"Игра" - читать интересную книгу автора (Джойс Бренда)Глава двадцатаяКатарине не оставалось ничего другого, как только цепляться за луку седла, пока жеребец Лэма с головокружительной скоростью уносился прочь от Барби-холла. Лэм сидел сзади словно влитой, крепко обхватив ее рукой. Под грохот копыт они галопом неслись по темной дороге в сторону моря. Следом скакали его люди. Ночь стояла безлунная, очень темная и холодная. В темноте с трудом можно было что-нибудь разглядеть, но громадная лошадь бежала уверенно, вытянув шею, прижав уши и ровно дыша. Лэм немилосердно погонял жеребца. Катарина глядела на несущуюся навстречу темную дорогу, думая, что этой ночью они все могут погибнуть. Она уже начинала оправляться от шока. Его сменил нарастающий гнев. Но из-за кляпа она не могла ни говорить, ни позвать на помощь, а вырваться из хватки Лэма было невозможно. Лэм повернул лошадь. Катарина издала сдавленный звук, когда увидела крутую узкую тропу, по которой он намеревался ехать. Она изо всех сил ухватилась за седло, желая осыпать его проклятиями, в полной уверенности, что теперь они свернут себе шею. Лэм крепче обхватил ее, и лошадь стала съезжать по головоломному спуску, приседая на задние ноги. Далеко внизу Катарина слышала шум прибоя. Лошадь, скользя и спотыкаясь, съезжала вниз. Лэм с руганью понукал ее. Из глаз Катарины потекли слезы. Наконец животное оказалось на прибрежном песке, и Лэм, уже стоя на земле, снимал ее с лошади. Его люди сгрудились сзади. От усталости Катарина с трудом держалась на ногах. Она споткнулась, но Лэм вовремя подхватил ее. Катарина яростно обернулась к нему, размахивая кулаками. Ей удалось попасть ему по лицу, но он словно не заметил удара, просто схватил ее запястья и тряхнул, давая понять, чтобы она стояла смирно. Он шепотом что-то приказал своим людям. Глаза Катарины снова наполнились слезами. Она мысленно проклинала его. Шок уже прошел, и теперь она полностью осознала случившееся. Он похитил ее из брачной постели! Катарина увидела людей, появившихся из моря, словно привидения. Они тянули за собой несколько лодок. Катарина в отчаянии обмякла, придерживаемая Лэмом. Ей показалось, что она различает огромные паруса «Клинка морей». Через несколько минут она окажется на корабле, и Бог знает, когда он решит отпустить ее. И может, тогда будет уже слишком поздно. Лэм подхватил ее на руки. Катарина инстинктивно пыталась оттолкнуть его, глядя через его плечо в отчаянной надежде увидеть признаки погони, заметить на вершине утеса каким-то чудом появившегося Джона. Но там ничего не было, кроме покачивающихся на ветру деревьев. Через секунду Лэм уже опускал ее в лодку. Она не могла смириться со случившимся. Отлично понимая бесплодность своих усилий, Катарина вскочила, пока Лэм забирался в лодку, в последней отчаянной попытке спастись. Поскольку она знала, что эта попытка последняя, она двигалась с невероятной скоростью, собрав всю свою волю в кулак. Она уже наполовину перегнулась через борт лодки, когда Лэм понял, что происходит, и рванулся к ней. Катарина соскочила в прибой. Вода оказалась ледяной, но она не обратила на это внимания. Лэм что-то крикнул, протягивая руки, но схватил только край ее плаща. Плащ соскользнул, оставив ее почти обнаженной, но Катарине было все равно. Ее настолько поглотило принятое решение, что она не ощущала обжигающего холода. Она бежала к берегу, стараясь выдернуть кляп. Вдруг его сапог зацепил ее каблук. Катарина набралась смелости оглянуться и увидела на его лице большую решимость, чем ее собственная, и на нем застыло такое жесткое, пугающее выражение, что в этот момент Катарина осознала — ее судьба решена. Это осознание подстегнуло ее, но Лэм уже успел схватить ее за руку и дернуть назад. Катарина упала ему на грудь, отчаянно стараясь высвободиться, и оба рухнули в ледяные волны. Мгновение она была свободна. Она поднялась на ноги, но Лэм схватил ее сзади, и в один миг она уже снова висела у него на плече. Он не обращал внимания на ее удары. — Вам некуда бежать, Катарина, — сказал он, бредя в волнах прибоя обратно к лодке. — Отныне и навсегда вы моя. И Катарина ощутила накатившую на нее слепящую волну ненависти. Лодка подошла к борту пиратского корабля. Дрожащая Катарина сидела на дощатой скамье, кутаясь в шерстяной плащ. Лэм вытащил кляп. Он встал и ухватился за веревочную лестницу, потом повернулся к ней, протягивая руку. Катарина окинула его убийственным взглядом. Она не взяла предложенную руку и глянула вниз, на черную воду, полная решимости не покориться ему, даже если это означало смерть. Сможет ли она пойти на это? Рухнули все ее мечты и надежды, но она хотя бы вырвется от О'Нила. Он выругался и силой заставил ее встать. Не дурите, — прохрипел он, в третий раз перекидывая ее через плечо. Катарина осознала его намерение и в тот же момент поняла, что вовсе не хочет умирать. Отпустите меня, — извиваясь, выкрикнула она, — пока мы оба не погибли! Если вы будете и дальше брыкаться, мы промокнем, но смерть нам не грозит, Катарина, — спокойно ответил Лэм. Девушка перестала дергаться, но в ней все кипело. Она висела вниз головой и видела зловещие черные волны совсем близко — слишком близко. Ее сердце готово было выскочить из груди. Она обхватила его спину, ненавидя себя за то, что боится, вместо того чтобы сопротивляться. Но Лэм необычайно быстро и легко вскарабкался по лестнице и передал Катарину одному из поджидавших на палубе матросов. Катарину поставили на ноги, и она наконец смогла перевести дыхание. Лэм перелез через ограждение и взял ее за руку. Яростно взглянув ему в глаза, она попыталась вырвать руку, но ничего не вышло. Он быстро пошел по палубе, потащив ее за собой. Катарина спотыкалась, не поспевая за ним, пытаясь вспомнить ругательства поужаснее. Он проволок ее по трапу и втолкнул в каюту. Запыхавшаяся Катарина стояла в середине каюты, не глядя на своего преследователя, пока он одну за другой зажигал свечи. Она бросила взгляд на кровать. О Боже! Лэм подошел к ней. Катарина медленно, с опаской повернулась к нему. Теперь его лицо было озабоченным. Он протянул руку, чтобы снять с нее насквозь промокший плащ. Катарина отшатнулась и попятилась, сверкая глазами: Будьте вы прокляты! Он скрестил руки на груди и посмотрел на нее без всякого выражения. Конечно, его озабоченность ей просто почудилась. Вы поломали мне жизнь! — выкрикнула Катарина. — После этого мне уже нечего ждать! Никогда! Он криво улыбнулся: Вы это переживете, Катарина, и я уверен, что довольно скоро. Катарина вцепилась в мокрый плащ, кутаясь в него. Она так разъярилась, что даже не чувствовала холода. — Рассчитываете соблазнить меня? На этот раз ничего не выйдет! — Нет? — Он подступил ближе. Катарина вся напряглась, но не шевельнулась. — И чем же этот раз отличается от последнего раза, когда мы лежали вместе, или от первого? Катарина отказывалась вспоминать ночь маскарада при дворе, когда он доставлял ей наслаждение ртом, а она ему — руками. Она отказывалась думать о первом разе, когда он целовал и ласкал ее, или о втором, когда она была прикована к кровати, а он разрезал ее одежду кинжалом. Она не станет ничего вспоминать — все это осталось в прошлом. Потому что на этот раз вы уничтожили мои мечты! — выкрикнула она. Его глаза заблестели. Катарина внутренне сжалась, ощутив внезапный приступ страха. Вы любите Хоука? — Спокойный тон Лэма никак не вязался с блеском в его глазах. Зная, что это приведет его в ярость, и желая разозлить, унизить его, Катарина ответила решительным «Да!». Возможно, вы все-таки шлюха, — резко сказал он. — Я-то думал, что вы любите Лечестера. Его слова причиняли невыносимую боль. Катарина побелела, отшатнувшись, как от удара. Теперь ее всю трясло, и не только потому, что она промерзла до костей, но и потому, что он был прав — она шлюха. И она отлично знала, что случится в этой постели, знала, что ей понравится каждое мгновение, хотя сейчас она уже была женой другого. Катарина… — Лэм смотрел на нее, тяжело дыша. Она отвернулась. Почувствовав его прикосновение, Катарина отбежала к противоположной стене каюты. Не дотрагивайтесь до меня! — истерично выкрикнула она. Ее злость сменилась паникой. Она почувствовала, что смертельно устала. Откуда она возьмет силы противостоять ему — противостоять собственной порочной натуре? Она говорила себе, что не должна наслаждаться его греховной игрой, чего бы это ей ни стоило. — Прошу вас, отпустите меня. Не делайте этого со мной. Пошлите меня обратно к Джону, пожалуйста, — прошептала она. Мгновение Лэм молча смотрел на нее, стиснув челюсти, потом нерешительно произнес: Я не могу. Что вы хотите этим сказать? Как это не можете? — В голосе Катарины слышались истеричные нотки. — Конечно, вы можете отпустить меня! Конечно, можете послать меня к Джону! Вы здесь король и можете делать все, что вам заблагорассудится! — Да, я здесь король. Король пиратов, моря и ветра. Я могу распоряжаться всем, что вас сейчас окружает, — резко сказал он. — И вам, Катарина, я тоже могу приказывать. — Нет, не можете! — Катарина готова была разрыдаться. — Нет? — Он приподнял брови. Вам нравится ваша дурная слава, верно? — горько спросила она. — Нравится не подчиняться законам и ни перед кем не отвечать, кроме самого себя! — Она цеплялась за малейшую возможность повлиять на него. — Вам нравится, что вы сын Шона О'Нила! Мне нестерпимо думать, что я его сын! Катарина подбежала к нему и схватила за руку, но сразу же пожалела, что дотронулась до него, и отдернула ладонь. Тогда сделайте вид, что вы не его сын, — умоляюще сказала она. — Сделайте вид, что вы джентльмен, Лэм, и освободите меня. Глядя ей прямо в глаза, он глубоко вздохнул. Вы просите слишком многого. Катарина уставилась в блистающую глубину его глаз. Он разговаривал и вел себя сдержанно, но в них она увидела сжигавшее его желание. В наступившем молчании она поняла, что проиграла. Снова охваченная паникой, она мельком глянула на дверь — единственный путь к свободе. Лэм подошел к двери, запер ее и положил ключ в карман. Потом повернулся к Катарине и сказал: Вы совсем замерзли. Катарине было не просто холодно в насквозь промокшем плаще — она вся дрожала. Тем не менее она качнула головой в бессмысленном отрицании очевидного, не спуская с него глаз, ожидая, что он будет дальше делать. Он шагнул к ней — она отскочила. Сегодня я собираюсь набраться терпения, Катарина. Если вы хотите, чтобы за вами поухаживали, так тому и быть. Сегодняшний вечер — неподходящее время для веревок и ножей. Катарина ахнула, отступая к книжному шкафу. Его слова оживили воспоминания, которых она так старалась избежать. Лэм мягко улыбнулся ей, как улыбаются испуганному ребенку. Катарина прижалась к шкафу, но ее взгляд метнулся к кровати — только на мгновение. Она должна бежать, но куда? Я не могу жить без вас, Катарина, — сказал он, глядя ей в глаза и делая еще один шаг. Он не улыбался, его голос сделался мягким, убеждающим. — Я не могу ничего поделать. Вы приходите мне на ум в самое неподходящее время. Желание заставляет меня терять голову. Она почувствовала боль в напружинившихся сосках, натираемых мокрой шерстью плаща. Не в силах больше сдерживать дыхание, она выдохнула, беспомощно глядя на него. Я желаю вас, Катарина. Мое тело готово взорваться из-за вас. — Он остановился рядом, почти касаясь щекой ее лица. — Вы промокли и замерзли. — Он тронул прядь мокрых спутанных волос, свисавшую ей на лицо. Когда он коснулся ее щеки, возникло восхитительно-волнующее ощущение, молнией пронзившее все ее тело. Катарина отдернула голову. Нет! — Она бросилась к двери и принялась безрезультатно дергать ручку. Глядя на нее, Лэм вздохнул, прилагая огромные усилия, чтобы сдержать свое нетерпение. Его тело настоятельно требовало разрядки, но он не должен сейчас давать волю желанию. Пока недолжен. Интересно, поверила ли она, что он говорил правду? Он смотрел на нее, ожидая, пока она успокоится. Она прижалась спиной к двери, затравленно глядя на него. Я хочу вернуться к Джону, — хрипло прошептала она. Он чуть было не потерял контроль над собой и удержался ценой огромного усилия. Я не собираюсь возвращать вас Джону. Я-то по крайней мере честен. Я хочу вас, и вы будете моей. Не пройдет и часа, как вы будете готовы отдаться мне. — Нет. Он видел, что она все еще дрожит, и прошел к гардеробу, вытащил оттуда толстое полотенце, с одной стороны обшитое шелком, и, не оборачиваясь, произнес: Подойдите сюда, Катарина. Дрожа всем телом, она отрицательно покачала головой. Лэм вытащил еще одно полотенце — для волос. Хотите простудиться до смерти? Катарина заворожено смотрела на него. Ее губы чуть приоткрылись, щеки горели. Уже не от гнева, подумалось ему, но от предвкушения того, к чему он старался ее подвести. Подойдите, — сказал он, притягивая ее взглядом. Она не сдвинулась с места. Он повторил с легкой, очаровывающей улыбкой: — Подойдите. Она медленно двинулась к нему, словно в трансе. Он подал ей полотенце. Катарина подняла руку, и плащ распахнулся. Взгляду Лэма предстали крупные, напрягшиеся темные соски, просвечивающие сквозь мокрый, облепивший ее тело шелковый хитон. Он медленно протянул к ней руки. Катарина не шевельнулась. Лэм отстегнул застежку, и плащ упал на пол. Катарина все еще стояла неподвижно, как статуя. Казалось, она даже перестала дышать. Он окинул взглядом каждый дюйм ее прелестного тела. Вы совершенно промокли, — срывающимся голосом произнес он, прикоснувшись к ее руке. Ее широко раскрытые глаза встретили его взгляд. Прекратите, — неуверенно прошептала она. Не отвечая, Лэм взялся за мокрый шелк и принялся медленно приподнимать его, открывая длинные ноги, пушистый холмик между ними, крутые бедра. Они не сводили глаз друг с друга. Лэм обнажил ее грудь, затем сдернул с нее хитон и отбросил в сторону. Катарина издала слабый сдавленный стон. Стараясь не выказывать своего с трудом сдерживаемого нетерпения, Лэм отвернулся за вторым полотенцем, потом снова повернулся к ней. Грудь Катарины вздымалась, и ему неудержимо хотелось дотронуться до нее. Лэм осторожно накинул полотенце ей на плечи шелком наружу и принялся досуха вытирать ее крепкое тело. От одного только прикосновения к ней он готов был взорваться. Вы необычайная женщина, — пробормотал он. Он зашел ей за спину, сдвигая полотенце вниз. Катарина застыла, тяжело дыша. — Все в вас завораживает меня, все возбуждает, — негромко сказал он, разминая ее тонкие сильные руки. Его ладони замерли, и он заглянул ей через плечо, на пышную грудь. Катарину пробирала дрожь, хотя ей уже не было холодно. Ваши груди прелестно выглядят, такие мокрые и мерцающие, — проговорил он. Она сдавленно всхлипнула. Он перевернул полотенце шелком к ее груди, сначала резко, потом медленно растирая их, наблюдая, как набухают их твердые вершинки. Катарина покачнулась. Лэм растопырил пальцы и обхватил ее груди. — Мне они нравятся, — сдавленно произнес он, лаская тяжелую нежную плоть. — О Господи, — выдохнула она, когда его пальцы принялись за соски. — Вы дрожите, — пробормотал он ей в ухо, отлично осознавая эротический эффект своего горячего дыхания. — Вы так замерзли, Кэти. — Он стал не спеша растирать ей живот. Катарина содрогалась, тихонько постанывая. И только теперь он позволил себе коснуться фаллосом ложбинки между ее ягодицами. Хотя он был в бриджах, он был так возбужден, что тонкая ткань натянулась, готовая лопнуть. Катарина шумно вздохнула. — Я вас согрею, вам будет тепло, очень тепло, — прошептал он ей в шею, наблюдая за своей ладонью, все ниже сдвигающей полотенце. — Я люблю смотреть на вас, Кэти. Катарина стояла совершенно прямо. Он слышал, как она громко сглотнула. Он пропихнул шелк между ее ног, двигая полотенце туда-сюда. Дрожь Катарины стала неуправляемой. Раздвиньте ноги, — приказал он, — чтобы я мог вытереть и там тоже. Катарина застонала, раздвигая ноги. Лэм прижал шелк к ее лону, прощупывая сквозь него складки, и наконец, сам содрогаясь, уперся пальцем в шелковистую ткань, потирая клитор. Катарина обмякла, наваливаясь на него, со вскриком вжимаясь в его руку. Он выронил полотенце, подхватил ее одной рукой и уложил вниз животом на кровать. Его палец снова нашел ее. Она ахнула, взрываясь, и заметалась из стороны в сторону. Все еще лаская ее, Лэм рванул застежку бриджей и, обхватив ее ягодицы, пропихнул в нее раздутый кончик своего пениса. Катарина вся напряглась, и Лэм вскрикнул, ослепленный жарким, тугим ощущением, когда ее мышцы обхватили его. Ожидание давалось ему труднее всего в жизни, но он затих. Жилы на его шее напряглись, пот капельками скатывался по лицу и груди. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Катарина принялась постанывать, двигая ягодицами. Невозможно было ошибиться в том, чего она хочет. Со стоном он обхватил ее ягодицы и сделал выпад. Катарина вскрикнула, когда он пронзил ее девственную преграду, но Лэм уже не мог остановиться. Он погружался в нее снова и снова с сознанием, что никогда еще не испытывал такого наслаждения — и никогда больше не испытает. Катарина выгибалась под ним, мокрая и скользкая, и он совсем потерял голову. Его рука скользнула вниз, обхватывая ее холм, и он рванулся в нее, на всю длину. Катарина схватила его руку, пропихивая в себя его пальцы, царапая его кожу ногтями, извиваясь под ним. Лэм сделал последний толчок, еще глубже, еще сильнее. И когда его семя стало извергаться, он выкрикнул ее имя. И еще много, много раз. Потом, когда судороги наконец прекратились, он встал у кровати, глядя на лежавшую на животе Катарину, увидел, что его ладони все еще сжимают ее покрасневшие, распухшие ягодицы, увидел кровь. Он смотрел, не в силах оторвать глаз, не в силах поверить в случившееся. Катарина почувствовала, что он выскользнул из нее. Она плотно стиснула веки, все еще не в состоянии дышать. Вернись, отчаянно молила она, вернись, Лэм, вернись! Но он не вернулся. Она чувствовала, что он стоит, глядя на нее. Катарина глубоко вдохнула, стараясь успокоиться, цепляясь за покрывало в попытке утихомирить сжигавшую тело лихорадку. Но содрогания продолжались, не принося облегчения. Может, если она не станет шевелиться, будет лежать тихо, влажная и доступная, он снова пронзит ее. Он не возвращался. Он с трудом сглотнула. Все случилось так быстро. Его огромный горячий пенис в ней, ее взрыв, его извержение. Ей необходимо было снова ощутить его в себе. Не раз или два, но бесчетное количество раз, как можно глубже… Боже, как она хотела этого! Катарина едва сумела сдержать стон. Она свернулась комочком и, лежа на боку, наконец взглянула на него. До чего он был великолепен! Он стоял совершенно одетый, стиснув челюсти, дико глядя на нее серыми глазами, как будто видел ее впервые. Мокрые светлые волосы были растрепаны. Катарине стало не по себе. Она уселась, обхватив подушку, чтобы скрыть свою наготу, и взглянула прямо в эти глаза цвета штормового моря. Вам было больно? — резко спросил он. Мгновение Катарина не могла понять, почему он задает такой нелепый вопрос. Она готова была рыдать от наслаждения. Она даже представить себе не могла, как хорошо ощущать его в себе. Вам не было больно? — повторил он. На его правом виске трепетала жилка. На этот раз Катарина поняла. Ее сердце наконец-то начало успокаиваться, в отличие от боли внизу живота, которая от одного взгляда на Лэма она становилась сильнее. Она сделала глубокий вдох, крепче прижимая к себе подушку, осознавая, что это случилось. Это наконец-то случилось. Он лишил ее невинности, и почему-то это принесло облегчение. Неужели она тайком давным-давно предвкушала этот момент? Катарина замерла. Ее сердце снова забилось чаще. Потеря невинности ее не слишком волновала, но… это было последнее, что у нее оставалось. И она была женой Джона Хоука. Катарина застыла. Несколько часов назад она стояла рядом с Джоном, давая обет верности. А теперь она, обнаженная, сидела на постели пирата, содрогаясь от неуправляемой страсти к нему. Ей представился Хоук, прикованный к кровати, с искаженным яростью лицом. Ее начало захлестывать тошнотворное отчаяние. Катарина чуть подвинулась и взглянула вниз, на покрывало. На кровь. На свою собственную кровь. Она потеряла честь. Она была женой другого мужчины, но Лэм лишил ее девственности. И она охотно отдала ее. И хотела снова отдать, еще и еще. Катарина? — вопросительно произнес он. Ее глаза метнулись к его глазам. Ей самой не верилось в то, что она наделала. — Идите прочь! — крикнула она. Его передернуло. — Я не хотел причинить вам боль, Катарина. Она отползла подальше от него, пока не уперлась спиной в изголовье кровати, все еще прижимая к себе подушку. О Господи, убирайтесь отсюда! Мне очень жаль. — В его голосе слышалось страдание. — Я не хотел… Я не знал, что делаю… мне так жаль… Катарина его не слышала. Мысли ее смешались. Но одно она сумела понять: она утратила свои мечты — все, все до единой. |
|
|