"Игра" - читать интересную книгу автора (Джойс Бренда)

Глава двадцать вторая

Катарина впилась ногтями в плечи Лэма, пытаясь оттолкнуть его. Она не могла отвернуть голову, потому что он держал ее волосы в кулаке, словно веревку, совсем близко к затылку. Его губы стали требовательными. Катарина упорно отказывалась приоткрыть рот, несмотря на охватившее ее лихорадочное возбуждение, несмотря на томительное ощущение, которое вызывало в ней его огромное, жаркое, твердое тело.

Разозленный ее непокорностью, Лэм отпихнул ее к стене. Прижатая, не имея возможности шевельнуться, Катарина чувствовала, что в ней пропадает желание сопротивляться. Все же она как-то ухитрилась не открывать рта. В конце концов он слегка укусил уголок ее губ и наклонил голову ниже. В то же мгновение он рванул ее лиф, обнажая грудь. Его губы обхватили сосок, и Катарина вскрикнула, уже не пытаясь его оттолкнуть.

Он засмеялся хрипло и сдавленно от торжества и возбуждения. Катарина со стоном притянула его к себе. Он то посасывал соски, то невероятно осторожно прикусывал их зубами. Когда он нажал ладонями на ее плечи, укладывая ее на пол, Катарина нисколько не сопротивлялась. С ее губ сорвалось его имя.

Разорванный лиф ее платья уже спустился ей на талию. Лэм задрал ей юбки и обеими руками срывал с нее белье. Катарина больше не могла ждать ни единого мгновения. Ее руки нашли застежку его бриджей, и ее пальцы стали лихорадочно расстегивать маленькие перламутровые пуговки. Лэм снова засмеялся, сжал ее руку и высвободил свой огромный фаллос. При виде его Катарина протяжно охнула, и, не в силах удержаться, медленно, ласкающе провела ладонью по набухшей бархатистой плоти.

Хватит игр, — резко сказал Лэм. — Вы меня понимаете, Катарина?

Она тихонько застонала в знак согласия.

Лэм погрузился в нее весь, одним движением. Катарина выгнулась, устремляясь ему навстречу. Их дыхание смешивалось, крики вторили его резким толчкам. Катарина взорвалась быстро, слишком быстро.

Все еще извиваясь, Катарина как в тумане ощутила, что его уже нет в ней. Он прервал ее возражения поцелуями, с трудом дыша и содрогаясь всем телом. Катарина запротестовала. Хотя разум частично вернулся к ней, она не чувствовала себя удовлетворенной.

Лэм, — выдохнула она, поглаживая его спину и впиваясь в нее ногтями, давая понять, что она снова желает его.

Вы ненасытны, — сдавленно пробормотал он, — но ведь и я такой же.

Он опять погрузил в нее свою мощь, но этот раз не спеша. Катарина беспокойно заерзала. Ей хотелось больше, еще больше. Но он только улыбнулся ей. Его глаза мерцали серебряным светом. Он вышел из нее — до боли медленно. Катарина застонала.

Он засмеялся, склоняя голову и прикусывая ей сосок, и принялся гладить складки ее лона, напрягшейся вершиной своей плоти. Катарина задергалась, вскрикивая — требуя большего.

Мы еще не имели возможности получше узнать друг друга, Кэти, — пробормотал Лэм, продолжая гладить ее так медленно, так вяло, что Катарине показалось, что она сейчас умрет. Содрогаясь, она изо всех сил обхватила его. Ее внезапный оргазм оказался не ожиданностью для обоих.

Лэм, задыхаясь, прижал ее к себе. Его все еще напряженный фаллос трепетал между ее ног.

Ненасытное создание, — прошептал он ей в ухо. — Я чувствую, что вам хочется еще.

Да, о Боже, да! — выдохнула Катарина. — Я хочу всего вас вобрать в себя, всего, до последнего дюйма!

Он самодовольно рассмеялся.

Вы не можете вобрать меня всего, сокровище мое!

Ее глаза потемнели, во взгляде появился откровенный вызов.

Неужели нет?

Он так же заговорщицки улыбнулся.

Думаю, что нет. — Он приподнялся над ней на локтях и коленях. Катарина посмотрела на то, что он демонстрировал, встретила самоуверенный блистающий взгляд Лэма и быстрым змеиным движением пальцами обхватила его член. Лэм откинул голову, со стоном скользя в ее ладонь. На его шее выступили жилы, мышцы трепетали. Сердце Катарины забилось чаще. Теперь он принадлежал ей, был в ее власти. Никогда еще она не чувствовала себя такой всесильной — и такой женственной.

Лэм сделал выпад ей в ладонь. Его ресницы трепетали, глаза были закрыты, фаллос пульсировал. Катарина негромко засмеялась. В эту игру могли играть двое — что правда, то правда. Но не успел еще смех замереть на ее губах, как Лэм поднялся над ней, вырываясь из ее хватки и снова овладевая положением. Он потрогал своей напряженной плотью сначала один ее сосок, потом другой. Катарина лежала без движения, задыхаясь, молча глядя на него, полная решимости не просить его, не умолять. Он был таким красным, таким огромным, что ей подумалось, что он вполне может извергнуться здесь же, между ее грудей.

Вам нравится быть такой греховной, Кэти? Она молча кивнула, не в силах говорить.

Возьмите груди, сожмите их вместе, — приказал он.

Катарина повиновалась.

Толчки Лэма стали более быстрыми, более резкими. Катарина застонала, вращая бедрами. Ее чресла снова охватил огонь. И она наконец сделала то, чего твердо решила не делать.

Лэм, прошу, о Господи, пожалуйста! — молила она.

С глубоким горловым вскриком он вонзился в скользкое и пульсирующее лоно. Катарина обвила его талию своими длинными ногами, умоляя о большем, умоляя его погрузиться глубже. Лэм с готовностью безжалостно ринулся вперед. Их тела издавали шлепающие, чмокающие звуки. Катарина сдерживала рыдания, чувствуя приближение оргазма. Когда она взвыла, Лэм вырвался из нее и рухнул на кровать, содрогаясь от собственного извержения.

Окутавший Катарину чувственный туман медленно рассеивался. Она шевельнулась, ее обнаженная нога коснулась его. Лэм лежал на животе без движения, повернувшись к ней лицом. Его глаза были закрыты, темно-золотые ресницы веером лежали на щеках. Она замолчала с нарастающим недоумением. Ну зачем же он это сделал? Почему ушел из нее вот так, именно в этот момент?

Его ресницы задрожали, их взгляды встретились. Он не улыбнулся.

Я неудовлетворен.

Катарина не дыша уставилась на него. Почему он говорит такие вещи? Он был опытным любовником, имел много женщин. Неужели он всем им говорил это? Она полагала, что для такого мужчины стремление льстить должно было стать второй натурой.

Он перекатился на бок, глядя на ее обнаженную грудь. Катарина потянулась за разодранным лифом, но он удержал ее руку.

— Вам нечего скрывать. Вы прекрасны. Вы самая прекрасная женщина, какую я когда-либо видел.

— Бросьте.

— Но это чистая правда.

Он сел, и она окинула его взглядом. Его бриджи были расстегнуты. Он стянул с себя рубашку. Она посмотрела ему в глаза. С каждым движением на его плечах и груди перекатывались мышцы. Ее пронзило предвкушение. Он улыбнулся улыбкой, предназначенной ей одной.

Почему вы это сделали? Почему вы… — Ее голос прервался, щеки начала заливать краска.

Почему я кончил таким образом? — Улыбка пропала. Он мгновенно посерьезнел. — Первый раз, когда мы лежали вместе, я не сумел справиться с собой. И хотя это было очень нелегко, я не хотел, чтобы мое семя изверглось в вас, Катарина.

Она была поражена.

Вы озабочены тем, чтобы я не зачала незаконнорожденного ребенка?

Изящным движением он поднялся на ноги и принялся расхаживать по комнате, потом сказал, стоя к ней спиной:

Я не настолько жесток, чтобы производить на свет ублюдков. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Я не хочу иметь детей. И не буду. Я не желаю, чтобы они унаследовали такую жизнь.

Катарина смотрела на него, неожиданно для самой себя исполнившись состраданием к нему.

Катарина не в силах была шевельнуться, да ей этого и не хотелось. Но огонь в очаге давно погас, луна успела подняться и снова зайти, и по пробивающемуся в окно свету она знала, что настал новый день и время уже близко к обеду.

Все ее тело болело, но это была совершенно необычная боль. Она навсегда утратила способность краснеть. Они с Лэмом как будто совершили все сексуальные акты, возможные между мужчиной и женщиной. Она потеряла счет тому, сколько раз он любил ее в ту ночь. Улыбаясь, Катарина по-кошачьи потянулась, вздохнула от восхитительного ощущения, снова потянулась и наконец уселась на постели.

Она была одна. Последний раз Лэм занимался с ней любовью при свете утра. Она еще не успела заснуть, когда поняла, что он встает, и удивилась, какие такие дела могли заставить его покинуть их постель после такого дня и такой ночи. Катарина откинула одеяло, ощущая себя полностью насыщенной и удовлетворенной, но все же нетерпеливо и, что поразительно, с удовольствием предвкушая наступление вечера. Она была совершенно голая. Она опустила взгляд на свою грудь и поразилась, увидев на ней красные отметины, потом ласково огладила себя и наконец соскользнула с кровати. Сердце ее пело.

Катарина старалась притушить свою радость. Она была падшей женщиной, пиратской шлюхой, и ей полагалось ощущать мрачное отчаяние. Оглядывая голую унылую комнату, она немного посерьезнела. Она не будет жалеть о том, чего нельзя изменить. Ей не хотелось вспоминать о грустном — о похищении и своем теперешнем положении. Ей хотелось думать только о невероятных возможностях Лэма в любовных играх.

Она замерла, ощутив тяжесть на сердце при мысли, что Лэм не желал наполнить ее своим семенем. Конечно, это только к лучшему — ей вовсе не хотелось вынашивать его ублюдка. И все же… было что-то невероятно грустное в мужчине, который так решительно не собирался иметь детей.

Она отбросила эти мысли прочь. Ее блуждающий взгляд наткнулся на маленькую шкатулку, которую он хотел подарить ей накануне утром. Она поразилась, что они провели в постели более суток. Это казалось невозможным, но так оно и было. Она бросила взгляд на сбитый матрас.

Катарина увидела свою разбросанную по полу одежду и наклонилась за бельем. Оно оказалось разорвано, и она отбросила его в сторону. Золотое платье она подняла и аккуратно разложила на постели. Лиф был разодран — она отлично помнила, как он сдернул его, — и ей придется заняться починкой. Такое прелестное платье нельзя было оставлять в столь бедственном состоянии.

Ее взгляд вернулся к небольшой эмалированной коробочке.

«Не надо», — приказала она себе, но не могла не думать об этом «подарке».

— Мне не нужны ваши подарки, Лэм О'Нил! — воскликнула она.

Вся ее радость пропала, сменившись печалью. Катарина рассерженно уселась на кровать, кутаясь в меха и не спуская взгляда с коробочки, которую она ненавидела, которая напоминала ей, чем она стала, чем была теперь.

Злость переполняла ее. Она почему-то думала, что ей удастся обмануть себя, закрывая глаза на истинное положение вещей.

Катарина резко встала, отбросив мех, и решительно подошла к шкатулке. В замке торчал маленький медный ключик. Она повернула его, и крышка откинулась. Катарина ахнула.

Ее глазам представилось великолепное золотое ожерелье. Пять рубинов, оправленных сверкающими по краю каждого камня бриллиантами. Эти драгоценности пристало носить принцессе, а вовсе не шлюхе. Катарина не могла поверить своим глазам. И не могла понять смысл такого подарка — не могла понять Лэма.

Зачарованная, она взяла ожерелье в руки. Оно было очень тяжелым, чересчур тяжелым. Носить его было бы слишком неудобно. Хотя она так и не узнает, удобно или нет. Потому что никогда не наденет этот «подарок».

Катарина прикусила губу и повернулась к висевшему над сундуком зеркалу, приложив ожерелье к шее. От того, что она увидела в зеркале, она выронила драгоценность, как будто она жгла ей пальцы.

Совершенно обнаженная женщина, высокая, с неприбранными волосами, с распухшими губами и возбужденно сверкающими глазами, держала бесценное ожерелье над подрагивающей грудью. В зеркале она не увидела Катарины Фитцджеральд, дочери графа. Она увидела очень дорогую куртизанку — увидела шлюху!

Катарина не стала поднимать ожерелье. С учащенно бьющимся сердцем она натянула рубашку и нижние юбки. К несчастью, другой одежды у нее не было, и ей не оставалось ничего другого, как надеть порванное платье. Гребня не было тоже, поэтому Катарина расчесала волосы пальцами, но без особого успеха. В конце концов она все же подняла ожерелье, положила в шкатулку и заперла ее. Потом, придерживая платье у шеи, вышла из комнаты и поспешила вниз по лестнице.

Лэм стоял у очага в глубокой задумчивости. На полу рядом с его ногами примостился Ги, игравший с крупным щенком волкодава. Макгрегор сидел у стола, погруженный в чтение книги. Книга? Катарина не думала, что он умел читать.

Отстраненное выражение лица Лэма сменилось теплой улыбкой, когда он повернулся к ней. Но через мгновение улыбка стала неестественной, потом пропала. Его глаза опустились на шкатулку, которую она держала в руке.

Катарину пронзила неописуемая печаль. Она смотрела на Лэма, на его гордое, красивое лицо, мощную фигуру, в его серые глаза и вспоминала вчерашний день. До чего глупо было с ее стороны проснуться такой довольной и мечтательной. Они занимались вовсе не любовью. Это было не чем иным, как совокуплением, нет, хуже, сексом для удовольствия.

И даже если бы то, что было между ними, можно было назвать любовью, Лэм О'Нил оставался прежним. Сын Шона О'Нил а, пусть и не насильник, подобно своему отцу, и, возможно, даже не слишком жестокий человек, он был пиратом.

Добрый день, Катарина, — ровным голосом сказал Лэм, испытующе глядя ей в лицо. — Мы как раз собирались обедать. — Его взгляд задержался на порванном лифе, края которого она придерживала. — Я приказал, чтобы с корабля принесли сундук с одеждой. Он должен быть здесь с минуты на минуту. Мы подождем, пока вы переоденетесь.

Ее сердце разрывалось, и это не имело никакого отношения к разорванному платью. Катарина подошла к нему и протянула шкатулку.

— Я не могу это принять. Мне не нужны ваши подарки.

— Очень хорошо. Это вам решать, — без всякого выражения произнес он.

Катарина готова была разрыдаться. Она отвернулась от него, слепо глядя на обеденный стол. Когда она проснулась, то просто умирала от голода — теперь у нее совсем не было аппетита. Ей грозила опасность, но она не решалась думать, в чем эта опасность заключается. Катарина знала только одно — она должна бежать. Как ни больно ей было думать об этом.

Прошло несколько дней. Как-то Катарина и Ги сидели на полу, играя в кости. Ей нравилось, что мальчик улыбался и даже вскрикивал от удовольствия, когда выигрывал, потому что обычно он был необычайно серьезен. Они играли на прутики и камешки, хотя этот пройдоха Ги хотел, чтобы ставкой были настоящие монеты. Теперь он захлопал в ладоши, зардевшись от удовольствия, потому что снова выиграл.

— Мне у тебя не выиграть, Ги. Пожалуй, я должна признать поражение.

Ги ухмыльнулся и, подняв на нее глаза, увидел кого-то за ее спиной. По его лицу расплылась радостная улыбка. Катарина обернулась и увидела наблюдавшего за ними с непонятным выражением Лэма. Ее сердце сразу забилось сумасшедшими толчками. Она отлично осознавала, что уже вечер, и знала, что случится вскоре в ее комнате наверху.

Лэм был с ней каждую ночь, и их любовные игры зачастую продолжались до зари. Время от времени он совершенно неожиданно являлся к ней даже днем.

Их взгляды скрестились в страстном порыве. Катарина почувствовала, что ее щеки начинают гореть, и повернулась к Ги. Она чувствовала, как Лэм подошел к ним, ощутила тепло и притяжение его тела, когда он остановился позади нее. Его рука коснулась ее плеча.

— Вы научились игре в кости в монастыре, Кэти?

— Конечно нет. Меня научили отец и дядя.

Он опустился рядом с ней на колени, ласково заглядывая ей в глаза.

— И ваша мать не возражала?

— Она ни о чем не подозревала.

Он рассмеялся. Катарина не спускала глаз с его прекрасного лица.

Лэм посмотрел на Гй.

Надеюсь, ты не собираешься обчистить леди до нитки, — серьезно сказал он.

Ги вспыхнул:

Нет, капитан.

Лэм протянул руку и потрепал его волосы.

Джентльмены должны позволять леди выиграть. — Он поднялся, бросил на Катарину многозначительный взгляд и отошел. Катарина смотрела ему вслед, пока он шел по лестнице, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце. Но когда она повернулась к Ги, стараясь принять по возможности естественный вид, то заметила в его глазах вопрос и нетерпеливое желание продолжить игру. Ее заготовленная улыбка пропала. Мальчику так не хватало внимания. И хотя ей ничего не хотелось так, как ринуться вверх по лестнице, она похлопала его по маленькой руке и шутливо спросила:

Ну как, играем или нет? Ги быстро глянул ей в глаза.

Сыграем, леди. Но я и вправду должен дать вам выиграть?

Катарине не спалось. Она взглянула на ровно дышавшего Лэма. Он лежал на спине, и на его теле еще не просох пот от их любовных утех. У Катарины сжалось сердце. Осторожно, чтобы не разбудить его, она села.

Наступил июнь, и хотя дни были по-летнему теплыми, ночи оставались довольно прохладными. Катарина подтянула покрывало до самой шеи. Ее сердце все не желало успокоиться. Этим вечером, во время их легкого ужина, Лэм сказал ей, что завтра отплывает.

Катарина имела неосторожность спросить, куда он направляется. Он поглядел на нее непроницаемым взглядом и ответил, что ей не требуется это знать.

Катарина почувствовала, что на ее глазах выступают слезы, и сердито смахнула их, злясь на себя за то, что могла хотя бы на мгновение забыть, что ее любовник — пират. Конечно, у него был патент, конечно, он нападал и на врагов королевы тоже. Катарина знала, что нельзя было считать его обыкновенным морским разбойником, потому что его пиратство составляло часть умной и опасной политической игры. Ровно настолько же он являлся буканьером, представляя собой странный гибрид того и другого. Когда он разбойничал в открытом море, он делал это очень, очень осторожно.

Лэм отплывает, а это означает, что у нее наконец появится шанс бежать.

Катарина посмотрела на него. Огонь еще пылал, и в заливавшем комнату красноватом свете хорошо были видны его прекрасные черты. Она почувствовала боль в сердце. Тем более лучше уйти сейчас, самой, пока он не отослал ее прочь, — а он наверняка со временем так и сделает. Катарина боялась, что откажется, что бросится перед ним на колени, умоляя оставить ее, не удалять от себя в угоду новой, более молодой любовнице.

О Боже! Катарина обхватила себя руками, уже не сдерживая слез. Она не любила его, это было просто невозможно, но он сделал ее рабой — рабой своего вожделения, своей мощи и обаяния. Он поработил ее, вот и все, но рабы могли бежать от хозяев, и она должна бежать от него.

Завтра он отплывает. Когда его здесь не будет, она отправится в поселок, взяв с собой шкатулку с рубиновым ожерельем. Наверняка за такую цену кто-нибудь поможет ей уехать с острова — от него.