"Присяжный заседатель" - читать интересную книгу автора (Грин Джордж Д.)Глава 13 МЫ С НИМ КАК МУЖ И ЖЕНАСледующее утро. Энни звонит своей подруге Инез. – Целый дом? – ахает та. – Ты совсем сбрендила. Ты хоть представляешь себе, сколько стоит дом в округе Вестчестер? – Но мне нужен совсем старый, заброшенный домишко, – говорит Энни. – Какая-нибудь развалюха, где никто не живет. Я собираюсь сделать из него скульптуру. – И что это будет за скульптура? – Пока мне не хочется об этом говорить. – Ничего себе. Ты хочешь, чтобы я раздобыла деньги на покупку дома, а рассказывать о своей идее не желаешь. По-моему, подруга, ты совсем свихнулась. – Я еще не до конца все продумала. Сначала мне нужно увидеть дом. – Где же я найду тебе спонсора? – Не знаю. Попробуй кого-нибудь подыскать. Если ты меня любишь, сделай это. Обещаю тебе, что такого произведения мир еще не видывал и вряд ли когда-нибудь увидит. – Ладно, позвоню Заку Лайду. – Нет! – Как это нет? Ты что? У этого парня есть деньги, он на тебя буквально молится. Я уверена, он охотно согласится… – Только не Зак Лайд. – Но никого другого я этой идеей не заинтересую. – Только не этого сукина сына – ты слышала? – Послушай, детка… – Слышала или нет? Не смей совать нос в мою работу! – Как ты со мной разговариваешь?! – Инез, это я не с тобой… – Ничего не понимаю. – Извини. – Энни, что с тобой происходит? Ты попала в беду? Тебя что-то угнетает? – Нет, я абсолютно счастлива. Я хочу заняться своим новым проектом. Я знаю, что сделаю это. Если ты мне не поможешь, придумаю что-нибудь другое. Потом Энни расхаживает по своей мастерской из угла в угол, думает о доме. Давно уже она не испытывала такого неистового желания работать. Ежеминутно ей приходят в голову новые идеи. Поток ее мыслей прерывается неожиданным дребезжанием телефона. Звук этот настолько ей неприятен, что Энни немедленно снимает трубку. Звонит Генри, друг Джулиет.. – Энни, это ты? – Да. – Джулиет умерла. – Джулиет умерла, – тупо повторяет Энни. – Они говорят, что онa покончила с собой. – Нет. – Она мертва. – Нет. – Она наглоталась снотворного, оставила записку. В записке говорится, что она устала, не может больше выносить напряжение, хочет уйти от всего и от всех, не может больше изображать из себя сильную личность. Энни, я не верю. Джулиет не такая. Что все это значит? Что происходит? Энни чувствует, что ей совсем плохо. Чтобы как-то ослабить боль, она берет в руки лопату, которой обычно работает в саду, размахивается и вышибает стеклянную дверь. Потом методично принимается за окна. Во все стороны летят мелкие осколки стекла, и ей кажется, что в их хаотичном движении можно обрести забвение. Стеклянные окна разлетаются на кусочки одно за другим, но боль не ослабевает. Тогда Энни принимается за ящики. “Мечта об увольнении” превращается в груду щепок. Боль на это никак не реагирует. Нет спасения, нет избавления, нет облегчения… Энни роняет лопату. Из горла вырывается истошный вопль. Энни впивается в ладонь зубами. Тишина. По лицу сбегает кровь. Щека горит огнем. Оливер и Джесс подъезжают к дому на велосипедах. День пасмурный, холодный, с погодой сегодня опять не повезло. Маминой машины на месте нет – наверно, поехала куда-нибудь по хозяйственным делам, но у Оливера на душе неспокойно. Он и Джесс объезжают дом, и вдруг Оливер нажимает на тормоз. Он видит, что в мастерской выбиты все стекла, дверь висит на одной петле. Повсюду щепки, осколки. – Ни фига себе, – ахает Джесс. Но Оливер уже соскочил с велосипеда и бежит к мастерской. Перескочив через бетонные ступеньки, он вбегает, смотрит во все глаза. Эти ублюдки расколотили один из маминых ящиков. Оливер смотрит на доски, оборванные провода, сломанный моторчик. Потом взгляд его падает на лопату. Рукоятка окровавлена, рядом на полу свежие пятна крови. – Мама! – кричит Оливер и выбегает во двор. Джесс так и застыл с разинутым ртом. Продолжая кричать, Оливер бежит к дому, судорожно тыкает ключом в замочную скважину. В доме тихо. Оливер бежит по лестнице наверх, но мамы там нет. Где она? Что делать? Звонить в полицию? А может быть, нельзя? Что сделает этот подонок, если Оливер вызовет полицию? Почему он не оставит нас в покое – ведь мама сделала все, что он хотел? – Мама! Оливер смотрит в окно, видит, что к дому подъезжает мамина машина. Снизу уже орет Джесс: – Эй, мужик, не психуй! Она приехала! Машина гудит клаксоном – веселый, согревающий душу писк. Оливер сломя голову несется вниз – чуть шею себе не свернул на ступеньках. Выбегает во двор, кричит во все горло: – Мама! Он плачет, прижимается лицом к стеклу. – Что произошло? Энни опускает стекло, на сына не смотрит. Кажется, она даже не заметила, что он плачет. На щеке у нее порез, над бровью ссадина. Кроме того, она почему-то выкрасила волосы в рыжий цвет! По лицу Энни блуждает смутная улыбка. – Ну-ка, ребята, садитесь в машину. Отвезем Джесса домой. Как дела в школе? – Мама, что тут произошло?! Джесс с любопытством на них смотрит. – А, ты про это? – небрежно пожимает плечами Энни, глядя на мастерскую. – Так, настроение было паршивое. Сам знаешь, со мной это случается. Багажник открыт, положите туда велосипед Джесса и поедем. Ничего не поделаешь, нужно слушаться. Когда машина выезжает на улицу, Энни вручает мальчикам по шоколадке. На лице ее все та же странная улыбка. Она включает радио на полную громкость, слушает музыку, шуршит шоколадкой. Все трое молчат. Оливер искоса смотрит на Джесса, и тот красноречиво закатывает глаза – мол, чокнутая у тебя мамаша. Возле дома Джесса Оливер помогает другу вытащить из багажника велосипед. Мама выходит из машины и вдруг спрашивает: – Послушай, Джесс, а где твой заграничный паспорт? – Что-что? – Где твой паспорт? Вы ведь в прошлом году всей семьей ездили в Англию, правильно? Вот я и спрашиваю, где твой паспорт. Джесс смотрит на Оливера. – Ну, по-моему, мама держит все документы в гостиной, в ящике. – Можно мне посмотреть на твой паспорт? Понимаешь, я тут задумала одну скульптуру и хочу нарисовать паспорт Оливера. Мне нужен образец. – Почему бы вам не взять паспорт вашего сына? – А он не ездил за границу, у него паспорта нет. – На моем такая паршивая фотография, – вздыхает Джесс. – Жутко идиотское выражение лица. – Ничего, я только минутку на него посмотрю и тут же верну. Джесс пожимает плечами и отправляется за паспортом. – Вот, любуйтесь, только, чур, не смеяться, – говорит он, вернувшись. Энни смотрит на его паспорт, потом достает из сумочки свой, сравнивает. – Ничего особенного, – говорит она. – У меня на фотографии такое же выражение лица – очень серьезное, без всяких там улыбочек. Оливеру хочется только одного: чтобы эта дурацкая сцена поскорее закончилась, однако мама не торопится. Она разглядывает паспорт Джесса, задумчиво качает головой. – У тебя тут такой вид, как будто накануне умерла твоя любимая собака. – Да? – пожимает плечами Джесс. Наконец Энни возвращает ему паспорт и они с Оливером уезжают. На Ивовой улице Оливер не выдерживает: – Мама, зачем ты это сделала? Энни прижимает палец к губам. Когда они возвращаются домой, во дворе она притягивает Оливера к себе и шепчет: – Пойдем прогуляемся. – О`кей. Куда? – Помнишь, в лесу есть такая дорожка, которая тянется вдоль старой железной дороги? – Ну, помню. – Веди меня туда. Они идут по направлению к лесу. Мама то и дело оглядывается, словно проверяет, не следит ли кто за ними. Они идут быстро, возле трансформаторной будки делают короткую передышку. Потом углубляются в лес, Оливер ведет маму по своей секретной тропе. – Мам, зачем ты подменила паспорта? – Ты заметил? – Конечно. – А он, по-твоему, заметил? – Нет. Он пялился на тебя во все глаза. По-моему, Джесс решил, что ты свихнулась. Зачем тебе понадобился его паспорт? – Не мне, а тебе. Оливер останавливается. – А мне зачем? Энни не отвечает, тянет его за собой. Она явно спешит. – Мы что, уезжаем из страны? – спрашивает Оливер. – Мам, что стряслось? Почему в мастерской разгром? Что вообще происходит? – Потом. – Послушай, суд закончился. Мафия оставила тебя в покое. Ты, часом, не свихнулась, а? Ведь все уже кончилось. – Почти. – Давай поговорим. Объясни мне, в чем дело. – Сейчас я не хочу об этом говорить. – Ну хорошо, может, ты поговоришь с Джулиет? Давай ей позвоним. Энни не отвечает. Вот и заброшенная узкоколейка – прямая просека через лес. – Если мы пойдем вдоль железной дороги, куда мы выйдем? – спрашивает Энни. – На Моррис-роуд. – Нет, я имею в виду, если мы будем идти долго. – Ну, не знаю. Наверно, в Кротон-Фоллз. – Отлично. – Но это семь, а то и восемь миль. – Значит, нам нужно поторапливаться. Они идут через лес. Начинает моросить, день и вовсе делается серым. Оливер смущен, растерян, молчание матери его пугает. Но со временем на него находит странное успокоение. Они пустились в бега? Вот и превосходно. Прощайте, контрольные по математике, прощай, Лорел Палиньино. Единственное, чего ему будет не хватать – так это встреч с Джулиет. Он уже сейчас по ней скучает. Они идут несколько часов. Таинственное путешествие через лесные дебри, мимо осенних пастбищ, под моросящим дождем… Оливер нарушил молчание всего один раз. Он спросил: – А нельзя нам было взять из дома кое-какие вещи? – Чего тебе не хватает, Оливер? – Не знаю. Вообще-то, у меня ничего с собой нет. Чуть подумав, Оливер сказал: – Я бы хотел взять с собой череп, который мне подарила Джулиет. Отличная штука. Приносит счастье. Джулиет знает, куда мы идем? – Нет. До Кротон-Фоллз они добрались после полудня. Оливер устал, умирает от голода. Энни покупает ему сандвичи, а потом они идут на станцию. Электричка отвозит их в Нью-Йорк. Возле Центрального вокзала мать и сын садятся в такси и едут в универмаг. Покупают два чемодана, целый ворох дешевой одежды, затем снова садятся в такси и едут в аэропорт Ла Гуардиа. У Энни паспорт Джулиет – она не объясняет сыну, почему. В паспорте кое-что подправлено, например, рост: вместо шести футов трех дюймов значится пять футов три дюйма; кроме того, вес мисс Эпплгейт уменьшен на тридцать фунтов. За билеты Энни платит наличными. Кладет на стойку паспорт Джесса, говорит: – Это мой племянник. Наконец-то я заставила его подстричься. Правда, ему так лучше? – Она треплет Оливера по волосам. Оливер удивлен – он и не подозревал, что мама умеет так ловко и без смущения врать. Самолет в Гватемалу вылетает через тридцать минут. Мать и сын сидят в зале ожидания на пластиковых стульях. Все дела сделаны – остается один телефонный звонок. В квартире следователя Кэрью звонит телефон. Фред убавляет звук – по телевизору транслируют бейсбольный матч. Жена ставит на столик телефонный аппарат, Кэрью снимает трубку. Это Энни Лэйрд. Звонит из какого-то людного места – слышен гул голосов: – Я решила, что согласна сотрудничать с вами. – Хорошо. – Он убил Джулиет. Вы об этом знаете? Инсценировал самоубийство, но на самом деле это убийство. – Джулиет? Кто это? В трубке молчание. – Они кого-то убили? Кого? – Джулиет Эпплгейт, – медленно говорит Энни. – Это моя подруга. Она врач. Разве вы не знаете, что она мертва? – Впервые слышу. – Как это? – Почему вы ничего не знаете? Он всегда все знает. Он знает о моей жизни абсолютно все. – Этот человек знает о вас абсолютно все, потому что хочет причинить вам вред. У меня же иные цели. – Вы и так уже причинили мне вред, – говорит она; – Раз вы решили с нами сотрудничать, мы сможем ему помешать. – Еще бы. – В ее голосе нет иронии, но и энтузиазма нет. Кэрью не может понять эту женщину. – Вы приедете к нам? – спрашивает он. – Не сейчас. – А когда? Утром? – Скоро. – Когда “скоро”? В это время пищит служебный биппер. Кэрью говорит: – Подождите секундочку, я сейчас вернусь. Это Гарри Берд. Он на служебном радиотелефоне. – Энни Лэйрд сбежала, – сообщает Берд. – Что-что? – В доме не было огней. Мы заглянули – ее нет. Мальчика тоже нет. Машина стоит на месте. Окна в мастерской выбиты… – Гарри, я с ней сейчас разговариваю по городскому телефону. – Правда? Где она? – Не знаю, сейчас спрошу. Он хватает трубку, но там звучат прерывистые гудки. Энни и Оливер едут на автобусе. Гватемала-Сити остался позади, автобус движется в северном направлении, в Хуэхуэтенанго. Там придется сделать пересадку, чтобы добраться до городка, где живет и работает Черепаха. Автобус набит битком – на том же самом сиденье пристроились еще две пузатые индианки. Оливер, сидит у окна, рядом Энни, затем индианки в ярких национальных нарядах. Энни пытается уснуть, но ей очень тесно. Она то уронит голову, то вскинет. На переднем сиденье квохчет курица, сидящая в корзине. Курица любопытная, то и дело поглядывает круглым глазом на Энни, а на каждом повороте машет крыльями и бьется. Энни вздрагивает, смотрит на курицу, курица на нее. Энни думает, что никогда в жизни не сворачивала шею цыпленку – интересно, как это делается. Курица, очевидно, улавливает ход ее мыслей и прячет голову в корзину. Очень хочется спать. Провалиться в сон, забыться, избавиться от мучительной ярости. Всю ночь они с Оливером провели на автовокзале, дожидаясь автобуса на Хуэхуэтенанго. Взять напрокат автомобиль Энни побоялась. Кредитной карточки Джулиет у нее не было, а свою собственную она использовать не хотела – слишком легко будет проследить ее маршрут. Узнает полиция, узнает и он, подумала она. Водитель автобуса слушает радио – зажигательные мелодии салсы. Окна открыты, пахнет ароматом тропических растений, выхлопным дымом, гарью, гниющими отбросами. Учитель все равно узнает. Они все на него работают. Вся эта история со следователями была его трюком, ловушкой. Судебный процесс был фарсом. Все они в заговоре против меня, думает Энни. Хотят они только одного – убить моего ребенка. Для того чтобы подготовиться к этому, они затеяли судебный процесс, убили Джулиет, а теперь ждут не дождутся, пока я совершу какую-нибудь промашку. Оливер фыркает: – Кто это воздух испортил? Никто из пассажиров не знает английского, но гримаса Оливера понятна без перевода. Смеются крестьянки, смеется хозяйка курицы. Все переговариваются между собой, а потом поднимается какой-то пьянчужка с хлебными крошками и яичной скорлупой на подбородке, раскланивается перед Оливером и стучит себя кулаком в грудь – принимает ответственность на себя. Все смеются, Оливер тоже. Судя по всему, ему в Гватемале нравится. Давно уже Энни не видела своего сына таким веселым и беззаботным. За все время он ни разу не захныкал, ни разу ни на что не пожаловался. Оказывается, сделать его счастливым совсем просто: достаточно оторвать его от проклятого компьютера и отправиться в увлекательное путешествие. Нет, вы посмотрите на него – он просто счастлив, так хохочет, чуть не лопается. Энни смотрит на своего сына и думает, что Учитель каким-нибудь неведомым образом наблюдает сейчас за ними. Ему наверняка известно, где они. Он подслушивает смех Оливера. От этого человека не спрятаться, не убежать. Ей становится страшно, она хватает сына за плечо. – Не так громко! – Почему? – Не знаю, – пожимает плечами Энни. – Ведь эти люди не знают, над чем ты смеешься. – Мы все смеемся над одним и тем же. Вот тот тип взял и пукнул. – Понятно… Автобус останавливается, внутрь втискиваются еще несколько человек. Под окном собирается стайка оборванных мальчишек. Они галдят, орут, грызут арахис. У одного из мальчишек нет ног, он перемещается по земле на ящике с колесиками, отталкиваясь руками. Когда автобус трогается с места, калека мчится за ними, глядя на Оливера и Энни. Ничего не говорит, не просит, просто смотрит, и все. – Господи, мама, – с ужасом бормочет Оливер. – Это не страна, а ад кромешный, правда? Энни думает о своем. Учитель на автозаправке. Он заливает полный бак, оставляет машину на стоянке и направляется в ночной кафетерий. Путь его лежит через мужской туалет, потом на служебную лестницу, а оттуда – на стоянку грузовиков дальнего следования. На стоянке горит свет, полно народу, в дальнем конце, под деревьями, – стол и стулья. Там уже сидит Эдди. – Винсент, она исчезла, – говорит он. Учитель смотрит на старого друга, видит, как тот в последнее время раздобрел – шея стала прямо бычья. – Не хотел говорить тебе это по телефону, – продолжает Эдди. – Телефонам больше доверять нельзя. Их наверняка прослушивают. Мы по уши в дерьме. Того и гляди потонем. – Так она исчезла, говоришь? – ровным голосом спрашивает Учитель. Эдди кивает. – Когда? – Сегодня утром. Я думаю, что ФБР переселило их с парнишкой в какое-нибудь убежище. А может быть, это полиция штата. Во всяком случае, она теперь работает на легавых. Учитель обдумывает эту вероятность и качает головой: – Нет, она быстро учится и слишком умна. Думаю, решила прогуляться. Она не предаст нас. – Ты совсем рехнулся? Они взялись за нее всерьез. Винсент, нам пора сказать всем “до свидания”. Давай уедем на Кюрасао, там нас никто не найдет. Луи мы выручили, он не будет в претензии. Поехали, брось свою машину к черту. Я только заберу дочку, и первым же самолетом вылетим в Майами. – Где Фрэнки? Эдди пожимает плечами. – Сейчас-то? В четыре часа ночи? Спит – где ему быть. – Я хочу, чтобы он проверил хозяйку художественной галереи. Она дружит с Энни, может, что-то знает. Другая вероятность – человек по прозвищу Черепаха. Судя по фотографии, он живет где-то в Гватемале. Надо это выяснить. – Надо ноги уносить, а не выяснять всякую хреновину! – Нет, не вижу необходимости скрываться. Нужно держать Энни под постоянным напряжением. Она немножко растерялась, напугана. Ничего удивительного – прошлой ночью у нее умерла подруга. – Какая подруга? – Та, которая работала в госпитале. – От чего умерла? – Судя по газетам, наложила на себя руки. – Ты ее убил? Винсент, зачем ты это сделал? – Газеты пишут, что версия самоубийства подозрений не вызывает. Эдди сердито хмурится. По кронам деревьев ползают яркие пятна света от фар. – Эдди. – Ну что еще? – “Мудрец бесстрастен. Для него все люди – как соломенные псы”. Не нужно сверлить меня взглядом. Если ты чего-то не понимаешь, спроси. Я все тебе объясню. – Пошел ты со своими объяснениями. Я хочу только одного – чтобы все это дерьмо закончилось. Представляешь, что будет, если тебя зацапают? Меня в этом случае тоже заметут, а меня это никак не устраивает. По-моему, ты вел себя как последний кретин. Я люблю тебя, но на этот раз ты облажался. Учитель смотрит на встревоженное лицо Эдди. – По-моему, ты мало спишь в последнее время, дружище. – Какое тебе дело? – Наверное, видишь кошмарные сны? – Какие еще сны? – Тебе никогда не снятся сны про Энни? – Пошел ты в задницу. Она сделала то, чего мы от нее хотели. Оставь ты ее в покое. – Рад бы, но не могу. У меня такое ощущение, что мы с ней сочетались брачными узами. Как же я могу ее отпустить? Путешествие Энни и Оливера продолжается. Теперь они едут в кузове грузовичка, куда набились еще полтора десятка местных жителей. Грузовичок несется по ухабам проселочной дороги, поднимаясь по горной дороге все выше и выше. Хуэхуэтенанго остался позади, теперь нужно добраться до городка Туй-Куч, где живет Черепаха. У Оливера новый друг. Его зовут Хуан Калмо Круз, это мальчик того же возраста – может, на год постарше. Оливер учит Хуана английскому, Хуан его – местному диалекту. Оливер показывает пальцы и говорит: – Сигара. Хуан Калмо отвечает: – Сич. – И надувает щеки, как бы затягиваясь табачным дымом. Оливер показывает и говорит: – Женщина. Хуан старательно складывает губы колечком: – Жен-щи-на. Жен-щи-на. Оливер передергивается. – Холодно. Этого Хуан не понимает. – Мам, как по-испански “холодно”? – Не помню. Кажется, фриа. – Си, фрио, – радостно кивает Хуан, глядя на летнюю одежду иностранцев. Он наклоняется к окошку водителя, кричит что-то на местном наречии. Вскоре грузовичок останавливается у придорожной лавки. Хуан жестом зовет Оливера и Энни за собой, помогает задешево купить две теплые хлопчатобумажные рубашки в красно-белую полоску. Точно в такие же рубашки одеты все жители, включая самого Хуана. Кроме того, по его совету Энни покупает шерстяную накидку с изображением летучей мыши для Оливера и шерстяное одеяло с воротником из кроличьего меха для себя. Когда, облачившись в новую одежду, Энни и Оливер возвращаются в кузов, все хлопают в ладоши. Туйкучанцы не похожи на круглолицых обитателей долины, с которыми Энни и Оливер вчера ехали на автобусе. Жители гор высоки ростом, скуласты, у них резкие черты лица, походка гордая и мужественная. Когда они сидят, плечи у них расправлены, головы подняты. Дорога поднимается на перевал, потом идет вниз, под уклон. Грузовичок ныряет в густое облако. Оливер и его новый друг стоят над кабиной и смотрят вперед; белесый ветер обдувает их лица. Целый час они стоят так, ничего не говорят и просто смотрят перед собой. Когда туман поднимается, грузовик уже едет по узкой долине, утопающей в зелени. Тут и расположен городок Туй-Куч, зажатый между маисовыми и картофельными полями. Это не городок, а просто поселок. Дома с соломенными крышами, на холме – развалины каменной церкви. Над крышами вьются струйки дыма, с отвесного склона горы сбегают водопады. – Мам? – поворачивается Оливер к Энни. – Мы приехали? Энни смотрит по сторонам, выражение лица у нее каменное. – Коносе… коносес… гринго… сельяма… Черепаха? – Комо? – переспрашивает Хуан. – То есть не Черепаха, а Уолтер Райзингер?. – Комо? – по-прежнему не понимает Хуан. – Уолтер Райзингер! – повышает голос Энни. Мальчик недоуменно качает головой. Тот же вопрос Энни задает остальным, но никому из них это имя неизвестно. – Медико, – поясняет им Энни. Все опять пожимают плечами. Тогда Оливер достает свой словарик и ищет, как по-испански “черепаха”. – Тортуга, – читает он. – А, тортуга! – раздается сразу несколько голосов. Водитель громко сигналит и подбавляет газу. Навстречу машине выскакивает, истошно визжа, тощая свинья. Со всех концов деревни сбегаются свиньи и собаки. Грузовичок останавливается на рыночной площади, и Хуан вызывается проводить гостей до дома Тортуги. Большинство пассажиров охотно присоединяются к шествию. Шумная толпа идет мимо маисовых полей, по узким, благоухающим цветами улочкам. Оливер тащит тяжелый чемодан, поглядывая по сторонам. Толпа все разрастается и разрастается. Часто звучит одно и то же слово – “эспоза”. – Мам! – Что? – По-моему, они считают, что ты – жена Черепахи. Оливер оглядывается назад и видит, что за ними идут человек тридцать, а то и сорок. Все улыбаются, смеются. Они проходят мимо водопада, спускаются вниз по склону и останавливаются перед длинным приземистым зданием, на котором вывеска с надписью “Клиника”. Тут же, рядом, маленький домик с садом, где разгуливают куры. Возле двери дома установлен деревянный шест с изображением черепахи. – Тортуга! – скандирует толпа. – Тортуга! Дверь открывается, выходит маленький человечек. Оливер глубоко разочарован. Неужели они тащились за тридевять земель, чтобы полюбоваться на этого шута горохового? Он ростом не выше Оливера. Маленькие поросячьи глазки. Башка лысая, остатки волос собраны в конский хвост. Плюс к тому ощипанная бороденка, да еще очки, перемотанные изоляционной лентой. Самое большое негодование у Оливера вызывает улыбочка, с которой это чучело смотрит на маму. Так вот к кому мы перлись за несколько тысяч миль, Думает он. Да уж, видно, совсем плохи наши дела. Если в этом человеке наше спасение, я нам не завидую. Бюро путешествий, принадлежащее Сари. Дверь закрыта на ключ, владелица фирмы прижата к стене и страстно дышит – Эбен держит ее в объятиях. Из соседней комнаты доносятся перезвон телефонов, стрекотание принтеров, но Сари ничего этого не слышит. Ее губы заняты поцелуем, пальцы лихорадочно расстегивают пуговицы на рубашке Эбена. Однако Эбен берет ее руки в свои и покрывает пальцы Сари нежными поцелуями. Тем самым он дает понять, что сейчас не время для страсти. – Разве ты не хочешь заняться со мной любовью? – шепчет она. – Давай прямо здесь. Эбен, ну пожалуйста… Он не отвечает. Легко проводит пальцами по ее плечам, по груди, но взгляд у него какой-то отсутствующий. – Эбен, с тобой все в порядке? – Мне просто хотелось повидаться с тобой. – Что-нибудь случилось? – Так… проблемы на работе… – Расскажи мне о них. – У меня неприятности. – Что случилось, милый? – Сегодня один из моих коллег предложил мне контракт на строительство нефтепровода в Мексике. Это Пит Мордакай, ты его знаешь. Он из компании “Пемекс”, а сумма контракта – полтора миллиарда долларов. – Но ведь это же чудесно! – Было бы чудесно, если бы… Понимаешь, вчера фьючерсный фонд, на который я работаю, заключил огромную сделку на акции компании “Вест тексас интермидиэйт”. До официального объявления их цены. А сегодня эти акции так нырнули вниз, что… В общем, я подозреваю, что меня крепко подставили. Ответственность несу один я. – Ты думаешь, речь идет о нечестной игре? – Да, но я в этом участия не принимал. Ты знаешь меня, Сари, я человек с предрассудками. Однако мне известно, что управляющий фьючерсным фондом несколько дней назад совершил тайную поездку в Гватемалу. Там проходила Всеамериканская ярмарка, на которой, естественно, были и представители компании “Пемекс”. Я подозреваю, что управляющий – это женщина – тайно договорилась с “Пемексом” и об афере с акциями, и о предложении выгодного контракта, которое продемонстрирует, что я на мели. – Так разоблачи эту женщину! – У меня нет прямых доказательств. Если бы удалось установить, что она действительно летала в Гватемалу, я бы доказал свою невиновность. Но как это сделать? – Погоди. Ты хочешь выяснить, летала ли некая женщина в Гватемалу, причем произошло это несколько дней назад? – Да. Но как это выяснишь? – Может быть, я смогу тебе помочь. Мне нужно сделать несколько звонков. – Сари садится к компьютеру. – Как ее имя? – Энни Лэйрд. – Ты знаешь, где она живет? – Да. Штат Нью-Йорк, Фарао, Семинарский переулок. – Постой, я припоминаю, что как-то раз ты мне звонил из Фарао. Ты говорил, что работаешь с важным клиентом… – Да, это и была Энни Лэйрд. Только она оказалась не клиентом, а человеком, который меня погубил. – Я этого не допущу, – твердо говорит Сари. – Мне потребуется некоторое время, но я выясню то, что тебе нужно. Жди моего звонка. – Сари, ты ангел. Среди ночи вдруг истошно вопит петух, и Энни просыпается. Первое ее чувство – страх. Но тут она вспоминает, где находится: в доме у Черепахи, в Гватемале, вдали от всех. Ее дыхание выравнивается, Энни даже рада, что петух ее разбудил. Ей опять снился кошмар. Во сне она работала водителем грузовика, забиравшим из больниц целые груды битого стекла. Лучше любоваться лунным светом, чем видеть такие сны. За окном шелестит кружево листьев, поет ночная птица, и ее щебетание похоже на плеск воды у скал. Энни садится на кровати, смотрит в дальний угол комнаты, где спит ее сын. Темно и почти ничего не видно – лишь холмик одеяла, да острый угол локтя. Энни прислушивается: дышит ли он? Все в порядке, Оливер дышит. – Энни, – шепчет проснувшийся Черепаха. С распущенными волосами он выглядит не так нелепо. Губы со сна у него припухли. – Все в порядке, – отвечает она. – Обними меня. Он охотно притягивает ее к себе, прижимается щекой. Пахнет от него точно так же, как много лет назад. Руки Черепахи шарят по ее телу, ползут вниз по спине. Энни прекращает эту ненужную экспедицию: – Пожалуйста, не надо. – Ну хорошо. Он не настаивает. Они лежат рядом, и вскоре Черепаха опять засыпает. Энни думает: вот и славно, вот и хорошо. Лежи, отдыхай. Не нужно бояться завтрашнего дня, он еще не наступил. Сонное дыхание Оливера, сонное дыхание Черепахи, поет птица, на землю спустилась ночь. Но солнце уже приподняло свой краешек над горизонтом… Наутро Черепаха приготовил им маисовую кашу и черные бобы, а старая индианка принесла из деревни корзинку с теплыми тортильями. Потом появился Хуан и утащил Оливера – показывать местные достопримечательности. Энни и Черепаха идут по дорожке мимо садов, мимо полей, направляются к источнику. Ярко светит солнце, небо неправдоподобно синее – такое синее, что на нем вполне могли бы сиять звезды средь бела дня. Они садятся на мшистый камень возле водопада, и Черепаха спрашивает: – Ну, ты мне расскажешь, в чем дело? И она рассказывает. Она рассказывает ему все, но о чем бы Энни не говорила, главный персонаж ее рассказа – Учитель. Она все время возвращается к нему – высказывает предположения о его планах и намерениях, дополняет его портрет. Как Учитель соблазняет женщину; как Учитель совершает непредсказуемые поступки. Свой рассказ Энни заканчивает, когда солнце уже в зените. Небо утратило первоначальную синеву, над горами клубится туман. – Значит, никто не знает, что ты здесь? – Думаю, пока нет. Черепаха задумчиво смотрит вдаль. – Что ж, ты приняла правильное решение. Тебе с самого начала надо было приехать ко мне. Здесь ты в безопасности. Округ Вестчестер находится на другой планете. Все местные жители – мои друзья. – Это я уже поняла. – Большинство мужчин сражались в правительственной армии, или против правительственной армии, или по обе стороны фронта. У них есть оружие, и они применяют его без особых угрызений совести. Будет чертовски трудно напасть на тебя здесь. – Отлично. – Тебе здесь понравится. Завтра я покажу тебе город. Там есть каменные алтари, относящиеся к эпохе майя. – Жаль, времени у меня мало, – улыбается Энни. – В каком смысле? Энни, вы можете жить здесь хоть до… – Черепаха застывает, не договорив. – Постой. Неужели ты собираешься… – У меня нет другого выбора. Я должна вернуться. А от тебя мне нужно, чтобы ты позаботился об Оливере. В мире не осталось больше ни единого человека, кому я доверяю – только ты. – Энни, подожди. – Если Оливер вернется со мной, Учитель его убьет. Поэтому я оставляю сына тебе. – Нет, не уезжай! Я этого не допущу! – Ты не сможешь меня остановить. – Энни! – Даже не пытайся. У тебя выбор такой: или ты соглашаешься оставить Оливера, или ты отказываешься, я увожу его назад, и моего мальчика убивают. Поэтому лучше соглашайся. – Сколько времени это будет продолжаться? – Пока не закончится. – В каком смысле? Господи, Энни, что ты задумала? – Я прошу тебя воспитать моего сына. Пусть он растет здоровым. Я не требую, чтобы ты воспитал из него гения или звезду – просто делай для него то, что сможешь. Вырастет художником – пусть. Не поступит в колледж – наплевать. Меня не расстроит, даже если он проживет в этой деревне всю жизнь, выращивая овец. Только говори ему каждый вечер, как сильно я его люблю – больше от тебя ничего не требуется. Я знаю, что это не мало, что это слишком много. Но больше мне обратиться не к кому. – Почему ты хочешь вернуться туда? Энни смотрит на водопад. – Мне это необходимо. – Тебе чего-то не хватает? Ты забыла нечто важное? – Просто мне нужно туда вернуться. – Зачем? Чтобы снова с ним увидеться? – Да. – Но почему? – Черепаха, расскажи Оливеру про Джулиет. Объясни, как это произошло. И еще скажи, что я хотела с ним попрощаться, но не смогла. Не могу же я просто сказать “До свидания, сынок”, повернуться и уйти. У меня не хватит на это сил. Оливер вцепится в меня и не отпустит. Мне не справиться с вами обоими. А потом, в один прекрасный день, здесь появится Учитель. – Не появится. Он не сможет тебя найти. – Этот человек все сможет. – Откуда ты знаешь? – Черепаха, он никогда не оставит нас в покое. После того, что между нами было, мы навек связаны. Мы с ним как муж и жена… Оливер и Хуан сидят в развалинах старой церкви. Узкая каменная галерея опоясывает стены храма, но от крыши ничего не осталось, и церковь похожа на обычный деревенский двор, залитый ярким солнцем. Правда, в центре возвышается кое-как сколоченный крест. Перед крестом на коленях, напевая молитву, стоит старик. Тут же дымится костер. Старик достает из корзины индейку, сворачивает ей шею. Оливер и Хуан спрятались на галерее и смотрят. Старик перерезает еще дергающейся индейке глотку и кропит кровью пламя костра. Вверх тянутся клубы дыма. – Ни фига себе, – шепчет Оливер. Шепот совсем тихий, но старик моментально вскидывает голову и смотрит на мальчиков. Они с хохотом бегут прочь по галерее: впереди Хуан, за ним Оливер. Когда-то церковь была окружена стеной. Теперь от нее тоже остались лишь развалины. Отсюда, с холма, открывается потрясающий вид на городок Туй-Куч и горы. Вниз ведет белая каменная лестница. Хуан садится на ступеньку, достает из кармана два странных плода, похожих на груши, и протягивает один Оливеру. Оливер откусывает и кривится – фрукт горький. Хуана это забавляет, он весело хохочет. Весь мир освещен солнцем. Из городка доносятся звуки музыки. На маленькой площади репетирует маленький оркестрик, играющий маримбу. Скоро праздник, гуляние в честь Дня Всех Святых. Еще на площади стоит потрепанный грузовичок, на котором Оливер вчера приехал в Туй-Куч. Кузов опять набит битком – местные жители отправляются в Хуэхуэтенанго. Двигатель уже работает, из выхлопной трубы вырываются облачка черного дыма. Оливеру все это ужасно нравится – сидеть на каменных ступеньках под жарким солнцем, жевать эту кошмарную грушу и наблюдать за жизнью городка. Он видит, что к грузовику приближаются двое – мужчина и женщина. Женщина несет в руке чемоданчик. Это мама! Она уезжает! Без него! Оливер медленно встает, не веря своим глазам. Мама кладет чемоданчик в кузов. Водитель помогает ей устроиться поудобнее – сразу несколько рук подхватывают Энни и усаживают ее в кузов. Оливер смотрит во все глаза, ничего не понимая. Его как околдовали – он не может двинуться с места. – Ке паса? – спрашивает Хуан. Тут Оливер вспоминает, что у него тоже есть голос и орет изо всей мочи: – Мама! Но она, конечно, не слышит. Далеко, ветер, да еще и эта чертова музыка. Никто из пассажиров грузовичка даже не смотрит в сторону Оливера. Тогда он срывается с места и несется вниз, перескакивая за раз по три ступеньки. Так можно и шею свернуть, но Оливер об этом не думает. Лестница кончается, и он вприпрыжку бежит по тропинке. Козы и собаки едва успевают увернуться у него из-под ног. Вот Оливер поскользнулся, он падает прямо в грязь, но тут же вскакивает и бежит дальше. Переполох среди кур, испуганно шарахается в сторону груженный кукурузными початками ослик. А вот и шоссе, еще один поворот, и Оливер на площади. Он видит Черепаху, оркестрик, провожающих. Грузовичок уже отъехал. – Мама! Мама! Мама! Энни оборачивается, но делает вид, что его не видит. Но Оливер отлично знает – она его заметила. Оливер задыхается, легкие у него словно из наждачной бумаги. Бросив яростный взгляд на Черепаху, он бежит за машиной. Бесполезно – грузовик уже не догнать. Как она могла его бросить? Оливер бежит, не останавливается, даже когда машина исчезает за поворотом. За ней гонятся собаки, глазеют местные ребятишки. Оливер не слышит ни музыки, ни удаляющегося шума мотора – лишь собственное дыхание. Тощая свинья, попавшаяся им вчера на дороге, снова, истошно визжа, выскакивает невесть откуда. Следующее утро. Энни сидит в кабинете следователя Кэрью и молчит, на вопросы не отвечает. Неужели он думает, что его испепеляющий взгляд может произвести на нее хоть малейшее впечатление? Кэрью не выдерживает, морщится и опускает глаза. – Мисс Лэйрд, если вы не хотите сказать нам, где ваш сын, как же мы сможем его защитить? – А я не хочу, чтоб вы его защищали. Выполняйте свою работу, больше от вас ничего не требуется. – Ну, вы еще поучите меня, в чем состоит моя работа, – вскидывается Кэрью. – Хорошо. Ваша работа – расследовать убийство Джулиет Эпплгейт. – Мы занимаемся этим. – Ну и каков результат? – Такие дела быстро не делаются. – Значит, результат – ноль? – Пока у нас ничего нет. Кэрью раздраженно постукивает кулаком по столу. – Но вы хоть понимаете, что она убита? – наседает на него Энни. – Что ее убил Учитель? – Когда нет доказательств, предпринимать какие-нибудь действия невозможно. – Так добудьте доказательства. – Мы стараемся. Вы поможете нам, мисс Лэйрд? – Да. Я сделаю все, что вы хотите. Если нужно, я надену на себя потайной микрофон. – Нет, это слишком опасно. Если он догадается… – Он не догадается. – А вдруг он решит вас… ну, скажем, обнять? – Не решит. Он считает, что я робкая и до смерти запуганная. Без моего согласия он ко мне не прикоснется – этот тип любит изображать из себя джентльмена. – Мисс Лэйрд, у меня есть идея лучше и безопаснее. Пригласите его в такое место, где мы заранее спрячем микрофон. Энни качает головой. – Не бойтесь, мы будем рядом, – уверяет ее Кэрью. – Ничего не выйдет. Учитель не придет на встречу, если место назначила я. Вы его не знаете. Лучше прицепите на меня микрофон. Уверяю вас, этого будет достаточно. Я заставлю его наговорить такого, что вы засадите за решетку их всех. Боффано – тот вообще усядется до конца своих дней. Я принесу вам на блюдечке и Учителя, и всех его шестерок. Вы хотели от меня помощи? Я согласна. Да, это рискованно – я знаю. Но я согласна. Гораздо больший риск – оставлять его на свободе. К учительской подъезжает чья-то машина. Учитель подходит к двери, впускает в комнату Эдди. – Я только что разговаривал с Тони Маретти, – сообщает Эдди. – Ему звонила Энни, она вернулась. Ты оказался прав. Она хочет с тобой встретиться завтра, в час дня. У Винсента немного учащается дыхание, изо рта вырывается короткий смешок – орлиный клекот торжества. – Заходи, – говорит он. – Нет, – качает головой Эдди. – Я вообще не должен был сюда приходить. Просто хотелось тебя обрадовать. – Эдди, никто, кроме тебя, не знает, что я здесь живу. Входи. – Мне пора. – Мне понадобится твоя помощь. Эдди кривится. – Ты же знаешь, я не в восторге от всей этой истории. – Знаю. – Я считаю, что нужно поставить в ней точку. – А я все время повторяю тебе: терпение, терпение и еще раз терпение. – Винсент, все это дерьмо собачье. Выкинь ты эту бабу из головы. – Главное, Эдди, что она вернулась. – Я в эти игры больше не играю, ты понял? Не мучай ты больше ни ее, ни ее мальчишку. Винсент, слушай ты меня… – Эдди, – перебивает его Учитель. – Что? – Посмотри на меня. – Ну? – Я знаю, что ты обеспокоен. И еще я знаю, что ты мой самый старый и верный друг. Мне нужна твоя помощь. – О Господи… – Эдди, поможешь? Сью Ранци, сотрудница следователя Кэрью, прилаживает у Энни под мышкой передатчик. Это маленькая коробочка, не больше наперстка, с миниатюрной батарейкой. От передатчика к микрофону идет тоненький провод. Микрофон спрятан в бюстгальтере. Сверхсовременная техника, совершенно безопасная. Сью Ранци оборачивается к Фреду и тот одобрительно кивает головой. – Значит, так, мисс Лэйрд, – говорит он спокойным голосом. – Мы все время контролируем сигнал вашего передатчика. Где бы вы ни были, достаточно дать нам понять, что вы нуждаетесь в нашей помощи, и мы тут как тут. – Но вы обещаете, что будете держаться поодаль? – спрашивает Энни. – Он вас не заметит? – Я обещаю. Меррей Рэндалл, специалист по прослушиванию, кивает Фреду – сигнал отличный. – Ну хорошо, – говорит Кэрью. – Все готово. – Можно, я отлучусь в туалет? – спрашивает Энни. – Конечно, конечно. Энни улыбается своей странной улыбкой и выходит из комнаты. – Что ты обо всем этом думаешь? – спрашивает Гарри Берд. – Не знаю, – вздыхает Кэрью. – Обычно перед подобной операцией я бываю весь на взводе. На этот раз у меня почему-то полная апатия. Эта женщина для меня – загадка. Я не знаю, чего от нее ожидать. – Да, согласен, – кивает Берд. – В один момент она рядом с тобой, а через секунду где-то в другой галактике. – Главное – понять, на чьей она стороне. – Но ведь она согласилась с нами сотрудничать? – Так-то оно так, – качает головой Кэрью. – Но я не уверен, что она работает на нас. – А как же иначе? – Возможно, она слишком долго плясала под дудочку этого ублюдка, и этот танец начал ей нравиться. Эдди останавливает машину возле железнодорожной станции Брюстер. Энни выныривает из толпы, быстро садится. Они едут вперед. Эдди спрашивает, как у Энни дела. – Отлично, – коротко отвечает она. – Просто блеск. Автомобиль движется в северном направлении. Эдди долго собирается с духом и наконец говорит: – Знаете, Энни… я давно хотел вам сказать… то есть объяснить, как я ко всему этому отношусь… – Знаете что? – перебивает его Энни. – Что? – Мне абсолютно наплевать, как вы к этому относитесь и что вы об этом думаете. Больше она не произносит ни слова. Эдди внутренне весь кипит. Он ненавидит эту суку. Конечно, ему ее жалко, но уже не так, как прежде. Кроме того, Эдди немного трусит – вполне возможно, что эта баба теперь работает на полицию. Эдди помалкивает, хоть на душе у него довольно погано. Не нравится ему вся эта хреновина. Его буквально тошнит от нее. А вот и закрывшийся недавно мексиканский ресторан. Гигантское сомбреро покосилось и покачивается на ветру. Эдди тормозит, а через пару минут появляется Винсент. Энни вылезает из машины, решительным шагом направляется к Винсенту. Тот опускает стекло, хочет что-то сказать, но Энни мотает головой и прижимает палец к губам. Потом показывает себе на грудь. Мало того, она оглядывается, смотрит назад – нет ли машин. Но на шоссе пусто. Тогда Энни расстегивает блузку и показывает, что между грудей у нее прикреплен микрофончик. Она под колпаком! Это ловушка! Эдди лихорадочно пытается вспомнить, не наговорил ли он чего лишнего в машине. Потом вспоминает, как Энни заткнула ему рот, не дала засветиться. Энни оборачивается к нему и протягивает записку: “Эдди, не говорите ни слова. Поезжайте вперед, катайтесь где хотите в течение получаса, потом заберете меня отсюда”. Очень осторожно она извлекает из-под мышки передатчик, прикрепленный к нему провод, потом микрофон. Винсент наблюдает с легкой улыбкой. Подслушивающее устройство Энни аккуратно кладет на сиденье рядом с Эдди, потом закрывает дверцу и садится в “рейнджровер” к Винсенту. Ну Винсент, ну дает, думает Эдди. Никогда ни в чем не ошибается. И как ему только удается так заарканивать баб? Винсент подмигивает Эдди, трогает с места. Эдди смотрит “рейнджроверу” вслед. Учитель спрашивает: – Что вы о них думаете? – О ком? – О ваших защитниках, о полицейских. – У них против вас нет ни единой улики. – Но ведь они хотят вас защитить. Винсент сворачивает на узкую проселочную дорогу, они едут мимо лугов, усыпанных осенними цветами. “Рейнджровер” останавливается. – Они ни на что не способны, – говорит Энни. – Обычные бездарные бюрократы. Меня от них с души воротит. Больше всего меня раздражает их слабость. Вдвоем они идут по лугу к старой ферме, которую Учитель купил несколько лет назад. Приводить сюда Энни рискованно, но Учитель думает: одной опасностью больше, одной меньше – какая разница. Эта мысль заставляет его улыбнуться. Со всех сторон его окружает невидимая, смертоносная опасность. А выглядит со стороны все это весьма невинно: он и Энни идут вдвоем по миниатюрному мостику через ручей, потом поднимаются по тропинке. Желтая листва деревьев, журчание воды, на старой вишне – черная стая ворон. Риск? Что такое риск? Это дар, благодаря которому мы понимаем смысл любви. – И все же, Энни, вы должны их простить. Они слабы из-за того, что отвергают Тао. Делают они это потому, что боятся. Но сердца их чисты, они вас любят, они… – Заткнитесь вы, – яростно шепчет Энни, останавливаясь. – Вы еще будете меня учить, кого прощать, а кого не прощать! Вы, подонок, сволочь! Я вас ненавижу, вы это знаете? Если бы я могла, я убила бы вас голыми руками! Чистые сердца – с ума сойти! Учитель читает мне очередную лекцию! Вы еще расскажите мне про то, какой целительной силой обладает ужас, какой сильной я стала благодаря вам! Особенно я люблю послушать про то, как ваша любовь спасет моего ребенка. – Энни… – Заткнитесь! – кричит она. Они стоят под голым тополем. Учитель любуется ее гневом, тем, как разметались по плечам ее волосы. Энни просто чудесно смотрится на фоне желтеющих трав. – Не смейте улыбаться! – кричит она. – Я не шучу! Если бы я могла, я бы прикончила вас! Неужели вы думаете, что я всерьез воспринимаю чушь, которую вы несете? Отвернитесь, не пяльтесь на меня! Пожав плечами, Учитель опускает глаза. Но губы его кривятся в улыбке, сдержать которую он не в силах. – Я ВАС НЕНАВИЖУ!!! Она идет дальше, Учитель держится чуть позади. Через несколько минут Энни останавливается под дубом и срывает коричневый лист. – Больше всего мне ненавистно в вас то, что вы всегда правы. Да, я действительно стала сильная, вы не ошиблись. Теперь вы счастливы? – Да. Голос Энни становится тише, мягче, в нем звучит отрешенность: – Я после большого перерыва зашла в свою мастерскую, посмотрела на свои старые работы и увидела, насколько они беспомощны. В них нет мужества, нет боли, нет огня. Они – отражение моей прошлой жизни. Я изгоняла из своей жизни страсть и настоящее чувство. Если меня что-то пугало, я закрывала глаза. Не смотреть, идти дальше, не оглядываться. Теперь я чувствую, что больше так жить не могу и не хочу. Вы довольны своей ученицей? – Да. – А зря. От этого я ненавижу вас еще больше. Учитель сглатывает слюну, у него щемит сердце. – Энни… – Голос у Учителя сдавленный, это почти шепот. – А кроме ненависти, вы ничего ко мне не испытываете? – Перестаньте, – роняет она, не глядя на него. – Пожалуйста, перестаньте. Но Учитель знает, что она на самом деле хотела бы сказать. В полном молчании они поднимаются по склону. Буйные краски осенней природы – вербейник, золотарник, вереск. Энни останавливается, смотрит вокруг. – Вот чего я не могу понять, Зак, – говорит она. – Вы такой сильный. Почему вы работаете на Луи Боффано? На этого… на этого… – Громилу, хотите вы сказать? – Ну, если он ваш друг… Учитель смеется. – У Луи Боффано нет друзей. Он псих. Чудовище. Но он меня интригует. Вам кажется, что мое увлечение этим человеком – признак психической аномалии? – Не знаю. Может быть. Хотя… – Меня вообще привлекает и завораживает концепция мафиозной семьи. С самого детства. – Тогда почему бы вам не взять управление семьей в свои руки? Энни бросает на него быстрый взгляд – проницательный, острый. Неужели это моя Энни, думает Учитель. Робкая, закомплексованная Энни. Учитель смеется. – Может быть, когда-нибудь я это и сделаю. – Скоро? – Не знаю. Мне спешить некуда. Я веду расслабленный образ жизни. Набираю союзников, способствую их служебному росту. Я и в самом деле, Энни, имею массу свободного времени. Действия мои тривиальны, в них нет ни малейшего напряжения. Но сила и энергия стекаются ко мне сами. – А вы можете избавиться от Боффано? Ее прямота приводит его в восторг. – Не думал об этом. Разве есть какая-то разница? Я могу убрать старину Луи, могу его не трогать. В качестве прикрытия он очень полезен. Я не хочу мозолить публике глаза. Пусть Луи будет горой, я буду ущельем. – Но как вам все это удается? Как вы поддерживаете связь с Боффано? Ведь за ним все время ведется наблюдение. Учитель пожимает плечами. – Курьеры, связные, условные знаки. – И вы никогда с ним не встречаетесь? – Редко. Я знаю, что каждое воскресенье в пять часов Луи отправляется на кладбище Гринвью, где находится их семейная усыпальница. Полиция давно привыкла к этому, и на кладбище слежки не бывает. – Значит, сегодня? – Что “сегодня”? – Сегодня вы с ним встретитесь? Ведь сегодня воскресенье. – А что, я зачем-либо должен с ним встретиться? – Ну, я не знаю… Все это так интересно. Просто дух захватывает. Это я поняла, но я пока не понимаю главного – почему Боффано обладает для вас такой притягательной силой. – Земная власть всегда притягивала людей, – объясняет Учитель. – Объясняется это тем, что она – частица Неизменной Власти, исходящей от Тао. Вот в чем причина притягательности. – Я не совсем поняла… – По правде говоря, я тоже, – усмехается Учитель. – Иногда мне кажется, что я сыт по горло земной властью. В последнее время это происходит со мной все чаще и чаще. Уроки власти утомительны, меня тянет к силе иного рода. Отказаться от всей этой мишуры, уединиться где-нибудь в монастыре. Недалеко от Хайдарабада есть пещерный монастырь Аджанта. Там чистота, покой, простота. Есть искушение и иного рода. Пойдемте, Энни, я покажу вам. Он берет ее за руку, и Энни не отстраняется. Вместе они поднимаются по тропе. Шаг их становится все быстрее, и вот они уже на вершине холма, рядом с полуразвалившимся фермерским домом. Стекла в окнах выбиты, крыльцо прогнило. Учитель слегка поглаживает ладонь женщины кончиками пальцев. Это едва ощутимое прикосновение заставляет ее трепетать. Учитель говорит, что хочет реставрировать дом. Это дороже, чем построить новый, но зато какая будет красота: традиционный фермерский дом с тюлевыми занавесками и креслом-каталкой на веранде. Сияющие лаком полы, множество детей. Один из мальчиков будет похож на Оливера. Больше никаких игр с властью. Ничего – только любовь. – Как вы думаете, Энни, мог бы я обратить всю свою силу в любовь? Хватит ли у меня на это таланта? Учитель не смотрит на нее, но ощущает идущее от нее тепло. – Я хочу найти подругу, которая была бы творческой личностью, несла бы в своей душе хаос. Хаос мне необходим, чтобы уравновешивать симметричность и упорядоченность моей натуры. Мне очень жаль, Энни, что вы меня ненавидите. Потому что я вас люблю. Они стоят, смотрят на дом. Учителю очень страшно. Интересно, думает он, страшно ли ей. Чувство страха ему приятно. Особенно волнует Учителя колокольный гул, исходящий откуда-то из глубины его грудной клетки. Учитель оборачивается к ней, их взгляды скрещиваются. Энни касается пальцами его висков, притягивает к себе его лицо. Когда губы Учителя касаются ее губ, по лицу Энни текут слезы. Он не фиксирует поцелуй, она тоже касается его едва-едва. Учителя никогда так нежно никто не целовал. Он хочет придвинуться ближе, но Энни отодвигается. – Нет, – говорит она. – Нет. Потом быстро спускается вниз по тропинке. Учитель догоняет ее уже возле машины. – Отвезите меня назад, – просит она. – Когда мы увидимся снова? Учитель не привык просить, это дается ему нелегко. Но он видит, что ей тоже трудно. Энни молчит, и ему кажется, что сейчас она отрицательно покачает головой. Вместо этого она говорит: – Скоро. Не завтра, но скоро. Дайте мне время, Зак. Пожалуйста. Сорок минут спустя Энни сидит в знакомом кабинете, слушает, как на нее орет Фред Кэрью. У него раскрасневшееся лицо, голос охрип. – Какого черта вы там делали?! Зачем вам понадобилось останавливаться около ресторана “Папа Тако”? – Что, простите? – На Двадцать втором шоссе. Заброшенный мексиканский ресторан. Этот самый Джонни, который вас вез, остановился там. Было слышно, как открылась дверца, а потом закрылась. Что там произошло? – Он сказал мне, чтобы я вышла из машины. – Неужели? Почему же мы этого не слышали? – Ну, он показал это жестом. Я думала, что там произойдет встреча с Учителем. Но минуту спустя он – тоже жестом – велел мне садиться обратно. – А дальше? – Ничего. Покатались немного и вернулись. – Без единого слова? – Он со мной не разговаривал. – Еще бы – ведь вы велели ему заткнуться. – Разве вас интересовал Джонни? Я думала, вам нужен Учитель. – И полчаса спустя вас привезли на то же самое место? – Да. – Ничего не понимаю. – Очевидно, Учитель что-то заподозрил и не явился, – говорит Энни. – Как он мог что-то заподозрить? – Не знаю, – пожимает она плечами. – Это уж вы разбирайтесь сами, а мне пора домой. – Нам еще о многом нужно поговорить, – заявляет Кэрью. – Замечательно, – улыбается Энни. – Поболтаем завтра. Расставим ему новый капкан, ладно? На этот раз мы не промахнемся. А сейчас я устала и иду домой. Она поднимается. – Мы еще не закончили, мисс Лэйрд. – Я все равно ухожу. – Сядьте. Я хочу понять, что происходит у вас в голове. – Что у меня в голове? Мой ребенок. Я все время думаю о моем сыне. Больше ни о чем. Только о нем. – Сядьте. – Нет. – Энни смотрит ему прямо в глаза. – Если хотите беседовать со мной сегодня еще, вам придется меня арестовать. Но без адвоката никакого разговора все равно не будет. Или давайте поговорим завтра. Часа в четыре, ладно? – Послушайте, Энни… – Я для вас не Энни. – Хорошо, мисс Лэйрд. – Подите вы к черту. Энни выходит из кабинета. Ей пора на кладбище Гринвью. Фрэнки и Архангел дежурят возле усыпальницы рода Боффано, а сам Луи общается со своей покойной матерью, которую нежно любил. Внезапно Фрэнки замечает, что между надгробий появилась женская фигура. Женщина в черной куртке с поднятым капюшоном быстро идет по дорожке. – Это еще что такое? – встревоженно бурчит Фрэнки. Кладбище уже закрыто, в этот поздний час никого, кроме Луи Боффано, сюда не пускают. Стало быть, не обычная посетительница. Луи оборачивается. – Минутку, что за дела? – хмурится он. Фрэнки отлично знает, что кладбище – идеальное место для того, чтобы убрать Луи Боффано. Здесь он очень уязвим. Кроме того, после процесса его положение несколько пошатнулось. Должно пройти некоторое время, чтобы Луи опять почувствовал почву под ногами. Баба идет подозрительно быстро – похоже, назревают неприятности. Фрэнки загораживает собою босса и кричит: – Эй ты, стой! Она не останавливается. Фрэнки сует руку под мышку, нащупывает рукоять пистолета. – Стоять, я сказал! Женщина словно не слышит. – Мистер Боффано! – кричит она. – Мне нужно с вами поговорить. Руки у нее пусты. Сумка висит через плечо. Вроде бы с этой стороны опасаться нечего. Разве что она намерена задушить Луи голыми руками? Ну ничего, с этим мы как-нибудь справимся, думает Фрэнки. Однако Архангел настроен менее оптимистично. Он выхватывает пушку, раскорячивается в угрожающую позу и орет: – Стой, сука, не то я тебе башку отстрелю! Насмотрелся полицейских фильмов, придурок, думает Фрэнки. Однако прямолинейный подход Архангела срабатывает – женщина остановилась. Стоит метрах в десяти на фоне херувимов и серафимов. – Архангел, – укоризненно говорит Луи, ведя жестом убрать пистолет. – Что вам нужно? – спрашивает он у женщины. – Вы меня узнаете? – спрашивает женщина. – Еще бы. Вы из присяжных. Что вам нужно? – У меня для вас кое-что есть. – Она лезет в сумочку. – Не трогать сумку! – кричит Фрэнки. Женщина пожимает плечами, снимает сумку, кладет на землю. – Ну ладно, достаньте сами. – Что там? – Подарок. Хочу с вами кое о чем договориться. Я отдаю вам содержимое сумки, обещаю, что не буду сотрудничать с полицией. А вы взамен оставляете меня, мою семью, моих друзей в покое. – Ну что вы, – галантно машет руками Луи. – Я бы ни за что на свете не причинил беспокойства вашей семье. Я вообще никого не трогаю. Я и знать-то не знаю. С какой же стати… – Поклянитесь, Луи, иначе не получите подарок. – По правде говоря, в гробу я видал твой подарок, – меняет тон Луи. – Нет, мистер Боффано, он вам весьма пригодится, – говорит женщина и нагибается к сумке. – Не трогать! – кричит Фрэнки. Женщина улыбается. – Неужели вы думаете, что я собираюсь убить Луи Боффано? Это имя она произносит с презрительной усмешкой. – Он для меня – ноль. Зачем мне его убивать? Луи подает телохранителям знак, чтобы они поубавили пыл. Женщина открывает сумку, достает оттуда маленький магнитофончик для микрокассет. Нажимает кнопку воспроизведения. Раздается мужской смех. Фрэнки узнает голос Учителя. “У Луи Боффано нет друзей. Он псих. Чудовище. Но он меня интригует. Вам кажется, что мое увлечение этим человеком – признак психической аномалии?” Женщина нажимает на “стоп”. – Ну как, мистер Боффано, правда, любопытно? Хотите послушать еще? – Где это записано? – спрашивает Луи. – Когда? – Сегодня. – Кто установил магнитофон? – Я сама. Обычный японский “Олимпус”. Купила вчера на Сорок второй улице. Луи протягивает руку, хочет получить свой подарок. Фрэнки замечает, что рука у босса дрожит. – Луи, осторожно, – тихо говорит Фрэнки. – Может быть, это какой-то трюк. Учитель ни за что на свете не стал бы… – Пойди возьми у нее кассету, – приказывает Луи. – Ну уж нет, – говорит женщина. – Сначала поклянитесь. Поклянитесь, что не тронете меня, моего ребенка, моих друзей… – Давай сюда кассету, – рычит Луи. – Я клянусь, что близко к тебе не подойду. Никогда в жизни. Она смотрит на него своими глазищами, под ними залегли темные круги. И это ее-то Эдди называл красоткой? – думает Фрэнки. Ничего себе красотка. Ведьма какая-то. Женщина подходит к Луи и вручает ему магнитофон. – Не теряйте времени попусту, – говорит она на прощание, поворачивается и уходит. Луи нажимает на кнопку воспроизведения, глядя женщине вслед. Из крошечного динамика доносится ее голос: “Тогда почему бы вам не взять управление семьей в свои руки?” Женщина скрывается за поворотом, а Учитель отвечает на ее вопрос: “Может быть, когда-нибудь я это и сделаю. – Учитель смеется. – Я могу убрать старину Луи, могу его не трогать. В качестве прикрытия он очень полезен. Я не хочу мозолить публике глаза. Пусть Луи будет горой, я буду ущельем”. |
|
|