"Теперь об этом можно рассказать" - читать интересную книгу автора (Гровс Лесли)

Глава двадцать вторая План операции

Испытание в Аламогордо не уничтожило всех наших сомнений. Оно лишь доказало, что именно плутониевая бомба взрывного типа осуществима. Вопрос о другом типе такой бомбы и бомбы с ураном-235 оставался открытым. Испытания всех элементов этой бомбы были нами проведены, и мы были уверены, что нам удастся осуществить объединение сегментов уранового заряда таким путем, который, если теория верна и уран-235 поведет себя так же, как плутоний, обеспечит взрыв бомбы. Однако взрыв собранной бомбы с ураном ни разу еще не был осуществлен. Несмотря на это, шансы на успех были настолько велики, что никто не пытался противиться плану применить бомбу ствольного типа без предварительного испытания. Впрочем, темпы производства урана-235 были очень медленны, мы не могли позволить себе тратить его на испытания.

Основная часть уранового заряда этой бомбы начала свое путешествие на Тихий океан 14 июля, когда колонна закрытых черных грузовиков, сопровождаемая агентами службы безопасности, двинулась из Санта-Фе в Альбукерке. Из Альбукерке бомба была переправлена по воздуху в Хамилтон Филд, неподалеку от Сан-Франциско, откуда ее перевезли в Хантерс-Пойнт.

Детали бомбы, упакованные в небольшие металлические цилиндры и помещенные в большой контейнер, находились под наблюдением сотрудника моего штаба майора Фэрмана и радиолога из госпиталя Лос-Аламоса капитана Нолана.

Ранним утром 16 июля бомба, в которой не хватало небольшой доли урана, была погружена на борт крейсера «Индианаполис», который немедленно вышел в море. Путешествие «Индианаполиса» до Тиниана с заходом на Гавайские острова прошло без приключений. Единственное непредусмотренное осложнение было связано с тем, что Фэрман и Нолан, носившие для маскировки форму артиллерийских офицеров, не знали, что отвечать на вопросы артиллеристов крейсера.

«Индианаполис» прибыл на Тиниан 26 июля. В тот же день бомба была выгружена на остров. Крейсер ушел обратно в море, держа курс на Филиппины, однако его путешествие внезапно и трагически оборвалось. 30 июля он был торпедирован японской подводной лодкой и затонул, унося на дно около 900 членов экипажа.

Теперь я могу лишь радоваться, что нам так счастливо удалось доставить морем наш ценный груз. Выбор «Индианаполиса» для перевозки бомбы, как мы узнали позднее, был крайне неудачным, ибо этот корабль по своей конструкции не внушал доверия: он не был оборудован даже гидроакустическими приборами.

О доставке из Альбукерке на Тиниан последних деталей предназначенной для Хиросимы бомбы, включавших небольшой блок урана-235, я договорился с командующим транспортной авиацией генерал-лейтенантом Джорджем.

Чтобы быть уверенным в успешной доставке этого крайне ценного груза, я заказал два самых исправных в техническом отношении самолета и самые квалифицированные экипажи, пояснив Джорджу, что груз будет ничтожным по весу и второй самолет нужен для того, чтобы в случае аварии первого мы знали, где его искать. Поскольку Джордж имел соответствующие указания от Арнольда, он на это просто ответил: «Получите все, что вам будет нужно».

Я не спрашивал у него, насколько подробно он был информирован Арнольдом, но его содействие всегда было максимальным.

Один из офицеров нашей Лос-Аламосской службы безопасности младший лейтенант Тэйлор, сопровождавший груз на одном из двух транспортных самолетов до Тиниана, позднее рассказал мне об этом путешествии. Он отвечал за охрану ящика, размерами раза в два превышавшего ящик для апельсинов и содержащего некоторые детали, необходимые для сборки бомбы. На втором самолете, сопровождая последнюю небольшую, но решающую часть уранового заряда бомбы, летел начальник службы безопасности Лос-Аламоса подполковник де Сильва. Во время полета до Сан-Франциско самолеты должны были держаться вместе, а если самолет, на котором летел де Сильва, начнет падать, второй самолет должен был проследить за местом его падения летать в этом районе, пока не прибудет помощь.

Груз прибыл на аэродром Альбукерке под усиленной вооруженной охраной. Экипажи обоих самолетов были изумлены, увидев два небольших ящика. Полет до Сан-Франциско прошел без происшествий, однако на 45-й минуте полета над Тихим океаном самолет де Сильвы из-за неисправности двигателя должен был возвратиться на материк. Вопреки моему плану, самолет Тэйлора продолжал свой полет до Гавайских островов и прибыл туда на несколько часов раньше самолета де Сильвы. Несмотря на наше стремление осуществить этот перелет по возможности незаметно, кто-то по радио, вероятно по собственной инициативе, предупредил о важном рейсе. В результате Тэйлор был встречен на аэродроме группой высших офицеров, ожидавших прилета, по крайней мере генерала со свитой, но ни в коем случае не одного младшего лейтенанта. У Тэйлора не было при себе сопроводительных документов, которые остались у де Сильвы, и он попал в затруднительное положение, когда местный персонал в соответствии с обычаями решил нагрузить его почти пустой самолет до нормального веса. К счастью, с помощью экипажа, убедившегося в Сан-Франциско в необычайности своего полета, ему удалось задержать погрузку до прибытия де Сильвы. Затем перелет проходил спокойно.

Де Сильва имел инструкцию, как поступить, если местные власти откажутся выполнить какую-либо его просьбу. В этих случаях ему было приказано говорить, что полет проводится по крайне секретному личному заданию Маршалла и что, если есть сомнения, следует обращаться за разъяснениями прямо к Маршаллу. Никто, мне казалось, не решится на такую проверку, а если и решится, то в штабе Маршалла догадались бы, что это связано с моим именем. Такую тактику мы применяли лишь в редких случаях, но ее действие было всегда безотказным.

Основная установка нашего плана — осуществить атомное нападение с использованием бомбы «Малыш» в ближайший допустимый по метеорологическим условиям момент после поступления недостававшей доли заряда. По возможности сразу же после этого должна была быть совершена вторая атомная атака, на этот раз с использованием бомбы взрывного типа. Фактором, определявшим дату второй атаки, было время, нужное для накопления, обработки и доставки на Тиниан необходимого количества плутония. После этого все зависело только от погоды.

Вскоре после моего возвращения из Аламогордо в Вашингтон я узнал, что генерал Спаатс находится там же, готовясь к вылету на Тихий океан, где он должен был принять командование 20-й воздушной армией. Я встретился с ним, и мы обсудили сложившуюся обстановку.

23 июля я подготовил окончательный письменный приказ по осуществлению операции.

Основной вопрос стратегии сводился к следующему: использовать ли каждую бомбу немедленно после ее изготовления или сначала накопить некоторый запас их, чтобы иметь возможность применить их одновременно.

Большинство военных, конечно, любой ценой старались бы избежать дробления средств нападения. Однако в данном случае нам казалось, что по соображениям экономии времени и ввиду ожидаемой мощности бомбы подобная тактика была не оправданной. В противном случае наше положение было бы весьма сложным, поскольку производственные мощности наших предприятий позволяли изготовить и доставить на Тиниан к 6 августа лишь одну плутониевую бомбу типа «Толстяк» (такую же, как была испытана в Аламогордо).

Следующая подобная бомба могла быть приготовлена к 24 августа, после чего их производство должно было начаться уже быстрыми темпами.

Как я уже говорил, у нас не было твердой уверенности, что урановая бомба «Малыш» вообще сработает. Тем не менее, поскольку все наличные запасы плутония были израсходованы на испытание, против Хиросимы была применена именно эта бомба.

24 июля я послал генералу Маршаллу официальное письмо с просьбой одобрить наш план операции. Оно занимало около двух страниц, и к нему была приколота небольшая карта Японии, которую я вырезал из большого атласа. На первой странице было изложено описание четырех выбранных целей: Хиросима, Нагасаки, Кокура и Ниигата. Затем следовал перечень необходимых мероприятий по передаче предварительно зарезервированных целей за исключением Нагасаки, о котором не было такой договоренности для атаки исключительно силами 509-го авиаполка и, наконец, проект соответствующего приказа Спаатсу. В этом приказе, между прочим, насколько я могу судить по сохранившейся копии, не упоминался Нагасаки. Этот город был включен позднее вместо Киото, и я каким-то образом забыл его включить в проект приказа. Впоследствии, однако, в переданном по телеграфу окончательном варианте проекта приказа моя ошибка была исправлена.

Вероятная дата первой бомбардировки была выбрана между 1 и 10 августа. Бомбардировка должна была быть осуществлена как только бомба «Малыш» будет собрана и погода позволит произвести полет. Мы рассчитывали, что это случится 3 августа, однако все зависело от того, как скоро мы сможем получить недостающую долю уранового заряда. В письме также предусматривалось, что на каждом самолете-доставщике должен находиться офицер, хорошо знакомый с конструкцией, изготовлением и техническими данными бомбы, который смог бы принять самостоятельно необходимое решение в случае возникновения непредвиденных обстоятельств. Таким старшим техническим офицером в первом полете должен был быть капитан второго ранга военно-морского флота США Парсонс.

Генералу Маршаллу были также сообщены вероятные даты готовности бомбы взрывного типа, из которых следовало, что независимо от того, какой именно тип бомбы будет использован во втором случае, между первой и второй бомбардировкой необходим интервал в три дня. Причины этого (время, необходимое на сборку бомбы, и нежелательность спешки при выполнении этой операции) я в письме не указал.

Далее я приводил вероятные даты доставки следующих бомб к целям, которые будут к тому времени признаны важнейшими, и сообщал, что все необходимые инструкции, касающиеся этих целей, будут даны командующим военно-воздушных сил. Это положение было следствием договоренности, достигнутой между мной и Арнольдом еще за несколько месяцев до описываемого момента, сводившейся к тому, что весь контроль за использованием атомного оружия должен был быть сосредоточен в Вашингтоне.

Мое предложение об издании всех инструкций командующим военно-воздушными силами означало для Маршалла, что приказы по нашим операциям против Японии должны готовиться мной, затем одобряться им и поступать к Спаатсу за подписью Арнольда.

В двух коротких абзацах я изложил организацию предстоящей операции.

«Общий контроль за проектом атомной бомбы осуществляется генерал-майором Гровсом. Для координации мероприятий проекта с командованием армии и флота на базе перед первым вылетом должны присутствовать: бригадный генерал Фарелл — заместитель Гровса — и контр-адмирал Пернелл, представители военно-морского флота в Военно-политическом комитете.

Действиями военно-воздушных сил руководит командующий стратегической авиацией армии США генерал Спаатс. 20-я воздушная армия находится непосредственно под командованием генерал-майора Лемэя. 509-м авиаполком командует полковник Тиббетс».

Одобрение Маршаллом представленного плана привело всю машину нашей организации в движение. 31 июля я получил от Фарелла довольно длинную телеграмму. За день до этого он прибыл на Гуам и имел беседу с Лемэем. В частности, он сообщал:

«Лемэй и Фарелл понимают приказ так, что 1 августа считается уже возможной датой. Бомба может быть готова к 23 часам 3 июля, но Лемэю нужно на подготовку еще 11 часов, что гарантирует полную готовность ее к 10 часам 1 августа (в обоих случаях время тихоокеанское)».

В своих делах я не смог найти следов моего ответа на эту телеграмму. Если я, действительно, не ответил, то это было ошибкой, поскольку могло вызвать отсрочку операции. Ничего не меняет и то, что я был полностью с ними согласен. Если бы в телеграмме стояло 30 июля, я прореагировал бы, конечно, немедленно.

От Стимсона я узнал, что президент Трумэн хотел выдержать срок, предоставленный Японии для ответа на ультиматум. Перед отъездом Стимсона я говорил ему, что мы будем готовы не раньше 31 июля. Это означало, что если не будет другого приказа, мы будем ждать этой даты, даже если окажемся неожиданно готовы дня на два раньше. Разница во времени между Японией и Вашингтоном во всех этих переговорах не была учтена, и этого я, конечно, не должен был допустить.

Я всегда был убежден, что первой разрешенной датой было 1 августа, пока, прочтя недавно официальный приказ, не обратил внимание на то, что там указано 3 августа. У меня не было основания предпочитать этот день 1 августа, лишь за исключением, может быть, опасений, имевшихся в момент подписания этого приказа Хэнди, о сроках готовности бомбы.

Такое предположение целиком согласуется с текстом моего отчета о бомбардировке Хиросимы, направленного Маршаллу 6 августа. Он начинался словами: «Бомба ствольного типа находится в состоянии боевой готовности на Тиниане в ожидании благоприятной погоды. Мы ожидали благоприятной погоды 3 августа, однако смогли применить бомбу только 6 августа».

Некоторые из писавших на эту тему пытались обнаружить в дате «3 августа» какой-то скрытый смысл. При этом они совершенно игнорировали точный текст приказа, в котором о дате операции говорилось: «начиная примерно с 3 августа». Слово примерно имеет вполне определенное значение в американской армии. В официальных наставлениях того времени слово примерно в приложении ко времени даже точно определялось как предусматривающее отклонение в четыре дня в ту или другую сторону от намеченного.

Каждый из принимавших участие в операции, конечно, понимал это. Телеграмма, посланная Фареллом, свидетельствовала о его желании исключить всякое недоразумение со сроками.

Вскоре после прибытия Фарелла на Гуам, когда компоненты бомбы были уже подготовлены и мы ждали лишь благоприятной погоды, была получена телеграмма Спаатса, в которой напоминалось о наличии лагерей военнопленных вблизи намеченных целей. Он запрашивал, должен ли этот факт повлиять на выполнение отданного приказа, особенно при выборе цели. В окрестности Хиросимы не было лагерей военнопленных, но сообщалось о наличии одного такого лагеря, расположенного в одной миле от Нагасаки с несколькими сотнями пленных солдат войск союзников.

Это сообщение получил Хэнди, который передал его мне. Изучая его, я был встревожен подозрением, что разведданные, которыми мы со Спаатсом пользовались, могут быть неверны в деталях Согласно им лагерь должен был находиться на западном берегу Нагасакского залива, однако было куда более вероятным, что он находится на противоположном берегу, откуда было намного ближе до доков, в которых, как считалось, и использовали пленных. Однако в конце концов, где располагался лагерь, было несущественно, поскольку в намеченный момент военнопленные, вероятно, находились бы в доках и попали бы в зону непосредственного действия взрыва.

Ответить на запрос Спаатса было нелегко. Не будь весь контроль за операцией сосредоточен в Вашингтоне, он не послал бы этого запроса, поскольку в обычных условиях подобные решения принимаются командиром на месте. Хэнди считал, что решение должен принять военный министр. Однако потом он согласился с моим предложением послать Спаатсу указание не принимать во внимание этот фактор. Все же мы решили перед отправкой письма показать его Стимсону. Это освободило бы его от необходимости принимать столь тяжелое решение и одновременно появлялась возможность изменить этот приказ, если он так решит. В соответствии с этим был подготовлен текст приказа Спаатсу, говоривший, что никаких изменений в отношении намеченных целей, обусловленных ситуацией с лагерями, не делано, но что он может в соответствии со своими правами так изменить координаты центра взрыва, чтобы по возможности уменьшить вероятность поражений лагерей военнопленных.

Я принес заготовленный приказ вместе с запросом Спаатса к Стимсону. «Ответственность за это решение, — сказал я, — несем мы с Хэнди и вовсе не хотим переложить ее на вас». Я не предупреждал его о том, что если он не согласен, этот приказ можно изменить, а просто сказал, что отсылаю его немедленно, как только уйду от него. Единственным его ответом была благодарность за то, что мы показали ему тот приказ.

Уже накануне первой атомной бомбардировки возникло много дополнительных мелких трудностей.

За два года до этого Военное министерство издало приказ, запрещающий полеты над вражеской территорией лиц, имеющих отношение к планам будущих военных действий. Основанием этого приказа служило здравое соображение — предотвратить утечку информации при захвате в плен осведомленных лиц. Однако для нас этот приказ создавал непреодолимые затруднения. На борту самолета-доставщика должны были находиться Парсонс и Эшуорс вместе со своими техническими помощниками. Кроме того, в рейде должен был участвовать Тиббетс, а также некоторые ученые.

Меня оповестили о такой ситуации, и я сумел немедленно заручиться согласием высших чинов Военного министерства на то, чтобы пренебречь этим приказом по отношению к военному и штатскому персоналу, участвующему в операции «Сентеборд» — «Выдвижной киль» (кодовое название первой атомной бомбардировки). При этом было также условлено, что разрешение на участие в операции персонала, не входящего в состав 509-го авиаполка, должно быть предварительно одобрено мной или Фареллом, а персонала 509-го авиаполка — командующим стратегической авиации армии или тем, кого он назначит. Это одобрение должно было быть отражено в соответствующих официальных приказах. Не прибегая к подобному отклонению от существовавших военных норм, мы не смогли бы избежать очень серьезных затруднений по укомплектованию не только экипажа самолета-доставщика, но и самолетов-наблюдателей.