"Тела в Бедламе" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)Глава 15Внезапно я пожалел, что отдал мальчишке-газетчику лишние девяносто центов, они мне и самому могли пригодиться. Фотография на первой полосе газеты лишила меня даже эфемерной надежды на получение обещанных Гарви Мэйсом пяти тысяч. Но, перестав думать о Мэйсе, я быстро забыл и об этом долларе. Сейчас мне следовало беспокоиться о собственной жизни. Я не мел никакого отношения к газетной фотографии, но догадывался, что Мэйса трудно будет в этом убедить. Цензура затемнила местами фотографию картины, чтобы не подняли отчаянный хай всякие там общества старых дев и голубых и чтобы на улицах не орали в неистовстве мальчишки-газетчики. Однако слишком много было оставлено, чтобы вызвать протесты таких объединений. Даже снятая в полутонах звезда «Магны» Вандра Прайс была узнаваема. Я не стал тратить время на чтение хроники, а врубил скорость и помчался на Гувер-стрит, всю дорогу кипя от ярости. Добравшись до отеля «Джорджиан», я стремительно взбежал по ступеням на второй этаж, подскочил к номеру 225 и забарабанил в дверь, тоскливо прикидывая, куда, к черту, делась Холли Уилсон. — Это Шелл, Холли. Я хотел сказать Амелия. Впусти меня. Она сразу открыла дверь и опалила меня своими горящими фиалковыми глазами: — Шелл, где ты пропадал? — Я пропадал? Где, к черту, была ты? Я звонил несколько минут назад, и никто не ответил. Она было нахмурилась, но тут же сверкнула ослепительной белозубой улыбкой: — Ты беспокоился, Шелл? Из-за меня? Она подвела меня к стулу, а сама уселась на постели, подобрав под себя ноги. — Еще как, черт побери, беспокоился. Громилы Мэйса могли найти тебя. — Я поколебался и добавил: — Или ты могла сбежать. Ее обольстительные губы опять сложились в улыбку. — Я принимала ванну. Видишь ли, это не самый шикарный отель в Лос-Анджелесе. И ванная комната здесь далеко — в другом конце коридора. Я только что вернулась оттуда. — Ее улыбка стала еще шире. И лишь тогда я обратил внимание, что она полуодета. Она была в узеньком голубом пеньюаре из тонкой ткани, который слишком плотно обтягивал тело. Конечно, он хорошо на ней смотрелся, хотя был явно маловат. И все же он так облегал ее полные пышные формы, что лучше некуда. — Откуда пеньюарчик? Ты выходила из отеля? — Нет, я попросила коридорного, который приносит мне еду, сбегать в магазин. Он запутался в размерах, потому пеньюар и тесноват. Она поджала губы, пристально разглядывая меня с минуту, потом спросила: — Что тебя привело сюда? Интересуешься, восстановила ли я силы? — Уф… Я наводил справки по делу Брэйна. В итоге у меня возникла куча обрывочных, пока еще бессвязных мыслей. Я надеюсь, ты мне поможешь разобраться хотя бы с некоторыми из них. — Если смогу. Ты же знаешь, как я жажду, чтобы все это оказалось позади. — Разумеется, Холли. Ты мне рассказывала, что, когда во вторник ты сбежала с вечеринки, Мэйс узнал тебя и окликнул. Я в курсе, что ты завернулась в плащ Брэйна, но бросила там маску, так что убегала с открытым лицом. Как Мэйс узнал тебя? Ты не говорила мне, что была знакома с ним раньше. — Да, я знакома с ним. — Неподходящая компания. — Дело не в этом. Мы никогда не были друзьями. Я случайно встретилась с ним в мастерской у Брэйна. — У Брэйна? Я надеялся, что Холли не солгала. Мне не хотелось бы, чтобы она оказалась замешанной в этой передряге. Уж очень она была красива, и я еще не забыл о прикосновении ее губ к моим. Но в то же время было немало странных моментов, которые беспокоили меня. И я помнил утверждения Мэйса, будто она убийца и шантажистка. Не то чтобы я очень прислушивался ко всему, что болтал Мэйс, но все же. Во время нашего разговора Холли сидела на постели, придерживая рукой тонкий пеньюар, однако я уже упоминал, что он был слишком тесен для этой пышнотелой женщины. И мне было нелегко сосредоточиться на беседе. — Так что там было в мастерской Брэйна? Как все случилось? Холли приподнялась на постели, полы пеньюара разошлись, и она попыталась ухватить их; ей это не удалось, но она снова стала ловить их и наконец запахнулась. Я чуть не послал к черту все мои идиотские вопросы. Но тут она старательно натянула пеньюар на колени и заговорила: — Я же тебе рассказывала, забыл, что ли? Брэйн заставил меня позировать обнаженной. Я кивнул, чувствуя, как стекленеют мои глаза. — Ну, однажды пришел Мэйс. Просто ввалился, и все. Ты же его знаешь. — Ага. Он не стал бы стучать, а снес бы дверь. — Короче, он вломился. Я схватила пальто и накинула на себя. Брэйн нас познакомил. — Брэйн знал Мэйса? — Не близко, я думаю. Через Вандру. — Вандру Прайс? В мастерской Брэйна, похоже, собирался весь актерский клан. Я спросил: — А Вандра тут с какого боку? — Она позировала Брэйну. Он был подонком, Шелл, но и отличным художником. Одним из лучших в Калифорнии, я полагаю. — Ясно. Вандра тоже была обнаженной натурой? Она покачала головой: — Нет. Свое изображение она собиралась подарить своему любимому Мэйсу. Знаешь, они ведь очень близки. Это был ее портрет. Мэйс пришел тогда в мастерскую за Вандрой. Я вздохнул, откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. — Вот как? Значит, она позировала для портрета примерно в то же время, что и ты? — Верно. Я опять вздохнул, ругнувшись про себя. Как я не догадался? Видно, меня слишком часто били по голове в последние два дня. Я спросил свой мозг: «Куда ты, к черту, подевался?» А вслух сказал: — Холли, сделай мне одолжение: сними пеньюарчик. Она даже задохнулась, но, похоже, не рассердилась: — Что? Снять пеньюар? Она уже лежала, вытянувшись на боку, облокотившись на правую руку и придерживая левой пеньюар. Выглядела она потрясающе. — Уф. Снимай, но лежи как лежишь. Она улыбнулась: — Что это, Шелл? Изнасилование? — Бизнес. Она издала гортанный смешок: — Вот так бизнес! Я думала, ты частный сыщик. — Она слегка нахмурилась. — Мой Бог, когда на съемках вокруг болтается сто человек, обнажаешься — и ничего. Но здесь, только при тебе… — Она не закончила фразу и стянула пеньюар с плеч. Я едва не прокусил себе щеку. Она выпростала белые руки из рукавов и скинула пеньюар. — Как я тебе нравлюсь, Шелл? — еле слышно спросила она. Она была в том же положении, что и на картине: обнаженная, опирающаяся на локоть. Я видел белые полоски там, где она припудрила кожу, и мне даже почудился запах пудры. Ответил я ей каким-то слабым писком. Потом кивнул и снова пропищал: — О'кей, д-достаточно. Она потянулась за пеньюаром, но не надела его, а просто накинула. — Именно так ты и позировала Брэйну? В этой самой позе? Она слегка сдвинула брови: — Гм, да. А что? — Сейчас вернусь. — Я побежал к двери. — Что? — взвизгнула она. — Ты уходишь? — Только на минутку, Холли. Подожди. Через минуту вернусь. Я скатился вниз по ступенькам, помчался к машине и схватил газету, купленную в Голливуде. Кое-что начало проясняться, и некоторые непонятные мне ранее вещи уже не ставили в тупик. Пока еще многое сбивало с толку, но каждая мелочь могла продвинуть расследование. Вернувшись в номер, я сложил газету так, чтобы не было видно головы на фотографии, и показал ее Холли. — Она? — спросил я. — Ты позировала для этой картины? При виде газеты у нее отвалилась челюсть. Она забыла о пеньюаре, которым была накрыта, и он сполз на пол, когда она вскочила и выхватила газету из моей руки. Это зрелище надо было видеть. Наконец она выдохнула: — Конечно это я! Господи, что за… — Ее взгляд упал на лицо Вандры Прайс, соединенное с ее собственным сладострастным телом, и она фыркнула: — А это что такое? — Придумка Брэйна. Поэтому он и заставил тебя позировать ему обнаженной. По всей видимости, Вандра заказала ему портрет, и ему пришла в голову блестящая идея, достойная такого подонка, как он. Он решил приставить голову Вандры к чьему-нибудь голому телу и подцепить ее таким образом на крючок. Вот тут-то ты и пригодилась. Он уже шантажировал тебя, и ты не могла ему отказать. А его устроила бы не профессиональная натурщица, а женщина, которая держала бы язык за зубами. Вот как все выглядит, и ты просто должна была молчать о… — Я умолк и взмолился: — Ради Бога, оденься! Она вспыхнула, повернулась ко мне спиной и поспешно натянула пеньюар. Опустившись на краешек кровати и покачав головой, она воскликнула: — Будь я проклята! — Вот-вот. Похоже, у Брэйна не было никакого компромата на Вандру, и он придумал, как его получить. Она была подходящей жертвой: делала стремительную карьеру и начала зарабатывать приличные деньги. И Брэйн провернул дельце. Вандра не стала бы позировать ему обнаженной, и он пошел на фальшивку. Вот и результат. — Я показал на газету. — Это фотография картины из мастерской Брэйна. Во всяком случае, я думаю, что она все еще там. Держу пари, что Вандра или уже платила, чтобы заполучить картину, или вскоре начала бы платить. Я замолчал, прокручивая эту мысль в голове. Холли взглянула на меня и заговорила: — Может… — Ага, — прервал ее я. — Все может быть. Тут много всего намешано. Она была на вечеринке. Золотце, кроме тебя, многие из гостей на вечеринке были вне себя, когда убили Брэйна. Она содрогнулась: — Но я нашла его, Шелл. Я… я почти наступила на него. — Ее красивое лицо исказилось от отвращения. — Я была в ужасе. — Разумеется, детка. Расслабься. Все образуется. Это были просто слова — я сам не понимал, что говорю. Она часто заморгала густыми ресницами, обрамляющими большие мечтательные глаза, и сказала: — Спасибо, Шелл. — Еще одно, Холли. — Да? — Ты говорила, что не знаешь, почему Мэйс приехал к тебе домой на следующее утро после того, как засек тебя на вечеринке, и преследовал тебя до центра города. — Верно. Я и сейчас не знаю. — Рассмотрим происшедшее с другой стороны. Брэйн закончил фальшивое «ню» Вандры — девушки Мэйса, не будем об этом забывать, и, возможно, уже приступил к вымогательству. Он мог угрожать, что выставит картину в витрине своей мастерской. Вандра, естественно, знала, что на картине изображено не ее тело, но это ее не спасло бы. То же самое можно сказать и о Мэйсе, если он видел картину. Далее. В ночь убийства Мэйс ожидал снаружи Вандру. Он видел, как ты убежала оттуда, даже не остановившись, когда он тебя окликнул. Потом он узнал, что Брэйн мертв. Он парень сообразительный. К тому же накануне он застал тебя в мастерской позирующей обнаженной для картины. Мэйс мог сложить два и два и сделать единственно правильный вывод, что на картине изображено твое тело. Однако он мог пойти дальше и решить, что ты была заодно с Брэйном в шантаже. Это вполне логично. По крайней мере, объясняет, почему на следующее утро он не поленился отыскать твой адрес и поехать к тебе домой. С минуту я колебался, потом продолжил: — Знаешь, Мэйс не только считает тебя сообщницей Брэйна в шантаже, но и думает, что его прихлопнула ты. Она нахмурилась и яростно возразила: — Это же глупо! — Вздохнув, она добавила: — Но логично. — Не волнуйся, я не думаю так, как Мэйс. На какое-то время воцарилось молчание — мы оба размышляли. Надевая пеньюар, Холли уронила газету на пол. Я поднял ее, сел на стул и впервые прочитал хронику. Имя Вандры не упоминалось вовсе, зато репортер обыграл обнаружение картины в мастерской как шаг в расследовании убийства Брэйна. Но даже без имен хлопот не оберешься. И, судя по всему, меня ожидал отнюдь не рай. До сих пор я видел две картинки, которые Брэйн использовал для шантажа. Одна — глянцевый снимок Конни восемь на десять; вторая — картина с головой Вандры Прайс и телом Холли. Этот Брэйн — многосторонняя личность. Времени у меня не было, да и не хватило наглости потребовать фотографию у Барбары Фон. Однако Холли упоминала о копии фотографии, которой ее шантажировал Брэйн. Я хотел ее видеть. И дело вовсе не в том, о чем вы наверняка подумали. — Холли, — сказал я, — ну-ка оденься. — Тебя волнует мой вид? — Еще как. Но нам предстоит слетать кое-куда, и ты не можешь ехать в таком виде. — В царство Любви? — Гм. К тебе домой. — Ну ты и чудак. То велишь мне раздеться, то одеться. Сам не знаешь, чего хочешь? Я ухмыльнулся. — Я-то знаю, чего хочу. Но сейчас мне нужно видеть ту фотографию, что тебе прислал Брэйн. Она ведь у тебя дома? — Да. И поэтому мы отправимся ко мне? — Угу. Я на миг задумался. Холли я привез в этот отель именно для того, чтобы она и близко не подходила к своему дому, где она могла попасть в руки громил Мэйса. И мне очень не хотелось везти ее домой из опасения, что за ее домом следят. — Послушай, Холли. Я хочу взглянуть на ту фотографию, но тебе, пожалуй, лучше подождать здесь. Дома тебя могут ожидать неприятности. — Я поеду с тобой, — решительно заявила она. — Сам ты никогда не найдешь ту фотографию. Я ее заперла и спрятала ключ. К тому же мне чертовски надоело в этой конуре. Я покачал головой. — Это может быть опасно, Холли. Зачем тебе лишние неприятности? — Все равно я не скажу тебе, где фотография. Да ты ее и не найдешь без меня. Я еду с тобой. Она не шутила. Вообще-то, если Мэйс выставлял своих громил у дома Холли, их, скорее всего, уже там не было. Если кого они и искали сейчас, так это меня. — Мне это совсем не нравится, — помрачнел я. Она улыбнулась: — Ничего, понравится. Который час? Я взглянул на свои часы: — Шесть. А что? Ее чудесные губы искривились в лукавой усмешке. — Если ты опасаешься, что кто-то нас заметит, может, лучше подождать немного? Пока не стемнеет? — Пока, — в горле у меня опять пересохло, — не стемнеет? — Угу. Меньше шансов, что нас увидят. Через пару часов уже будет темно. — Она помолчала, глядя на меня — сквозь полуприкрытые веки. Потом похлопала ладонью до постели рядом с собой. — Иди сюда, Шелл. — Пожалуй, не стоит. — О, глупенький. Я же тебя не укушу. Неужели ты мне не доверяешь? — Доверяю, конечно. — Я не собираюсь перерезать тебе горло. Я сглотнул. — О'кей, но… — Я не договорил, подошел к кровати и сел рядом с ней. — Может, рискнуть? — Фью! — присвистнула она. Я ее разочаровал — Я имею в виду другое. Явимся в твой дом средь бела дня. Эффект внезапности, а? — Нет, Шелл. Ты был очень мил и помог мне. И продолжаешь возиться со мной. Но ты ведешь себя странно Скажи честно, ты же не думаешь, что я имею какое-то отношение к… к тому… что случилось с Брэйном? Я ответил не задумываясь: — Конечно, не думаю. — Спасибо. — Голос ее был похож на мягкий, нежный шелест. Она протянула руку, словно собиралась потрепать меня по щеке. Но вдруг опомнилась и потуже запахнула свой пеньюар Однако было уже поздно. Она заговорила опять, на этот раз чуть осипшим голосом: — Поцелуй меня, Шелл. Поцелуй меня еще раз. Поцелуй так, как будто этого ужаса и не было. Я наклонился к ней и, не дотрагиваясь руками, прижался своими губами к ее губам. Это совсем не походило на поцелуй Констанцы. Губы Холли были прохладными, мягкими, бархатистыми. Наш поцелуй растянулся на целую вечность. Потом ее руки обвились вокруг моей шеи, и я прижал ее к себе. И этот поцелуй отнюдь не был прощальным. |
||
|