"Венера с пистолетом" - читать интересную книгу автора (Лайл Гэвин)13Будильник надрывался, словно мать, в третий раз зовущая своего ребенка. Я неловко нащупал его, перевернул вверх ногами и стучал по нему до тех пор, пока он не перестал звенеть. Мое первое впечатление от начавшегося дня было отвратительным. Было шесть утра и Бог знает сколько еще, но я чувствовал себя ужасно. К сожалению, это была моя собственная идея и я ничего не мог с ней поделать. Я даже не попытался выбраться из постели, а если бы сделал это, меня бы стошнило. Просто поднял телефонную трубку и, дождавшись, когда кто-то ответил, попросил соединить меня с «Шиллер-отелем». Им тоже потребовалось некоторое время, и они тоже подумали, что это была не лучшая идея. Но в конце концов я убедил, что речь идет о жизни или смерти, о семейной катастрофе, о сделке в миллион флоринов и о чем-то еще, из-за чего Анри понравится оказаться на ногах в десять минут седьмого. Черта с два ему понравилось! Он зарычал: «Qui est la? Il n'y pas que six heures…[12] – Поднимайтесь, Анри. Нужно заняться делами. – Это вам нужно. Что еще за глупости? – Мы выезжаем в Гаагу. Через три четверти часа. Похлопайте себя по щекам. – Mon Dieu![13] Я не согласен… – Делайте сейчас, а соглашаться будете потом. Если вы удивлены, другие будут тоже. Можете арендовать машину? Тогда подберите меня без четверти семь. Он издал какой-то ворчливый звук, который в конце концов можно было рассматривать как согласие. – И не забудьте деньги. – Я повесил трубку. Пять минут спустя я осторожно поднялся и принялся одеваться, стараясь не нагибаться слишком сильно. Потом умылся, побрился и уложил свои вещи – все это со скоростью сонной черепахи. Но без двадцати семь был уже внизу со своими чемоданами. Ночной дежурный хмуро посмотрел на них. – Вы уезжаете? – Да, уезжаю. – Но у меня нет счета. – Это не моя вина. Именно в этот момент Анри постучал в дверь. Дежурный впустил его внутрь. Он был одет так, словно об его одежду вытирали ноги, и смотрел на меня с искренней ненавистью. – Это самая глупая выдумка… – начал он. – Назовите это тактическим сюрпризом. – Я протянул портье триста флоринов. – Послушайте, не может быть, чтобы счет был так велик. Мой друг получит сдачу, когда вернется обратно. Портье это все еще не нравилось. – Я не знаю… – Нет закона, по которому я не могу уехать, когда мне захочется, верно? Не может быть таких запретов, если я плачу по счету. Если у вас нет счета, это ваша проблема, приятель, а не моя. Правильно? Правильно. Я подхватил свои чемоданы и вышел на улицу. Некоторое время спустя следом вышел Анри. – Вы вели себя очень грубо, – заметил он. – А как бы вы себя чувствовали в такую рань? – Ведь это ваша собственная идея. – Знаю, знаю. Так где машина? Она стояла прямо под фонарем немного дальше по улице; желтовато-коричневый «фольксваген» с длинной ржавой царапиной на правом крыле. Я бросил чемоданы на заднее сидение. – Все в порядке. Поехали в Гаагу. Анри вставил ключ в замок зажигания, потом снял очки и потер глаза. – Я должен выпить кофе. – Выпьем дороге. А теперь поехали. Улицы были совершенно пусты, фонари висели как забытые перезревшие фрукты. Только несколько велосипедистов спешили по такому холоду, да промелькнули несколько грузовиков с овощами. Через десять минут мы выехали из города и поехали в аэропорт, мимо искусственного гребного канала. Никто из нас не произнес ни слова, пока я не попытался зажечь сигару. Анри безразлично проронил: – Мне будет плохо, – и я положил сигару обратно. Аэропорт Скипхол был ярко освещен, но ничего не двигалось. Анри заметил, что бар в аэропорту может быть открыт. Я возразил: – Позже. Фольксваген задребезжал, поворачивая на скоростную автостраду в сторону Гааги. Анри знал дорогу, все было в порядке. По хорошей дороге до Гааги было не больше пятидесяти миль. Мы сможем уложиться в час, если не наткнемся на автомобильную пробку. Однако в половине восьмого на полпути до цели я решил, что у нас есть время выпить кофе в баре для водителей грузовиков. Это заняло около двадцати минут, причем не больше десяти секунд ушло на разговоры. Но после этого мы стали немного лучше относиться друг к другу. Во всяком случае, Анри не возражал, когда я вновь раскуривал сигару. Перед тем, как ехать дальше, я открыл свой чемодан и занялся переделкой «браунинга»: вставил короткий ствол и пластиковую рукоятку. Анри мрачно наблюдал за мной при слабом желтоватом свете приборного щитка. – Не думаю, что это вам понадобится. – Картины я перевожу только с пистолетом. Такой уж у меня порядок. Вам следует это знать. Он что-то буркнул и отжал сцепление. Несколько минут спустя Анри сказал: – Я не смогу найти настоящей драгоценности, картины, о которой стоило бы говорить. Среди работ импрессионистов и современных мастеров таких картин нет. – Я тоже не рассчитывал, что девушка сможет найти новую Мону Лизу. – Но ей кажется, что такие картины существуют. В случае импрессионистов ценность представляет только полное собрание работ. Если бы мне дали все деньги, я смог бы собрать для них лучшую коллекцию импрессионистов, какой нет ни в Европе, ни в Америке. – Если бы все деньги дали мне, то я собрал бы лучшую в мире коллекцию старинного оружия. Они не смогут сделать этого ни в одной области искусства. – Их не интересуют старые пистолеты. Я вздохнул. – Именно так мне и сказали. Во всяком случае вы им достанете Матисса, или Мане или как их там?… – Сезанна, – зло выплюнул он. – Да. И Ван Гога. Об этом стоит говорить. Он снова проворчал что-то и нахмурился, настроение у него не улучшалось. Ну и черт с ним. Я не нанимался держать его за ручку. Мы продолжали мчаться молча, если не считать шума нашего «фольксвагена». Еще не рассвело – солнце всходило только около девяти часов – когда мы въехали на улочки Гааги. Однако Анри не повернул в город; он поехал через Ворбург в сторону Дельфта. Я хотел было задать вопрос, потом решил, что он в любом случае должен знать дорогу. Мы повернули налево к Дельфту, а затем почти сразу направо на небольшую дорогу. Проехали пару миль, потом свернули на перекрестке в сторону ряда больших загородных вилл. Много увидеть я не смог, но почувствовал: это был один из тех больших красного кирпича домов, построенных лет сто назад. Построенные в голландской версии викторианского стиля, дома были украшены бессмысленно высокими крышами и сложными витиеватыми украшениями на фронтонах. В некоторых горел свет, но у большинства окна еще закрывали тяжелые ставни. Вы же понимаете, частная жизнь. Анри заглушил мотор и во внезапно наступившей тишине шепнул: – И тем не менее это ужасно глупо. Мы приехали слишком рано. Возможно, он еще даже не проснулся. – Кто-то уже проснулся. Во всяком случае, ваш банковский чек вытащит его из постели. – Он может очень рассердиться! – Неожиданно Анри понял, что великое открытие ускользает из его рук, потому что я заставлю его добраться до продавца, прежде чем тот успеет съесть свои кукурузные хлопья или что там едят голландцы на завтрак. – Сто тысяч фунтов никогда никого не рассердят, причем в любое время суток, – сказал я примирительно. – Пошли. Бросайте руль и займемся делом. Он задумчиво последовал за мной, предоставив мне возможность нажать на звонок. Дверь открыла женщина средних лет – видимо, экономка, – в длинном темном платье. Она подозрительно осмотрела меня, потом увидела и узнала Анри. Он поспешно сказал: – Madame, je suis desole que…[14] Затем последовала длинная тирада о том, как ему жаль, что мы приехали так рано, но обстоятельства заставили и… Я перебил: – Позвольте нам войти, – и шагнул внутрь. Она не возражала. В высоком теплом холле с паркетным полом и узкой полоской ковра посередине стояло всего несколько предметов тяжелой старой темной мебели, одна или две вазы, пара картин. – Почему вы и их не купили? – спросил я. Анри взглянул и поморщился. – Не мой период, но в любом случае… Это была пара темных скучных пейзажей, и даже я мог видеть, что ничего в них нет. Может быть, армия могла бы их использовать для тренировок по выбору целей: «Справа от сектора обстрела дерево с густой верхушкой; слева…» Но, видно, они были слишком скучны даже для этого. Странная вещь: живопись должна быть чертовски выгодной и популярной лет сто назад, раз такая уйма народу напекла тогда так много плохих картин. А теперь их заменили телевидение и книги. Странно. Именно тут вышел хозяин. Он был толстым, я бы сказал, даже тучным: большой живот, завернутый в красный шелковый халат, который развевался при ходьбе, четыре подбородка, причем три из них свешивались по бокам и торчали из-за ушей так, что лицо словно обрамляла подкова жира. Щуря маленькие глазки за очками без оправы, он протянул руку, которая походила на надутую резиновую перчатку. – Шентельмены, – прохрипел он. Некоторые зубы его были золотыми, а другие просто желтыми. Анри снова стал извиняться по-французски, потом представил меня. Я стоял сзади и только кивал; пожать его руку было все равно, что доить корову. Хозяин – кажется, он назвал себя Хуфтом – казалось, не был огорчен нашим ранним приездом. Он повернулся, причем живот чудом миновал небольшой столик, и помахал рукой, приглашая нас за собой. Мы перешли в комнату, которая, видимо, служила ему кабинетом. Она была большой, но слишком загроможденной. Там стояло несколько книжных шкафов, заполненных чем-то, очень походившим на книги по законодательству; большой стол с телефонами, магнитофоном и прочей техникой; несколько запирающихся картотечных ящиков и большой сейф. Хуфт подошел к сейфу и начал там что-то крутить. Я просто стоял и смотрел на пару обнаженных негритянок, которые поддерживали стандартные лампы и выглядели счастливыми донельзя от того, что заняты таким полезным делом. Хуфт повернулся к нам, держа в руках картину. Анри быстро шагнул вперед, едва ее не вырвав, а затем прислонил к спинке одного из стульев, стоявших возле лампы, и принялся разглядывать. Она была действительно замечательной. Хуфт просто стоял рядом, безразлично поглядывая через его плечо; немного погодя я тоже протиснулся вперед и посмотрел через другое. Это был один из тех безумных пейзажей, на которых изображены деревья, кукурузное поле и небо, все это в вихревых мазках, так, словно дул сильный ветер и в то же время все оставалось совершенно спокойным. Вы понимаете, все выглядело словно замороженным. Или может быть следовало сказать, что все это выглядело просто нереальным? Наконец Анри очень медленно кивнул. – C'est vrai[15]. Да. Теперь… – Он сунул руку во внутренний карман и достал конверт. Теперь наступила очередь Хуфта, и зрелище последовало просто замечательное. Он изучал банковский чек так, словно это был прямой билет на небеса в пульмановском вагоне. Он вглядывался в него, подносил к свету, осторожно ощупывал пальцами его поверхность. Гораздо сторожнее, чем можно было думать по его виду. Он даже не потрудился поблагодарить. А как вы бы приняли чек на сотню тысяч фунтов? Не знаю. Мне бы это понравилось. В любом случае, казалось, Анри это совершенно не беспокоит. Он получил свою игрушку, и когда схватил ее, суставы пальцев совершенно побелели в свете лампы. Наконец Хуфт закончил разглядывать чек, повернулся и улыбнулся нам. – Шентельмены – теперь не хотите ли выпить кофе? Я кивнул. – Конечно, ведь нам некуда спешить. Анри удивленно взглянул на меня. Хуфт нажал кнопку переговорного устройства на столе и распорядился. – Пожалуйста, садитесь, шентельмены. Мы сели, Анри все еще сжимал картину Ван Гога. – Вы повредили голову? – спросил Хуфт, так как я все еще носил свою повязку в виде тюрбана. – Автомобильная авария. Он покачал вверх-вниз своими подбородками. – Автомобили – ужасная вещь. – Это верно. Мы помешали вам отправиться на работу? Он рассмеялся и помахал чеком. – Думаю, сегодня я уже достаточно заработал. Экономка постучала и внесла кофе. Большие чашки – и очень хороший кофе. Хуфт положил себе в чашку сахар и спросил: – Вы охраняете картину, да? – Да. – Вы не похожи на охранника, он должен быть здоровым… – Он снова захохотал. – Ну, картина ведь не очень большая. Эта шутка его совершенно убила. Да, действительно получилась шутка года. Он буквально катался в кресле, пролив кофе на блюдце. – Герр Кемп, вы мне очень нравитесь. Это очень здорово сказано. Я ответил ему сладкой улыбкой и занялся своим кофе. Вмешался Анри и спросил Хуфта по-французски, не знает ли тот о каких-нибудь еще картинах такого же рода. Хуфт говорил по-французски лучше меня, потому многого я не смог разобрать, но могу предположить, что Анри действительно пытался выяснить, откуда взялась картина Одноухого. Не в состоянии следить за деталями разговора, я встал и начал бродить по комнате, делая вид, что разглядываю книги. Обошел стол, прошел мимо окон с опущенными тяжелыми шторами, чей синий цвет несколько дисгармонировал с выкрашенными в розовые тона стенами, и наконец вернулся к собеседникам. Когда никто не смотрел на меня, я покосился на часы. Шел уже десятый час. – Ну, – сказал я, – пожалуй, нам пора ехать. Лучше всего вернуться в Амстердам и спрятать картину в хранилище. Какое-то время Хуфт обеспокоенно смотрел на меня. – Герр Кемп, я не хотел бы, чтобы относительно картины задавались какие-то вопросы. Скажем, по поводу того, откуда она взялась. Я покачал головой. – Никаких вопросов. Никаких проблем. Никто ничего не будет знать. Он пожал плечами и по телу пробежала дрожь, словно вы похлопали желе. – Это ваша работа. Потом хозяин поднялся и проводил нас к выходу. |
|
|