"Мы еще увидимся, детка!" - читать интересную книгу автора (Эксбрайя Шарль)Глава IIIВ зале «Гавайской пальмы» Малькольма встретил взрыв веселой доброжелательности. Однако шотландец выглядел озабоченным. Он направился прямиком к бару, и Герберт принял его с особой теплотой. — Ах, сэр! Здесь, в Сохо, что бы там ни говорили, редко выпадает случай повеселиться по-настоящему. Давно я так не смеялся, как сегодня благодаря вам. Спасибо, сэр, и если вы не сочтете это нескромным, могу я предложить вам стаканчик? — Охотно принимаю угощение, старина. У нас в Томинтуле говорят: один человек стоит другого. — Хотя бы ради этого имеет смысл жить в Томинтуле. Вам повезло, сэр. Шотландец слегка наклонился над стойкой: — Послушайте, старина, надо, чтобы вы мне объяснили… Все вы, кажется, сгораете от желания жить подальше отсюда, и при этом ни у кого, видно, не хватает мужества сменить обстановку. Почему? Бармен пожал плечами: — Не знаю, сэр… Может, потому что мы слишком прогнили? Не могу объяснить вам… Говоришь себе: «Конечно, пора менять пластинку», но стоит зажечься огням Сохо — и ты бредешь туда. В глубине души все мы жалкие ничтожества, сэр, вот что мы такое. Я еще никогда никому не говорил об этом, но, должно быть, вы и впрямь славный малый, раз меня потянуло на такого рода признания. И все-таки странно, что хочется говорить вам такое, в чем и самому себе-то не решаешься признаться… Думаю, мне пора пропустить еще стаканчик, с вашего позволения, сэр. — На этот раз угощаю я, старина. Они выпили, и Мак-Намара, ставя на стойку пустой бокал, неожиданно заметил: — Этот парень, который меня здесь принимал… — Мистер Дэвит? — Ага… не нравится он мне, старина. — А? — Да-да, совсем не нравится. У него рожа предателя и лицемера, и мне очень хочется стукнуть по ней хорошенько. — Не советую вам этого делать, сэр! Когда мистер Дэвит сердится, он становится… очень опасен… Вы понимаете меня, сэр? — Еще бы! Но я тоже в случае чего могу быть опасен, и даже чертовски опасен. Он хозяин этой лавочки? — Мистер Дэвит? О нет! Только управляющий, «Гавайская пальма» принадлежит мистеру Дункану… — Герберт понизил голос. — И если вас интересует мое мнение, сэр, то по сравнению с мистером Дунканом мистер Дэбит просто ягненок! Возвращение Патриции на сцену прервало задушевную беседу шотландца с барменом. В зале наступил полумрак, и, освещенная единственным прожектором, молодая женщина запела что-то нежное и печальное. Все слушали с волнением, в полной тишине, тем более что крепкие напитки располагают англосаксонские сердца к сентиментальности. Когда Патриция допела знаменитый «Край моих отцов» — национальный гимн жителей Уэльса, — зал приветствовал ее настоящей овацией. Что до Малькольма, то он, к глубокому изумлению бармена, плакал. — Что случилось, сэр? — Старина, эта девушка станет женщиной моей жизни, и это так же верно, как то, что меня зовут Малькольм Мак-Намара! — Насколько я понимаю, сэр, она произвела на вас дьявольски сильное впечатление? — Впечатление? Слабо сказано, старина… Если я не привезу ее в Томинтул, то буду считать себя обесчещенным! Мы поженимся там, и Брюс Мак-Фарлан нас благословит, а потом закатим обед на целых три дня! Приглашаю вас, старина. Я сам приготовлю хаггис[6], и вы расскажете потом, доводилось ли вам пробовать что-нибудь лучше. Герберт, похоже, смутился до глубины души. — Сэр, я уже говорил вам, — пробормотал он, — вы мне симпатичны, и я не хотел бы, чтобы у вас были неприятности. — Неприятности? С чего вы взяли, что они у меня будут? — Я сейчас вмешиваюсь в то, что меня не касается, сэр, но мисс Поттер… быть может, не так… не так свободна, как вы себе представляете… — А что ей мешает быть свободной? — Хозяин… Дункан, — еле слышно шепнул бармен. — Они не женаты, но все равно что так. — Ну, раз она не замужем, я имею право попытать счастья, разве нет? — Я вас предупредил, сэр. Герберт вернулся к своим бутылкам, а шотландец продолжал пить, пока к нему не присоединился Питер. — Мистер Дункан слышал вашу игру на волынке и хочет лично поблагодарить за содействие успеху программы. — Ага, но я-то сам хочу повидать певицу. Она мне очень нравится. Бармен грустно покачал головой. Бедняга шотландец сам нарывается на всякого рода осложнения. Дэвит улыбнулся. — Думаю, вам представится возможность пожелать ей спокойной ночи. — В таком случае иду, старина. Дункан встретил шотландца с изысканной любезностью и сказал, что глубоко оценил динамизм и непринужденность, с которыми ему удалось подогреть публику. — Я считаю, мисс Поттер отчасти обязана своим сегодняшним успехом вам, — заметил он улыбаясь. — Вы хорошо знаете мисс Поттер? — Полагаю, что да. — Как, по-вашему, она согласится поехать со мной в Томинтул? Дункан прекрасно умел владеть собой, но тут он, казалось, был несколько выбит из колеи. Питер подавился виски. — Я не вполне уверен, что правильно понял смысл вашего вопроса, мистер Мак-Намара. — Я хотел бы жениться на мисс Поттер и увезти ее с собой в Томинтул. Джеку пришлось напомнить себе о пяти тысячах фунтов, чтобы не вышвырнуть этого кретина за дверь. — Затрудняюсь вам ответить… По-моему, этот вопрос вам следовало бы задать ей самой, и, кстати, мисс Поттер призналась мне, что была бы счастлива снова увидеться с вами. — Ничего удивительного. — Правда? — Она, конечно, поняла, что я говорил искренне и что из меня получится хороший муж. — Возможно… Вы очень уверены в себе, не правда ли? — Да, довольно-таки. — Настолько, что способны на весьма… неосторожные поступки? — Не понимаю! — По-видимому, вы убеждены, что можете противостоять хоть всему Лондону? — Скажу вам одно, старина: в Томинтул порой забредают всякие типы, ну и… пытаются мутить воду… Так это я их утихомириваю. И ни один еще не вернулся обратно своим ходом. Дункана слегка покоробила фамильярность обращения этого верзилы, но он все же не смог удержаться от улыбки — каково самодовольство! — Могу ли я позволить себе дать вам совет, мистер Мак-Намара? Будьте осторожны… У меня такое ощущение, что наши бандиты куда опаснее томинтульских… Когда возвращаетесь слишком поздно, как, например, сегодня, берите лучше такси. — Такси? Но я же не болен! — Ну… Разве что у вас с собой нет ничего такого, что могло бы привлечь грабителей… Шотландец рассмеялся и, похлопав себя по грудной клетке, тщеславно заявил: — При мне пять тысяч фунтов, старина, и тому, кто захочет у меня их отобрать, надо поторопиться! — Я остаюсь при своем мнении, мистер Мак-Намара: это крайне неосторожно! — Не тревожьтесь за меня, старина, скажите-ка лучше, можно мне повидать мисс Поттер? Питер Дэвит, который внимательно наблюдал за реакцией хозяина, заметил, как побелели его пальцы, сжимавшие бокал. — Будьте любезны, Дэвит, предупредите мисс Поттер, что ее почитатель, прежде чем покинуть нас, хочет пожелать ей спокойной ночи. Питер отправился на поиски Патриции. Наблюдать то, что Дункан едва сдерживает бешенство, доставляло ему огромное удовольствие. Молодая женщина была у себя. Она казалась печальной и, судя по опухшим глазам, недавно плакала. — Огорчения, Пат? — Я сама себе противна. — Все мы приходим к этому — стоит лишь позволить себе роскошь поразмыслить. А потому разумнее принимать жизнь как есть и не оглядываться на прожитый день. Это шотландец вас так расстроил? — Я уже совсем забыла, что на свете существуют такие ребята… — И больше не вспоминайте, Пат, лучше скажите себе, что зато у вас остаются такие, как я. Питер нежно наклонился к молодой женщине и шепнул: — Вы же знаете, что в любом случае можете рассчитывать на меня, Пат… Мисс Поттер выпрямилась и, в упор глядя на Дэвита, отчеканила: — Вы мне столь же омерзительны, как и Дункан. Оба вы негодяи, преступники! — Дорогая моя, позвольте вам напомнить, вы прекрасно пользуетесь плодами того, что называете нашими преступлениями! — Вы заставляете меня пользоваться ими! Вам же прекрасно известно, что Джек не даст мне возможности уйти, иначе… — Ну если бы вам действительно хотелось уйти… — Может быть, я просто трусиха… но Дункан внушает мне ужас. Он вполне способен меня изуродовать в отместку… И что тогда со мной будет? — Дункан не бессмертен. Стоит вам захотеть — и он быстро исчезнет с вашего пути. — Для этого надо уступить вам? — Вот именно. — Не вижу, какой прок принесет мне эта перемена! Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился Дункан. Он был по-прежнему изысканно вежлив, но чувствовалось, что его нервы напряжены до предела. — Я вынужден был оторваться от дел и оставить гостя одного, чтобы прийти за вами, Патриция. А вы, Питер, чего вы ждали? — Она… она была не готова… — Ваше поведение мне не нравится, Дэвит! — А мне ничуть не меньше — ваше, Дункан! — Вы напрасно позволяете себе говорить со мной в таком тоне. Болван, что торчит сейчас в моем кабинете, уже достаточно взбесил меня сегодня. — Разве вам не известно, что ревность — глупейший порок? Пощечина, которой Дункан наградил своего подручного, звонко отозвалась во всей комнате. Питер опустил было руку в карман, но Дункан уже навел на него дуло пистолета. — На вашем месте, Дэвит, я бы не рыпался! Оба смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью. — Вы совершили ошибку, Дункан… И Дэвит вышел из комнаты. Джек повернулся к Патриции: — Что вы здесь вдвоем замышляли? — Ничего особенного. — Зарубите себе на носу, Патриция, — еще никому не удавалось посмеяться надо мной, и не вам начинать. И вы жестоко заблуждаетесь, коли воображаете, будто Дэвит у удастся вырвать вас из моих рук. — Я одинаково презираю вас обоих. — Если бы шотландец и его пять тысяч фунтов не ожидали вас в моем кабинете, я бы заставил вас на коленях молить у меня прощения. Но это можно отложить на потом. Ну, вперед! — Нет! — Вам бы не следовало раздражать меня, Патриция! — Я не стану помогать вам грабить этого парня! — Вы будете делать то, что я прикажу! — Нет. Дункан улыбнулся, но лицо его выражало свирепую ярость. — Вы забыли, что в конце концов всегда слушаетесь? — Ну так вот, представьте себе, мне это надоело! — Вы заплатите мне за это, Патриция, и очень дорого! — Плевать! — Кто это вас так накрутил? Дэвит? — Возможно… — Этот тип начинает мне надоедать… — То же самое он говорит о вас! — Правда? Что ж, постараюсь сделать так, чтоб он больше не испытывал пресыщения. Можете на меня положиться! — Питер не ребенок. — И я тоже. Но все это к делу не относится. Сейчас мне нужны пять тысяч фунтов, которые этот идиот из Томинтула таскает с собой. — Пойдите и возьмите их у него! — За меня это сделают другие, и в первую очередь вы. — Даже не рассчитывайте. — Ну-ну… Дункан вернулся в кабинет, напустив на себя сокрушенный вид. — Мисс Поттер очень сожалеет, мистер Мак-Намара, но она слишком устала, чтобы присоединиться к нам, и просит вас извинить ее… У бедняжки разболелась голова. Шотландец глубоко вздохнул: — Скажите ей: я не смогу спокойно спать, зная, что она страдает… Я ее полюбил, эту крошку… Ну да ладно. Я вернусь. Спокойной ночи, джентльмены! — Минутку, мистер Мак-Намара, вы не дали мне договорить… Мисс Поттер просила передать, что будет счастлива отужинать в вашем обществе, если, конечно, вас это устраивает. — Еще бы не устраивало! Но… ужин… а как же ее номер? — Завтра у нас выходной. — А! Тогда все просто замечательно! — Мисс Поттер просила также передать, что ей бы хотелось видеть вас в «Старом капитане» в восемь — в половине девятого. — В «Старом капитане»? А где это? — В квартале Биллинсгейт, неподалеку от рыбного базара, очень живописное место. — Не сказал бы, что очень люблю рыбу, но ради мисс Поттер готов проглотить любую гадость. Разговор прервал телефонный звонок. Том спрашивал, можно ли уже гасить свет и закрывать заведение, а заодно предупредил, что заметил инспекторов Блисса и Мартина, которые, по всей видимости, кого-то поджидают. Дункан на мгновение задумался, потом приказал швейцару закрыть главный вход, поскольку шотландский джентльмен воспользуется служебным. Положив трубку, Джек обратился к Мак-Намаре: — Том сообщил мне, что вокруг бродят всякие подозрительные субъекты… Учитывая, что при вас такая крупная сумма, не лучше ли переночевать здесь? Шотландец громко расхохотался. — Я сумею за себя постоять! Он подхватил свой чемодан и распахнул дверь. — Будьте осторожны, сэр, — посоветовал Том. — Не мечите икру, старина… Однако предосторожности ради, прежде чем выйти, житель Томинтула на мгновение замер в тени у входа и внимательно оглядел улицу, желая убедиться, что на его пути нет опасности. Инспекторы Блисс и Мартин, заметив, со своей стороны, маневр шотландца и отметив его позднее возвращение, окончательно решили, что он несет что-то чрезвычайно ценное. Поэтому, как только Мак-Намара поравнялся с ними, оба инспектора одновременно набросились на него. Дункан и Дэвит сквозь ставни наблюдали за сценой. Том тоже не желал упустить такое потрясающее зрелище. Блисс так и не понял, что с ним произошло и почему он уткнулся в угол дома и каким образом его ноги оказались выше головы. Что до Мартина, то, получив мастерский удар в солнечное сплетение, он стоял на мостовой на коленях и тщетно пытался снова обрести способность дышать нормально. Хохот Мак-Намары взорвал тишину лондонской ночи. Спрятавшиеся за ставнями Дункан и Дэвит оторопело поглядели друг на друга, а Том чуть не завопил, как болельщик на стадионе. Шотландец же, дабы отпраздновать победу над лондонскими бандитами, достал свою волынку и направился к «Нью Фэшэнэбл», играя «Колыбель горца». Это было ошибкой, потому что Блисс, едва придя в себя, достал полицейский свисток и издал резкий свист. Патрулировавшие невдалеке полицейские поспешили на помощь и быстро нагнали человека, на которого им указали инспекторы. Им это удалось без труда, потому что Малькольм и не думал торопиться — совесть его была чиста. Когда его окружили полицейские, он вежливо пожелал им доброго вечера и не оказал ни малейшего сопротивления. В Ярде, несмотря на пламенное желание взять реванш, инспекторы вынуждены были признать полную невиновность своего победителя. Собираясь арестовать шотландца, они не сообщили, что служат в полиции, и томинтульский герой имел полное право защищаться. Когда полицейские поинтересовались причинами его чрезмерно долгого пребывания в «Гавайской пальме», Мак-Намара поведал о своей внезапной страсти к Патриции Поттер и тут же восторженно описал ее портрет. Блисс успокоился. — Послушайте, Мак-Намара, — сказал он, — я не сомневаюсь, что вы честный человек, так послушайтесь моего совета: покупайте машинки для стрижки и как можно скорее возвращайтесь в Томинтул к своим драгоценным овцам! — Без Патриции? — Эта девушка не для вас! Во-первых, она живет с мерзавцем Дунканом, а во-вторых, мы подозреваем, что она замешана в убийстве, одного из наших коллег. — Такого не может быть, старина! «Старина» вовсе не обрадовался подобной фамильярности. — Вас не очень затруднит называть меня «инспектор»? — Нисколько, старина. Блисс кинул сердитый взгляд на Мартина, который с трудом подавлял нестерпимое желание расхохотаться. Малькольм же ничего не замечал — все его мысли витали исключительно вокруг мисс Поттер. — Я лучше вас знаю Патрицию. Ей этот образ жизни не нравится. — Почему же она его не изменит? — Боится Дункана. — Пусть подаст нам жалобу! — А вы уверены, что сумеете защитить ее, старина? — А вы? — Что я? — Вы не можете помочь ей? — По правде говоря, старина, если я рассержусь по-настоящему, то рискую зайти слишком далеко и прикончить Дункана, а заодно и второго гнусного типа, того, что все время ошивается рядом. Но у меня нет ни малейшего желания болтаться на веревке, потому что, во-первых, это слишком огорчит мою мать, а во-вторых, не доставит никакого удовольствия мне самому… — Тогда возвращайтесь в Томинтул. — Без Патриции не поеду. — Ладно… Во всяком случае, не говорите потом, что вас не предупреждали. Сэм Блум не пожелал ложиться спать, пока не узнает, удался ли план и получит ли он обещанное вознаграждение. При виде шотландца он подскочил, да так и застыл, изумленно уставившись на жизнерадостную физиономию постояльца. — Все еще бодрствуете, мистер Блум? — весело спросил тот. — Я… я волновался из-за того, что вы так задержались, я боялся, не заблудились ли вы. — Вовсе нет, старина. Зато на меня тут напали два человечка. Пришлось их проучить, чтобы больше не приставали. — А кто же… кто были эти… люди? — Полицейские инспекторы. — Что?! — Только как же я мог это знать? — А… потом? — Потом они, конечно, позвали на помощь констеблей. Не очень спортивно, а? И все мы оказались в Ярде. Пришлось объясняться. И знаете, что они мне посоветовали? — Что? — Вернуться в Томинтул! — Правда? — Ну а я ответил, что не поеду в Томинтул без Патриции! — Моей племянницы? — Вы большой шутник, старина, да? Патрицию я люблю, а все остальное не имеет значения… — Но вы же с ней едва знакомы! — И что с того? — Вы… вы говорили о своих планах с ней самой? — Даже предложение сделал посреди зала «Гавайской пальмы». — Но почему вы выбрали такое место? — Потому что я играл там «Нас сто волынщиков». — Представляю, какую радость это доставило Дункану! — По-моему, все были довольны, кроме Патриции, которая барабанила по моей голове. — По голове? Почему по голове? — Потому что я нес ее на плече. Спокойной ночи, старина… Я не жалею, что выехал из Томинтула. Лондон — веселый город! Слегка затуманившимся взором Сэм смотрел, как шотландец поднимается по лестнице. Вот это шотландец, который лупит инспекторов Ярда, играет на волынке в «Гавайской пальме» и сажает на плечо Патрицию, Патрицию — зеницу ока Дункана! На следующий день в восемь часов вечера Малькольм Мак-Намара переступил порог «Старого капитана». Он не обратил внимания на трех верзил, не спускавших с него глаз, зато эти трое бандитов — Блэки, Торнтон и Тони — разглядывая свою будущую жертву, очень жалели, что не потребовали от Дункана большей мзды. Пока шотландец выбирал столик, Тони пробормотал: — Кажется, мы влипли… Торнтон, самый крепкий из всех, пожал плечами. — Ба! Эти великаны на деле сплошь и рядом оказываются просто тряпками. — Не думаю, чтобы это был тот случай, — заметил Блэки, старший из троицы. В ожидании Патриции шотландец съел три порции сарделек и выпил полбутылки виски. Необычный посетитель вызвал у хозяина кабачка, Джима-Совы, жгучее любопытство, и он подошел к его столику. — Вы здорово проголодались, как я посмотрю, сэр. — Проголодался? Поговорим об этом попозже, когда мы с моей дамой будем ужинать. — Как? Вы собираетесь еще и ужинать? Теперь удивился шотландец. — Вы что, шутите, старина? Это же просто легкая закуска. Надо ведь как-то убить время… А что у вас сегодня в меню? Мак-Намара заказал ужин, которым можно насытить четверку хороших едоков, и снова принялся поглощать сардельки и виски. В половине девятого появилась Патриция — Дункан заставил-таки ее выполнить его волю. Малькольм поспешил навстречу, взял девушку за руку и подвел к столику. — Ну вот, детка, видеть вас — настоящее удовольствие, а я уж боялся, вы не придете. — Почему? — Потому что вы такая изящная, шикарная дама… а я? У меня на этот счет, знаете ли, мало иллюзий. Только ведь когда любишь… Несмотря на терзавшую ее тревогу, девушка улыбнулась: — Бедный мой друг, что бы вы стали делать со мной в Томинтуле? — Вы бы стали матерью моих детей, что же еще? — Скажите честно, Малькольм, вы представляете себе меня там? — Может, не такой, какая вы сейчас… Если бы вы поехали со мной, мы пошли бы от поезда пешком… Не доходя до моего дома есть фонтан. Там я умыл бы ваше лицо, смыл бы всю эту краску… угу… и вы после этого стали бы совершенно чистой. И мы начали бы все сначала. Патриция разрыдалась, и все посетители повернулись к гиганту. Он обхватил ее своей могучей рукой, прижал к себе и стал укачивать как ребенка. — Это все — волнение, — объяснил он любопытным. Джим-Сова, все еще мучимый сомнениями, опять подошел к столику. — Так будете вы ужинать или нет? — Еще как будем! — Но, учитывая состояние дамы… — Вот именно, старина, вот именно… В ее положении нужно как можно больше есть! Кабатчик на секунду замер в недоумении, потом в его глазах блеснул огонек понимания, и, улыбаясь, он поклонился мисс Поттер. — Вы позволите выпить за здоровье вашего будущего малыша, мэм? Патриция аж задохнулась и покраснела до корней волос, Малькольм рассмеялся, а трое убийц отчаянно пытались понять, что бы все это могло значить. — А теперь, Патриция, расскажите-ка мне, что с вами? — То, что вы говорили… а тут еще этот дурак… — Да, согласен, он малость поторопился. Девушка накрыла его руку своей. — Малькольм, не надо меня любить, я этого не стою… — Ну, об этом судить мне. — Как только вы узнаете… — Я ни о чем не спрашиваю. — Я родилась не в Лондоне, а в Уэльсе. Мои родители были крестьянами, до того нищими, что в шестнадцать лет мне пришлось уйти из дому и зарабатывать на жизнь. Я сменила много мест, одно тяжелее другого, а потом, год назад, встретила Дункана… и это было настоящим падением. Дункан — отъявленный негодяй, а Дэвит — убийца. — Но если Дункан дорожит вами, почему он позволил вам встретиться со мной? Он увидел, что Патриция мучительно борется с собой. — Не могу… он меня убьет… не могу, — наконец пробормотала она. — А вы, случаем, малость не преувеличиваете? Патриция прошептала: — Однажды такое уже было… полицейский, следивший за Дунканом… а потом девушка… я им говорила… тогда он меня ударил. Ей хотелось набраться мужества и объяснить ему все, описать окружение, в котором страх заставляет ее жить. Рядом с этим человеком, простым и ясным, привыкшим к освежающему ветру Шотландии и уверенным, что в жизни нет и не может быть ничего сложного, Патриция испытывала острое желание очистить свою совесть. Да, он прав, таких, как она, никогда не видывали в Томинтуле, и в этом его счастье. Этот большой ребенок очарован ее внешностью, но если бы он заглянул внутрь и увидел, что кроется за фасадом… Патриция сердилась на Малькольма, так как он заставил ее ощутить всю глубину своего падения. Он натолкнул ее на воспоминания, что когда-то она дышала чистым воздухом, бегала по холмам и смеялась вместе с другими девушками и юношами. И мисс Поттер вдруг почувствовала себя старой… бесконечно старой… А этот идиот смотрит на нее с обожанием и наверняка воображает, будто и она отвечает пылу его чувств. Но ведь на самом-то деле ее подослали, и только для того, чтобы задержать его до одиннадцати или половины двенадцатого, а потом передать наемникам Джека! Патриция была отвратительна себе самой, но у нее не хватало мужества предупредить шотландца. Если она все ему расскажет, то станет ему противна, он вернется к себе в Томинтул, а она, она останется одна давать объяснения своим хозяевам. Представив, какая ей тогда будет уготована судьба, девушка содрогнулась от ужаса. — О чем вы думаете, Патриция? Она посмотрела на шотландца так, будто он был далеко, очень далеко, вне пределов ее мира. — Ни о чем. — Так вот, вы чертовски красивы, когда думаете ни о чем! Джим-Сова начал расставлять заказанные блюда, и это избавило мисс Поттер от необходимости отвечать. При виде такого обилия пищи молодая женщина удивленно воскликнула: — Вы ждете кого-нибудь еще? — Я? Я ждал только вас. Слишком большое счастье — побыть с вами вдвоем. — Но… все эти блюда? — Я так влюблен, что мне хочется есть еще больше, чем обычно! Когда в «Гавайской пальме» бывал выходной, Питер Дэвит имел обыкновение заниматься личными делами, то есть размышлять, каким бы образом занять место Дункана подле большого босса, того, кто заправляет торговлей наркотиками в Сохо. И все же он понятия не имел, кто бы это мог быть. Питер из кожи вон лез, пытаясь раскрыть инкогнито и получить возможность проявить инициативу. Под предлогом обхода мелких поставщиков он прощупывал почву то здесь, то там, но похоже было, что вся эта мелкота не знает никого, кроме Дункана. Несколько раз Питеру приходило в голову, что Дункан и есть этот всемогущий мистер Икс, но тут же возникала куча всяких соображений, обращавших эту гипотезу в прах, более того, он не мог найти ни единого аргумента «за». Ко всему прочему, будь Дункан в самом деле большим боссом, он не оказался бы в таком тяжелом финансовом кризисе, как сейчас. Дэвит собрался было уходить, как вдруг зазвонил телефон. Никто, кроме Джека, не знал его адреса. Питер снял трубку: — Ну? — Питер, мне необходимо немедленно вас видеть. — Но… — Я сказал: немедленно! И не успел Дэвит возразить, как в трубке послышались гудки. Бандит в бешенстве отшвырнул ее. Как ему осточертело такое обращение Дункана! Пора с этим кончать, и чем раньше, тем лучше. Однако когда два человека знают друг о друге слишком много, их альянс не может быть нарушен без серьезного столкновения, и Питер всеми силами души призывал этот момент, но собирался спровоцировать противника только тогда, когда это будет выгодно самому Питеру, и только приняв все возможные меры предосторожности. Патриция уже давно покончила с сдой. Она закурила, наблюдая, как шотландец продолжает спокойно поглощать одно блюдо за другим. Зрелище это вызывало у нее восторг, смешанный с легким испугом. Впрочем, завидный аппетит горца пробудил подобные чувства не только у нее. Трое наемников Дункана, как завороженные, млели от восхищения, да и прочие посетители «Старого капитана» со знанием дела оценили дарованный им случаем великолепный аттракцион. Патрицию немного смущало всеобщее внимание. Блэки шепнул приятелям: — Жаль, что нам придется уничтожить такое чудо… — Да ты, кажись, становишься сентиментальным, — хихикнул Торнтон. — Нет, просто во мне силен спортивный дух. Наконец Малькольм со вздохом удовлетворения отодвинул от себя тарелку. Патриция не удержалась, спросила: — И вы всегда так едите? — Да, если не считать праздников в Томинтуле — тогда случается и переесть. — Какие же вам доходы надо иметь только для прокорма! Шотландец добродушно рассмеялся. — Ну, все необходимое у меня есть. Не беспокойтесь, Патриция, поедете со мной в Томинтул — ни в чем нуждаться не будете. Он говорил с такой уверенностью, что девушка даже размечталась, забыв о своем мрачном настоящем. — Расскажите мне о Томинтуле. На минуту Малькольм задумался, потом с сокрушенным видом покачал головой. — Забавно… но я не могу. — Почему? — Потому что трудно говорить о том, что любишь. К примеру, когда я вернусь к себе в Томинтул и скажу ребятам, что встретил самую красивую девушку в Лондоне, они мне, конечно, не поверят, начнут посмеиваться и спросят: «Какая же она, эта девушка?» А я, как я сейчас понял, не смогу им ответить… потому что не найду слов. Понимаете? — Не очень. — Ну вот священник, когда говорит о Боге… ему никогда не приходит в голову описывать Всевышнего. Бог заполонил его целиком, и этого достаточно. Если его спросят о Боге, я хочу сказать — о его внешнем виде, священник тоже не сможет ответить. Так и я. Все, что я смогу сказать ребятам: «Ее зовут Патриция». Они начнут смеяться, я разобью физиономию одному или двоим, и тогда остальные мне поверят, потому что они знают меня и знают, что я никогда не полезу в драку без серьезной причины. Немного помолчав, он продолжил: — Томинтул — это холмы и скалы… овцы… множество овец… источники с вечно ледяной водой… и сильный, продувной ветер в течение всего года… и еще — наслаждение идти в полном одиночестве на этом чертовом ветру… вот что такое Томинтул. Как вы думаете, вам там понравится? — добавил он робко. — Да… — Патриция говорила искренне. — Но это невозможно. — Вы боитесь, да? — Боюсь. — Дункана? — Да. — Нечего его бояться, я ведь здесь! — Бедный мой Малькольм… Войдя в кабинет Дункана, Дэвит не стал скрывать скверного настроения. — Неужели вы не можете оставить меня в покое хоть на один вечер в неделю? — Звонил патрон. — Ну и что? Мне противны люди, которые вечно прячутся. Джек посмотрел на него долгим, изучающим взглядом. — Не знаю, что на вас нашло в последнее время, Питер, но вы идете по опасной дорожке. Вы, я полагаю, еще не устали от жизни? — А что? — Да то, что если бы патрон узнал, какого вы о нем мнения, я недорого бы дал за вашу шкуру. — Уж не вы ли при случае сведете со мной счеты? — А почему бы и нет? Дэвит осклабился. — И вы не подумали, что я буду защищаться? — Нет… Дэвит. Вы — наемный убийца, и только. И зарубите себе это на носу! А наемный убийца меньше чем кто-либо еще способен размышлять… Поэтому подчиняйтесь и молчите. Больше вы ни на что не годитесь. Питера перекосило от вспыхнувшей злобы. — Сволочь! — прохрипел он. Дункан спокойно ударил его ребром ладони по губам. — Это чтобы научить вас уважать старших по положению, Дэвит. — Клянусь, я… — Хватит! Инцидент исчерпан, но напоминаю вам, что это ухе второй за последние сутки. Третьего не будет. А теперь слушайте: мне звонил патрон. Десять кило чистейшего героина ожидают в порту, чтобы за ними пришли. — Десять кило! — Давненько не было такой хорошей партии, и выручка сулит целое состояние, даже учитывая необходимость дележа… только все это очень опасно. Тот, кого сцапают с таким грузом, может попрощаться со свободой до конца своих дней… — Догадываюсь. — Патрон хочет, чтобы мы поторопились… — Почему бы ему не прогуляться самому? — Опять начинаете, Дэвит! К тому же вы сказали глупость: если бы он делал все сам, мы бы ничего не получали. — Согласен, но на меня не рассчитывайте! — Знаю… и за вами, и за мной слишком пристально следят легавые… Но если бы удалось отыскать человека, способного оказать нам такую услугу, вы могли бы обеспечить его безопасность и… наблюдение? — Само собой. — Ведь было бы крайне прискорбно, если бы нашему посыльному взбрела в голову идея оставить все себе. К несчастью, по всему Соединенному Королевству найдутся люди, достаточно бесчестные, чтобы не следовать принятым правилам, и они купят товар, не задумываясь о его источнике. Дэвит кивнул: — Да, с моралью нынче плохо. Патриция не замечала течения времени. Неловкие ухаживания шотландца навеяли воспоминания о ее первых воздыхателях из уэльской деревни: то же волнение, те же смущение и искренность, то же непонимание современного мира. Только в те времена она сама не знала жизни. Сегодня все было иначе. В голосе Малькольма Патриции слышались отзвуки голосов Дефайда, Аньорина, Гвилима, Овейна… Пока Мак-Намара воспевал очарование Томинтула, молодая женщина вновь вспомнила уэльскую деревню, ее зимы и весны, казавшиеся тогда нескончаемыми, и глаза ее застлали слезы. Но вот, подняв голову, чтобы улыбнуться Малькольму, Патриция заметила наемников Дункана. Ей показалось, что Торнтона она уже видела у Джека, а по выражению физиономий двух остальных было нетрудно догадаться, что именно им поручено ограбить шотландца. И вот всем существом своим Патриция возмутилась. Теперь она и мысли не могла допустить о том, чтобы отплатить этому парню за его столь наивно выраженную нежность предательством, отдав его в руки убийц. Но как помешать этому, не скомпрометировав себя в глазах этих троих, которые не преминут доложить обо всем Дункану? Патриция лихорадочно перебирала в голове способы выкрутиться из этого скверного положения. Тщетно. А тут еще Джим-Сова объявил: — Джентльмены, время закрывать! Посетители послушно вышли. Трио отправилось дежурить на Клементс-Лейн, куда под предлогом вечерней прогулки мисс Поттер должна была заманить шотландца. Патриция, как могла, тянула время, но все-таки настал момент, когда уже нельзя было не уходить из помещения. Как осужденный на казнь старается воспользоваться последними минутами, она до бесконечности рассыпалась в любезностях Джиму-Сове и его кухне. Старый Джим, не приученный к таким комплиментам, поскольку его клиентуру составляли в основном неотесанные обитатели рыбного базара, расцвел как роза. Дабы не ударить в грязь лицом, он тоже пожелал счастья такой милой паре и, подмигнув с видом человека бывалого, закончил свою речь обращением к мисс Поттер: — Уж вам-то никогда не придется тревожиться за своего муженька, мэм… Редко я встречал таких крепких молодцов, да еще с таким прекрасным аппетитом! А уж как он на вас смотрит, сразу ясно — влюблен по уши! Если позволите высказать мое мнение, мэм, вам обоим ужасно повезло, и я вам искренне желаю, чтобы ваш малыш был таким же красивым, как его папа и мама. — И, поскольку Джим-Сова был при случае не прочь пошутить, добавил: — Но все-таки пусть он не вырастет таким отчаянным едоком, как его папа, потому что ни одна семья в Соединенном Королевстве не сумеет насытить два таких аппетита — она просто разорится! — И Джим расхохотался над собственной остротой. Но его примеру последовал только Малькольм. Патриция же почувствовала, что ей сдавило горло, и рассердилась на хозяина «Старого капитана» за то, что он заговорил с ней о мире, в котором ей больше нет места. На пороге шотландец взял Патрицию под руку и шепнул: — Видите, дорогая, вам непременно надо поехать в Томинтул. Патриция прижалась головой к руке Мак-Намары (плечо оказалось слишком высоко) и расплакалась, чтобы хоть как-то облегчить душу. Он дал ей поплакать, а потом ласково спросил: — Вы плачете, наверное, не без причины? — Скажем, это из-за того, что нам скоро предстоит расстаться… Вы уедете в Томинтул… а я… я вернусь к тому, что ненавижу… и из-за вас буду еще несчастнее, чем прежде… — Поехали вместе! — Это невозможно, Малькольм, я не хочу, чтобы с вами случилось несчастье… — Вы и вправду думаете то, что говорите? — Клянусь вам! Малькольм еще крепче прижал девушку к себе. — Тогда не надо портить себе нервы! Мы еще увидимся, детка… Теперь Патриция готова была перенести все наказания Дункана, что угодно — но она ни за какие коврижки не поведет своего спутника на Клементс-Лейн. В конце концов, Джек, конечно, может ее убить, да стоит ли та жизнь, которая ей предстоит, того, чтобы за нее цепляться? Но в тот момент, когда Патриция уже собиралась предложить взять такси, Малькольм сказал: — Если вы не очень устали, дорогая, мне хотелось бы немного пройтись с вами… все-таки ночной Лондон — это кое-что, или нет? И, не ожидая ответа, он повел ее по улице. Патриция не стала возражать. Со свойственным ей фатализмом молодая женщина уже не чувствовала себя в силах что-либо предпринять, и когда Мак-Намара свернул на Клементс-Лейн, она увидела в этом неотвратимый перст судьбы. Патриция брела почти в полузабытьи, не в состоянии произнести ни слова. И однако все нервы были так напряжены, что она скорее угадала, чем увидела три тени, притаившиеся у входа в дом метрах в ста пятидесяти от них. Патриция остановилась как вкопанная. Удивленный Мак-Намара тут же спросил, что с ней. — Что это вы все время таскаете с собой в чемодане, Малькольм? — Волынку. — Такую, какой в Томинтуле приветствуют свою избранницу? — Точно. Мисс Поттер пришла в голову блестящая мысль, и, несмотря на мучительную тревогу, ей стало весело. — Значит, вы обманывали меня, уверяя, что любите! Где концерт в мою честь? — Кроме шуток? Вы этого хотите? — Даже прошу вас об этом. Мак-Намара не заставил себя ждать, он извлек из чемодана волынку и заиграл «С островов — в Америку». В тихой лондонской ночи гнусавые звуки волынки разбудили громкое эхо, и молодая женщина улыбнулась, представив себе, как вытянулись физиономии убийц, которых этот неожиданный концерт должен был повергнуть в полную растерянность. Вскоре из раскрывающихся окон стали раздаваться крики и проклятия, но шотландец, не обращая на все это никакого внимания, продолжал что есть мочи дуть в свою трубку. После «С островов — в Америку» он переключился на «Лохабер не повторится», вызвав бурю негодования у обитателей квартала. Наемники Дункана не решились наброситься на шотландца при таком обилии свидетелей. Именно на это Патриция и рассчитывала. Полицейская машина прибыла как раз в тот момент, когда Мак-Намара заканчивал свой импровизированный концерт торжественной «Армией короля Георга». Услышав от Торнтона о происшествии на Клементе-Лейн, Дункан пришел в исступление, зато Дэвит, хотя и был разочарован тем, что выгодное дело сорвалось, забавлялся бешенством своего шефа. Уверенный в своей полной невиновности, Торнтон защищался: — Но, хозяин, это ж не наша вина! Мы точно выполнили все ваши приказания, тютелька в тютельку. Мы подождали, пока Джим-Сова прикроет лавочку, и вышли, оставив позади мисс Поттер и жирного голубка. Хотя, по правде сказать, шеф, нам было немного не по себе — очень уж не хотелось убивать этого парня… — Вот как? — Это правда, шеф, он нам понравился… Видели б вы, сколько он может съесть, глазам бы своим не поверили! И при этом все время шутит… Говорю вам, хозяин, если б мы не знали, что при нем большой кусок, мы бы с Блэки и Тони еще подумали — такой он симпатяга, этот шотландец! — Решительно, этот малый обладает даром вызывать нежные чувства! Продолжайте! — нервно хихикнув, проговорил Дункан. — Ну вот, значит, вышли мы, как было договорено, и спрятались на Клементс-Лейн… подождали маленько и видим: появляется мисс Поттер с парнем… все шло как по маслу, чего там… и вот ни с того ни с сего этот идиот вытаскивает волынку и устраивает концерт посереди улицы, да еще в такой час! — А что в это время делала мисс Поттер? — Что бы вы хотели, чтобы она делала? Пришлось ей стоять и ждать, пока ее шотландец прекратит это дело, потому как уж если этому парню что взбрело на ум — прости-прощай, не остановишь! — А потом? — Ну, потом произошло то, что и должно было случиться, весь квартал просто взбесился, вопили из каждого окна. Настоящий цирк! Время для нападения было не самое удобное — все равно как сделать это на сцене театра! Мы подождали, надеясь, что парень утихомирится и тогда мы его чуть подальше и обработаем. Какое там! Прикатили фараоны и загребли шотландца вместе с мисс Поттер… Такие дела… Полицейский участок на Кеннон-стрит надолго сохранит воспоминание о ночи, которую провели там Малькольм Мак-Намара и Патриция Поттер. Начало было не из приятных — сержанта Брайана Фоллрайта терзал ревматизм в правой ноге, и он встретил виновников ночного переполоха довольно сурово. Шотландец и Патриция, даже не пытаясь спорить со стражами порядка, предстали перед Фоллрайтом, блаженно улыбаясь, что окончательно вывело сержанта из себя. Малькольм нашел это приключение довольно приятным, а Патриция была счастлива, что ей удалось спасти своего спутника от участи, уготованной ему Дунканом. Когда оба нарушителя покоя назвали свои имена, фамилии, профессии и прочее. Фоллрайт взорвался: — Ну? И какого дьявола весь этот тарарам? Где вы, по-вашему, находитесь? И вообще, что это за дыра, Томинтул? — Это деревушка в Шотландии, в графстве Банф! — И чего вам там не сиделось? — Я приехал купить машинки для стрижки овец. — Среди ночи? На Клементс-Лейн? Играя на волынке? Вы там у вас в Томинтуле знаете, что полагается за издевательство над сержантом лондонской полиции? В разговор вмешалась Патриция: — Простите, сержант, но, я думаю, произошло недоразумение. — Если это недоразумение, мисс, то в интересах вашего спутника уладить его как можно скорее! Мак-Намара с напускной горечью заметил: — Я вижу, сержант, что вы с предубеждением относитесь к Шотландии и шотландцам. Сержант встал и угрожающе выпрямился. — Не служи я в полиции Ее Величества, за такие слова я расквасил бы вам физиономию, хотя вы моложе меня и весите по крайней мере на двадцать кило больше! Знайте, что я обрел свою жену, Элспет Фоллрайт, в Инвернессе, и если бы смерть не вырвала ее у меня, то я ушел бы в отставку в Бейли! Вместо ответа Мак-Намара взял волынку и поднес ее к губам. — Вы что, взбесились? — спросил совершенно ошарашенный сержант. Перед тем как заиграть, шотландец объявил: — В честь и в память Элспет Фоллрайт, которая была самой красивой девушкой Инвернесса! И полились звуки «Ткачиха Дженни Данг». Удивление сержанта сменилось умилением, он невольно смахнул слезу, а в это время все присутствующие полицейские почтительно вытянулись по стойке «смирно», отдавая честь памяти усопшей. Когда шотландец опустил инструмент, Фоллрайт протянул ему руку. — Спасибо, сэр… А теперь поведайте мне, как другу, почему все-таки вы решили устроить концерт на Клементс-Лейн в час, когда все порядочные граждане пользуются заслуженным правом на отдых? Малькольм указал на Патрицию: — Потому что я ее люблю. По-видимому, сержант никак не мог уловить связь между ночным скандалом и изъяснением нежных чувств, от которого Патриция зарделась. — Может, объясните поподробнее? — попросил он. — У нас в Томинтуле, когда вам нравится девушка, надо рассказать об этом всем. А что может быть красноречивее волынки? К примеру, кто-то работает и вдруг слышит звуки волынки. Тогда он говорит себе: «Ага, вот влюбленный!» — и бросает все свои дела, чтобы поглядеть, кто же это, и видит: парень следует за девушкой, а та делает вид, будто ничего не слышит и не замечает. Если она не согласна, то велит ухажеру оставить ее в покое и играть где-нибудь подальше. И наоборот, если она позволяет ему следовать за собой, то вроде как при всех дает слово… Ну вот, я начисто забыл, что мы в Лондоне. Сержант вздохнул: — Если бы вы проторчали тут почти пятьдесят лет, как я, то не позволили бы себе роскошь забыть! Побудьте здесь до тех пор, пока заря не наберется мужества осветить этот проклятый город… Присаживайтесь вместе в уголке… говорите друг другу всякую нежную чепуху, и когда-нибудь вы вспомните с умилением и эту ночь, и старую скотину сержанта, задержавшего вас в участке. Торнтон давно ушел. Дункан и Дэвит долго молчали. Наконец Питер, которому до смерти надоело сидеть сложа руки, заметил: — Такое выгодное дело — и опять уходит из-под носа! — От случайностей не застрахуешься! — Кое-что сделать все-таки можно. Дункан уставился на своего приспешника: — Вы знаете такой способ? Дэвит вытащил пистолет. — Против этой штуки ни одна случайность не устоит. Я тихонько пойду за шотландцем, пристрелю в укромном уголке, заберу пять тысяч ливров, и ни с кем не придется делиться. — Может статься, и со мной тоже? Хапнете денежки — и тю-тю! — Я не позволю вам! — Вы ничего не можете ни позволить мне, ни не позволить, Питер, я устал повторять вам это на каждом шагу. Все ваши великие замыслы — сплошная глупость. Полиции известно, что Мак-Намара бывает в «Гавайской пальме», за нами слишком пристально следят. И они не замедлят явиться сюда. — Ну и что? — А то, что к нам еще крепче прицепятся как раз в тот момент, когда необходимо, чтобы нас оставили в покое. Дэвит пожал плечами: — Если вас не интересуют пять тысяч… — Нет, когда я могу заработать гораздо больше. — Не секу. — Я не знаю, Дэвит, Небо или Ад послали нам этого шотландца, но уверен, что это сделал наш благодетель. — Это еще почему? — Потому что если мы сумеем взяться за дело толково, то именно наш спец по кошачьим концертам сходит за героином и притащит его сюда под носом у джентльменов из Скотленд-Ярда. Ни Малькольму, ни Патриции не хотелось спать. Они сидели, взявшись за руки и забыв обо всем на свете. Полицейские, в свою очередь, не обращали на них внимания. Мисс Поттер грезилось, что она навсегда покончила с миром дунканов и дэвитов и что теперь у нее свой, новый мир, в котором шотландец всегда будет держать ее за руку. А он рассказывал о Томинтуле. Можно было подумать, Мак-Намара вообще не способен говорить на другие темы. — Не может быть, дорогая, чтобы вам хотелось остаться в этом городе, где так плохо дышится, а? Я, конечно, не говорю, что в Томинтуле масса развлечений, но когда как следует прогуляешься, ничего не хочется так, как вздремнуть… И притом там каждый раз все по-новому… я не очень-то умею объяснять… Вам надо поехать и посмотреть. — Так, значит, все, что было до нашей встречи, вам безразлично? — Да нет, не совсем так… только… это меня не касается. Если вы согласитесь поехать, я увезу с собой другую, новую Патрицию. Она покачала головой. — Это было бы нечестно с моей стороны. Девушка чуть слышно заговорила, и один из полицейских, случайно взглянувший в их сторону, решил, что она нашептывает слова любви. Это напомнило ему молодые годы. Все мы одинаково глупы. — Очень трудно бежать из среды, в которой я живу, Малькольм… Я слишком много знаю о них, чтобы меня отпустили… — Кто? — Дункан, Дэвит, а тот, кто стоит за ними, — особенно. И хоть я его не знаю, он-то наверняка меня знает. Мак-Намара поиграл мышцами. — Я бы посоветовал всей этой шушере сидеть тихо. Пат умиленно улыбнулась: — Бедняга Малькольм, ваша сила ничему не поможет… они нанесут удар в спину… как всегда… — Вы думаете? — Уверена. — Простите, дорогая, но ведь людей все-таки не убивают просто так, ни за что ни про что! — Мой побег с вами был бы достаточной причиной. Они бы испугались, что я все расскажу полиции! — Но что особенного вы можете рассказать? Патрицию так раздосадовала непонятливость наивного горца, что она забыла известную пословицу: молчание — золото. — А то, что «Гавайская пальма» — центр торговли наркотиками в Сохо! — Наркотиками? — Морфием, героином и прочей мерзостью, которая приносит богатство тем, кто ею торгует, а тех, кто все это покупает, в конце концов вгоняет в гроб. — Ладно, понял. А если вы пообещаете молчать? — Они считают, что вполне надежны в данном случае только покойники. — Сдается мне, все это только пустые угрозы! Ваши Дункан с Дэвитом строят из себя гангстеров, а на поверку, может статься, не способны свернуть шею даже курице! Нет, дорогая, по-моему, вы все это сочиняете нарочно, чтобы меня не огорчать. — Не огорчать?! — Да. Потому что на самом деле просто я вам не нужен. Это заявление так потрясло Патрицию, что она решилась. — Послушайте, Малькольм, клянусь, я уехала бы с вами, если бы могла. Но я не хочу, чтобы из-за меня стряслась беда. Вы не знаете, на что способны эти люди. Я расскажу вам кое-что, но, умоляю, сразу же забудьте мои слова — ведь стоит им только узнать, что я вам проболталась, и меня немедленно приговорят к смерти. Однажды — это было несколько месяцев назад — один инспектор из Ярда чуть не вывел на чистую воду все их махинации с наркотиками… Была одна несчастная девушка… наркоманка… Он пришел к ней домой, но Дункан проведал об этом и послал туда Дэвита. Питер убил их обоих — и девушку, и полицейского. Джек боялся, что от девушки — ее звали Джанет Банхилл — инспектор узнает, что он замешан в торговле наркотиками. У шотландца был такой вид, будто он вдруг обнаружил, что некий особый мир, в реальность которого он до сих пор не верил, существует на самом деле. — Так что же это… как в детективах? — Инспектора звали Джеффри Поллард… Если вас интересуют подробности, зайдите в первую попавшуюся редакцию на Флит-стрит и полистайте подшивку газет… Теперь вы убедились, что вам лучше больше не видеться со мной и как можно скорее вернуться в Томинтул к своим овцам? — У нас, дорогая, вовсе не принято бросать девушку в беде! — Ну какой вы упрямый, поймите же наконец! — Я понял, что вы влипли в историю и я должен помочь вам выкарабкаться. Я очень жалею и полицейского, и девушку, о которых вы мне рассказали, но это дело кончено и меня не касается… А вот вы — это совсем другое. Я увезу вас в Томинтул! — Ну вот, как бы вам это объяснить, у нас были неприятности… Стоя посреди кабинета Дункана, куда ранним утром он пришел вместе с Патрицией, Мак-Намара пытался рассказать Джеку и Питеру о ночных приключениях. Те молча таращили на него усталые от бессонной ночи глаза. Увидев Патрицию, хозяин «Гавайской пальмы» тут же послал ее наверх. — Потом разберемся, — только и сказал он. Как всегда, при виде Джека девушка почувствовала, что все ее существо охватывает ледяной ужас, поэтому она лишь улыбнулась шотландцу жалкой улыбкой и исчезла. Малькольм худо-бедно рассказал ночную одиссею и замолчал. — Вам повезло, Мак-Намара, — сказал, подумав, Джек. — В чем это? — Что случайный свидетель подтвердил мне все насчет полиции. Кажется, вам очень нравится мисс Поттер? — Очень. — А вам известно, что она, в сущности, моя жена? — Да. — И вас это не смущает? — Пожалуй, немного. — Ах, все-таки, значит, это создает кое-какие неудобства? — Потому что я хотел бы увезти ее в Томинтул и жениться на ней. Джек ответил не сразу. Но даже Дэвит, хорошо знавший хозяина «Гавайской пальмы», лишь по его прерывистому дыханию определил, что тот едва сдерживает ярость. — Вы считаете нормальным, чтобы она меня бросила? — Готов возместить вам убытки, старина. — Так вы очень богаты? — Не жалуюсь. — Послушайте, Мак-Намара, по правде говоря, в последнее время у нас с Патрицией не все ладно… и, право же, захоти она заново строить жизнь с парнем вроде вас… я, может, и не стал бы перечить… Только, сами понимаете, мне ведь недешево стоило сделать из нее звезду эстрады… — Так чего же вы хотите? — Мне нужен человек, готовый оказать услугу… очень важное дело… и довольно-таки опасное, откровенно говоря… — А?.. Такое опасное, что… — Совершенно верно! Казалось, шотландец колеблется. — Но если я окажу вам эту услугу, вы и вправду отпустите мисс Поттер? — Даю вам слово. — Стало быть, по рукам! Что надо сделать, старина? — Приходите ко мне сюда сегодня вечером, и мы обо всем договоримся. Убедившись, что Мак-Намара ушел, Дэвит в экстазе воскликнул: — Невероятно! Неужели такие дураки еще водятся на свете? — Вот и видно, Питер, что вы никогда не были влюблены! — Во всяком случае, не настолько, чтобы поверить вам на слово, Джек! — Это я и имел в виду. |
|
|