"Пешком над облаками" - читать интересную книгу автора (Садовников Георгий Михайлович)



ГЛАВА IV, в которой юнга все-таки терпит временное поражение, и после этого события совершают резкий поворот в другую сторону


Наш буксир тем временем весело летел по волнам в сторону Мыса Горн. Погода в эти дни стояла подозрительно ясная — солнце не покидало чистого неба даже ночью, ласкало нас, стараясь и так и сяк усыпить нашу бдительность. С ним в сговоре находилось море. Оно сияло синими красками всевозможных оттенков. Над палубой, словно над лесной лужайкой, порхали летающие рыбки. И даже Морской ящер — чудовище, о существовании которого спорили ученые и признали, что его нет, — и тот решил внести свою лепту в создание этой идиллии, поднялся из океанских глубин и позволил себя сфотографировать как бесспорный научный факт. Я уж не говорю о дельфинах. Эти загадочные существа эскортировали нас, сменяя друг друга. И баллон доверчиво бежал за нами, как большая добродушная собака.

Но наша команда была начеку. Каждый из нас усвоил еще с пеленок мою простую матросскую заповедь: «Хорошая погода существует для того, чтобы скрыть приближение шторма, который, в свою очередь, существует для того, чтобы скрыть приближение хорошей погоды. А если ты не будешь готов к этому, хорошая погода застанет тебя врасплох. Поэтому во время ясной погоды готовься к шторму. Во время шторма готовься к продуктивному отдыху».

И теперь, невзирая на жару, вся команда ходила в толстых непромокаемых зюйдвестках, набросив на головы капюшоны, и высоких резиновых сапогах. Каждый матрос был наготове, чтобы в любую минуту включиться в азартный аврал.

И только я оставался беспечным, разгуливал в тельняшке, в засученных до колен штанах и босой, потому что на меня-то, как на совсем еще желторотого моряка, шторм должен свалиться совершенно неожиданно. Сбить с ног и, если нужно, смыть за борт.

А пока шторм исподтишка подбирался к буксиру, мы втроем гуляли по палубе, точно неразлучные друзья, — Пыпин, Толик и я.

И когда неподалеку от нас из воды показывалась темная лоснящаяся спина кита, Толик с тайной надеждой вскрикивал:

— Смотрите, там риф!

— Это кит Тимофей, — отвечал я, успокаивая мальчика.

— Трудно было разок солгать? Жалко, что ли? — желчно бормотал Пыпин.

— Трудно, очень трудно, — честно признался я. — Понимаете, мне под силу говорить только чистую правду.

И отчаивался из-за того, что ему-то, Пыпину, солгать ничего не стоило. Вот уже целых полвека я пытаюсь увлечь Пыпина своим личным заразительным примером, но ветеран улиц и подворотен, вместо того чтобы подражать моим скромным благородным поступкам, с каждым годом доставляет все больше хлопот. То подобьет мальчика-индейца съесть без спроса матери банку варенья, то научит девочку с острова Пасхи, и она, закапризничав, откажется пить кипяченое молоко. У меня уже не осталось времени на другие приключения, я едва успеваю спасать детей всех пяти континентов от его дурного влияния.

— А вам, Пыпин, не мешает подумать, почему я говорю только сущую правду, — твердо сказал я.

С каким бы удовольствием я тоже солгал хотя бы разок. Ну, не в прямом смысле слова, а хотя бы немножко преувеличил или преуменьшил, что ли. В общем, слегка-слегка отступил от того, как было на самом деле. Но мне, по твердым представлениям окружающих, были чужды даже такие мизерные простительные слабости. И вот приходится стараться, дабы не подвести тех, кто это придумал.

И все-таки неугомонный мальчик нашел рифы для нашего корабля. Только увидел он их не в океане, а на… Но рассказ любит последовательность, и поэтому не стоит забегать вперед.

Итак, пока мы с Пыпиным соревновались, кто раньше узнает тайну Толика, сам загадочный мальчик заинтересовался штурманом Федей. Он сделал это очень осторожно, скрытно от нас, и мы, неотступно следуя за Толиком, даже не замечали, когда находились вместе с ним в штурманской рубке. Мальчик, как я догадываюсь теперь, старался завоевать доверие штурмана. А мы с Пыпиным тогда, не подозревая об этом, не сводили друг с друга бдительных глаз.

Покорив сердце штурмана, Толик приступил к исполнению своего дьявольского плана, и однажды, когда наша троица загорала на юте, перевел и мои, и Пыпина биологические часы на двенадцать часов вперед.

Я лежал на животе, глядя в сторону Пыпина, карауля каждое его движение, и рассеянно думал: «Что это Толик проделывает с Пыпиным?»

А затем ловкий мальчик переполз на четвереньках ко мне, и я краем уха услышал, как где-то внутри, под моими лопатками, что-то несколько раз повернулось вокруг своей оси.

«Будто стрелки часов перевели», — промелькнуло в моей голове. Но у меня не было ни секундочки времени, чтобы отвлечься и посмотреть, что же там делает Толик Слонов. Я опасался, что именно в этот момент Пыпин, оказавшись без присмотра, первым узнает тайну, за которой мы оба охотились уже который день. И я так и не повернул головы.

А потом со мной началось что-то неладное. Солнце еще стояло в зените, а меня уже потянуло в сон. Пыпин тоже зевал и таращил глаза, стараясь продрать слипающиеся веки.

Толик укачивал нас поочередно и пел колыбельную песню собственного сочинения:

Баю-баюшки-баю, Не ложися на корму, Приплывет барракуда И достанет оттуда!

Толик намекал, чтобы я и Пыпин перебрались в кубрик, развязав ему руки для действия. Но у нас уже не было сил подняться на ноги, и мы сладко уснули здесь же на корме.

Я не люблю фантазировать, предпочитая рассказывать о том, что было на самом деле. Но если бы я призвал на помощь все свое богатое воображение, мне бы все равно не удалось нарисовать картину катастрофы, которая могла обрушиться на наш отважный, но хрупкий буксир, не остановись мои биологические часы. Что с ними произошло — лопнула ли пружина, или одно колесико зацепилось за другое, — не знаю. Однако через пять минут сна я открыл глаза и обнаружил, что обстановка резко изменилась. Судно терзал ураган силой в тринадцать баллов. Он поднимал буксир на гребни огромных волн и бросал его в бездонную мрачную пропасть. Все окружала плотная серая мгла, скрывавшая от меня даже кончик моего собственного носа. Но все же мне удалось разглядеть мирно посапывающего Пыпина. Его биологические часы тикали как ни в чем не бывало, показывая глубокую ночь. Я понял, что моим главным противником именно в этом начинающемся приключении будет кто-то другой, и поискал глазами Толика Слонова. Но мальчик уже исчез во мгле.

Я бросился на его поиски, натыкаясь на членов команды. Мои славные товарищи, раздевшись до плавок, деятельно готовились к ясным безоблачным дням, помня о том, что погода коварна. Что теперь в любой момент на смену буре могут прийти солнце и штиль. Они весело красили надстройки любимого судна и, конечно, видели проходящего мальчика. Но никто не знал, что судну угрожает какая-то еще неведомая опасность, а я не мог им об этом сказать, потому что это были всего лишь догадки юнги, и опытные моряки просто были обязаны поднять меня на смех.

Как всегда, я положился на свою интуицию, и она привела меня в штурманскую рубку. Заглянув в дверь, я увидел стол, на котором лежала карта, и штурмана, прокладывающего курс. Для того чтобы были видны все мельчайшие островки, мели и рифы, Федя держал перед глазами сильный морской бинокль и разглядывал через окуляры район океана, по которому в это время плыл наш буксир.

Но того, кого я искал, в рубке не было. Интуиция моя заметалась, заскулила, как ищейка, потерявшая след. Я, признаться, удивился ее промашке. До сих пор она не ошибалась и вот теперь выкинула номер — привела меня не туда, куда нужно.

Я мысленно пожурил ее и простил на первый раз. Она благодарно лизнула мою руку. В общем-то, мне от этого не стало легче. Приключение уже было в разгаре, а я еще точно не знал, кто мой противник и свое место в приключении. «На бак, что ли, сбегать?» — подумал я и собрался было отправиться на бак, но тут штурман Федя оторвался от карты, подошел к матросу Косте, стоявшему у руля, и из-под стола вылез Толик Слонов.

Интуиция обиженно зарычала на мальчика, но я предостерегающе шепнул ей «тсс…», и она послушно прилегла у моих ног.

А маленький авантюрист быстро схватил карандаш и линейку, провел на карте черту и незаметно выскочил из рубки.

Интуиция потянула меня за рукав, предлагая последовать за Толиком Слоновым. «Сегодня с тобой что-то неладное, — мысленно сказал я ей. — Теперь ты опережаешь события. Неужели ты не чувствуешь, что мне следует подождать? И хорош я буду, если штурман заметит на карте чужую руку и окажется, что проделка Толика и начавшееся приключение не имеют между собой ничего общего».

Интуиция виновато опустила голову, я ободряюще похлопал ее по холке, и мы стали ждать, что будет дальше.

Постояв некоторое время спиной к столу, штурман Федя повернулся, подошел к карте и, бросив на нее взгляд, крикнул Косте:

— Поворот двадцать градусов!

«Пора!» — подумал я и выбежал вон из рубки.

Будь на моем месте хотя бы младший матрос, он бы предостерег штурмана. Но юнге еще рано было разбираться в премудростях навигации. И потому он не мог знать, что странный мальчик, вдруг найденный на буксире, проложил курс прямо на рифы. Но зато юнга мог вовремя заметить рифы, потому что у него были самые молодые и зоркие глаза.

И я, выбежав на палубу, первым делом воспользовался этим правом — сразу увидел острые грозные рифы, выступавшие из пучины под самым носом нашего буксира.

— Прямо по курсу рифы! — крикнул я капитану, стоявшему на мостике.

— Спасибо, юнга! Ваш случайно брошенный взгляд спас наш буксир от неминуемой гибели, — похвалил меня капитан и скомандовал:

— Право руля!

Но тут же появился боцман и доложил:

— Капитан, стоило вам подать команду, и руль сразу вышел из строя!

— Тогда мы погибли, — мужественно заметил капитан и посмотрел на меня с тайной надеждой.

Самообладание и законы приключений не позволяли ему сказать прямо: «Юнга, пусть вам в голову побыстрее придет дерзкая идея, которая поможет спасти наше старое доброе судно. Ведь вы по штату самый проворный, находчивый из нас».

Я и сам знал, что только мне под силу спасти команду и буксир. И до сих пор у меня это каждый раз каким-то непонятным образом получалось.

Но теперь обстановка оказалась такой безнадежной, что даже я бы показался полным безумцем, если бы попытался искать пути к нашему спасению.

Капитан и сгрудившаяся вокруг него команда прочитали это на моем грустном лице и приготовились встретить гибель, как и подобает мужественным морякам. И только мальчишка — главный виновник — бегал по судну и счастливо кричал:

— И уже ничего нельзя сделать! Ура! Ну-ка, волна, ударь посильнее!

И, словно услышав его просьбу, огромная, жуткая волна растолкала своих меньших сестер, подхватила буксир и, раскачав его взад-вперед, чтобы удар вышел сильней, понесла на острые угрюмые скалы, торчавшие из воды.

Я смотрел на приближающиеся страшные рифы и с печалью думал о туапсинской детворе, которая ждет не дождется нас с запасом дыма.

И вдруг мне в голову пришла отчаянная мысль.

«А что, если… — сказал я себе. — Рифы, они же не сплошные. Они, как и мы, состоят из молекул. А между молекулами всегда есть небольшие пустоты. И если направить судно так, чтобы наши молекулы как раз прошли через эти пустоты?»

— Прошу всех замереть на местах! — крикнул я звонким юношеским голосом и направил наши молекулы — и корабля, и членов команды — в пустоты, намеченные мною в рифах.

Мы прошли сквозь грозные скалы, точно нож сквозь растаявшее сливочное масло. Когда рифы остались за кормой, я вернул руль матросу Косте и огляделся. Все мои товарищи стояли на своих местах, живые и невредимые. Даже явившийся в последний момент Пыпин и тот замер там, где его застала моя просьба. Такое с ним случилось впервые с тех пор, как мы полвека назад случайно расстались на пирсе Новороссийска.

И все же кого-то не хватало. Я бросил взгляд за корму и увидел Толика Слонова, держащегося обеими руками за гребень рифа. Мне сразу же стало ясно, что произошли. Вопреки моей просьбе непослушный мальчишка продолжал бегать по палубе, и одна из его молекул зацепилась за молекулы скалы.

Но рассуждать было некогда. На мальчика надвигалась та самая ненасытная волна, которая только что пыталась разбить наш буксир о рифы. Потерпев неудачу, она повернула назад, намереваясь выместить на Толике всю свою неизрасходованную ярость. Поэтому я, не раздумывая, бросился в океан и выхватил его у волны перед самым ее носом. Мы укрылись за противоположной стороной скалы, и волна промчалась мимо нас, как говорят, с пустыми руками. Пока разъяренный вал разворачивался, чтобы снова напасть на нас, я подхватил Толика под мышки и благополучно доставил на борт нашего славного корабля.

Когда мы ступили на палубу, к Толику подошел капитан и укоризненно сказал:

— Вот к чему приводят шалости. Ведь прежде всего ты мог погибнуть сам.

Я увидел за его спиной обиженное лицо штурмана Феди.

— Но ничего же не произошло? — возразил Толик капитану и штурману.

— То есть как — ничего? Ты мог утонуть, — пояснил капитан.

Толик засмеялся и сказал:

— Ну и что же? Зачем тогда путешествуют люди? Разве не ради риска и острых ощущений?

Тут даже удивился я, повидавший всякое на своем веку, в том числе и то, чего не было. Удивился тому, что такой большой мальчик до сих пор не понял, ради чего путешествуют люди.

— Кто вы, в конце концов, и как все-таки к нам попали?! — воскликнул капитан, потеряв терпение.

— Ну, если вас это очень интересует, ладно, я расскажу, — важно пообещал Толик.

К этому времени ураган, конечно, ушел. На небе появилось жаркое, ослепительное солнце, которое тотчас же высушило всех промокших.

Но ясной погоде и на этот раз не удалось застать нас врасплох. На буксире уже все было готово для отдыха. В кают-компании шумел растопленный самовар, на накрытом для чая столе вазы с конфетами и вареньем. И когда команда уселась за стол, Толик рассказал свою историю.