"Ричард Длинные Руки - маркиз" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)Глава 5О том, что я поступил неблагородно, стало известно всему двору герцога уже через пару минут. Все судачили, как я низко пал, а я уединился в своей комнате и раздумывал, что вообще-то это разделение на благородных и неблагородных не такое уж и ненужное, а существует для того, чтобы не дать благородным опускаться до простолюдина. Это постоянно усложняющийся кодекс поведения того, что человек должен делать и чему должен соответствовать. Даже это вот бесцельное пребывание дворян при дворе - и то служит благой цели: потереться среди более знатных, знающих, умеющих - самому стать лучше. Ведь куда проще феодалу просто существовать в своем замке среди крепостных, наслаждаясь полной властью, ничему не обучаясь, ни в какие рамки себя не загоняя. И никто не скажет ему в селе среди простолюдинов, что у него вечно расстегнута ширинка. Хотя бы потому, что у самих так же. А здесь даже криво завязанный бант на обшлаге способен уронить репутацию. Над этой дуростью можно бы погыгыкать вволю, наслаждаясь своей умностью и превосходством, если бы я не знавал страну, где точно так же криво завязанный галстук способен вызвать насмешки, а плохо начищенные туфли даже умнику не позволят занять при отборе на работу более высокое место. И не надо ха-ха, все не зря: человек, способный в мелочах регламентировать свою одежду, поведение и слова, сможет и работать так же точно, безошибочно и без неряшливости. Так что эти требования - быть дворянином во всем и не допускать жестов, опускающих до черни, - не так уж и нелепы. Я оглядел себя в зеркале, оно добросовестно отразило мою маску, а иначе не бывает, все зеркала отражают именно маски, расправил плечи, сделал лицо надменно-доброжелательным и покинул покои. По главному залу прогуливаются повесы в составе старого козла, не слышал его имени, Эйсейбио, Гарроса, Водемона и прочих, а леди Элизабет водит их, как гусей, улыбаясь и щебеча, щебеча, щебеча. Я пытался проскользнуть незамеченным, но Эйсейбио заорал, махая рукой, я натянул на морду счастливую улыбку и подошел, отвешивая поклоны. На меня посмотрели настороженно, но я старался выглядеть овечкой, и лорд Водемон, кивнув в ответ на мое приветствие, продолжал: -…леди Элизабет, этому вашему портретисту, как и прочим, суждено полное забвение. Они никогда не передают того, что видят. Передают то, что видит публика, а публика не видит ровным счетом ничего. С тем же успехом могу вас рисовать я, если согласитесь позировать… более откровенно. – Почему вам? – Мы же оба принадлежим к благородному обществу! Потому вы со мной можете быть более откровенны… в одеждах. Она возразила живо: – А мне отец говорил, что мы наиболее откровенны перед лекарями и портнихами! А они, согласитесь, из самого простого круга… Старый козел, который похож на Бернарда Шоу, захлопал в ладоши. – Браво, леди Элизабет, - сказал он козлиным голосом. - Лорд Водемон повержен. Водемон поклонился и развел руками. – Признаю, лорд Шуй, логика леди Элизабет неопровержима. Я даже начинаю побаиваться, а вдруг она… тьфу-тьфу!.. умна? Леди Элизабет улыбнулась мне, а Водемону ответила с живостью: – И вообще я устала позировать! Быть естественной очень трудная поза - долго не выдержишь! Я удивляюсь, как герцогиня Ценцелла выдержала, когда рисовали ее портрет! Лорд Шуй проговорил еще более козлиным голосом: – Говорят, она все еще любит своего мужа! И он, можете себе представить, все еще… ха-ха, любит ее и даже верен ей! – Бред, - сказал Гаррос уверенно. Водемон фыркнул: – Человека, который всю жизнь любит одну женщину, следует отправить к врачу, а может, и на виселицу. Лорд Шуй улыбнулся, как мог бы улыбнуться старый козел, что все еще оглядывается вслед молодым козочкам. – Возможно, - произнес он совсем козлиным голосом, - это сам герцог Гендель и распространяет такие слухи. Я как раз слышал, что он весьма близок с Ксантой, женой герцога Маргуйского. Встречи их крайне тайные, так что вы уж не подвергайте сомнению его верность жене… ха-ха! Эйсейбио спросил заинтересованно: – Я слышал, они сейчас в Майенне? – Вы слышали верно, - проблеял лорд Шуй и по-козлиному посмотрел на леди Элизабет. – Значит… - произнес Эйсейбио задумчиво, - она сейчас скучает?.. Прекрасно! Ничто так не украшает женщину, как временное отсутствие мужа. У меня есть пара свежих анекдотов про любовников, я подкатился бы к ней с этими историями, а потом сразу про ее грудь, она ею явно гордится, раз так выставляет на обозрение… – Постарайтесь расшевелить ее, - посоветовал лорд Шуй деловито. - Чем угодно. Там, где не подыгрывает любовь или ненависть, женщина играет посредственно, и с нею скоро становится скучно. На меня посматривали, ожидая, когда же я раскрою рот, я подумал, что и в самом деле надо бы что-то вякнуть, поинтересовался: – А какой смысл волочиться за леди Ксантой, если она замужем? Лучше уж за вот теми ледями, видите?.. Одна, судя по прическе, еще не замужем, другая - уже вдова… Эйсейбио сказал мне наставительно: – Если женщина принадлежит другому, она в пять раз желаннее, чем та, которую можно заполучить, - старинное правило. Лорд Шуй скабрезно улыбнулся и сказал вполголоса: – Знатоки говорят, что леди Ксанта весьма искусна. Ее имитация любви стоит больше, чем непритворная любовь многих женщин. Она очень-очень хороша!.. Все предпочитают жить со страстной женщиной, чем со скучной. Правда, страстных иногда душат, но редко бросают. Я выглядел озадаченным, Эйсейбио пояснил мне с усмешкой: – Маркиз, очень многие предпочитают репутацию прелюбодея репутации провинциала. Вы единственный оказались с настолько толстой кожей, что даже не стыдитесь своего провинциализма. – А что стыдиться? - спросил я. - Человек не выбирает, где родиться. Родиться провинциалом, как и дураком, не стыдно, стыдно умирать дураком. Да и жить, гм… вообще-то… Они помолчали, морды озадаченные, вроде бы мысль умная, но совсем не салонная, а если не салонная, то ерунда. Эйсейбио это понял первым, просветлел лицом и зашептал: – Берегитесь, сэр Ричард! Сюда идет баронесса Генриэтта. Она в каждом мужчине ищет мужа, потому что в муже не нашла мужчины. В зал вошла роскошно одетая и вообще роскошная женщина, ослепляя мир огромным полуоткрытым бюстом. Я еще издали прикипел к нему взглядом, хотя, как говорят правила этикета, женщине нужно смотреть в глаза и делать вид, что внимательно слушаешь ее восхитительный лепет. Ее полушария буквально разрывают декольте, я сразу же представил, как было бы здорово, если бы это случилось, и она, перехватив мой взгляд, все поняла по моему лицу и победно улыбнулась. Демонстрация высокого бюста, такого налитого и просящегося в мужские ладони - результат умения портнихи и самой хозяйки расположить правильно и носить умело, так что мой взгляд - это как проголосовавший в пользу ее хозяйки один из спортивных судей. Конечно же, женщина, которая носит вот так грудь, сама открыта миру, щедра, добра и распространяет вокруг себя приятную ауру, что поднимает всем мужчинам тонус. Лорд Водемон прошептал мне на ухо: – Он прав, баронесса идет в самом деле в нашу сторону… – Чем она примечательна? – Самая феерическая любовница, - пояснил Водемон. - После смерти барона ей достались владения в Шатле, Вигноре и Бюльневилле. А так как барон был бездетным, то и все триста тысяч гульденов теперь в ее полном распоряжении. За ее внимание сражаются все мужчины двора! – Так куда же вы удираете? Он сказал опасливо: – У нее больно острый язычок… Все наше общество поспешно сдвинулось в сторону. Я понял так, что леди Элизабет то ли не желает с нею делиться воздыхателями, то ли спасает их от острого язычка баронессы. А она в самом деле направлялась к нам, стройная, с высокой прической, укрытой прозрачным платком, что вроде бы и закрывает пристойно волосы, но в то же время рассмотреть их не составляет труда, ну, стринги некой неназываемой эпохи. Глаза ее блестели любопытством, а платье с низким вырезом едва держится на узких оголенных плечах. – Маркиз! - вскрикнула она звонким щебечущим голосом. - Говорят, вы осадили самого Бульвилля… Я пробормотал: – Ах, леди… – Леди Генриэтта, - прощебетала она и подвигала плечами, чтобы платье опустилось ниже. Мои глаза тут же скосились на выпирающую, как подходящее тесто, грудь. - Маркиз, вы обязательно расскажите, как вы это сделали… – Гм, - ответил я осторожно, - вряд ли это для таких нежных ухов молодой девушки… Может быть, я вам что-нить галантное про поручика Ржевского… Она отмахнулась. – Да в жопу эту галантность! Я не целомудренная девушка, а вдова барона Вигнора, молодая и очень даже живая вдова, маркиз, имейте это в виду… Я насиделась взаперти в замужестве, теперь жажду веселья и прочих интересных встреч! – Я скучный человек, - заверил я и попытался заглянуть в ее вырез глубже, вот уже показались края бледно-розовых кружков. - Ох, какой я ску-у-у-чный… Вот щас прям совсем ниче не соображаю. – Умному никогда не скучно, - заверила она, а улыбкой дала понять, что поняла, почему я ничего не соображаю, - пока он способен на глупости. И вообще, жизнь без женщин и вина бесполезна и скучна! Вы не согласны? – Я с вами на все согласен, - заявил я, не понимая, почему платье не соскальзывает дальше. Наконец сообразил, магия! - А на что не согласен, на то поддамся в виде исключения только вам. Но не сразу. – Это как это? – А поломаться? - удивился я. – А-а-а, - протянула она понимающе, - так вы, оказывается, пресытились ролью охотника?.. Хочется побыть в роли дичи? – Ну да, - сказал я, - только без всяких там кандалов и плеток, я нежный… Но чтобы вы напали на меня и грубо изнасиловали, я совсем не прочь. Еще как не прочь! Она оглядела меня оценивающе. – А что, это мысль. Маркиз, вы вносите свежую струю в наши довольно однообразные игры! Я вот как-то не подумала даже про такие возможности… А что, у вас и такое есть? Я вздохнул. – Ах, леди… Когда делать нечего, собака яйца лижет, а человек чего не придумает! К счастью, я вырвался в мир, где есть чем заняться… Она вскинула на меня лучистые глаза, губы тронула улыбка. – А вы не дикарь, маркиз. Вон как изящно отказались участвовать в наших играх! И нас не лягнули, и себя похвалили. Я ощутил, что уже невольно погружаюсь в этот словесный поединок любовной игры. В остроумии леди Генриэтте не откажешь, она наконец-то ощутила, что я держу удар и отвечаю в той же манере, заинтересовалась и усилила натиск, я сопротивляюсь достаточно успешно и контратакую, у нее заблестели глазки от удовольствия, губы покраснели и распухли, а бледные щеки порозовели. Я видел, как она расцветает, словно цветок под теплым майским дождиком, мало кто так молниеносно реагирует на ее остроты и успевает не только отразить, но и нанести ответный укол, флирт вообще оттачивает наше умение ориентироваться и успевать реагировать. – Маркиз, люди делятся на тех, кто стремится вырваться из порочного круга, и на тех, кто стремится туда ворваться! А вы ни туда, ни сюда… Я развел руками. – Если бы можно было оказаться в объятиях женщины, не оказавшись в ее руках! Она томно вздохнула. – Ах, маркиз, лучше обожать, чем быть предметом обожания. Терпеть чье-то обожание - это скучно и тягостно! Я предложил самодовольно: – Да я не против, обожайте вволю! Я такой добрый. Я даже денег с вас не возьму. Она расхохоталась, широко раскрывая рот, чтобы продемонстрировать возможности, и показывая нежную белую шею. Пышные груди приподнялись еще больше, а у самого края нечто призывно заалело. Я попытался взглядом либо отодвинуть края грубой ткани, либо как-то вытащить эти дивные штуки. – С вами весело, маркиз! - сказала она. - Не люблю серьезных мужчин. Серьезность - последнее прибежище заурядности. Маркиз, скажите какой-нибудь комплимент! Я подумал, выдавил тяжело, глядя на ее грудь: – Леди, какие у вас красивые… э-э-э… волосы! Я бы даже сказал… редкие. Очень редкие волосы… Она вслушалась, улыбнулась, кивнула: – Великолепно. Снова удивляюсь, почему вы не в обществе. Все пропитано флиртом, любовными флюидами… а вы? – В любви, - заметил я, - всегда один целует, а другой лишь подставляет щеку. Потому я предпочитаю другие виды… забав. Она улыбнулась. – Верно считают, что наивных мужчин больше, чем наивных женщин. Я сказал ей очень серьезно: – У женщин просто удивительное чутье. Они замечают все, кроме самого очевидного. Она посмотрела с вопросом в глазах, что же не заметила, но я загадочно поклонился и указал взглядом на нетерпеливо поджидающих ее поклонников, которые, в отличие от лорда Водемона, готовы терпеть ее колкости. – Ах, эти, - сказала она со смешком, - вы правы, надо выполнять светские обязанности. Вы хитрый, сумели от них увильнуть! И ушла, одарив комплиментом, так что за ней осталось не только последнее слово, но и приятное впечатление. И как о собеседнице, и как о милой женщине, способной слушать тебя, единственного и неповторимого, что значит - сильного, красивого, умного. А женщина, которая согласна слушать, уже наполовину согласна, такой закон флирта. Во флирте главное вот это, что наполовину. Или даже на две трети. Но, упаси Боже, не целиком. Флирт из простого рыцарского обожания и неуклюжего ухаживания развился до такой степени, что сейчас это уже сложное и вычурное искусство. У него еще те правила и законы, свои у каждого жеста, а у каждого цветка своя атрибутика, но даже один и тот же может передавать самые разные чувства в зависимости от того, сорвали в виде бутона, расцветшим, с листьями или без, и много-много чего еще для меня сложного и непонятного, как тензорная математика. И та женщина или тот мужчина, кто не усваивает тонкости этих премудростей, может только облизываться, когда более продвинутые лопочут на своем языке, мы же эстеты, мол, мать вашу, а вы - простое быдло, несмотря на ваши миллионы и счета в швейцарских банках. Бесцельно двигаясь по дворцу, я снова выбрался во двор, но на этот раз осматривался уже целенаправленно. Где-то же есть эти жалкие услужливые люди, их богатые держат у себя из милости и любопытства: алхимики, звездочеты, которые попозже придумают компьютеры и звездолеты. Правда, и потом они останутся в тени, а на первом месте, сменив королей и герцогов, появятся шоумены и прочие клоуны… Я вышел даже на задний двор, там хорошо уложенная ровными плитами площадь, ни травы, ни мишеней для упражнений со стрелками. Хотя что-то я подзабыл. Здесь маги не ютятся в подвалах и пристройках, здесь они в своих загадочных башнях заняты расколдовыванием старинных манускриптов и разгадыванием действия древних артефактов… Высоко в небе прокатились раскаты грома. Я вскинул голову, небо блещет прозрачной синевой, чище не бывает, ни единого облачка, однако гром прогремел снова, словно незримая туча приближается, неся в чреве молнии, ураганы и разрушения. Я поспешно обогнул дворец, с той стороны народу больше, люди поднимают головы, кто-то остановился, другие собираются в группки. Одни оживленно спорили, указывая вверх, иные, напротив, поспешно торопились прочь, разбредались по домам. Из дворца вышел граф Эйсейбио, уже навеселе, морда красная. Я видел, как он приложил ладонь козырьком к глазам и мрачно смотрел в небо. Я пошел к нему, а он, оторвав от лба ладонь, встретил меня угрюмым взглядом. – И у вас так? Впрочем, так везде… – Это что, - спросил я, - магия? – Маг, - ответил он коротко. Оглянулся, я смотрю непонимающе, сказал раздраженно: - Маг недоволен. – Ого, - вырвалось у меня невольно, - маг здесь… что-то вроде высшей силы? – Он маг, - ответил он хмуро. Небо из безмятежно-синего быстро становилось зловеще-фиолетовым. На землю пала недобрая тень, в небе заблистали огни. Народ начал с криками разбегаться. Небосвод прочертила стремительно опускающаяся красная линия. Оборвалась за границей города, взвился столб черного дыма. Крики стали громче, люди в панике вбегали в дома, я слышал, как щелкают засовы. С неба с большой скоростью падали огненные градины. Я слышал, как с треском разбиваются о землю, во все стороны брызгают искры. Гром прогремел с такой мощью, что затряслась земля. Эйсейбио сгорбился, пьяное лицо словно бы протрезвело, кулаки сжаты, в глазах бессильная злость. – Что делать? - прокричал я. – Ничего, - ответил он мертвым голосом. – Но этот огонь… – Мы ничего не можем сделать, - прервал он зло. - Вы что, не понимаете? Я поспешил перевести вопрос в другую плоскость: – Почему не гасят пожар? Он ответил угрюмо: – Пожара не будет… думаю. Это только предупреждение. От магического огня пожар может быть, а может и не быть. – А если будет? Он сдвинул плечами. – На то воля мага. Он может погасить любой пожар. А может не позволить погасить простой костер. Я посматривал искоса, вряд ли дворянство ликует, что вся власть у магов, но и дворяне не идиоты: против метеоритной атаки с мечами не выстоять. – Круто, - сказал я. - Нет, у нас не так. Хотя чем хвалиться? Просто мы слишком малая величина. Не то что здесь… И что, короли никогда не пытались… отстоять свое право править? Он проворчал: – Когда-то, по дошедшим из древности слухам, король одного королевства решил не подчиниться магу. И его лорды оказались слишком горды и поддержали вождя, хотя маг трон упрямца предлагал каждому из них. Они собрали огромное войско и с трех сторон выступили против мага… – И как? - спросил я, уже догадываясь, что могло произойти. – Прошли везде, уничтожая помощников мага, и встретились у башни, где жил маг. Оставался один последний штурм. И тут маг показал свою силу… Небо стало кровавым, посыпался град раскаленных камней и сгустки огня. Войско было уничтожено за мгновения, но разгневанному магу показалось мало. Огонь с неба смел дома, дворцы, крепости. Маг в ярости стер с лица земли замок короля и остальные замки, сжег города и села. Из людей спаслась горстка, укрылась в лесах да пещерах… – Показательно, - сказал я. Он передернул плечами. – Да, это был урок всем. – Подействовал? – Еще как! С того случая ни в одном королевстве не помышляют ослушаться мага. Ладно, маркиз, не буду нагонять на вас тоску. С другой стороны, власть мага всем во благо. Королевство защищено гораздо лучше, чем если бы мы держали огромную армию, изнуряя народ непомерными налогами. – Да, - согласился я, - когда воевать не нужно, можно волочиться за юбками. – И пить, - добавил он с натужной бодростью. - И пить, маркиз! Однако, судя по кислому выражению лица, свежий воздух ему уже разонравился. Следом за ним я вернулся во дворец. К счастью, маги не на Севере, мелькнула мысль, я снова ощутил импульс перекреститься. Гордые рыцари не смирились бы с властью презренного мага и поперли бы с выставленными копьями на злодея. И полегли бы до единого. А в землях погибших юные сыновья, узнав о трагедии, вскакивали бы на коней, расхватывали мечи и мчались мстить. Рыцарей не остановить ни стрельбой из крупнокалиберных пулеметов, ни танковыми орудиями, ни крылатыми ракетами. «Честь дороже!!!» - гремело бы над полем битвы. И все бы предпочли красиво погибнуть, потому что лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Я помотал головой, хреновое чувство, когда знаешь, как все случится, но не хочешь, чтобы уходила из жизни святость, чистота, верность слову, верность друзьям, верность любимой женщине. Нет, надо все-таки на Север, там еще могу что-то успеть. Возможно, нужно всего лишь крутнуть штурвал чуть в сторону, когда перед кораблем выныривают опасные рифы. Веселая компания, в центре которой леди Элизабет, расположилась в алькове, и я, не заметив, прошел в опасной близости. Они сразу же загалдели, замахали руками. – Маркиз! – Маркиз, к нам! – Маркиз, расскажите, как вы сумели завоевать расположение старого герцога? Может, подскажете, как завоевать сердце леди Элизабет? Сама леди Элизабет посмотрела на меня с напускным подозрением и заявила обвиняюще: – Маркиз, от вас пахнет красивой женщиной!.. Сознавайтесь! Говорила она веселым щебечущим голосом, явно предлагая потрепаться на игривые темы, хотя в голосе вроде бы проскользнули и другие нотки. – Женщиной? - удивился я. - Упаси меня от таких ловушек! – Почему? - радостно изумилась она. - Вот леди Делина, как я заметила, обратила на вас внимание… – Кто, вон та?.. - спросил я. - Вижу… Ухаживать за такой опасно. Это как лотерея, в которой боишься выиграть. Есть такие женщины: пришьет тебе вешалку к пальто, а потом говорит, что отдала молодость. И вообще, леди Элизабет, мне ли с моей медведистостью ухаживать? – Ничего страшного, - безапелляционно возразила она. - Лучше пусть женщина возмущается, чем скучает. Ее щечки раскраснелись, глазки блестели. Я вспомнил, что женщина никогда не забывает о своем поле и всегда предпочтет говорить с мужчиной, чем с ангелом. Я поклонился и развел руками. – Леди Элизабет, мне в таком блестящем обществе ничего не обломится. Она сказала покровительственно: – Маркиз, постарайтесь получить то, что любите! Иначе придется полюбить то, что получите. Граф Гаррос подхохотнул, я развел руками. – Эх, если бы я мог получить ту, что хочу. Она заулыбалась довольно, мол, старайся-старайся, я вот рядом, но нужно очень постараться, чтобы дотянуться. Очень-очень постараться. Лорды Водемон и Шуй тоже заулыбались с задержкой на секунду. – Вы должны напрячь свои силы, - сказала она наставительно. - Добиваться! Я пожал плечами. – Любовь отдает себя в дар, леди Элизабет. Купить ее невозможно. В том числе и галантным добиванием. – Любовь - это все, - сказал умно лорд Шуй. После рассчитанной паузы добавил: - И это все, что о ней известно. Гаррос и Эйсейбио зааплодировали, лорд Шуй полушутливо раскланялся. Глаза его победно блестели, он наслаждался вниманием общества больше, чем вниманием хорошеньких женщин. Впрочем, женщины стараются привлекать в свою свиту таких острословов, это придает им самим блеск и повышает ранг. Я пробормотал: – Я много мог бы сказать о том, что такое любовь… но лучше промолчу. – Почему, маркиз? – Я слишком… провинциален, - ответил я. - Я в самом деле верю, что она существует. Они дружно захохотали, словно я отмочил невесть какую шутку, – Любовь - это заблуждение, - наставительно сказал лорд Водемон, - которым одна женщина отличается от другой. А женщины разделяются всего лишь по принципу: порочные и добродетельные. С порочными не знаешь покоя, а с добродетельными изнываешь от скуки. Вот и вся разница. Все снова встретили сентенцию возгласами одобрения. Я подумал вяло, что это нам эти глупости приелись, а им, возможно, самый свежачок. Я со своим арсеналом анекдотов легко вытеснил бы не только лорда Шуя, но и вообще стал бы не знаю каким остряком. – С позволения леди Элизабет, - сказал я, - пойду пройдусь по парку. Никогда не видел еще такой красоты! Она проводила меня недовольной гримаской, как можно покидать изысканное общество, когда можно бесплатно любоваться ее прекрасными глазами, ее чистой кожей, ее безупречным овалом лица, слушать милый щебет, удостоиться счастья заслужить улыбку и благосклонный взгляд… Вместо прогулки по парку я поднялся в отведенную мне комнату. Молот на прежнем месте, мне показалось, что посмотрел на меня с укором, меч и лук холодно промолчали. – В самом деле пора, - сказал я вслух. - Вы правы, ребята. |
||
|