"Бурный финиш" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 14

Ярдман и Джон подошли к разобранному боксу и уставились на тело Патрика.

– Зачем вы сделали это здесь? – спросил Джон.

Билли не ответил. Он вперился взглядом в меня.

– Билли, – вкрадчиво сказал Ярдман, – мистер Раус-Уилер хочет знать, почему ты застрелил пилота именно здесь.

– Я хотел, чтобы ты увидел, – отозвался Билли, обращаясь ко мне.

– О боже! – тихо сказал мистер Раус-Уилер, он же Джон, и я понял, что он смотрит на мои ребра.

– Это называется хорошая стрельба, – спокойно пояснил Билли, поймав его взгляд. – На нем нет жира, кожа тонкая. Видите, каждая пуля прошла точно над ребром. Тонкая работа, а? Я говорю об этих линиях. А краснота и чернота – это следы ожогов.

Раус-Уилер, надо отдать ему справедливость, был близок к обмороку.

– Ладно, кончай и его, – сказал Ярдман.

Билли поднял револьвер. Во мне не было страха, только горечь.

– Он не боится, – сказал вдруг Билли.

– Ну и что? – спросил его Ярдман.

– Я хочу, чтобы он испугался.

Ярдман пожал плечами и сказал:

– Не понимаю, не все ли равно...

Но Билли было не все равно.

– Можно не сейчас? Нам придется ждать несколько часов.

– Ладно, Билли, – вздохнул Ярдман. – Только сначала сделай все, что положено. Закрой занавески на иллюминаторах. Нам не нужны зрители. И скажи, чтобы Джузеппе выключил посадочные огни. А то он уже приготовил краску и лестницу. Вы с Альфом можете приступать к делу – надо закрасить название авиакомпании и регистрационный номер самолета.

– Ладно, – сказал Билли. – А тем временем я что-нибудь придумаю. – Он приблизил свое лицо ко мне и произнес: – Что-нибудь особенное для его графской милости.

Раус-Уилер перешагнул через труп Патрика, сел в кресло и закурил сигарету. Его руки тряслись.

– Почему вы позволяете ему это? – спросил он Ярдмана.

– Бесценный работник, – вздохнул Ярдман. – Прирожденный убийца. Такие редко встречаются. У него поразительное сочетание бесчувственности и страсти к насилию. Если можно, я даю ему порезвиться. Это вроде награды за труд. Он ведь убьет любого, было бы приказано. Я бы не смог так, как он. Ему убить человека – все равно что раздавить букашку.

– Но он так молод, – возразил Раус-Уилер.

– От них польза именно в этом возрасте, – сказал Ярдман. – Билли сейчас девятнадцать. Лет через семь-восемь я бы уже не стал ему доверять так, как сейчас. Есть риск, что после тридцати убийца сделается слишком сентиментальным.

Раус-Уилер прокашлялся, пытаясь говорить так же равнодушно, как Ярдман, но голос у него срывался. Он сказал:

– В общем, у вас на поводке тигр.

Он хотел закинуть ногу на ногу, но задел каблуком труп Патрика. С гримасой отвращения он попросил:

– Нельзя ли его чем-нибудь прикрыть?

Ярдман кивнул, встал и пошел к багажному отделению, откуда достал серое одеяло и накрыл им Патрика, а я смотрел на Раус-Уилера, который избегал моих взглядов. Кто же он такой, размышлял я, и почему так необходимо перевезти его через границу, даже ценой жизни троих ни в чем не повинных пилотов?

Неприметной наружности человек лет тридцати пяти с мешками под глазами и капризным ртом. Человек, который никак не мог привыкнуть к насилию, царившему вокруг него, и пытающийся умыть руки. Пассажир, билет которого оплачен смертью.

Накрыв Патрика, Ярдман присел на доски бокса. Верхний свет отражался на его лысине, и от черной оправы очков на щеках и под глазами возникли глубокие тени.

– Я очень жалею, мой мальчик, жалею всей душой, – сказал Ярдман, закуривая сигарету и глядя на результат упражнений Билли в стрельбе. – Он натворил черт знает что.

Пожалуй, если и жалеет, то самую малость. Во всяком случае, не всей душой. Если у него вообще таковая имеется. Вы понимаете, чего хочет Билли? – спросил Ярдман, выбрасывая спичку.

Я кивнул.

– Может, вы могли бы пойти ему навстречу, мой мальчик? Попросите о снисхождении. Иначе, признаться, у вас возникнут трудности.

Я вспомнил свои глупые хвастливые слова в первый день знакомства с Билли – что я могу быть очень крутым. Теперь нужно было это доказывать. У меня на этот счет были большие сомнения.

Не дождавшись от меня ответа, Ярдман сказал не без сожаления:

– Глупо, мой мальчик. Не все ли вам равно, как себя вести, если впереди смерть?

– Поражение. – Я прокашлялся и проговорил отчетливо: – Поражение на всех уровнях.

– В каком смысле? – нахмурясь, спросил он.

– Коммунисты слишком алчны, – сказал я.

– Не понял, – отозвался он. – Вы говорите что-то не то...

– Им мало убить человека, им надо еще сломать его перед смертью. А это уже слишком.

– Ничего подобного, – сказал Раус-Уилер голосом правительственного чиновника.

– Разве вы не читали в газетах отчеты о процессах в Москве? – сказал я, удивленно вскидывая брови. – Все эти так называемые признания...

– Русские, – сказал он упрямо, – открытый и простой народ.

– Конечно, – согласился я. – Но некоторые из них очень похожи на Билли.

– Билли – англичанин.

– И куда же вы направляетесь? – спросил я.

Он поджал губы и промолчал.

– Надеюсь, – сказал я, – что ваше туристическое агентство достаточно подкрепило вашу веру в открытость, доброту и величие представителей той части земного шара, куда вы решили направиться.

– Мой мальчик, что за красноречие! – воскликнул Ярдман.

– Красноречие помогает. Отвлекает от разных мыслей, – пояснил я.

Меня вдруг охватила какая-то безрассудная отвага, и в голове сразу прояснилось. Разговаривать с этими двумя было гораздо лучше, чем в одиночестве ждать Билли.

– Цель оправдывает средства, – напыщенно повторил Раус-Уилер от кого-то услышанный девиз.

– Чушь, – возразил я. – Вы слишком высокого о себе мнения.

– Я... – сердито начал он, но осекся.

– Ну, кто вы? – сказал я. – Продолжайте. Можете не стесняться. Расскажите все как есть человеку, стоящему одной ногой в могиле.

Я вывел его из равновесия, и это уже было приятно.

– Я государственный служащий, – чопорно произнес он.

– Были, – напомнил я.

– Ну да...

– Какое же министерство?

– Финансов, – сказал он с самодовольством человека, допущенного в святая святых.

Министерство финансов. Вот это да!

– И какой же пост вы там занимали?

– Ответственный. – В голосе раздражение. Похоже, карьеры не сделал.

– Почему решили сбежать?

– Не ваше дело, – обходительность Раус-Уилера как ветром сдуло.

– Вы не совсем правы, – сказал я притворно извиняющимся тоном. – Коль скоро ваше решение сменить хозяев некоторым образом отразилось и на моей будущности, это касается и меня.

Он промолчал.

– Надеюсь, – иронически продолжал я, – вы направляетесь туда, где вас оценят по достоинству.

Некоторое мгновение в его глазах горела такая же злоба, как у Билли. «Мелкий человек, – думал я. – Полон грошовых обид. Отгоняет от себя малейшее подозрение в том, что на самом деле он не так блестящ, как ему кажется». Впрочем, это никоим образом не преуменьшало ценность информации, которую он, похоже, нес в своей голове.

– А вы? – обратился я к Ярдману. – Зачем вы-то этим занимаетесь?

Он мрачно посмотрел на меня. Кожа еще больше натянулась на его черепе.

– Идеология? – спросил я.

Он сбил пепел с сигареты, прикусил нижнюю губу и коротко ответил:

– Деньги.

– Неважно, что за товар везти, главное, чтобы за перевозку хорошо заплатили?

– Именно, – сказал он.

– Солдат-наемник. Убийство по заказу. Верность тому, кто больше платит.

– Верно, – сказал он.

Теперь понятно, вдруг подумал я, что я никак не мог его раскусить.

– Но поверьте, мой дорогой мальчик, – сказал он, – что я никогда не желал вам ничего дурного. Кому угодно, но не вам.

– Спасибо, – сухо отозвался я.

– Когда вы попросили у меня место, я чуть было вам не отказал. Но, во-первых, я был уверен, что вы долго не задержитесь, а во-вторых, ваше имя придавало конторе определенную респектабельность, что было бы нелишне. – Он вздохнул и продолжал: – Вы меня удивили. Вы так хорошо справлялись с работой... Очень хорошо. Даже слишком. Конечно, мне надо было с вами расстаться, когда умер ваш отец. Но я упустил эту возможность. Проявил эгоизм. Дождался, пока вы не наткнулись на то, что мы так тщательно скрывали.

– Это сделал Саймон Серл, – напомнил я.

– Саймон тоже, – охотно согласился Ярдман. – Очень жаль. Он тоже был поистине бесценным работником. Аккуратный, надежный. Просто незаменимый.

– Не могли бы вы поправить мне рубашку? – попросил я. – Очень холодно.

Ярдман молча встал и привел мой костюм в надлежащее положение. Прикосновение ткани к ожогам было неприятно, но это с лихвой возмещалось зашитой от холода.

Ярдман снова сел на свое место, закурил новую сигарету от окурка, не предложив закурить Раус-Уилеру.

– Поверьте, мой мальчик, я вовсе не собирался брать вас в нашу поездку из Милана. Когда мы вылетали из Гатвика, я собирался устроить нечто, что заставило бы вас задержаться и опоздать на самолет.

– Например, застрелить мою девушку, – мрачно сказал я.

– Нет, разумеется, – огорченно возразил он. – Я понятия не имел о ее существовании, пока вы мне ее не представили. Я тогда решил: а не посоветовать ли вам провести с ней денек-другой, чтобы мы могли спокойно полететь дальше без вас? Он, – Ярдман указал на покрытое одеялом тело Патрика, – сказал, что вы от нее без ума. К несчастью для вас, мой мальчик, он рассказал еще и о том, как всерьез вы занялись поисками Серла. Он рассказал нам о флаконе с таблетками. На такой риск мы уже не могли пойти.

– Риск, – с горечью повторил я. – Оказывается, все дело в риске.

– Разумеется, мой мальчик, – сказал он. – Риск – слишком большая роскошь в нашем деле. Мне и так постоянно приходится рисковать. Это может плохо кончиться. В данном случае я оказался прав. Вы сами мне сказали, куда собираетесь, вот я и велел Билли последовать за вами и удостовериться, что пара голубков будет нежно ворковать, и ничего более. Но вы вдруг вылетели из ресторана как ошпаренные и понеслись в какую-то булочную. Билли поехал за вами на машине Витторио и позвонил мне оттуда. – Ярдман развел руками. – Я велел ему убить вас обоих и обыскать под видом прохожего, решившего помочь. Он должен был сделать это, как только вы выйдете.

– Вы не хотели даже узнать, было ли что-то во флаконе, кроме таблеток?

– Риск, – повторил Ярдман. – Я же вам сказал: для нас это слишком большая роскошь. Кстати, где записка Серла?

– Никакой записки не было.

– Ну конечно, она была, мой мальчик, – с упреком сказал Ярдман. – Когда Билли привез вас к самолету, вы проявили так мало удивления, не задавали никаких вопросов... У меня есть кое-какой опыт.

– Все в бумажнике, – пожал я плечами.

Он посмотрел на меня с одобрением и, перешагнув через Патрика, прошел в туалет, откуда вынес мой пиджак. Он выложил содержимое карманов рядом с собой на доски. Когда он извлек стодинаровую купюру и развернул ее, оттуда выпал клочок бумаги и пучок сена.

– Поразительная беспечность, – сказал он, вертя купюру в руках. – Билли плохо спрятал деньги.

– Значит, в самолете было много денег?

– Колеса надо смазывать, – отозвался Ярдман, – а югославам глупо платить фунтами. Агенты требуют, чтобы им платили такой валютой, которую они могли бы тратить, не вызывая подозрений. Разумно. Я и сам так делаю.

Он повертел в руках клочок бумаги, потом стал разглядывать его на свет. Несколько секунд спустя он положил его обратно и поглядел на Раус-Уилера.

– "Людей", – ровно произнес он. – Когда это прочитаешь, мой мальчик, многое становится ясно. – Это было утверждение, не вопрос.

«Габриэлла, – молился я про себя, – выживи и все расскажи». Я закрыл глаза, пытаясь представить, какой она была тогда, на последнем обеде. Веселая, прелестная Габриэлла, любовь моя...

– Мой мальчик, – заговорил Ярдман сухим безучастным голосом, – с вами все в порядке?

Я открыл глаза и прогнал Габриэллу подальше от дьявольской интуиции этого человека.

– Нет, конечно, – сказал я.

– Вы мне нравитесь, мой мальчик. – Ярдман искренне рассмеялся. – Мне будет вас очень не хватать в агентстве.

– Не хватать? – удивился я. – Вы возвращаетесь?

– Ну конечно, – он тоже явно был удивлен. – А как же иначе? Моя транспортная система... кое-кем весьма ценится, и в ней есть постоянная нужда. Да, я возвращаюсь, только самолет с мистером Раус-Уилером полетит дальше.

– А лошади?

– И они с ним, – кивнул Ярдман. – У них хорошая родословная. Мы были готовы их убить, но нам сказали, что их примут живыми, учитывая их будущее потомство. Так что, мой мальчик, мы возвращаемся по железной дороге, одна партия с Джузеппе, другая с Витторио.

– Обратно в Милан?

– Именно. А наутро мы узнаем трагические новости. Самолет, на который мы случайно опоздали, потерпел крушение над Средиземным морем. И все, в том числе и вы, погибли.

– Но есть же радары...

– Мой мальчик, мы профессионалы.

– Хорошо смазанные колеса?

– Вы быстро все схватываете. Как жаль, что я не могу соблазнить вас перспективой присоединиться к нам.

– Почему бы и нет? – подал голос Раус-Уилер. Ярдман терпеливо ответил:

– А что я, по-вашему, могу ему предложить?

– Жизнь, – торжественно сказал Раус-Уилер.

Ярдман даже не удостоил его объяснением, почему это невозможно. Похоже, министерство финансов в лице Раус-Уилера немногое потеряло.

Из другого конца самолета послышался голос Билли:

– Мистер Ярдман, может, вы и мистер Раус-Уилер мне поможете? А то этот самолет весь изрисован разными надписями. Нам его придется красить заново.

– Хорошо, – сказал Ярдман, вставая.

Раус-Уилер не был расположен махать кистью.

– Я вообще-то не совсем готов... – начал он.

– Вы хотите опоздать? – поинтересовался Ярдман.

Он отошел в сторону, пропуская Раус-Уилера, у которого заметно поубавилось спеси. Они прошли по проходу и спустились по лестнице у кабины пилотов.

Отчаяние может сдвинуть горы. Я даже не надеялся, что у меня выдастся несколько минут наедине с самим собой, чтобы проверить это на практике, но я уже думал, как можно, применив силу, освободиться от привязи. Ярдман с трудом просунул веревку между железным скрепляющим брусом и доской бокса. Ему пришлось проталкивать веревку лезвием перочинного ножа. Она бы вообще не пролезла, если бы доска не оказалась с изъяном и брус не был чуть погнут. Большая часть брусьев шла вровень с досками, без зазора.

Я стоял в двух футах от угла бокса, где брусья соединялись чекой. Запястья у меня быстро оказались в занозах, и, повозившись пару минут и продвинувшись дюймов на шесть, я решил, что ничего у меня не выйдет. Казалось, брус еще теснее прилегает к боксу после всех моих телодвижений, да и дергать веревку становилось все труднее и труднее. Расстроенно покачав головой, я решил использовать ноги и, согнув одну из них в колене, уперся подошвой в бокс. Одновременно я стал давить на брус руками, разводя запястья в разные стороны. Сработало. Я продвинулся на дюйм. Я мрачно делал свое дело и в результате добавил еще три дюйма. Наконец мне удалось дотянуться пальцами до чеки. Я стал подталкивать ее снизу вверх, затем начал вытаскивать сверху, и через какое-то время металлические брусья распались и я выдернул веревку.

Но теперь надо было все начинать сначала. Оставалась самая малость – освободить связанные руки.

Ярдман бросил мой пиджак на доски разобранного бокса. В кармане пиджака был острый перочинный нож.

Я опустился на колени. Нож был на месте. Я быстро открыл лезвие, крепко ухватил его и стал пилить невидимые путы между запястьями. Я уже успел растянуть веревку, что заметно ослабило ее крепость, и, прежде чем я успел посетовать, что дело идет медленно, веревка разорвалась и руки у меня оказались свободны. Ярдман не проявил излишней жестокости и не связал их так туго, чтобы прекратилось кровообращение. Я пошевелил пальцами. Все в порядке.

Подхватив пиджак и бумажник, я начал пробираться к кабине, нагибаясь, чтобы не стукнуться о полки, не споткнуться о тросы и вообще не шуметь, чтобы маляры не кинулись со всех ног в самолет.

Я прошел мимо отсека бортинженера и, не доходя до кабины пилотов, остановился. У левой стены лежал труп Майка.

С трудом отведя от него глаза, я двинулся к выходу. Проходя мимо багажного отделения, за которым начиналась дверь, я увидел свою сумку и вспомнил, что в ней черный свитер. Он был бы куда уместней, чем пиджак, – у него высокий ворот, и он не так давил бы на обожженные места. Я быстро достал его, надел и переложил бумажник в брюки.

Дверь была приоткрыта, но, если я открою ее шире, свет из самолета выдаст меня. Что ж, решил я мрачно, если ближе всех ко мне окажется Билли, значит, мне опять не повезло.

Ближе всех ко мне оказался человек, которого я ранее не видел, – Джузеппе. Он стоял на лесенке у правого крыла и закрашивал название авиакомпании на фюзеляже. Он был недалеко от меня и увидел, как я открываю дверь. Джузеппе увидел меня и крикнул остальным. Я бросился вниз. Они все стояли на лесенках, и я решил, что, может, успею.

Но Джузеппе оказался парень не промах. Кроме того, он был молод и проворен. Настоящий молодой боец-коммунист. Он не стал спускаться по лестнице, а, пробежав по крылу и ухватившись руками за его край, спрыгнул вниз с трехметровой высоты. Увидев на крыле его силуэт, четко вырисовывавшийся на фоне звездного неба, я свернул налево и побежал. В отличие от моих врагов, я не привык к темноте и не разбирал, куда бегу. Джузеппе крикнул что-то по-итальянски, Ярдман ответил. Билли выстрелил совсем не в ту сторону.

Я бежал, выставив вперед руки и надеясь, что не врежусь во что-нибудь слишком твердое. Главное, внушал я себе, не останавливаться. Меня было трудно различить в черном свитере, и я бесшумными прыжками несся по травяному полю. Если я далеко уйду от самолета, им меня не отыскать – ведь их всего пятеро, да и от Альфа толку мало. Не останавливаться и раствориться в темноте! А потом у меня в запасе ночь, чтобы найти оазис цивилизации и кого-то, кто говорил бы по-английски.

Поле было поистине без конца и края, и бежать мне было больно. Но не все ли равно, внушал я себе, больно или нет, когда за тобой гонится Билли. Главное не стонать, а то услышат, но с каждым очередным тяжким вдохом, разрывавшим мне ребра, это делалось все труднее.

В конце концов я остановился и упал на колени, жадно вдыхая воздух. Я слышал только шум ветра, видел только звезды наверху и кромешную тьму перед собой. Вскоре я поднялся и двинулся дальше. Лишь в кошмарных снах поля не имеют конца, в том числе и летные.

Не успел я подумать, что, кажется, все-таки спасся, как вспыхнули яркие белые огни: четыре спереди, подальше, четыре сзади, поближе, и я оказался между ними. К горлу подкатил ком. Оказывается, я бежал по взлетно-посадочной полосе. Я круто свернул и прибавил ходу, но Джузеппе отстал от меня ненамного. Я увидел его, только когда он выскочил сбоку. Я резко свернул, но он подставил мне ногу, и я полетел в траву.

Все было кончено. Джузеппе придавил меня ногой к земле так, что я не мог пошевелиться. В рот и глаза мне лезла трава.

Подбежал Билли. Он что-то радостно горланил, словно пьяный. Облегчение и торжество, собственно, и опьяняли его.

– Что тут у тебя, дружище? – спросил он Джузеппе. – Чертов аристократ жрет траву? Вот это да!

Я сообразил, что он сейчас сделает, и локтем парировал его ботинок, нацеленный мне в ребра.

Быстрым военным шагом подошел Ярдман.

– Прекратите, – скомандовал он. – Пусть встанет.

Джузеппе отошел в сторону, и, когда я попытался подняться, Билли все же осуществил задуманное. Я снова полетел в траву. Все превратилось в поток огня – в ало-золотистую реку.

Мне казалось, что лежал я недолго. Потом очень долго поднимался. В конце концов я встал, тихий и спокойный. Мы по-прежнему находились на полосе между огней. Ярдман стоял передо мной, Билли и Джузеппе сзади. От самолета, задыхаясь, спешил Раус-Уилер.

На свету глаза Ярдмана оказались зелеными. Я их увидел впервые. У меня было такое ощущение, словно я отдернул занавеску и заглянул ему в душу.

Солдат без чувства патриотизма. Он успешно торговал своими товарами – смекалкой, умением убивать одних и переносить за тысячи миль других, – как и любой торговец. Он гордился умением выполнять задания в точности. Его гордость, как ржавчина, разъедала все остальные качества.

Он, похоже, не кривил душой, когда сказал, что я ему нравлюсь. Странным образом и я, даже будучи не в силах простить ему Габриэллу, испытывал по отношению к нему не ненависть, а какое-то уважение. Но я прекрасно понимал, что, даже ощущая эту мою симпатию, он окажется достаточно осторожным, чтобы не проявить глупое милосердие к врагу.

Мы долго холодно-изучающе смотрели друг другу в глаза. Затем его взгляд скользнул в сторону, и он решил по-своему пожалеть меня:

– Ты не будешь с ним долго возиться, Билли. Убей его сразу. Одним выстрелом.