"Присяжный заседатель" - читать интересную книгу автора (Грин Джордж Д.)

Глава 12 ИГРАЮЩИЙ РЕБЕНОК, СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ДУРАК…

Джулиет режет на куски огромную пиццу. Дело происходит в доме Энни, на кухне. Присутствуют Генри, Оливер, сама Энни и Джесс со сверкающей серьгой в ухе. Джесс смотрит на выданный ему кусок пиццы с подозрением.

– Что это за штуковинки? – спрашивает он.

– Какие такие штуковинки? – удивляется Джулиет.

– Вот червячки какие-то.

– Это анчоусы, а что?

Джесс кривится:

– Что такое “анчоусы”?

– Это такие рыбки, – отвечает Джулиет. – Энни, держи.

Она протягивает тарелку своей подруге. Та рассеянно улыбается и сосредоточенно морщит лоб, думая о своем.

– Пицца с рыбой? – кривится Джесс. – Разве такая бывает?

– Если они тебе не нравятся, можешь их выковырять.

– Да ладно тебе, Джесс, не выпендривайся, – говорит Оливер.

– А на что они похожи по вкусу? – не слушает его Джесс.

– На сардины, – успокаивает его Джулиет.

– Нет, они как соль, только еще солонее, – высказывает свою версию Генри.

Оливер берет рыбешку, сует ее в рот и с видом гурмана зажмуривает глаза.

– Не совсем, – объявляет он. – Сейчас я скажу тебе, на что это больше всего похоже.

Он шепчет Джессу что-то на ухо.

– Неужели ты сказал то слово, о котором я подумала? – спрашивает сурово Джулиет.

– Да. – Оливер с невинным видом хлопает глазами.

– Неприличное слово, которое произносят только мерзкие мальчишки?

– Да.

Генри начинает хихикать.

– Неужели у тебя хватило невоспитанности сравнить анчоус с некой частью женской анатомии, о вкусе которой ты не имеешь ни малейшего понятия? Я права?

– Да, но именно за это я и люблю анчоусы, – отвечает Оливер. – Это моя единственная возможность получить наслаждение.

– Ты отвратительный мальчишка, – говорит Джулиет.

– Больше мне в этой жизни ничего интересного не обламывается, – вздыхает Оливер.

– Сейчас обломится, – многообещающе говорит Джулиет и швыряет в него анчоусом. Рыбешка попадает Оливеру в физиономию и прилипает к щеке. Генри аж заходится от хохота.

Еще больше воодушевляется Джесс.

– Здорово! Давайте кидаться пиццей! – кричит он, и это напоминает Джулиет, что она имеет дело с мальчишками, а не со взрослыми людьми.

– Нет-нет-нет, – поспешно говорит она. – Не сейчас и не здесь.

Оливер мягко улыбается, как и подобает настоящему джентльмену. Снимает со щеки анчоус, съедает его. Все смеются, даже Энни. Она не слышала, о чем речь, но делает вид, что разделяет всеобщее веселье. При этом глаза ее смотрят куда-то в угол. Джулиет не сводит с подруги глаз. Неужели Энни думает, что этот тип продолжает ее подслушивать? Неужели она по-прежнему его боится?

– Эй, Энни! – резко говорит Джулиет.

– Что?

– У нас сегодня праздник. Ты свободна. Рабство кончено. Все в порядке, ешь.

Следующее утро, одиннадцать часов. Энни впервые за все это время входит в мастерскую. Она не была здесь с тех пор, как привела домой Зака Лайда. У нее такое ощущение, словно она вернулась в свое детство, в давно забытые места.

Когда-то она была художницей. Ящики кажутся ей скучными, бездарными, инертными. Обычные деревянные ящики, и больше ничего.

Она останавливается перед незаконченной работой, которая называется “Страсть второго порядка к телевизионному льву”. Название написано на бумажке, приклеенной к стене. Откуда взялось это название – Энни не помнит. Сейчас оно кажется ей слишком фривольным, постмодернистским. Никакого отношения к ее нынешнему состоянию это название не имеет.

Придется придумать что-нибудь другое. Самое главное – вернуться к работе, попасть в творческий ритм.

Ящик поднят высоко, его содержимое просматривается снизу. Энни щелкает маленьким переключателем, включает встроенный двигатель. По руке начинают бить полоски ткани, сотни маленьких шелковых змеек. Энни сует руку дальше, пальцы обдувает горячим паром – словно дышит хищный зверь.

Что ж, довольно занятно. Даже остроумно. Но и только. Не более.

Энни смотрит на рабочий стол и видит лежащий там мягкий мех. Ах да, львиная грива. Львов без гривы не бывает.

В тот день, когда она познакомилась с Учителем, львиная грива должна была занять свое место внутри ящика.

Энни осторожно спускает ящик на стол, переворачивает вверх дном, прикручивает отверткой шкуру, и через несколько минут ей становится немного легче, но облегчение длится недолго – в памяти воскресает страшная картина: Оливер едет на велосипеде, а Энни сидит в бешено мчащемся автомобиле. Автомобиль вот-вот собьет велосипедиста, и Энни от ужаса чуть не выпрыгивает из собственной кожи…

Она скрипит зубами, сжимает в руке отвертку, и приступ проходит – воспоминание исчезает.

Зачем она возится с этим ящиком? Мягкая, нежная меховая тряпка – все это сентиментальные глупости. Неужели она всерьез занималась такой ерундой? И что, все ее так называемые произведения того же сорта? Уютные, робкие безделушки? Нет, так дело не пойдет.

Энни закрывает глаза.

Она стоит, слегка раскачиваясь, потом начинает расхаживать взад-вперед по комнате. Невидящий взгляд устремлен в никуда. Постепенно перед взором Энни возникает некий образ. Это дом – симпатичный такой фермерский домик с кружевными занавесочками, палисадником, очаровательной антикварной мебелью.

Есть только одна странность – все стены домика утыканы стеклянными осколками. Тысячи острых как бритвы осколков словно растут из стен. Ходить по дому нужно очень осторожно – чуть ошибешься, и стены искромсают твое тело. Не дай Бог, споткнешься и упадешь – уже не встанешь.

Когда проходишь через комнаты, отовсюду доносится смутный механический звук, будто работает пресс или какая-то давильня.

Так вот оно какое, это новое произведение?

Создать такое тебе, Энни, не под силу.

Где ты найдешь целый дом? Где взять столько осколков стекла? Да и показать такое произведение опасно – кто-нибудь из зрителей споткнется, кто-нибудь поранится, потом затаскают по судам. Даже если удастся соорудить этот дом, его никому нельзя будет показать.

Ну и наплевать, думает Энни. Я сделаю его для себя.

Она сидит на полу, смотрит в потолок. А лестница?

Да, в доме обязательно должна быть лестница, которая будет вести в темную спальню. Хотя стоп. В доме не будет темноты. Окна чисто вымыты, внутрь щедро льются солнечные лучи. Все должно быть очень аккуратно, симметрично, безукоризненно. Но из пухового покрывала на кровати будет торчать лес стеклянных игл. В духовке будет стоять утыканный стеклом пирог.

Звонит телефон. Ну и пусть себе звонит.

Через четыре звонка включается автоответчик. Голос Инез говорит: “Привет, детка. Что же ты мне не звонишь? А у меня есть для тебя новость. Звонил Зак Лайд. Сказал, что хочет купить произведение, которое видел у тебя в мастерской. Оно называется… Сейчас, минуточку. “Страсть второго порядка к телевизионному льву”. Правильно? Он сказал, что готов заплатить двенадцать тысяч. Ты согласна? Ему нужен немедленно ответ, прямо сейчас. Он ужинает со своими азиатскими друзьями и хочет предложить им твое произведение. Я смотрю, девочка, ты его совсем околдовала. Двенадцать тысяч, подумать только! Немедленно мне позвони. Где ты? Что там у тебя вообще происходит?”

Энни с размаху всаживает отвертку в пол.

Может быть, не отвечать? Что он сделает? Нет, так не годится. Я буду сидеть и каждую минуту ждать кары. Пусть будет что будет.

Она встает, берет куртку, спускается вниз, садится в машину. На выезде из городка Энни замечает, что из Семинарского переулка выезжает зеленый седан, в котором сидят двое мужчин. Она жмет на акселератор, оставляет зеленую машину далеко позади. Через минуту Энни уже забыла об этом маленьком происшествии.

Энни звонит из телефона-автомата в аптеке. Ресторан Маретти находится в Ларчмонте. Хозяин говорит, что Энни должна отправиться в Маопак. Там, возле заброшенной железной дороги, ее будут ждать – через полчаса. Свернув на Ратнер-авеню, Энни вдруг замечает, что сзади снова пристроился зеленый седан. На следующем повороте она разворачивается, чтобы проверить – не слежка ли это. Седан тоже делает разворот. Энни сбрасывает скорость, ползет на пятнадцати милях в час. Не стесняйтесь, джентльмены, подъезжайте поближе, я хочу посмотреть на ваши рожи. Зеленый седан сворачивает в переулок, Энни поддает газу.

Большое спасибо, дорогой Учитель. Я высоко ценю твое внимание, но мог бы и не утруждаться. Я еду к тебе. Ты свистнул, и я примчалась. Твое слово, любимый Учитель, для меня закон.

Учитель стоит в разрушенной вагонетке и смотрит, как Энни переступает по зарытым в землю автомобильным покрышкам. Смотреть на нее – одно удовольствие. Романтическая красота Энни как нельзя лучше сочетается с тусклым светом осеннего дня. О, как она великолепна в гневе! Она сосредоточенна – прыгать с шины на шину не так-то просто, но иначе наступишь в грязь. Изо рта у Энни вырывается пар. Это, конечно, от холода, однако впечатление такое, что к Учителю подбирается дракон, извергающий дым.

И вот она перед вагонеткой. Смотрит направо, налево, потом поднимает голову и видит Учителя.

– Карабкайтесь сюда, Энни, – зовет он, протягивая ей руку.

Однако Энни остается на месте.

– Зачем я вам понадобилась?

– Хочу вас поблагодарить. Воздать вам по заслугам.

Она молчит.

– Я слушал, как вы обрабатывали присяжных. В вас столько силы, столько власти! У меня буквально перехватывало дыхание. Думаю, вы и сами были поражены своими способностями. Вы только сейчас обнаружили, на что способны. Думаю, что вам суждено властвовать в мире искусства.

Учитель опирается ладонями о пол вагонетки и легко спрыгивает на землю.

– Чего вы хотите? – в упор спрашивает Энни.

– Хочу, чтобы вы знали: я в вас верю. Верю в ваш неистовый талант. Я всегда буду рядом, всегда вам помогу.

– Не нужно, – быстро отвечает Энни.

– Но я хочу помочь вам сделать карьеру.

– Нет!

– Помните, я говорил, что наше знакомство изменит ваш стиль работы, прибавит вам мощи? Вы чувствуете, что это уже произошло?

– Оставьте меня в покое.

– Ариэль, будь свободен, как горный ветер.

– И пусть ваши ублюдки за мной не следят!

Учитель хмурится, не понимая, что она имеет в виду.

– Мы же договорились, – продолжает Энни. – Я сделала все, чего вы хотели. Теперь убирайтесь из моей жизни.

– Кто за вами следит?

– Ваши боевики, или как вы их там называете. Зачем это понадобилось?

– Боевики? Как они выглядели?

Учитель сам чувствует, что в его голосе звучит нетерпение. Нетерпение и тревога. Энни тоже это замечает.

– Постойте, эти двое мужчин…

– Это не мои люди.

– Как же так?

– Вы уверены, что они за вами следили?

– Не знаю…

– Куда они подевались?

– Я сбросила скорость, желая их спровоцировать. И они сразу уехали.

– Какая машина?

– Не знаю. Машина как машина. Зеленая, приземистая такая. Вы что, в игры со мной играете? Это правда не ваши люди?

– Энни, ну с какой стати я стал бы устраивать за вами слежку сейчас? – Он делает шаг, кладет ей руки на плечи, смотрит прямо в глаза. – Может быть, вам это примерещилось?

– Уберите руки.

Энни хотела произнести эти слова с угрозой, но глаза ее смотрят испуганно и беззащитно. Учитель усмехается.

– Ладно.

Он убирает руки.

– Вы думаете, это полиция? – спрашивает она. – Вы ведь об этом подумали, да? Но откуда они могли узнать…

– А это уж вы мне должны рассказать. – Не дождавшись ответа, Учитель говорит: – Возможно, Оливер проболтался.

– Нет, – твердо отвечает Энни. – Я бы об этом знала.

– Может, ваша подружка Джулиет?

Эта реплика застает Энни врасплох – Учитель именно на это и рассчитывал. Он наблюдает за ней, читает ее мысли. Она думает: откуда он знает про Джулиет?

– Энни!

Она все еще в смятении.

– Нет… Джулиет ни за что не стала бы подвергать моего сына опасности.

– Но ведь она посоветовала вам обратиться к судье. Уже одним этим она поставила жизнь Оливера под угрозу.

– Но я согласилась. После этого я потребовала от нее обещание, что она не будет совать нос в мои дела. И она обещала. Дала клятву.

– Понимаете, Энни, сейчас Луи Боффано на седьмом небе от счастья. Если мы испортим ему праздник… Вы даже не представляете себе, как он разозлится.

– Может быть, никакой слежки не было? Возможно…

– Если вы их снова увидите, немедленно сообщите мне об этом.

– Хорошо.

– Сразу, не откладывая.

– Хорошо.

– Я должен все знать.

– Ладно.

– Если я вам понадоблюсь, звоните Маретти. Скажите ему, где вас найти. Я пошлю за вами Эдди. Договорились?

– Да.

Он слегка касается пальцами шелковистых волос на ее виске.

– Кто защитит вас?

– Вы, – быстро отвечает она.

– А почему?

– Я не знаю.

– Потому что я не могу допустить, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое. – Он гладит ладонью ее щеку, чувствует пальцами исходящее от Энни тепло. – Мы прошли вместе слишком долгий и трудный путь.

Фрэнки пришел на Праздник Освобождения к Луи Боффано не один, а со своей подружкой Молли. Дом Луи, расположенный в южной части Стейтен-Айленда, похож на настоящую плантацию. Длинная подъездная аллея описывает плавную дугу вокруг дома, упираясь в роскошный фасад. Слуга помогает Фрэнки и его спутнице выбраться из машины и отгоняет ее на стоянку. Фрэнки и Молли поднимаются по мраморным ступеням. Молли сегодня выглядит просто шикарно – на ней платье от Лакруп, только сегодня купленное в магазине. Сам Фрэнки выглядит несколько хуже – правая щека у него залеплена пластырем, глаз заплыл. Правда, он повязал черную повязку, и смотрится она не так уж плохо. На Фрэнки оксфордский смокинг ослепительной белизны, туфли у него фирмы “Лючиано Барбера”. Настроение у Фрэнки прекрасное, он намерен славно повеселиться.

В самый разгар веселья, когда они с Молли отплясывают рок-н-ролл, перед Фрэнки вдруг вырастает Луи Боффано. Рядом – его телохранитель Архангел. Фрэнки, естественно, останавливается, а Луи спрашивает у Молли:

– Ничего, если я заберу твоего красавчика на минутку?

Это не вопрос, а приказ.

Луи уже положил Фрэнки лапу на загривок и подталкивает его к выходу. С другой стороны пристроился Архангел. Они проходят просторной галереей, где сияет хрустальная люстра и повсюду статуи голых баб и ангелочков с маленькими пиписками. Втроем они спускаются по лестнице; гулкое эхо раскатывается под высоким сводом. Примерно так же, наверно, звучат шаги в тюрьме, думает Фрэнки. Затем они выходят в сад, где туманно и прохладно; уже темнеет. Несмотря на холод, Фрэнки обливается потом. Они идут очень быстро и ничего не говорят. Фрэнки лихорадочно пытается сообразить, что можно сказать в свое оправдание.

Надо, по крайне мере, попытаться себя защитить, думает он.

– Я знаю, я здорово облажался, когда дал сбежать этому чертову Червяку, – быстро говорит он. – Извини, Луи, но я, ей-богу, сделал все, что мог. Всякое ведь бывает…

Он смотрит на Боффано и видит, что тот его не слушает. Луи продолжает подталкивать Фрэнки в спину. Они обходят бассейн, минуют куст, выстриженный в виде Девы Марии. Маленькая рощица, за ней теннисный корт. На тропинке, прорубленной через сплошные заросли, Луи подает Архангелу знак, и тот останавливается.

На поляну Фрэнки и Луи выходят вдвоем. Там на кованой скамейке сидит Учитель.

– Привет, Фрэнки, – говорит он.

– Фрэнки тут рассказывал мне, что был не на высоте. Извинялся и все такое.

Учитель медленно качает головой.

Луи садится рядом с ним, откидывается на спинку, достает сигару, закуривает.

– У тебя с ним была проблема? – спрашивает он у Учителя. – В чем она?

– Да, у меня действительно с ним проблема, – отвечает Учитель. – Проблема Фрэнки в том, что он слишком сообразителен, слишком исполнителен и слишком тебе предан. Он не подходит для своей работы.

– Что же мы с ним будем делать?

– Думаю, Луи, надо сделать его капитаном, – с улыбкой говорит Учитель.

Фрэнки замечает, что челюсть у него отвисла, как у умственно отсталого.

Энни только что приехала из прачечной. Она открыла багажник и вынимает корзинку с бельем. В это время во двор въезжает автомобиль.

Его дверцы распахиваются одновременно, и двое мужчин, еще издали показывая свои полицейские удостоверения, направляются к Энни.

– Энни Лэйрд? – Я следователь Кэрью из полиции штата Нью-Йорк.

Это следователь Берд. Энни стоит с корзиной в руке, смотрит куда-то в сторону. Следователь Берд замечает ее взгляд, оборачивается назад.

– Мы хотим задать вам несколько… – начинает Кэрью, но Энни его перебивает.

– Не здесь.

Она ставит корзину на землю.

– Хотите задавать вопросы – поехали к вам. Причем немедленно.

Она снова берет корзину, ставит ее в багажник и запирает его.

– Наш офис находится в Уайт-Плейнс, мэм.

Энни подходит к их зеленому седану и останавливается.

– Если ехать, то сейчас, – повторяет она. Следователей это устраивает.

Час спустя Энни сидит в стерильно чистой комнате для допросов, за квадратным письменным столом. По другую сторону – Кэрью и Берд. Слева на стене картина – тусклый горный пейзаж. На медной табличке название: “Летние березы”. Очень мило, думает Энни. Самое подходящее место для сентиментальной мазни. На другой стене большое зеркало. Наверняка оно маскирует окно для наблюдения. Эй, чего вы там прячетесь? Неужели я вас пугаю? Не трусьте, я вас не укушу.

Следователь Кэрью донимает ее дурацкими вопросами.

– А Роджер Бойл?

– Такого не знаю.

– Никогда не слышали это имя?

– Никогда.

– А отель “Карузо”?

– Там мы, присяжные, находились под секвестром.

– Помните, в каком номере вы жили?

– Смутно.

– Балкон там был?

– Кажется, да.

Что вы так тянете, придурки? – думает она.

– В пятницу ночью вы стояли на балконе и разговаривали с мужчиной из соседнего номера. Припоминаете?

– Нет.

Следователь тяжело вздыхает.

– Мисс Лэйрд, ведь подобные встречи происходят не каждый день, так?

– Наверное.

– Вас видел свидетель.

– Может быть, это была моя соседка?

– Нет, мисс Лэйрд. Свидетель говорит, что видел вас уже раньше, на водохранилище Мэйпог.

– Это еще что такое?

– Водохранилище. Семнадцатого октября вы сидели на берегу, разговаривали с мужчиной. Вспоминаете?

– Нет.

– С тем же самым, который стоял на соседнем балконе.

– Неужели?

– Он называл себя Роджером Бойлом.

– Как интересно.

– Вспоминаете?

– Нет, не вспоминаю.

– Правда? Вас там не было?

– Меня там не было.

– А нам точно известно, что вы там были. Получается противоречие. Как вы его объясните?

– Кого “его”?

– Противоречие.

– А я и не собираюсь его объяснять.

– Но все-таки попытайтесь. Что вы обо всем этом думаете?

– Я думаю, во всем виноваты грибы.

– В каком смысле?

– Думаю, вы объелись грибами – знаете, бывают такие мухоморы, от которых мерещится всякая ерунда.

В разговор вступает инспектор Берд.

– Мисс Лэйрд.

– Да?

– Чем вы зарабатываете на жизнь?

– Я до недавнего времени работала в фирме, которая занимается распространением религиозных пособий. Но судебный процесс затянулся, и мой босс нашел себе другую работницу.

– Однако в этом месяце ваш банковский счет заметно пополнился.

– Да.

– Откуда деньги?

– Продала кое-какие из своих произведений.

– Да? – скептически кривится Кэрью. – Поздравляю. Знаете, нам, в общем-то, нет дела до этих денег. Мы с коллегой уверены, что вы сделали все это не из-за денег. Эти типы вам угрожали, они и сейчас еще продолжают вас запугивать. Но бояться больше не нужно. Мы поможем вам выбраться из этой истории.

– Интересно как?

– Если вы все нам расскажете, дадите показания, мы переправим вас и вашего мальчика в безопасное место. А мистер Бойл и его дружки отправятся в тюрьму. Надолго.

– И что потом?

– Потом вы сможете выбирать. У вас будет возможность переехать в другое место. Если хотите, можете остаться.

– Вы имеете в виду, остаться в Фарао?

– Да, если захотите.

– У себя дома? Это после того, как я дам показания, да?

– Мисс Лэйрд, мафия не так страшна, как всем кажется. В наши дни она больше угрожает, чем действует. На самом деле они убивают мирных граждан не часто.

– Не часто? Вы меня просто успокоили. Могу я идти?

Кэрью свирепо смотрит на нее. Энни отвечает ему таким же свирепым взглядом.

– Нет, пока не можете.

– В таком случае поторапливайтесь. Мне нужно домой, пока сын не вернулся из школы.

– Мы можем послать кого-нибудь за вашим сыном, – предлагает следователь Берд. – Его доставят, куда пожелаете.

– Ну уж нет! – взрывается Энни. – Не смейте показываться даже близко от моего дома! Вы и так сегодня совершили чудовищную глупость! Вы хоть понимаете это, идиоты несчастные?

Кэрью смотрит на Берда, барабанит пальцами по столу.

– Чудовищную глупость? Значит, мисс Лэйрд, вам действительно угрожает опасность? Кого вы боитесь?

– Никого. Я хочу уйти отсюда.

– Боюсь, наш разговор не окончен.

– Боюсь, что окончен.

– Мисс Лэйрд, мы хотим вам помочь, но вы должны с нами сотрудничать.

– Должна, но не буду.

Энни встает.

– Ну хорошо, – качает головой Кэрью. – Можно ведь и так. Допустим, в газеты просачивается кое-какая информация. Происходит накладка – газеты пишут, что вы согласны с нами сотрудничать. Представляете, какая получится сенсация? “Давление на суд присяжных в процессе Боффано! Присяжный заседатель дает показания!” Отличный заголовок. Думаю, вашему соседу по отелю очень понравится, когда про него напишут в газетах.

– Если вы это сделаете, они… Что?

Энни чувствует, что лицо у нее задеревенело. Ну и черт с ними, думает она, все равно они все знают.

– Они убьют моего сына.

Этот довод на следователей не действует.

– Никого они не убьют. Если вы нам поможете, ничего с вашим сыном не случится.

– Пошли вы к черту! Вы их не знаете!

– Мисс Лэйрд, я уже двадцать пять лет только тем и занимаюсь, что избавляю общество от этой нечисти. Они сыпят угрозами направо и налево, но никогда их не выполняют. Уверяю вас, они и близко к вам не подойдут. Мафия отлично знает, что мы сочли бы подобную наглость прямым объявлением войны, после этого полиция просто сотрет их с лица земли. Конечно, эта публика не блещет умом, но они не такие уж дураки.

– Разве можно быть уверенным, что ничего не случится?

– Если вы не будете с нами сотрудничать, то непременно случится. По их правилам играть нельзя, вы непременно проиграете. Позвольте нам защищать вас. Для этого мы и существуем. Кто еще сможет вас защитить?

Кэрью смотрит на нее, потом опускает глаза. Когда следователь Берд открывает рот, желая что-то сказать, Кэрью слегка откашливается и качает головой. Минуты две он терпеливо ждет, рисуя на листке бумаги аккуратные треугольнички. Наконец Энни говорит:

– Ну вот что. Я не говорю вам “нет”, но мне нужно время для размышлений.

– Ладно.

– Сейчас я вам ничего больше не скажу – мне пора забирать сына из школы. Дайте мне время.

– Сколько?

– День, два. И чтобы ваших придурков около моего дома не было. Хотите наблюдать за мной – ради Бога. Но пусть никто об этом не догадывается. Это ясно?

– День-два?

– Сорок восемь часов. Этого хватит.

Айан Слейт и Джулиет несутся по Гудзону на моторной лодке, которая называется “стилет”. Это катамаран, несущийся по водной глади с невероятной быстротой.

Вечерние сумерки сгустились над городскими кварталами, высотные дома окутались дымкой.

Айан позволяет ей встать к штурвалу. Джулиет немедленно включает “самый полный”. “Стилет” ловко срезает нос рыболовному траулеру и неуклюжей барже, потом шутя обходит моторный глиссер. Джулиет вне себя от счастья. Ей представляется, что “стилет” игриво покачивает задом, обгоняя своих тихоходных собратьев. Пусть понюхают нашего бензина, думает она.

– Я не слишком быстро? – смеется Джулиет.

– Пожалуй, – кивает Айан, кладет свои руки поверх ее и прибавляет еще ходу.

Как это ни странно, его прикосновение кажется ей приятным.

А ведь на самом деле он ей совсем не нравится – Джулиет уже вынесла приговор. Слишком самоуверен, слишком любит командовать. Взять хотя бы методичность, с которой он отрежиссировал этот вечер. Заехал за ней на шикарном “рейнджровере”, всю дорогу в салоне играла романтическая ирландская музыка – старинные баллады под аккомпанемент арфы и скрипки. На причале уже стоял официант с подносом. На подносе – два сухих мартини. В лодке для Джулиет была заранее приготовлена теплая куртка – от реки веяло холодом. Достаточно посмотреть, с каким удовольствием Айан щелкает всевозможными кнопками и переключателями – великий регулятор.

Забавляло ее и то, как профессионально, словно настоящий экскурсовод, он указывал на достопримечательности, мимо которых проносилась лодка. Вон там, под палящими лучами солнца, Аарон Бэрр [1] стрелялся на дуэли с Александром Гамильтоном. Вон в той пещере были обнаружены останки первобытного человека. И так далее, и так далее. Джулиет мысленно говорила себе, что этот “организатор” совершенно не в ее вкусе. Почему же тогда его прикосновение так ее взволновало? Она оборачивается, смотрит в его зеленые глаза. В них пляшет иронический огонек – совсем как в кафе поэтов. Да и улыбка у него совсем неплоха.

Джулиет понимает, что втрескалась не на шутку.

Она уступает место у штурвала Айану.

“Стилет” скользит под мостом Джорджа Вашингтона, далее по узкой горловине Манхэттена. Возле пирсов Вест-Сайда выясняется, что поездка имела свою цель. На бархатистой глади воды покачивается яхта. Айан описывает вокруг нее изящную дугу, выключает двигатель и пришвартовывается. Конец принимает человек в белом фраке – должно быть, стюард или мажордом.

С яхты спускают трап. Джулиет швыряет стюарду сначала левую туфлю, потом правую. Быстро переступает ногами по перекладинам; Айан не отстает ни на шаг.

Что это такое? Ночной клуб? Плавучий ресторан? Джулиет не хочется ни о чем спрашивать. В зале за столиками сидят еще с полдюжины гостей; слышится мягкий перебор гитары.

На ужин подают “Сен-Жак в кокотнице” с суфле из спаржи. Айан не сводит глаз со своей спутницы. Они говорят о самых разных вещах. Айан рассказывает о чудесных орхидеях, растущих на острове Пасхи. Потом о семье баскских пастухов, с которыми познакомился в Айдахо. Джулиет развлекает его рассказами о своих больничных приключениях. Айан умеет слушать – он смотрит на нее так, что Джулиет буквально заливается соловьем. Никто еще с таким интересом не слушал про бессонные ночные дежурства и мелкие госпитальные происшествия.

Взгляд у Айана ровный, любопытный, холодный. Потом Айан рассказывает историю о Югославии. Он говорит об одном хорвате-виолончелисте, который однажды в душную летнюю ночь до утра играл для Айана волшебные мелодии, а утром, подарив своему американскому другу заветную виолончель, отправился воевать в Динарские горы.

Тут Джулиет спрашивает, где Айан работает.

– Разве я не говорил? Я репортер.

– Мне кажется, что для обычного репортера вы ведете слишком шикарный образ жизни. Роскошная лодка, дорогая машина и так далее.

Айан смеется.

– А поэзия? – улыбается он. – Представляете, какую уйму денег на ней можно заработать?

Джулиет понимает, что развивать эту тему не следует.

На десерт официант подает сыр, портвейн и кофе. После трапезы счет не приносят – это было бы слишком вульгарно. Айан просто жмет на прощание руку официанту, и этого, судя по всему, достаточно.

Они выходят на палубу. Из салона доносятся чарующие гитарные аккорды. Над водой по-прежнему холодно и сыро, но уже не так промозгло, как раньше. Яхта прошла вдоль Ист-Ривер, приближается к Бруклинскому мосту. Облокотившись о борт, Айан и Джулиет наслаждаются свежим бризом.

– На прошлой неделе во дворе госпиталя застрелили одного человека, – рассказывает она. – Прямо перед входом в отделение “Скорой помощи”. Об этом писали в газетах.

– Кажется, я что-то слышал, – кивает Айан. – Вы там были?

– Нет, но я знала этого человека. Когда-то у меня был с ним роман.

– Правда?

– Да. Его звали Славко Черник. Думаю, перед смертью он искал меня.

Айан Слейт снисходительно улыбается.

– Насколько я помню, он был ранен и просто хотел получить медицинскую помощь.

– Наверное, вы правы.

– Но вам кажется, что он стремился увидеть именно вас?

– Да…

– Зачем?

– Не знаю.

– Должно быть, вам было очень грустно, когда вы обо всем узнали.

Она грустно качает головой.

– Самое грустное, что мне совсем не было грустно. Я заступила на дежурство на следующий день. Когда узнала о происшедшем, отправилась в морг – хотела посмотреть на него в последний раз. Фредди – это наш патологоанатом – пустил меня. Смотрю я на мертвого Славко. У него ОРЧ – огнестрельное ранение черепа. Я насмотрелась на подобные раны, но эта была страшнее, чем обычно. Пуля снесла всю верхнюю часть черепа, мозг был обнажен. Кровь вся вытекла, поэтому мозг был похож на головку цветной капусты.

– Что вы при этом чувствовали? Джулиет пожимает плечами.

– Да ничего. Нечто вроде жалости. И еще – легкую примесь презрения. Представляете? Я смотрела на труп своего бывшего любовника, на эту несчастную цветную капусту и думала, что ничего, кроме легкой жалости, не испытываю. Мне очень стыдно, но больше я ничего не чувствовала.

– Значит, вы не любили этого человека?

– Нет. Но мы же занимались с ним любовью. Это ведь тоже чего-то стоит, правда? Как я могла смотреть на его останки с презрением?

На пирсе их ожидает автомобиль. Это лимузин, но не слишком длинный – это было бы безвкусно. Айан говорит шоферу:

– В книжный магазин “Колизей”.

В салоне бар, и Айан делает два коктейля. Музыкальное сопровождение в лимузине иное, чем в “рейнджровере”. Из динамиков льется музыка в стиле кантри – песня “Черноглазый ковбой”.

Они сидят, удобно откинувшись на мягких сиденьях, потягивают коктейли, а мимо, слегка окутанная туманом, проплывает Десятая авеню.

Айан касается ее руки.

– Джулиет, не стоит переживать. Вы каждый день видите столько страданий, что ваши чувства притупились. Не так-то просто избавиться от этой эмоциональной глухоты. Не казните себя, все образуется.

– Но это вовсе не означает, что я не способна на нежные чувства, – оправдывается Джулиет.

– Я вам верю.

– Есть ведь люди, которых я по-настоящему люблю, – запальчиво продолжает Джулиет, понимая, что выпила лишнего.

– Например, кого?

– Я люблю своего друга Генри. Еще у меня есть подруга Энни, ее я тоже люблю. У Энни есть сын – его я просто обожаю. Ему двенадцать лет, и Энни считает, что он в меня влюблен по уши. Но на самом деле это я в него влюблена. – Джулиет смеется. – Жаль только, растление несовершеннолетних запрещается законом.

– Ну вот, – кивает головой Айан. – Представьте себе, что убили не вашего бывшего любовника, а Оливера. Ведь вам было бы больно?

– Даже думать об этом не хочу, – отмахивается от него Джулиет. – Если бы такое случилось с Оливером? Я просто не знаю, что бы со мной было.

В книжном магазине “Колизей” Айан просит ее подождать внизу, а сам поднимается на второй этаж и через минуту спускается вниз. В руках у него три книги – подарок для Джулиет.

– Теперь поехали в клуб “Белли-Мортар”, – говорит он шоферу.

Пока Айан готовит новый коктейль, Джулиет с любопытством рассматривает полученные в подарок книги. Их три: исторический роман “Воин любви”, автор некая Сара Ребекка Найтсмит; триллер “Триада дельта”, автор – Дин Локет; “Сестра Херт” – “сага о девочке, родившейся и выросшей в Южной Африке”, – автор – Данника Джексон.

– Но почему именно эти книги? – смеется Джулиет.

– Вы же спрашивали, чем я зарабатываю на жизнь?

Айан загадочно улыбается, достает ручку и пишет на контртитуле “Сестры Херт”:

«Милой Джулиет в эту ночь…»

Подписывает: “Данника Джексон”. Потом открывает “Воина любви” и пишет:

«…сюрпризов и откровений…»

Подписывается: “Сара Ребекка Найтсмит”. На третьей книжке пишет:

«…и неподдельной страсти. Айан.»

Джулиет смотрит на него, разинув рот. Пожав плечами, Слейт говорит:

– Скучно быть одним писателем.

Лимузин останавливается перед клубом “Белли-Мортар”.

Клуб находится в темной улочке, затерявшейся среди района скотобоен. У входа выстроилась огромная очередь, но Айана и его спутницу пропускают – перед ними расступается шеренга вышибал, и вот они с Джулиет уже идут по голому, лишенному каких-либо украшений коридору. Все ближе и ближе мощная пульсация музыки. Два пролета лестницы – и они оказываются в огромном помещении, где некогда находилось хранилище мясокомбината.

Здесь настоящее столпотворение: посреди зала на сцене завывает огромная, толстая певица, похожая на древнего идола, а сотни слушателей танцуют и визжат от восторга. Атмосфера всеобщего безумия захлестывает Джулиет. Она и Айан танцуют, танцуют – ей кажется, что прошло несколько часов. Его зеленые глаза неотрывно смотрят в ее зеленые глаза. Время от времени Айан слегка касается пальцами ее локтя, плеча, и с каждым разом его прикосновение возбуждает ее все больше и больше. Джулиет всецело отдалась властному ритму музыки, магии этих легких касаний.

Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Джулиет говорит себе: я пьяна. Но это опьянение совершенно не похоже на обычный хмельной дурман.

Джулиет начисто забыла о своих жизненных принципах, о присущей ей манере поведения – она готова упасть в объятия этого мужчины, а когда он тянет ее за собой в дальний угол, безропотно следует за ним. Там Джулиет внезапно оживает и берет инициативу в свои руки. Она хватает Айана двумя руками за голову, притягивает к себе и жадно впивается губами в его рот. Айан подхватывает ее за бедра, приподнимает и прижимает к стене. Ноги Джулиет распростерты, как крылья птицы. Она раздавлена, прижата, но ей все равно: главное – слияние губ и его рука у нее между ног. Джулиет сцепляет ноги у Айана за спиной. Вокруг полно народу, но она забыла обо всем на свете. Грохочет музыка, полумрак, на свете существуют только губы, только истома внизу живота, только незыблемая жесткость стены, к которой Джулиет прижимается плечами. Она изгибается дугой, шепчет Айану в ухо:

– Да, да.

Но он ни о чем ее не спрашивал, он вообще не произнес не единого слова.

– Я согласна… если у тебя есть презерватив.

Айан смеется, говорит:

– Думаю, найдется.

Она расстегивает ему “молнию” на брюках, думает: сейчас нас арестуют. Его член у нее в руке, она чувствует на нем каждую вену. Джулиет на миг открывает глаза и видит, что Айан зубами разрывает пакетик с презервативом. Ей смешно, она хочет поцеловать его, но пакетик мешает. Айан отворачивается и сплевывает в сторону. Потом впивается в нее поцелуем, одновременно натягивая презерватив. Джулиет времени даром не теряет – поспешно стягивает трусики.

В зале темно, все пьяны, все танцуют – никто на них не смотрит. Но если бы даже смотрели, Джулиет это не остановило бы. Мне все равно, думает она. О Господи! Она прижата к стене, руки раскинуты крестом. Он двигается слишком медленно! Быстрее, быстрее! Она подается ему навстречу, чувствуя, что вся истекает соком. Никогда в жизни у Джулиет не было оргазма. Не будет его и сейчас, но он близок, очень близок. Нет, это лучше, чем оргазм. Все к черту, все к черту, ой-что-это-со-мной. Айан, Айан! Не за что ухватиться. Она вцепилась в него, как малый ребенок. Джулиет обвивает руками его шею. Айан!

Несколько часов спустя Учитель лежит в постели Джулиет, прижимает ее к себе, шепчет:

– Джулиет.

– М-м?

– Милая Джулиет.

– М-м?

– Можешь сделать мне одолжение?

Он чувствует, что она улыбается.

– Для тебя?

Поворачивается к нему спиной, притирается поближе, зевает.

– Нет, не для меня, а для твоего друга, для Оливера.

– Для Оливера?

– Да. Ему нужна твоя помощь.

– Я не понимаю.

– Подожди, сейчас я тебе кое-что покажу.

Он встает, достает из сумочки три упаковки таблеток и бутылочку со снотворным.

– Прими, пожалуйста, все это.

Джулиет сонно открывает глаза, удивленно моргает.

– Что это такое?

– Секобарбитал, амобарбитал и бромовые капли. Если ты сейчас выпьешь все это, жизнь Оливера будет спасена.

Джулиет приподнимается на постели, садится.

– Что ты несешь?

Учитель достает из сумочки пистолет, кладет его на столик. Джулиет включает лампу, смотрит на него, ничего не понимая. Учитель не спеша застегивает рубашку.

– Кто ты? – спрашивает она.

– Как, ты еще не поняла? Я друг Энни.

Джулиет учащенно дышит, а Учитель тем временем натягивает брюки, застегивает “молнию”.

– Ты… сволочь поганая…

– Как ты могла подвергнуть жизнь Оливера угрозе? – укоризненно качает головой он. – Ты ведь так любишь этого мальчика. У тебя в жилах не кровь, а лед. Надо же, решила поиграть в героиню. Сейчас я дам тебе возможность проявить истинный героизм.

Учитель вынимает из глаз зеленые контактные линзы, аккуратно прячет их в футляр.

– Но почему… – пытается совладать со своим голосом Джулиет.

– Это последний шанс Оливера. Не нужно было тебе вмешиваться в эту историю. Мальчик обречен, если мы с тобой не попытаемся его спасти. Ты мне, конечно, не веришь, ты думаешь, что я лгу. С твоей точки зрения, я интриган, сторонник холодной логики. Но ты, Джулиет, совсем меня не понимаешь. На самом деле я играющий ребенок, сентиментальный дурак. Мне ничего не стоит прикончить Оливера. Это все равно что пальцами щелкнуть. – Он наклоняется над Джулиет и щелкает пальцами у нее перед лицом. – Конечно, никакой пользы от этого не будет, но некоторым людям смерть мальчика доставит много горя. Я тоже его очень люблю, но тем не менее я сделаю это. Ведь я обещал Энни, что убью ее сына, если она меня предаст. А я человек слова. Путь Силы не ведает отклонений. Что ты на меня смотришь? Ты все еще думаешь, что я играю с тобой в игры?

Джулиет смотрит на него немигающим взглядом, ничего не отвечает.

– Энни тоже думает, что я с ней играю. В этом виновата ты – убеждала ее не слушаться меня. А сейчас ее в этом убеждает полиция. Они искушают ее ласковыми речами, хотят, чтобы Энни сломалась. Ей предстоит сделать выбор, никто не придет ей на помощь, всем на нее наплевать. Днем и ночью на нее давят полицейские. Как ты думаешь, сможет ли в этих условиях Энни принять правильное решение? Думаю, что нет. Она поддастся влиянию своих новых друзей. Чтобы этого не произошло, Энни должна получить от меня сигнал – ясный, четкий, убедительный. Нужно ее встряхнуть. Пусть проглотит эту горькую пилюлю, придет в чувство. Я должен слегка ее напугать. И тогда, я знаю, она мне поверит. Джулиет молчит.

– Это совсем просто. Глотаешь таблетки, запиваешь бромовыми каплями, у тебя убыстряется кровообращение, нейроны обогащаются ионами хлорида, ты засыпаешь, никакой боли, сплошное удовольствие. Благостное, умиротворенное, всепрощающее настроение. Так как, Джулиет, ты мне поможешь? Ты поможешь мне спасти Оливера?

Она не отвечает. Видно, что ей очень страшно – зрачки превратились в крошечные точки. Но она его слышит -Учитель в этом не сомневается.

– Возможен и другой вариант, – говорит он. – Ты начинаешь сопротивляться, я в тебя стреляю. Конечно, я оставлю записку, попытаюсь инсценировать самоубийство, но не уверен, что полицейские на это купятся. Придется мне на несколько лет исчезнуть. Оливера все равно убьют, но сделаю это не я. Я буду, как дурак, сидеть у себя в поместье на острове Кюрасао, ловить рыбу, кататься на яхте, подыхать от скуки. И кому от этого лучше? Мне хуже, тебе хуже, Оливеру тоже. Так что выбирай сама. Что ты предпочитаешь?

Она молчит, не двигается. У нее слегка дергается левый глаз, и это вызывает у Учителя отвращение – нервный тик делает ее лицо упрямым, туповатым, примитивным. Кажется, она намерена наброситься на него с кулаками. Учитель готов к этому.

Но затем выражение ее лица меняется. Джулиет закрывает глаза, обмякает.

– Джулиет, – проникновенно шепчет он. – Ты ведь не хочешь, чтобы Оливер умер, еще не начав жить? Мы можем его спасти. А, Джулиет?