Фрадкин БорисМагнитная опасность

Борис Захарович Фрадкин

МАГНИТНАЯ ОПАСНОСТЬ

По дороге с завода домой Виктор Парамонович решил забежать в политехнический институт, чтобы договориться с Городиловым насчет преферанса, сообразить пульку по маленькой. Несмотря на свою полноту, он довольно бойко взбежал на четвертый этаж, миновал длинный коридор.

На дверях лаборатории, механиком которой работал Городилов, светилось красное табло: "Не входить! Опасно!"

Виктор Парамонович снисходительно пожал плечами. Ему не верилось, чтобы в стенах этого здания могло создаваться что-то путное, тем более в лаборатории с очень туманным названием "Магнитная проницаемость". Поэтому он решительно взялся за ручку двери, с тою же пренебрежительной снисходительностью отметив, что предупреждение на табло не вяжется с халатным отношением к двери.

Он оказался перед установкой, которой прежде на этом месте не было. Она походила на заводской пресс с поднятым пуансоном. Где-то в другом конце зала слышались голоса, гудели электрические машины. Виктор Парамонович постоял, надеясь, что на него обратят внимание. Не дождавшись, он просунул голову между тем, что напоминало ему пуансон и матрицу пресса.

- Го-о-ро-ди-лов! - позвал он негромко.

Голоса мгновенно смолкли. Первым к нему подскочил заведующий кафедрой, по внешности кавказец.

- Кто впустил? - заорал он на Виктора Парамоновича. - На тот свет не терпится?

- Куда же вы голову сунули? - трагическим шепотом, от которого у Виктора Парамоновича мурашки побежали по спине, проговорила полная женщина в синем халате. - Тут же полторы тысячи тесла!

Виктор Парамонович, не имевший ни малейшего понятия о "теслах", попятился. Четырехзначное число произвело на него, экономиста со средним техническим образованием, ошеломляющее впечатление.

Постепенно вокруг него сомкнулось кольцо людей в белых и синих халатах. Они все охали, разводили руками и всячески поносили Городилова, ответственного за закрытие дверей.

В это время появился и сам Городилов. В каждой руке его было по две бутылки кефира, но тем не менее, извернувшись, он умудрился повернуть за собой ключ в замке дверей.

- Вот, - радушно улыбаясь, пояснил он всем, - жена наказала. Сегодняшний, свеженький.

- Выгоню!!! - загремел заведующий кафедрой. - Распустились!!!

Тут и все остальные набросились на Городилова. О каком уж преферансе могла сейчас идти речь? Пользуясь тем, что всеобщее внимание перенесено на его карточного партнера, Виктор Парамонович выскользнул в коридор.

И почувствовал легкое головокружение. С минуту он постоял, давая себе успокоиться. Вот до чего же взвинтили человека своими дурацкими тесла! Ну, уж теперь он сюда ни ногой.

Неприятности начались в троллейбусе. Какая-то девица уступила ему место. Несколько шокированный (ему все-таки было почти десять лет до пенсии), Виктор Парамонович тем не менее поспешил устроиться на освободившемся сидении. Это удалось ему с некоторым трудом, поскольку рядом оказалась весьма полнотелая дама.

"Ну и туша, упаси господи! - участливо подумал Виктор Парамонович о своей соседке. - Досталось же кому-то такое сокровище".

- Что-о-о?! - поворачивая к нему побагровевшее лицо с тройным подбородком, грозно протянула дама. - Что вы сказали? Я - туша? Ах ты хам этакий! Да ты сам г.... вонючее, недоносок паршивый! Да ты...

На Виктора Парамоновича словно кипятком плеснули. Он плохо помнил, как выбрался из троллейбуса, сопровождаемый проклятиями дамы и дружным хохотом пассажиров. Стоя на дрожащих ногах и вытирая обильно выступивший на лице пот, он слезно вопрошал себя: "Ну как же я мог? Ну как же я так забылся?"

Трудно было сыскать более мирное и безобидное существо, нежели Виктор Парамонович. За всю свою жизнь он и мухе зла не причинил, никогда ни с кем не ссорилсяни с женой, ни с соседями, ни с сослуживцами. Любой мог найти, у него сочувствие и рубль-два до получки.

Домой Виктор Парамонович добрался пешком, не рискуя более попасть еще в одно неловкое положение. Настроение его было испорчено. Уже подымаясь по лестнице, он уловил тошнотворный запах жарившейся рыбы.

- Опять моя лахудра жарит треску, - мысленно возмутился он, открывая двери квартиры. - Чтоб ей треснуть вместе с этой треской.

Тут он в сердцах (но опять же мысленно!) присовокупил кое-что такое, чего (упаси господи!) никогда бы не позволил себе произнести вслух.

Из кухни выглянула жена. На рыхлом лице ее было такое выражение, будто вместо мужа в квартиру вполз гигантский осьминог.

- Ви-тень-ка-а-а!!! - простонала она, - да как же у тебя язык повернулся произнести такую гадость? Сколько лет с тобой прожили и ничего подобного я от тебя не слышала. Да как же ты мог, как ты посмел? И ты же всегда хвалил мою жареную треску. Ах, Витя, Витя...

И она, закрыв лицо клеенчатым фартуком, залилась слезами.

Виктор Парамонович, потрясенный до самых пяток, остался стоять каменным идолом. Он тщетно пытался осмыслить случившееся, но в голове его образовалась сплошная пустота.

Объяснение с женой было сумбурным, но, слава богу, закончилось примирением.

На другой день, плохо выспавшийся после минувших передряг, Виктор Парамонович понес на подпись начальнику отдела составленные им сводки по отгрузке готовой продукции завода.

Почтительно наблюдая, как начальник, не читая, подписывает бумагу за бумагой, Виктор Парамонович не удержался, чтобы мысленно не злопыхнуть: "Что ни подсунь, все подмахнет. А вникать - усилий жалко. Как же, перетрудиться можно!"

- Вы в этом уверены?

Начальник откинулся в кресле и холодно, не без удивления, блеснул стеклышками своих огромных очков на самого покладистого сотрудника отдела.

- В-в-в че-чем, извините, именно? - заранее холодея, прозаикался Виктор Парамонович.

- Да вот насчет того, что я усилия экономлю и перетрудиться боюсь? Что ни дай, все подмахну? Так, значит?

Пол покачнулся под ногами Виктора Парамоновича. Ах, если бы он мог провалиться сквозь землю, раствориться, исчезнуть в пространстве! Столько лет безупречной службы... Не только на собраниях, он и на перекурах не позволял себе вольных суждений о начальстве. А тут... Да еще прямо в глаза!

Человек достаточно начитанный, имеющий к тому же среднее техническое образование, Виктор Парамонович начал догадываться, какая напасть свалилась на его голову: окружающие каким-то образом стали слышать, о чем он думает. Конечно, в юности ему доводилось читать научнофантастические произведения, в которых некто находил способ подслушивать мысли окружающих. О, это было весьма забавно и заманчиво! Но вот когда слушают твои собственные мысли... это уже трагедия.

Следовало что-то немедленно предпринять. Первое, что пришло ему на ум, - обратиться к невропатологу. Бог знает, может, медики ему предложат несложную операцию на мозгу. Как это ни ужасно, но он готов решиться и на операцию.

Попасть к невропатологу оказалось не так-то просто. Пришлось выстоять приличную очередь. И пока Виктор Парамонович стоял в очереди, раздражение его вызвало критический образ мыслей. Досталось всем - и администрации поликлиники, и невропатологу, который часами возится с каждым пациентом, хотя каждому здравомыслящему человеку видно, что прут к невропатологу в основном здоровые люди.

- Это вы злословили в коридоре? - спросил врач, усаживая Виктора Парамоновича на стул. - Так вы утверждаете, что ко мне прут вполне здоровые люди?

Выразительно взглянув на Виктора Парамоновича, невропатолог так огрел его молоточком по колену, что у того в глазах потемнело.

А помочь в беде, к мрачному удовлетворению Виктора Парамоновича, невропатолог оказался совершенно бессилен.

Недуг, между тем, прогрессировал.

В обеденный перерыв, в столовой, Виктор Парамонович, принявшись за жареную баранину, взгрустнул по рюмочке водки, которая оказалась бы так кстати. Вспомнил, что в его холодильнике стоит едва початая бутылочка "Столичной". И мысленно вробразил ее здесь, на столе перед собой.

И поперхнулся, услышав, как дружно ахнули обедавшие за одним столом с ним бухгалтер Носкова, статистик Феня и старший технолог Боков.

Носкова, худая, рослая и плоская женщина, являлась председателем общества трезвости. Она отложила вилку в сторону, молча поднялась на ноги.

- Сейчас же передайте мне бутылку, - сухо произнесла она.

Но как можно было передать ей то, что существовало только в воображении Виктора Парамоновича? Да, это было положеньице... Притих весь зал. Вокруг столика, за которым сидел Виктор Парамонович, собралась толпа любопытствующих.

А потом было обсуждение на профсоюзном собрании, выговор от начальства, сочувствие сотрудников, охи жены...

В тот же день, возвращаясь с завода широким проспектом, Виктор Парамонович невольно залюбовался стройненькой блондинкой, обогнавшей его. Игривое воображение Виктора Парамоновича, плененное формами девушки, освободило ее от одежды под алыми лучами заходящего солнца. Дружный гогот парней позадю заставил его шарахнуться в сторону. Послышались удивленные возгласы: "Что за черт, куда все подевалось? Братцы, своими глазами видел - в чем мать родила! Вы смотрите, что делается. Прямо мираж!"

Так легко было сойти с ума. Виктор Парамонович выбрал уединенную скамейку и там, схватившись за голову, съежившись, полный отчаяния, сидел, пока не стемнело.

* * *

Чаша терпения переполнилась ночью, когда его разбудили вопли жены.

- Что? Что такое? - ничего не соображая спросонку, он сел в постели. - Что случилось?

- Умоляю, оставь его в покое! - жена вцепилась в Виктора Парамоновича. - Ну зачем ты его так, Витеныка? Не нужно, прошу тебя!

Фу ты, напасть какая! Ведь во сне он действительно преследовал обезумевшего от страха Олуева, своего начальника, того самого, которому посмел надерзить мысленно, а получилось вроде вслух. Он гонялся за ним по безлюдным коридорам заводоуправления, все пытаясь набросить на его голову огромный черный плащ из загрубевшей хрустящей материи (такие плащи носили еще в юности Виктора Парамоновича). Виктору Парамоновичу и самому было страшно от своего намерения, но в то же время он испытывал безмерное злорадство при виде того ужаса, который он внушал Олуеву. И вот когда начальник уже был настигнут, обернувшись, он вдруг заголосил голосом жены Виктора Парамоновича.

А если бы Виктору Парамоновичу приснилось что-нибудь сугубо интимное, что-нибудь такое, чего жене и видеть совсем ни к чему? Тогда ведь будет уже не скандал, а варфоломеевская ночь. Ему ли не знать нрав своей ревнивой супруги!

Снова заснуть в эту ночь Виктору Парамоновичу не довелось. В дверь квартиры забарабанили так, как это бывает, когда верхние жильцы затапливают нижних.

Жена, открыв двери, позвала:

- Витя, выйди скорее! Тут тебя просят.

На лестничной площадке стояли полуодетые, полузаспанные и страшно разгневанные соседи.

- Что это вы себе позволяете? - закричали они, перебивая друг друга. - Кто это позволил вам проникать по ночам в чужие квартиры и устраивать там погони? Вы что, не нашли другого места для своего сведения счетов? Безобразие! Мы будем жаловаться в милицию!

Потрясенный Виктор Парамонович поспешно захлопнул двери и, пошатываясь, удалился в ванную комнату. Там, закрывшись, сидя на краю ванны, он принялся разъяренно лупить себя кулаками по макушке, по затылку, по лбу.

- Ну, хватит же, хватит! - слезно молил он. - Я больше не могу! Чтоб тебе лопнуть, проклятая! Уродина паршивая! Кочан капусты!

Наверное, он набил бы себе шишек, если бы его внезапно не осенило. Он вспомнил о тех таинственных тысячах тесла, которые так устрашающе прозвучали из уст женщины в синем халате. Как же он мог забыть! Вот же откуда все напасти. Да, да, наверняка так оно и есть - во всем виноват тот аппарат, похожий на пресс из кузнечного цеха.

Он не пошел на работу, впервые в жизни решившись на прогул. Он отправился в политехнический институт с великой надеждой на исцеление. Теперь это семиэтажное здание вызвало в нем благоговейный трепет.

С робостью потоптался он перед знакомой ему дверью, но войти не решился, хотя табло было погашено, а дверь приоткрыта. Он предпочел вызвать Городилова через снующих туда и обратно студентов, увлек его в самый темный закоулок и там поведал о своей беде.

- А что, - сразу поверил ему Городилов, - вполне возможно. Ты ведь не знаешь, какие мировые проблемы решает наш "док". Видал тот аппарат? В нем образуется такое плотное магнитное поле, что руку в него не просунешь.

- А как же я голову просунул?

- Н-ну, видать, он еще не прогрелся. А у меня, брат, тоже забавная история с этой машиной получилась. Забыл, понимаешь, перед работой снять часы и сунул руку под это самое поле, - явно противореча себе, сказал Городилов. - Так ты только представь: вместо того, чтобы встать намертво, они прямо как бешеные понеслись вперед - за час сутки наматывали.

- Ну при чем тут твои часы? - в отчаянии простонал Виктор Парамонович. - Я ему про Фому, а он мне про Ерему. Голова у меня спятила, понимаешь, голова. Чтоб ее разорвало!

- Ты прежде выслушай до конца, - назидательно и терпеливо продолжал Городилов. - По всем законам физики, побывав в магнитном поле, часы обязаны остановиться. Это тебе любой часовой мастер подтвердит. Чуешь? А они наоборот. А? Я нарочно все мастерские в городе обошел. Дудки! Мастера только руками разводят, а усмирить часики никто не берется. Ни-кто! Хоть выбрасывай часы. Вот тогда, - Городилов понизил голос и воровато оглянулся по сторонам. Виктор Парамонович тоже невольно оглянулся, - тогда я и рискнул, как принято говорить в народе, клин вышибить клином. А? Соображаешь? В общем, сунул я часы снова в этот аппарат.

- Ну и?.. - весь напрягшись, Виктор Парамонович вцепился в Городилова.

Вместо ответа тот правой рукой сдвинул рукав халата на левой и торжественно повернул часы к свету.

- Идут?! - всем нутром выдохнул Виктор Парамонович.

- Из секунды в секунду. Раньше о такой точности я мечтать не смел. Конечно, с "доком" о таких вещах лучше и не заговаривать. Так что, если настаиваешь, можем рискнуть самостоятельно. Ты как?

Виктор Парамонович смог только утвердительно мотнуть головой, речь ему от волнения не подчинялась.

- Тогда сделаем так: ты до часу дня где-нибудь поболтайся. А с часу дня у нас обед, все в столовую сматываются. Вот тут мы с тобой и поэкспериментируем. Договорились? Тогда давай топай.

Это был счастливейший день в жизни Виктора Парамоновича. Все привычно встало на свои места, никто более не слышал его мысли и не созерцал игру его воображения.

Для сотрудников он снова превратился в тихого, во всем уступчивого человека. Жена втайне любовалась своим Витюшей, который, как и прежде, во всем соглашался с ней, с удовольствием кушал ее незатейливую стряпню, хвалил даже подаваемую ею чуть не каждый вечер жареную треску.

И ни разу с его языка не сорвалось соленого словечка.

Только изредка взгляд Виктора Парамоновича затуманивался, но тут же, спохватившись, он с испугом поглядывал на лица окружающих: не подслушал ли кто его непрошеные мысли? И убедившись, что нет, не подслушал, вздыхал с несказанным облегчением.