"Перелом" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 7

– Движение просто сбросил его с седла, сэр, – сказал один из наездников. – Просто сбросил его с седла. И он ударился головой об ограждение паддока, сэр.

– Это случилось минуту назад, сэр, – добавил второй.

Обоим наездникам было лет по шестнадцать, оба они были учениками, имели одинаково невысокий рост и оба не отличались особой смелостью. Я подумал, что вряд ли они специально напугали лошадь, хотя – кто знает? Твердо я знал только одно: от хорошего здоровья Алессандро зависело мое собственное здоровье.

– Джордж, – сказал я, – поставьте Движение в денник, и, Этти... – Она стояла чуть сзади, прищелкивая языком, но не выглядела слишком опечаленной. – У нас найдется что-нибудь вроде носилок?

– В инвентарной, – кивнув, ответила она и отправила туда Гинджа.

То, что принес Гиндж, носилками можно было назвать с большой натяжкой: грязно-зеленый брезент провисал между двух корявых обломков, которые некогда, скорее всего, были веслами. К тому времени, как появились носилки, сердце мое уже не стучало точно у альпиниста, взобравшегося на Эверест: Алессандро был жив и даже потихоньку начал приходить в себя, так что мрачная тень Энсо перестала маячить перед моими глазами.

Насколько я мог судить, все кости были целы, но тем не менее я действовал с предельной осторожностью. Этти меня не одобряла: она с удовольствием приказала бы Джорджу и Гинджу взять его за руки и за ноги и просто оттащить в сторону. Как человек более выдержанный, я велел осторожно отнести Алессандро в дом и положить на диван в комнате владельцев. Следуя за носилками, я задержался в конторе и попросил Маргарет вызвать врача.

Когда я вошел в комнату владельцев, Алессандро зашевелился. Джордж и Гиндж стояли рядом с диваном: один – старый и повидавший виды, другой – молодой и сварливый, но оба они глядели на своего пациента безо всякого сочувствия.

– Спасибо, – сказал я. – Это все. Сейчас придет врач.

Глядя на них, кому угодно стало бы ясно, что это далеко не все и им есть что сказать, но они поджали губы и отправились высказывать свое мнение в манеж.

Алессандро открыл глаза, и впервые на лице его появилось беспомощное выражение. Он не понимал, что произошло, где он находится и как сюда попал. От удивления он даже стал выглядеть моложе и добрее. Но как только Алессандро заметил меня, к нему мгновенно вернулась память. Голубь превратился в ястреба.

– Что случилось? – спросил он.

– Движение сбросил вас с седла.

– Ox, – сказал он более слабым голосом, чем ему хотелось. Закрыв глаза, молодой Ривера от всей души выругался:

– Гад.

Из конторы послышался шум, и в комнату ворвался шофер. Маргарет попыталась схватить его за руку, но он отшвырнул ее в сторону, как пушинку. Шофер направился в мою сторону, видимо решив, что со мной тоже можно не церемониться.

– Что произошло? – угрожающе произнес он. – Что ты сделал с его сыном? – При звуках этого голоса по моему телу пробежали мурашки, и отчетливо вспомнилась резиновая маска.

Не вставая с дивана, Алессандро заговорил на итальянском языке, который я немного знал благодаря одной своей старой знакомой.

– Прекрати, Карло. Иди в машину. Я упал с лошади. Нейл Гриффон не причинит мне вреда. Возвращайся в машину и жди меня.

Карло вертел головой, как разъяренный бык, но все же успокоился и молча подчинился. Гип-гип ура дисциплине в доме Ривера.

– Сейчас вас осмотрит врач, – сказал я.

– Мне не нужен врач.

– Вы не встанете с дивана, пока я не буду твердо уверен, что с вами все в порядке. Он презрительно усмехнулся.

– Боитесь отца?

– Думайте, что хотите, – сказал я, хотя и так было ясно, что он обо мне думает.

– Ничего страшного, – заключил врач после осмотра. – Пусть сегодня отлежится в постели, а завтра хорошенько отдохнет. Будете, как новенький, молодой человек.

Молодой человек уставился на него неблагодарным взглядом и не удостоил ответом. Пожилой доктор повернулся ко мне, понимающе улыбнулся и попросил дать ему знать, если обнаружатся какие-либо осложнения: тошнота или головная боль.

– Старый дурень, – довольно громко сказал Алессандро, когда я провожал врача. Как только за доктором закрылась дверь, Алессандро сразу вскочил с дивана. – Теперь я могу уйти? – саркастически осведомился он.

– Когда и куда угодно, – тут же согласился я. Глаза его сузились.

– Вам не удастся от меня избавиться.

– А жаль.

Он чуть было не задохнулся от негодования, но ничего не ответил и после короткого молчания довольно неуверенно вышел из комнаты. Я прошел в контору и вместе с Маргарет принялся смотреть, как шофер хлопочет вокруг Алессандро, стараясь как можно удобней устроить его на заднем сиденье “Мерседеса”. Машина тронулась, и “его сын” отбыл, даже не обернувшись.

– Все в порядке? – спросила Маргарет.

– Получил хорошую встряску, как плохой коктейль, – пошутил я, и она рассмеялась. Но я заметил, что Маргарет провожала автомобиль глазами до тех пор, пока он не скрылся за поворотом Бэри Роуд.

* * *

На следующий день Алессандро не было, и появился он только в четверг, как раз к утренней проездке. Когда “Мерседес” подкатил к подъезду дома, я стоял в центре манежа и разговаривал с Этти. Приятное выражение на ее лице тут же сменилось гримасой неудовольствия, а когда Алессандро энергично выпрыгнул из машины и целеустремленно направился в нашу сторону, она поджала губы и неожиданно вспомнила, что ей срочно надо навести порядок в одной из дальних конюшен.

Алессандро презрительно посмотрел на ее стремительно удаляющуюся спину и приветствовал меня раздражающе-глупой самодовольной улыбкой. Он протянул мне небольшую плоскую жестяную коробочку, точно такую же, как в прошлый раз.

– Это – вам, – сказал он. Самоуверенность вернулась к нему с удвоенной силой, так что если бы даже он пришел без жестянки, можно было не сомневаться – он опять виделся с отцом.

– На этот раз вы тоже не знаете, что здесь? Он замялся.

– Нет, – сказал он.

И я поверил, потому что на лице его отразилось явное недовольство своей неосведомленностью. Жестянка была заклеена по бокам изоляционной лентой. Алессандро, по-прежнему самодовольно улыбаясь, смотрел, как я, прежде чем открыть коробочку, аккуратно отклеиваю изоленту, скатываю ее в шарик и кладу в карман.

Внутри жестянки, завернутая в вату, лежала маленькая деревянная лошадь.

На ее шее висел ярлык.

У нее была сломана нога.

Я не знаю точно, что Алессандро прочитал в моем взгляде, но глупая улыбка мгновенно исчезла с его лица, сменившись выражением показной храбрости.

– Он сказал, что вам это не понравится, – вызывающе произнес он.

– Что ж, в таком случае пойдемте со мной, – резко ответил я. – Посмотрим, понравится ли это вам.

Развернувшись, я пошел по манежу и на полпути встретил спешащего мне навстречу обеспокоенного и взволнованного Джорджа.

– Мистер Нейл... Индиго сломал ногу.., в деннике.., совсем как Лунный Камень.., кто бы мог подумать, два таких опытных скакуна.., и десяти дней не прошло...

– Да, кто бы мог подумать, – мрачно ответил я и вместе с ним прошел в денник, по пути незаметно сунув жестянку в карман куртки.

Добродушный жеребец лежал на соломе, делая слабые попытки подняться. Он то и дело задирал голову и бил по полу задней ногой, но у него совсем уже не осталось сил. Вторая задняя нога торчала под неестественным углом, сломанная чуть выше путовой кости.

Я присел рядом с бедным стариком Индиго и потрепал его по шее. Он вновь поднял голову и забился, пытаясь встать, затем безвольно распластался на подстилке. Глаза лошади остекленели, изо рта потекла слюна.

– Ничего не поделаешь, Джордж, – сказал я. – Пойду позвоню ветеринару. – Я изо всех сил старался, чтобы голос мой выражал только сожаление и не выдавал бушевавшую во мне ярость. Джордж покорно кивнул, но особой печали я в нем не заметил: как и все старые конюхи, он видел на своем веку гибель многих лошадей.

Чтобы поговорить со мной по телефону, молодому круглолицему Дейнси пришлось выскочить из ванной.

– Как, еще одна! – воскликнул он, когда я объяснил, в чем дело.

– Боюсь, что так. И если не трудно, захватите с собой все необходимое для анализа крови.

– О, господи, зачем?

– Я скажу, когда вы приедете.

– А? – Несмотря на удивление, звучавшее в его голосе, он явно был рад оказать мне услугу. – Ну, хорошо, хорошо. Вытрусь насухо и приеду в один миг.

Он прикатил в своем пыльном “Лендровере” через двадцать минут. Выпрыгнул из машины, хлопнув дверцей, приветливо кивнул и тут же направился к деннику Индиго. Во всех конюшнях остался один Джордж. Этти, огорченная тем, что лишилась удобной для тренинга лошади, решила совершить проездку на Южном Поле рядом с ипподромом. Алессандро, скорее всего, отправился вместе с ней, так как его нигде не было видно, а шофер, как обычно, сидел в “Мерседесе”.

Индиго стоял на ногах. Джордж, держа его за хомут, объяснил, что к старику неожиданно вернулись силы, что он сам поднялся и съел немного овса и что ломать себе ноги – это просто безобразие, и ничего больше. Я кивнул, взял Индиго за хомут и послал Джорджа перемалывать корм для дневного рациона.

– Прекрасный конюх, – заметил Дейнси. – Старина Джордж когда-то работал главным садовником во дворце вице-короля Индии. Поэтому в конюшнях такие аккуратные клумбы и красивые кусты. Владельцы от них просто в восторге.

Эта новость меня ошеломила.

– Я не знал...

– Странный мир. – Дейнси успокоил Индиго одним прикосновением и принялся внимательно рассматривать сломанную ногу. – Так для чего вам анализ крови? – спросил он, выпрямляясь и задумчиво на меня глядя.

– Скажите, у ветеринаров существует традиция держать язык за зубами?

В его пристальном взгляде промелькнуло любопытство.

– Профессиональная тайна, как у врачей и юристов? Да, конечно. Если речь не идет о том, что кто-то “случайно” угодил соседу в зубы ногой.

– Нет, ничего похожего. – Я в нерешительности умолк. – Просто я хочу, чтобы вы сделали анализ крови частным образом.., это возможно?

– В каком смысле “частным”? Мне придется обратиться в Ветеринарные научно-исследовательские лаборатории. У меня нет дома необходимой аппаратуры.

– Я бы хотел отдать кровь на анализ, не называя клички лошади.

– Это как вам угодно. Так часто делается. Но ведь не думаете же вы, что ей дали допинг?

– Я думаю, что ей дали сильное снотворное, – ответил я, – и что ногу ей сломали специально.

– О боже! – Рот у него приоткрылся от изумления, а глаза засверкали, отражая работу мысли. – Вы кажетесь мне вполне нормальным, – сказал Дейнси после недолгой паузы. – Давайте посмотрим еще раз.

Он присел на корточки и легонько провел пальцами по коже. Индиго вздрогнул и бешено замотал головой.

– Ну-ну, старина, – произнес Дейнси, вставая и трепля его за шею. Подняв брови, он посмотрел на меня. – Точно ничего не могу сказать. – Он умолк, что-то напряженно обдумывая. Брови его несколько раз поднялись и опустились. – Вот что, – решительно сказал он, – у меня дома есть портативный рентгеновский аппарат. Если хотите, я его привезу, и мы сделаем снимки. Хорошо?

– Просто здорово, – ответил я очень довольный.

– Ладно. – Дейнси открыл свою сумку, которую поставил при входе в денник. – Тогда я заморожу ему ногу, пока не вернусь, чтобы бедняга не испытывал боли. – Он вытащил шприц и, глядя на свет, начал надавливать поршень.

– Сначала возьмите кровь, – сказал я.

– Что? – Он моргнул. – Ах, да, конечно. О господи, ну конечно. Старый дурак. – Он мягко рассмеялся, отложил первый шприц в сторону и вытащил второй, куда больших размеров.

Дейнси попал в яремную вену с первой попытки, пробормотал “повезло”, явно поскромничав, и набрал в шприц, должно быть, целый стакан крови. “Для повторных анализов, – пояснил он, видя мое изумление. – Если дать недостаточное количество, нельзя гарантировать правильность результатов”.

– Да, конечно...

Он упаковал образец крови в сумку, сделал Индиго обезболивающий укол, кивнул и, смешно моргая глазами, отбыл. Индиго, не обращая ни на кого внимания, продолжал жевать свою порцию овса, а я, кипя от ярости, вернулся в дом.

На ярлыке, болтавшемся на шее маленькой деревянной лошади, с одной стороны имелась надпись из печатных букв: “Индиго”, а с другой стороны такими же буквами было составлено целое послание: “Причиняя вред сыну, вы торопите собственную гибель”.

Этти и Джордж не видели смысла в том, что ветеринарный врач уехал, не усыпив Индиго. Они потребовали объяснений.

– Э-э-э... – сказал я. – Он не взял с собой снотворного. Совершенно случайно забыл положить в сумку.

– Ага, – сказали они в один голос, вполне удовлетворенные, и Этти принялась рассказывать, что тренировка прошла крайне успешно и что Счастливчик Линдсей проскакал пять фарлонгов прибавленным галопом и выглядел после этого свежим как огурчик.

– Я посадила вашего проклятого Алекса на Резвое Копыто и велела ему спокойно проезжать лошадь, а он не соизволил мне подчиниться. Он пустил жеребца галопом, оставил Ланкета далеко позади – “жучки” так и вцепились в свои бинокли.

– До чего глуп, – согласился я. – Придется с ним поговорить.

– Он не упустит ни одного случая, чтобы огрызнуться или настоять на своем, – пожаловалась Этти. – Когда вас нет, он просто невыносим. – Она набрала полную грудь воздуха и, чуть поколебавшись, выпалила:

– Мне кажется, вам надо посоветовать мистеру Гриффону выгнать его из конюшен.

– Когда в следующий раз буду в больнице, обязательно с ним посоветуюсь, – ответил я. – Кого вы дадите Алессандро на вторую проездку?

– Пуллитцера, – ответила она без колебаний. – По крайней мере, если он опять не послушается, это не будет иметь значения.

– Когда вернетесь, передайте ему, чтобы зашел в контору.

– А вы разве не с нами? – Я покачал головой. – Мне бы хотелось услышать ваше мнение о Гороховом Пудинге. Если мы заявим его на приз Линкольна, надо будет не позже следующей недели провести испытания. Не забудьте: скачки начинаются в субботу через три недели.

– Завтра проездим его галопом и посмотрим, готов ли он для испытаний, – предложил я, и Этти неохотно согласилась.

Я смотрел на ее тонкую удаляющуюся фигурку и думал, что, пожалуй, чувствовал бы себя крайне польщенным, если бы не знал, почему она со мной советуется. В манеже Этти не было равных, но в полевых условиях она сразу терялась. Хотя в глубине души она прекрасно знала, что разбирается в лошадях куда лучше меня, но у нее срабатывал инстинкт самосохранения, и она перекладывала окончательное решение на мои плечи.

Дейнси вернулся на своем “Лендровере”, когда началась вечерняя проездка. Мы протянули провода питания рентгеновского аппарата через окно конторы и воткнули вилку в розетку для калорифера. Чтобы добраться до денника Индиго, пришлось соединить четыре удлинителя. Дейнси сделал несколько снимков, убрал аппарат и, как бы вспомнив, сделал лошади укол, избавляя ее от дальнейших мучений.

– Для полиции вам потребуются свидетельские показания, – сказал он, пожимая мне руку и быстро перемаргивая.

– Нет... Я пока что не собираюсь обращаться в полицию. – Дейнси попытался запротестовать, но я перебил его:

– Поверьте, на это есть причины. Я не могу вам всего рассказать.., но я не лгу.

– Вам виднее. – Дейнси искоса посмотрел на денник Лунного Камня и вопросительно поднял брови.

– Не знаю, – ответил я. – А вы как полагаете? – Он задумался на несколько секунд, что говорило о серьезности его отношения к делу, и только потом ответил:

– Перелом коленного сустава требует очень сильного удара. Зачем, если можно с легкостью сломать путовую кость, как у Индиго?

– Значит, несчастье с Лунным Камнем натолкнуло кого-то на мысль? – спросил я.

– Скорее всего. – Дейнси ухмыльнулся. – Смотрите, чтобы у вас не началась эпидемия.

– Всенепременно, – в тон ему ответил я, зная, что с этой минуты мне действительно необходимо быть настороже.

Алессандро и виду не подал, что Этти передала ему мою просьбу зайти в контору. Он направился прямо к поджидавшему автомобилю, и я увидел его совершенно случайно, ибо в этот момент смотрел на манеж.

Я открыл окно и крикнул:

– Алессандро, зайдите ко мне... – Он продолжал идти, делая вид, что не слышит, и поэтому я добавил:

– ..чтобы поговорить о вашем участии в предстоящих скачках.

Он остановился как вкопанный, с занесенной для шага ногой, и, поменяв направление, медленно подошел к окну.

– Зайдите в комнату владельцев, – сказал я. – Туда, где вы отдыхали на диване... – Я закрыл окно, улыбнулся Маргарет печальной умиротворенной улыбкой, которую она могла трактовать как ей вздумается, и удалился подальше от любопытных ушей.

Алессандро нехотя вошел в комнату владельцев, понимая, что деться ему некуда. Я, однако, решил играть честно.

– Можете принять участие в скачках учеников в Кэттерике через четыре недели. Но при условии, что вы не начнете хвастаться перед другими учениками.

– Я желаю победить на Архангеле, – категорически заявил он.

– Иногда мне кажется, что вы – человек крайне умный и со временем из вас может получиться неплохой жокей, – сказал я и, прежде чем он успел напыжиться от гордости, добавил:

– А иногда, например сегодня, вы ведете себя настолько глупо и проявляете так мало здравого смысла, столь необходимого жокею, что ваше честолюбие выглядит просто смешным.

Мускулы его худенького тельца напряглись, глаза засверкали. Слушал он меня очень внимательно, и я не преминул этим воспользоваться.

– Лошадей в наших конюшнях держат для того, чтобы они побеждали на скачках. Лошади никогда не придут первыми, если нарушить им режим тренировки. Если вам велят проезжать Резвое Копыто без бросков, а вы скачете на нем галопом, превышая его возможности, вы утомляете лошадь, а значит, время на ее тренировку увеличивается. Вы не победите ни в одних скачках, если лошади окажутся неподготовленными, а значит, тренировать лошадей с учетом их сил – в ваших интересах. Таким образом, непослушание тренеру – это глупость. Вы меня поняли?

Черные глаза Алессандро стали еще чернее и утонули в глазных впадинах. Он не ответил.

– А теперь – о вашей навязчивой идее насчет Архангела. Я позволю вам проездить его на Пустоши лишь после того, как буду полностью уверен в ваших способностях, особенно в вашей способности относиться к лошадям с полной ответственностью. Доверю я вам Архангела или нет, зависит больше от вас, чем от меня. Но учтите, я оказываю вам любезность, позволяя участвовать в пробегах на скорость, пусть и не на самых известных рысаках. По крайней мере, я даю вам шанс проверить себя и потягаться с профессионалами. Вы должны знать свои силы, чтобы не ударить в грязь лицом на призовых скачках в Ньюбери или Кемптоне.

Алессандро не отрывал от меня взгляда.

– Что же касается Индиго, – резко продолжил я, едва сдерживая свой гнев, – может быть, старик и был для вас бесполезен, но если вы станете причиной гибели других лошадей, это означает, что на них вы уже никогда не сможете побеждать.

Он с большим трудом открыл рот.

– Я не был причиной.., гибели Индиго. Я вынул из кармана жестянку и протянул ему. Он медленно снял крышку, поджал губы и прочитал записку.

– Я не хотел... Я не просил его убивать Индиго. – Самодовольная улыбка исчезла. Алессандро все еще держался вызывающе, но уже начал оправдываться. – Отец очень обозлился, когда узнал, что Движение сбросил меня с седла.

– Значит, вы просили, чтобы он убил Движение?

– Нет, не просил, – страстно заявил он. – Вы же сами сказали: какой смысл убивать скакуна, если на нем можно взять приз?

– Но убить старого беззащитного Индиго только потому, что вы свалились с лошади, на которой сами настояли...

Впервые он опустил глаза и уставился на ковер. Пожалуй, где-то в глубине души он не был горд своим поведением.

– Вы ему не сказали, – угадал я. – Вы не сказали, что сами настояли на том, чтобы вам дали Движение.

– Мне приказала мисс Крэйг, – упрямо ответил он.

– Только не тогда, когда он вас сбросил. Алессандро посмотрел на меня, и я готов был поклясться, что вид у него просто несчастный.

– Я не говорил отцу, что вылетел из седла.

– А кто ему сказал?

– Карло. Шофер.

– Вы могли объяснить, что я не хотел причинять вам вреда.

Несчастное выражение на его лице превратилось в отчаянное.

– Вы видели моего отца, – сказал он. – Иногда ему ничего нельзя объяснить, в особенности когда он сердится. Он сделает для меня все, что я попрошу, но что-то ему объяснить я не могу.

Алессандро ушел, а я остался сидеть, не зная, что подумать.

Он не мог объясниться со своим отцом.

Энсо сделает для Алессандро все, что тот попросит.., сметет на его пути любые препятствия, невзирая на трудности, и не остановится, пока Алессандро не пресытится, но поговорить по душам они не в состоянии.

А я.., я лгал, изворачивался и шел по лезвию бритвы, чтобы спасти скаковые конюшни моего отца. Но поговорить в ним? Нет, этого я тоже не мог.