Александрии. Должно помнить, что все эти операции исполнялись морскими державами при обеспечении за ними обладания морем, подтверждая тем старое правило; при этом только бомбардирования Акры и Сфакса имели характер, отличающийся от характера разрушительной и карательной операции. Достойно также замечания, что бомбардирования Алжира, Акры и других сирийских прибрежных городов Сфакса и Александрии имеют ту общую черту, что противник заведомо был слабее атакующей силы во всех отношениях – как в моральном, так и в материальном. Затем нападение на Свеаборг было сделано не регулярными военными кораблями, а специальными канонерками и мортирными ботами, последние из которых отличались лишь несущественно от так часто употребляющихся британцами в их действиях против французских портов в Канале.
 |
Морской фронт Алжира, простирающийся почти с севера на юг, номинально обладал страшной оборонительной силой. Линия соединенных между собой верков в три четверти мили длиной замыкала морской фас города, и с каждой стороны его на полмили или около того серия отдельных батарей окаймляла берег, а за ними высились более сильные внутренние верки. От места, близкого к северной оконечности морского фаса города, простирался мол в форме буквы «Т», на 400 ярдов от берега, и расширялся с правой и левой сторон в рукава, параллельные набережной, на протяжении 600 ярдов. Южный рукав образовал гавань, внутри которой теснился Алжирский флот из двенадцати фрегатов, корветов и бригов.
Морской фас мола поддерживал верки, три из них трехъярусные, на которых было поставлено около 200 орудий, некоторые исключительно большого калибра, не считая мортир, тогда как береговая линия батарей смотрела на неприятеля с фронта своего более чем 250 орудиями.
Вся система укреплений имела ту слабую сторону, что глубина воды позволяла кораблям подойти весьма близко к молу и что, сделав это, корабли могли бояться очень мало или даже совсем могли не бояться огня орудий, кроме тех, которые стояли на самом молу[157].
Сила, предназначенная для бомбардирования, была, однако, достаточно мала для того, чтобы показать, что британское правительство и, надо полагать, сам лорд Эксмут и его офицеры не верили, чтобы действительная оборона Алжира была близка к ее кажущейся силе. Атакующий флот состоял из шести линейных кораблей, двух 40-пушечных и двух 36-пушечных фрегатов, пяти 18– и 10-пушечных корветов и шлюпов и четырех бомбардирских судов; бортовой залп всех судовых орудий выпускал 344 снаряда, не считая мортирных.
Флот этот вышел из Плимута 28 июля и был готов оставить Гибралтар 12 августа в соединении с пятью голландскими фрегатами и корветами, бортовой залп которых выпускал 84 снаряда. Все верки были тщательно обследованы предварительной рекогносцировкой, и каждый командир в обоих флотах был снабжен планом их и назначенного ему места якорной стоянки. Утром 27 августа весь флот пришел на вид Алжира, и Дею были предъявлены некоторые условия добровольной сдачи. Так как он не счел нужным отвечать посольству, то флагманский корабль лорда Эксмута «Куин Шарлотт» вошел в бухту и стал на якорь на шпринге в 50 ярдах расстояния от южной оконечности мола. Другие суда расположились так близко, как только могли, на назначенной им диспозиции к северу и к югу от него, и весьма тесно, так, чтобы вся сила огня сосредоточена была на самый мол. Голландские суда образовали южную оконечность линии, а бомбардирские суда расположились за нею, в дистанции 2000 ярдов от нее.
Поведение алжирцев во время приближения кораблей к укреплениям служило для лорда Эксмута доказательством, что разница между их моральной и материальной силами была именно так велика, как предполагалось. Ни одно орудие не выстрелило с берега до тех пор, пока «Куин Шарлотт» спокойно принайтовливал свой перлинь к грот-мачте алжирского брига, стоявшего у самого берега. В это время на молу впереди верков толпились две или три сотни любопытного люда, которым лорд Эксмут лично сделал знак удалиться, ввиду намерения его немедленно дать залп по веркам. По судам открыли огонь три орудия, ответом на него был залп 100-пушечного трехдечного корабля, а затем началась стрельба и с каждого из остальных так скоро, как только могли изготовляться к действию орудия.
Было около 3 часов пополудни, когда это сражение началось; оно продолжалось до 10 часов вечера. После этого корабль «Куин Шарлотт» обрубил свои канаты и вышел в море; остальные суда последовательно делали то же, к 2 часам следующей ночи, 28-го числа, все они были уже в море, и бомбардирование Алжира окончилось.
Кроме сражавшихся регулярных военных судов и бомбардов, в деле участвовала многочисленная флотилия корабельных и других шлюпок, выбрасывались на неприятельские суда зажигательные ракеты, и немного спустя, после 9 часов вечера, судно, нагруженное 143 бочонками пороха, было пущено на берег и взорвано у северной оконечности мола.
Огонь с корабля «Куин Шарлотт» снес все батареи на южном конце мола тремя залпами, разгромив стоявшие в гавани суда до разрушения и обсыпав верки за молом целым штормом снарядов. Корабельные магазины были сожжены, орудия верхнего яруса на моле и многие орудия городских верков замолчали, и город был в огне в нескольких местах. Сумма выпущенных с судов снарядов была поистине ужасна: она доходила для б линейных кораблей и 4 фрегатов до числа свыше 30 000 залпов, в то время как голландцы сделали еще более 10 000 залпов; общий вес выпущенного металла оценен в 500 тонн[158]. Потери и увечья среди экипажей на судах были тяжелы англичане и голландцы в совокупности насчитали 141 убитых и 742 раненых. Один из кораблей, «Импрегнеэйбл», получил 233 пробоины в своем корпусе и потерял 210 человек убитыми и ранеными.
Операции против сирийского берега в 1810 г., которые включали бомбардирования с судов Бейрута, Джебайля и Сидона и достигли кульминации своей в бомбардировании Акры, имели место при обстоятельствах, в некоторых отношениях исключительных. Но при этом не было пренебрежено соблюдение правила войны, требовавшего маскирования всякой морской силы, которая могла быть способна к враждебному вмешательству в операции с моря. Та морская сила, какой обладал Мехмед-Али, наблюдалась британской эскадрой у Александрии в продолжение всех враждебных действий.
Затем, хотя бомбардирование практиковалось щедро, страна не была неприятельской страной, потому что бомбардированные и занятые города были дружественными турецкими владениями, находившимися временно в руках враждебных египетских гарнизонов.
Цель состояла в том, чтобы выгнать гарнизоны из Сирии, и турецкие войска, уже упрочившиеся более или менее на берегу, кооперировали с войсками, высаженными с моря, в общей схеме операций. Уроки, которые можно извлечь из этих территориальных атак, должны быть видоизменены специальными соображениями так же, как и нашими сведениями о том, что во всех случаях была значительная разница между номинальной и действительной силой атакованных пунктов.
Бейрут был частью бомбардирован с судов, тогда как в окрестностях его были расположены значительные турецкие и британские сухопутные силы. Крепость не была способна на большое сопротивление, и надеялись, что египетский гарнизон будет выведен для избежания кровопролития. Однако губернатор отклонил предложение поступить так, и форты были снова бомбардированы 11 сентября, но опять без результата. Позже египетские гарнизоны очистили город вследствие удачного движения турецких войск, зашедших им в тыл.
Джебаил была маленькая крепость и бомбардировалась для прикрытия атаки летучего отряда, высаженного с пароходов «Кэршфорт», «Дидо» и «Циклопе». Непосредственная атака не удалась, но место было очищено неприятелем в ту же ночь.
Занятие Сидона было достигнуто 27 сентября огнем 84-пушечного корабля «Тандерер», австрийского фрегата, турецкого корвета и шлюпа, вместе с четырьмя пароходами «Циклопе», «Гордон», «Стромболи» и «Гидра», прикрывавшими высадку достаточного отряда войск. Дело было закончено быстро, и гарнизон в 3000 человек сдался десанту только в 1000 человек, причем последний потерял только 35 убитыми и ранеными.
Занятие Акры состоялось на основании тех же принципов, как и занятие Сидона или, оглядываясь назад еще дальше, как занятие Порто-Белло. Полагали, и это оказалось вполне основательно, что если подвести корабли достаточно близко к стенам, то огонь их орудий может обеспечить высадку британской артиллерии и инженеров вместе с отрядом турецкой пехоты, способным одолеть египетский гарнизон, численность которого, по имевшимся сведениям, равнялась 5000 человек.
Суда заняли свои позиции 4 ноября 1840 г, рано утром, а к двум часам пополудни открыли по веркам огонь, продолжавшийся почти до наступления темноты. Гарнизон отвечал сначала бодро, но с малым результатом, вследствие дурной меткости выстрелов. Часа через два после начала боя один из главных пороховых магазинов, помещавшийся сзади города, был взорван и уничтожил целиком два вооруженных полка. Бодрость и силы гарнизона были парализованы этим случаем. Огонь ослабел и через полчаса совсем прекратился. Египтяне в течение ночи очистили крепость и город, которые на следующее утро были заняты британскими и турецкими войсками. Ни одно из судов не было повреждено существенно, и потеря убитыми и ранеными не превысила 60 человек.
Нападение на Алжир и операции против прибрежных сирийских городов носят признаки переходного состояния в материальных средствах ведения войны. Конгревовы ракеты, о которых мы не слыхали до тех пор в действиях флотов, были употреблены против Алжира; на берегу Сирии пар делал свое дело. Следует заметить, что пар и парус исполняли безразлично одни и те же функции. Мы так далеки от следов какой-либо перемены в методе ведения войны по причине участия в ней пара или по причине того, что несколько тяжелых стрелявших разрывными гранатами пушек, как на судах «Везувиус», «Гордон», «Стромболи» и «Феникс», заняли место легких орудий на фрегатах и линейных кораблях, – что парусные суда занимают позицию, ближайшую к берегу, а паровые – дальше от него и ближе к открытому морю. Только раз воспользовались преимуществом более совершенного передвижения, когда сэр Роберт Стопфорд, главный командир британских сил, перенес свой флаг с трехдечного корабля «Куин Шарлотт» на пароход.
Итак, мы должны подчеркнуть здесь то замечание, что вплоть до 1840 г. не наблюдается никакого признака перемены ни в принципах стратегии, ни в принципах тактики территориальных атак или нападений на территорию с моря.
Переходим к следующему выдающемуся нападению на территорию с моря – к бомбардировке фортов Одессы 22 апреля 1854 г. Цель демонстрации (бомбардирование это было не более как таковой) была карательная. Одесса за несколько дней до описываемого нападения стреляла по флагу перемирия, и 4 британским пароходам с 3 французскими было поручено наложить некоторое наказание не на город или его суда, но на форты, защищавшие город, на правительственные суда и правительственные склады.
Атакующие суда, естественно, были на ходу, так как сила их не была достаточна для разрушения укреплений, как было в Алжире, но если, с одной стороны, это ограничивало возможные повреждения для самих судов, хотя, впрочем, «Вобан», один из французских пароходов, принужден был выйти из строя, то зато, с другой стороны, это ограничивало и вред, наносимый огнем судов на берегу. Впоследствии канонерки с ракетами действовали в помощь бомбардированию; но как бы для выражения того, как мало в действительности пар изменил процессы морской войны, парусный фрегат «Аретьюза» под командой капитана Мендса принял участие в операции вместе с пароходами.
«Наконец, немного ранее полудня признаки того, что наша канонада не была без эффекта, начали замечаться в пламени, вырвавшемся из форта при оконечности мола и из различных частей верков и складочных магазинов, которые были наиболее подвержены выстрелам. В час дня форт взлетел на воздух; остальные батареи, большинство которых было теперь в пламени, прекратили стрельбу, и капитан Джонс подошел теперь со своей эскадрой ближе для атаки судов, стоявших за молом. Их уничтожение было легко и совершалось быстро. Многие из судов были потоплены снарядами наших орудий, другие зажжены, и пожар продолжался всю ночь и большую часть следующего дня. Торговые суда у карантинного мола и невооруженная часть города были пощажены; но батареи, императорский док и порт, бараки и обильные запасы амуниции и военных припасов всех родов, собранные в правительственных складах, были разгромлены».
В действительности эта операция была того же рода, как те, которым неоднократно в прежние времена подвергались города на северном берегу Франции. Единственное существенное отличие состояло в том, что гранаты теперь выстреливались из пушек, а не из мортир, и что пальба происходила не по частному имуществу.
Бомбардирование Свеаборга 9 и 10 августа 1855 г. было действительным возвращением к обыкновенным операциям против французских прибрежных городов. Главным оружием, на которое более всего возлагали надежды, были многочисленные мортиры, поставленные на специально для того построенные парусные суда. Канонерские лодки, вооруженные каждая одной или двумя гаубицами большого калибра, представляли следующее орудие атаки, и только один или два линейных корабля, поставленные у каждой оконечности атакующего фронта, сделали диверсию в течение короткого периода времени на относительно дальней дистанции по некоторым земляным работам и канонеркам, которые составляли фланги обороны.
Я извлек план операций из сочинения «Vonge's History of the Nevy», но так как цель моя не состоит в описании деталей атаки, то я должен только заметить, что за исключением французской мортирной батареи, воздвигнутой на острове, все было в движении, и шансы попаданий для артиллерии неприятеля были весьма малы. Действия мортир, однако, изобиловали неудачами; многие из них треснули, скорее чем разорвались, после кратковременной службы. Можно также заметить, что обладание морем было совершенно обеспечено за ними огромным флотом, который не был занят бомбардированием и был готов вступить в бой с какой угодно силой, какая только решилась бы на враждебное вмешательство с моря в рассматриваемую операцию.
Результатом бомбардирования были один большой взрыв, несколько меньших и много продолжительных пожаров. Однако русские донесения гласили, что вред, нанесенный нами Свеаборгу, был незначителен. Телеграмма, посланная русскому правительству в 10 час. 17 мин. вечера 10-го числа, была следующая:
«Сегодня бомбардирование решительно не сделало никакого вреда ни укреплениям, ни батареям, ни орудиям. В эти два дня пожар уничтожил несколько построек на острове Стура-Эстер-Свартэ».
У союзников убитых не было. Потери русских не опубликованы. Они оценили силу союзного огня 30 гранатами в минуту и высчитали, что между 7 час. утра и 8 час. вечера 9 августа было выпущено 10 000 гранат. Я не знаю действительного расхода снарядов союзников, но думаю, что он за всю атаку был не более чем уравновешен достигнутыми результатами. Все-таки я полагаю, что это бомбардирование надо считать самым большим бомбардированием из всех, когда-либо предпринятых с моря. В результате оно не дало ничего такого, что заставило бы нас изменить давно установившийся взгляд на операции этого класса. Может быть, самой новой чертой в бомбардировании была большая дистанция, с которой оно производилось. План показывает, что ни одно из бомбардировавших судов не было ближе чем за 2000 ярдов от батарей и что большинство из моторных ботов было удалено от них более чем за 3000 ярдов.
Метод перемены позиции мортирных ботов от времени до времени при помощи швартовов, завезенных с носа и с кормы, был возможно что и не нов; описание циркуляции канонерками было маневром, который мог исполняться, хотя несколько иным образом, и парусными судами. Все, что составляет главную перемену в материальной части, – это замена немногих гаубиц большого калибра, стрелявших сплошными ядрами.
 |
Нет необходимости сделать больше, как отметить тот факт, что наши суда в Черном море, главным образом парусные линейные корабли, действовали против могучих русских фортов в Севастополе 17 октября 1854 г. как диверсия и в помощь бомбардированию с суши и одновременно с ним. Это была превосходная выставка или зрелище доблести, но русские форты были не алжирские и не египетские; к ним нельзя было подойти ближе 750 ярдов со стороны, избранной английским флагманским кораблем, так что результаты в пользу этого особенного метода атаки были на этот раз не более ободрительны, чем до тех пор.
Несколько бомбардирований имело место со стороны чилийцев по перуанским прибрежным городам в 1879–1881 гг. Морские силы были малы с обеих сторон, но, кажется, не надо доказывать, что Перу, как слабейшая морская держава, не покушалась на территориальные атаки с моря, хотя она и сражалась с судами, прикрывавшимися береговыми батареями.
Не могут также чилийские бомбардирования из орудий и при помощи ракет, как при Моллендо и Пизагве, рассматриваться как правильно организованные нападения на территорию, – это скорее случайные возмездия или мстительные набеги на неприятельские прибрежные города, в сущности даже не защищенные укреплениями. Здесь прежде всего войска стреляли по чилийским ботам, посланным для уничтожения портовых и грузовых барж. Это были обычные мелкие стычки, какие постоянно случались в дни парусного флота. Тем не менее следует заметить, что этот первый метод ведения войны, принятый чилийцами, который как бы игнорировал до некоторой степени перуанский флот, был всецело осужден чилийским народом, и многие, замешанные в нем, потеряли свои должности и репутации. Впоследствии, когда 4 октября 1879 г. при Арике возник вопрос, должна ли чилийская эскадра бомбардировать этот порт или вступить в сражение с «Гуаскаром», было принято последнее решение и результатом было взятие этого судна 8 ноября.
Это дало чилийцам обладание морем, чем они очень скоро и начали пользоваться, предпринимая территориальные атаки. Взятие Пизагвы 2 ноября имело характер почти правильной операции. Главный отряд войск был высажен на берег в некотором расстоянии от города, к которому ему приходилось приближаться с суши, тогда как меньшие отряды, прикрывавшиеся судовой артиллерией, высадились на близкой к нему дистанции путем, обмана и диверсии. Чилийцы были способны обратить обман в действительную атаку, и главный отряд по своем прибытии к ним нашел укрепления уже взятыми.
Арика была бомбардирована в течение некоторого времени путем диверсии 27 февраля 1880 г., но суда удалились, найдя, что неравенство сил было не в их пользу. Общий порядок действий чилийцев состоял в перевозке войск вдоль берега и в высадке их в местах, удобных для операций чисто военно-сухопутных.
То, что явилось в некоторых отношениях новой чертой в ведении морской войны, имело здесь место двумя днями позже и продолжалось в течение шести дней. Чилийцы купили ирландский грузовой пароход для перевозки скота «Белле-оф-корк» и вооружили его в Вальпараизо 8-дюймовым полутонным заряжающимся с казны орудием Армстронга на вращающемся станке (с центральным штыром). Оно обладало большой дальнобойностью, – значительно большей, чем береговые орудия. Немедленно по прибытии к Арике судно это, переименованное в «Эмгатос», открыло огонь по Арике с дистанции 6000–8000 ярдов. Быстро было выпущено 100 гранат, но не видно, чтобы они принесли значительный вред городу[159].
Эта операция, которая несколько раз повторялась тем же судном в различных местах до 9 декабря 1880 г., когда орудие после выстрела внезапно выскользнуло из цапфенного кольца и исчезло за бортом, – в действительности была меньшей новостью, чем казалась. Мы несколько раз замечали, что когда предпринимались территориальные атаки, то корабли сопровождались бомбовыми судами (бомбардами), двумя или тремя, а иногда только одним.
Мы сейчас только видели, как в Алжире бомбарды действовали с дистанции 2000 ярдов, бывшей тогда предельной дистанцией. Существенной частью функции бомбардных судов была стрельба гранатами с дистанций, сравнительно для того времени больших. Мы видели, что пушка и мортира соединялись под Свеаборгом совершенно для одной и той же службы; и теперь видим, что «Энгамос» один исполняет те же самые функции, какие исполняли бы бомбовые суда, если бы мортира была принята вместо длинной пушки.
Я полагаю возможным, чтобы гаубица могла для этого рода службы занять место пушки – и в таком случае перемена была бы даже менее заметной, чем проявленная действиями «Энгамоса»[160].
Перемена, кажется, сводится к увеличению дистанции, с которой бомбардирование сделалось возможным. Когда французы бомбардировали Сфакс 5 июля 1881 г., то «Шакал» открыл огонь с дистанции 5000 метров по водной батарее и сделал в ней брешь после часовой стрельбы. Береговые батареи отвечали только 18 выстрелами. Сначала их снаряды не долетали, но когда они пристрелялись, то начали попадать в судно.
6 июля «Рен-Бланш» и «Альма» стреляли по городу медленно с большой дистанции в течение целого дня. «Пеку» и «Шакал» открыли огонь в полдень по батареям с дистанции 2400 метров. Они отвечали 13 выстрелами. 7-го была возобновлена такая же стрельба с таким же слабым ответом, но 8-го уже стреляли с дистанции 1000 метров со спущенных на воду и вооруженных судовых шлюпок. 9-го огонь снова был открыт, но неприятель ответил на него только двумя выстрелами.
Флот с войсками, предназначенными для высадки, прибыл 14 июля, и, после дальнейшего бомбардирования 15-го и 16-го числа с дистанции от 2200 до 6500 метров, высажены были 5 батальонов и морская бригада. После легкого сопротивления и незначительных потерь город был взят.
Здесь опять приходит в голову то соображение, что разница между операциями этого рода в 1781 и 1881 гг. заключается в степени, а не в сущности их. Если дистанция, с которой суда бомбардируют укрепления с целью заставить замолчать их и тем подготовить высадку войск, увеличивается, то время, потребное для операции, соответственно уменьшается. При Сфаксе французские суда вынуждены были стать на большой дистанции вследствие мелководья. Может быть, суда совсем не принимали бы участия при взятии Сфакса столетием раньше; но войска и обладание морем – эти два фактора – потребовались бы одинаково и тогда, как нужны были теперь.
Бомбардирование Александрии 11 июля 1882 г. имело целью «разрушение земляных укреплений и батарей на морском фронте Александрии».
Таким образом, это была разрушительная и карательная операция – такая, как бомбардирование французских портов, а также Алжира, Одессы и Свеаборга. Положение батарей и расположение скал и отмелей, опоясывающих берег, определяли позиции для судов. Такая близкая дистанция, на какой стоял корабль «Куин Шарлотт» при бомбардировании Алжира, была невозможна для британских броненосцев. Самое близкое расстояние судов от батарей Александрии было не менее 1000 ярдов, а в других случаях доходило до 3700 ярдов.
Моей цели не соответствует подробное углубление в результаты этого бомбардирования. Главные черты его знакомы большинству читателей. Огонь был открыт в 7 часов утра и продолжался до 5 час. 30 мин. вечера, когда суда стали на якорь на ночь. Девять линейных и шесть меньшей величины судов в общей сложности израсходовали 3198 снарядов: на каждое орудие большого калибра первых десяти судов по 20,6 выстрела, или со скоростью одного выстрела из каждого орудия в 31 1/2 мин[161]. Повреждения и потеря людей на судах были невелики: убитых было всего б человек, а раненых 27. Но перечень разрушений на фортах, кажется, весьма значительных, составил бы длинный список. Я должен резюмировать вывод в заключении одного компетентного очевидца, который служит для меня авторитетом. Вот что вынес он из своих наблюдений: «Суда не могут и никогда не будут в состоянии сражаться на равных условиях с фортами». Этот широкий вывод равносилен тому, что все новейшие усовершенствования на судах встречают эквивалентные им усовершенствования в фортах, и, кроме только увеличения дальности боя между фортами и флотом, иной перемены условий в борьбе между ними нет. Другие широкие выводы, вытекающие из бомбардирования фортов Александрии, состоят в следующем:
1) покорение прибрежного укрепления не может быть достигнуто без оккупации его войсками, которая теперь еще более необходима, чем была ранее;
2) обладание морем должно быть обеспечено, прежде чем такая операция задумана. Более частный вывод из дела при Александрии говорит о превосходстве огня при стрельбе с якоря перед стрельбой на ходу и о преимуществе медленной стрельбы «по способности», когда расстояние до цели значительно. Ничего не установлено относительно того, чтобы тесная боевая диспозиция потеряла свое старое значение для прекращения огня обыкновенной неприятельской батареи.
Проследив таким образом более современные примеры бомбардирования прибрежных городов или укреплений с моря, при непосредственном участии войск или без такового, я обращусь к сравнению старых и более современных общих нападений на территорию и изберу для этого Чарльстон в Южной Каролине, потому что, как я уже заметил, он был атакован дважды различным образом и с разными результатами в прошлом столетии и дважды с соответственно аналогичными результатами в текущем столетии.
Весной 1776 г. было решено сделать нападение на Чарльстон, бывший тогда в руках восставших колонистов; поэтому в начале мая коммодор сэр Петер Паркер с двумя 50-пушечными кораблями, четырьмя 28-пушечными фрегатами и пятью малыми судами, включая в это число и две бомбарды, прибыл к мысу Фир, где к нему присоединился генерал Клинтон с отрядом войск. Флот отплыл с мыса Фир 1 июня и стал на якорь у Чарльстона 4 июня. Два дня прошли в промерах и расстановке буйков для обозначения фарватера. Главный корабельный фарватер в Чарльстонскую гавань направляется с юга на север вдоль берега острова Моррис; вход к нему ведет через бар на шесть миль от острова Салливана с глубиной на нем только в шестнадцать или семнадцать футов. Седьмого числа все фрегаты и некоторые из транспортов стали на якорь по внутреннюю его сторону, вероятно в пяти милях от острова Салливан. Войска были высажены на остров Лонг, который лежит к северо-востоку от острова Салливана и отделяется от него узким каналом. Пятидесятипушечные корабли были переведены через бар позднее, и 15-го были закончены приготовления к атаке.
Намеревались вести атаку соединенно морскими и сухопутными силами, обычным образом, и некоторые верки на острове Салливан, предшествовавшие крайнему форту Моультри, были избраны первым объектом атаки, как охранявшие подход к городу. Предполагали, что пролив между островами Лонг и Салливан легко перейти вброд, и думали поместить суда так, чтобы они атаковали морские фасы фортов в то время, как войска нападут на них с тылу. Встретились сначала затруднения в передвижении некоторых из судов к их намеченным позициям, но в течение утра 28 июня огонь по веркам был уже открыт с бомбардирских судов и со всех тех, орудия которых могли быть наведены по этому направлению. Но как раз тогда войска увидели, что канал, который они рассчитывали перейти вброд, оказался глубиной в семь футов, и всякая мысль об участии их в атаке должна была быть оставлена без исполнения. Суда продолжали бомбардирование в течение почти десяти часов, не производя, однако, существенного впечатления на форты, но потерпев весьма серьезно. Явилась необходимость отвести их после того единственного результата их действия, что они были страшно разбиты и расшатаны; «Бристоль» и «Эксперимент» (50-пушечные) потеряли соответственно 111 и 79 человек; остальные суда понесли потери, пропорциональные этим. Атака была прекращена, как абсолютно неудачная, и войска были посажены на суда и отправлены обратно в Нью-Йорк.
Но Чарльстон был важным центром; и на него было сделано другое нападение в 1780 г., на этот раз удачное. Нет сомнения, что он считался теперь сильнее, чем четыре года назад; но сила, собранная под начальством вице-адмирала Арбетнота и генерала сэра Генри Клинтона, была вне сравнения с предназначенной для первой атаки; 7 550 человек сухопутных войск были посажены теперь на суда в Нью-Йорке, и морские силы состояли из 6 линейных кораблей, 7 фрегатов и шлюпа, которые отплыли из Нью-Йорка 16 декабря 1779 г., задержанные там на некоторое время угрозой флота д'Эстэнга, пока не удостоверились, что 1 ноября часть его ушла в Вест-Индию, а остальная с самим д'Эстэнгом – домой во Францию[162]. Экспедиция стала на якорь у Саванны, где Клинтон собрал известия о положении Чарльстона и распорядился также, чтобы кооперировавшаяся с ним сила шла к нему на помощь к Чарльстону сухим путем.
Кажется, было установлено сразу, что флот должен играть в предпринятом деле весьма подчиненную роль. Клинтон высадил свою армию 11 и 12 февраля на берегу пролива Стоно и на острове Джон, отделенных от Чарльстона двумя реками, Стоно и Уаппо-Крик, и рекой Эшлер, текущей между островом Джемс и самим Чарльстоном. Между 24 и 26 февраля армия, за исключением отрядов, оставленных на острове Джон и Стоно для прикрытия сообщений, была переправлена через реку Стонот к острову Джемс и двинулась к Чарльстону. Через Уаппо-Крик был сооружен мост, а также были воздвигнуты оборонительные укрепления, пока на место стягивался материал для осады, включая сюда и орудия с судов. Следующим шагом была отсылка всех линейных кораблей назад к Нью-Йорку, и Арбетнот перенес свой флаг на «Робук», 44-пушечный фрегат.
В Чарльстонской гавани стояла незначительная франко-американская сила, состоявшая из одного 44-пушечного и одного 32-пушечного фрегатов, кроме шести меньших и двух шлюпов. Эта сила оказалась в состоянии на долгое время задержать переход британских судов через бар; но когда Арбетнот преодолел затруднения и его корабли были уже в канале, хотя все еще за четыре или за пять миль от входа в гавань, американский коммодор Уиппль сначала отошел назад для поддержки форта Мольтри, а затем еще далее к городу. Он впоследствии отказался от всякой обороны при посредстве флота. Орудия с его судов были свезены и поставлены на береговые батареи; суда были затоплены между Шэтс-Фолли и городом и были приготовлены боны и заграждения.
Все-таки эта морская работа как для атаки, так и для обороны была не более как диверсия. Город прикрывался линией верков с северной стороны, и они-то были избраны Клинтоном как действительный объект атаки. 29 марта армия при содействии судовых шлюпок, которые, я думаю, должны были подняться вверх по рекам Стоно и Уаппо-Крик, переправились на берег и приступили к формальной атаке укреплений. Следует заметить, что река Купер и берег по восточную сторону Чарльстона были открыты и что последний мог поэтому снабжаться и продовольствием и подкреплениями. 9 апреля Клинтон был готов открыть огонь своих батарей, и в этот день британская эскадра снялась с якоря и, пройдя мимо фортов острова Салливан, стала снова на якорь у северного берега острова Джемс, рассчитывая, что это положение окажется вне обстрела орудий Чарльстона. В действительности суда были в пределах дальности этих орудий, и несколько снарядов прошли через «Робук». Однако на форту Чарльстон не было замечено этих попаданий, почему там считали, что корабли находятся вне дальности их обстрела. Поэтому форт не продолжал обстрела кораблей, несмотря на то, что дистанция позволяла, чтобы корабли вели по форту разрушительный огонь.
Неприятель удовольствовался только тем, что затопил еще несколько судов в реке Купер и при посредстве батарей и галер затруднил возможность нашего приближения в этом направлении.
К войскам Клинтона подошли подкрепления из Саванны, а затем и из Нью-Йорка, тогда как операции наши в поле, в арьергарде осадных работ и на реке Купер стремились отрезать чарльстонский гарнизон все более и более от внешней помощи. Адмирал, с своей стороны, делал безуспешные попытки провести маленькое судно вверх по реке Купер, но зато десантные партии с кораблей его действовали успешно. Они заняли пост и батарею на Моунт-Плизант, а впоследствии форт Моультри, и батареи на острове Салливан сдались на капитуляцию.
Между тем осада шла правильно. Третья параллель была закончена 6 мая, а 8-го генерал Линкольн, командующий Чарльстоном, получил предложение сдаться на капитуляцию, на что он и согласился 11-го числа.
Если мы перейдем теперь к американской междоусобной войне, то увидим, что детали двух парных серий атак были различны, но принципы их подобны и имели следствием те же самые результаты. Мы видели, что в обеих описанных атаках обладание морем было необходимо, но что когда им пользовались в успешных атаках, то более для обеспечения базы снабжения армии при посредстве флота, чем для участия последнего в прямых операциях. Федералы в 1863 г. были вполне обеспечены обладанием моря; но в новых и замечательных «сооружениях», называемых мониторами, с огромными, стрелявшими разрывными бомбами пушками и с предполагавшейся неуязвимостью они имели орудия, которые, по их убеждению, должны были ниспровергнуть и уничтожить прочно установившиеся принципы морской войны. Но как ни преобладающе было мнение о превосходстве мониторов в борьбе с береговыми укреплениями, предварительное испытание монитора «Монтаук» в январе и феврале 1863 г. в действиях его против форта Мак-Алистер на реке Огихее, имевшее результатом только израсходование двух комплектов боевых снарядов без нанесения форту существенного вреда, лишь возбудило желание дальнейших доказательств, что старые принципы еще не пошатнулись. 3 марта три новых судна стреляли по форту Мак-Алистер в течение 8 часов, нанося ему небольшие, легко исправляемые повреждения, тогда как исправления некоторых из судов должны были продолжаться и после бомбардирования еще до конца месяца.
Федералы в то время имели все преимущества в пользовании своими портами как базами, которые (преимущества) имели и британцы в американской войне за независимость. Они захватили Порт-Рояль между конфедератскими портами Саванной и Чарльстоном и сделали его своей главной базой; но они пользовались также и превосходной гаванью в двадцати милях от Чарльстонского бара, и там, в конце марта 1863 г., «броненосцы» (так начали называть мониторы) собрались вместе, чтобы отплыть оттуда соединенно к Чарльстонскому бару 5 апреля. Всех мониторов было 8, и один броненосец «Нью-Айронсайд» под флагом контр-адмирала Дюпона. Первоначальные действия были точно такие же, как и много лет тому назад: была задержка у бара, пока его промеряли и ставили буйки на фарватер, и затем состоялся медленный переход через него при высокой воде, и, наконец, постановка за ним флота на якорь.
Для моей цели нет необходимости входить в детали атаки. Мы упомянем только о той старой истории, что вся экспедиция была в руках лоцманов и что последние не пожелали двинуться до 7 апреля. Тогда флот снялся с якоря, имея передним мателотом «Уихаукен», к носу которого был приспособлен в высшей степени неудобный и сильно затруднявший ход аппарат для вылавливания мин. Предполагалось идти в строе кильватера при дистанции в 100 ярдов между судами, но оказалось, что точный порядок соблюсти очень трудно. В то время как голова колонны достигла форта Вагнер, форты Моультри и Самтер и все батареи, в пределы дальности которых вошел флот, открыли по нем огонь; судам же приказано было не отвечать на последний, пока они не подойдут близко к Самтеру. Но между этим фортом и Моультри совершенно неожиданно оказалась линия заграждения, остановившая дальнейшее движение флота в этом направлении, – совершенно подобно тому, как восемьдесят три года тому назад было остановлено движение Арбетнота вверх по реке Купер.
Встретились затем различные затруднения для занятия судами надлежащей диспозиции против форта Самтер. Некоторые из судов подошли к нему на дистанцию 500 ярдов, другие не ближе, чем на дистанцию 1000 ярдов. Стрельба с мониторов была возмутительно медленна. Командирам, стоявшим в своих рулевых рубках, при весьма малом угле зрения оттуда и из-за дыма было весьма трудно видеть, что делается кругом. Суда были весьма стеснены и мелководьем, и приливными волнами, и недостатком места, которое еще нарочно уменьшали из опасения предполагавшихся заграждений и препятствий. Механизмы орудий действовали неисправно, головки заклепок и гаек внутри башен и рулевых рубок вылетали, попадая в людей. Каждое сотрясение башни, являвшееся следствием удара в нее неприятельского снаряда, казалось, временно выводило из строя находившихся внутри ее.
Современная точность сообщений дает нам сведения, подобные которым мы тщетно искали бы в старых хрониках, и из сравнений результатов огня орудий каждой из сражавшихся сторон мы можем нарисовать в своем представлении статистическую картину положения дела.
Сражалось девять судов против шести фортов и батарей. На первых было 32 орудия, из которых 7 пятнадцатидюймовых, 22 одиннадцатидюймовых гладкостенных и 3 стопятидесятифунтовых, нарезных.
Форт Джонстон был вооружен только одной десяти дюймовой мортирой; форт Гюнтер имел 44 орудия, но самыми большими из них были 4 десятидюймовых и 8 восьмидюймовых колумбиад, 2 десятидюймовые дальгреновские – все гладкостенные – и 2 нарезные семидюймовые пушки Брука; затем, кроме 7 сорокадвухфунтовых нарезных пушек, остальные были тридцатидвухфунтовые. На форте Моультри не было орудий, крупнее восьмидюймовых гладкостенных колумбиад, в количестве 9, а остальные – тридцатидвухфунтовые пушки гладкостенные и нарезные, с 2 мортирами. Пчелиная батарея, составлявшая продолжение форта Моультри, была вооружена 5 десятидюймовыми и 1 восьмидюймовой колумбиадами. На форте Вагнер действовала только одна тридцатидвухфунтовая нарезная пушка, тогда как форт Борегард на острове Салливан и форт на мысе Кюминг имели 4 орудия.
Таким образом, на судах было 32 орудия, слабейшие из которых были так же сильны, как и сильнейшие из орудий на берегу; им было противопоставлено 67 орудий, из которых только 2 сравнивались по силе со слабейшими орудиями флота. Тридцать три из орудий конфедератов были не более сорокадвухфунтовых и сверх того у них имелось 10 десятидюймовых мортир.
Если число орудий было не в пользу флота, то возможная сила была на их стороне. Действительная же сила оказалась на стороне фортов, так как они сделали 2229 выстрелов, тогда как с судов выпущено было только 139 снарядов.
Из последних только 24 выстрела не были направлены в форт Самтер, пораженный 55 снарядами; в форт Моультри попало 12, а в Вагнер – 2 снаряда. В семь из девяти судов флота попало по крайней мере 346 снарядов. На «Кеокук» пришлось не менее 90 попадений; на «Уихаукен» – 53, на «Нантакет» – 51, остальные суда были поражены менее. Число снарядов, попавших в «Нью-Айронсайд», не показано в отчетах, но конфедераты утверждают, что на него пришлось 65 попаданий. Если это так, то мы имеем 19% попаданий для стрельбы с фортов и 50% – $1ля стрельбы с флота[163].
Адмирал приказал судам уйти с мест в 5 час. вечера, намереваясь возобновить атаку следующим утром. «Кеокук» удалился первым. Впрочем, суда не считались побежденными до тех пор, пока снова не собрались на своей прежней якорной стоянке за баром. Тогда, как доносил адмирал:
«…ни одно судно не было предоставлено выстрелам неприятеля свыше сорока минут, но даже и в этот короткий период, – как департамент усмотрит из подробных отчетов командиров, – пять броненосцев были совершенно выведены из строя (так как они не могли бы уже пройти заграждения) и лишены также того, что было всего существеннее для нашего успеха, а именно – способности наносить неприятелю вред своими орудиями. Я был убежден, что дальнейшая настойчивость в атаке имела бы своим результатом только потерю большей части броненосного флота и оставление многих судов в гавани с тем, чтобы они попали в руки неприятеля».
В подтверждение справедливости этой оценки положения дела «Кеокук» затонул на якоре на следующее утро.
Как обыкновенно, вся тяжесть неудачи, долженствовавшая лечь на тех, которые предписали адмиралу атаку, имевшую против себя весь опыт прошлого, пала на адмирала, который сделал все лучшее, что от него зависело. Дюпон был заменен адмиралом Дальгреном. Со стороны острова Моррис Джилльмор уже занял остров Фолли, поставив батареи на его северной оконечности для прикрытия подхода к острову Моррис. Дюпон так изложил свой взгляд на настоящие функции судов:
«Конечно, самое большое, что ожидается от кораблей, – это поддержка войск насколько возможно, и ни о каком другом значении их не следует думать».
Так как войска подвигались к северу, то их правый фланг прикрывался судами, тогда как левый фланг неприятеля и всякие укрепления, какие он имел или мог еще построить для задержки движения федералистов, подвергались анфиладному огню броненосцев. Едва ли можно было придумать более верный способ атаки. Самтер нельзя было бы удержать, если бы Моррис был занят федералистами, и батареи Салливана, обстреливаемые теми, которые были на другой стороне пролива, предоставлялись бы возможности быть взятыми во фланг с моря, тогда как заграждения, не обстреливаемые более с обеих сторон, могли бы быть свободно убраны федеральным флотом.
Сила метода атаки была признана. 10 июля Джилльмор открыл огонь со своих батарей против неприятельских, расположенных на южном берегу острова Моррис. Рано утром в тот же день четыре монитора перешли через бар и взяли последние батареи во фланг. Около восьми часов конфедераты начали покидать свои южные укрепления и передвигаться к форту Вагнер. Мониторы последовали за ними вдоль берега, обстреливая песчаные холмы, способные прикрывать войска на их пути. Федеральные войска, прикрываемые судами, пошли за неприятелем. С 9 час. 30 мин. утра до 6 час. пополудни суда обстреливали форт Вагнер с дистанции 1200 ярдов, тогда как Джилльмор подходил к нему, готовясь сделать на него нападение. На ночь флот вышел из сферы обстрела неприятельских орудий. Утром Джилльмор известил Дальгрена, что делал нападение на форт Вагнер, но был отражен. 19 июля суда подошли к последнему на дистанцию 300 ярдов, и под огнем их орудий и батарей Дальгрена укрепления замолчали; но нападение, сделанное войсками и этой ночью, снова было отражено.
Теперь были предприняты деятельные операции против острова Моррис; пока делались приготовления к возобновлению атаки 17 августа, одновременно была сделана диверсия со стороны реки Стоно, весьма схожая с движением Клинтона в 1783 г. Пункт атаки с суши был теперь перенесен к форту Самтер, по которому батареи Джилльмора открыли огонь в вышеупомянутый день. Суда завязали бой с батареями Вагнера и мыса Кумминг на короткой дистанции, а с Самтером – на дальней; ответная стрельба батарей была незначительна. Служба береговых батарей хорошо характеризована рапортом командовавшего конфедератами генерала: «Самтер в развалинах, и все орудия фаса приведены в негодность; осталось только семь других орудий».
Флот начал обстреливать форт Самтер 23 августа с дистанции 800 ярдов, но в ответ ему последовало только шесть выстрелов. 25-го было перемирие для доставления возможности обменяться пленными, но состояние форта Самтер было уже таково, что адмирал полагал возможным пройти мимо его безнаказанно, если заграждения не помешают ему. Ночью 2 сентября он перевел суда в гавань до дистанции 600 ярдов от форта Самтер, а ночью 6-го числа конфедераты очистили остров Моррис. Ночью 8-го федералы сделали попытку штурмовать Самтер со шлюпок, но были отражены, потеряв и шлюпки и большое количество людей.
Самтер долго не был способен к наступательному образу действий, но все еще удерживался конфедератами, и федеральный флот, утвердившись внутри гавани, ограничил свои операции блокадой. Вообще с разрушением форта Самтер прямые операции в сущности прекратились. Для следования плану действий, принятому когда-то Клинтоном, теперь не было достаточной сухопутной силы, и заграждения доказали свою действенность, будучи причиной гибели «Патапсо» 15 января 1864 г. Операции Шермана в тылу города вместе с посильным овладением портом, которого добились федералы, привели к эвакуации Чарльстона 18 февраля 1864 г.[164]
Аналогии между четырьмя атаками, предметом которых был Чарльстон, без сомнения, не абсолютно совершенны. Первая атака была всецело морская – не произвольно, но вследствие неудачи войск в выполнении предначертанного плана. Третья атака была всецело морская – произвольно, по особенной вере в мониторы, которые, надо сказать, сильно отличались от регулярных военных кораблей, если только они не были даже специально приготовлены для того рода службы, в котором они были впервые утилизированы.
Адмирал Дюпон, однако, кажется, приписал свою неудачу не пониманию сущности вещей, а не каким-либо другим причинам, и заботился о том, чтобы дать судам подчиненную роль во всякой будущей атаке. Выяснилось, что, в противоположность радикальным переменам, имевшим место в материальной части, федералы поступили бы умно, приняв за руководство опыт прошлого.
Аналогии между двумя последовательными атаками должны также искаться более в принципе, чем в деталях. Если бы Джилльмор имел в своем распоряжении достаточную сухопутную силу, то он мог бы действовать против Чарльстона так, как сделал это Клинтон. Но тогда, благодаря силе форта Самтер, так же как и батареям Салливана и острова Моррис, флот не мог подойти на пушечный выстрел к самому Чарльстону, чему теперь могли помешать одни только заграждения, поставленные гораздо ближе ко входу в гавань, чем это было в 1780 г. В первом случае было необходимо, чтобы войска оперировали против обороны гавани, и раз эта оборона осилена, то нужда была только достаточная военная сила для движения прямо на Чарльстон. Что кажется ясным отсюда, так это то, что один флот не мог взять Чарльстон, хотя бы даже там и не было большого ряда укреплений.
Выводы, какие могут быть извлечены из сравнения четырех атак Чарльстона, делают их особенно заслуживающими изучения; но не надо думать, что исключения из правила отсутствуют в американских паровых войнах более, чем в парусных прежних войнах. Укрепления, защищавшие вход в Порт-Рояль, были так расположены и такого характера, что их можно было одолеть, и это удалось 14 военным кораблям прежде, чем какой-либо десант был высажен. Главный отряд судов проходил вперед и обратно мимо форта Уокер на южной стороне входа, на дистанции от 500 до 850 ярдов от него, и обстреливал его, пока он не был очищен от неприятеля; и тогда последний оставил также форт на северной стороне – форт Борегард, который едва был атакован. На судах было около 100 орудий и около 23 на южном форте. Укрепления на Гаттерасе, вооруженные 25 орудиями, были также успешно бомбардированы одним только флотом; против 70 орудий, стрелявших по укреплениям, с последних отвечало только 25 орудий на значительной дистанции. Но в этих случаях с флотом были и войска, которые если и не атаковали укреплений, очищенных только орудиями флота, то заняли и потом удерживали их. Мы имели уже тип таких операций в Порто-Белло, и не невозможно, что их успех в значительной мере зависел от особенного характера укреплений и от того, что люди в них были плохо защищены от огня. В междоусобной американской войне мы имеем несколько замечательных случаев прохода судов сквозь огонь орудий мимо фортов и между ними. Эти операции новы для морской силы и были, главным образом, результатом географических условий. Мобиль, Новый Орлеан, Виксбург, если только их уроки не будут опровергнуты впоследствии, должны учить нас, что форты сами по себе имеют мало силы остановить проходящий мимо их флот.
Нападение на флот Фишер и взятие его – одна из последних больших операций с участием федерального флота – должны быть отмечены как дальнейшее подтверждение непрерывности действий правил морской войны при всех материальных изменениях в средствах последней.
Форт Фишер был «главным сторожем» подхода к Уильмингтону со стороны мыса Фир-Ривер. Это было могущественное укрепление, вооруженное приблизительно 75 орудиями. Было предположено атаковать его с моря и с суши при посредстве флота, имевшего 500 орудий, и армии, высаженной в тылу форта. Так как армия запоздала, то первая атака была предпринята при помощи старого средства – судна, нагруженного бочонком со взрывчатым веществом, которое и на этот раз бесполезностью результата подтвердило точность исторических записей. Тогда 24 декабря 1864 г. ужасная армада приступила к бомбардированию. Стрельба с форта прекратилась, и суда были мало повреждены; но когда армия в 3000 человек высадилась на следующий день для кооперирования с судами, то начальствовавший ею генерал объявил, что вчерашнее бомбардирование не ослабило оборонительных сил форта. Третья атака, 13 и 14 января, ограничилась опять только бомбардированием с судов, тогда как войска, теперь уже в количестве 8000 человек, высаживались на берег и приготовлялись к действиям. Последняя атака состоялась 15-го числа при главном участии войск, поддерживаемых стрельбой с флота, и окончилась занятием федералами укреплений. Крепостной гарнизон состоял только из 2300 человек, и, принимая в соображение громадность атаковавших форт сил, мы должны с большим вероятием заключить, что большая часть стрельбы с флота была безрезультатна. 8000 сухопутных войск, поддерживаемых надлежащим образом с моря значительно меньшей морской силой, судя по опытам прошлого, имели бы неменьший успех.
Мы видели в предыдущих главах, что уроки, выводимые из того, чего не было сделано в нападениях на территорию, часто так же ценны, как выводимые из примеров того, что было сделано; и, может быть, одним из самых последних подтверждений этой истины служат действия французского флота в Балтийском море в 1870 г., изобилующие уроками столько же, сколько и прежние операции флотов. Существенная черта положения дела заключается в том, что французский флот имел всецело новую организацию; все материальные перемены нового времени были применены в нем в полной силе и поэтому имели возможность проявиться и в переменах метода морской войны, насколько первые вызывали последние. Оказалось, однако, что они их совсем не вызывали. Все методы, влияния и руководящие причины событий боевой жизни флота 1770 г. оказались действующими в полной силе и в 1870 г. и оставляющими нас в убеждении в том, что нет причин сомневаться в обучающем значении истории по отношению к морской войне даже и после того, как в теории она революционизировалась.
Первоначальной целью французов при посылке в Балтийское море броненосного фрегата под командой Буе Вилльоме была блокада германских портов; но затем предположили посвятить ее нападениям на неприятельскую территорию, тогда как другая эскадра маскировала единственный существовавший тогда германский флот при Вильгельмсгафене, вне Балтийского моря. Здесь мы сразу встречаемся с восстановлением того старого условия, что прежде чем территориальные атаки могут быть предприняты, следует маскировать неприятельский флот, вмешательство которого возможно.
И не только так, но французским правительством было хорошо понято в 1870 г. – как это понималось и в прежние дни, – что один флот бессилен в операциях нападения на территорию и что паровые боевые суда («battle ships»), как и парусные линейные корабли («line of battle ships»), сами по себе не могут вести территориальную атаку. Так что, одновременно с возложением на Буе Вилльоме поручения выйти в Балтийское море с 14 броненосцами, ему сказали также, что Ла Ронсьер де Нури последует за ним с другой эскадрой, состоящей из канонерских лодок, плавучих батарей и транспортов, с армией из 30 000 человек под начальством генерала Бурбаки.
Буе Вилльоме, однако, в своих действиях в Балтийском море не зашел ни разу далее блокады неприятельского флота, подражая этим поведению большей части британских адмиралов, командовавших в былое время эскадрами Северного моря, Канала и Средиземного моря. Против него поднялся во Франции страшный шум со стороны людей, глубоко невежественных в толковании условий его деятельности; но ответ его был совершенно определенным: он не имел ни войск, ни малых судов, ни одного из приспособлений для нападений на территорию; и блокирование хотя и весьма слабого германского флота не было вполне обеспечено. Условия, всегда препятствовавшие территориальным атакам с моря, преобладали здесь, и они и теперь были найдены имеющими такой же вес, какой практика дела придала им в былые дни. Французский народ ошибочно полагал, что пар и нарезные длинные орудия изменили все дело… В действительности же оказалось, что они ничего не изменили – в этом все и объяснение.
Когда Буе Вилльоме отплыл от Шербура 24 июля, он взял с собой 6 боевых судов и 1 посыльное судно. С этими силами он мог и предполагал сделать только одно – это наблюдать за германской эскадрой. Но скоро до него дошли приказания пройти в Балтийское море, что он и исполнил.
Он обследовал берега, намечая наиболее удобные пункты атаки для сухопутных сил и малых судов, которых все еще ожидал. Он сделал бухту Киоге своей базой, где и приводил суда в порядок, когда получил сообщение от правительства от 7 августа, из которого заключил, что ни одного из необходимых флоту пособий для нападений на территорию прислано к нему не будет и что «главной задачей деятельности эскадры признана строжайшая блокада коммерческих портов».
После этого Буе Вилльоме обследовал опять Киль и другие части побережья и затем, получив одну депешу от своего правительства, отзывавшую его назад во Францию, и другую, предписывавшую ему остаться в Балтийском море, он возвратился в бухту Киоге и назначил комитет для обсуждения и донесения ему о том, что была в состоянии сделать его эскадра в операциях нападений на территорию.
«12 августа комитет собрался на „Сурвейлант“ и в тот же вечер составил свое донесение.
Вот подлинная характеристика комитета наиважнейших мест прусского побережья и мнения его о военных операциях, которые могут быть предприняты:
То же самое следует сказать и о всем побережье. Так:
Заключение. Кольберг и Данциг одни только могут быть атакованы, но с таким малым результатом, впечатление которого может лишить нашу эскадру престижа ее силы. Для того чтобы операции удовлетворили цели, требуются специальные суда и надежда вынудить неприятеля собрать свои войска на этой части побережья. Последнее недостижимо за неимением при нашей эскадре сухопутной силы для высадки ее на берег».
Мы, таким образом, видим, что все, доступное этому современному паровому флоту, настоящей функцией которого было удержание обладания морем, а не нападение на территорию, – было в точности то же самое, что было доступно парусному флоту линейных кораблей в тех же водах сто или двести лет тому назад. Снаряды, которыми паровой флот мог обстреливать Кольберг и Данциг, были более прежних и разрывные; дальность их полета была больше; бомбардирование могло иметь место с большей дистанции… Но, тем не менее, все за и против были и теперь таковы, как и в старину, и атака требовала обеспеченного обладания морем. Доказательство этому не заставило себя долго ждать.
Оставалось, следовательно, остановиться только на Кольберге. Вице-адмирал Буе приготовился к серьезной демонстрации против этого города, как вдруг он получил в ночь на 13 августа депешу, которая извещала его, что прусский флот оставил Ядэ и прошел к Ютландскому берегу для следования в Балтику. Это могло быть справедливо, так как было возможно, что принц Адальберт мог узнать об уходе адмирала Фуришона из Шербура и оставил Ядэ для попытки защитить Киль, нападение на который он считал возможным. Ввиду этого случая командующий эскадрой не медлил ни мгновения: он поспешно собрал свои суда и последовал к Большому Бельту для воспрепятствования прохода через него неприятельским судам и для предложения им сражения.
Нападение на Кольберг было, таким образом, отсрочено угрозой слабейшей силы совершенно так же, как много лет назад Ньюпорт был спасен угрозой слабейшей силы адмирала Гова. Может быть, это не было следствием опасения того, что может сделать или пытаться сделать слабейшая сила непосредственно. Это было просто следствием того факта, что невозможно, чтобы начальник эскадры, операции которой основаны на обладании морем, мог позволить нарушение бесспорности этого обладания появлением флота неприятеля, не вступив с ним в сражение.
Вскоре, однако, оказалось, что вышеупомянутое известие о прусском флоте было ложно, и снова начались приготовления к нападению на Кольберг. Но когда эскадра французов была уже в 80 милях от последнего, шторм заставил все суда собраться в бухте Киоге, а там Буе Вилльоме получил достоверные известия о снятии французской эскадрой блокады с Ядэ. Кольберг был еще раз спасен; адмирал счел себя обязанным отказаться от нападения на него и сделать все необходимое для защиты Большого Бельта.
Мы, следовательно, видим, что при позднейших условиях, так же как и при прежних, даже такая простая операция, как бомбардирование порта с дальней дистанции чисто с карательной или разрушительной целью, не может быть предпринята, если только предварительно не маскировано возможное вмешательство с моря неприятельских сил.
Как бы в заключение моих доказательств и для подтверждения их неоспоримости является жестокое поражение итальянского флота австрийцами у острова Лиссы в 1866 г., о чем мы уже упоминали. Здесь итальянцами были попраны все законы, которые история вырабатывала так долго. Морская сила австрийцев, стоявшая в Поле и считавшаяся итальянцами слабее их флота, оставлена была без наблюдения хотя бы одним лишь крейсером. Персано отправился бомбардировать форты Лиссы, не имея никакого понятия о том, каковы могли быть действия австрийцев. Он поступил прямо против исторических уроков, сделав бомбардирование главной и первой операцией при нападении своем на остров Лиссу, вместо того чтобы сначала высадить на берег войска и подчинить их действиям флота, как вспомогательные. Он израсходовал почти все свои боевые заряды и 20 июля был на половине дороги в деле высадки войск, когда «Эксплорэйтор» – единственное судно, на которое он возложил разведочную службу, – дало сигнал около восьми часов утра следующего дня, что показался неприятель. Последний был уже так близок, что в половине третьего Тегетофф поднял свой знаменитый сигнал об атаке и потоплении неприятеля, который, благодаря своему ошибочному образу действий, был совершенно не приготовлен встретить нападение и потерпел поражение, в сущности, сам на него напросившись.
Я думаю, таким образом, что изложенные главы оставляют нас при выводе, что некоторые условия – обладание морем, достаточно и хорошо руководимые береговые силы, высадка их на берег или вне сферы огня враждебных батарей, или тогда, когда последние вынуждены хотя временно умолкнуть, надлежащие приспособления и малые суда – были необходимы для обеспечения успеха территориальных атак с моря и что, по крайней мере, до последнего времени, нет ничего, что показывало бы, что давно установленные историей морских войн законы каким-либо образом изменились.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |