Грабал БогумилВозвращение блудного дядюшки

Богумил Грабал

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ДЯДЮШКИ

Перевод с чешского Сергея Скорвида

За несколько месяцев, прошедших с тех пор, как дядюшка Пепин взбунтовался, перестал ходить к нам обедать и ужинать и даже не здоровался с нами, он так похудел, что его морская фуражка стала ему велика. При порывах ветра она переворачивалась козырьком назад, одежда на дядюшке болталась, и по воскресеньям, когда он надевал каучуковый воротничок с бабочкой на резинке, было видно, что этот воротничок ему так же велик, как и пиджак, и бабочка печально висела на рубашке возле первой пуговицы. А когда на углу солодильни свистел ветер, дядюшкины брюки полоскались, подобно знамени, потому что его ноги были худы, как палки. В пивной никому и в голову не могло прийти, что дядюшка Пепин голоден, поэтому его угощали только чашкой кофе да рюмкой вермута или настойки. Вот почему, прежде чем отправиться в свою каждодневную экспедицию за красивыми девушками, дядюшка Пепин прокрадывался вдоль стены солодильни на птичий двор, заглядывал в курятники, делая вид, что интересуется курами, и, когда рядом никого не было, таскал у хохлаток вареную картошку, а если ее не оказывалось, то удовлетворялся картофельными очистками, посыпая их грубо измельченным зерном. И вот нынче утром прибежали бочары - мол, дядюшку Пепина нигде не могли отыскать, а теперь его нашли под койкой, и он, похоже, умирает, если уже не умер. И отец взял из шкафчика, украшенного красным крестом, пузырек с нашатырным спиртом и, бледный, направился в солодильню, сопровождаемый бочарами, которые с серьезными лицами и тоже бледные шагали рядом с отцом - как живой укор и свидетельство того, насколько далеко зашла неприязнь между паном управляющим и дядюшкой Пепином, рабочим-весовщиком и солодильщиком. А в коридоре солодильни к ним присоединились еще и солодильщики, так что в подсобке столпились все, кто смог оставить работу. Был там и пан заместитель, который хотел посмотреть на отца в неловкой ситуации. Когда папаша встал на колени и заглянул под койку, где лежал дядюшка, солодильщики взяли эту койку за железные спинки и вынесли ее на середину комнаты. Потом они окружили коленопреклоненного отца, склонившегося над лежащим Пепином. Голова дядюшки покоилась на старых резиновых сапогах, из которых выбегали мыши. Щеки дядюшки Пепина были накрашены красным эмалевым лаком, а под глазами синели такие же эмалевые круги. И вот он лежал, как манекен, как жалкая кукла, тряпичный клоун, с каким играют ребятишки. А вокруг дядюшки громоздились всякие лохмотья и грязные рубашки, и вдобавок там валялись два старых мышиных гнезда из клочьев бумаги; костюм же на дядюшке Пепине был мокрый, без пуговиц, а брюки подпоясаны веревкой, из башмаков текла вода, рубашка была без воротничка и к тому же такая грязная, что невозможно было понять, какого она цвета. И рабочие серьезно и злобно взирали на этот контраст: отец был облачен в красивый серый костюм с галстуком в форме капустного листа, и его белый каучуковый воротничок имел загнутые кончики, перед ним же лежал его брат, которого будто бы только что выловили из реки, где он проплавал целый месяц, и его обглодали раки и рыбы. Рабочие смаковали этот контраст, а пан заместитель улыбался, потому что впервые за долгое время видел управляющего в неловком положении. Папаша откупорил флакон с нашатырем и поднес его к дядюшкиному носу. Однако дядюшка дышал ртом. Тогда отец зажал ему рот ладонью. И, вдохнув несколько раз пары нашатыря, Пепин застонал и сел, чихая и перхая. Из глаз у него лились слезы, и на разрисованное эмалевым лаком лицо дядюшки страшно было смотреть. Отец встал и снял с койки подушку, будто пропитанную дегтем, так она была засалена дядюшкиной головой. Из рубашки под подушкой выскочила мышь, а когда отец поднял рубашку, он обнаружил нитки с иголками, несколько носков и портянок и зеленую расческу.

- И это австрийский солдат?! - закричал папаша. - Что все это значит?

И он принялся потрясать дядюшкиной рубашкой.

- Ее подарила мне барышня Гланцова в знак своей любви, когда я посулил ей прогулку по вечернему острову, где мы собирались целовать друг друга в глаза.

Тогда папаша взял мятые галстуки, что лежали в изголовье койки.

- А это что? И вот это? Стыдись, ты же меня позоришь!

Дядюшка встал на колени, а потом поднялся в полный рост, и вырвал драгоценные дары, и вернул их назад, на койку, под конскую попону.

- Все это подарили мне первые красавицы за то, что я повезу их показать, где живет император.

- Ну, а это что такое? - рассвирепел папаша и помавал дамским бюстгальтером прямо у дядюшки перед глазами.

- Это преподнесла мне барышня из заведения Гаврдов, это самое прекрасное доказательство ее любви! - выкрикнул дядюшка, вырывая у отца бюстгальтер и пряча его под пиджак.

И чем сильнее отец желал унизить дядюшку Пепина в глазах остальных пивоваров, тем суровее и с тем большим упреком смотрели все они на папашу и наконец сплевывали и один за другим отправлялись на свои рабочие места. Остался только пан заместитель; он, расставив ноги и уперев руки в бока, с недобрым смехом сказал:

- Пан Йозеф думает, что если его брат - управляющий в пивоварне, то он все может себе позволить. Он с самого утра не работает, да и как бы ему это удалось, если он вернулся из города только в полпятого, на рассвете... Так как мне это оформить: как прогул без уважительной причины - или вычесть у него день из отпуска?

И он стоял, держа в руках учетную книгу, и ликовал, и смеялся, так как знал, что папаша против него бессилен, что все козыри у него, у заместителя управляющего пивоварни, общества с ограниченной ответственностью.

- День из отпуска, - отозвался папаша и уселся на койку, закрыв глаза; на нем был лучший его костюм, потому что через час ему предстояло выступить на заседании совета директоров пивоварни с докладом о том, как увеличить сбыт пива. А я стоял, засунув пальцы под лямки ранца, только-только вернувшись из школы, смотрел на группу рабочих и отца, склонившегося над дядюшкой Пепином, и мне было стыдно - не за папашу, не за Пепина и не за пана заместителя, я стыдился вообще того, что дядюшка такой беспомощный, отец такой безвинный и оба они дети куда меньше моего. Но самым маленьким ребенком во всем городке был, конечно же, дядюшка Пепин, потому что он был одинок. Когда по вечерам дядюшка в морской фуражке отправлялся охотиться за красавицами, люди повсюду выглядывали из окон и высовывались из-за занавесок, и каждый хотел пожать Пепину руку и перекинуться с ним парой слов, но в сущности он был куда более одинок, чем безумная старуха Лашманка, которая ночевала, завернувшись в тряпье, под мостом, а зимой с кружкой в руках грелась близ церкви, старуха, за которой мальчишки бегали с криком: "Баба, где твои миллионы?" А она пускалась с мальчишками в беседу о своих владениях, о том, что она графиня, но никак не может отыскать свои поместья... И так вот я стоял и вдруг проникся к папаше нежностью. Потому что он был слабым, хотя и обладал большой силой, потому что был к нам снисходителен и все нам прощал; он казался мне Иисусом, переодетым в управляющего пивоварней. Любой другой отец не снес бы такого позора и отказался от дядюшки Пепина, любой другой за то, что я вытатуировал голую русалку у себя на груди, отправил бы меня в исправительный дом, но мой папа простил меня, веря, что я перевоспитаюсь, что мозги у меня встанут на место; папа видел во мне нечто вроде своего мотоцикла "Орион" и надеялся, что в один прекрасный день он поймет, почему не работает двигатель, устранит неисправность и тем самым одержит победу. И у меня вдруг потемнело в глазах, я подбежал к отцу и поцеловал ему руку, бормоча сквозь слезы, что все уладится и что только сейчас я понял, каков он, мой отец, мой папа, а он, сидя на койке, опять откупорил склянку с нашатырем и вдохнул его, чтобы прийти в себя.

- Так что, Йозеф, - сказал он спокойно, - как ты себе это представляешь? Может, хочешь вернуться домой, в Моравию?

И дядюшка Пепин так испугался, что упал на колени и умоляюще сложил руки, настолько устрашила его перспектива возвращения туда, откуда он десять лет назад приехал к нам в гости на две недели.

- Все, что угодно, но только не это!

- Ладно, и что же ты предлагаешь?

- Я начну новую жизнь!

- А как насчет раскрашенной физиономии?

- Это нарисовали мне красотки, когда мы разыгрывали в "Авионе" потрясающую сцену в турецких банях! - горделиво усмехнулся дядюшка.

- А рана на лбу?

- Это в "Тоннеле"... Оланек хотел, чтобы я изображал короля Фарука, который торжественно въезжает в Прагу, и я сидел на осле, а Оланек дал ему нюхнуть перцу, и осел взбрыкнул и сбросил меня на биллиард. Правда, здорово, братец? - кричал дядюшка, заправляя постель, после чего они вдвоем с папашей отнесли койку обратно в угол.

- Так вот, - сказал отец, - на сегодня ты свободен, вечером приходи ужинать, а я куплю еще одну записную книжку и буду вести твою бухгалтерию. Дебет-кредит. Но это - в последний раз! Иначе остается одно: назад в Моравию, домой!

Вечером пришел побритый дядюшка Пепин, смиренно неся в бумажном пакете морскую фуражку. Усевшись в кухне, он раздумывал, как бы задобрить матушку, которая делала вид, будто кое-что ищет - то в кладовке, то на чердаке. Вернувшись в кухню и заметив, что дядюшка хочет ей что-то сказать, она встала на колени и с головой залезла в буфет между кастрюлями, а потом склонилась над плитой, гремя горшками и сковородками.

- Невестка, - робко спросил дядюшка, - у вас есть сигареты?

- Нет, - ответила матушка.

- Так вот вам одна тонкая, дамская, - обрадовался дядюшка, шаря по карманам, а когда нашел, протянул матушке синюю сигарету с золотым ободком. Матушка же принесла глубокую тарелку с кнедликами в соусе с хреном и поставила ее перед дядюшкой. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза и сумел побороть искушение. Матушка стояла у печи, глядела на дядюшку, а потом подошла к столу, взяла тарелку и унесла ее вместе с кнедликами.

- Ну, раз вы не хотите, - сказала она и прибавила, - попробовать это китайское блюдо...

- Что, кнедлики в соусе с хреном? Их так любил архиепископ Пречан! Он мог съесть двадцать кнедликов и ведро соуса и еще просил добавки - только бы побольше было этого соуса!

- Хотите?

- Еще как!

- Так ешьте, пока не остыло, - сказала матушка и принесла тарелку с кнедликами в соусе с хреном обратно, после чего села напротив дядюшки, подперла рукой подбородок и смотрела, как он ест, как один кнедлик за другим скользит в его голодную утробу. Когда же он поволок к себе еще одну тарелку с сухими кнедликами, матушка встала, принесла полную кастрюлю и половником полила кнедлики соусом с хреном. И вот так дядюшка ел, а матушка улыбалась; видя же, что соус с хреном возбуждает в нем еще больший голод, она поставила разогреваться запеченные свиные хвостики с капустой. Дядюшка потянул носом и сказал:

- Покойник император Франтишек больше всего любил есть свинину с капустой, запивая ее пивом!

- Вы тоже это любите? - удивилась матушка.

- Еще как! - ответил дядюшка Пепин, улыбаясь; при этом его раскрашенные эмалью щеки отливали то красным, то синим цветом, он с улыбкой осмотрелся, обласкав взглядом кое-какие предметы нашей меблировки, и наконец его взор, описав круг, вернулся назад к буфету, где сидел, мурлыкая, кот Целестин.

- О, медвежоночек, ты тоже здесь? - сказал он и погладил кота, а тот ввинтил голову ему в ладонь. - Черт побери, ну и башка у него! У нас дома тоже были два кота, один по кличке Габриш, а второй - Кондуш. Каждую неделю они приносили зайцев... - рассказывал дядюшка, глядя, как мать кладет на тарелку кнедлики с двумя поросячьими хвостиками и два половника капусты. И он сказал:

- Невестка, вы на сегодня первая раскрасавица в городке! Навроде тех красоток в Трансильвании, что были самолучшими шлюхами во всей Цислейтании и Транслейтании!

Матушка подала ему тарелку с едой и сказала:

- Премного вам благодарна.

- Не за что, - ответил дядюшка, и опять он ел кнедлики с капустой, и опять матушка сидела напротив, глядя на него с огромным интересом, потому что дядюшка Пепин ел как бы и за нее. Вскоре пришел отец и сел рядом с дядюшкой Пепином, раскрыл чистую записную книжку, извлек из ящика в столе ручку и чернильницу и на чистой странице начертал: "Дебет - кредит".

- Итак, начинаем твою новую жизнь: ты будешь получать десять крон в день на питание, столько же один раз в неделю на, так сказать, организационные расходы плюс пять крон на стирку белья. Согласен?

- Гм-м, - ворчал дядюшка Пепин, держа обеими руками большой поросячий хвост, из которого он высасывал сок, разгрызая шкуру и жилы, крепко державшие косточки. Изо всех сил дядюшка тянул хвост зубами, и наконец шкура подалась - и дядюшка с размаху ударился затылком о буфет, что, однако, не помешало ему снова вцепиться в поросячий хвост.

Папаша записал на странице "Дебет" сто тридцать крон, еженедельный заработок дядюшки, а на странице "Кредит" пять крон за обед и пять за ужин.

- А главное, - сказал отец, - когда тебе вздумается пойти в пивную, ты лучше спрячь деньги под стельку, чтобы девки их не вытащили! И учись экономить, понял?

- Гм-м, - ворчал дядюшка, скашивая глаза на второй поросячий хвост, который он сжимал пальцами так крепко, точно это был кукурузный початок... дядюшка поглядывал на хвост и кусал мясо, и он был весь в жире, и его раскрашенные эмалью щеки лоснились до самых ушей. И вот дядюшка опять вцепился зубами в поросячий хвост, сражаясь с ним, как настоящий австрийский солдат, на тощей его шее вздувались жилы, будто канаты, и дядюшка все тянул и тянул руками поросячий хвост, крепко зажав его в зубах. И вот наконец поросячьи сухожилия лопнули, и дядя Пепин во второй раз стукнулся затылком о буфет.

- А вот тут ты подпишешься, - сказал отец, подсунув ему записную книжку и подав ручку.

И дядюшка Пепин взял ручку, отложив поросячий хвост на тарелку, но пока он жирными руками ставил свою подпись, кот Целестин прыгнул, схватил поросячий хвост и удрал с ним под кровать. Дядюшка Пепин - точь-в-точь как вратарь - ловко нырнул следом, и матушка застыла от изумления, а отец подскочил на стуле, потому что под кроватью рычали друг на друга дядюшка Пепин и кот Целестин, а потом они начали сражаться и (дядюшка головой, а Целда спиной) биться о доски, которые держали пружинный матрац, и так все повторялось много раз: крики дядюшки, шум борьбы, удары головой и спиной о доски... Потом наступила тишина, и дядюшка Пепин, будто спускаясь по лежащей на земле лестнице, вылез к нам, весь покрытый пылью, но с зажатым в руке поросячьим хвостом, которым он потрясал, восклицая:

Австрийский солдат непобедим!

И он уселся у буфета, вгрызаясь в поросячий хвост, он высасывал из него сок, смешанный с пылью, и искоса поглядывал на мясо, а из-под кровати выбрался кот Целестин, вбежал в комнату, где я делал домашнее задание по прилежанию, и слегка куснул меня за щиколотку одной из ног, скрещенных под столом, на котором лежала тетрадь.

И тут из кухни донесся третий удар: жилы поросячьего хвоста не выдержали, и дядюшка Пепин врезался головой в буфет.