"Любимый мой" - читать интересную книгу автора (Леклер Дэй)Глава 7Чэз стоял на приставной лестнице и чистил водосточный желоб, забитый почерневшими листьями. Его не покидала мысль о том, что он мог потерять Шейн. Чэз годами искал ее, а ведь несколько лет назад она могла погибнуть в автокатастрофе на извилистых горных дорогах Коста-Рики — и он никогда бы не узнал о ее судьбе. От одной мысли об этом его бросало в жар. Закончив работу, Чэз поспешил в дом. Он нашел Шейн наверху: она отдавала приказы, что и как ломать в смежных спальнях. Шейн обернулась на звук шагов и вопросительно посмотрела на Чэза: — Тебе что-нибудь нужно? — Да, — хрипло ответил он, — нужно… Чэз отослал рабочих, снял перчатки и небрежно бросил их на пол. Затем подошел к Шейн и нежно провел рукой по ее щеке. Какое-то время Чэз просто смотрел на нее, наслаждаясь каждой черточкой нежного лица. Какая мягкая, гладкая кожа! Как пылают ее щеки! Шейн смотрела на него как завороженная, чувственные губы были приоткрыты ему навстречу. Какие потрясающие глаза — черные, бархатистые! Чэз долгие годы жаждал увидеть их снова. Да и сейчас они целиком и полностью властвуют над ним. — Чэз… — прошептала наконец Шейн. — Пожалуйста, позволь мне сделать это… — Что именно? И Чэз ответил на ее вопрос: они замерли в бесконечном страстном поцелуе. Чэз впивался в ее губы все сильнее, но Шейн совершенно не было больно: если б она могла, то застонала бы от удовольствия. Тогда в горах она могла умереть. Эта страшная мысль заставила Чэза желать Шейн как никогда прежде. Он страстно прижал ее к себе, и она прильнула к нему всем телом: ее полные груди дразняще упирались в его торс, а бедра были в опасной близости от напрягшейся плоти. «Неужели это ее стройные ноги обвивались тогда, на балу, вокруг моих бедер, позволяя страсти захватить нас!» — восторженно думал Чэз, опуская Шейн на просторный старый диван. С каждым разом он целовал ее все более жадно, уже не в силах управлять собой. Шейн всецело разделяла его страсть: ее губы были раскрыты навстречу его губам с такой негой и щедростью, что Чэз боялся не вынести этого блаженства. «Моя сладкая, нежная женушка! — стучало у него в висках. — Я могу взять ее здесь и сейчас!» — Я не понимаю тебя, Чэз, — возразила Шейн, отметив про себя, что, проживи она хоть сто лет, все равно не поймет мужскую логику. — Я думала, ты хочешь, чтобы я сделала твой дом уютным. — Так оно и есть. Но ты несколько по-другому понимаешь слова «сделать дом уютным». На самом деле, это значит… это значит… — Чэз начал жестикулировать, — переставить мебель, постелить новый ковер, купить яркие диванные подушки, ну, может, сломать какую-нибудь стенку… но не это! — В ванной комнате Сариты я хочу переделать всю сантехнику так, чтобы маленькой девочке было удобно. Что в этом такого? — Ты считаешь, что маленькой девочке везде нужны перила? — Да, особенно в душе. А еще необходимо прикрепить на стену большую полку, где будут стоять детские шампуни и гели. Девочки их просто обожают. — Хорошо, — Чэз терпеливо стиснул зубы. — Но зачем ей два умывальника?! — Сразу видно, что в твоем доме никогда не было женщин, — усмехнулась Шейн. — Одна маленькая девочка и ты — это отнюдь не толпа женщин, — развел руками Чэз. — Потом их будет больше: Сарита непременно захочет праздновать день рождения с подружками. Девочки любят устраивать также и «Вечеринки в пижамах». — «Вечеринки в пижамах»? — побледнел Чэз. — Именно, — безжалостно подтвердила Шейн, вспоминая, что тетя не разрешала ни устраивать, ни посещать подобные вечеринки. — Правда, это бывает уже в школьные годы. Но раз ты отец маленькой девочки, тебе придется научиться обращаться с роем ее подруг… — Роем… — автоматически повторил шокированный Чэз. — ..смеющихся, визжащих любительниц косметики. — Косметики? Но Сарите всего три года! Шейн впервые видела его таким растерянным и озадаченным. — Девочки очень быстро растут, — улыбнулась она. — Только не моя дочь. — Нечто подобное и Рейф говорил обо мне, когда наконец вернул меня. — Вернул? — удивился Чэз. — Мы поговорим об этом позже, хорошо? А сейчас мне нужно встретиться с электриком. В комнате у девочки обязательно должно быть свое стерео; и, конечно, ей не обойтись без собственного телефона… Естественно, не сейчас, а когда она немного подрастет. Консультация специалиста ведь никогда не повредит, верно? И еще надо не забывать про телевизионный кабель. — Шейн ободряюще погладила Чэза по руке и поспешила из ванной. — Что, черт возьми, случилось с моим полом? — Не смотрите на меня, босс, как волк на ягненка! — оправдывался Джимбо. — Это идея вашей жены. — И где же сейчас моя драгоценная супруга? — В вашем кабинете, босс… Чэз нахмурился. Ему это определенно не нравилось: кабинет для настоящего мужчины — место уединения, и женщине там не место. — Чтобы не было больше ни единой дырки в моем полу! Ясно? — рявкнул он, направляясь в кабинет. — Прошу прощения, босс, но с недавнего времени я подчиняюсь вашей жене, — крикнул ему вслед Джимбо. — Вы сами сказали мне, чтобы я выполнял все ее приказы. Что я и делаю. Рабочий должен просверлить еще шесть дырок… Чэз почувствовал, как в нем закипает кровь. Он быстро подошел к наглецу и объяснил все более доходчиво: — Оставь все как есть, дубина, а не то я оторву тебе уши! — Уши оторвете? — присвистнул тот. — Теперь я убедился, что брак меняет людей: раньше вы были более красноречивы. Чэз понимал, что Джимбо в чем-то прав, и от этого злился еще сильнее: — Неужели? Знай, друг мой, счастливые дни в твоей жизни сочтены, и она очень скоро превратится в сплошной кошмар, если ты не будешь держать язык за зубами. Кроме того, в этом доме будет жить моя дочь, и я не потерплю неуважительных слов в ее адрес. Моджо это тоже касается. — Думаю, он вас послушает, только если вы перегородите вход в кухню гигантским валуном с этой надписью, босс, — усмехнулся Джимбо. Губы Чэза тронула чуть заметная улыбка. — Что ж… я поручу это жене. — Тогда он точно будет смирен, как ягненок. Вот уж не думал, что женщина сможет сделать его таким ручным… — А когда сюда переедет моя дочка, бедняга совсем перевоспитается, — улыбнулся Чэз, выходя из комнаты. Чэз несколько раз повернул ручку двери — заперто. Это же форменное безобразие: жена прячется от мужа в его кабинете да еще запирается на ключ! Не желая мириться с таким положением дел, он отпер дверь собственным ключом и прямо с порога поинтересовался: — Шейн, что, черт возьми, ты сделала с моим полом? Она сидела за письменным столом и что-то увлеченно писала. Шейн была так прекрасна в своей рабочей одежде с распущенными золотистыми волосами, что Чэз невольно вспомнил тот памятный день две недели назад, когда они, забыв обо всем на свете, занимались любовью. И его охватила знакомая дрожь. Увы, с тех пор Шейн не подпускала его к себе, лишь иногда, засыпая, целовала его в щеку и бормотала сонным голосом нежные слова. «Неужели она забыла о том, что было между нами?» — тоскливо думал он иногда. Аккуратно сложив бумаги на столе, Шейн подняла глаза и заметила Чэза. — Подожди немного, — сказала она, поднимая телефонную трубку и набирая нужный номер, через минуту я освобожусь. — Шейн, нам надо поговорить… Но она уже оживленно беседовала по телефону: — Да…Он поймет, что я имею в виду… Отправьте посылку почтовым самолетом… Мне все равно, сколько это стоит, Челита, я оплачу издержки… Попросите Марвина обо всем позаботиться… «О чем это она говорит? — размышлял Чэз, чувствуя внезапную ревность. — Кто такой этот Марвин, черт побери?!» А Шейн уже заканчивала разговор: — Спасибо, Челита. Я еще позвоню. — Проклятье, кто такой этот Марвин? Что тебя с ним связывает? — Чэз потребовал объяснений, не дожидаясь, когда она положит трубку. — Он мой друг. Мы росли вместе. Марвин живет в деревне неподалеку от нашей плантации. — И что же тебе должны прислать из Коста-Рики? — Одну декоративную вещь, — уклончиво ответила Шейн. — Ясно… — недоверчиво протянул Чэз. — А теперь поговорим о наболевшем. Что ты сделала с моим полом? Не успела Шейн ответить, как дверь открылась, и вошел обнаженный до пояса молодой человек с грудой инструментов. «Похоже, мне придется выяснить еще один вопрос: почему к моей жене вот так запросто заходят другие мужчины, — нахмурился Чэз. — Интересно будет послушать ее оправдания». — Привет, Тим. Как дела? — поздоровалась Шейн. — Все в порядке, я сделал нужные отверстия. Не хотите взглянуть? — Эй, парень, подожди, — вмешался Чэз, когда рабочий направился к двери. — Не смей больше сверлить мой пол, ясно? Шейн улыбнулась Тиму самой обворожительной улыбкой (Чэз был готов растерзать наглеца!) и сказала: — Спасибо. Я сейчас подойду. Как только дверь за молодым человеком захлопнулась, она перестала улыбаться и внимательно посмотрела на Чэза: — Мне кажется, ты сам хотел, чтобы я изменила твой дом в лучшую сторону. Что не так? — Все хорошо, но… — Насколько я помню, никаких «но» в этом вопросе наш устный договор не предусматривал. Ты сказал, что я могу делать все, что посчитаю нужным, не так ли? — Я уверен, что не давал согласия на то, чтобы сверлили мой дом, превращая его в швейцарский сыр! — Не кричи. — Я имею право кричать, — Чэз начал энергично жестикулировать, выпуская пар, — ругаться, в общем всячески выражать недовольство, когда моя жена развлекается с полуобнаженными мужчинами! — Ты что, ревнуешь меня к Тиму? — удивилась Шейн. — Да, я ревную тебя к Тиму! — Чэз посмотрел на нее в упор. — Предполагается, что ты должна создать уютный дом для моей дочери. До приезда старой дьяволицы осталось меньше двух недель. — Ничего не скажешь, прекрасное сравнение, усмехнулась Шейн. — Ты знаешь, как я к ней отношусь, — помрачнел Чэз. «Моя жизнь мне не принадлежит: слуги дерзят, жена обращается со мной как с надоедливым братом. Я не могу сказать ни слова, не подумав. Мне остается одно: коротать дни в кабинете. Принесу сюда пива и запрусь, — размышлял он. — Никаких женщин. Никаких дырок в полу и стенах. Никаких наставлений». От горестных мыслей его отвлекла Шейн. Она подошла к нему и нежно погладила по спине, что-то говоря, но что именно, он не мог понять, скованный внезапной истомой. Чэз попытался перевести дыхание — напрасно; тело отказывалось ему служить. Он снова чувствовал сильнейшее возбуждение. — Не… делай… этого, — с трудом выговорил он. — Не делать чего? — не поняла Шейн. — Что-нибудь не так? Чэз пытался объяснить, но язык отказывался слушаться его. Шейн терпеливо ждала. Наконец, громко выдохнув воздух из легких, он произнес хрипло: — Нет. — Хорошо, — она еще раз погладила его по спине. — Тогда я пойду рассчитаюсь с Тимом за работу. Увидимся позже. Чэз не знал, сколько времени простоял без движения у письменного стола. Очнувшись, он направился работать в сарай. Было довольно холодно, зима быстро вступала в свои права. Если ковбои и заметили странное поведение босса, то благоразумно помалкивали. — Я не возражал, когда ты переделывала одну из ванных комнат, когда в полу появились ужасные дырки и пришел ненормальный электрик, меряя шагами гостиную, Чэз пытался убедить свою жену не совершать очередную ошибку. — Я был воплощением понимания и терпимости… — Неужели?! — усмехнулась та. — Да, я был смирной овечкой. — В глазах Чэза читалась такая искренность, что Шейн почти поверила его словам. — Боже, есть ли на свете мужчина, способный сохранить голову на плечах во время ремонта в доме! На этот раз ты зашла слишком далеко! Что это за ящики стоят в моем кабинете? — Я решила поставить их туда ненадолго, чтобы… — Я не могу пробраться к письменному столу! — Зато я могу. Если тебе что-нибудь понадобится, скажи мне, я с удовольствием принесу все необходимое. — Дело не в этом. В ящиках лежат рождественские украшения, не так ли? — нахмурился Чэз, как будто Шейн совершила что-то ужасное. — Я подумала, что… — В моем доме этого не должно быть. — Нет? — Я не справляю Рождество. Шейн была шокирована его словами: — Что ты имеешь в виду? — Никаких электрических огоньков, елок, глупых керамических ангелов и Санта-Клаусов, никаких гирлянд и шаров, ничего зеленого и красного. Ясно? — Нет, — возразила Шейн. В голубых глазах Чэза засверкали молнии. — Нужно повторить еще раз? — Я своего решения не изменю. Прежде чем ситуация вышла из-под контроля, в дверях показался Джимбо. Он посмотрел на Шейн, потом на Чэза и понимающе хмыкнул. Шейн решила обратиться к нему за подтверждением: — Твой босс сказал, что не справляет Рождество. Это правда? Но Джимбо счел за лучшее поддерживать нейтралитет. — Я просто работаю здесь, мэм, и ничего не знаю об этом. — Не знаешь или не хочешь говорить? — сурово поинтересовалась Шейн. — Давай же, Джимбо, скажи мне! Никакого Рождества? Никогда? — Я знаю босса только пять лет, — нервно начал тот. — Обычно он запирается в кабинете с бутылкой, пишет письма и напивается в стельку. — Джимбо! — Что? Что я такого сказал? — Если бы я хотел, чтобы жена знала о моих слабостях, то рассказал бы ей обо всем сам. Не забывай, кто платит тебе деньги за работу! — Но я обязан отвечать на ее вопросы, она моя хозяйка. Шейн поняла, что пора вмешаться. Она быстро встала между мужем и Джимбо и мягко спросила: — Ответь, пожалуйста, Чэз: почему ты так не любишь Рождество? Чэз многозначительно посмотрел на Джимбо и кивнул в сторону двери. Тот поспешил удалиться. — Пожалуйста, ответь: в чем дело? — По правде говоря, Рождество пробуждает во мне тяжелые воспоминания, — признался Чез. «У меня тоже есть горькие воспоминания о Рождестве, но я все равно люблю этот праздник», подумала Шейн и мягко спросила: — Больше тебе нечего мне сказать? — Прости, я не намерен это обсуждать. Шейн было больно слышать эти слова, но она знала, что самое главное сейчас — переубедить его, а не допрашивать, поэтому она попыталась еще раз: — Я понимаю тебя, Чэз, но ты не можешь не справлять Рождество. Подумай о Сарите… — Не вмешивай в это мою дочь! — помрачнел Чэз. Но Шейн не собиралась сдаваться: — Неужели ты и вправду думаешь, что тебе удастся вычеркнуть этот праздник из своей жизни? Чэз равнодушно пожал плечами: — Меня это устраивает. — А меня нет. И Сариту тоже. Уверена, донья Изабелла не обрадуется, узнав об этом. — Она ничего не узнает, потому что не будет встречать Рождество с нами. — А как же я? Мне ты разрешишь быть с вами? Или мои желания не в счет? — Я еще не решил. Скажи, ты беременна? У Шейн перехватило дыхание, на глазах выступили слезы, «Чэз изменился: он не такой, каким был девять лет назад, — убеждала она себя. — Обстоятельства изменили его, сделав его сердце холодным как лед. Что же случилось? Что сделало его таким жестоким? Как мне вернуть прежнего Чэза?» — Я не знаю точно, — уклончиво ответила она. Чэз, очевидно, понял свою ошибку, потому что обнял ее и тихо сказал: — Прости, Шейн, мне не следовало вспоминать об этом. — Накануне праздника от тебя ушла Мадлен, поэтому ты не любишь Рождество? — мысленно готовясь к новым оскорблениям, спросила она. Но Чэз проявил терпение и спокойно ответил: — Это никак не связано с ней, не люблю я этот праздник, и все. — Это твое последнее слово? — Да. |
|
|