"Венера с пистолетом" - читать интересную книгу автора (Лайл Гэвин)33Когда я вернулся, Элизабет все еще мрачно разглядывала Венеру. Я налил себе еще виски, а потом, вспомнив о своих манерах, предложил Элизабет: – Не лучше ли вам чего-нибудь выпить? – Пожалуй, я бы выпила. Виски с содовой, пожалуйста, сказала она, продолжая смотреть на картину. Я принес, она сразу хватила большой глоток. Потом мы долго стояли рядом, пили и смотрели на полотно. Наконец я произнес: – Она все равно чертовски хороша. Элизабет медленно кивнула: – Если бы только она была его… – Вы все еще думаете, что это может быть его картина? – Я бы сказала, что к тому времени, как Тициан стал настолько хорош, он бы не стал писать такую картину. У него было больше действия, больше динамики. Но… – она беспомощно пожала плечами. – Смешное дело с этим пистолетом, – сказал я потягивая виски. – Полагаю, можно пойти в ближайший магазин игрушек и купить что-нибудь, что гораздо проще с виду, а работает намного лучше, чем любой колесный затвор. Просто пара пружин и крючок… но понадобилось еще семьдесят лет, чтобы это придумать. Обратите внимание на эту деталь: вертящийся затвор. Цепь и колесо, и свернутая в кольцо пружина, и U-образная пружина… Обратите внимание, это не настоящий колесный затвор. Это скорее некая машина, начинающая стрельбу, нахлобученная на бок вращающегося фитильного замка. – Да? – безучастно отозвалась она. – Да, ни один замок подобного типа не сохранился. Честно говоря, я не думаю, что пистолет вроде этого когда-то существовал. Он бы не смог толком работать. Искры бы летели повсюду. Но я знаю этот затвор. Я видел его чертеж. Похоже, она немного заинтересовалась. – Вы когда-нибудь слышали о Codice Atlantico? «Кодекс Атлантикус»? Старик Леонардо да Винчи. Вы можете об этом не знать, потому что это не искусство. Это куча планов, чертежей и тому подобного, для военных машин, которые он строил герцогу Миланскому. Затвор был на этих чертежах. Ее голос осел до шепота: – К какому году он относится? – 1485. Очень медленно она произнесла: – Двадцать пять лет. Двадцать пять лет до смерти Джорджоне. – Верно. Может быть, кто-нибудь и сделал подобный пистолет, но я сильно сомневаюсь. Скорее всего, Джорджоне видел сам чертеж. Мог заинтересоваться им, даже скопировать. Вряд ли он знал, что это неудачная модель. Элизабет внезапно вспылила: – И ты все это время знал об этом? И продолжал доказывать, что это не Джорджоне! Почему ты не сказал нам? – Да? А те два венгерских мужика, которые не понимают по-английски? Черта с два они не понимают! Мой собственный голос звучал громко и четко: – Зачем же задирать эту проклятую цену до трех миллионов? Эхо долго гуляло по комнатам. А потом она спокойно сказала: – Да, прости. Я была немножко… Но почему венгры этого не знают? – Потому что они не так чертовски сильны в искусстве, как ты, и не в старом оружии, как я. Только тебе следует научиться доверять собственному мнению немного больше. – Ты – ублюдок. – Только моя старая мама меня так называла, и не слышала ни слова против. Она ухмыльнулась: – Но ты хорош! Знаешь куда больше, чем делаешь вид. И в искусстве тоже, я думаю. – Брось. Она снова усмехнулась, затем опять повернулась к картине, распевая: – Мы нашли Джорджоне, мы нашли Джорджоне… Я обнял ее за плечи. – Ты это нашла, милая. Она обняла меня за талию и пропела: – Мы нашли Джорджоне, мы нашли… И тут вдруг мы стали целоваться, исступленно и счастливо, потом танцевали вокруг картины, потом снова целовались, постепенно уже всерьез. А потом она, держа меня на расстоянии вытянутой руки, задохнувшись сказала: – Берт – но это уже всерьез!? – Похоже… – Да… – казалось, она успокаивает свои чувства, – я думаю, да. – Может ты должна сначала отправить меня на спектрограмму и рентген? – Что? – и она засмеялась. – У меня всегда так, звучит очень академично? Я снова притянул ее к себе. Она постаралась положить голову мне на плечо. У нее ничего не вышло, и никогда этого со мной не получится из-за моего небольшого роста. Но ее волосы были у моих глаз, и они были фантастически мягкими и прекрасными. А ее тело рядом с моим так дышало жизнью… Она сказала: – Кажется, мне лучше выпить. Я занялся выпивку, но потом бросил: – Не надо, если только ты иначе не можешь. Я не хочу, чтобы ты была пьяная. – Я не хочу пьянеть, – негодующе заявила она, – я просто хочу выпить. – А как насчет вина? Должно быть, оно уже остыло? – Подходящая идея. Я пошел за вином, мне пришлось повозиться, чтобы вытащить пробку, и потом я смог найти только один фужер. Потому себе я плеснул в стакан для виски. Когда я вернулся в гостиную, Элизабет там не было. Черт, я не слышал, чтобы хлопала входная дверь. Может она закрылась в своей ванне, или еще где-нибудь? Дверь в ее спальню была открыта, там было темно, свет проникал только из прихожей. Она спокойно сказала: – Ты забыл вино. – Нет, принес, – но я не двинулся с места, просто стоял и смотрел на нее. Она замерла у большой кровати. Темный воздух между нами начал медленно вибрировать, как радиоволны. – Берт, у нас любовь? – Может быть. Так много времени прошло с тех пор… – Берт, я не очень хороша… в этом… – Не надо, здесь нет правил, здесь только мы. Я пошел к ней. Свет из прихожей веером рассыпался по потолку длинными тонкими клиньями. Как трассирующий огонь с закрытых позиций. Или ломтики тех круглых диаграмм, которые показывают, как правительство тратит каждый процент ваших налогов, или хотя бы дают понять, что правительство знает, как его тратит. Когда я не мог ни о чем больше думать, я спокойно спросил: – Элизабет? – Может, тебе лучше называть меня Лиз? – сонно спросила она. – Лиз, – попробовал я. Хотя не был уверен. Может быть, я когда-нибудь сменю его на Бетти, или Бесс. Добрая королева Бесс. Когда она царствовала? В конце шестнадцатого века. Когда изобрели кремневой замок. Ренессанс, Англия. Мои мысли проплыли, как дым, и вернулись к исходному пункту. – Лиз…Мы же не сказали им, что это Джорджоне. – Здесь нет телефона. – Это хорошо, верно? Ладно, я смогу завтра выйти и позвонить. – Карлос сказал, чтобы мы оставались дома. – К черту Карлоса. Она приглушенно хихикнула. – Нет, давай останемся дома. Мне нравится быть дома с тобой. Пусть это станет большим сюрпризом для Карлоса, когда он вернется. – Да… – мои мысли все еще лениво плавали по потолку, во всяком случае, если он станет торговаться за два миллиона, то лучше ему не знать, что она стоит три. Элизабет подняла голову. – О, Господи! Может лучше все-таки сказать ему? – Остынь. Они старались обмануть нас, не так ли? Я имею в виду то, что они хотели продать ее нелегально. Думаю, будь они готовы продать нормально, отправили бы ее в Лондон. – Наверное… Ты очень часто говоришь «я имею в виду», почему? – Что? Правда? Я имею в виду… Я полагаю, да, немного. Она снова хихикнула. – Я не возражаю. Мне это нравится. Мне все в тебе нравится. Мы немного помолчали, а потом она спросила: – Почему я, Берт? Я снова глядел в потолок. – Не знаю, как-то так получилось. Ты все делаешь с душой. Я имею в виду картины, особенно хорошие картины, а как ты сердишься, когда речь идет о подделке… Я подумал, что тоже смогу когда-нибудь так относиться к искусству, но пока не могу, нет, правда. Ты должна быть очень стойкой. – Что? – Ты прочнее, чем думаешь. Люди, живущие с верой, все таковы. – Это не такая уж редкость. – В моем кругу – редкость, – и когда она не ответила, я спросил: – А почему тогда я, раз уж мы заговорили об этом? Она снова хмыкнула, а потом легла на спину. – Я думаю… Ты умеешь побеждать, умеешь доводить дело до конца. Потом, ты думаешь о коммерческой стороне дела. А это редко встречается в моем кругу. – Два совсем разных круга, очень интересно. – Но это действительно так. Как ты вообще заинтересовался искусством? – Звучит глупо, но это случилось в армии. После демобилизации я даже ходил шесть месяцев в художественную школу. Но рисовать не стал. У меня не совсем получалось. – Ты долго смотришь на картины. Тебе нравится просто смотреть? – Полагаю, что не так долго, во всяком случае дольше, чем я бы хотел. – Тебе нравится владеть вещами, верно? Если ты не можешь ими владеть, то они тебе не очень интересны. Эта мысль была мне неприятна и немного раздражала. Я попытался себя защитить. – Ну и что? Я – бизнесмен. Это значит – покупать и продавать. – Ладно, ладно, – примирительно шепнула она. – Могу поклясться, что ты к тому же очень хороший бизнесмен. Она повернулась, и я почувствовал ее дыхание на своем плече. Но я уже не хотел спать. Я потянулся за сигарами, но они остались в гостиной. И вот лежишь и думаешь, действительно ли ты хочешь курить, и чем больше думаешь… Я встал и пошел в гостиную, нашел пачку и закурил. А потом я стоял и смотрел на картину. У меня никогда не было и не могло быть картин. Постепенно покой того давнего итальянского дня завладел мной, как тепло огня, и я начал успокаиваться. Когда-то действительно я мог просто стоять и смотреть. Это было очень давно, в Париже, в 1944 году. Я впервые попал в галерею искусств. И попался на удочку, захотел пойти в художественную школу. Но я служил в армии, и не мог делать то, что вздумается. Теперь, черт, у меня кое-что есть. Так может быть хватит слишком переживать из-за того, что тебе никогда не иметь… Я смял сигару и пошел назад. Но покой картины по-прежнему оставался со мной, как голос, который я никогда больше не услышу, но и никогда не забуду. Лиз мирно спала, как любая Венера. Я тихонько пристроился рядом, она протянула руку, коснулась моего лица и по-кошачьи замурлыкала. Я усмехнулся в потемках, а потом лежал, и мои мысли блуждали в спокойном летнем полдне. |
|
|