"Птицелов" - читать интересную книгу автора (Гриффит Рослин)

Глава 19

Лайэм не надеялся, что Орелия выступит в его защиту. Вчера он решил, что она побоится скомпрометировать себя в глазах Карлтона. Но он ошибся… Он ехал на своей гнедой Коппермайн из полицейского участка, где лейтенант Фрайго рассказал ему о показаниях Орелии. Он ехал на Прери-авеню, хотел увидеть Орелию и объясниться с ней.

Может быть, он ошибался и в другом, и Орелия вовсе не собиралась выходить замуж за Карлтона? Тогда он просто круглый дурак. Простит ли его Орелия?

Но Орелии не оказалось дома. Ему сказали, что она пошла к Мэриэль, у которой он ее не застал, потому что она уже ушла. Когда он повернул лошадь, кучер повозки, в которую было погружено пианино, спросил его:

— Вы ищете мисс Кинсэйд? Она только что ушла с джентльменом.

— Молодой, блондин? — резко спросил Лайэм.

— Нет, седой. Собирался отвезти ее домой.

«Мэнсфилд, — подумал Лайэм и нахмурился. — Странно. Домой он ее не привез».

— Спасибо. — Он бросил кучеру четверть доллара.

Он вернулся на Прери-авеню, когда к дверям как раз подъезжала карета Федры.

— Лайэм! — окликнула она его. — Вы видели Орелию?

— Я не застал ее у Мэриэль. Она уже уехала оттуда с Мэнсфилдом.

— С Тео? Вы говорите, что ее забрал Тео?

Лайэм почувствовал, что Федра встревожена.

— Почему вы забеспокоились? — спросил он, чувствуя, что сам начинает тревожиться.

— Видите ли, какой-то человек давно преследовал Орелию, разглядеть его она не могла. А я заметила, что Тео… ну, мне кажется, что он влюбился в нее.

Лайэм вспомнил выражение лица Тео вчера вечером, когда тот глядел на тетку и племянницу, — но тогда Лайэм решил, что он восхищается Федрой.

— Если мужчине нравится моя любимая женщина, я могу ревновать, но не имею прямых оснований подозревать его в дурных намерениях.

— Вчера, когда собрание закончилось, я спросила доктора Росситера и доктора Кэннингхэма, каждого из них отдельно, кто же нарисовал на крышке саркофага лицо с чертами Орелии. И оба сказали мне, что это — Тео. И он был очень возбужден, когда случайно услышал, что Орелия собирается пойти утром в полицейский участок, чтобы снять с вас подозрение. — Федра перевела дыхание. — Вот что я думаю, Лайэм. Тео — единственный из членов Общества, кто хорошо знает мой дом. Что, если это он нашел в гостиной вашу запонку и подбросил ее, чтобы вас заподозрили в убийстве?

Лайэму стало не по себе. Да, убийцей мог быть только человек, знакомый с искусством мумификации. Ему казалось, что Тео знал его теоретически, но, может быть, он и практиковался в нем?

— Лайэм, пожалуйста, поезжайте к Тео. Я уверена, что он увез ее к себе. Спасите мою дорогую девочку, а я приведу людей на помощь!

О'Рурка не надо было долго убеждать.

— Я жизнь готов отдать за Орелию, — сказал он, садясь в седло и давая шпоры Коппермайн. «Если хоть один волос упадет с головы Орелии, я убью этого человека», — думал он.

«Теперь он стал самим собой, — подумала Орелия, — без всякого притворства».

Они дошли до потайной комнаты в конце тоннеля. Там стол ломился от подносов с едой, фруктов и вина, у стен стояли статуи богов Древнего Египта.

Тео сразу налил кубок Орелии и себе.

— За богиню, воплощенную в вашем лице. И за тех богов, которые приманили вас сюда.

Орелия чуть пригубила кубок и поставила его на стол.

— Вино какое-то странное, — сказала она.

Он заметил, как морщинка появилась между бровей. «Не допускать этого… совершенство ее красоты не должно быть нарушено».

— Вот скарабей, — сказала Тео, позвольте мне приколоть брошку. — Он не удержался и задержал пальцы в вырезе платья дольше, чем было необходимо. Орелия отпрянула, затем обошла комнату, смело разглядывая стоявших в нишах статуи богов.

Тео испугался, что боги могут разгневаться.

— Садитесь, поешьте, — сказал он.

— Я не голодна. — Она остановилась перед занавесом, разделявшим комнату, и раздвинула его, не спрашивая разрешения у Тео. — А там у вас что?

— Там саркофаги. Но вы не должны пока смотреть на них.

«Хотя, может быть, показать их Орелии, пока она жива?» Ведь она уже не выйдет из этой комнаты. На рассвете он положит ее на место итальянки-сироты… для пополнения коллекции. Кроме того, он хочет, чтобы она оценила его работу, он так долго творил в одиночестве и жаждал чьей-нибудь оценки.

— Я покажу вам свое последнее сокровище, — прошептал Тео.

Она кивнула в знак согласия, но глаза ее расширились от страха. Стоя рядом с Орелией, он ощущал это знакомое ему чувство страха, которое исходило от нее. Он наслаждался чувством власти..

— Вы не сразу узнаете ее, — проговорил он, отодвигая занавес. — Но узнаете. Вы должны ее помнить, служаночку вашей сестры. Никто из вас не знал, почему она исчезла.

— Джина?.. — выдохнула Орелия. Дурнота подступила к самому горлу. В глазах ее боролись возмущение и ужас, а Тео ожидал увидеть нарастающий панический страх. Но ничего, он подождет, позже будет смаковать ее страх. А сейчас у него одно желание — пусть она оценит его работу.

— Скоро юная сирота присоединится к остальным, — сказал он, поднимая фонарь и освещая ниши в стенах. В семи больших нишах стояли саркофаги, похожие на те, которые члены Общества любителей древности сделали для храма на ярмарке.

— Вы всех их убили?! — пронзительно закричала Орелия. Ее темные глаза горели возмущением и негодованием.

Он увидел, насколько она разъярена, и невольно отступил, затылок его покрылся испариной. «Почему она так странно реагирует? Она должна понять, что он хочет воздать ей высшие почести, навечно сохранить ее красоту!»

— Я даровал им вечную жизнь, и вы тоже получите от меня этот дар, — сказал он внятно, чуть ли не по слогам. «Она должна понять! Она поймет!» Лицо, пылающее гневом, разметавшиеся кудри, обвившие ее голову как змеи. — словно Немезида, богиня мщения, явилась ему.

Нет, его не постигнет мщение.

— Страданий не будет, — объяснял он, — от укуса аспида вы умрете мгновенно и не почувствуете боли, когда я буду вынимать вашу печень, легкие и другие внутренности.

Орелия вся задрожала, казалось, она была близка к обмороку, и он почувствовал себя увереннее.

— Мумия в Городке Увеселений? — спросила она. — Зачем вы это сделали?

— Чтобы явить свое мастерство и могущество. Особенно вам. И чтобы устранить О'Рурка, который мог испортить вас и сделать непригодной для вашего предназначения.

— Запонка, где вы ее взяли?

— В вашей гостиной. Вы забыли закрыть дверь кухни. Вы вели себя неподобающим образом, Орелия, и я должен устранить этого человека. Вы принадлежите мне, и я не мог поступить иначе.

— Вы видели меня и…— задохнулась от гнева Орелия. — А как вы изучили искусство мумификации? — Ей хотелось понять все до конца. — Ведь вы же не врач.

— Я изучил анатомию в Италии и достиг мастерства в препарировании трупов.

— Но… зачем?

— Зачем? Чтобы сохранить навеки красоту. В молодости я был удручен смертью моей кузины Люцинды. Она умерла от оспы. Эта болезнь обезображивает лицо, но вы не знаете, что она поражает грешников, предающихся недозволенной страсти, которая обезображивает их душу. Люцинда умерла с обезображенной душой и телом.

— Это ваша душа чудовищна, безобразна!

Она отказывалась его понимать, и он начинал приходить в бешенство, но продолжал рассказывать:

— Я как-то раз попытался овладеть Люциндой, но не смог. Она посмеялась надо мной. Я пожелал ей смерти. Не прошло и года — она умерла. Я понял, что я могуществен. Лаская ее труп, я излил в нее свое семя, и это был самый прекрасный миг моей жизни — до сих пор. Прекраснейший миг настанет теперь, когда я вас…

Внезапно Тео осознал, что Орелии нет рядом. Пока он говорил, она медленно отходила от стены, и когда он ее заметил, быстро, словно кобра, метнулась к выходу в коридор. Этого нельзя было допустить! Она должна остаться здесь навеки, так суждено!

Он догнал ее и схватил в объятия. Орелия пошатнулась, взгляд ее затуманился. Похоже, снадобье, наконец, начинало действовать.

— Я завлек вас сюда, прекраснейшая смуглая краса Средиземноморья! — прошептал он ей в ухо и приник губами к пышной груди. — Вы прекраснее остальных, они грубы, а вы — нежнейшая и сладостная. Вы — царица Египта, они — ваши служанки. Они — ничто, вы — венец творения.

Она пыталась вырваться из его рук, но он крепко держал ее, прижимая к себе и убаюкивая монотонными словами:

— «Царство Мертвых ждет тебя//Богу смерти тебя я дарю//Сладостная жертва, прекрасна//Словно чаша прекрасных плодов».

— Тео, вы не сделаете этого!

— Сделаю, о, как прекрасно я это сделаю! — Он прижал к себе ее всю, чтобы она почувствовала его эрекцию. Но вдруг его замутило, и он отстранил ее. Нет, он сделает это, когда она будет мертва и холодна, это высшее наслаждение. — Вы будете красой моей коллекции. Лучшим моим приношением богам.

— Нет! — вскричала Орелия. Ей почти удалось вырваться, но Тео цепко схватил ее за руку и ударил по лицу; она упала.

— Зачем вы сопротивлялись! — бормотал он, охваченный гневом и желанием. — Вы все испортили. Я не хотел мучений, я хотел запечатлеть вашу красоту навеки. А теперь, если не поторопиться, останется след на лице. — Он потянулся за своими инструментами.

— Нет, больше ни одна женщина не погибнет от твоих рук, чудовище! — Орелия выдернула из-под под-вязки пистолет и вскочила на ноги.

«Оружие! Она все-таки превратилась в богиню мщения…» — Тео отступил под взглядами богов у стен и разъяренным взором Орелии.

Лайэм бешено колотил во входную дверь. Куда, ко всем чертям, подевался лакей? Мэнсфилд и Орелия должны быть в доме — он видел в пристройке карету, и лошадь еще в испарине. Лайэм обежал дом и, найдя открытое окно, взобрался в комнату, обыскал весь первый этаж — никого. Вдруг он остановился — в спальне на кровати и у зеркала были разбросаны предметы женского туалета. Одежда Орелии! Что он сделал с Орелией, этот маньяк?

— Орелия! — закричал Лайэм.

Никакого ответа. Перескакивая через две ступени, он взбежал на второй этаж. Все комнаты были пусты. Тогда вспомнил смутные толки о потайных помещениях и ходах в доме Мэнсфилда и кинулся осматривать стены.

Орелия едва прикоснулась к вину — конечно, к нему было примешано какое-то снадобье. Она почувствовала опасность при первом же глотке и только притворилась, что отпила еще, обманув Тео. Поэтому дурнота была кратковременной, хотя и сейчас у нее слегка кружилась голова, подкашивались колени и дрожала рука, в которой был зажат пистолет.

— Я знал, что вы — не такая, как все! Не царица, а богиня! — восхитился Тео, подходя к ней. Глаза его горели желанием, он был охвачен безумием.

— Не двигайтесь! — тихо произнесла Орелия. Она знала, что должна действовать немедленно, но лекарства еще одурманивали ее. Она уже хотела спустить курок, но Тео схватил ее за запястье, рука разжалась, и пистолет отлетел к стене.

В это мгновение распахнулась дверь тоннеля, и мужской голос загремел:

— Отпусти ее, Мэнсфилд!

— Лайэм! — радостно выдохнула Орелия.

— Как вы сюда попали, черт вас побери! — Тео побелел от ярости, оттолкнув от себя Орелию, ринулся к столу и схватил тяжелый канделябр.

Лайэм был моложе и сильнее, но Орелия знала, что человек, охваченный безумием, обладает сверхъестественной силой, и в ужасе смотрела, как мужчины, словно в танце, медленно приближаются друг к другу Лайэм ударил Тео кулаком в грудь, тот пошатнулся, но успел опустить канделябр на голову молодого человека. Лайэм упал головой на стол, хотя сразу же выпрямился, Тео успел кинуться в одну из ниш и схватил что-то блестящее.

— Лайэм, у него нож! — крикнула Орелия.

Лайэм, преодолевая слабость, отскочил от рассвирепевшего маньяка, но Тео бросился за ним, и его рука с зажатым в ней ланцетом была уже у самого лица молодого человека.

«Боже мой, неужели Тео убьет Лайэма!» — Оглядываясь в поисках пистолета, Орелия судорожно думала, вправе ли лишать человека жизни. Да, она решила выстрелить, иначе Лайэм погибнет. И Тео не человек, это маньяк, чудовище. Он насиловал и убивал женщин. Он может убить ее, Орелию, и ее любимого.

— Бросьте нож, Мэнсфилд! — приказал Лайэм. — Тогда я обещаю только связать вас. Ведь все равно я справлюсь с вами!

— А я не обещаю оставить вас в живых! — Тео улыбался, глаза его сверкали сумасшедшим блеском.

Орелия подняла показавшийся ей тяжелым пистолет. Она держала его обеими руками, как учил ее Билл Коуди, навела его на Тео и прицелилась.

— Тео, остановитесь, или я буду стрелять! — пронзительно закричала она.

Но сумасшедший не слышал или не понимал, а лезвие было уже у самой груди Лайэма. Как раз в тот момент, когда Орелия нажала на курок, Лайэм схватил Тео, подставив себя под пулю. Его тело дернулось, и кровь выступила на белой рубашке.

— Лайэм! — застонала Орелия, охваченная ужасом. Он упал на пол.

Тео обернулся к Орелии, лицо его сияло торжеством.

— Я знал, что тебе не суждено покинуть меня!

Орелия рванулась к Лайэму, но Тео загородил ей путь.

Дрожащей рукой она достала из-под подвязки другой патрон.

— Оставьте меня!

— Не могу! Ты моя судьба, моя богиня.

Ей удалось укрыться за саркофагом и зарядить пистолет.

— Судьба, которая придется вам не по вкусу!

— Все, что исходит от тебя, покажется мне прекрасным, моя богиня!

В этот момент Орелия поняла, что Тео загнал ее в угол комнаты, и ей некуда отступать.

— Не подходите! — крикнула она, поднимая пистолет. Но он надвигался на нее, как будто не слыша ее криков; и Орелия выстрелила.

Он дернул плечом и прижал руку к груди; сквозь пальцы потекла кровь.

— О, молния из руки богини Немезиды поразила меня! Это высшее наслаждение! — И с безумной улыбкой он продолжал приближаться к ней. Орелия была в растерянности: пули кончились, она оглянулась в поисках другого оружия. Под рукой оказалась только корзина с закрытой крышкой. Она увидела, что Лайэм с трудом поднялся на ноги, а Тео был уже совсем близко, и, подняв корзину, она из всех сил швырнула в пего. Крышка отлетела, маленькая черная змейка ударилась о шею Тео. Отдирая ее руками, он пошатнулся.

— Даруй мне мир, золотая богиня! — прошептал он, и тело его упало на крышку саркофага убитой им Джины.

Орелия кинулась к Лайэму и обняла его, шепча:

— Дорогой, я чуть не убила тебя.

— Ты невредима? — спросил он взволнованно.

— Да, да, только он меня чем-то одурманил, я еще не совсем пришла в себя.

— Ты изумительная женщина, но, кажется, я тебе уже это говорил.

Она нежно прижалась к нему и сразу отпустила, помня о раненом плече.

— Какое ужасное безумие! — прошептала она, глядя на тело Тео.

— Да, что-то непостижимое, — сказал Лайэм, глядя на саркофаги в нишах. — Моя догадка правильна?

— Да, он убил их всех, — ответила она ровным голосом. Она чувствовала, что если заплачет, то не сможет остановиться. — Бедные беззащитные девочки! Страшная участь — стать жертвой такого чудовища.

Раздался шорох, оба вздрогнули.

— Змея, — прошептал Лайэм и, обняв Орелию за плечи, увлек ее в тоннель. В середине тоннеля они заметили еще одну дверь и, войдя в нее, оказались в конюшне, сквозь стены которой до них донесся страшный шум: стук копыт, мужские голоса.

Орелия выглянула в маленькое окошко и увидела нечто удивительное. По большому бульвару неслись всадники с Выставки Дикого Запада в Городке Увеселений. Во главе их — Билл Коуди, его длинные волосы развевались по ветру; бок о бок с ним скакали Энни Окли и индеец в уборе вождя. Пешеходы шарахались от них и укрывались в домах, жители глазели на Коуди и его спутников из окон. Вслед за конным отрядом появились всадники на пони и запряженный парой фургон.

Билл осадил своего коня прямо перед Лайэмом и Орелией, которые вышли, наконец, из пристройки.

— Я вижу, что мое подкрепление прибыло вовремя, — воскликнул Коуди. — Ну-ка живей, ребята! — он показал на Лайэма, его сейчас же подхватили под руки и увели на перевязку.

— А вы в порядке? — Коуди наклонился к Орелии. — Что там у вас вышло с Мэнсфилдом? Если он хоть волос тронул на вашей голове, я с него кожу сдеру!

Орелия улыбнулась Коуди.

— Я застрелила его, — сказала она и, только сейчас поняв, что произошло, повторила, глядя испуганно и недоуменно: — Я его уб-била…

Какие-то люди тесно окружили Коуди.

— Эй, Билл, что тут случилось? — спрашивали они.

Коуди сделал рукой широкий эффектный жест:

— Смотрите, парни, вот героиня дня. Я сам научил ее стрелять.

Орелия поняла, что «парни» были репортеры, а Коуди готов выступить со всем своим актерским размахом, в манере Баффало Билла, чтобы их имена появились в газетах.

Репортеры забросали Орелию вопросами.

— Сколько человек на вас напало?

— Почему на вас такой странный костюм?

— Кто ранил вашего парня?

Вдруг она почувствовала слабость, все поплыло перед глазами. Ей показалось, что целую вечность она вела сражение со злом, а теперь силы покинули ее.

Увидев дорогое лицо Федры, радостно улыбнулась ей и впервые в жизни упала в обморок.