"Игра" - читать интересную книгу автора (Джойс Бренда)

Глава тридцать первая

Хоук застыл, уставившись на нее.

Катарина только теперь поняла, что она наделала. Ее сердце отчаянно заколотилось. Она пыталась собраться с мыслями, но у нее ничего не получалось. Она не знала, надо ли было говорить ему об этом, тем более сейчас, у дверей королевских покоев и на виду у глазевших на них и перешептывающихся придворных. Но брать обратно свои слова было уже поздно, и она даже чувствовала облегчение от того, что сказала правду.

Хоук схватил ее за руку

— Здесь не место для разговоров, — выдавил он из себя, подталкивая ее вперед. Толпа расступалась перед ними, словно по мановению волшебной палочки, и у самого выхода Катарина встретилась взглядом с Энни. Баронесса как будто искренне сочувствовала ее затруднительному положению.

Заметив, кто стоит за спиной Энни, Катарина споткнулась: Лечестер не сводил с нее взгляда.

Хоук не дал ей упасть и спросил:

— Эти двое с вами?

Катарина только теперь увидела следующих за ними Макгрегора и Ги.

— Да. — Она помолчала. — Они сопровождали меня сюда. Я боялась ехать одна.

Хоук окинул Макгрегора презрительным взглядом:

— Мне не требуются пираты. И Катарине они тоже больше не нужны.

Катарина задрожала, поняв, что остается совсем одна.

— Это ничего, — негромко сказала она Ги и Макгрегору, — со мной все будет в порядке.

Хоук молча, быстро провел ее по длинному коридору. Выйдя из холла, он отпустил ее руку. Она остановилась перед одним из переходов, ведущих в другую часть дворца. По его взгляду невозможно было что-нибудь понять, но его синие глаза завораживали ее. Катарина не могла отвести взгляда. У нее в горле застрял комок.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь. Когда той ночью О'Нил вас похитил, вы были потрясены не меньше меня.

Катарина медленно наклонила голову. Он гневно уставился на нее.

— Значит, вы клюнули на его смазливую физиономию.

Катарина не осмелилась что-либо сказать — ни возразить ему, ни согласиться с ним.

— И когда он попросил вас выйти за него замуж, вы обрадовались.

— Нет, Джон, — негромко сказала она, — все было совсем не так.

— А как? — потребовал он.

— Он притащил меня в церковь, несмотря на мои возражения, говоря, что скорее всего вы уже развелись со мной. И там католический священник сразу же обвенчал нас. — Катарина замолчала, обхватив себя руками. Она не собиралась говорить Джону, что уже почти влюбилась в своего похитителя и охотно смирилась со свершившимся браком.

— Он принудил вас выйти замуж? — резко спросил Хоук.

Она прикусила губу. Хоукне понимал, а она не могла объяснить. Она заморгала, чтобы смахнуть слезы.

— Выходит, у меня два мужа? — воскликнула она. — И что же мне теперь делать?

Джон снова взял ее за руку. Когда он заговорил, его голос звучал мягко, успокаивающе, но решительно.

— Кто-нибудь еще знает об этом браке? Она отрицательно покачала головой.

— Ничего никому не говорите.

— Почему? — Ее вдруг снова охватила паника.

— Потому что мы повенчаны по закону, Катарина, а пирата повесят. Я не собираюсь бросить вас сейчас, когда вам требуется помощь. За кого вы меня принимаете?

Катарина уставилась на него, как пришибленная.

— Не думайте, что это доставляет мне удовольствие, — мрачно продолжал он. — Но со временем, после смерти пирата, мы сумеем начать новую жизнь. Если бы я в это не верил, то, наверное, оставил бы вас.

Катарина заплакала.

— Почему вы плачете? — сердито спросил Джон. — Вы плачете о нем? Вы его любите?

Она выдернула руку и снова неловко обхватила себя, зная, что не должна говорить правду.

— Он отец моего ребенка. Я не хочу, чтобы его повесили.

— Его повесят, — уверенно сказал Хоук, — потому что в данном случае королева не может допустить никакого послабления. И это к лучшему. Так будет лучше для всех, и вы с этим согласитесь, если только хорошенько подумаете и о себе, и о вашем ребенке.

Ее ребенок. Дитя пирата-изменника. Весь свет будет презирать его. Вдруг Катарина поняла Лэма, хотя и слишком поздно. Какое трудное у него было детство и как тяжело приходилось сейчас — жить с вечным осознанием того, что он никогда не избавится от позорного клейма сына Шона О'Нила. Катарина вспомнила, как издевалась над ним, обзывала и презирала его за то, что он сын пирата. Вспомнила и их последнюю яростную ссору, когда сказала ему, что никогда не сможет его любить, потому что Шон О'Нил был его отцом.

Катарина была потрясена до глубины души. Как могла она быть такой бессердечной, такой жестокой?

Неужели ее дитя будет, так же как и Лэм, страдать за грехи своего отца?

Катарина вытерла слезы и посмотрела на Джона.

— Вы будете растить моего ребенка? — дрожащим голосом спросила она. — Будете хорошим добрым отцом? — Ее сердце снова разрывалось на части. Лэм, мне ужасно жаль, но я должна, должна позаботиться о нашем младенце!

— Я не только буду хорошим отцом для вашего ребенка, Катарина, я дам ему свое имя, — сказал Хоук. — Даже если это окажется мальчик.

Из горла Катарины вырвалось рыдание. Она не могла говорить.

— И конечно, вы дадите мне моих собственных сыновей, — добавил он.

Катарина отвернулась, не в силах сдержать слезы. Скоро она будет матерью и, как любая мать, она готова на все, чтобы защитить своего ребенка. Но до чего тяжело было ей смириться со своей судьбой, как трудно, как болезненно! Но у нее не было выбора. Во всяком случае, сейчас. Даже если случится чудо и Лэму удастся бежать или его освободят, она не сможет вернуться к нему, хотя теперь поняла, что все еще любит его всем сердцем.

Но Катарина должна была прямо смириться с суровой действительностью. Вряд ли Лэм получит прощение, и еще никому не удавалось бежать из Тауэра. Казалось, его могло спасти только чудо.

А Катарина уже давно перестала верить в чудеса.

Она должна сделать все, что в ее силах, чтобы спасти Лэма. Это будет ее прощанием с ним, подарком вечной юной любви, даром жизни.

Катарина решила не спускаться в обеденный зал к ужину, а остаться в своей комнате. Ей требовалось время, чтобы все обдумать, и у нее не было никого желания выносить любопытные и плотоядные взгляды придворных. Они с Джоном решили отложить на несколько дней отъезд в Корнуэлл, потому что Катарина была совсем измучена. Катарина вздохнула с облегчением. Значит, у нее остается время подыскать влиятельного союзника, который помог бы ей спасти Лэма.

К тому же Катарина решила тайно посетить Лэма. Она не переживет, если не увидится с ним до отъезда в Корнуэлл. Она не знала, что скажет или сделает, если найдет возможность встретиться с ним. Она знала только, что должна еще раз увидеть его. Но как?

Она не осмеливалась обратиться к Джону.

Катарине представилось смуглое, красивое, мрачное лицо. Улыбка Дадли была обольстительной и опасной, выдавая откровенно любовные намерения. Роберт Дадли, граф Лечестер. Один из самых влиятельных людей при дворе и во всей Англии. Он мог ей помочь, если бы решил это сделать.

Катарина совершенно точно знала, какую цену ей придется заплатить за его поддержку, но была готова на все ради спасения жизни Лэма.

Катарина не могла прямо обратиться к Лечестеру. Она слишком хорошо помнила угрозу королевы отрубить ей голову, если она когда-нибудь заберется к нему в постель. Был только один человек, которому она могла доверить передать свое сообщение. Она уже послала записку Энни Гастингс с просьбой зайти к ней.

Катарина подскочила, заслышав стук в дверь. Открыв, она с облегчением, смешанным со страхом, увидела улыбающуюся Энни.

Энни вошла в комнату, Катарина задвинула засов, и они обнялись.

— До чего я рада видеть вас, Катарина! — воскликнула Энни. — Я так за вас беспокоилась весь этот год. До чего вы прелестны!

— Спасибо, что зашли, Энни.

— Как я могла не зайти? — весело ответила Энни. — Катарина, вы почти год провели с одним из самых опасных и, говорят, самых страстных мужчин. И последовали за ним сюда, хотя наверняка знали, какая встреча вас ждет!

Катарина уселась на кровать, глядя на свою подругу. Энни принялась ее рассматривать.

— И как же? Такой ли он сексуальный, как говорят? Он действительно несравненен и ненасытен? Это как будто пошло вам на пользу. И скоро у вас будет ребенок от него.

Реакция подруги разочаровала Катарину.

— Может, вам стоит попытаться узнать самой, Энни?

— О! Я вас огорчила. Но разве можно винить меня за то, что я стараюсь представить, каков он? Мой муж стар и толст, да еще похотлив к тому же. Ну, ну, милая, не расстраивайтесь. Я рада за вас, Катарина. Такой мужчина достается не всем. Как бы я хотела, чтобы меня похитил пират!

Разочарование Катарины пропало. Энни просто была легкомысленна.

— Я боюсь, что его повесят.

— У вас есть основания бояться. Королева не выносит изменников и готова из принципа повесить даже самого мелкого заговорщика.

— Вы меня не утешили.

— Я не хочу вас утешать. Если вы любите своего пирата, вам требуется быть такой же умной, какой была ваша мать. Милая, вы должны вникнуть в суть этого дела. Могу сказать вам одно. Мнения ее советников разделились. Сесил не хочет, чтобы О'Нила повесили.

В груди Катарины вспыхнула искорка надежды.

— Королева часто слушает лорда Бергли?

— Но Лечестер презирает О'Нила. Он доволен таким поворотом событий. Он уговаривает Елизавету немедленно судить его и при каждом удобном случае напоминает о царящей кругом анархии и об интригах против нее здесь, в Англии. Он отлично знает, что ее страх перед заговорами может вынудить ее пожертвовать Лэмом ради устрашения других.

Сердце Катарины на миг остановилось. Лечестер. До чего она была права, когда подумала о нем.

— Энни я хочу попросить вас об одной услуге.

— Вы знаете, что я ее окажу, если это в моих ; силах. — Энни похлопала ее по руке.

— Мне нужно, чтобы вы как можно скорее передали Лечестеру сообщение от меня.

Энни подскочила и уставилась на нее.

— Катарина! — Она широко раскрыла глаза, начиная понимать. — Вы не знаете, что делаете!

— Напротив, Энни, я совершенно точно знаю, что делаю.

Колокола часовни пробили полночь. Катарина нетерпеливо отсчитывала каждый удар. Дрожа и кутаясь в свой подбитый мехом плащ, она сидела на скамье в королевском саду. Ее ладони взмокли от пота, во рту пересохло.

Мгновением позже она заметила между деревьями высокую мощную фигуру в черном плаще, которая быстро продвигалась к закутку, где она сидела.

— Милорд, — позвала она.

Он повернулся и направился к ней. Катарина поднялась. На ней был надет капюшон, который она придерживала у шеи.

Лечестер остановился перед ней и чуть заметно улыбнулся:

— Вы знаете, каким сюрпризом было для меня узнать, что вы желаете тайно со мной встретиться?

Катарину била дрожь. Она не могла выговорить ни слова. Свет луны пробился сквозь облака, и она ясно видела его лицо.

Он протянул руку. Катарина стояла неподвижно, хотя ей и хотелось быть подальше от него. Он откинул ее капюшон.

— Боже, как вы прелестны. — Его ладонь коснулась ее щеки.

Катарина не шелохнулась.

— Я теперь растолстела.

Темные глаза Лечестера нашли ее глаза.

— Вы носите его ребенка. Я всегда знал, что вы предназначены для того, чтобы принять семя мужчины, чтобы вынашивать его детей.

Катарина ничего не ответила.

Взгляд Лечестера не спеша скользил по ее лицу.

— Вы вспоминали меня, милая? Когда пират опускал свой клинок в ножны вашего тела, вы думали обо мне?

Катарина вся напряглась.

— Я о вас часто думал, — сказал Лечестер. — Я все еще хочу вас. И сейчас даже сильнее, чем раньше. — Он чуть улыбнулся и прижал ее ладонь к своему паху.

Катарина отдернула руку.

— Я беременна!

— Некоторые женщины в этом состоянии получают еще больше удовольствия от мужчины.

Катарина была потрясена и напугана. Она не думала, что он будет так нетерпелив сейчас, когда она в таком положении.

— Но не я.

— Я вам не верю. — Лечестер притянул ее к себе. Катарина застыла, не сопротивляясь, ощущая его. — Вы страстная женщина, я это сразу понял. И доказательство тому — то, что вы не надоели О'Нилу, ведь он почти год держал вас на своем острове. Полагаю, он научил вас многим любопытным штучкам. — Губы Лечестера коснулись ее губ. — Но теперь он уже несколько недель в тюрьме. Ваше тело, должно быть, раскалено. Я собираюсь занять его место, Катарина.

Катарина выгнулась, чтобы избежать поцелуя. Ей не хватало дыхания.

— Прошу вас, перестаньте.

— Но вы сами позвали меня, — небрежно сказал он и вдруг пронзил ее взглядом. — Что вам от меня нужно?

Она уперлась ладонями ему в грудь в безуспешной попытке отодвинуть его.

— Мне нужна ваша помощь.

— Знаю. И я могу догадаться, о чем именно вы хотите меня попросить.

Катарина уставилась на него. Он улыбнулся ей:

— Королева сказала мне, что вы очень мило и убедительно просили ее сохранить жизнь вашему любовнику. Катарина, вы правильно сделали, что обратились ко мне. Только я могу помочь вам добиться того, чего вы хотите. Королева мне ни в чем не откажет.

— Значит, вы убедите ее сохранить Лэму жизнь? — еле сумела выговорить Катарина.

— Вы готовы заплатить цену, какую я потребую? Она кивнула, холодея от ужаса.

Он улыбнулся и навалился на нее.

— Сегодня?

— Нет! — Охваченная паникой, она оттолкнула его. Он отпустил ее, с интересом наблюдая за ней, хладнокровно и самоуверенно, словно хищник, выслеживающий легкую добычу.

Задыхаясь, Катарина смотрела на него.

— Сначала вы должны добиться освобождения Лэма. Я приду к вам после рождения моего ребенка.

Он рассмеялся.

— Ну, не знаю. Ждать, пока пират будет свободен? И потом иметь вас только один раз? Ставка очень высока, Катарина. Королева разъярится на меня, стоит ей узнать о нашей интрижке. И мы ведем речь о жизни вашего любовника. Не думаю, чтобы одного раза было достаточно.

Катарина затрясла головой, уговаривая себя не плакать, не поддаваться.

— Когда Лэма освободят, я приду к вам, но только раз, — твердо сказала она, обхватывая себя руками, чтобы сдержать дрожь. Поколебавшись, она сказала: — Еще до рождения ребенка, если вам и вправду этого хочется.

Он внимательно посмотрел на нее.

— А если я откажусь?

— Тогда вы никогда меня не получите, — сказала Катарина гораздо спокойнее, чем чувствовала себя.

— Я мог бы взять вас сейчас, и вы бы не осмелились жаловаться, верно?

— Но я бы не далась вам добровольно, — в испуге воскликнула она. — Я предлагаю вам ночь нескончаемых наслаждений, Дадли. Я покажу вам все, что знаю, все, на что способна. — Ее голос прервался, по щекам струились слезы.

Он долго смотрел на нее.

— Договорились.

Катарина почти не чувствовала облегчения.

— И еще одно.

Он приподнял брови.

— Я хочу увидеться с Лэмом, всего один раз, если вам не удастся устроить его освобождение.

— Понятно, — резко сказал он.

— Если в ближайшие два дня вы не устроите мне встречу с ним, считайте, что мы ни о чем не договаривались, — сказала Катарина, разыгрывая козырную карту.

— А при встрече вы дадите ему то, в чем только что отказали мне?

Катарина взглянула на него.

— Это не ваше дело.

Он долго смотрел на нее.

— За две сделки должна быть двойная цена, Катарина, — сказал он наконец.

Катарина поняла. Она кивнула и повернулась, чтобы уйти.

Он схватил ее за рукав.

— Не так быстро.

Катарина очень неохотно повернулась к нему.

— Я хочу скрепить нашу сделку поцелуем, — сказал Лечестер.

Его разбудил какой-то шум.

Лэм замер на брошенном на пол матрасе. Сначала он подумал, что это крыса, и приготовился пнуть мерзкую тварь, если та приблизится. Пнуть и прикончить.

Теперь он отчетливо услышал, что отпирали дверь его темницы. Лэм рывком уселся.

В камере не было освещения. Там всегда было темно, но два раза в день ему приносили воду и похлебку, и это помогало ему следить за временем. Он знал, что было уже поздно, может быть, близко к полуночи. Окончательно проснувшись, он вскочил на ноги, готовясь встретить друга или подосланного убийцу.

Дверь распахнулась, и камера залилась ослепительным светом. Заморгав, Лэм заслонился рукой от света факела, но успел заметить тюремщика и стоявшую сзади фигуру в плаще с капюшоном.

Послышался шелест накрахмаленной материи — звук, присущий только женщине. Лэм замер и опустил руку, испугавшись, что это ему приснилось. Или что он сошел с ума.

Катарина шагнула в камеру. Она держала фонарь. Завидев Лэма, она застыла. Они глядели друг на друга. Тюремщик ухмыльнулся и быстро закрыл за Катариной дверь.

— Лэм, — хрипло сказала Катарина. — О Господи! Как вы себя чувствуете?

Она показалась ему созданием неземной красоты. Ангел небесный и земная обольстительница одновременно. Лэм не в состоянии был ни вздохнуть, ни пошевелиться. От ее присутствия его пронзила невыразимая боль. Он напомнил себе, что она только использовала его, чтобы помочь своему отцу. Неискренняя, лживая предательница. Конечно, она не могла любить сына Шона О'Нила, она сама ему это сказала.

— Что вам нужно? — сказал он. В маленьком каменном помещении его голос прозвучал очень громко. Он старался не замечать ни ее красоты, ни явного сочувствия в глазах. Ни этого, ни еще чего-то большего, чего просто не могло быть.

Она хрипло прошептала:

— Я хотела вас видеть.

— Зачем?

Она наклонила голову, но он успел заметить блеснувшие в ее глазах слезы.

— Зачем? — снова потребовал он. — Разве вы не довольны тем, что меня скоро постигнет участь всех пиратов?

Она посмотрела на него, смахивая слезы. Он поднял руку, сжатую в кулак.

— Разве вы не довольны, жена, что ваш муж, сын Шона О'Нила, вскоре умрет? И предоставит вам свободу, чтобы завлечь в свои сети благородного и безгрешного Джона Хоука. Если вы этого уже не сделали.

Она прикусила губу, печально глядя на него. По ее щеке катилась одинокая слезинка.

— Мне очень жаль. Он окаменел.

Она повернулась и подняла руку, чтобы стукнуть в дверь, вызывая тюремщика.

— Не надо! — воскликнул он, бросаясь к ней и хватая ее за руку. Она не шевельнулась.

— Катарина! — страдальчески прошептал он. Теперь ему было безразлично ее предательство. Осталось одно — она здесь, настоящая Катарина, не воображаемая, и она сказала, что сожалеет. Все же он романтичный болван. — Катарина, почему вы пришли? — с надеждой спросил он.

Она медленно повернулась к нему. Их тела почти соприкасались.

— Я пришла сказать… я не хочу, чтобы вы умирали, — чуть слышно произнесла она.

Надежда захлестнула его.

— Вам не все равно?

— Да… Лэм, — сказала она, дрожа всем телом. Он протянул руку и обхватил ладонью ее лицо — это единственное на свете лицо, которое являлось ему много лет, с того самого дня, когда он впервые увидел ее. Он был грязен и оборван, но удержаться от того, чтобы ее не поцеловать, оказалось невозможно. Он коснулся ее губ своими, осознавая теперь жаркую неодолимую силу своей любви, любви, в которую он отказывался верить, которой не желал, любви, рабом которой он стал и оставался теперь, которая направляла все его действия, которая предопределила его игру и свела их обоих вместе в это мгновение в каземате лондонского Тауэра.

Губы Катарины дрожали под его губами.

Лэма охватила страсть — жаркая, огромная. Сотрясаемый ею, он обхватил плечи Катарины, думая только о том, чтобы взять ее, завладеть ею, приковать к себе силой и мощью своего тела точно так же, как она приковала его своей красотой, своей гордостью, своим умом и решительностью.

— Катарина, я хочу вас.

Еле держась на ногах, она впилась в его плечи, прижимаясь к нему всем телом, заглядывая в его глаза, шепча его имя и бесконечно повторяя:

— Да, да, да.

Он обхватил ее руками, со стоном прижимаясь лицом к ее шее, наслаждаясь жаром, пульсирующим между их телами. Он мог умереть, несмотря на свою решимость остаться в живых.

— Лэм, я так боюсь. — Покачиваясь, она прижималась к нему, целуя его лоб, зарываясь пальцами в его волосы. — Я хочу вас, милый. Я не могу жить без вас.

Все преграды, которым он окружил свое сердце, рухнули от ее слов. Лэм заглянул в ее зеленые глаза. Это было не притворство, не игра. В ее глазах бурлило желание и еще что-то, гораздо более сильное. Нечто вечное, нечто необратимое. То, чему с самого начала суждено было случиться. Нечто, предопределенное судьбой, против которой бессильны два человеческих существа.

У него готовы были вырваться слова: «Я люблю вас. Всегда любил, и всегда буду любить».

Он жадно накрыл ее губы своими, его руки не менее жадно ощупывали ее всю, исследуя каждую линию ее тела, наслаждаясь ею. Его ладонь прижалась к ее животу, и он вдруг замер.

Живот был твердый, круглый и выступающий.

— Да, Лэм, у нас будет ребенок, — то ли засмеялась, то ли зарыдала Катарина.

Он поднял голову, недоуменно глядя ей в глаза, в то время как его ладонь еще несколько раз погладила ее выпуклый живот. Он выглядел ошарашенным.

— Мой ребенок, — хрипло прошептал он. Сквозь завесу шока проникло пронзительное ощущение радости: Катарина носит его ребенка.

Их глаза встретились, и хотя она плакала, на ее лице светилась улыбка.

Его радость угасла. Он уставился на нее, вспоминая свое детство — все, до мельчайших подробностей.

— О Господи, — сказал он, разрываемый ощущениями неизбывного счастья и полной безнадежности.

— Вы не рады. — Ее улыбка пропала.

Он отступил на шаг.

— Вы не понимаете. — Он вдруг снова стал мальчиком, которого переполняла боль, снова слышал жестокие, издевательские поддразнивания: ублюдок Шона О'Нила.

Она дотронулась до него.

— Я понимаю, Лэм, и я защищу этого ребенка. Он не будет страдать, как страдали вы, клянусь вам.

— Вы не можете помешать свету презирать его, и вам ничем не изменить того факта, что он мой сын.

Она ничего не сказала.

— Что вы собираетесь делать? Она побледнела.

Он снова вспомнил ее предательство, вспомнил, до чего она умна, до чего решительна.

— Что вы задумали, Катарина?

— Королева в ярости. Хоук говорит, что вас повесят. Хоук. Джон Хоук, ее другой муж.

— Я еще не умер, Кэти. И не собираюсь умирать в ближайшее время. Или вы меня уже похоронили?

— Я не хочу, чтобы вы умирали!

— И я не умру. Я сбегу из тюрьмы, вернусь на море и завершу начатую мною игру. Слышите, Катарина? — выкрикнул он. — И вы будете со мной. Вы и ребенок.

Она ничего не ответила. Ее молчание сообщило ему все, что ему требовалось знать.

— Вы моя жена, — сказал он, тяжело дыша. Внезапно он почувствовал, что не может этого выносить — свое заточение, свою беспомощность, — и его охватила слепая ярость. Он резко взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Он спал с вами, Катарина? Спал или нет?

Она отрицательно покачала головой. Лэм не почувствовал облегчения. Она обманывает его, будь она проклята! Ему показалось, что стены темницы сдвигаются, сжимая его. Он остро ощущал состояние полнейшего бессилия. От негодования его бросило в дрожь.

— Вы мне не ответили, Катарина.

— Нет! — испуганно выкрикнула она. — Хоук говорит, что вас повесят. Я делаю все, что в моих силах, чтобы этого не случилось, но я не знаю, выйдет ли у меня что-нибудь. Хоук говорит… — Она вдруг замолчала.

— Хоук, Хоук, Хоук… Что еще он сказал? — рявкнул Лэм.

— Он даст вашему ребенку имя, даже если это будет мальчик!

Ему все стало ясно. Будущее — ее будущее — с Хоуком. Они двое, уютно обосновавшиеся в Барби-холле. Его ребенок, растущий маленьким английским лордом, выряженный в дублет, рейтузы и шляпу с пером, обучающийся у лучших учителей, свободно владеющий французским и латынью, чувствующий себя как дома и в сельском особняке, и при дворе. И конечно, будут и другие дети, маленькие мальчики и девочки — те, кого со временем Катарина даст Джону Хоуку, как и подобает жене. Лэм ненавидел его.

В это мгновение он ненавидел и ее тоже.

С воплем ярости он повернулся и грохнул кулаком в стену. Катарина испуганно вскрикнула. Лэм снова и снова осыпал ударами стену, пока не почувствовал, как Катарина повисла на нем, рыдая.

Задыхаясь, Лэм уткнулся лицом в стену. Окровавленный кулак ужасно болел. Катарина обмякла, прижавшись к его спине. Ее сотрясали рыдания. Он ощущал слезы на собственных щеках. И первый раз в жизни он усомнился в себе.

Ему предстояло потерять все. Свою женщину, своего ребенка, свою жизнь.

И вдруг в нем проснулась какая-то неведомая сила.

Страх оставался, но его сердце наполнилось решимостью. Он должен обрести свободу — и обретет ее. Он вырвется отсюда, прежде чем Катарина совершит немыслимое и вернется к Джону Хоуку. Он не допустит, чтобы она отдала себя Джону или кому-то другому, надеясь добиться свободы для него. Он не позволит ей стать жертвой на алтаре политических игр, иначе он сам окончательно сойдет с ума.