"Марафонец" - читать интересную книгу автора (Голдман Уильям)

10

– Холодно? – спросил Леви.

Эльза покачала головой.

Они сидели на утесе у озера в Центральном парке. Внизу покачивалась на воде лодка под порывами вечернего ветра. Леви знал, что Эльза лжет: на нем свитер, а на ней – нет, и он продрог. Холодало, и треклятый зуб давал о себе знать все сильнее. Как обычно, когда портилась погода. Все тот же самый передний верхний зуб. Давно уже надо возвращаться, но они просидели здесь целый час с тех пор, как солнце начало садиться, и все было так чертовски здорово, что ему не хотелось двигаться с места.

Эльза обвила его рукой.

– Теперь не холодно?

Леви нежно поцеловал ее. Поначалу он был грубоват с ней, думал, ей нужно такое проявление мужского начала, девушка ее красоты уже видела не одного поверженного. Но ей не понравилась его грубоватость, и после вечера-другого обещания он понял, что он нужен ей такой, какой есть, – нежный. Нет-нет, внешне он совсем не такой – весь угловатый и костистый, с острыми локтями, слишком неуклюжий, чтобы быть мягким. Но в душе он не такой. Ему нравится обниматься, даже просто держаться за руки. Но и спать с женщинами было неплохо, Леви уже это пробовал. С Эльзой у них до этого еще не дошло, но к сексу Леви относился очень положительно. Ему нравилось думать, что он хорош в постели, и если бы он был к тому же и красивым мужчиной, то во время каникул пользовался бы грандиозным успехом у дам. Красив Леви не был, но относился к этому спокойно.

Эльза коснулась его щеки.

– Какое красивое лицо, – прошептала она.

– Все так говорят, – сообщил ей Леви, – даже на улице незнакомые люди останавливаются и говорят.

Она улыбнулась ему, и ее язык скользнул по его губам.

– Как здорово! – восхитился Леви. – Сделай еще раз, и я не буду сомневаться, что ты умеешь. Эльза еще раз поцеловала его.

– Я всегда жалею бездомных и извращенцев, так что тебе здорово повезло.

Она обняла его уже двумя руками. Леви чувствовал, как она дрожит всем телом.

– Эй, да ты замерзаешь! Да и лодку давно пора сдавать.

– Постой, мне нравится мерзнуть, сидеть тут и болтать, давай побудем еще здесь.

Леви нежно поцеловал ее в шею.

– Гомер Вергилий Леви, – проговорила Эльза. – Он был знаменитым, твой отец?

– Старый Гомер? Ну, не так, как Энн-Маргарет или Донни Осмонд, но среди историков слава у него была приличная.

– Какое ужасное имя для ребенка.

– Это дед мой сообразил, он всем своим детям дал жуткие имена. Дед был уборщиком, поваром и директором маленькой школы на Среднем Западе. Он говорил, что все это не важно, все равно будет пользоваться только фамилией – Леви. Тогда в Огайо было не так уж много евреев, поверь мне. Дед обожал греков и всяких древних. Одного моего дядю звали Геродотом. Он уже умер. Нет, не имя его сгубило, но и помочь оно ему никак не могло.

– Твой отец тоже умер?

– Тоже. Кровоизлияние в мозг. Совершенно неожиданно. Никто ничего не подозревал.

Леви помялся: продолжать ему или нет, сказать ей всю правду или не стоит, вряд ли она в курсе, ее не было тогда в Америке, а если она жила здесь, то была еще ребенком, и вообще, Гомер Вергилий не был настолько знаменит.

Она крепко поцеловала его, потом быстро встала и потянулась, высоко подняв руки. Бэйб не мог отвести глаз. Она выглядела потрясающе.

Но потом все вдруг перестало быть потрясающим. Эльза улыбнулась и сказала: «Пойдем», сзади в кустах послышался треск, появился хромой и ударом в лицо сбил Эльзу с ног.

Все произошло так, будто Леви наблюдал за уличной сценкой – настолько быстро, что он не успел даже вмешаться – только смотрел, как перед ним хромой избивает его единственную и неповторимую.

– Эй! – крикнул Леви и бросился к хромому, но кусты за его спиной снова затрещали – и широкоплечий тип, развернув его, ударил кулаком в лицо.

Леви пошатнулся, хлынула кровь, но не упал. Нос, по-видимому, сломан. Эльзу хромой тащит в кусты и пытается вырвать сумочку. Леви хотел крикнуть: «Отдай ему сумочку!» – но широкоплечий сильно пнул Леви в живот. Леви задохнулся, упал на колени, потом на четвереньки. Тип ударил его еще раз, со всего размаху, в голову – Леви покатился по земле. Широкоплечий потащил его в кусты, стал нащупывать бумажник, Леви бессознательно пытался сопротивляться. Это было совершенно бессмысленно: колено грабителя уперлось ему в спину. Кровь от первого удара била фонтаном, язык во рту чувствовал вкус соли. Сам виноват, какого черта сидеть так долго в парке, только туристы позволяют себе такую тупость...

Леви смирно лежал, пока налетчик пытался вытащить его бумажник. Но задний карман у брюк Леви был застегнут, и тип не мог одолеть эту пуговицу, вот он и поддал еще раз по спине коленом и ударил по сломанному носу. Леви начал кашлять кровью, он слышал, что Эльза стонет, и, если хромой сукин сын тронет ее хоть пальцем, то он...

...что он?

...ничего, он бессилен, ничегошеньки, если они захотят изнасиловать ее, он будет бессилен помешать, а если они попросту захотят вытрясти из нее душу, то он все равно беспомощен, нос сломан, губы разбиты в лепешку, они могут делать все, что им вздумается, он бессилен...

Беспомощен! Слово это прорвалось сквозь кровь и туман в его мозг, и сознание его было так унизительно, что Леви как-то умудрился пнуть широкоплечего, и пнул неплохо, так как противник вскрикнул. Леви восторжествовал: ничего не скажешь, дал! Он постарался подняться и доползти до Эльзы, но широкоплечий снова встал перед ним, несколько раз взмахнул своими огромными руками, и лицо Леви окончательно потеряло свою форму, он упал без сознания.

Потом оба стояли над ним, хромой с сумочкой Эльзы, широкоплечий с его бумажником.

– Нам известны ваши имена, адреса, – хромой погладил сумочку Эльзы. – Вякнете полиции – мы узнаем и найдем вас.

Эльза плакала.

– В следующий раз вам будет плохо, – сказал широкоплечий, – понимаете, что такое «плохо»?

Грабители ушли.

Леви медленно пополз к Эльзе.

– Они тебя... – только и сказал он. Трогали, хотел он спросить, приставали?

Она покачала головой: нет.

Она поняла его, это у них просто здорово получается – они понимают друг друга.

– Только сумочка, – всхлипнула она. – Только сумочка. Я в порядке.

Леви обнял ее.

– И я, – выдавил он.