"Пешком над облаками" - читать интересную книгу автора (Садовников Георгий Михайлович)

ГЛАВА III, необходимая для того, чтобы рассказчик смог предаться приятным воспоминаниям о некоторых событиях своей удивительной молодости

Сам я узнал этот секрет старого хулигана совершенно случайно, кстати, пятьдесят лет назад, когда совсем еще новичком впервые попал на необитаемый остров в Тихом океане.

По правде сказать, до моего появления остров был вполне обитаемым, и даже это был не остров-одиночка, а часть целого густонаселенного архипелага. Но когда меня… Впрочем, начну по порядку.

Однажды по пути из Новороссийска в Туапсе наш знаменитый буксир завернул в Каракас и скромно пришвартовался у причала. В столицу Венесуэлы в те времена съехались самые высокие люди на земле, чтобы разыграть Кубок мира по баскетболу. Толпы гигантов ходили по улицам Каракаса, вытесняя огромные массы воздуха на своем пути. Но мы ничего не знали о чемпионате, и мой первый капитан, не подозревая о приключениях, которые уже давно караулили его юнгу в двух шагах от выхода в город, опрометчиво послал меня на берег купить курительного табаку. Капитан не курил с самого детства, но традиции, существующие на флоте, требовали, чтобы он, воспользовавшись стоянкой, послал юнгу за табаком.

Получив почетное задание, я весело сбежал по трапу на набережную и, не успев вовремя затормозить, врезался в группу очень высоких людей. По воле случая по набережной в это время гуляла команда из Сан-Марино, слывшая самой рослой командой чемпионата. Заметив мое стремительное движение, вежливые великаны поспешно расступились, и я угодил в зону полного вакуума, где давление почти равнялось нулю. Одновременно со мной в зону низкого давления ворвались со всех сторон мощные потоки воздуха и закрутили меня винтом.

Потом возникший смерч оторвал мое тело от земли и на глазах у изумленных баскетболистов понес в открытый океан. За мной сейчас же погнался пролетавший поблизости военный истребитель, и летчик, высунувшись из кабины, пытался задержать меня за ворот пиджака, но не дотянулся всего лишь на одну десятую миллиметра. Пальцы моего неудачливого спасителя только коснулись ткани, и самолет унес его в облака. Упрямый пилот заложил вираж и вернулся на место, но смерч уже утащил меня в неизвестном направлении.

В тот же день все радиостанции мира узнали о моем фантастическом исчезновении. Выслушав важное сообщение, жители острова, о котором я уже говорил, поняли, что меня несет в сторону, где они живут, и что их остров, как очутившийся на моем пути, должен оказаться необитаемым. Не мешкая, все его население погрузилось в пироги и отчалило к ближайшему из островов. Но там, в свою очередь, были убеждены, что именно их кусочек земли должен стать пустынным пристанищем для бедняги. То есть моим суровым приютом. Между островитянами завязался спор за почетное право именовать свой остров необитаемым. И горячие головы уже принялись обвинять друг друга в незаслуженных претензиях, но, к счастью, у обоих народов нашлись мудрецы, и один из них, восстав над бортом своей пироги, торжественно произнес: «Друзья, давайте подождем здесь, на воде. Пусть приключение само нас рассудит. Мы предоставили в его распоряжение свои острова, и тот, на который смерч опустит юнгу, и будет считаться необитаемым».

Ну, и как я уже говорил, необитаемым стал этот остров.

Смерч сбросил меня на песок у полосы прибоя и затем изнеможенно расстаял в воздухе. А я, полежав, как и следовало, на песке, поднялся на ноги и, оглядевшись по сторонам, обнаружил то, что и ожидал, — на острове не было ни души. Предавшись отчаянию, я уже было собрался бедствовать пятнадцать лет, полных одиночества, невзгод и лишений, но через два дня ретивые служаки пассаты принесли к моим ногам толстый пакет, перевязанный прочным шпагатом. Сверток был сплошь заклеен яркими марками и пестрел почтовыми штемпелями разных стран. Из-под штемпелей и марок проглядывал адрес: «Тихий океан, необитаемый остров, юнге Ивану Ивановичу».

Некто, проживающий в далеком Туапсе, воспользовался системой ветров в качестве международной пневматической почты и послал мне заказную бандероль в грубой бумажной обертке. Признаться, я был несколько обескуражен. Каким образом он узнал мой адрес, этот неизвестный отправитель? Ведь я, как и положено робинзону, исчез и попал на заброшенный остров, и вообще было неизвестно: жив бедняга или его больше нет на белом свете? Или, может, я вовсе не робинзон, а мне только кажется? Это предположение было убийственным! Слов нет, страдать на необитаемом острове нелегко, но еще страшней прослыть во мнении современников бессовестным самозванцем!

Желая покончить поскорей с мучительной загадкой, я лихорадочно, сдерживая дрожь в руках, вскрыл бандероль. Нет, все было в порядке: я имел законное право считать себя подлинным робинзоном! Это подтверждало содержимое почты. В пакете лежали дневник ученика средней школы Пыпина и послание, написанное изящным каллиграфическим почерком, в котором сразу угадывалась тонкая рука учителя черчения. «Дорогой юнга, SOS — говорилось в письме. — Пишет Вам педсовет средней школы. Конечно, Вы сразу же спросите, как мы Вас нашли, ведь в данный момент Вы на необитаемом острове, находящемся в стороне от оживленных морских и воздушных путей. Но кто не знает широту Вашей души и ее долготу?! Мы не сразу решились прервать Ваше вынужденное одиночество, полное, как и следует, невзгод и лишений, но у нас нет другого выхода, помогите…»

Текст прерывался на самом важном месте, видимо, педсовету отказали душевные силы, и он не смог закончить письмо, а возможно, счел лишним дописывать до конца, полагаясь на мою пресловутую сообразительность.

Я начал листать школьный дневник, и в моих глазах зарябило от бесчисленных двоек и множества замечания о плохом поведении незнакомого сверстника Пыпина. Несомненно, они и были причиной бедствия, которое терпел педсовет.

Подсчитав количество двоек, полученных Пыпиным, я понял, что теперь мне следует думать не о дальнейшей своей несчастной судьбе, в моей немедленной помощи нуждался совсем другой человек! Помнится, тогда я трудился всю ночь, сколачивая тримаран. Он вышел кособоким, один бок тоньше другого, и мне пришлось приделать еще два бревна… Так, каждый раз прибавляя бревна и находя недостатки в очередном маране, я собрал отличный стомаран!

Он мчался по океану и днем и ночью. Вначале я греб руками, потому что вся растительность острова ушла на стомаран и на весла не осталось даже тоненькой веточки. Затем мне в голову пришла счастливая мысль приспособить тельняшку как парус. То есть эта идея каким-то образом поселилась во мне сразу, но для ее осуществления не хватало мачты. И вот, потеряв надежду поспеть к Пыпину вовремя, я сунул натруженные руки в карманы и обнаружил в них шариковую авторучку. Это был поистине царский дар судьбы! Это была мачта! Конечно, авторучка была невелика. И если ее не хватало на основание и середину мачты, то верхушка из авторучки получилась отменная. Я написал на тельняшке магическое слово «тайна» и натянул ее как парус. И тотчас со всего света слетелись молодые, очень любознательные ветры и один за другим исчезли в моей нехитрой ловушке. Гибкие, сильные, они бились в полах и рукавах тельняшки, стараясь найти тайну, и невольно гнали стомаран в сторону Туапсе.

И тут я сгоряча совершил ошибку; желая срезать путь, направил свое судно в Панамский канал, и оно уткнулось крайними маранами в его берега. Если бы не необходимость тотчас предаться отчаянию, я бы, наверное, от неожиданного удара вылетел на берег Панамской республики. Но я вовремя стукнул себя по лбу, говоря:

— Ну какой же ты юнга? И куда только смотрели твои глаза?

Удар кулаком, совершенный в приступе самокритики, нейтрализовал силу инерции, и я удержался на месте. А затем ко мне залетела чья-то гуляющая сообразительность. Она указала на два грузовика, бегущих по обе стороны канала, и вернулась к хозяину. Я же вместе с водителями погрузил крайние мараны в кузова и провез свое судно над Панамским каналом. При этом моим добровольным помощникам не пришлось жечь бензин. Мечущиеся в поисках тайны молодые азартные ветры по-прежнему надували парус, и он тащил стомаран и вместе с ним машины через весь перешеек.

А пока мы следовали до вод Атлантического океана, местные жители пользовались моим стомараном как мостом, переходя с берега на берег, и этот импровизированный мост сыграл существенную роль в экономическом развитии маленькой латиноамериканской страны.

Остаток путешествия прошел в изобилии разных приключений. В свободное от них время мой искусственный остров служил посадочной площадкой для уставших самолетов и местом отдыха туристов. Однажды на стомаран высадился очередной робинзон, но через день, увидев меня, извинился, прыгнул в океан и уплыл, оставив только что добытую с помощью лука шкуру оленя. Я забыл сказать, что за месяцы плавания на моем судне вырос небольшой пальмовый лес, в котором завелись птицы и небольшое количество зверей.

Но наконец наступил долгожданный день, когда на горизонте появился портовый город Туапсе, расположенный на крутых склонах гор. А через час мое судно пришвартовалось правым бортом к берегу, и я, пробежав через его палубу, вошел в порт. Таким образом, конструкция стомарана сократила расстояние до Туапсе. Окажись под моими ногами обычное судно, мне бы еще пришлось плыть и плыть, и, кто знает, может быть, силам, ставившим мне преграды на всем пути, удалось меня задержать именно на последнем отрезке дороги.

Но прежде чем покинуть мой добрый стомаран, я снял свою верную тельняшку, извлек из нее розу ветров, и так — с розой в одной руке, с тельняшкой в другой — вступил в город Туапсе.

На берегу меня уже давно ждал педсовет школы в полном составе.

Учителя во главе с директором школы с надеждой всматривались в морскую даль, приложив к глазам козырьком ладонь.

— Где Пыпин? — спросил я, дорожа каждой минутой.

— Он там, — ответил директор, указав на одну из улиц. — Но за время, пока наша посылка летела к вашему необитаемому острову, у нас произошло еще одно грозное событие. Пыпин стал законченным хулиганом. Но и это не все. Он начал оказывать нездоровое «влияние улицы» на других ребят. И дети нашего города Туапсе, можно без преувеличения сказать, в опасности.

Директор мог бы этого мне не говорить. Я уже почувствовал сам, как из-за угла, на который он указывал, тянет неблаготворным влиянием улицы. А затем кто-то заунывно, будто под шарманку, запел:

Голос показался мне удивительно знакомым, будто я слышал его каждый день.

— Это он — Пыпин! — встревоженно воскликнул директор. — Он опять зазывает нестойких детей!

Я не медля бросился за угол и увидел паренька в оранжевой футболке и джинсах. Он стоял ко мне спиной и пел, обращаясь к окнам.

протянул паренек и, откашлявшись, сложил ладони рупором, закричал на весь квартал:

— Ребята, айда на улицу! Я вас кое-чему научу. Я научу вас обижать маленьких и слабых, и вы сразу почувствуете себя сильными и смелыми. Я научу вас курить окурки, и вы сразу почувствуете себя взрослыми. Я научу вас говорить неправду, и вы сразу почувствуете себя мудрыми!

И нестойкие мальчики и девочки побежали к нему со всех сторон. Потому что каждому хотелось побыстрей стать смелым и сильным, взрослым и мудрым.

— Теперь вы увидели сами, что он вытворяет, этот Пыпин! — горестно сказал директор школы.

— Да, да! Он — злейший наш враг! — печально подтвердили остальные педагоги.

Услышав их голоса, Пыпин обернулся, я я узнал его. Это был я сам! То есть это было мое плохое «я»!

Каждый из нас состоит из хорошего и плохого. И носит в себе и то и другое всю жизнь, неустанно борясь с плохим и каждодневно улучшая хорошее. И я, например, не давал своему плохому «я» никакого спуска. Стоило ему солгать или обидеть слабого, как сейчас же перед ним вырастало мое строгое, хорошее «я». И плохое «я» дни и ночи мечтало избавиться от этого контроля.

Я в ту пору готовил себя к жизни, полной бурь и кораблекрушений, кропотливо изучал в школьной библиотеке книги Вальтера Скотта, Стивенсона, Дюма и другие учебники, с нетерпением ожидая начала первой практики на кораблях.

И вот этот день наступил. Меня, как сдавшего лучше всех экзамен по «Робинзону Крузо», послали на тогда еще мало известный буксир «Перепелкино». Я прибежал в порт в последний момент и прыгнул на борт, когда судно уже отдало швартовы. Плохое «я» воспользовалось моей спешкой и застряло на пирсе. Я выскочил из него, точно из футляра. И тут же нас разделила широкая полоса воды. И все же за ним еще можно было вернуться, забрать с собой свои недостатки. Вода была теплой, а расстояние под силу любому пловцу. Но тут я временно смалодушничал, решив хоть ненадолго отдохнуть от своего плохого «я», и остался на борту. А он торчал на пирсе, не веря в легкую удачу. Его фигура долго маячила на берегу. А потом наш буксир скрылся за горизонтом.

Первое время я радовался этой нежданной разлуке. Без плохого «я» стало меньше хлопот, и теперь все свободное время можно было посвятить совершенствованию своих положительных качеств. Но пока мы бороздили моря между Новороссийском и Туапсе, во мне родилось беспокойство о том, что за время моего отсутствия плохое «я» совсем отобьется от рук и будет сильнее второй хорошей половины. Вернувшись из бурного плавания в родной порт, я первым делом побежал в общежитие школы. Но плохой «я» там не появлялся уже целую неделю. Мне пришлось обыскать все закоулки Новороссийска — и без результата. Плохой «я» исчез.

Так мои недостатки зажили отдельной от меня самостоятельной жизнью.[5]

И вот мы встретились снова. Но, боже, в кого он превратился, этот «я» — плохой?! Да, теперь я был обязан вдвойне помочь исправиться Пыпину. Потому что в том, что вытворял Пыпин, была и моя вина. Но прежде мне предстояло подумать о детях города Туапсе. Избавить их от «влияния улицы».

Члены педсовета тоже заметили мое внешнее сходство с Пыпиным.

— Если бы не духовная пропасть, лежащая между вами, я подумал бы, что вы и Пыпин — одно и то же лицо, — чистосердечно признался директор школы, не подозревая, насколько он близок к истине.

Тем временем Пыпин тоже все понял и пустился наутек.

— Ну куда же вы? Остановитесь! — воззвал я к хулигану. — Разве вы меня не узнали? Это же я!

— В том-то и дело, что узнал, — ответил Пыпин, на миг оглянувшись и продолжая бежать трусцой.

— Тогда почему же вы не слушаетесь меня? — спросил я, преследуя Пыпина.

Мое удивление было вполне объяснимым: все-таки от меня удирала моя, хоть и не лучшая, половина.

— Ну да, тебя только послушайся и остановись, и мы опять превратимся в одно «я», — откликнулся Пыпин.

Я пообещал этого не делать.

— Честное слово? — не поверил Пыпин.

— Честное слово.

Пыпин остановился и недоуменно спросил:

— А тогда зачем я тебе нужен? Будешь читать мораль: это не так, то не этак, — передразнил хулиган.

— Во-первых, не похоже. А во-вторых, я постараюсь найти более тонкий подход и убедить вас своим личным примером.

— Ну, этого я не боюсь, — сказал Пыпин, облегченно вздохнув.

— Между прочим, вы можете начать прямо сейчас, подражая моему вежливому обращению, и говорить мне «вы», — сказал я, хладнокровно пропуская его грубость мимо ушей.

— Как бы не так! — воскликнул хулиган, чувствуя себя за моим честным словом, как за каменной стеной.

А нас тем временем окружали дети, сбежавшиеся со всех концов Туапсе, и ждали, чем закончится первый раунд моего поединка с Пыпиным.

Я поднял над головой розу ветров и воскликнул:

— Ребята! Я привез вам в подарок прекрасный цветок!

Я выпустил розу из рук, цветок взлетел над крышами домов, расплетаясь на удивительные ленты. Ветры весело и легко закружили под облаками, прежде чем отправиться в родные края. Один из них, самый молодой и неопытный, задел крылом за желтый шарик, который держал один мальчуган. Мальчик жалобно вскрикнул, но я подпрыгнул и в последний момент схватил кончик нитки, привязанной к шару.

— Отпустите его! Отпустите! — закричали дети. — Он очень красиво летел.

— Отпустите, — сказал хозяин шарика. — Пусть он летит куда захочет. Пусть на него посмотрят ребята в других городах. Как шарик красиво летит. А когда он устанет, он опустится кому-нибудь в руки.

— Ну, тогда, может быть, ты напишешь что-нибудь незнакомому человеку? — спросил я, доставая авторучку.

Мальчик написал на стенке шарика «Будьте счастливы!», и мы выпустили шарик в небо. Улетавший последним ветер подхватил его и унес за горы, окружавшие с суши Туапсе.

— И я бы послала шарик с письмом. Но у нас нет дыма, из которого делают шарики, — пожаловалась самая маленькая девочка и горестно вздохнула.

— Не расстраивайся, мы привезем тебе и твоим друзьям много-много дыма, пообещал я, веря, что команда нашего буксира поддержит меня.

— Один — ноль в твою пользу. Но игра еще не закончена, — зловеще прошептал Пыпин.

— Да, Пыпин, не закончена, — услышал он мой решительный ответ. — Я буду преследовать вас по пятам. И больше не дам хулиганить!

— А мы это еще увидим, — дерзко промолвил хулиган, принимая мой вызов.

Так началось наше полувековое единоборство. С тех пор я преследовал хулигана Пыпина по пятам и на земле и в море. И однажды мы сгоряча забежали в русскую народную сказку. Как у нас это вышло, трудно объяснить и сейчас. Видимо, границы между реальностью и вымыслом немножечко стерлись, и мы проскочили ее на полном ходу.

— Стойте! Дальше не сметь! Там сказка! — всполошились литературные критики на своей заставе. Но мы разогнались уже выше скорости звука, и…

…Вначале я даже не понял, где нахожусь. Передо мной на мрачной скале возвышался странно знакомый замок. Из его самой высокой башни слышался безутешный плач похищенной царевны. Да, да, это был пользующийся дурной славой замок Кощея Бессмертного!

Я вошел в рыцарский зал, там слышалась невидимая угрюмая музыка и резко пахло нечеловечьим духом.

Пыпин был уже тут. Он развалился в кресле-качалке и, уютно покачиваясь, курил сигарету. Будучи крайне неуклюжим, я с грохотом наткнулся на стул, но Кощей и его гость не заметили этого. Они ревниво изучали друг друга. Наконец Пыпин отбросил окурок и провозгласил:

— Ну что же, будем считать творческий семинар злодеев открытым! — И сразу поднял скандал: — Чур, первым беру слово! И для начала прямо скажу, невзирая на лица: по старинке работаете вы, негодяи из сказок! Выгляни в окно, разлюбезный Кощей, на улице вторая половина двадцатого века!

— Нет, хулиган мой тоже разлюбезный, это у вас обо мне превратное представление. А сказка нынче шагает в ногу с наукой, — лукаво отвечал Кощей. — Вот как вы там, в реальности, живописуете секрет моего бессмертия? Мол, заключено оно в яйце. А яйцо, дескать, находится в утке, а утка в зайце и тэдэ и тэпэ. И если разбить это яйцо, я дух испущу. Не так ли? И простаки этому верят! Вот Иван-царевич сейчас утку убил, яйцо в море упало, и он за ним полез на морское дно. Не знает, дурачок, что секрет бессмертия моего совсем в другом. В обыкновенной диете! Во мне… потрогай… ну, потрогай, не бойся… ни одной жиринки нет… Во! Иван-царевич в сей момент кокнул яйцо о камень, сюда, будто на крыльях, летит, думает, нет уже Кощея!

В зал вбежал счастливый Иван-царевич и остолбенел, увидев живого Кощея. Бедняга растерянно посмотрел на две половинки куриного яйца, которые еще держал в руках, и зарыдал от досады.

Мне стало жалко и царевича, и царевну, и я лихорадочно начал думать, как бы помочь несчастным влюбленным. Мыслительный процесс в моей голове протекал настолько шумно, что Пыпин заметил меня и бросился вон из замка. И при этом забыл второпях свою спортивную сумку с конфетами, тортами и прочими сладостями, которыми он искушал детвору.

— Ну, а я займусь вами, — сказал Кощей, деловито потирая руки. — Пожалуй, прямо сейчас, не медля.

И тотчас в зал ввалился, сталкиваясь в дверях и гремя пюпитрами, бродячий симфонический оркестр, который потом аккомпанировал Пыпину, когда тот пытался отрезать баллон еще в Новороссийском порту.

Дирижер поспешно взмахнул палочкой.

— Три! Четыре!.. Зловеще… зловеще… еще зловещей!.. Совсем ужасно!..

— Делай со мной что хочешь, — обреченно ответил царевич Кощею. — Столько потрачено сил, и все впустую!

А я горько пожалел о том, что мне так и не удалось перевоспитать хулигана Пыпина и тем самым искупить вину перед семьей и школой. И после моего таинственного исчезновения самый строгий завуч скажет на первом же педсовете: «Так, так! Свалил на нас свои недостатки и скрылся! Хорош гусь! Этот Иван Иваныч!» И еще мне было очень обидно за сказку, в которой нечаянно очутился. У всех сказок счастливый конец, а у этой финал будет печальным. Неужели люди до сих пор ошибались, считая, что сказки всегда заканчиваются для положительных героев только хорошо?

— А в этой сумке что? Ну-ка, ты, юнга, подай ее сюда! — приказал Кощей, сгорая от любопытства.

Я протянул Бессмертному сумку, он торопливо расстегнул молнию и в ужасе воскликнул:

— Проклятье! Это же сладкое, оно полнит!

Не совладав со страшным соблазном, Кощей жадно схватил огромный кусок торта, запихнул его в рот и мгновенно скончался от сильного ожирения.

Царевич сейчас же помчался в башню, где томилась царевна, я пошел искать своего хулигана, радуясь за людей. Они не ошиблись, и у сказки о царевиче и царевне был счастливый конец. А Пыпин, узнав о том, что явился причиной радостного конца, сильно огорчился и, оправдываясь, говорил:

— Невольно помог, невольно…