"Станции Ангелов" - читать интересную книгу автора (Гибсон Гэри)

ГЛАВА 14

Вон снял рубаху, открывая мускулистую грудь, перекрещенную давно зажившими мелкими шрамами, и бросил рубаху в корзину. В кабинет вошла девушка по имени Энн, передала Вону чашку с касперианским напитком, который в грубом переводе назывался зеленым древесным чаем, и вышла.

Через несколько минут в дверь постучал Мэтью. Кабинет у Вона был широкий, с низким потолком и окнами, выходящими на Северные пики Тейва. Каспериане редко отваживались заходить так далеко в горы, и даже решись они на такую попытку, существовали способы их отпугнуть. Далеко внизу лежали туманы, скрывая долины. Некоторые из кочевых племен все еще двигались на север, к подножию Северных пиков, но возможность, что они поднимутся на те высоты, Вона сейчас не беспокоила.

Дом Вона служил также и ратушей, и управление системами наблюдения велось из комнаты прямо под его кабинетом. Но в данный момент Вон занимался другими, резервными, системами. Они потребуются, когда придет огонь и этот мир будет создан заново. Те, другие системы, будут храниться в Убежище, как стали называться глубокие пещеры. Подготовка к катастрофе, которая уничтожит туземную цивилизацию, шла полным ходом, и если бы не верность и терпение окружающих его людей, Вон не представлял, как бы они справились.

– Здравствуй, отец, – поздоровался Мэтью и подошел к пылающему дровяному камину. Вон разжег его утром, вскоре после своей материализации перед императором в Тайбе. – Не знаю, как ты можешь пить эту дрянь. – Сын кивнул на зеленый древесный чай.

– Мне он нравится.

Мэтью скорчил забавную гримасу.

– Странно, – продолжил Вон, – что молодежь не пристрастится к таким вещам. Это чай Эдема, нового мира. Даже твоя мать, хоть была молодой… – Вон спохватился: не стоит ворошить старые воспоминания. Он улыбнулся, показывая зубы. – На самом деле этот чай не так плох, и туземцы его явно любят.

Вон надел чистую рубаху. «Уже недолго, – подумал он, – уже недолго». А потом можно будет навсегда покинуть это горное пристанище. Вон будет скучать по нему, но впереди их ждет столько всего другого, интересного. Он посмотрел на сына испытующе. Конечно, Вон выжег из него бунтарский дух. И все же…

– Мы провели анализ по наноцитам, – сказал Мэтью. – Я решил, что должен поставить тебя в известность. Основная их масса ушла через сингулярность. Включая облако, возникшее от разрушения того грузового звездолета.

Вон поднял голову. Этого он не предвидел. Однако древняя инопланетная технология и не может не быть непредсказуемой, хотя до сих пор она неплохо служила их целям.

– Что случилось, когда они вышли на следующей Станции? Мэтью поднял на него серьезный взгляд:

– В том-то и дело, отец. Они не вышли.

– Не вышли? Были уничтожены?

– Возможно. – Мэтью пожал плечами. – Или… – Он замялся, понимая, насколько серьезную вещь сейчас скажет: – Или появились где-то в другом месте.

– Нет такого места, где они могли бы появиться, – твердо ответил Вон. – Я ничего такого не видел.

«Хотя это так чертовски непредсказуемо, – подумал он. – Иногда видишь будущее, и оно представляется ясным как день. А в другой раз ты словно глядишь в пустоту и понятия не имеешь, как повернутся события».

Вот сейчас он потерял Элиаса. Этот человек находился как никогда близко, но Вону не удавалось обнаружить его присутствие ментально, и это раздражало и тревожило: Элиас был силой, с которой необходимо считаться, – как и Тренчер, только Тренчер понимал, насколько он серьезная сила. Ну, ладно, с Тренчером пока разобрались.

– Мэтью, эта информация пришла через обычные каналы?

– Стандартная расшифровка перехваченных военных и гражданских передач. В окрестностях Станции Ангелов это видели все.

Вон мотнул головой, будто пытаясь стряхнуть с себя тревоги. Они уже были так близко…

– У нас есть расчетное время прибытия?

– Еще сутки, – сообщил Мэтью, понимая, что он имеет в виду. – Через двадцать восемь часов плюс-минус пятнадцать минут. Рей и Томас говорят, что все работает нормально, все бортовые системы наведения в порядке. Посадка должна пройти без проблем.

– Ты превзошел себя, Мэтью. Передай Рею и Томасу мою благодарность. Мы все отлично поработали. Теперь оставь нас.

Мэтью ушел. Он хороший мальчик, подумал Вон, несмотря на его ранние ошибки, его прежнее отступление с пути света и знания. Выжечь из него это было необходимо, хоть очень тяжело и больно. Однако нужно было сокрушить его непокорность. Вон хорошо запомнил один ясный, погожий день, когда Мэтью узнал, что все его друзья умрут.

Вон лично проследил, чтобы Мэтью присутствовал при каждой казни.

Скоро им придется достать скафандры.

Сон или просто отдых для любого из них становился невозможным, потому что машины-жуки расползлись по всему кораблю. Элиас больше не управлял «Гоблином» – его участие теперь не требовалось, и все попытки Ким вернуть себе управление оказались тщетными.

Винсент понимал, как тяжело переживает Ким невозможность управлять собственным кораблем. Пистолет пока оставался у него, но в сложившейся патовой ситуации придется пустить все на самотек, если они с Ким ничего не придумают.

Тем временем планета Каспер при нормальном увеличении из светящейся точки превратилась в широкий диск. Один из дисплеев показывал два огромных континента, занимающих северное полушарие. Их разделял океан, и только в паре мест они почти соприкасались.

И первое, что бросалось в глаза, – это огромные скалистые гребни горных цепей, особенно двойная цепь, протянувшаяся к самым северным точкам. При максимальном увеличении стала ясно видна Цитадель – темная клякса на северном полюсе планеты. Южнее до самого экватора тянулась полоса зеленой и голубой растительности, простирающаяся до экватора. Ледниковый период закончился, но большую часть планеты еще сковывали остатки льда.

– Сколько нам еще лететь?

Винсент пришел в кабину и встал позади Элиаса, снова занявшего кресло второго пилота. Ким разрешила ему, не без оговорок, вернуться в кабину, хотя Винсент возражал. Но Ким сочла, что худой мир лучше доброй ссоры, да и держать пленника было негде.

Элиас обернулся к нему.

– Челнок готовится войти в атмосферу. Он уже начинает торможение.

Серебряный жук упал из-за экрана и мягко приземлился на пульт перед Элиасом. На всех стенах виднелись царапины и другие следы повреждения. Винсент смотрел, как жук своими жвалами медленно выгрызает дыру в стальной обшивке рядом с консолью. Когда его челюсти впились в металл, ученый заметил слабую искорку света. Ужасающее зрелище, но при этом странно завораживающее. Казалось, для этих тварей даже самый твердый металл все равно что масло. Винсент присел и потянул жука за задние ноги. Жук не сделал никакой попытки защититься, а просто вернулся к своему разрушительному пиру. Тогда ученый поднял его, снова не пытающегося сопротивляться, и отбросил подальше от пульта.

– Элиас, этот корабль развалится раньше, чем мы сядем, ты это знаешь?

– Нет, не знаю. Нам осталось меньше дня пути, и мне нужно рассчитать посадочную траекторию. Если по какой-то причине мы не сможем сесть в пределах досягаемости того челнока, придется выбрать место подальше от населенных районов. Чтобы не было проблем с туземцами. И скрестите пальцы, чтобы челнок не решил сесть слишком далеко на севере или на юге, потому что там будет по-настоящему холодно.

– Элиас, Ким сейчас изолирует грузовой отсек, так как мы потеряли там большую часть воздуха. И я не знаю, как долго удержится воздух в этой части корабля.

Элиас слегка повернулся:

– Так скверно? Винсент осторожно кивнул:

– Если не хуже. Только время покажет.

Повисло неловкое молчание, и ученый ждал. Он знал, что если подождет достаточно долго, то Элиас почувствует себя вынужденным что-то сказать. Винсент был очень терпеливым человеком.

– Послушай, – начал Элиас, – насчет того, что случилось…

– Не о чем говорить, Мюррей. Ты захватил управление кораблем. Реальный вопрос – что будет дальше? Вот что меня беспокоит больше всего, а не то, разбил ты мне нос или нет. – Любопытно, но Винсент поймал себя на странном сочувствии к Элиасу. Был короткий прилив ненависти, питаемой тестостероном и гневом, но теперь та ненависть прошла. Это вернуло ученому ясность мыслей и помогло легче представить, что случится, когда они достигнут того места, куда летят.

– Ты знаешь, куда я нас везу. Мы с твоей подругой уже об этом говорили, – грубо ответил Элиас.

– Это не тот вопрос, который я хотел задать. Элиас демонстративно уставился на ученого.

– Допустим, мы останемся в живых, – начал Винсент. – Допустим, нас не зарежут туземцы, мы не замерзнем до смерти и не умрем с голоду, потому что не знаем, что там можно есть и что нельзя. А что дальше?

Элиас нахмурился, скрещивая руки в неуловимо оборонительном жесте.

– Что вы с Ким будете делать, решать вам, – произнес он наконец. – А я должен найти тот челнок.

– В одиночку? На планете, по которой ступало – если то, что ты говоришь, не окажется правдой – не больше нескольких десятков пар человеческих ног, и то лишь внутри ограниченной области, недоступной для туземцев? И что ты станешь делать совершенно один, если все же найдешь челнок?

Элиас сжал губы и отвернулся от Винсента, снова обращаясь к пульту и постоянно прокручивающимся потокам данных.

– Или ты сам не очень знаешь, что делаешь? Элиас не ответил.

– На всякий случай, чтобы тебе было известно, – сообщил ученый его спине, – в вопросах выживания природа почти всегда поступает правильно. А ключ к выживанию – взаимопомощь.

Винсент повернулся и полез обратно в каюту Ким.

– Сюда его ведите.

Раненый купец умирал – слишком глубокой оказалась ножевая рана. Ярко-красный язык вывалился из пасти, полной тщательно заостренных зубов. Раненый лежал на циновке из зеленого речного тростника, в изобилии растущем на болотах, размывающих границу между сушей и этими самыми северными водами Великого Северного моря. Урсу оглянулся на Южные горы Тейва – их силуэты теперь едва виднелись вдали.

Деревня ютилась в развалинах древнего города, среди стен, разрушенных в какой-то давно уже забытой войне. Город, как и сама эта земля, назывался Ибэстрэзан. Иб-эстр-э-зан – что означает «страна тростника».

По реке, огибающей этот разрушенный город, приплыли откуда-то сверху большие корабли с черно-золотыми парусами на мачтах – цвета императора. Приплывшие солдаты разбили лагерь недалеко от селения, и закон здесь действовал только тот, что имперские солдаты привезли с собой.

– Некогда двигаться дальше, – заметила женщина, которая привела Урсу к купцу. – Надо помочь ему прямо здесь.

– Но не там, где нас могут увидеть солдаты, – возразил Урсу. – Отнесем его в тот дом.

Он указал на осыпающуюся виллу. Ее нижний этаж был открыт всем ветрам, на полу валялись солома и навоз. Урсу взялся за край циновки и вместе с женщиной перетащил раненого.

– Солдаты пришли за ним к нему домой, – сообщила женщина. – Ему удалось сбежать.

Урсу не стал спрашивать почему – он и так привлекал к себе слишком много внимания. Здесь чувствовался дух непокорства, которого в других местах за время своего путешествия юноша не встречал. Племена, живущие близ моря, были куда более свободолюбивыми – будто черпали поддержку от непокорности самого океана.

Появились еще два селянина. Урсу понимал, что скоро разойдется слух: на север идет некто, умеющий выполнять Воскрешение. Но он не мог свернуть в сторону: то, что лежало у него в котомке, было важнее любой империи. В ней лежало будущее всего, что когда-либо существовало.

Лодка, найденная в лесах – теперь уже много дней тому назад, – унесла его от непосредственной опасности, но несколько раз он едва избежал столкновения с военными кораблями снабжения. В конце концов, бросив ее, он пошел напрямик через крутые холмы к побережью, загибающемуся на север, к краю света, где моря покрывает сплошной лед.

Чем дальше шел Урсу, тем более далеким казалось ему его прошлое.

– Теперь мне нужно остаться одному. Вы все должны уйти, – сказал юноша, жестом отсылая поселян.

Он ощупал края раны своего пациента. Торговец слегка дернулся, когда в него полилась сила Воскрешения. Потом его дыхание стало ровнее.

Через несколько мгновений Урсу понял, что он не один.

Он почувствовал фигуру, сидящую на корточках позади него, но не повернулся, чтобы посмотреть. Не Шекумпех, а другой: Шей. Урсу не хотел снова увидеть те ужасные рваные раны на его неестественной розовой коже, те пристальные глаза на плоском лице.

– До солдат дошли слухи о тебе. Они свяжут их с исчезновением прибора, который ты несешь. Вождь Шей хочет помешать тебе достичь Бола, и ради этого он ни перед чем не остановится.

– В прошлый раз ты сказал, что он уничтожит мир. Урсу свел края раны купца, и они начали срастаться с поразительной быстротой.

Вдали внезапно послышались крики. Урсу подхватил котомку с Шекумпехом и натянул ремни на плечи.

– Да, – подтвердил Шей. – Или просто не станет этому препятствовать.

Урсу встал и заставил себя повернуться.

– У тебя нет никого, кто мог бы полечить твои раны?

– Я это могу сам. А тебе многое нужно узнать. Ответы лежат в Боле, в его глубоких пещерах.

– Там какая-то машина.

– Да, как я тебе и говорил.

Еще крики. Они стали ближе? Было еще так много вопросов, которые Урсу хотел задать Шей.

– Нам нужно поговорить – но не сейчас. Когда ты снова придешь?

– Скоро.

И существо опять растворилось в темноте, из которой вышло.

– Подожди! – в досаде крикнул Урсу. Теперь следующего разговора, быть может, придется ждать не один день.

Шей несколько раз приходил к нему в эти дни странствий, открывая тайны мира, помогая юноше понять показанные ему видения. Урсу даже увидел этот город Бол своим мысленным взором, как бы высоко сверху, и теперь знал, что он реален. Он также видел картины невероятных мест высоко в небе, мест, полных бесчисленными Шей.

Оказалось, не все Шей одинаковы.

Урсу хотелось бежать, спрятаться где-нибудь подальше от солдат. И когда он доберется до Бола, то, что бы там ни хотели от него судьба, или боги, или странные видения демонов, Урсу это сделает, а потом уйдет и будет идти, пока не окажется в совсем незнакомом месте, в земле, как можно более далекой от Нубалы, и там, быть может, обретет покой.

– Мы не сядем, Элиас.

– Сядем, – коротко ответил Мюррей. – Что там сзади?

– В грузовом отсеке вакуум. И нам пришлось чинить изоляцию на соединительной камере, потому что ее тоже начали проедать. Надо все, что можно, перетащить сюда и запечатать каюту.

Ким знала, как сказалось на них всех напряжение последних двух дней, и когда впереди показался огромный шар Каспера, она поняла, как слабы их шансы.

От такой близости к планете, заполняющей экраны, Ким стало слегка неуютно. Международные военные силы, охраняющие Касперскую Станцию Ангелов, были готовы на многое, чтобы сохранить запретную зону вокруг этого чужого мира. Но через несколько дней самой Станции и каждому судну в системе грозит атака неизвестного, неостановимого врага. Главным для Ким был вопрос – помимо того, переживут они или нет следующие несколько часов, – является ли все это просто совпадением.

Ничто как будто не связывало эти события, но Ким продолжала перебирать в уме все, что ей было известно, спрашивая себя, нет ли чего-нибудь среди доступных ей разнородных фактов, что указывало бы на некий элемент предопределения.

Элиас покачал головой:

– Брось, теперь уже все равно. У нас меньше часа до входа в атмосферу.

Меньше часа? Через час они могут погибнуть, а она так ничего и не узнает. Эта мысль Ким не понравилась.

– Элиас, ты ничего не рассказал нам о том человеке, которого ты ищешь.

Мюррей сгорбил плечи и молча уставился на экраны.

Дело в том, что у Ким появилось чувство, что они все-таки могут сесть. Хотя она больше не могла управлять «Гоблином», справочная информация, хранящаяся в его базах данных, оставалась доступной. Элиас оказался неприятно прав насчет множества вещей: «Гоблин» действительно был способен войти в плотные слои атмосферы – один раз. Но он должен входить в атмосферу под правильным углом, на правильной скорости, расходуя почти все имеющееся топливо на торможение.

Они сядут, но обратно им уже не взлететь.

– Его зовут Тренчер, – в конце концов сказал Элиас. Ким заморгала, не сразу сообразив, о чем это он.

– Кто он, этот Тренчер? Еще одна долгая пауза.

– Да, наверное, ты должна знать. Мы с ним познакомились, когда я уже отслужил. У нас было… много общего. Тогда я не понимал почему. Со мной кое-что случилось, – теперь он смотрел на Ким, – во время службы. Это имело отношение к технологии Ангелов. Я участвовал в секретной исследовательской программе: биогенные эксперименты, расширение возможностей организма.

«Я была права, – с тревогой подумала Ким. – Он сумасшедший. Нет никакого Тренчера».

Это чистой воды совпадение, что он прибыл на Станцию и сразу после этого столько всего случилось.

– Что с тобой сделали? – тихо спросила Ким, решив поддакивать.

– Точно не знаю. Я был не единственный. Нас хотели усилить с помощью генной инженерии, сделать из нас идеальных солдат. – Элиас скорбно улыбнулся. – Я был добровольцем – как и остальные. Это казалось… казалось правильным. – Он покачал головой, снова отвернулся.

– Это правда?

– Конечно, правда, – отрезал Элиас. – Ты же сама хотела знать.

– А этот Тренчер, он тоже участвовал в программе? Элиас покачал головой:

– Нет, он таким родился, но в основе был тот же подход: его сделали, создали. Мы нашли друг друга, потому что мне нужен был человек, который показал бы мне, как жить с тем, что я теперь имел и от чего не мог избавиться. – Он свирепо взглянул на Ким. – Ты мне не веришь?

– Ты ведь не рассказываешь мне всего, Элиас. Что с тобой сделали в этой программе?

– Если бы я тебе сказал, – осторожно ответил Элиас, – ты имела бы полное право считать, что я совершенно спятил, поэтому я промолчу, ладно? Но я скажу тебе другое: Тренчер знал, что что-то случится. Он не знал, где именно или когда, но знал, что произойдут определенные события. И когда они произойдут, он хотел, чтобы я что-то сделал для него.

– И что ты должен делать – следовать за ним сюда?

– Да. – Элиас внимательно посмотрел на Ким. – Ты все еще думаешь, что я сумасшедший? – Он слегка кивнул и снова уставился на экраны. – Я тебя не виню.

– Элиас, ты хоть представляешь, что за люди ошиваются на Станциях Ангелов? На каждого нормального там приходится по пятьдесят психов. Я не утверждаю, что ты псих, но…

– Я слышал о тех экспериментах, – перебил Винсент из-за ее спины. Ким вздрогнула и обернулась; ученый вошел в кабину совсем неслышно. – Я заново изолировал переходную камеру, но сомневаюсь, что у нас много времени.

Элиас посмотрел на Винсента.

– Что ты слышал?

– Никакие официальные документы на открытых сайтах не публиковались, но по Сети всегда ходили истории, касающиеся экспериментов с генными улучшениями по технологии Ангелов. Истории сумасшедшие, и ни одну не проверить. – Винсент пожал плечами. – Но я знаю, что такое случалось, причем не раз.

– С кем еще такое было? – спросил Элиас.

– Можешь назвать сам. Когда были выявлены изменения, внесенные Ангелами в человеческую ДНК, не потребовалось много средств или лабораторной техники, чтобы любой желающий мог начать подправлять соответствующие гены – просто ради эксперимента.

– Да брось ты! – простонала Ким. – Бредни все это, никто в такое не поверит.

Винсент прищурился, глядя на нее.

– Ты не помнишь большой скандал по поводу биотехнологий – пару лет назад?

– Я вообще не знаю, о чем ты говоришь. Я…

– Как выяснилось, одна южноамериканская биотехнологическая фирма с лабораториями в Северной Америке и Европе имела сильные финансовые связи с прималистами. Обнаружено было достаточно финансовых нарушений, чтобы власти внезапно проинспектировали пару лабораторий и выяснили, что там ведутся незаконные биотехнологические работы с использованием генных последовательностей Ангелов. Скандал был колоссальный – целую группу правительств поймали на очень черных биотехнологических исследованиях. Поэтому ни меня, ни кого-то другого не удивит, что того же Элиаса накачали таким дерьмом во время службы в армии. Теперь ты понимаешь, почему мне так интересно то, что он говорит?

Ким сконфуженно покачала головой.

– Я совсем отстала от жизни, Винс. – Она развела руками, признавая свое поражение. – Долго проторчала в космосе и не уделяла особого внимания новостям.

– Потому что ты продолжаешь казнить себя за то, что не было твоей виной.

– Давай не будем в это углубляться – здесь и сейчас. – Ким предостерегающе подняла руку.

– Гляньте сюда, – внезапно сказал Элиас. Он постучал по клавишам пульта, и они увидели яркую вспышку на краю атмосферы Каспера. – Челнок входит в атмосферу.

Винсент наклонился над его плечом.

– Куда он летит?

– Похоже, он направляется к той горной цепи, – ответил Элиас, – там, на краю континента. Большая цепь, вроде Альп или Анд.

В этот самый момент «Гоблин» тряхнуло, и раздался скрип металла. Корпус корабля слегка завибрировал, и в течение нескольких секунд вибрация нарастала. Схватившись за край кресла Элиаса, Винсент держался изо всех сил.

– Ни хрена себе, – пробормотала Ким, бледнея, и перелезла через кабину, хватаясь за скобы.

– Вот что я собираюсь сделать, – решительно заговорил Элиас. – Есть набор аварийных посадочных процедур, которым может следовать «Гоблин». Это означает, что корабль может сесть с минимальным вмешательством с нашей стороны или вообще без него. Однако те процедуры могут не принимать в расчет жуков.

– Да что ты говоришь? – фыркнула Ким.

– Сейчас я задаю кораблю программу спуска, – продолжал Элиас, стуча по клавишам. – Дело в том, что выбор места посадки мне неподконтролен.

– Как это? – удивился Винсент.

– Я всегда делал это только на учебном тренажере, – сказал Элиас. – «Гоблин» сам ведет этот расчет, отслеживая некоторые факторы: атмосферное давление, скорость ветра, рельеф местности и так далее. Если только мы не сядем посреди какого-нибудь города, то все будет в порядке… я надеюсь.

Корабль снова затрясся.

– Элиас, я надеюсь, что ты прав, и надеюсь, что мы скоро сядем, иначе эти мелкие твари вот-вот разорвут мой корабль в клочья, – процедила Ким.

Планета целиком заполнила экраны, и Ким почувствовала выступивший на ладонях липкий пот. Заныли крепко стиснутые зубы. Она с тоской подумала о последних Книгах Сьюзен, все еще лежащих в каюте.

Станция была почти уничтожена, и до Ким дошло, что единственная перегонная установка в этой системе почти наверняка погибла вместе со Станцией, и у нее не осталось дистиллята, кроме нескольких имеющихся Книг. Все, что осталось от Сьюзен, от ее ума, ее воспоминаний, содержалось в крошечном пластиковом цилиндре всего в несколько футах от Ким. Его нужно сохранить во что бы то ни стало, пока нельзя будет изготовить еще.

Тем временем она могла бы почерпнуть дополнительную силу, съев всего одну Книгу. Ким бы этого хватило, пока она не приобретет новые… если из этой передряги они выйдут живыми.

Ким взглянула на экран – облака уже заполнили все дисплеи. «Мы на границе атмосферы», – поняла она. Элиас начал пристегиваться в кресле.

– Экраны через несколько минут погаснут. Пристегнитесь, будет трясти.

Ким с трудом села в кресло пилота и посмотрела на Элиаса долгим, твердым взглядом.

– Если мы все-таки уцелеем, не жди, чтобы кто-то из нас двоих тебе помогал.

– Не буду.

«Я вернулась, – с содроганием поняла Ким. – Я годами избегала Цитадели, вспоминая только то, что хотела помнить. А теперь я вернулась». Она вспомнила воздух на северном полюсе Каспера, холодный, чистый и острый. Если они выживут, у них автоматически появятся обязанности, и первая из них – избегать контакта с касперианами. Вторая – верить, что в конце концов их спасут.

Возле Цитадели есть исследовательская станция, напомнила себе Ким. Если добраться туда, это даст шанс на спасение. «Во всяком случае, власти скоро узнают, что мы здесь». Вокруг Каспера кружат спутники наблюдения, которые без труда засекут их проход.

И если их спасут, будут следственные комиссии, сложные правовые споры по поводу вмешательства в культуру, объявленную неприкосновенной. Ким попыталась представить себе, как она будет выглядеть перед такой комиссией: напористая ученая дама, уже однажды погубившая людей из-за своей профессиональной некомпетентности.

Когда всплывет вопрос о том, как вместе с ними на борту «Гоблина» оказался Элиас, и вскроются точные обстоятельства их делового соглашения, они станут отличными кандидатами на роль козлов отпущения, что бы ни случилось с самим Элиасом. Надо постараться, чтобы их шансы выжить на Каспере без последующего уголовного наказания были как можно выше. А это означает – как можно дольше играть по правилам.

– О'кей, – напомнил Элиас, – пристегнитесь как следует.

– Ким! – спохватился Винсент. – Перед приземлением нам понадобятся укрепляющие инъекции – чтобы справиться с гравитацией. Для меня эта проблема не так остра, но ты долго пробыла в невесомости. Пойди-ка ты к медицинскому блоку.

– Иду, Винс. – Ким тоже беспокоилась об этом. Она регулярно проходила такие процедуры – на случай, если окажется в глубоком гравитационном колодце, и теперь была этому рада. Она встала. – Пойдемте сделаем, а потом все пристегнемся.

Они вернулись через пятнадцать минут, и как раз вовремя – экраны на миг вспыхнули красным и опустели. Все трое уставились друг на друга.

– Тут что-то не так, – пробормотал Элиас, изучая мигающие иконки. Ким пристегнулась в кресле, и Винсент сделал то же самое позади нее, застегиваясь в защитной сетке. Ким осмотрела пульт – и глаза у нее расширились в тревоге.

– Элиас! – Что?

– У нас нарушение целостности. Смотри!

– Что это значит? – спросил Винсент странно высоким голосом.

Вид на экранах начал меняться. Каспер заскользил в сторону, открывая все большую и большую область космоса и звезд. Корабль готовится войти в атмосферу, поняла Ким, дрожь возбуждения и ужаса пробежала по ее спине.

– Это значит, что что-то случилось с абляционным экраном, – объяснила Ким. – Элиас, мы не сможем сесть. Нужно придумать что-то другое.

– Ничего другого нет, – ответил Элиас. Его нарочито сдержанный и спокойный голос предательски дрогнул. Элиас уставился на пульт так, словно мог вернуть им надежду одной силой воли.

«Нам конец», – поняла Ким.

– О'кей, – вмешался Винсент, – послушай. Когда ты говоришь «нарушение целостности», ты что имеешь в виду? Что они проели экран?

– В грузовом отсеке есть абляционный теплозащитный экран, который надувается за кормой, – пояснила Ким. – Но его что-то повредило. Возможно, жуки.

– И как проверить, что это жуки?

Ким посмотрела на него с безнадежным видом.

– Никак. Только выйти наружу и посмотреть.

Винсент уже видел этих жуков, видел, как они расправляются с металлом. Если виновники – они, то им не потребуется много времени, чтобы нанести экрану непоправимый ущерб.

– Но они его еще не сгрызли. – Винсент уже выбрался из своей защитной паутины. – До тех пор его можно использовать, чтобы пройти через атмосферу?

– Да, – подтвердил Элиас, – но только если мы прямо сейчас придумаем какой-то способ их остановить. О Господи, я действительно надеюсь, у нас еще есть…

Винсент исчез. Элиас услышал, как он пробирается в каюту. Ким встревожено обернулась.

Она отстегнулась и полезла вслед за Винсентом, нервно разглядывая изоляцию, которую они положили поверх переходной камеры в грузовой отсек.

– Винсент, ты что делаешь?

Ученый снял широкую панель, установленную вровень с переборкой каюты. Потом выдернул единственный скафандр «Гоблина» и начал его надевать, подгоняя под свой рост.

– У нас еще двадцать минут до фактического входа в атмосферу?

– Да, – медленно ответила Ким. – Ты не пойдешь туда, Винсент. Это самоубийство.

– У тебя есть идея получше?

– Сначала объясни, что ты задумал.

– Ничего особенного. Никакая опасность мне не грозит. Жуки на меня не нападут. Я просто смахну их с экрана. Я буду прицеплен к корпусу. Потом я вернусь. Потом мы встретимся с инопланетянами. Потом нас спасут. Никаких проблем.

Ким не верила своим ушам. Она уже спрашивала себя, не сама ли она, каким-то подсознательным образом, все это вызвала – из-за того как она потеряла Сьюзен. Она каждый день жила с памятью о людях, погибших под ее началом.

Но сейчас все было по-другому. В этот раз не существовало простого выхода, не было очевидного пути к безопасности. Ким не могла придумать никакого иного решения.

– Пусть это сделает Элиас, – предложила она. – Он солдат. Он умеет справляться с такими вещами.

– Ким, заткнись к чертовой матери!

Женщина заморгала, глядя на Винсента испуганными глазами.

– Все очень серьезно. Если мы не сделаем что-то прямо сейчас, то погибнем все. Мы не будем тянуть жребий и не будем спорить. – Винсент уже влез в скафандр и стал надевать шлем, затем остановился. – Я не стремлюсь быть героем. Я просто пытаюсь выйти живым из этой передряги. Но ты вольна вносить альтернативные предложения.

Ким ничего не сказала, просто уставилась на него.

– Хорошо, – подытожил Винсент, застегивая шлем. Ким оцепенело повернула его кругом, проверила герметичность и получила «о'кей» от компьютерного экрана на заплечном мешке скафандра. Она не знала, включил ли ученый рацию, поэтому дважды быстро хлопнула его по плечу, говоря: «Теперь ты готов».

Винсент пополз на четвереньках обратно в пилотскую кабину. При его появлении Элиас вздрогнул от неожиданности, потом кивнул, сразу поняв ситуацию.

– Винсент, у тебя пятнадцать минут, – предупредил он. Ученый кивнул и отпер внутреннюю дверь шлюза. Ким пошла следом, чтобы закрыть за ним шлюз.

Когда внутренний люк закрылся у него за спиной, Винсент, не давая себе времени на раздумья, нажал кнопку на внутренней панели управления и уставился в бесконечность, когда внешний люк распахнулся. «Я знаю, что делаю, – подумал ученый. – Некогда колебаться». Он прицепил страховочный трос к крюку в корпусе и вылез наружу.

Корабль в тот момент поворачивался. Винсент покачнулся, у него закружилась голова. Потом он вспомнил приемы, которым его научили, когда он в первый раз вышел в открытый космос. Это происходило на близкой к Земле орбите и поначалу казалось прогулкой – того рода экстрим, за который принимаешься после серфинга на Гавайях или восхождения на Анды.

Однажды Винсент действительно занимался серфингом, когда две недели жил на Мауна-Лоа. Он никогда не поднимался на Анды, хотя провел один уик-энд на курорте в предгорьях – ему тогда было чуть больше двадцати. После этого он прошел более серьезную низкоорбитальную подготовку в космосе, когда считал, что у него есть реальный шанс поработать в лунной радиообсерватории. Та возможность так и не осуществилась.

Винсент всегда хотел снова выйти в открытый космос, но никогда не думал, что это случится при таких обстоятельствах.

Кроме ограниченного времени, Винсент не предвидел никаких реальных проблем. Он просто сосредоточился на насущной задаче, лишь на миг позволив себе удивиться, на что способны люди в критическую минуту. Несколько недель назад он бы рассмеялся при мысли о такой дурацкой ситуации – как будто подобных вещей можно избежать. Но никто не мог предсказать такого хода событий. Когда возникает реальная проблема, решение ее ищешь не ради бравады или желания казаться храбрым – просто потому, что у тебя нет выбора, потому что кто-то должен это сделать, и этим кем-то оказался именно ты. Позволяя той простой истине занять его ум, Винсент постепенно продвигался вокруг выпуклости пилотской кабины «Гоблина».

«Гоблин» состоял из трех отдельных отсеков: пилотская кабина впереди, жилое помещение в середине, грузовой трюм и ядро двигателя сзади. Каждый отсек имел форму луковицы и был почти круглым. На корпусе судна были рядами закреплены скобы – очевидно, чтобы рудокопы в скафандрах могли добраться от шлюза до грузового отсека. Взявшись за одну из них, Винсент автоматически поискал глазами лежащую внизу планету. Увидев ее, ученый понял свою ошибку. Холодный ужас сковал его, когда перспектива внезапно сместилась. «Гоблин» сориентировался так, чтобы его нос указывал наружу, в противоположную сторону от планеты. Абляционный экран, уже надутый для входа в атмосферу, выступал из кормы грузового отсека.

Казалось, поверхность Каспера заполняет теперь половину вселенной. Винсент отчетливо видел под собой горные цепи и огромное море, разделяющее два массивных континента. Большая часть суши все еще была белой ото льда и снега.

Желудок свело судорогой, и Винсент застыл. Ему чудилось, что он падает, падает через океан воздуха. Или сидит на вершине башни высотой в тысячи миль.

В прошлый раз тоже так было, напомнил себе ученый, во время того первого выхода в открытый космос, когда он увидел Тихий океан, словно огромный голубой алмаз, лежащий далеко под его ногами.

«Давай работай», – приказал себе Винсент. Его горло было сухим, как пергамент. Медленно, кое-как, но он пробрался вдоль длины судна. Снова и снова ученый напоминал себе, что не упадет… по крайней мере не быстрее, чем этот «Гоблин». Пока что страх удавалось держать в узде.

Пока Винсент добирался до экрана, трос, прицепленный к крюку у шлюза, плыл позади него толстой серебряной нитью. Скобы кончились. Теперь нужно было переместиться под корабль и на сам абляционный экран.

Винсент заставил себя отпустить последнюю скобу и свободно поплыл. Это был самый трудный поступок в его жизни.

Мягко отталкиваясь, он продвигался вдоль кормы, пока не увидел жуков, около двух дюжин, едва приступивших к своей разрушительной работе на экране. Руками в перчатках Винсент прикоснулся к абляционному экрану, чтобы остановиться. Ему удалось смахнуть одного жука, и тот просто уплыл в космос, беспомощно махая крошечными металлическими ножками. Как у всех жуков, которых Винсент навидался за прошедшие несколько дней, у этого был неряшливый, самодельный вид, как будто его собрали из совершенно случайных кусочков лома, подвернувшегося под руку. Впрочем, подумал ученый, именно так они и размножаются.

Постепенно Винсент перемещался вокруг поверхности абляционного экрана. Он не заметил никаких явных следов повреждения, так что, возможно, им все-таки повезло. Имелись признаки разрушения на самом корпусе, особенно вокруг грузового отсека. Но пока абляционный экран держится, он должен защитить корабль.

Теперь Винсент плыл прямо под «Гоблином». Они были близко, так близко…

Потом внутри шлема, сбоку от рта отчаянно замигал красный огонек. Винсент смотрел на него несколько мгновений, затем отвернулся, чтобы смахнуть еще несколько жуков с металлического кольца, соединявшего основание экрана с корпусом. Поплыл дальше по окружности экрана, находя еще жуков, сбрасывая их. Лениво кружась, они уносились прочь, словно крошечные металлические танцоры в вальсе невесомости. Провожая их взглядом, ученый пытался не видеть под собой бескрайний, быстро надвигающийся пейзаж.

Убедившись, что ни одного жука не осталось, Винсент вспомнил про мигающий огонек, но отбросил мысль о нем, обеими руками ухватился за трос, пуповиной привязывающий его к «Гоблину», и потащился обратно вокруг экрана.

Когда ученый взглянул на Каспер, планета показалась ему намного ближе, чем несколько минут назад. Он увидел под собой огромные разбегающиеся реки и что-то еще – наверное, леса. Этот вид затянул его, пленил своей ужасной красотой, и на какое-то мгновение Винсент позабыл, где находится.

Он тронул языком выключатель возле рта, и красный огонек сменился зеленым. В шлеме зазвучал панический голос Ким:

– Что там у тебя? Ты должен вернуться, Винсент! Сейчас же!

Черт! Он взглянул на информацию, постоянно прокручивающуюся в правом нижнем углу визора его шлема. У него было около сорока пяти секунд, чтобы вернуться внутрь.

– Мы сядем, Ким! – крикнул он, отталкиваясь от абляционного экрана, чтобы схватиться за скобу на корпусе «Гоблина». – Все будет отлично.

– Ладно, Винсент. Только не теряй голову.

Инерция броска заставила его боком заскользить по корпусу, теряя несколько драгоценных секунд. Случайно взглянув вниз, Винсент увидел багровый оттенок на краю экрана и почувствовал, что скафандр нагревается – сразу стало тревожно тепло. Торопливо отталкиваясь, ученый стал подниматься вдоль «Гоблина» к переходному шлюзу.

«Я уже должен быть мертв», – подумал он. «Гоблин» входил в верхние границы атмосферы Каспера на громадной скорости, достаточной, чтобы Винсента сожгло атмосферным трением. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, почему он не сгорел. Когда абляционный экран раздулся, ею диаметр слегка превысил диаметр самого «Гоблина». И пока «Гоблин» камнем падал вниз, щит действовал как зонтик, укрывая Винсента от невообразимого жара, – пока ученый оставался не дальше нескольких дюймов от корпуса корабля.

Тем не менее температура внутри его скафандра продолжала тревожно, опасно расти. Шлемовый дисплей дал ему десять секунд, девять. Винсент уже лез по изгибу пилотской кабины, а корабль все падал кормой вперед на Каспер. Затем что-то случилось, любопытное ощущение тяжести потянуло его вниз…

Винсент влез на отсек кабины и огляделся. За те несколько драгоценных мгновений он увидел всю географию Каспера, раскинувшегося и под ним, и вокруг него, и абляционный экран «Гоблина», белый от жара.

Он быстро забрался в шлюз и нажал кнопку на панели управления, чувствуя каждую секунду, каждую долю секунды, которые тянулись медленно, слишком медленно…

Ощущение тяжести почти незаметно усилилось – медленно растущая тяга гравитационной массы. Дверь, в которую Винсент только что вошел, была уже не дверью, а потолочным люком. Он свалился на внутреннюю дверь шлюза, глядя, как закрывается внешний люк.

Внутренняя дверь открылась, и Винсент с криком провалился в кабину и ударился о противоположную стену.

Ким хотела расстегнуть ремни, но Элиас схватил ее за руку и удержал. Корабль затрясся, затрясся так, что застучали зубы. Чудовищный, басовый грохот заполнил уши. Кабина превратилась в вертикальную трубу, кресла оказались в ее высоком торце. Под собой Ким видела неподвижно лежащего Винсента. Его голова наклонилась в сторону под странным углом.

– Я должна ему помочь!

– Нет, – твердо возразил Элиас. – Я не знаю, как пойдет посадка.

«Гоблин» дрожал теперь особенно неистово. Сначала один экран, потом другой заполнились шипящими помехами.

– Оставайся в кресле. Если мы вообще выживем, то только потому, что Винсент вышел наружу.

Ким вырвала у него свою руку. Элиас потянулся к пульту и что-то нажал – помехи на экране сменились контурным изображением «Гоблина», раздутом на том конце, где был абляционный экран. Ким возненавидела Мюррея за то, что он об этом знал, а она – нет. От этого Ким чувствовала себя глупой, невежественной. Элиас украл ее корабль, но это не дает ему права делать из нее дуру. Линии контура показывали угол наклона «Гоблина», таранящего стратосферу Каспера.

«Что я знаю о Каспере? – спросила себя Ким. – Он похож на Землю. Жутко похож». Некоторые утверждали, что Ангелы, находя через сеть своих Станций обитаемые миры, переделывали их так, чтобы они были похожи друг на друга. Ученые были согласны в том, что когда-то в туманном прошлом Ангелы изменили ДНК человека, и то же самое произошло с биологическим видом Каспера. «Так что на каком-то уровне мы родственники».

«Гоблин» выбрал этот момент, чтобы затрястись особенно сильно, и Ким вскрикнула, повторяя про себя: «Вот оно, вот оно». Но они все еще были живы, все еще падали, и Ким подумала: «Когда это все закончится – а это закончится, – я больше не буду ничего бояться, потому что кончились у меня все запасы страха».

Что можно будет там есть? – спросила себя Ким. В прошлый раз на Каспере она со своей группой были далеко от любой флоры и фауны. Всю свою еду они привезли с собой. Да, на «Гоблине» тоже есть припасы, но надолго их не хватит.

Что будет ядовитым? Не убьют ли их местные болезни? И еще туземцы… они были везде. Не слишком развитое общество, но уже на пороге промышленной революции. Если бы Элиас посадил «Гоблина» на Землю шестнадцатого века, их бы сожгли на костре, не задавая вопросов, подумала Ким. К сожалению, она недостаточно знала о касперианском обществе…

Внезапно Ким поняла, кто знал, и надежда вспыхнула в ее душе – яркая, пылающая надежда, и не важно, что в это время они со свистом неслись вниз.

– Пора.

Ким посмотрела на Элиаса. Он что-то сказал? Она увидела его руку на пульте рядом с панелью управления. На маленьком мониторе между ними теперь светилась одна фраза: двигатели включены.

«Гоблин» подбросило – это отделился абляционный экран, и двигатели заработали на полную мощность, противодействуя быстрому спуску судна, не давая ему врезаться в землю на скорости несколько тысяч миль в час.

– Нам надо сесть у воды! – крикнула Ким, но Элиас не ответил. Он был чем-то занят.

Ким наклонилась вперед, насколько позволяли ремни, и поняла, что он пытается управлять снижением «Гоблина». Штрихи вектора указывали в сторону от водной массы, к горной цепи. Той же горной цепи, к которой направился челнок.

– Элиас, нет! Целься к воде!

– Какая разница – утонуть или разбиться? – крикнул он в ответ. – С тем же успехом можем попытаться сесть ближе к нашей цели.

«Твоей цели, – мысленно уточнила Ким. – Мы летим вслепую, а наш пилот сумасшедший». Все было бы иначе, не приди он к ней с деньгами, от которых сейчас не было ровно никакого толку. Она мрачно вцепилась в кресло и стала ждать.

«Гоблин» прорвался через стратосферу Каспера, оставляя за собой раскаленную полосу огня. Он автоматически изменил угол входа, чтобы войти в плотные слои атмосферы под наклоном. Поскольку «Гоблин» создавался без учета требований аэродинамики, то кроме алгоритмов аварийной посадки, предназначенных компенсировать этот недостаток, ему нужно было сжечь все свое топливо в одном затяжном взрыве, чтобы погасить скорость и приготовиться к своего рода посадке.

Разрабатывая протоколы «Гоблина», конструкторы предусмотрели программу аварийной посадки. После консультации с военными психологами и рекламными фирмами этот термин изменили на процедуру контролируемого входа в атмосферу.

И когда «Гоблин» падал и когда туземцы Каспера – и люди из затерянной человеческой колонии, спрятанной в высоких горах Тейва, – посмотрели в небо и увидели там второй след дыма и огня, они еще не знали, что их мир меняется бесповоротно, навсегда.

На пульте замигали аварийные сигналы – корабль испытывал слишком большие перегрузки. Ким постаралась не думать о Винсенте, неподвижно лежащем внизу. Возможно, он мертв, и не укладывалась в голове мысль, что он умер в двух шагах от Ким, пока они сидят пристегнутые в креслах и ждут.

– Мы только что потеряли два маршевых двигателя, – сообщил Элиас. – Боюсь, посадка будет жесткой.