Горный МихаилПоход на афганцев и бой на Кушке (1885 год)

Горный Михаил

Поход на афганцев и бой на Кушке (1885 г.)

Воспоминанiе бывшаго рядового Андрея Боландлина

{1} Так помечены ссылки на примечания

Из текста: Мостъ былъ покрытъ трупами бъглецовъ. Солдатики наши старались даже на нихъ и не глядъть. Молча, съ серьезными лицами, сохраняя равненiе, шли они, обхвативъ почернъвшими отъ пороха руками свои берданы, въ своихъ сърыхъ шинелькахъ. "Разъ, два, три, четыре... разъ, два, три, четыре!.." - считало большинство изъ нихъ, перешагивая черезъ трупы афганцевъ, пъшихъ и конныхъ, потоптанныхъ, истерзанныхъ конскими копытами, снарядами артиллерiи и сапогами пъхотинцевъ.

Hoaxer: вооружённый конфликт 1885 г. был единственным столкновением такого рода, произошедшим в годы правления (1881-1894) Александра III Миротворца. В некоторых справочниках (напр., у В. Похлёбкина "Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет", М., 1995) этот конфликт называется "русско-английским вооружённым конфликтом" (из-за присутствия в рядах афганцев сотни английских советников), в других трудах это называется русско-афганским вооружённым конфликтом (что, на мой взгляд, правильно, в отличие от предыдущего наименования). Но факт, что англичане среди афганцев были, и были биты, не подлежит сомнению. Что и нашло отражение в песне, приводимой в тексте этой книги: "Будет помнить враг всегда, / Англичане и афганцы не забудут никогда...".

Содержание

I-IX

Примечания

Походъ на афганцевъ и бой на Кушкъ

"И прошли мы степь, какъ море,

Сквозь песчаный ураганъ...

Такъ онъ ходитъ на просторъ,

Мчитъ съ кургана на курганъ...

Птица ръдко тамъ летаетъ, 

Тамъ песокъ летитъ столбомъ...

(Казачья пъсня).

I.

Одинъ изъ съренькихъ январьскихъ днъй 1885 года въ Самаркандской казармъ 3-го линейнаго Туркестанскаго баталiона шли занятiя "словесностью". За бълыми деревянными столами сидъло человъкъ тридцатъ учениковъ, учениковъ уже усатыхъ и бородатыхъ, впрочемъ, только что начинавшихъ писать на грифельныхъ доскахъ. Учителемъ этихъ странныхъ школьниковъ былъ молоденькiй чернявый подпрапорщикъ Дегтяревъ, который стоялъ около двухъ черныхъ досокъ съ большими картонными буквами.

- Ну, братцы, какая это буква? - спрашвваетъ онъ, поднявъ вверхъ букву б.

- Бы! бы!.. - кричитъ хоръ самыхъ разнородныхъ голосовъ.

- А это какая? - подпрапорщикъ поднимаетъ другую букву.

- А! А! - кричатъ солдаты.

- Какой слогъ, братцы, будетъ, если возьмемъ эти буквы вмъстъ? говоритъ опять учитель.

- Ба! - отвъчаютъ ученики.

Ученики, впрочемъ, не особенно внимательны: одни смъются, другiе даютъ другъ другу щелчки, третьи толкаютъ одинъ другого. Но есть и внимательные, старающiеся уяснить себъ всю бездну премудрости. Шутники говорятъ имъ:

- На что учиться? Коли маленькихъ не научили, такъ все равно: большимъ въ голову не вобьютъ!

- Нътъ, не то, ребята! - отвъчаютъ они: лучше поздно, чъмъ никогда. Грамота пригодится, - хоть письмо, примърно, написать домой или что другое...

Послъ упражненiй умственныхъ начались упражненiя физическiя, Тутъ уже собрали всю третью полуроту, молодыхъ и старыхъ.

Рыжiй солдатикъ Черноусовъ ловко подтянулся на кольцахъ. Потомъ очередь подошла до неповоротливаго вятскаго толстаго солдатика Волкова, который всегда плохо подтягивался.

- Ну, ты, вятскiй, - замътилъ Дегтяревъ: не подгадь свою Вятку!

- Да я, господинъ подпрапорщикъ, смолоду не научился, а теперь ужъ того... скоро домой...

- Домой, не домой, а все-таки старому солдату такъ дълать стыдно. Ты долженъ примъромъ для другихъ служитъ, а выходитъ, что молодые солдаты-то лучше тебя дълаютъ.

Солдаты ухмылялись.

Время подходило въ 12 часамъ. Вдругъ заигралъ рожокъ: - Сборъ!

Новобранцы, не зная, играютъ ли на объдъ или на "сборъ", предположили первое, схватили мъдныя чашки и кинулись бъжать на кухню, потому что, по заведенному чуть ли не во всъхъ войскахъ порядку, за объдомъ ходятъ новобранцы. Старые заругались.

- Куда вы, сърые черти?

- За объдомъ!

- Какой вамъ объдъ! Слышите, что сборъ играютъ, а не объдъ! Катайте шинели, берите сумки и мъшки.

Закопошились солдатики, схватили ружья и прочую аммуницiю и маршъ на дворъ. А на дворъ уже строились прочiя роты. У первой роты, въ пролеткъ, запряженной парой вороныхъ, сидълъ самъ полковникъ, Михаилъ Петровичъ Ка въ, бравый мужчина, въ очкахъ, съ черной съ просъдью бородой, который только что прiъхалъ сюда. Сбъгались и офицеры, каждый къ своей части. Наконецъ, вое выстроилось. Пришли и ротные командиры. Тогда полковникъ бодро выскочилъ изъ коляски, что-то сказалъ имъ, а потомъ обратился и ко всъмъ солдатамъ, съ нетерпънiемъ желавшимъ узнать, дла чего ихъ собрало начальство, и сказалъ:

- Поздравляю васъ съ походомъ, братцы! Я получиль отъ командующаго войсками телеграмму: выступаемъ въ г. Мервъ.

- Рады стараться, ваше высокоблагородiе!.. - звонко рявкнулъ баталiонъ.

- Гг. ротные командиры, ротныхъ школьниковъ и учебную команду распустить по ротамъ, занятiя прекратить и приготовляться къ походу!..

Солдатъ распустили.

- Э, братцы, идемъ въ походъ... - говорили одни.

- Въ Мервъ, такъ, навърно, на стоянку, - отвъчали другiе.

- Ну, едва ли на стоянку... - не соглашались первые. У 3-го баталiона въ другихъ самаркандскихъ войскахъ{1} было не мало таки землячковъ.

- Идемъ въ походъ, братцы! - объявляли имъ солдатики 3-го баталiона.

- Ну, врите! У Ка - ва всегда походы, каждый годъ гоняетъ.

Въ самомъ дълъ, расторопный полковникъ ежегодно дълалъ практику, и верстъ за двадцать, за тридцать ходилъ полнымъ походомъ со своимъ баталiономъ, со всъмъ обозомъ и провiантомъ.

Въ тотъ же день полковникъ получилъ вторую телеграмму, въ которой разръшалось солдатамъ брать съ собой вещи. Обрадованные туркестанцы, предполагая, что идутъ на стоянку, уже думали везти съ собой и кровати, и ящики, и другую шарабору, какъ новая телеграмма разсъяла ихъ мечты: въ ней приказывалось уже каждому солдату собственныхъ вещей имъть не болъе пуда.

Женатыхъ тоже приказано было сначала взять въ походъ, но послъ вышло приказанiе оставить женатыхъ и замънить ихъ людьми изъ другихъ частей.

- Убьютъ васъ, братцы, - смъялись сначала холостяки надъ женатыми, - и женки ваши останутся.

- Да развъ на войну пойдемъ? - огрызались тъ.

- А то на стоянку? Въстимо, на войну...

Бабы, прослышавъ, что мужей у нихъ беруть на войну, подняли, было, вой. Когда же женатыхъ оставили, то и этимъ солдатки остались недовольны...

И, дъйствительно: прослужатъ солдатики срокъ свой, пойдутъ домой, а жены-то ихъ скроются, да и останутся въ Туркестанъ. Впрочемъ, недовольны были и мужья, переведенные отъ своихъ товарищей въ другiя части, и чуть что не плакали.

Начали солдатики все громоздкое, лишнее продавать: кровати, ящики, поношенные мундиры. Все спускалось за-дешево. Явились и покупщики - сарты, продувной народъ, и начали увозить изъ казармъ солдатскiе пожитки цълыми возами.

А полковникъ разъ по десять на дню прибъжитъ въ казармы, отдастъ приказанiя каптенармусамъ, артельщикамъ и фельдфебелямъ, что нужно покупать для упаковки, уговариваетъ солдатъ не продавать сапоговъ.

- Боже васъ сохрани, - говоритъ онъ, - продать сапоги! Солдатъ въ походъ да безъ сапогъ - пропащiй человъкъ!

Между тъмъ изъ Ташкента привезли войлочныя кибитки и деревянныя чашки. Порядили подрядчиковъ представить сартовъ для "тюковки" верблюдовъ. Изъ главныхъ складовъ прислали 4 полныхъ годовыхъ комплекта патроновъ.

Отъ каждой изъ прочихъ частей ассигновано было по 200 рублей, и устроенъ былъ объдъ въ городскомъ паркъ, хотя и чисто выметенномъ, но еще съ нагими деревьями и кустами, который красиво рузубрали, однако, флагами. Около фонтана поставили длинные столы съ такими же длинными вокругъ скамьями. За объдомъ подавали пловъ, супъ, пироги, - по пирогу на солдата, баварское пиво, - по нъскольку ведеръ на столъ, - вина, околько кто хотълъ, фруктовъ разныхъ, - словомъ, былъ пиръ горой. Гремъла музыка, присутствовало два генерала - Гродековъ и Ефимовичъ. hли, пили солдатики, веселились и даже присутствiемъ генераловъ не смущались.

- Я надъюсь, братцы, что вы не ударите лицомъ въ грязь, - сказалъ между прочимъ Гродековъ.

- Не ударимъ, ваше-ство!..

II.

18-го января, въ пасмурный день, часовъ въ 5 дежурные по ротамъ пошли будить спавшихъ на желъзныхъ кроватяхъ подъ ваточными одъялами солдатиковъ. Просыпались они, протирали свои слипшiеся глаза, накидывали быстро на себя аммуницiю и рысью бъжали къ умывальникамъ. Потомъ собрались на общую молитву. Хоръ свъжихъ, громкихъ голосовъ дружно пропълъ "Отче нашъ", "Спаси Господи" и "Достойно есть". Новобранцевъ, по обыкновенiю, погнали за чаемъ, и они, съ мъдными чайниками, каждый для своего отдъленiя, помчались на кухню. На столикахъ между кроватями расположились служивые для чаепитiя. У кого была чашка, у кого - кружка, у кого - стаканъ. Чай былъ хорошiй, аппетитный, душистый. Но многимъ было не до него: суетились, складывались, связывали въ тюки, въ мъшки все, что только можно было взять и что еще не было продано продувнымъ сартамъ. Дежурные по ротамъ закричали, чтобъ люди приготовлялись и выходили. Къ ротамъ явились и ихъ командиры. Къ 1-й ротъ старый капитанъ Т - не, николаевскiй еще служака; ко 2-й - поручикъ Т - ъ, рыжебородый, лътъ сорока человъкъ, къ 3-й - штабсъ-капитанъ Бо - въ, высокiй, моложавый, съ русой бородкой; къ 4-й, наконецъ, капитанъ Пл - въ, невысокiй, но здоровый, съ черненькой бородкой, смуглый. Солдаты, надъвши шинели въ рукава, навьючившись непромокаемыми мъшками, патронными сумками и ружьями, съ надътыми на нихъ надульниками и чъхлами, вышли на батальонный дворъ. Ротные еще разъ провърили и осмотръли людей всъ ли у нихъ исправно, а капитанъ 3-й роты сказалъ еще фельдфебелю Ситникову, русоватому и усатому парню:

- Бишка здъсь?

- Точно такъ! - отвъчалъ тотъ.

- Онъ уже старъ, - продолжалъ ротный, въ походъ его брать не зачъмъ. Надо отдать его хоть 19-му батальону, въ 3-ю роту, что ли.

Фельдфебель сейчасъ же послалъ въ 19-й батальонъ солдатика съ предложенiемъ взять собаку Бишку. Бишка, большая, лохматая собака, съ огромной головой, давно ужъ служилъ въ 3-мъ батальонъ и никогда не отставалъ отъ солдатъ. Куда бы не пошли они, туда шелъ и Бишка: и на ученье, и на стръльбу, и на маневры, - однимъ словомъ, всюду сопровождала собака солдатиковъ. Старъ ужъ сталъ песъ: утромъ еще сможетъ уйти за солдатами, а днемъ уже, смотришь, везутъ на ротной телъгъ вмъстъ съ мишенями, и сидитъ, какъ филинъ, старый Бишка, и съ чувствомъ соботвеннаго достоинства поглядываетъ по сторонамъ. Зубовъ давно ужъ не было у него, такъ что, поборовши другую какую-нибудь чужую ообаку, онъ ужъ не могъ грызть ее. Сломалъ онъ съ туркестанцами не мало такихъ походовъ, а при переходъ однихъ горъ, когда смозолилъ онъ себъ лапы, солдаты сшили ему даже сапожки изъ кожи. Такъ старъ сталъ Бишка, что даже иной разъ на ходу его пошатывало, какъ пьянаго, но ротный, отдавши приказъ истребить остальныхъ собакъ, схлопоталъ таки Бишкъ мъстечко въ 19-мъ батальонъ, гдъ и держали заслуженную собаку до самой ея смерти.

Съ 8-й ротой пошла только одна уже маленькая лохматая собака - Фингалъ, которую пожалъли убивать солдаты.

Весь батальонъ, наконецъ, соединили. Тутъ собралось уже все офицерство. Полковникъ К - въ былъ на рыжей лошади.

- Ну, гг. ротные командиры, - сказалъ онъ, - не теряйте времени! ведите людей къ церкви!

Раздалась команда, заиграла музыка походный маршъ, и, мърно отбивая ногами мерзлую землю, двигнулся батальонъ по Самарканду. По пути полурота зашла на квартиру къ полковнику за знаменемъ и денежнымъ ящикомъ. Наконецъ, подошли къ большой каменной церкви. Офицеры ушли туда, а солдаты остались на площади. Народу собралась тьма. Въ церкви служили молебенъ. Солдаты стояли безъ шапокъ и молились. Кто знаетъ, вернутся ли они еще живыми изъ этого дальняго похода, или всъ полягутъ на чужихъ равнинахъ. Скомандовали, наконецъ, на молитву; потомъ изъ церкви вынесли знамя.

- На краулъ!.. - раздалась новая команда.

Какъ струйка, сверкнули солдатскiя ружья.

Музыка заиграла: "Боже, царя храни". Потомъ генералы Гродековъ и Ефимовичъ, поперемънно, сказали солдатамъ напутственныя ръчи.

- Счастливаго пути, братцы! - закончили они ихъ.

- Счастливо оставаться, ваши превосходительства! - рявкнулъ радостно, громко и звонко батальонъ.

К - въ съ своей рыжей лошадки скомандовалъ:

- На пра-аво кругомъ!.. ряды взовой!.. Ша-агомъ маршъ!..

И звучно пронеслась его команда по притихшей площади.

Опять заиграла музыка, опять пошли солдатики, но уже по дорогъ изъ города. По пути батальона выстроились всъ прочiя части: пъхота, артиллерiя и казаки.

Прощай, Самаркандъ! Жалко было покидать его: многихъ солдатъ прошибли даже слезы, хотя и утъшали ихъ другiе:

- Не мы первые, не мы и последнiе: вездъ люди хлъбъ ъдятъ!

Но все-таки большинство какъ-то привыкли въ этому азiатскому городку. Хорошъ, особенно, онъ бываетъ весною и лътомъ: весь пестръетъ онъ тогда въ зелени, въ фруктовыхъ и всякихъ садахъ. Кто знаетъ, кому придется снова побывать здъсь, погулять по городскому парку, утопающему въ черешняхъ, сливахъ, въ виноградъ и несущему навстръчу всякому такое благоухание, какъ будто кто розлилъ самые дорогiе тонкiе духи.

III.

Тяжело сначала было маршировать навьюченнымъ, какъ верблюдамъ, такъ и солдатикамъ, у которыхъ въ однихъ мъшкахъ было по паръ полотенецъ, по паръ нижняго бълья, на двое сутокъ сухарей, запасные сапоги, да въ патронныхъ сумкахъ по тридцати патроновъ въ каждой, да еще по берданкъ въ одиннадцать фунтовъ девяносто два золотника. Сумки тянутъ впередъ, мъшки назадъ, ружье давитъ плечи, - ломитъ всъ суставы солдатиковъ. И начали одни изъ нихъ отставать. Полковникъ поминутно кричалъ.

- Гг. ротные командиры! не оставлять людей! сажайте кто не можетъ идти - на арбы: видите всъ разслабли!

И, дъйствительно, разслабли: одни идутъ еще дружно, кучками, стараясь даже попадать въ шагъ, другiе уже какъ попало, сопровож даемые все еще земляками изъ другихъ частей. Иной идетъ, идетъ, сядетъ у дороги, положитъ передъ собой ружье и тутъ же засыпаетъ. Уже потомъ обозные солдаты подбирали такихъ отсталыхъ и садили на арбы. Настроены всъ были далеко невесело, хотя и пъли пъсенники пъсни.

Кое-какъ прошли верстъ двадцать. Пришли къ какой-то ръченкъ. Разбили привезенныя на верблюдахъ кибитки и залъзли туда, какъ попало. Ноги у всъхъ ломило. Многiе къ тому же смозолили ихъ. Стали ужинать, но большинство отказалось, и завалились, какъ убитые, спать, и когда играли вечернюю зорю, то почти никто не вышелъ изъ кибитокъ.

На разсвътъ снова зарокоталъ барабанъ, заиграли зорю. Начали будить солдатъ. Вскакиваютъ тъ, свертываютъ кибитки, затюковываютъ на верблюдовъ. Косматые верблюды ревутъ, солдаты ругаются, особенно, если какой верблюдъ фыркнетъ своими соплями въ физiономiю какого-нибудь солдатика. Наконецъ, все выстраивается и разбивается на четыре кучки. Впереди авангардъ, - взводъ человъкъ въ пятьдесятъ, - потомъ самый батальонъ, потомъ обозъ, а потомъ аррьергардъ, такой же взводъ, какъ и въ авангардъ. Тутъ же везутъ и санитарную арбу съ двумя висячими койками. Пъсенники поютъ передъ каждой ротой поочередно. Поютъ, впрочемъ, вмъстъ, только двъ роты: или первая и третья, или вторая и четвертая.

Запъвало, какой-нибудь рыжеватенькiй солдатикъ, въ лихо заломленной на бокъ фуражкъ, звонкимъ теноромъ выведетъ, бывало:

Покачнулись горы-долы,

Потряслася мать-земля...

А солдаты и подхватятъ:

Къ намъ приходятъ скоры въсти:

Не стоять намъ здъсь на мъстъ...

Постоимь мы здъсъ немножко, 

Въ Самаркандъ-то есть дорожка!

Въ Самаркандъ мы шли лъсами 

Все покрыто небесами...

Съ Самарканда пошли къ морю,

Навалилась печаль-горе...

Не смотря на грустныя слова пъсни, бодръе и веселъе идутъ сърые люди, вскинувши на затылокъ свои фуражки. А пъсенники продолжаютъ выводить:

Какъ за ръчкой за ръкой

Стоялъ въ лагеряхъ спокой

Мы во лагеряхль стояли,

Въ парадъ часто выступали...

Какъ мы выступимъ въ парадъ,

На насъ всъ люди глядятъ...

Офицеры торопились,

Во мундиры нарядились!

Къ намъ фельдфебели бъгутъ,

Намъ патроны выдаютъ...

Какъ изъ городу Ташкенту

Къ намъ Черняевъ прiъзжалъ,

Благодарность намъ давалъ:

"Вотъ, спасибо, вамъ, ребята,

Моего полку, солдаты!"

Мы покончивъ все гурьбой

По квартирушкамъ домой!..

И идутъ все впередъ да впередъ солдатики, пока не достигнутъ назначеннаго привала. Иной привалъ - четверть часа, другой - полчаса, а иной и еще больше. Успъваютъ, особенно ежели случится стоять у какой-нибудь степной ръчки, разложить костры, поставитъ чайники и вскипятить чайку.

Пойдутъ разговоры. Старые солдаты вспоминаютъ про бывшiя боевыя дъла свои, а молодые про родныхъ, про далекую родину, про рекрутство. Вонъ одинъ изъ старыхъ, низенькiй, съ черными усиками разсказываетъ,какъ они были на маневрахъ въ Самаркандъ, и медвъдь приходилъ къ ихъ походной кухнъ кашу ъсть.

- Былъ тогда у насъ старшiй унтеръ-офицеръ Рудометовъ дежурнымъ по кухнямъ... - говоритъ онъ. - Вдругъ подходитъ ночью, или ужъ чуть-ли не на разсвътъ, къ котламъ медвъдь. Пронюхалъ, паршивый, что вкуснымъ пахнетъ... А поваръ и усни на ту пору. Да ладно, что Рудометовь его увидалъ, прицълился ловко, - разстоянiе было небольшое, - выстрълилъ, тотъ и перевериулся... Выстръломъ своимъ онъ разбудилъ вое-таки многихъ... Сбъжалиоь: "что, что?" "Медвъдь кашу ъсть приходилъ," говоритъ ... Узнали прочiя части и стали съ тъхъ поръ дразнить насъ: "Медвъдъ кашу съълъ".

Да и насъ, дяденька, такъ въ слободкъ ужъ едакъ дразнили, - несмъло замътилиъ одинъ рекрутикъ.

- А это ужъ обыкновенiе у насъ такое, - отвъчалъ разскащикъ, 9-й баталiонъ, примърно, зовутъ "мерзлопятый: ходили въ Кульджу въ походъ, да пяты и отморозили; 19-й, вновь сформированный: "матово-знамя."{2} А 11-й "кузнецами".

- А за что ихъ кузнецами то, - спросилъ другой рекрутикъ.

- Да изъ мъстнаго баталiона переведены въ линейные-то: чугунные погоны раньше носили...

- Какъ чугунные?

- Ну, черные, не все равно: добро, не понимаешь...

Разговорятся и новобранцы.

- Вотъ когда мы шли сюда, - разсказываетъ одинъ изъ нихъ, такъ намъ пришлось ъхать по ръкъ Тоболу. Разъ за объдомъ, - на пароходъ дъло-то было, кому-то въ чашку попалась крыса. Солдаты одинъ другому начали передавать: "Крыса попала, крыса попала!" и всъ пищу побросали: никто не сталъ ъсть... Шумъ, гвалтъ поднялся! Кой-кто прямо за бортъ начали выливать щи. Доложили партiонному, "кому попала" "Да вотъ такому-то!" - "Гдъ она?" "Да вотъ, ваше благородiе, здъсь!"

- А ты ълъ?

- ълъ да мало: покуда не зналъ, ълъ, а тамъ не сталъ...

- Ну, братецъ, не все ли равно?

- Все-то равно все, да противно... Извъстно, погань...

Но заиграютъ горнисты подъемъ, и бросаютъ солдатики разговоръ, кидаютоя къ ружейнымъ козламъ, разбираютъ, строятся и опять идутъ, изръдка только переговариваясь кой-о чемъ между собою.

IV.

На третiй день добрались до маленькаго городка Катакургана, окруженнаго со всъхть сторонъ садами, въ которыхъ, впрочемъ, не было еще ни единаго листочка. Изъ русскихъ построекъ въ этомъ азiатскомъ захолуотьи и были только казармы да бани. Еще за городомъ туркестанцевъ встрътилъ стоявшiй въ то время тамъ 8-й баталiонъ, солдаты котораго были выстроены, съ ружьями на караулъ, вдоль дороги, по которой, съ ружьями на плечо, шелъ 3-й баталiонъ. При громъ музыки, оба баталiона вошли въ городъ. Солдатамъ выдали по чаркъ водки. Завязались разговоры.

- Эхъ, погарцовали же мы въ Самаркандъ-то на послъдкахъ, разсказывали туркестанцы.

- Да что и говорить, - отвъчали мъстные.

- Кое-какъ простилъ насъ Богъ съ нимъ!..

- А куда жъ вы идете-то, братцы?

- А кто его знае; може въ Мервъ, а може и на войну какую!

- Да у насъ слухъ-то ужъ давно былъ, что пойдетъ 3-й баталiонъ, да все не върили: а вотъ и пошелъ!

На слъдующiй день, вставши и напившиоь чаю, оба баталiона собрались у маленькой церкви, единственной во всемъ городъ. Опятъ отслужили молебенъ. Генералъ Ефимовичъ, сопровождавшiй турвестанцевъ отъ самаго Самарканда, подарилъ имъ на прощанье створную большую икону Николая Чудотворца. И опять такимъ же порядкомъ, какъ изъ Самарканда, двинулись дальше.

Вскоръ добрались, перешедши въ бродъ черезъ быструю ръчку Зарявшанъ, и до Бухарокой границы. Границей оказался какойто деревянный столбъ съ полумъсяцемъ, стоявшiй подъ довольно крутой горой. Тутъ же лъпились кое-какiе домишки бухарцевъ. Солдатъ ввели на гору и расположили на ночлегъ.

Проводники явились: красивые, чернобородые, въ бълыхъ шелковыхъ чалмахъ, въ цвътныхъ шелковыхъ халатахъ, на лошадяхъ, убранныхъ золотомъ и серебромъ и покрытыхъ дорогими коврами.

А полковникъ все-таки, на всякiй случай, предупредилъ свой батальонъ.

- Вотъ, братцы, - говорилъ онъ: - мы хоть и съ разръшенiя эмира пойдемъ по ихъ странъ, а все-таки здъсь Азiя: кто ихъ знаетъ, что у нихъ на умъ-то! Ихъ же здъсь такая масса. Будемъ лучше сами беречься! Береженаго и Богъ бережетъ!

- Точно такъ! - отвъчали разомъ всъ солдаты.

- Такъ вотъ что, гг. ротные командиры, - обратился бравый полковникъ уже къ офицерамъ: - посылайте отъ каждой роты по два, по три поста. Мъсто здъоь глухое, неизвъстное, начальство-то такъ, а они-то иначе, такъ на нихъ нечего слишкомъ-то надъяться. Такъ не раскладывайтесь слишкомъ-то и вы, братцы, - снова скавалъ онъ солдатамъ: - не будьте, какъ въ казармахъ, а въ походъ вышли, такъ о походъ и думайте!

И прокуратъ-полковникъ сразу же захотълъ испытать своихъ солдатъ. Въ одну страшно-темную ночь вдругъ сдълалъ онъ тревогу. Солдаты проснулись, испугались: "Что, почему, зачъмъ?" Такъ и подумали, что бухарцы сдълали нападенiе. Когда всъ войска собрались, то полковникъ ихъ успокоилъ, тихо сказавъ имъ:

- Братцы! я хотЪлъ васъ только повърить: узнать, скоро ли соберетесь! Все-таки спасибо, - недолго мъшкали!

Впрочем-ъ, случился тугь и маленькiй инциндентъ. Одинъ солдатикъ 3-й роты, глуповатый малый, растерялся и, послъ сигнала, съ просонокъ, началъ искать свое собственное ружье. Рота возвращается уже назадъ, въ кибитки, а онъ все еще ищетъ свой берданъ.

- Ты что тутъ дълаешь? - спросилъ его взводный.

- Ружье ищу!

- А ты развъ не ходилъ по сбору?

- Никакъ нътъ!

- Почему?

- Свое ружье не могъ найдти!

- Ахъ, ты распротакой, распросякой! ночью вздумалъ еще ружья разбирать!... Тревога, такъ бери, значитъ, какое попалось!.. А что, если бы непрiятель? Ты бы и сталъ искать ружье?! На два наряда не въ очередь!{3} закончилъ свою ръчь взводный.

Не напрасна, однако, была предусмотрительность К - ва. Подходятъ, бывало, только солдатики къ какому-нибудь бухарскому селенiю, какъ спереди, свади, съ боковъ, со всъхъ сторонъ начинаютъ съъзжаться бухарцы, такъ что отъ ихъ чалмоносныхъ головъ далеко, далеко бълъетъ черноземное поле, обильное урожаями, потому что степей безплодныхъ въ Бухаръ нътъ и слъда.

Но и старались же наши солдатики быть въжливыми! Какъ только увидятъ бухарскую деревушку, такъ музыканты и заиграють однообразный бухарскiй маршъ: "трамъ-тули, трамъ-тули: тиллиле, тилли-ле, тилли-ле"... Полковникъ, улыбаясь, велитъ, обыкновенно, переводчику сказать бухарцамъ, что играютъ де ихъ родной нацiональный маршъ, а тъ и довольны: "Якши! якши!" кричатъ въ одинъ голосъ, т. е. хорошо.

А солдатики посмъиваются:

- Ну, играйте громче, музыканты, - говорятъ, - палавой угощать Бухара будетъ!..

И, дъйствительно, на каждой стоянкъ, Бухарцы приготовляли пловъ, рисъ, морковь, баранину съ саломъ, кишмишъ, лукъ жареный, - офицерамъ подавались даже курицы. Весь походъ черезъ Бухару солдаты существовали потчи на харчахъ гостепрiимныхъ хозяевъ, а на казеяныя щи тогда и вниманiя мало обращалось. На привалахъ и на стоянкахъ, словно изъ земли, выростали равные торгаши съ пръсными лепешками своей стряпни, съ фисташками, съ круглыми жимульками, надъ которыми особенно потъшались солдаты:

- Ничего, скусно, братцы! Солдатское горло, какъ суконное бердо; все съъдятъ, - хоть долото, и то изгнiеть!

Бухарцами почти всегда были довольны, развъ только за исключенiемъ какихъ-нибудь недоразумънiй. Спросятъ, бывало, Бухарца:

- Далеко ли до такого то мъста?

- Биръ чакаромъ{4}, - говоритъ.

"Ну, навърное, ужъ недалеко", думаютъ солдатики да и "чакорятъ" вдвое, а то и втрое больше, и несутся же тогда вслъдъ бухарцу самыя отборныя словечки, какiя только существуютъ на русскомъ языкъ.

Въ одномъ городъ полковнику предлонсили даже помыть солдатъ въ бухарской банъ. Полковникъ согласился. Бани оказались просто родомъ каменныхъ кибитокъ. Куда ни зайдешь, кругомъ горячо: стъны горячiя, полъ горячiй, такъ что солдатики вертълись, какъ на сковородъ. Въ нъкоторыхъ стънахъ были колоды съ холодной и горячей водой. Никто, впрочемъ, не зналъ, какъ эти странныя бани нагръвались. Мечутся среди страшной жары раздътые солдатики, поскакивая и поохивая. А банщикъ бухарецъ спрашиваетъ:

- Якши ли, урусъ? (Хорошоли, молъ).

- Якши, якши! - отвъчаютъ ему со смъхомъ: - чортъб ы васъ взялъ съ баней! Въчно бы ей и не бывать! Только гръшникамъ въ аду такую баню! Вотъ, у кого своробъ, такъ тому еще ладно!

Но все-таки прогрълись всъ, выгнали лишнихъ насъкомыхъ, да еще приговаривали.

- Вотъ Бухарцевъ мы и отблагодарили: они насъ баней, а мы ихъ русскими насъкомыми! Ничего: заберется иному въ бритую голову, - будетъ зудить!..

Познакомились солдатики отчасти и съ обычаями Бухарцевъ. Разъ пришли еще въ какой-то городокъ: видятъ, - стоитъ высокiй казаретъ, - т. е. круглая башня, а наверху сидитъ человъкъ съ вязкой колючки - травы, служащей у Бухарцевъ вмъсто дровъ... Офицеръ спрашиваетъ у переводчика, что это тамъ за человъкъ сидитъ.

- Это сидитъ у насъ тамъ воръ, - отвъчаетъ переводчикъ.

- Что жъ онъ укралъ?

- А, вотъ, эту колючку!

- И долго онъ тамъ сидитъ?

- А какъ придется: когда десять, когда двънадцать дней, все больше двънадцать.

- Что же сдълали бы съ нимъ, еслибъ онъ укралъ больше?

- А тоже самое: хоть копейку украдь, хоть тысячу рублей - одно наказанiе, - вотъ отчего у насъ и не воруютъ.

- Неужто жъ онъ сидитъ тамъ голодный?

- Голодный, а черезъ 12 дней, хоть живого, хоть мертваго, его съ башни сбросятъ.

Подивились солдатики страннымъ и суровымъ законамъ Бухарцевъ, которые, въроятно, оказывали свое дъйствiе, потому что на бухарскихъ базарахъ груды золота, серебра и мъди, разныхъ тенгъ, тиллъ и томановъ, лежали прямо въ кошмахъ, и никто не смълъ стащить ни одну изъ нихъ.

V.

Наконецъ, добрались и до Бухарской границы съ Мервомъ, до большой степной ръки Аму-Дарьи. Шли низкимъ, болотистымъ мъстомъ, сплошь поросшимъ камышами, и вовсе не туда, куда нужно было идти, потому что чалмоносный проводникъ, въроятно, сбился съ дороги. Полковникъ страшно злился, но и виду не подалъ бухарцу. На прибывшихъ съ верховьевъ Аму-Дарьи каюкахъ, т. е. паромахъ, переправили сначала на противуположный берегъ транспорта, а потомъ переправились и солдаты. Переправа продолжалась съ ранняго утра до поздняго вечера. Полковникъ приказалъ выдать по чаркъ водки измучившимся солдатамъ и, удалившись въ свою палатку, призвалъ немедленно проводника. Тутъ ему онъ задалъ страшный нагоняй при помощи переводчика-офицера изъ татаръ. Чего только не говорилъ полковникъ бухарцу! Говорилъ онъ, что солдаты его не скотина, чтобы зря гонять ихъ по камышамъ и болотамъ, что долженъ онъ былъ разузнать сначала, куда ему вести, войска, что монжо было сдълать, наконецъ, и привалъ; грозился и тъмъ, что пошлетъ нарочааго въ Бухару къ самому эмиру и пожалуется на проводника, хоть бухарцы и подарпли ему лошадь съ съдломъ и уздечкой. Красный и въ простое время полковникъ, побагровълъ еще больше, и громко говорившiй обыкновенно, кричалъ теперь уже во все горло, такъ что у бъднаго проводника въ шелковомъ халатъ и душа ушла въ пятки. Однако все дъло окончилось только однимъ выговоромъ, и полковникъ повелъ своихъ солдатъ въ послъднiй бухарскiй городъ Чарджуй, гдъ проводники и были отпущены безъ всякихъ послъдствiй.

Въ Чарджуъ встрътилъ русскихъ почетный караулъ нестройнаго и недисциплированнаго войска въ самыхъ разноцвътныхъ халатахъ, съ неуклюжими ружьями, въ желтыхъ чалмахъ.

- Вотъ, Бухара, такъ Бухара! - острили солдаты, - такъ и тяпаютъ по топорному: одной рукой подъ козырекъ, а другой ладитъ ружье къ ногъ.

Потъшное было это войско Бухарское и долго дивилось оно, какъ скоро собирались русскiе и какъ быстро выдълывали ружейные прiемы. А проводники еще разсказывали солдатамъ, что Бухарскiй солдатъ ни за что не выйдетъ на призывъ, пока не доъстъ своей лепешки.

На другой день бухарцы выдали солдатамъ по фунту сахару, по фунту леденцу и по четверть фунта чаю. Затъмъ русскiе разстались съ ними и вступили въ сыпучiе Мервскiе пески.

Словно безпредъльное море, волнуемое вътромъ, раскинулись сливающiеся съ горизонтомъ эти струистые пески. Нигдъ ни деревца. Изръдка только попадаются жиденькiе кустики саксаула, вътка котораго, брошенная въ воду, какъ камень идетъ ко дну. Еслибы солдатикамъ пришлось идти по нимъ въ жаркое время года, застряли бы они по колъно въ зыбкой почвъ. По счаотью дожди смочили ее и сдълали ее твердою, такъ что и маршировать было гораздо легче.

До Мерва, куда шелъ отрядъ оставалось еще 850 верстъ, - переходъ немалый. Станцiями здъсь были уже не деревни и не города, а глубокiе колодцы съ длинными шестами. Придутъ солдатики, разведутъ огоньки, чайку бы погръть, да вода-то изъ колодцевъ и верблюдамъ не годится: горькая да соленая. Впрочемъ, предусмотрительное начальство еще раньше запаслось пръсной водой, которую везли на верблюдахъ въ кожаныхъ торсукахъ (мъшкахъ), но солдатамъ и лошадямъ давали ее самымъ умъреннымъ образомъ, чтобъ хватило ея на всю длинную степь.

На привалахъ ротные командиры предупреждали солдатъ, чтобы они ложились спать какъ можно осторожнъе, потому что степи кишъли разными вредными пресмыкающимися: какими-то съдыми змъями, длинными, аршина въ полтора ящерицами, фалангами и скорпiонами. Укуситъ какой-нибудь скорпiонъ руку или что другое, и начнетъ пухнуть вся рука, если не захватитъ во время бывшiй съ солдатами докторъ. Докторъ былъ маленькiй темнорусый человъчекъ въ очкахъ, обладавшiй всевозможными достоинствами. Придетъ, бывало къ нему солдатикъ, мнимо или дъйствительно больной.

- Отчего приключялась болъзнь? - спрашиваетъ докторъ.

- А Богъ ее знаетъ, - раздумчиво отвъчаетъ солдатикъ.

- Богъ знаетъ, такъ и иди къ Богу, - хладнокровно говоритъ докторъ, - я докторъ, а не Богъ: зачъмъ ко мнъ идешь?

Впрочемъ, болъзней было мало, несмотря на всю трудность тяжелаго похода, потому что истинный русскiй духъ, одушевлявшiй войска Святослава, Скопина и Суворова, одушевлялъ и нашъ небольшой отрядецъ, и онъ, что называется, не шелъ, а летълъ къ мъсту своего назначенiя, весело перешучиваясь между собою.

Разъ, для потъхи, даже запрягли въ ротную арбу молодого верблюда, желая узнать, какъ пойдетъ въ запряжкъ длинноногiй иноходецъ. Въ арбу посадили молодую жену командира 2-й роты, ъхавшую въ походъ за мужемъ. Верблюдъ, въ то время, какъ его запрягали, отрашно и непрiятно ревълъ.

- Онъ понесетъ, онъ побъжитъ! - со страхомъ говорила командирша.

- Ничего, барыня, пойдетъ не хуже какого-нибудь коня! - отвъчали ухмыляющiеся и весело перемигивающiеся между собою солдатики, предвкушая, уже, напередъ удовольствiе посмотръть на даровой спектакль. И, дъйствительно, пущенный на свободу верблюдъ рысью помчался на свовхъ длинныхъ ногахъ, влача чуть живую отъ страха командиршу. Вслъдъ за нимъ со смъхомъ устремились фельдфебеля, унтеръ-офицеры, солдаты. Бъглецъ, наконецъ, былъ , пойманъ.

Довольны были всъ, разумъется, за исключенiемъ командирши, ея мужа, да самого верблюда. Мужъ пострадавшей такъ разсердился, что накинулся на своего, ни въ чемъ неповиннаго, деньщика.

- Я ни въ чемъ не виноватъ, - оправдывалоя тотъ: - это ротные солдаты, ваше благородiе, допустили таков безобразiе.

- А ты гдъ былъ?

- Я тутъ же былъ, да я занятъ былъ: я держалъ лошадь подпоручика В ва.

VI.

Мало-по-малу почва сдълалась ровнъе, лучше, веселъе; пески кончались.

Передъ послъднимъ переходомъ въ Мервъ, къ полковнику прiъхалъ нарочный, съ извъстiемгь, что батальонъ встрътитъ самъ генералъ Комаровъ.

Полковникъ, ненмого взволнованный, тотчасъ же обратился къ ротнымъ:

- Гг. ротные командиры! Я получилъ сейчасъ извъстiе, что къ намъ прибудетъ генералъ Комаровъ!.. Обратите вниманiе на людей: пусть всъ осмотрятся, обчистятся, будутъ поаккуратнъе, не теряютъ виду!

Сдълали привалъ. Солдаты немного пообчистились и опять пошли ваередъ. "Чъмъ-то онъ насъ порадуетъ", толковали они.

Верстъ за 25-ть отъ Мерва встрътились съ 17-мъ линейнымъ батальономъ. Составили ружья въ козлы. Чистка аммуницiи пошла ревностнъе. Вдали показалось нъсколько всадниковъ. Батальону скомандовали: "Въ ружъе!" Всадники приближались. Впiереди, на сивой лошади скакалъ самъ генералъ, а за нимъ человъкъ пять свиты. К - въ звонко, отчетливо скомандовалъ: "Смирр-но!" и, съ шашкой наголо, поскакалъ на своей рыжей лошадкъ съ рапортомъ къ генералу. Генералъ принявши рапортъ отъ полковника, быстро соскочилъ съ лошади и поздоровался со всъми солдатами, бодро и весело глядъвшими на начальство. Обошедши всъ роты, онъ началъ говорить. Говорилъ онъ, что ждалъ солдатъ съ страшнымъ нетерпнiемъ, какъ жаждетъ въ жаркiй день человъкъ воды, что скавались солдаты молодцами, что онъ надъется, что и впредь они не подгадятъ себя, говорилъ, что переходятъ они теперь въ Мургабскiй отрядъ, что мирный походъ кончился и начнется военный, что на границъ-де есть маленькое, недоразумънiе. Кончилъ свою ръчь генералъ тъмъ, что приказалъ полковнику вести людей въ Мервъ съ музыкой и пъсенниками впереди.

Въ тотъ же день, вечеромъ, пришли въ Мервъ, гдъ и простояли двое сутокъ, а на третьи выступили опять въ безплодную солончаковую степь, съ изръдка попадающимиоя высокими камышами да солеными озерами.

Въ Мервъ еще Комаровъ предлагалъ, было, полковнику К - ву взять только полубатальонъ, а другую часть батальона оставить въ городъ, и дополнить ее двумя ротами изъ 17 батальона, который еще ни разу не бывалъ въ бояхъ. Но старый служака и слышать не захотълъ о такомъ позоръ для приведеннаго имъ батальона, участвовавшаго въ 64 сраженiяхъ; получившаго серебряныя трубы, георгiевское знамя, отличiе на головные уборы и ни разу ни бывавшаго въ сводномъ, Богъ знаетъ какомъ, батальонъ, люди котораго неизвъстны ни ему самому, ни его офицерамъ. Комаровъ тогда не сталъ спорить, и К - въ повелъ только свой батальонъ, оставивши въ Мервъ лишнiя вещи солдатъ.

- Вотъ и настояли въ Мервъ! - говорили солдаты, вступая въ безконечную степь. На встръчавшихся озерахъ кишъло множество утокъ, а въ камышахъ ходили толстые кабаны, сърые волки, барсы, изръдка даже и тигры. При приближенiи людей быстро разбъгались стада сайгь и табуны кулановъ. Въ далекомъ безоблачномъ небъ ръяли, широко распластавъ свои крылья, грифы и ягнятники. Солдатики даже ходили на охоту за сайгами и ъли ихъ вмъсто баранины.

Вскоръ, впрочемъ, озера и камыши исчезли и замънились тъми же песчаными бурожелтыми буграми, саженъ въ пятнадцать вышиной, какiе были и раншье. Погода сдълалаоь теплъе. Нога солдатская стала глубже уходить въ песокъ. Переходъ сталъ труднъе.

- А по-сартовски все дорога, - говорили солдаты, указывая на проводниковъ: - хоть ничего нъть, а ведутъ, - знаютъ, паршивые!

Того оживленнаго, духа, который былъ въ прежнихъ степяхъ уже не было. Но когда стали подходить ближе къ Афганскимъ границамъ, пошли опять дожди, начали падать холодные туманы, пески немного затвердъли, а вмъстъ съ тъмъ, и солдаты прiободрились.

Уже 6 марта, у развалинъ Имамъ-Баба, гдъ стоялъ казачiй постъ, къ туркестанцамъ присоединился сводный стрълковый закаспiйскiй батальонъ, 6-я горная полубатарея, рота саперовъ и полкъ кубанскихъ казаковъ. Въ слъдующiе два дня началось передвиженiе въ Аймакъ-Джаръ. Аймакть-Джаромъ назывались опять какiя-то развалины и такая же песчаная бугристая степь. Сюда привезли хлъба, муки, крупы, уложили все прямо на землъ, въ мъшкахъ, и закрыли брезентомъ. Образовался провiантскiй магазинъ. Здъсь же устроили и хлъбопекарни.

Стали уже ръшительно готовиться къ бою: осматривали ружья, обсаливали, т. е. мазали саломъ патроны. Это сало было подвъшено въ мъдныхъ кастрюляхъ прямо надъ огнемъ. Одинъ солдатикъ уронилъ весь патронъ въ сало. Патронъ тотчасъ же разорвало, и осколокъ его ранилъ въ губу опускавшаго его. Солдатика увели на перевязку.

- Вотъ, - шутили солдаты, - на войнъ-то еще не побывали, а ужъ раненый оказался!

VII.

9-го марта изъ Аймакъ-Джара отправились на рекогносцировку два офицера, чтобы разузнать, гдъ расположились афганскiя войска. Впрочемъ, и все-то дъло вышло изъ-за этого расположенiя.

Когда, въ 1884 году Мервъ присоединился къ Россiи, пришлось, опредълить границы между новой русской провинцiей и Афганистаномъ. Англiя, какъ извъстно, ужъ съ давнихъ , поръ интересовавшаяся Афганистаномъ, послала туда разграничительную коммиссiю, съ военнымъ отрядомъ, якобы для охраненiя ея. Россiя послала свою комииссiю, и тоже съ военнымъ отрядомъ, подъ начальствомъ генерала Комарова. Комаровъ растянулъ свой отрядъ отъ Пули-Хатума почти до Акъ-Тепе. Афганцы, ободряемые присутствiемъ англiйскихъ офицеровъ и малочисленностью нашихъ войскъ, стали смълъе и смълъе переходичъ черезъ указанную спорную границу, переправились даже черезъ ръчку Кушку и стали строить здъсь свои укръпленiя, при чемъ даже стръляли въ казаковъ. Необходимо было ихъ "шугнуть". Поэтому-то Комаровъ и поспъшилъ навстръчу Ка - ву, чтобы подкръпить свой сводный закаспiйскiй батальонъ. Офицеры, сдълавъ рекогносцировку, доложили, что въ афганскомъ лагеръ было человъкъ 2,600 или 3000.

12 марта, несмотря на проливной холодный дождь и липкую грязь, отрядъ Комарова двинулся дальше и ночевалъ въ УрушъДушанъ. Раскинули кибитки, но дождь не унимался. Все смокло. Кустарникъ былъ сыръ. Огня почти вовсе нельзя было развести. Вътки дысмились, дымъ ълъ глаза, а огня не было. Ужъ кое-какъ въ нъкоторыхъ мъстахъ развели огонь и вскипятили чай. На солдатахъ не было нитки сухой: раздъться же и перемънить бълье было нельзя, - того и жди, нападутъ афганцы. Подъ кибитками грязь, несмотря на то, что ихъ окопали канавами, вода большими лужами подступала подъ солдатиковъ. Сверху падала сырость. Поворотится солдатикъ, а подъ нимъ вода такъ и жулькаетъ. Нъкоторые отъ усталости все-таки заснули, а нъкоторые такъ и не сомкнули глазъ всю ночь. Къ утру дождъ сдълался меньше, но бусить не переставалъ. Отрядъ двинулся дальше и расположился бивакомъ, верстъ двухъ не доходя до перваго русскаго поста въ Кизилъ-ли-Тепе, очутившись такимъ образомъ уже только въ верстахъ четырехъ или пяти отъ афганцевъ. Афганцы, несмотря на всъ переговоры русскихъ офицеровъ съ англiйскими, бывшими въ ихъ войскахъ, лишь только Мургабскiй отрядъ прибылъ въ Кизилъ-лиТепе, начали съ воинственнымъ задоромъ выдвигать свои посты впередъ и на фланги русскаго бивака, а на лъвомъ берегу построили даже четыре редута. Такъ что, когда густой бълый туманъ, покрывавшiй мъстность при приходъ туда русскихъ, отдълился отъ земли, поплылъ кверху и разсъялся, то наши солдатики увидали врага лицомъ къ лицу.

14-го марта капитанъ генеральнаго штаба П - въ, бывшiй въ свитъ Комарова, съ пятью джигитами отправился на рекогносцировку на правый берегъ р. Мургаба, а на другой день отправился туда же, но уже съ ротой закаспiйскихъ стрълковъ. Несмотря на угрозу афганцевъ, подошедшихъ къ нему шаговъ на 800 и требовавшихъ немедленнаго удаленiя солдатъ, онъ оставался на своемъ мъстъ. Тогда афганцы схватили урядника милицiи, бывшаго при ротъ переводчикомъ, продержали его больше часа, всячески оскорбляя его, а отпуская его, приказали ему передать, что они готовы встрътить русскихъ съ оружiемъ въ рукахъ Но Комаровъ избъгалъ столкновенiя, и рота, высланная на правый берегъ, вернулась въ тотъ же день вечеромъ на свой бивакъ. 15-го же марта сотня мервской милицiи, подъ начальствомъ лихого полковника Алиханова, коренастаго, съ рыжеватой бородой человъка, отправилась на рекогносцировку на лъвый берегъ Кушки. Навстръчу имъ выъхалъ съ большимъ кавалерiйскимъ отрядомъ начальникъ Афганской кавалерiи Джарнейль-Госъ-Эдинъ-ханъ. Но между ними все-таки не произошло столкновенiя. Напротивъ, подполковникъ Алихановъ дружески поговорилъ съ Джарнейлемъ и доъхалъ съ нимъ почти до самаго кирпичнаго моста черезъ Кушку, или до Ташъ-Кепри. Впрочемъ, тутъ же Джарнейль попросилъ Алиханова удалиться, угрожая, въ противномъ случаъ, пуститъ въ ходъ оружiе.

Но особенно трудно приходилось солдатикамъ, стоявшимъ на постахъ. Стоитъ какой-нибудь такой солдатикъ изъ Пермской или Оренбургокой губернiи, уставивши впередъ глаза свои и въ то же время вспоминая о своей далекой съверной деревушкъ съ курными избенками, съ милыми родными, съ лошадкой, съ коровами, съ курами, съ покосами, со спълой рожью, и видитъ, какъ почти передъ самымъ носомъ, среди тумана, ъздятъ широкоштанные черные азiаты, въ высокихъ чалмахъ, и слышитъ протяжные, пискливые звуки рожковъ ихъ, и думаетъ, что скверно, что нътъ приказу стрълять по этой сволочи, потому что такой черномазый ежеминутно можетъ застрълить его, и ничего съ него не возьмешь, - одно слово: Азiя!

А афганцы дълались нахальнъе и нахальнъе. Подъъдутъ къ посту и кричатъ:

- Убирайтесь отсюда, здъсь не мервцы; здъсь вамъ не туркмены; здъсъ все афганцы; бивали мы не разъ и англичанъ, и васъ побьемъ, если не уйдете. Намъ что ваши войска?! - только позавтракать, а пообъдать ужъ въ Мервъ придемъ!

Комаровть видълъ, что дъло неладно, - нервное напряженiе всего его отряда дошло до высшей степени, а между туркменами начало возникать ужа недовърiе къ русскимъ, пропадать прежнее ихъ обаянiе, и ръшилъ дъйствовать, а не ждать больше. Онъ, 17-го марта, еще разъ потребовалъ у афганцевъ очищенiя лъваго берега Кушки воизбъжанiе могущаго быть между аванпостами столкновенiя, но начальникъ афганцевъ, Наибъ-Саларъ, отказался исполнить его требованiе.

Въ 8 часовъ вечера, въ тотъ же день Комаровъ собралъ въ своей палаткъ всъхъ начальниковъ Мургабскаго отряда на военный совъть, изложилъ имъ сущность дъла и отдалъ необходимыя приказанiя на слъдующiй день. Солдаты знали объ этомъ сборъ начальниковъ у Комарова и говорили, что теперь сраженiе - дъло ръшенное.

Къ туркестанцамъ нашимъ, въ самомъ дълъ, явился К - въ и приказалъ выдать по 120 патроновъ на человъка и на двое сутокъ сухарей; людямъ велълъ онъ осмотръться, переодъться, быть готовыми къ бою и смерти, не разводить много огня и не гръть никакихъ чайниковъ.

- У насъ отрядъ небольшой, - говорилъ онъ. - Подмоги ждать неоткуда, да если и придетъ, то еще не скоро!..

Солдаты гаркнули было свое обычное "ради стараться", но полковникъ тотчасъ же остановилъ ихъ:

- Не нужно, не нужно, братцы, - всякъ про себя разумъй! - скавалъ онъ. Затъмъ распредълилъ, какой ротъ, какъ и куда идти и велълъ уничтожить бывшую, кромъ моста, на Кушкъ переправу.

Солдаты, по древнему благочести вому русскому обычаю, стали перемънять бълье. Ротные командиры просили ихъ только перемънять бълье не всъмъ разомъ и имъть наготовъ подлъ себя патроны и ружья. Особенно прiятно было надъть это чистое бълье на тъло, которое почти больше мъсяца, а то и около полутора, не видало свъжаго бълья, и которое нестерпимо грызли разныя насъкомыя. Но отъ водки солдаты не отказывались. У кого только были деньги, покупали и угощали своихъ землячковъ.

- Э, други-товарищи, двумъ смертямъ не бывать, а одной не миновать!.. Одна смерть... умирать, такъ умирать! - слышались разные голоса.

Костровъ не было. Холодная сырость пронизывала воздухъ. Въ афганскомъ лагеръ тускло свътили въ туманъ огни. Солдатики невольно призадумались; кто знаетъ, сделаъютъ ли они еще непрiятеля? кто знаетъ, можетъ всъ эти песчаные высокiе бугры усъются ихъ трупами въ сърыхъ шинеляхъ, оросятся ихъ горячею кровью? въдь, враговъ такая сила! А, впрочемъ, страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ. Чему быть, того не миновать, а что кому достанется, не узнано.

Спать ложились мало. Больше готовились къ бою, да вели тихiе разговоры.

VIII.

Въ 4 часа утра приказано было двигаться. Было еще совершенно темно. Грязь непролазная снизу. Дождь, сырость - сверху... Арыки, канавы... Спотыкались, падали въ ямы, вытаскивали другъ друга за штыки... По временамъ въ какойнибудь ротъ слышался хохотъ...

- Тише! - кричалъ тогда ротный. - Лучше намъ первымъ увидать непрiятеля, чъмъ ему насъ.

Но чъмъ идуть дальше, тъмъ дълаются сосредоточеннъе. Сапоги дружно шлепаютъ по грязи. За батальономъ изръдка слышатся громыханье пушки. Это орудiя 21 батареи. Артиллрристы также молчатъ.

Часовть въ пять, наконецъ, стало разсвътать. Ряды войскъ стали обозначаться яснъе. Спустились въ какой-то оврагъ, по которому шли около полутора часа. Уже въ концъ шестого часа туркестанцы вышли на бугры, въ лъвый флангъ непрiятеля, ряды котораго виднълись на Ташъ-кепринскомъ курганъ, хотя туманъ еще не разсъялся. Тамъ было около 1200 кавалеристовъ, нъсколько ротъ пъхоты и до 8 орудiй, прикрытыхъ окопами съ бойницами и амбразурами. Туркестанцы вышли какъ разъ противъ кавалерiи. Ка - въ выслалъ двъ роты къ берегу Кушки, вправо отъ моста. Солдаты стояли бодро. Одинъ изъ офицеровъ, смотръвшiй въ бинокль на передвиженiе афганскихъ войскъ, спросилъ одного изъ нихъ:

- А что, братъ, много ихъ?

- Много, ваше благородiе!

- А страшно?

- Чего жъ бояться то, - бойко отвътилъ солдатъ. - Все одно!..

- Молодецъ! - похвалилъ офицеръ.

Афганцы между тъмъ открыли огонь. Пули засвистъли. Одаа изъ нихъ ударила въ шашку другого офицера, стоявшаго въ цъпи, но его самого не тронула.

Рядомъ съ туркестанцами стала прибывшая съ ними полубатарея, выдвинувшись немного впередъ. Лъвъе виднълись казаки и мервская милицiя подполковника Алиханова, которая, вопреки диспозицiи, сдълалась центромъ русокихъ войскъ. Еще лъвъе стоялъ сводный закаспiйскiй стрълковый батальонъ, подъ начальствомъ полковника Ни - ча.

Еще прежде прибытiя туркестанцевъ, по рядамъ афганцевъ проъхалъ богатоубранный всадникъ, самъ начальникъ ихъ Наибъ-Саларъ, и прокричалъ своимъ солдатамъ: - "Подвизайтесь во славу Божiю!" Афганцы отвъчали, что они будутъ сражаться во имя Господне. Подполковникъ Алихановъ, услыхавъ ихъ крики, улыбнулся и сказалъ:

- Врете, Богъ-то на нашей сторонъ! - и приказалъ человъкамъ двадцати изъ своихъ кавалеристовъ спъшиться въ ожиданiи аттаки. Дъйствительно, тотчасъ же послъ объъзда Наибъ-Салара со стороны афганцевъ загремъли выстрълы. Наши солдаты сдълались оживленнъе, чъмъ были раньше, но огня, по приказу Комарова, еще не открывали. Но когда у одного изъ казаковъ была ранена лошадь, Алихановъ подскакалъ къ генералу Комарову, находившемуся въ тылу туркестанцевъ, и, доложивши о случившемся попросилъ разръшенiя открыть огонь, Комаровъ позволилъ. Спъшенная кавалерiя Алиханова дала залпъ и потомъ начала стръльбу опредъленнымъ числомъ патроновъ по времени. Туркестанцамъ приказали зарядить ружья, артиллеристамъ - пушки, а стрълковвй батальонъ, на лъвомъ флангъ, уже открылъ огонь. Афганцы сначала было поколебались, но потомъ кавалерiя ихъ дружно устремилась въ аттаку на Алиханова. Мервскiя сотни поскакали на нихъ. Тогда начали палить и туркестанцы, да такъ, что въ первомъ полубатальонъ не хватило даже патроновъ, такъ что солдатики бъгали въ резервъ и въ подолахъ шинелей, подъ градомъ жужжавшихъ, какъ шмели, афганскихъ пуль, носили оттуда заряды въ свои части. За ръку стръляла горная полубатарея, мъшавшая строившiеся тамъ афганскiе резервы. Дымъ застилалъ вою мъстность. Земля содрогалась отъ непрерывной пальбы. Джигиты, ударившiе, было, на афганскихъ всадниковъ, не выдержали ихъ стремительной аттаки, которую не могъ даже удержать губительный огонь всъхъ частей, и смъшали всъ ряды свои. Тогда Алихановъ, котораго солдаты называли вторымъ Скобелевымъ, потому что онъ былъ вездъ, виделъ все и зналъ обо всемъ, подскакалъ къ нимъ и крикнулъ:

- Умрите тутъ всъ или истребите ихъ!

Джигиты ободрились, ударили въ шашки и прогнали афганскую кавалерiю. Казаки начали посылать ей въ догонку тучи пуль. Афганцы тогда быстро очистили Ташъ-кепринскiй бугоръ и толпами, по мосту, а то и прямо въ воду, бросились бъжать при непрерывной стръльбъ русскихъ.

Въ то же время на лъвомъ флангъ полковникъ Н - ичъ повелъ своихъ солдатъ въ аттаку на афганскiе редуты. Солдаты бъжали, падали, кричали "ура" и добъжали таки, скользя и спотыкаясь на глинистой почвъ до рва, вскочили на брустверъ и ворвались въ укръпленiя. Одинъ солдатикъ, высокiй, бълобрысый, набъжалъ на рослаго чернолицаго афганца. Оба не знали, что имъ дълать. Съ изумленными лицами они, бросивъ свои ружья, схватили другъ друга за шиворотъ. Наконецъ, нашъ солдатикъ, самъ не зная зачъмъ, поднялъ ружье и пырнулъ штыкомъ афганца.

- Ай, да молодецъ Нефедовъ! - кричатъ другiе солдаты, пробъгая мимо. Ловко его, бестiю, уложилъ!..

А Нефедовъ рястерянно смотрълъ на смуглое лицо афганца, съ застывшимъ на немъ изумленiемъ, и, сжимая ружье свое, думалъ: "зачъмъ это, зачъмъ?" и не замътилъ, что на бедръ его выступало что-то жидкое, липкое, красное...

Въ разсыпную, кучками сбъгались наши и непрiятельскiе солдаты. Послъднiе почти и не сражались, а отбъгали назадъ, бросая ружья. Одинъ рекрутикъ выхватилъ у афганца знамя, которое тотъ выпустилъ и побъжалъ. Рекрутикъ, не зная, что ему дълать со знаменемъ, побъжалъ къ своему унтеръ-офицеру. Унтеръ-офицеръ грубо вырвалъ у него знамя и потащилъ его къ Комарову.

- Вотъ, ваше превооходительство, - сказалъ онъ: - непрiятельское знамя!

Въ ложементахъ захватили 4 орудiя, а урядникъ временной милицiи Аманъ-Клычъ отобралъ у афганскаго кавалериста бунчукъ съ лошадинымъ хвостомъ и полумъсяцемъ.

Афганцы повоюду бъжали подъ безпрерывной пальбой нашихъ войскъ. За ними тотчасъ же бросились казаки и джигиты по кирпичному мосту, саженъ въ сто длиною, перекинутому черезъ Кушку. Н. - ичъ повелъ свой стрълковый батальонъ, а за нимъ уже двинулись туркестанцы. Мостъ былъ покрытъ трупами бъглецовъ. Солдатики наши старались даже на нихъ и не глядъть. Молча, съ серьезными лицами, сохраняя равненiе, шли они, обхвативъ почернъвшими отъ пороха руками свои берданы, въ своихъ сърыхъ шинелькахъ. "Разъ, два, три, четыре... разъ, два, три, четыре!.." - считало большинство изъ нихъ, перешагивая черезъ трупы афганцевъ, пъшихъ и конныхъ, потоптанныхъ, истерзанныхъ конскими копытами, снарядами артиллерiи и сапогами пъхотинцевъ.

Подъ арками моста засъли еще кое-какiе бъглецы и стръляли изъ своихъ плохихъ ружей (англичане снабдили афганцевъ только своими орудiями) по проходящимъ солдатикамъ. Пули непрiятно щелкали по кирпичнымъ бокамъ моста. Солдаты еще больше хмурились. "Разъ, два, три, четыре... разъ, два, три, четыре"... казалось, не хотълъ каждый сбиться съ принятаго имъ такта, какь будто все дъло заключалось въ томъ, чтобы идти въ шагъ.

Взводъ солдатъ 3-й роты, съ низенькимъ, русенькимъ унтеръ-офицеромъ, отдълился отъ войскъ, чтобы очистить берегъ отъ засъвшихъ подъ арками моста афганцевъ.

Отряженные спустились къ берегу и уложили всъхъ. Явились.

- Ну, что, какъ? успокоили? - спрашиваетъ ротный.

- Да, буянили, ваше благородiе, и на солдатъ бросались, ну, мы ихъ штыками, какъ червяковъ...

- Ну, и ладно: такъ и полковнику доложу! Въ самомъ дълъ, что съ ними возиться? Не ребятъ, въдь, крестить?!

А полковникъ Ка - въ, ъхавшiй посреди солдатъ на своей рыжой лошадкъ, сказалъ:

- А что, братцы, есть еще у васъ патроны?

И вдругъ противъ всякаго ожиданiя, сърые люди весело, громко крикнули:

- Точно такъ, ваше высокоблагородiе!

Въ афганскихъ кибиткахъ и палаткахъ, поставленныхъ на толстыхъ камышевыхъ подставкахъ, находили мъдные чайники съ чаемь, лепешки, заведенныя въ большихъ чашкахъ, фисташки, фрукты, урюпъ, мъдные кувшины для омовенiй, полушубки, бълье, чалмы и прочую рухлядь.

Посреди лагеря былъ устроенъ барханъ (укръпленiе), въ которомъ, впрочемъ, находились только раненые да прикованный къ англiйской пушкъ афганецъ. Съ горбатымъ носомъ, усатый, смуглолицый, онъ былъ закованъ по ногамъ и рукамъ и, испуганно ворочая бълками своихъ глазъ, глядълъ на обступившихъ его русскихъ солдатъ. Позвали переводчика. Оказалооь, что его приковали къ пушкъ за то, что онъ не пошелъ въ цъпь и силой заставили стрълять въ русскихъ. Ударили сборъ. Солдаты выстроились посреди опустошеннаго афганскаго лагеря. Скомандовали: "на краулъ!" и вдоль фронта проъхалъ генералъ Комаровъ.

- Поздравляю, братцы, съ побъдой, благодарю васъ!

- Урра! - закричали въ рядахъ.

Вдали, въ степи послышались также радостные непонятные крики. Оказалось, что толпы сарыковъ и текинцевъ, выбъжавъ изъ своихъ саклей, также торжествовали побъду "урусовъ" надъ ненавистными имъ афганцами. Комаровъ обласкалъ ихъ, а солдатамъ сказалъ, что походъ конченъ, что афганцевъ преслъдовать больше не будутъ, и что теперь можно уже всъмъ возвратиться домой.

И, странное дъло, по всъмъ солдатскимъ лицамъ пробъжало, какъ будто, облако неудовольствiя.

- А теперь все равно бы ужъ, хоть бы и въ Гератъ идти! - говорили многiе, какъ будто, недовольны были тъмъ, что избъжали они смерти и не пойдутъ больше на встръчу къ ней.

IX.

По переходъ войскъ обратно, Комаровъ приказалъ убрать трупы, патроны, афганцевъ бросить въ воду, ячмень же и продовольственные припасы раздълить между людьми.

Сарыковъ послали зарыватъ трупы, а нъсколько солдатиковъ отрядили для исполненiя другихъ генеральскихъ приказанiй. Человъкъ шесть изъ нихъ захотъли пошалитъ. Взяли они мъшечка четыре пороху, сложили ихъ рядкомъ и попросили одного солдатика поджечь ихъ. Солдатъ взялъ палку, зажегь и приложилъ къ пороху.

Тррахъ! Яркое пламя освътило вдругъ всъхъ, и солдатикъ опрокинулся навзничь. Другiе солдаты засмъялись:

- Вотъ, и не вятскiе мы, а хуже вятскихъ сдълали. Да, какъ увидъли, что солдатикъ лежитъ почти безъ движенiя, а все лицо у него опалило, кинулись къ нему, взяли и увели въ больницу.

- Вотъ, - говорили они потомъ: - на войнъ не попало, такъ послъ досталось бъднягъ!

21 марта капитанъ П - въ съ сотней джигитовъ отправился на рекогносцировку въ Кала-и-Моръ, а на слъдующiй день подполковникъ Алихановъ съ соткей казаковъ на Меручакъ. Возвратившись, они донесли, что афганцы очистили всю мъстность, по которой они проходили, а путь ихъ обозначился множествомъ свъжихъ могилъ, погибшихъ отъ ранъ, холода и голода и отчаяннаго бъгства.

Разскязывали, что начальникъ афганскiй Джарнейль, убъгая съ остатками своего отряда, получилъ письмо отъ гератскаго НаибъУль-Гукуме, въ которомъ послъднiй уговаривалъ его держаться противъ русскихъ кръпче, такъ какъ были высланы ему на помощь сильные отряды. Джарнейль, будто бы на это тольлко вскрикнулъ:

- Теперь уже ничего не надо, потому что все пропало!

Погода стояла самая скверная: то холодъ, то дождь, то снъгъ, а то и все вмъстъ. Но солдатики неособенно горевали: они выбросили, несмотря на холодъ, даже всъ подобранные у афганцевъ полушубки, потому что афганскiя вши, въ изобилiи ихъ наполнявшiя, сразу же дали почувствовать себя побъдителямъ. Въ лагеръ гремълъ оркестръ музыки, а пъсенники распъвали сочиненную капитаномъ П - вымъ пъсню:

Вспомнимъ, братцы-Туркестанцы,

Вспомнимъ дъдовъ и отцовъ,

Туркестанцевъ-молодцовъ!

Какъ они намъ завъщали

Безъ пощады врага бить,

Басурмановъ не щадить!

Вспомнимъ, братцы, про былое,

Какъ на Кушкъ на ръкъ

Удиралъ врагь налегкъ.

Утромъ рано, чуть свътало,

Мы въ обходъ скоро пошли,

А когда же разсвътало

Перестрълка загремъла,

Раздался орудiй громъ, 

Тутъ и дъло заявилось

И сильнъй пошло потомъ!

И афганцы не зъвали,

Цъпь прорвать хотъли насъ, 

Но зачъмъ было стараться, 

Насъ нельзя остановить!..

Имъ пришлося убираться

Да и пушки отвозить...

Отвозить мы не давали,

Сами пушки забирали...

А афганцы удирали,

Туфли-ружья побросали,

Мы за ними вслъдъ идемъ,

Имъ въ догонку пули шлемъ.

Наша музыка играетъ,

Отрядъ дружно наступаетъ

Черезъ мостъ мы все идемъ,

Главный лагерь ихъ беремъ...

18-е марта

Будетъ помнить врагъ всегда,

Англичане и афганцы не забудутъ никогда,

А мы то же не забудемъ,

Это дъло помнить будемъ,

Какъ разбили мы врага

И утъшили Царя!

25 марта настала, наконецъ, Пасха. Ръдко кому приходилось провести такую Пасху, какую пришлось провести солдатикамъ, бывшимъ у Кушки.

Дождь, холодъ не прекращались; свъту Божьяго не было видно. Въ 12 часовъ ночи въ походной церкви начали служить заутреню. При возвращенiи вь палатки, солдатамъ роздали по два яйца, за которыми ъздилъ завъдывающiй хозяйствомъ въ г. Мервъ. Супъ хлебали пополамт съ землей. Вмъсто жаркого было подано жареное мясо.

- Эхъ, братцы, не то было бы въ казармахъ, въ Самаркандъ, - вздыхали нъкоторые.

- А дома я еще бы лучше наълся, чъмъ въ казармахъ, - говорилъ какой-нибудь изъ рекрутовъ.

- Въ томъ-то и дъло, братцы, что за моремъ телушка-полушка да рубль перевозу! И за то благодарите Бога, что живы остались!

Послъ объда играла музыка, и солдаты, для развлеченiя, палили изъ оставленныхъ афганцами пушекъ.

Такъ провелъ Пасху, на клочкъ земли, отбитой у враговъ, заброшенный въ глубь Азiи маленькiй отрядецъ въ то время, какъ тамъ, далеко, на Руси святой, по всъмъ городамъ и селамъ звонили всъ колокола, и веселился православный народъ!

Примъчанiя

{1} 6-й, 9-й и 11-й баталiоны, 1, 4, 7 батареи кръпостная.

{2} Мата - ваточная ткань.

{3} На двое сутокъ въ караулъ.

{4} 10 верстъ.