"Ричард Длинные Руки – оверлорд" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)Глава 14Творец не вмешивается, подумал я, спасительно хватаясь за тонкую ниточку надежды, потому что дал нам свободу воли. То есть сам лишил себя права вмешиваться в жизнь человека. Он сделал ставку на то, что крохотная частичка, которую вдохнул в животную плоть зверя, сделает из него нечто особое. И что эта частичка, названная душой, позволит устоять против всех соблазнов. Я вздохнул, в отчаянии стиснул голову ладонями. Творец не представлял всей мощи соблазнов, что возникнут на пути человека. Или представлял? Если представлял, то как он мог помыслить даже, что я устою? Весь мир не устоял и рухнул в пучину демократии, а я, самый что ни есть демократ, как бы ни хихикал презрительно над этими примитивными существами, устою? Да на хрена это все мне, вся эта ответственность? Я же нормальный человек! Я даже когда в самом деле обязан что-то делать, всегда найду способ увильнуть, еще и идеологическую базу подведу, мол, нужно именно сделать так: все мы грамотные и все умеем защищать свои позиции. Так что за дурь то и дело поднимается во мне? И смеет спорить с разумом, который у меня совсем не хилый, я ведь нахватался везде вершков и обо всем что-то да знаю. А что касается конфликта с отцом Ульфиллой… Пожалуй, отдам ему за Фриду не только земли, но и сам Верден… Во-первых, там все еще жена и дочери бывшего владельца замка, Волка. Как их выгнать, не знаю, рука не поднимается выпереть женщину с детьми, хотя надо бы. Во-вторых, Волк сумел улизнуть, а это значит, что где-то собирает силы, не может не попытаться вернуть потерянное. Так что пусть отец Ульфилла и решает все эти проблемы. Он злее и беспощаднее, чем я, чувствует за собой поддержку самого Господа, а я еще долго буду сопли жевать, интеллигентничать, рефлексировать, политкорректничать, о правах человека еще вспомню, не на ночь будь сказано… Ближе к вечеру в замок вернулись Тюрингем, Зигфрид, Вернигора. Угасающий пир разгорелся с новой силой. Я заново рассказывал, что за это время стряслось со мной, они в ответ виновато бормотали, что у них вот ничего, только все хозяйством занимались, а то больно разрушенное было. Да и отобранные раньше деревни вернули, теперь заново перестраивают систему налогов. Поздно ночью, сославшись на усталость, я покинул пир и вернулся в свои покои. Фрида лежит тихая, как мышка, я разделся и залез под одеяло. Фрида тут же подняла веки, во взгляде страх, на меня посмотрела отчаянными глазами. – Ваша милость, – сказала она жалобно, – я такая безобразная, ужасная!.. Вам смотреть на меня противно. Позовите Лецию… – Зачем? – Ну… для утех. – Ага, а тебя куда? – Да хоть на коврик к вашей собачке. Я обхватил ее и прижал к груди. – Не пищи, – сказал я в ухо. – Ты храбрая, отважная и самая красивая птичка на свете. Быстрее приходи в себя, потому что дальше все хорошо. То, что случилось, не повторится. А с утехами потерпи. Она замерла и страшилась шевельнуться, я сам лег поудобнее, обнял ее рукой себя за шею, положил ее голову на плечо, а ее тонкую заднюю лапку закинул себе на живот. Так лежали некоторое время, я чувствовал, как она медленно и осторожно, каждое мгновение готовая снова юркнуть в свою норку, расслабляется, дышит не так скованно, тело теряет жесткость, и, наконец, дыхание стало совсем глубоким и ровным. Я чувствовал, что начинаю засыпать, в это время в коридоре послышались тяжелые шаги. Я почему-то подумал, что идет статуя командора, но Фрида вроде бы не Анна, а я не тяну на Дон-Жуана. Из-за двери донесся крик: – Ваша светлость!.. Ваша светлость!.. Удары железа по железу ни с чем не спутаешь, я торопливо высвободился из рук спящей Фриды, спрыгнул на пол и ухватил меч. Тот, что взял из рук железной девы… Дверь с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель. Через порог шагнула она, блестящая темной медью в свете факелов, с темным лицом. Двое стражников со всей дури отважно рубили в спину мечами, на что меднолицая не обращала внимания, а шла прямо на меня. Я вскрикнул: – Да ты что? Я же сюзерен! Она продолжала надвигаться, лицо неподвижное, я отпрыгнул, сказал гневно: – Ты не поняла? Я – сюзерен! На колени! На миг мне почудилось, что она поняла и вот-вот в самом деле преклонит колени, однако ноги ее несут дальше, рука поднялась, готовая ухватить за мое горло. Я сказал с достоинством: – Ах, меч? Ну так бы и сказала! Я же взял не насовсем, только посмотреть! Утром оы принес обратно. Она пересекла комнату, я перехватил меч за прозрачный конец, сердце екнуло, почудилось, что вот-вот кончик отломится, и протянул рукоятью вперед. Дыхание замерло в груди, металлическая дева надвинулась, незрячие глаза глянули на меня в упор, а темные пальцы с железным щелчком сомкнулись на рукояти меча. Долгие мгновения я стоял как замороженный, страшась, что разрубит меня пополам. Дева повернулась и пошла с мечом в руке к выходу. Пол подрагивал от ее шагов, я невольно подумал, что эта девочка весит несколько тонн. Переведя дыхание, я сказал с натужной бодростью: – Благодарю за службу, ребята!.. Вы действовали отважно. Стражи вытянулись, в глазах страх уступает ликованию, все обошлось хорошо, они почти герои, есть, что рассказать утром. А зимой этого приключения хватит на пару недель. Ладно, мелькнула мысль. В этот раз не удалось, получится в следующий. Тут же вспомнил, что следующего раза не будет, всего три дня выторговал у Сатаны. Фрида пробормотала сонно: – Мама… а как они летают?.. Я лег рядом, обнял бережно и прошептал в розовое ушко: – Ты тоже будешь летать. Спи. Заснул под утро, а когда вынырнул из темного и непрочного, как ткань прогнившего мешка, сна, Фрида сидит на краешке постели, ужасающе худая, но уже посвежевшая, в руках жареная гусиная лапа. – Ох, ваша милость, – проговорила она с набитым ртом, – простите, но не смогла утерпеть. – Для тебя и поставлено, – сказал я. – Лопай, не стесняйся. Набирайся сил. – Все равно стыдно, – прошептала она. Ее глаза были умоляющими, но пальцы отрывали кусочки нежного мяса и отправляли в быстро жующий рот. Я погладил ее по голове, пышные волосы пружинят под пальцами, быстро оделся и вышел. На лестнице перехватил Гунтер, рыцари спрашивают насчет указаний, я отмахнулся: – Сам указывай. Отец Ульфилла сейчас где? – Если не в карьере, то в церкви. Он весьма ревностен… – Знаю, – ответил я с тоской. – Ладно, сейчас он явно советуется по одному важному вопросу. Гунтер спросил настороженно: – С кем? – Ас кем еще стоит советоваться, – ответил я, – если дело важное? С Богом, конечно. Снег смачно хрустел под сапогами, словно зайцы жуют свежую капусту. Мой арбогаст выметнулся веселый, с горящими глазами, однако настроение мое оставалось ниже плинтуса. Отец Ульфилла, как я и предположил, находился в церкви. Он обернулся и пошел навстречу, едва я переступил порог. Бледный и осунувшийся, с покрасневшими от ночных бдений и молений глазами, взглянул на меня исподлобья, я открыл было рот для вопроса, тут же услышал резкое: – Нет! – Что «нет»? – переспросил я, но сердце болезненно сжалось, поняло раньше меня, дурака. – Я говорил всю ночь с Господом, – проговорил Ульфилла. – Он не мог такое посоветовать, – запротестовал я. – Он сказал «нет», – ответил Ульфилла резко. – Церкви не нужно проклятое золото из ада! Я прошел мимо него, так что Ульфилла невольно последовал за мной, положил на стол свернутый в трубочку рулон пергамента. Отец Ульфилла бросил на него короткий взгляд. Я развернул, прижал углы золотыми монетами. – Отец Ульфилла, – сказал я, – разве не я посоветовал поставить церкви во владениях Одноглазого, как только стали моими?.. Разве не я выделил денег на строительство часовен и даже церквей?.. Вы ведь все это сделали? Он кивнул: – Да. – Думаю, за два года вы преуспели во многом, – сказал я. – Преуспел, – согласился он. – Слово Господа снова стало звучать всюду. – Значит, – сказал я с нажимом, – в тот раз вы извлекли пользу из сотрудничества со мной. А сейчас что-то вам мешает… Не гордыня ли?.. Подумайте на досуге. Смотрите сюда. Это план монастыря. Он втрое больше того, что вы задумали при всем своем энтузиазме. Вот здесь главный зал для общих молений, вот здесь келья, а это библиотека… Голос дрожал, я сам чувствовал, что всегдашняя уверенность разбивается, как морская волна о подлинную твердь, которую мне никогда не заиметь. Отец Ульфилла следил за моей рукой настороженно и недоверчиво. Когда я обрисовал все-все, закончив расположением кухни, он фыркнул: – На постройку такого монастыря потребуется слишком много денег. – Сколько? – Даже в аду не наберется столько. – А если пустить на благое дело сокровища Ганслеггера? Он покачал головой: – Да и потом понадобилось бы слишком много, чтобы поддерживать монастырскую жизнь. – Можно перевести на самообеспечение, – сказал я быстро. – Здесь цветущие сады и луга, а это мед и воск! Монахи смогут заниматься подсобным хозяйством и перестанут зависеть от прихоти местных лордов. Он снова покачал головой: – Это слишком. Монастырь будет на три четверти пустым. – Крестьяне охотно будут отдавать детей, – сказал я убеждающе, – чтобы избавиться от лишних ртов. Так что наполнится жизнью он быстро. Я выделяю для монастыря хорошую плодородную землю. Она не только прокормит монахов, но и даст некоторую прибыль… – Монастырю не нужна прибыль! – А на что покупать недостающее, например, свечи? Хотя свечи можно делать самим из воска, если заведете собственную пасеку. Но деньги понадобятся все равно… Отец Ульфилла, я знаю, как такой монастырь создать не за сто лет, как их обычно строят, а уже этим летом. Он отшатнулся, глаза округлились: – Что? Я развел руками: – Собираюсь сделать вам необычный подарок. Вы за это время неплохо изучили грозный замок Верден… Хорош? Земли, что ему принадлежат, плодородные. Так вот собираюсь передать вам замок, земли и все села, что входят в его владения. Замок станет краеугольным камнем для строительства монастыря. Первые годы, собственно, он и будет монастырем, а потом расширитесь за счет пристроек. Крестьяне Вердена таким образом станут монастырскими крестьянами. Он уже пришел в себя, я почти видел, с какой скоростью работает его мозг, моментально просчитывая все варианты за и против, выискивая ловушки, стараясь угадать, на чем же я его пытаюсь поймать и как именно погублю его Душу. – Это… – проговорил он резко, – щедро. Очень щедро! И все за эту ведьму? Я кивнул: – За ведьму. Да-да, за такую малость я отдаю большой и хорошо укрепленный замок, а также все владения Вердена. Ну, за исключением тех, что отошли к Амальфи. Разве это не торжество церкви? Он сказал напряженно: – Ведьма должна быть сожжена. – Кто спорит? – ответил я. – Конечно же! Но, возможно, Господь в своем мудрости, недоступной нам, как раз и провел всю эту великолепную комбинацию, чтобы завершить ее созданием монастыря, откуда под вашим мудрым руководством будут выходить пламенные проповедники учения Христа?.. И откуда воссияет чистый свет, изгонит нечисть, просветит и спасет души простого народа, столь падкого на дешевые мирские радости? Он слушал все еще настороженно, но я уже видел появившиеся бреши в его обороне. Наконец, он проговорил с колебанием в голосе: – А что собираетесь делать вы? – Во всяком случае, – ответил я, – не мешать вам, это точно! Гунтер и его рыцари умоляют меня взять их с собой. Я планирую проникнуть на Юг, а они готовы со мной хоть в ад. Так что убьем двух зайцев: я перевезу в свои новые земли верных мне людей, а вы получите земли, что позволят содержать монастырь, набирать молодых послушников и воспитывать их в духе воинствующей веры… Вы мне тоже очень не нравитесь, отец Ульфилла, но вера лично у вас воинствующая, что есть очень хорошо. Он посмотрел на меня исподлобья: – Почему? – Церковь быстро становится беззубой, – объяснил я. – В том королевстве, откуда я, с ней никто не считается. И виновата в этом она сама. А вы в своем монастыре станете готовить миссионеров своего склада и натиска, что так важно и чего так недостает. Уже на пороге я остановился, хлопнул себя по лбу и повернулся к отцу Ульфилле: – Да, совсем забыл об одной малости. Он спросил настороженно: – Какой? – Напишите вдогонку, – попросил я, – что я не освободил ведьму, а взял для дальнейшего расследования. Пусть церковные власти не торопятся с отлучением. Он помолчал, потом ответил с великой неохотой: – Я только написал, но… еще не отправил. Не было оказии. Я выдохнул с великим облегчением: – Как удачно! – Не ликуй, – сказал он злобно. – Если только с монастырем что-то пойдет не так, я тут же дам той бумаге ход. – Это меня устраивает, – ответил я серьезно. – Я сам заинтересован в скорейшем строительстве монастыря. Мне позарез нужно много грамотных людей… из простого народа. Могучие мужские голоса дружно и весело ревели, как стадо молодых быков, застольную. Я услышал стук ножей по столу и по тарелкам, смех, веселые вопли. Во главе стола кресло с высокой спинкой, единственное пустое, справа веселые Гюнтер и Ульман, слева Зигфрид, Тюрингем, остальных рыцарей знаю только в лицо. Ах да, еще виконт Теодерих, помню, он первым из вольных рыцарей пришел ко мне и принес присягу на верность… Я занял место во главе стола, минуту послушал их разговоры, затем поднялся с кубком вина в руке. В зале сразу затихло. – Дорогие друзья! – сказал я с подъемом. – Как вы уже знаете, в своем стремлении на Юг я еще больше обрастал землями, титулами и званиями. Но может ли такая ерунда остановить рыцаря? За столом заорали, что нет, никогда, ни за что, но по глазам некоторых видел, что вообще-то пусть не остановились бы, но кое-где с охотой можно и задержаться, надо же насладиться гроссграфством или коннетабльством, однако общий настрой был за вечный бой, когда покой нам только снится, а пограбить можно и на ходу, на обратном пути доберем и донасилуем. – Хорошо, – подытожил я. – Тогда я призываю вас на добровольной основе… присоединиться ко мне! Гунтер выкрикнул в общем шуме: – Мы уже с вами, сэр Ричард! Что нужно делать? Я покачал головой. – А вот тебе нужно остаться здесь. Ты так умело наладил производство составных луков… А нам понадобится еще и еще! Мне требуются надежные и верные люди в Армландии. Конечно, они уже есть, но я сам не думал… да и не хотел, если честно, чтобы в моих руках оказалось земли так… много. Но, увы, у меня теперь такие просторы… и я предпочел бы побольше тех соратников, кого уже знаю. Гунтер сказал с обидой: – Ну что это, все в поход, а я?.. Ладно, спрашиваю за них всех, что нужно делать? – Дождаться весны, – сказал я. – А как только подсохнет земля, все, кто к тому времени не передумает, да отправятся своим ходом каждый в удобное для него время в королевство Фоссано, в провинцию Армландия. А там вам всякий скажет, где найти гроссграфа Ричарда Длинные Руки. Меня, скорее всего, на месте не будет… Тюрингем захохотал: – Ну, это точно! Другие тоже захохотали, я через силу улыбнулся. – Верно, я не люблю сидеть на месте. Там вы обратитесь к барону Альбрехту или сэру Растеру, это мои ближайшие военачальники. Они сразу пристроят вас к делу, чтобы не застаивались в ожидании… Начинайте сразу работать, не дожидаясь меня. А сейчас, увы, я должен покинуть вас. Гунтер проворчал в наступившей тишине: – Все у вас, сэр Ричард, не как у людей. Зимой спят и пируют, спят и пируют… Я засмеялся: – Пируйте, до весны еще далеко!.. Гунтер, пусть ребята веселятся, а ты оставь свой кубок на пару минут. Он торопливо выбрался из-за стола, уже собранный и настороженный, ладонь подрагивает на рукояти меча, по-волчьи огляделся. Я отвел его в сторонку, Гунтер еще раз осмотрелся, я сказал тихо: – Тебе лично еще одно очень важное задание. Выберешь самый глубокий подвал… но из тех, что заброшены, понял? Куда обычно никто не ходит. Там выроешь очень глубокий колодец. Как можно глубже, понял? Не забудь снабдить надежными ступеньками, чтоб можно было спуститься на дно… и выбраться. Он слушал внимательно, в глазах удивление, но лишь кивнул, ответил коротко: – Сегодня же ночью начнут копать. – Отлично, – сказал я с облегчением. – Это у меня такая епитимия, понимаешь ли… – Епитимия? – А что такого? – спросил я обиженно. – Я не человек, что ли? Уж и нагрешить не могу? Обижаешь, Гунтер… Он помотал головой: – Да нет, вы ж паладин! Вы сами на кого хотите наложите… Я вздохнул: – Вот я и наложил. За то, что вмешался в дела святой инквизиции и выхватил из их рук грешницу. А она, увы, в самом деле грешница, тут уж ничего не скажешь. Он открыл рот и, постояв так, закрыл. Я видел по его честному лицу старого солдата, что вопрос был прост: если епитимия, то я вроде бы должен копать своими руками, но с другой стороны – я же лорд, а как лорд вполне могу поручить отбывать епитимию другим. – Кстати, – добавил я, – такие колодцы велишь выкопать во всех трех замках! В Амило и Вердене. Главное, старайся делать их там, куда никто не ходит. А еще лично проследи, чтобы поглубже, поглубже. Это очень важно для моей епитимий. Он отрубил тихо, но четко: – Не извольте беспокоиться, сэр Ричард!.. Все будет сделано. – Не сомневаюсь, – ответил я и тепло обнял его. – Держись, Гунтер. Когда-то мы чуть было не убили друг друга, но сейчас ты у меня здесь самое доверенное, так сказать, лицо, извини за выражение. Он усмехнулся: – Сэр Ричард! Вы тогда сразили самого сэра Галантлара. У нас с Ульманом против вас не было шансов. Но – спасибо за оценку! Проводить меня во двор высыпали как рыцари, так все воины и челядь. Только стражи смотрели со стен, остро жалея, что не могут прикоснуться к одежде лорда, при власти которого жизнь переменилась к лучшему. Я укутал Фриду в огромную шубу, как маленькую гусеницу в кокон, велел не высовывать и носа, она пока что дохленькая, свистнул Зайчика, а Пес уже давно прыгает вокруг, требует внимания. Зайчик стоял, как статуя, пока я принимал из рук Гунтера запеленатую Фриду. Заскрипела решетка ворот, я услышал, как с той стороны ворот грузно опускается подъемный мост. Сердце защемило, я выдавил с трудом, проклятый лжец: – До встреч… Гунтер отсалютовал обнаженным мечом, Ульман, Тюрингем, Зигфрид тут же выдернули свои, за ними – остальные рыцари и рядовые воины. Мы проехали в сторону ворот между двумя рядами мужчин в железе и с оружием в руках, я чувствовал, как пугливо вздрагивает в моих руках живой комок. Копыта прогремели по заиндевелым доскам, затем длинный каменный мост, Зайчик все набирал скорость, я пригнулся, прикрывая Фриду и сам пряча морду в пышной гриве. Топот перешел в шелест, а рев ветра в тонкий свист. Я чувствовал, как Фрида там, в глубине необъятной шубы, старается прижаться к моей груди, маленькая, как котенок, потерявшаяся в огромной толстой шкуре. Я прятал лицо от леденящего ветра. в черепе рои мыслей, и это надо успеть, и это, а мозг упорно воскрешает картинки Амальфи, глаза рыцарей, угрюмое лицо Гунтера… Гунтер, мелькнула снова мысль, никогда не узурпирует власть, не объявит себя владельцем замка. Его больше устраивает роль управляющего. В этом деле он собаку съел, а когда дело касается внешнеполитических, так сказать, дел, чувствует себя на чужом поле и охотно сообщает, что он всего лишь управитель, а всем командует и за все отвечает его господин – блистательный сэр Ричард Длинные Руки. Кстати, теперь он будет присовокуплять «коннетабль королевства Фоссано и гроссграф Армландии», что, бесспорно, прибавит грозной мощи моему имени и увеличит защиту всем моим владениям в этих землях. Кстати, барон де Пусе, который добровольно признал себя моим вассалом и принес мне присягу верности, лишний раз порадуется и побахвалится своей мудростью и прозорливостью. Интересно, как там леди Клаудия… |
||
|