"Игра" - читать интересную книгу автора (Джойс Бренда)

Глава четырнадцатая

Лэма вызвали к королеве не посреди ночи, как в прошлый раз, а на следующее утро, задолго до полуденной трапезы. Он и не ожидал полуночной аудиенции. Особенно после того, как увидел Лечестера, выходившего из спальни королевы после явно личной и дружеской встречи. Ясно было, что Лечестер снова попал в любимцы королевы.

Лэм мог вздохнуть с облегчением.

Елизавета встретила его в гостиной, где присутствовали и две ее фрейлины. Обе были замужем, тем не менее обе покраснели, захихикали и заулыбались Лэму, стараясь привлечь его внимание. Он никак не отреагировал на их заигрывания, и Елизавета, нахмурившись, отослала их прочь. Она плотно затворила двери, и они остались вдвоем.

Она улыбнулась ему, но улыбка получилась натянутой.

— С вашей стороны было необычайно благородно, Лэм, доставить Катарину обратно в Лондон, — сказала она, вынимая из рукава запечатанное письмо. — Она, наверное, была ужасно расстроена после встречи с Хью Бэрри.

— Катарине это не доставило радости.

Но она сильная женщина, совсем как Джоан. Уже заглядывает вперед, надеясь, что я благосклонно к ней отнесусь и устрою ей подходящий брак.

Лэм внутренне напрягся.

— Вы будете к ней благосклонны, Бет? Елизавета посмотрела ему в глаза.

— Возможно. Вам это как будто не очень нравится. Он пожал плечами, не найдя, что ответить. Королева пристально посмотрела на него.

— Она все еще не запятнана, или вы оправдали свою пиратскую репутацию?

— Я не тронул ее, Бет.

— Значит, ваша репутация слишком преувеличена?

— Очень сильно преувеличена. — Он улыбнулся, так что показались ямочки на щеках.

Елизавета отлично все поняла.

— Ну и пройдоха! Если она все еще девушка, то, я полагаю, не из-за недостатка вашего старания.

— Разве вы не предупреждали меня, чтобы я держал свои страсти в узде?

— Да, предупреждала. Но разве вы меня когда — нибудь слушались, Лэм?

— Вы — моя королева, а я — ваш покорный слуга. — Он склонил голову.

Елизавета фыркнула.

— Без сомнения, девушка не поддалась вам, обнаружив больше здравого смысла, чем можно было подумать. И конечно же, она умна, о чем свидетельствует ее просьба. На меня очень подействовало ее красноречие.

— Поэтому вы решили удовлетворить ее просьбу?

— Я еще не решила, что с ней делать, но в любом случае она не для таких, как вы. Вам она не достанется, Лэм. — Елизавета не сводила с него глаз.

Он сохранял спокойствие, но сердце его упало. Она выплевывала плохо скрываемую ревность, словно змея яд. Ему надо найти способ сделать Елизавету своей союзницей.

Я бы никогда не дала разрешения на брак между вами как по политическим, так и по сословным соображениям. Вы меня понимаете?

Лэм старательно подбирал слова.

Я никогда не говорил, что хочу жениться на леди, о которой идет речь.

— И не женитесь. А также не воспользуетесь ею так, как мужчины привыкли пользоваться беззащитными женщинами. — Елизавета посмотрела ему в глаза. — Теперь она находится под нашей защитой. Мы требуем, чтобы вы перестали ее преследовать. — Елизавета помолчала, и ее голос смягчился. — Возможно, со временем я найду джентльмена, с которым она вступит в брак. В любом случае это будет нелегким делом, и гораздо более трудным, если она не останется непорочной и будет носить вашего ребенка.

— Значит, ее мольба подействовала. — В его голосе звучал гнев.

Я сказала, что еще не решила, что с ней делать, — резко ответила Елизавета. — Ее отец оказался изменником и мерзавцем, но я очень любила Джоан Фитцджеральд. Поэтому я довольно благосклонна к Катарине и решила, что она останется у меня в услужении.

Глаза Лэма широко раскрылись, но ему удалось сдержать вздох облегчения.

— Катарина будет довольна. Я думаю, пока ей лучше быть при дворе.

— Я тоже так думаю. — Елизавета подала ему запечатанное письмо.

Лэм, не срывая печати, вопросительно взглянул на королеву, чувствуя, что они наконец перешли к делу.

— Еще один патент. — Она улыбнулась. — Я уверена, что он вам понравится.

— И кого теперь может захватывать «Клинок морей» с дозволения короны?

— Вы можете преследовать любого, кто осмелится вести торговлю с мятежниками Фитцмориса или другим образом поддерживать их.

Лэм ничего не сказал. По его лицу и холодным серым глазам невозможно было понять, что он чувствует. Согласие — или непокорность?

И вы можете захватывать и тех, кто осмелится помогать кому-либо, выступающему против моего правления в Ирландии, — не менее твердо добавила она.

Лэм кивнул, засовывая патент в карман плаща. Кого-либо, например Джеральда Фитцджеральда. Он подумал, что наконец-то игра началась по-настоящему. Он сделал первый ход, захватив Катарину, потом второй, когда отвез девушку к ее отцу. Ответ королевы был гораздо более продуман — и более откровенен.

— Вы как будто недовольны? — спросила она с ноткой раздражения в голосе.

— Очень доволен, — пробормотал он. И в самом деле, несмотря на неравные шансы и на то, что ставки были так высоки, в его крови бурлило нетерпение, как у породистого рысака перед стартом призовой скачки. Он выбрал свою цель. Катарина должна стать его женой, более того, ее отцу должны быть возвращены его земли и титул. Когда совсем недавно его обвинили в заговоре и измене, это обвинение было ложным. Будь он снова обвинен в этом, оно оказалось бы истинным. Он должен действовать с максимальной осторожностью — как все изменники.

Хорошо, — сказала Елизавета, снимая пушинку с рукава. — Я подумаю, как вознаградить вас за все то, что вы для меня сделали, — негромко сказала она, глядя ему в глаза. — Я рассчитываю на вас, Лэм. Вы — мой собственный золотой пират.

— Я буду удовлетворен, Бет, самым маленьким вознаграждением. Или никаким.

— Любой мужчина нуждается в каком-то вознаграждении. Не бойтесь высказать свою просьбу, Лэм. Я с удовольствием удовлетворю ее.

Лэм наклонил голову. Когда придет время, он определенно напомнит Елизавете о ее обещании.

— Спасибо, Бет.

— Пожалуйста. — Елизавета улыбнулась. — Можете идти, Лэм.

Он повернулся, но она схватила его за руку и порывисто сказала:

Я буду ждать нашей следующей встречи.

Он колебался только долю секунды, потом сжал ее руку, наклонился и приложился губами к ее щеке.

Я тоже.

Елизавета стояла, глядя ему вслед. В ее глазах появилось мечтательное, как у молодой девушки, выражение.

Королева назначила меня к вам в услужение, — сказала девушка. Она была небольшого роста, хрупкая, светловолосая и довольно миленькая. Звали ее Елена.

Катарина все еще не оправилась от шока. Незадолго до этого королева сообщила ей, что она не просто останется при дворе, но будет одной из ее фрейлин. Катарина была вне себя от радости. Ей бы и в голову не пришло просить о такой чести. Она и подумать не могла, что эта честь может быть оказана ей, дочери ирландского изменника. Только вчера она не знала, что с ней станет, не имела ни дома, ни определенного будущего. Теперь у нее появилось место в обществе, цель в жизни. Это было лишь немногим хуже брака, и, по правде говоря, Катарина была не прочь достаточно долго оставаться одной из фрейлин королевы. Жизнь при дворе должна быть невероятно увлекательной!

Елена, — сказала Катарина, поворачиваясь к этой крошечной девушке, — может, начнете свою службу у меня с того, что попросите принести ванну, потому что мне уже много дней не представлялось случая искупаться. У меня нет чистой одежды. Не могли бы вы найти мне что-нибудь из одежды, пока мои собственные вещи будут постираны и вы сохнут? — Ей пришло в голову, что у нее нет никаких нарядов. Фрейлины славились своими туалетами, а у нее было только одно драное платье.

Думаю, что смогу, — улыбаясь, сказала Елена. Елена направилась к выходу, и Катарина застыла на месте: в дверях, наблюдая за ними, стоял Лэм О'Нил.

Ее сердце заколотилось. Значит, он еще не уехал. Она вспомнила, как накануне он целовал ее в покоях королевы. Он пробудил в ней желание, и теперь оно нахлынуло на нее, яростно и неукротимо. Вместе с ним появился стыд.

О, она отлично помнила свое собственное непростительное поведение. Она не только не воспротивилась его поцелую, но и сама целовала его не менее самозабвенно, откровенно, бесстыдно трогая обнаженную кожу на его груди и животе. Она не осмеливалась даже подумать о том, что могло произойти, если бы Лэм не взял себя в руки и не вспомнил, что они находятся в комнате королевы! Она прикусила губу, отчаянно надеясь, что он уйдет, и в то же время не желая этого.

Лэм смотрел на нее серьезно, без улыбки, и даже не взглянул на торопливо выскользнувшую из комнаты Елену.

Я пришел проститься с вами.

Катарина повернулась к нему спиной. Ее дыхание стало прерывистым, мысли путались. Она напомнила себе, что он пират, что хотя он и получил прощение, но все равно остается пиратом, и что ей вовсе не следовало наслаждаться его поцелуями и тем более желать его. Разве что она стала бы его женой, но об этом не может быть и речи.

— Я думала, что вы уже уехали, — равнодушно произнесла она, хотя безразличие далось ей с трудом.

— Неужели вам совершенно все равно? — резко спросил Лэм.

Катарина не повернулась к нему, решив ничего не отвечать, повторяя себе, что ей нет до него дела. В комнате воцарилось молчание. Катарина вслушивалась, пытаясь понять, что он делает, вспоминая его предложение, сделанное ей на корабле. Конечно, было сумасшествием даже подумать об этом.

Внезапно его ладони опустились ей на плечи.

— Когда вы мне уступите? — Он подкрался так тихо, что она ничего не слышала.

— Не смейте меня трогать! — Катарина отпрянула.

— Вы боитесь не меня, Катарина. Вы боитесь того, что я вызываю в вас. Вы боитесь собственной страсти, боитесь скрытой в вас женщины.

Она отказывалась верить его словам.

Нет. Я боюсь вас, вот и все. Он довольно засмеялся.

Ловко вы научились лгать. Вчера в спальне вы меня не боялись.

Она вспыхнула.

— Просто я была не в своем уме.

— Конечно. — Его глаза светились. Он снова обхватил ее и притянул к себе, не обращая внимания на то, что она вся напряглась. — Но мне нравится, когда вы не в своем уме, Катарина. Разве вам не хочется хорошенько попрощаться со мной, прежде чем я выйду в море?

Сердце Катарины колотилось. Он уезжал, и это не было уловкой. С ее стороны нелепо было расстраиваться, но она расстроилась — в этом не было сомнения. Она была в отчаянии. Что если он умрет? Его средством к существованию был меч, его занятием — пиратство и грабеж, убийство и насилие. О Господи! Она думает о его безопасности! Хуже того, что какая-то бесстыдная маленькая ведьма внутри нее подсказывает, что еще один, прощальный поцелуй вовсе не повредит — ведь он уезжает, и она может больше никогда его не увидеть.

И разве она не должна быть ему благодарна за все то, что он до сих пор для нее сделал?

Какие мысли проносятся в вашей умной головке? — спросил Лэм.

Катарина не переставая повторяла себе, что не станет его целовать. Это было неправильно, вот и все. Но тело ее начала сотрясать дрожь.

— Куда… куда вы отправляетесь?

— Собираюсь пощипать испанцев, — сказал он, чуть улыбаясь. — Королева дала мне патент.

Катарина разинула рот. Внезапно все встало на свои места. Он был не просто пират, а буканьер — с патентом короны.

— Мне следовало давно догадаться! Вы должны были сказать мне, обманщик!

— Какая разница? У меня не было патента на захват французского торгового судна, на котором вы плыли. — Его глаза поймали ее взгляд.

Она вспомнила запах пороха и дыма, обугленную палубу, раненых — и непроизвольно вздрогнула. Он пальцем приподнял ей подбородок.

Вы как будто опечалены тем, что это не одно и то же, Катарина. Я никогда не стану блестящим придворным и аристократом.

Мне это отлично известно, — сказала она. Именно поэтому она не выйдет за него замуж. Никогда не сможет стать его женой.

Вы совсем еще глупая, — резко сказал он. — Остерегайтесь всего, что здесь происходит. Остерегайтесь интриг, остерегайтесь таких мужчин, как Лечестер, больше всего — его самого.

Катарина взглянула прямо в пылающие темным пламенем глаза Лэма.

Я могу позаботиться о себе.

Да, можете, и еще как. — Потом он посерьезнел. — Не пройдет и недели, как Лечестер постарается задрать вам юбки.

Она отшатнулась.

Я его убью, если он возьмет то, что принадлежит мне, — заверил ее Лэм.

Катарина ахнула, стараясь вырваться, но он только крепче схватил ее за плечи и встряхнул.

Можете сколько угодно с этим не соглашаться, но вы моя. Назовите это страстью, навязчивой идеей — как хотите, но от вас у меня бурлит кровь, и я не отступлюсь.

Она не могла произнесли ни слова. Ее сердце так колотилось, что она почти не дышала. — Запомните мои слова. Настанет время, когда я вернусь за вами, Катарина. Это я обещаю.

К ней вернулся дар речи.

Нет! Вы просто самоуверенный наглец! — Она стала вырываться, но где-то в глубине души чувствовала возбуждение оттого, что этот мужчина так неодолимо ее хочет.

Он издал какой-то животный звук и притянул ее к своему жесткому возбужденному телу. Катарина замерла, мучительно ощущая его прикосновение.

Так-то лучше, — сказал он, глядя на ее дрожащие губы. — Гораздо лучше. — Он тронул ее скулу, откинул назад прядь упавших на лицо волос. Потом наклонился и не спеша приложился губами к ее губам.

Что бы он там ни обещал, этот поцелуй мог оказаться последним — это Катарина понимала. Боже милостивый, не может же она отказать ему сейчас! Лэм притиснул ее к стене, и вскоре она обнаружила, что сидит верхом на его мощном бедре именно так, как представлялось таившейся в ее груди распутнице. Он стянул вниз кромку прямого выреза платья, обнажив ее груди. Она впилась ногтями в его затылок. Его руки принялись ласкать ее грудь. Катарина оторвалась от его рта и закинула голову назад, выгнув шею, постанывая от наслаждения. Лэм обхватил ее груди ладонями, наклонился и принялся лизать набухшие соски, покачивая бедром. При каждом движении его пульсирующий фаллос прижимался к ее лону. Тихонько постанывая, Катарина приникла лицом к его шее. Быстрее молнии рука Лэма скользнула под ее юбки, поглаживая влажные складки ее лона сквозь ткань нижних юбок. Катарина содрогалась, издавая громкие стоны. Лэм продолжал поглаживать ее, пока она не обмякла, цепляясь за него, умоляя — хватит! хватит!

Он обнял ее. Она приникла к нему, постепенно приходя в себя, боясь поднять голову и встретиться с его насмешливым взглядом.

Кэти, — хрипло выговорил он, — милая, бесценная Кэти. — Он снова притиснул ее к стене и приподнял подбородок. Ей ничего другого не оставалось, как посмотреть в его затуманившиеся глаза. — Вы принадлежите мне. Не забывайте об этом в долгие одинокие ночи, когда Лечестер и ему подобные примутся ходить за вами по пятам, капая слюной. — Он повернулся и быстро пошел к двери, потом остановился. — Я еще вернусь. Вернусь за вами.

Вскоре после ухода Лэма слуга принес Катарине большой сверток, завернутый в полотно. Катарина едва успела привести себя в порядок и все еще чувствовала себя слабой и опустошенной после страстного прощания с Лэмом. Она пыталась убедить себя, что это не имеет значения, что она рада его отъезду.

Теперь она уставилась на слугу, державшего сверток.

— Что это?

— Подарок от Лэма О'Нила.

Сердце Катарины учащенно забилось. Она подумала, что должна отослать слугу вместе с подарком обратно, но вместо этого сказала:

Положите его на кровать.

Когда слуга ушел, Катарина закрыла дверь и задвинула засов, потом бросилась к кровати и принялась нетерпеливо разворачивать недорогую простенькую упаковку. Она вытащила великолепное лазурное платье, шитое серебряными нитями, и обнаружила еще два, не менее превосходных. Конечно же, он не забыл жабо, шапочки, нижние юбки и белье. Катарина бережно отложила одежду в сторону.

— Будьте вы прокляты, Лэм, — хрипло прошептала она, быстро моргая, чтобы не расплакаться, потом прижала лазурное платье к груди и зарылась лицом в мягкий шелк. В ее ушах раздавались его прощальные слова: «Вы принадлежите мне. Мне, мне…»

Она глубоко вздохнула, потом быстро встала и разложила платье на кровати.

Что он хочет этим сказать? Что это — проявление щедрости, жалости или того и другого сразу? Или он пытается расположить ее к себе, отлично зная, что она тайком мечтала о такой прелести? Или он просто хочет еще раз сказать, что она принадлежит ему, что он будет одевать ее, как другие мужчины одевают своих жен?

Если так, он ошибается. Катарина с сожалением посмотрела на груду одежды, зная, что не станет ее носить.

Не потому, что люди станут задаваться вопросом, откуда у нее взялась такая шикарная и дорогая одежда, а потому, что она уловила свою слабость — он может ее соблазнить даже издалека.

Катарина опустила глаза на свое платье, которое принесла ей Елена, и пришла в отчаяние. Оно было из коричневого бархата, ничем не украшенное. Когда-то оно, наверное, было довольно миленьким, но сейчас порядком износилось. Манжеты полиняли и начали рваться, края подшитого подола распускались. Катарина вздохнула, потом торопливо, чтобы не передумать, схватила прелестное жабо из груды платьев на кровати. Трясущимися руками она прицепила его к своему платью, глядя в небольшое зеркало над единственным стоявшим в комнате столиком. Оно невероятно улучшило вид платья. И нечего раздумывать над тем, кто ей его дал.

Катарина отодвинула засов.

Елена!

Служанка немедленно откликнулась.

— Прошу вас, сложите одежду, что лежит на кровати. И уберите, потому что я не стану ее носить, — произнесла Катарина голосом, в котором слышалась дрожь.

— Миледи, граф Ормонд ждет в галерее внизу. Он хочет поговорить с вами.

Катарина застыла.

— Желаете, чтобы я сообщила ему, что вы заняты? — проницательно спросила Елена.

— Нет, нет.

Спускаясь по лестнице, она повторяла себе, что бояться глупо. Теперь она была одной из фрейлин королевы, и хотя Ормонд является давним врагом ее отца, он ее брат, пусть сводный, и наверняка он не собирается ее обижать, во всяком случае сейчас.

У дверей Каменной галереи этажом ниже Катарина замедлила шаг. Стояла тихая погода, и через выходившие на запад окна она могла видеть леди и джентльменов, прогуливающихся в королевском саду. Окна с другой стороны открывали вид на Темзу со множеством барок и рыбачьих лодок и на высокие берега, по которым проносились обгонявшие друг друга экипажи и спешили многочисленные пешеходы. В холле прогуливались или беседовали собравшиеся небольшими группами придворные.

Катарина и Ормонд увидели друг друга одновременно. Он отошел от группы джентльменов и направился к ней. Она не сдвинулась с места. Когда Катарина в последний раз видела его, он выглядел точно так же — высокий, смуглый, внушительный мужчина, одетый в темное, как будто он собирался на похороны.

На его лице не было улыбки. Катарина попыталась утихомирить свое бьющееся сердце, снова напоминая себе, что они родственники.

Она постаралась выглядеть беззаботной.

— Что привело вас сюда, милорд?

— Я хочу получше познакомиться со своей сестрой, — холодно ответил он.

Катарине стало не по себе. Она вспомнила предупреждение Лэма — не доверять никому при дворе.

У вас вдруг проснулись теплые чувства к давно забытой сестре? — как можно небрежнее спросила она.

Они двинулись вдоль галереи следом за другой парой. Он все еще держал ее за руку.

Думаю, так оно и есть.

Катарина встретила его мрачный взгляд и выдернула руку. Он чего-то хотел от нее, но она не могла представить, что бы это могло быть.

Вы довольны, Катарина, тем, что вам оказана честь быть фрейлиной королевы?

Да, конечно, — улыбнулась девушка. — По правде говоря, я очень польщена. Хотя…

— Хотя что?

— Хотя я все еще надеюсь, что со временем королева удовлетворит мою просьбу.

— Какую же?

— Я просила выдать меня замуж.

— Ах вот как. Значит, вы не страдаете по Хью Бэрри?

Катарина внутренне напряглась.

Милорд, Хью много лет был моим суженым, и я была счастлива. Когда я думала, что он погиб при Эффейне, я оплакивала его, и из-за того, что я так горевала, меня и отослали во Францию, в монастырь. Вернувшись в Саутуарк и узнав, что Хью жив, я была вне себя от радости. — Она замедлила шаг и остановилась под портретом короля Генриха VII.

— И что же? — Ормонд остановился рядом с ней.

— Мне было больно, когда я узнала, что суд клана признал наше обручение недействительным. Но я увидела ту сторону Хью, о существовании которой раньше не подозревала. Достаточно сказать, что теперь я рада, что мы не стали мужем и женой.

— Что он сделал? — спросил Ормонд

К ее огорчению, она не могла сдержать слез, вспомнив его грубую попытку изнасилования. Она покачала головой.

Ормонд не сводил с нее взгляда.

Что он сделал, Катарина?

Она взглянула в его глаза, в которых трудно было что-либо прочесть.

Он был… он оказался не джентльменом, но ведь и я сама теперь не могу считаться благородной женщиной.

Ормонд не отвел глаз.

Простите, — наконец сказал он, — наверное, это непросто — потерять все, что имел.

Она повернулась к нему, не поняв, сочувствует он ее бедам или нет.

Если вы сожалеете об этом, милорд, тогда, может быть, вы захотите мне как-то помочь.

У него дернулась жилка на щеке, он ничего не ответил. Катарина насторожилась. Этот человек был загадкой.

— Или я прошу слишком многого у собственного брата?

— Я чувствую, что вы еще не высказали вашу просьбу, — заявил Ормонд.

— Мне жаль, что я вообще заговорила об этом. Простите. — Катарина хотела отвернуться. — Пожалуй, я не нуждаюсь в вашей помощи. — Теперь она понимала, что ее судьба ему совершенно безразлична.

Но его рука удержала ее, и он снова повернул девушку к себе.

— Вы очень похожи на свою мать, — негромко сказал он. — Я говорю не о внешнем сходстве, хотя оно очень велико. Джоан не умела держать язык за зубами. Она всегда была откровенной. Откровенной, умной и решительной.

— Это похвала?

— Возможно. Если вам нравится быть похожей на нее.

— Конечно я хочу походить на нее! — вырвалось у Катарины.

— Вот как? — В его мрачном тоне чувствовалась насмешка. — Да вы хоть представляете себе, о чем говорите? Джоан была решительной и умной, но она устроила величайший скандал, когда сошлась с вашим отцом.

Катарине не понравился его тон.

Она умерла, а вы порочите ее любовь.

Любовь? — Он рассмеялся. — Когда Джоан стала подумывать о том, чтобы выйти за вашего отца, вскоре после смерти моего, тот был еще совсем мальчишкой. Чтобы не допустить этого, ее срочно выдали за сэра Брайана. Как только Брайан заболел, наша мать принялась везде разъезжать с вашим отцом, а ему было всего девятнадцать, меньше, чем мне. Джоан была на двадцать лет старше его. Я не мог шагу ступить без того, чтобы не услышать разговоров об их связи. Она совершенно открыто всюду сопровождала его: на охоты по всему Мюнстеру, на Калуэйскую ярмарку и даже останавливалась у него в Эскетоне. Это был открытый вызов, верх неуважения не только к умирающему сэру Брайану, но и к себе самой, графине Ормонд, ко мне и моим братьям.

Катарина знала о большой разнице в возрасте между своими родителями, но никогда не задумывалась над этим — многие вдовы выходили замуж за мужчин моложе себя. Но теперь она ощутила боль Тома Батлера.

Как тяжело это должно быть для вас, — прошептала она. Она была невольно шокирована непристойным поведением своей матери, но и гордилась ее железной волей и отказом подчиниться общепринятым нормам.

Вражда между Ормондами и Десмондами затронула несколько поколений, и такое поведение с наследником Десмонда было со стороны моей матери жесточайшим оскорблением всем нам. Оно было и остается непростительным.

Катарина вздернула подбородок.

— Она очень любила Джеральда, и его возраст тут ни при чем. Это был брак по любви.

— Верно, любила, — мрачно произнес Ормонд. — И это тоже непростительно.

Катарина словно заглянула в душу Тома Батлера, и ей стало его жаль.

— Вас она тоже любила! — воскликнула она. — Я помню, как мой отец вел свое войско на встречу с вашим, хотя я тогда была совсем маленькая. Помню, как мать рыдала в страхе за вашу жизнь, как она, несмотря на запрет отца, поехала с ним, когда он отправился воевать с вами!

— Да. — Лицо Ормонда смягчилось. — Тринадцать дней она разрывалась между мужем и сыном, разъезжала между двумя армиями, затаившимися друг против друга, как готовые к схватке псы. Солдаты с обеих сторон называли ее «ангел мира». Она умоляла то его, то меня поочередно, утром, днем и вечером, прекратить враждебные действия. Она была неутомима. — Он отвернулся к окну. — Она была ангелом мира.

И что дальше? — Катарина затаила дыхание. Ормонд еле заметно улыбнулся.

Не могу вспомнить, кто из нас первый послушал ее. Но в итоге битва не состоялась. Оба войска — ведомые мужем и сыном — развернулись и отправились по домам.

Джоан действительно была великой женщиной! — В глазах Катарины заблестели слезы.

Она была умной и упрямой, чересчур упрямой. Ей был безразличен скандал, который разразился из-за нее и Джеральда. Она только посмеивалась.

Катарина обхватила себя руками. Ей было не по себе. Она вспомнила Лэма и собственную страсть, когда дело касалось его. Теперь она знала, что темной стороной своей натуры она обязана не только отцу, но и матери тоже.

Но наверняка она не во всем походила на Джоан. Катарина не могла представить себя смеющейся по поводу скандала, который касался бы ее и пирата, Лэма О'Нила. Она пришла бы в ужас, она бы просто умерла от стыда.

Он надругался над вами? — вдруг спросил Ормонд.

Катарина знала, что он имеет в виду Лэма, но притворилась, что не понимает.

— Кто?

Пират, О'Нил. Об этом говорит весь город. Многие видели, как он целовал вас в банкетном зале перед вашим отъездом в Ирландию. Теперь ходят другие слухи, что кто-то видел вас с ним наедине в апартаментах королевы при компрометирующих, если не сказать скандальных, обстоятельствах.

Катарина вспыхнула. О Господи! Кто-то видел ее на полу в покоях королевы в объятиях Лэма. Но кто?

— Может, вы больше похожи на Джоан, чем я думал?

— Нет! — выкрикнула она, вдруг охваченная яростью. — Я не стремлюсь вызвать скандал! Я не смеюсь, когда слышу эти сплетни! Мне ничего не нужно от пирата, ничего — только бы он оставил меня в покое! Я твердо решила выйти замуж за приличного богобоязненного человека. Для меня это важнее всего!

Взгляд Ормонда пронизывал ее насквозь.

— А чего хочет для вас ваш отец?

— Не знаю, — правдиво ответила Катарина. В ее голосе невольно прозвучала горечь. — Я не видела его с той ночи, когда О'Нил отвез меня к нему. Вряд ли он знает о том, что Хью меня предал, и я сомневаюсь, что… что это его взволновало бы. Он способен думать только о своих потерях и о своем заточении.

Ормонд ничего не сказал, продолжая смотреть на нее немигающим взглядом.

Милорд, — как могла убедительно сказала Катарина, — мне уже исполнилось восемнадцать. Хотя я очень довольна — вернее сказать, я в восторге от милости королевы, — мои лучшие годы уходят. Большинство женщин в моем возрасте уже имеют детей, и если так пройдет еще несколько лет, я лишусь такой возможности. — Ее взор, устремленный на него, вдруг стал умоляющим. — Не могли бы вы склонить ее на мою сторону? Все, что мне нужно, — это порядочный джентльмен.

Ормонд уставился на сестру. Она была так похожа на Джоан, что это сходство почти причиняло боль. Но она не была Джоан. У его сестры не было никакого влияния. Ее лишили имени и имущества. У нее не осталось ничего, кроме красоты, которой рады были бы воспользоваться мужчины вроде Хью Бэрри и Лэма О'Нила. Хотя его первоочередная задача заключалась в том, чтобы сохранить власть Ормондов, ему вовсе не нравилась мысль о том, что кто-то из них вот так использует Катарину. Несмотря на его полное безразличие к этой вовсе не нужной ему сестре, у них была одна и та же мать.

Он напомнил себе, что она не могла быть такой невинной или искренней, какой казалась. У нее были все основания вступить в сговор со своим отцом, чтобы вернуть потерянное, и если бы она походила на Джоан, она постаралась бы использовать свою красоту, чтобы заручиться решительной поддержкой такого влиятельного человека, как Лэм О'Нил.

А если дело обстоит так, тогда ее желание выйти замуж — не что иное, как умная предательская уловка.

Учитывая интерес к ней Лэма О'Нила, нужно сделать так, чтобы она стала для него недосягаемой. И что могло лучше послужить этой цели, как не ее собственный муж?

Ладно, — коротко сказал он, — я займусь вашим делом, Катарина.

Она ахнула и совсем по-детски захлопала в ладоши.

Спасибо милорд… брат!

Ормонд выдавил из себя улыбку и отвернулся, чтобы ей не вздумалось его обнять. Теперь он твердо решил найти ей мужа, и его вовсе не смущала необходимость убедить королеву. Но неожиданно он обнаружил, что совсем не уверен в правильности своих рассуждений. Радость Катарины казалась настолько же детской, насколько искренней — совершенно искренней. Но она не могла быть настоящей, не могла-и все.

Катарина Фитцджеральд наверняка замешана в заговоре, и он твердо решил добыть доказательства этого.