"Час охотника (Исповедальня)" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)

Глава 4

На Девлине была темно-синяя фланелевая рубашка с расстегнутым воротником, серые брюки и очень дорогие итальянские туфли из коричневой кожи. Темные вьющиеся волосы этого невысокого, ростом не более метра шестидесяти пяти, мужчины были лишь подернуты сединой, несмотря на его шестьдесят четыре года. На правом виске виднелся бледный шрам от старого пулевого ранения, кожа отличалась белизной, а глаза – необыкновенной синевой. Казалось, легкая ироничная улыбка постоянно приподнимает уголки губ этого человека, пришедшего к выводу о том, что жизнь – всего лишь дурная шутка, достойная только того, чтобы над ней посмеяться.

Но тем не менее это была улыбка симпатичного и искреннего человека.

– Рад снова видеть вас, Гарри. – Он обнял Фокса.

– Я тоже рад, Лайам.

Девлин посмотрел мимо него на автомобиль и сидящего за рулем Уайта.

– С вами кто-нибудь еще приехал?

– Только мой шофер.

Он спустился с крыльца, подошел к машине и заглянул внутрь.

– Добрый вечер, мистер Девлин, – произнес Билли.

Девлин повернулся и, не говоря ни слова, возвратился к Фоксу.

– Так вот кто ваш шофер, Гарри? Он может завезти только в одно место – в преисподнюю.

– Фергюсон уже звонил?

– Да, но об этом после. Входите.

Внутри дом был оформлен тоже в викторианском стиле. В зале обои от Уильяма Морриса и панели красного дерева. На стенах несколько ночных пейзажей художника викторианской эпохи Эткинсона Гримшо. Фокс с удивлением рассматривал их, когда снимал плащ и протягивал его Девлину.

– Странно видеть здесь эти картины, Лайам. Ведь Гримшо – стопроцентный англичанин из Йоркшира.

– Не его в том вина, Гарри. Главное, он был художник милостью божьей.

– Да, его вещи недешево стоят, – заметил Фокс, знавший, что на аукционе даже самое незначительное произведение Гримшо оценивалось тысяч в десять.

– Не мне об этом судить, – ответил Девлин.

Он отворил дверь и ввел гостя в гостиную, так же, как и зал, выдержанную в викторианском стиле: стены, обитые зеленым с золотом шелком, снова картины Гримшо и яркий огонь камина оригинальной работы Уильяма Ленгли.

Человек, стоявший перед камином, был священником в темной сутане. Он обернулся, чтобы поприветствовать Фокса. Ростом не выше Девлина, волосы аккуратно зачесаны за уши. Выглядел он довольно импозантно, особенно благодаря своей приветливой улыбке. Были в нем какой-то порыв, какая-то энергия, тронувшие Фокса. Довольно редко люди вызывали у него столь неограниченную инстинктивную симпатию.

– quot;Ну что ж, теперь у нас два Гарриquot;, – продекламировал Девлин строфу из Шекспира. – Капитан Гарри Фокс, позвольте представить вам отца Гарри Кассена.

Кассен мягко пожал протянутую руку.

– Рад познакомиться с вами, капитан Фокс. После вашего звонка Лайам рассказал мне о вас.

Девлин указал на шахматный столик перед собой.

– Для меня был хорош любой повод, чтобы избежать разгрома.

– Вы, как всегда, порядком преувеличиваете, – заметил Кассен. – Однако мне пора идти, а вас оставляю с вашими заботами.

У священника был приятный и глубокий голос, в его ирландском слышался американский акцент.

– Нет, вы только послушайте, Фокс. – С этими словами Девлин достал из буфета три бокала и бутылку «Бушмиллс». – Присядь, Гарри. От стаканчика перед сном тебе хуже не станет. – И, обращаясь к Фоксу, добавил: – Мне еще не встречался человек, который бы ходил столько же, сколько ваш святой отец.

– Хорошо, хорошо, Лайам, сдаюсь, – произнес Кассен. – Еще есть пятнадцать минут, а потом мне и впрямь нужно уходить. Ты же знаешь, что по вечерам я заглядываю в наш хоспис, а там сейчас Дэни Малоун, и неизвестно, застану ли я его завтра утром в живых.

– Давай выпьем за него. Ведь это всем нам предстоит, – предложил Девлин.

– Хоспис, вы говорите? – спросил Фокс.

– Тут рядом монастырь Святого Сердца. А милосердные сестры уже несколько лет содержат при нем клинику для умирающих.

– И вы там работаете?

– Да, администратором и духовным наставником. Говорят, будто монахини настолько чужды всего мирского, что не могут справиться с бухгалтерией. Полная чушь! Сестра Анна-Мария, которая заправляет всем, знает расходы хосписа вплоть до последнего пенни. А так как община здесь небольшая и у священника нет куратора, то я иногда помогаю ему.

– Кроме того, Гарри три дня в неделю работает в отделе печати католического секретариата в Дублине, – вставил Девлин. – А еще руководит местным молодежным клубом и театром с его девяносто тремя юными артистками, с которыми сыграл пять очень посредственных спектаклей.

Кассен рассмеялся.

– Угадайте, чья была постановка. В следующий раз мы попробуем «Вестсайдскую историю». Лайам считает, что мы слишком высоко хватили, но я предпочитаю серьезные испытания путям наименьшего сопротивления.

Он выпил «Бушмиллс». Фокс поинтересовался:

– Позвольте спросить, святой отец, вы – американец или ирландец? Я что-то не пойму.

– А он и сам точно не знает, – смеясь, ответил Девлин.

– Моя мать была американкой ирландского происхождения. В поисках своих исторических корней она вернулась в Коннахт в 1939 году. Но кроме меня никого здесь не нашла.

– А ваш отец?

– Отца я вообще не знал. Фамилия моей матери Кассен, и она исповедовала протестантство. Некоторые из Кассенов еще живут в Коннахте, они потомки бойцов Кромвеля. В этой части страны Кассены часто называют себя Паттерсонами; это неправильный перевод ирландского слова «кассен» – «тропа».

– Короче говоря, он сам не знает, кто он такой, – повторил Девлин.

– Ну, это как посмотреть, – улыбнулся Кассен. – После войны, в 1946 году, моя мать вернулась в Штаты. Через год она умерла от гриппа, и меня взял к себе единственный родственник, старый двоюродный дядя, у которого была ферма в канадской провинции Онтарио. Прекрасный человек и истовый католик. Под его влиянием и я стал католиком.

– Вот тут-то судьба и свела нас, – Девлин поднял свой бокал.

Фокс недоумевающе посмотрел на него. Кассен пояснил:

– Семинар, в который я был принят, назывался «День всех святых» и располагался в Рейн Лэндинге неподалеку от Бостона. А Лайам преподавал там английский.

– Да, проблем у меня с ним было предостаточно, – вспомнил Девлин. – Его ум острый как бритва. Каждый раз он выставлял меня дураком, когда я на лекциях неверно цитировал Элиота.

– Затем я – работал в двух общинах в Бостоне и позднее еще в одной в Нью-Йорке, – продолжал Кассен, – но не терял надежды однажды вернуться в Ирландию. В 1968 году я был наконец переведен в Белфаст, в церковь на Феллс-роуд.

– Которую уже через год сожгла дотла протестантская толпа, – вставил Девлин.

– Тогда я попытался спасти общину от распада и продолжил службу в спортивном зале одной из школ, – сказал Кассен.

Фокс взглянул на Девлина.

– В то время как вы носились по Белфасту и подбрасывали бревна в огонь?

– Милостивый Господь да простит мне это, – смиренно произнес Девлин. – Потому что сам себе я этого простить не могу.

Кассен поставил перед собой пустой бокал.

– Ну, а теперь я все-таки должен покинуть вас. Было приятно познакомиться с вами, капитан Фокс.

Он протянул руку. Фокс пожал ее, после чего Кассен встал и направился к двери террасы. За стеной сада вздымался монастырь Кассен прошел по газону, открыл калитку и скрылся.

– Удивительный человек, – заметил Фокс, когда Девлин закрыл дверь.

– Можно сказать и так. – Девлин обернулся. Улыбка исчезла с его лица. – Ну хорошо, Гарри. Фергюсон как всегда напускает много таинственности. Так что объясните, пожалуйста, внятно, в чем дело...

В хосписе царила полная тишина. Он был устроен совершенно не так, как обычная больница, и пациент здесь мог выбирать между одиночеством и близостью к соседу по палате. Над столом склонилась сиделка, и ночник был единственным источником света в коридоре. Она не слышала шагов Кассена, вдруг возникшего из темноты рядом с ней.

– Как себя чувствует Малоун?

– Без изменений, святой отец. У него лишь незначительные боли. С помощью лекарств нам удалось стабилизировать состояние.

– Он в ясном уме?

– Периодически.

– Я пойду к нему.

Кровать Дэни Малоуна, отделенная от других шкафами и книжными полками, стояла наискосок к окну, за которым виднелись деревня и черное ночное небо над ней. Свет ночника резкими линиями теней очерчивал лик умирающего, еще нестарого, лет сорока мужчины с преждевременно поседевшими волосами и лицом, под которым ясно угадывались очертания черепа. На туго натянутой коже буквально читались следы страданий, переносимых этим человеком из-за рака – той самой болезни, которая медленно, но верно переносила его из этой жизни в иную.

Когда Кассен присел рядом, Малоун открыл глаза. В его взгляде, поначалу совершенно пустом, понемногу просыпалось сознание.

– Я уж было подумал, что вы больше не придете, святой отец!..

– Но ведь я же обещал. Пришлось, правда, принять стаканчик перед сном у Лайама Девлина, поэтому припоздал.

– Один перед сном – это полезно, святой отец. Лайам ведь был настоящим борцом за наше дело. Никто больше него не сделал для Ирландии.

– А вы, Дэни? – Кассен пересел на край кровати. – Ведь никого во всем Движении не было смелее вас.

– Но скольких людей я при этом убил. И зачем? Однажды Дэниел О'Коннел сказал в своей речи, что свобода Ирландии вещь праведная, но не стоящая даже и одной человеческой жизни. Тогда я был молодым и оспаривал это. Теперь же, на смертном одре, мне кажется, я понимаю, что он имел в виду.

Он скривился от боли и посмотрел на Кассена.

– Не могли бы мы поговорить об этом, святой отец? Мне кажется, так мне легче будет собраться с мыслями.

– Хорошо, но только недолго, вам необходимо поспать, – улыбнувшись, согласился Кассен. – Умение служить есть одна из важнейших добродетелей священника, Дэни.

Малоун попытался улыбнуться.

– Да, конечно. Так на чем мы остановились? Ах, я рассказывал вам о подготовке серии взрывов в центральной Англии и в Лондоне в 1972 году.

– Вы говорили, что газеты дали вам кличку «Лиса», – напомнил Кассен, – из-за того, что вам, казалось, ничто не могло помешать беспрепятственно появляться то в Англии, то в Ирландии. Арестованы были все, кроме вас. Как же это получилось?

– Все очень просто, святой отец. Самый страшный бич нашей страны – предательство, а второй – головотяпство самой ИРА. Люди, головы которых напичканы революционной идеологией, могут произносить великолепные речи, но очень часто им недостает разумного подхода к тому, что они делают. Поэтому я предпочитал держаться профессионалов.

– Профессионалов?

– Да, да, тех самых, которых вы бы назвали преступными элементами. Например, в 70-е годы не было ни одной конспиративной квартиры ИРА, которая рано или поздно не появлялась бы в списках Скотланд-Ярда. Именно из-за этого тресты были неминуемы.

– А что же вы?

– Уголовники, когда они в бегах или когда полиция напрочь обкладывает их, нуждаются в том, чтобы «лечь на дно». Потому-то есть места, где можно спрятаться, дорогие, но действительно надежные места. Есть, например, в Гэлвее, к югу от Глазго, в Шотландии, незаметная ферма, которая принадлежит братьям Мангоу. Правда, оба они порядочные сволочи.

Боли вдруг усилились, и Малоун начал судорожно хватать ртом воздух.

– Я позову сестру, – участливо сказал Кассен.

Но больной схватил его за край сутаны.

– Оставьте это. Хватит с меня обезболивающих. У сестер добрые намерения, но с меня довольно. Давайте лучше еще поговорим, святой отец.

– Ну, будь по-вашему, – согласился Кассен.

Малоун лег, закрыл и вновь открыл глаза.

– Во всяком случае, оба они – Гектор и Ангус Мангоу – исключительное дерьмо.

Девлин беспокойно прохаживался по комнате.

– Вы мне верите? – спросил Фокс.

– Все выглядит логично и многое объясняет, – ответил Девлин. – Скажем так: я в принципе принимаю такую версию.

– И что же мы теперь предпримем?

– Мы?! – Девлин гневно сверкнул глазами. – Какая наглость! Вы что, Гарри, не помните, что, когда я в последний раз работал для Фергюсона, он подставил меня? Навешал лапши на уши и попользовался.

– Это было в прошлый раз, Девлин. Теперь совсем другое дело.

– Какая мудрая мысль! И что мне с ней делать?

В этот момент в дверь террасы тихо постучали. Девлин открыл ящик письменного стола, вынул старомодный маузер с грушеобразным эсэсовским глушителем и снял его с предохранителя. Кивнул Фоксу и отодвинул занавеску. За окном стояли Макгинесс и Мерфи.

– О, Господи! – простонал Девлин.

Он открыл дверь и впустил смеющегося Макгинесса.

– Господь да благословит всех присутствующих, – шутливо поздоровался он и, обратившись к Мерфи, сказал: – Не спускай глаз со стеклянной двери, Майкл, – а сам, подойдя к камину, протянул к огню замерзшие руки. – По ночам еще довольно прохладно.

– Чего тебе надо? – недовольно спросил Девлин.

– Капитан обрисовал тебе ситуацию?

– Да.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Ничего, – отрезал Девлин. – И в особенности о том, что касается вашей организации.

– Целью терроризма является распространение террора, – так говорил Майкл Коллинз, – так же резко ответил Макгинесс. – Я борюсь за свою страну, Лайам, и использую при этом все средства, имеющиеся в моем распоряжении. На войне как на войне. – Он явно обозлился. – Я не обязан оправдываться.

– Может быть, и мне будет позволено высказаться? – не сдержался Фокс. – Если мы принимаем факт существования Качулейна, то речь идет не о том, кто с кем воюет, а о том, что он бессмысленно продлевает трагедию прошедших тринадцати лет.

Никого не спрашивая, Макгинесс налил себе виски.

– Нельзя сказать, что вы неправы. Когда в 1972 году я руководил операциями в Лондондерри, мы вместе с Дейти О'Коннелом, Симесом Туми, Айвой Беллом и другими летали в Лондон на мирные переговоры с Вилли Уайтлоу.

– А после стрельбы в Ленадоне соглашение о прекращении огня было нарушено, – закончил Фокс и, обращаясь к Девлину, сказал: – Поэтому мне кажется бессмысленным вести разговоры о том, кто с кем воюет. Качулейн совершенно сознательно раздувал огонь. Всякая попытка остановить его является достойной того, чтобы ее предпринять.

– В ход пошли моральные аргументы? – Девлин насмешливо ухмыльнулся. – Ну хорошо, давайте перейдем к делу. Существует этот самый Левин, который много лет назад видел Качулейна, или Келли, или как там его еще. Естественно, что Фергюсон предложил ему взглянуть на фотографии всех имеющихся в картотеке агентов КГБ.

– И всех им известных сторонников ИРА и других подрывных организаций, – сказал Фокс. – Кроме того, все, что имеется у полиции безопасности в Дублине. Ведь мы обмениваемся информацией.

– Ну, конечно, эти свиньи так и поступили, – с горечью заметил Макгинесс. – И тем не менее мне кажется, что мы располагаем и людьми, неизвестными ни дублинской полиции, ни вам в Лондоне.

– И как вы собираетесь практически решать эту задачу? – осведомился Фокс.

– Вы привозите Левина сюда, и он вместе с Девлином просматривает предлагаемый материал. Больше при этом никого не должно быть. Согласны?

Фокс посмотрел на Девлина. Тот кивнул.

– О'кей, – объявил Фокс. – Сегодня же вечером позвоню бригадному генералу.

– Прекрасно. – Макгинесс повернулся к Девлину. – А ты уверен в том, что твой телефон не прослушивается? Я имею в виду этих братцев из полиции безопасности.

Девлин открыл ящик письменного стола и извлек оттуда черный металлический прибор, который тут же включил. Зажглась красная контрольная лампочка. Он подошел к телефону и подержал прибор над ним. Никакой реакции.

– Да, да, вот вам чудеса электронного века, – просиял он и положил прибор на место.

– Отлично, – произнес Макгинесс. – Значит, в курсе только Фергюсон, капитан, Лайам, начальник штаба и я.

– И профессор Пол Черни, – добавил Фокс.

Макгинесс кивнул.

– Верно. Что касается непосредственно его, то нам следовало бы что-нибудь предпринять. Ты его знаешь? – поинтересовался он, обращаясь к Девлину.

– В общем, встречал на вечеринках в университете, обменивались какими-то ничего не значащими фразами, и все. Вдовец, жена умерла незадолго до того, как он сбежал на Запад. Вполне возможно, что имеет отношение к этому делу...

– Вполне возможно, что коровы летают, – перебил его Макгинесс. – Лично мне его побег в Ирландию кажется скорее случайностью. Но тем не менее могу спорить, что он знает этого парня. Не нажать ли на него как следует?

– Нажать-то можно, да вот удастся ли что-нибудь выжать?

– Тут Фокс прав, – сказал Девлин. – Наверное, лучше действовать помягче.

– Пожалуй, – согласился Макгинесс. – Круглосуточное наблюдение за ним я поручаю Майклу Мерфи. Теперь мы будем знать все, даже когда он ходит в туалет.

Девлин бросил взгляд на Фокса:

– Согласны?

– Да, – ответил Фокс.

– Решено. – Макгинесс стал застегивать плащ. – Я ухожу, но Билли остается и охраняет вас, капитан. – Он отворил дверь террасы. – Особо следи, чтобы у тебя был прикрыт тыл, Лайам.

И исчез в темноте ночи.

Фергюсон сидел на диване среди груды папок с делами, готовясь к запланированному на следующий день заседанию комитета обороны. Он терпеливо выслушал все, что рассказал Фокс по телефону.

– Как вижу, дела у вас, Гарри, продвигаются, и неплохо. Левин провел весь день в директорате и просмотрел все, что ему было предложено. Результат равен нулю.

– Конечно, но ведь прошло столько времени, сэр. С тех пор Качулейн мог очень сильно измениться, и не только потому, что постарел. Например, мог отпустить бороду.

– Негативное мышление, Гарри. Утром мы посадим Левина на самолет, вылетающий в Дублин, и Девлин должен будет встретить его там. Вы же нужны мне здесь.

– В связи с чем, сэр?

– Видите ли, это связано с Ватиканом. Постепенно складывается такое впечатление, что папа все-таки не приедет. Тем не менее он пригласил на беседу кардиналов из Аргентины и Великобритании.

– То есть визит может все-таки состояться?

– При определенных условиях – да, но дело даже не в этом. По слухам, аргентинцы пытаются закупить на черном рынке в Европе эти проклятые ракеты «Экзосет». Так что жду вас, Гарри. Берите билет на ближайший самолет. Ах да, еще один крайне интересный факт. Помните, мы говорили о Тане Ворониной?

– Естественно, сэр.

– Так вот, она выступает с концертами в Париже. Разве не удивительно, что она оказалась на Западе именно сейчас?

– А, вы имеете в виду явление, которое Юнг называл синхронностью?

– Юнг, Гарри? Какой еще Юнг?

– Карл Густав Юнг, известный швейцарский психоаналитик. Именно он придумал этот термин, который обозначает одновременность событий, связанных единой глубинной мотивацией.

– Ну хорошо, Гарри, вы находитесь в Ирландии. Но этого недостаточно, чтобы вести себя так, будто у вас не все дома, – раздраженно проворчал Фергюсон.

Он положил трубку, некоторое время сидел в задумчивости, потом встал, накинул халат и вышел из комнаты. Постучал в дверь гостиной. Одетый в одну из пижам Фергюсона, Левин сидел на кровати и читал книгу.

Фергюсон присел рядом.

– Вы, наверное, устали от такого количества фотографий?

Левин улыбнулся.

– Когда вы доживете до моих лет, генерал, то поймете, что заснуть – не такая уж простая штука, особенно когда на тебя давят воспоминания.

Фергюсону почему-то стало жаль его.

– Со всеми нами бывает нечто подобное. Слушайте, а что вы думаете насчет того, чтобы слетать завтра с утра в Дублин?

– Мне там нужно будет встретиться с капитаном Фоксом?

– Нет, он возвращается сюда, а о вас позаботится профессор Девлин из Тринити-колледжа и, возможно, даст посмотреть фотографии, любезно предоставленные ему людьми из ИРА. По понятным причинам я их видеть не должен.

Старик покачал головой.

– Скажите, генерал, последняя война закончилась в 1945 году или я ошибаюсь?

– И не вы один, дорогой мой. – Фергюсон встал и подошел к двери. – На вашем месте я бы сейчас хорошенько поспал. Если мы хотим попасть на первый рейс из Хитроу, то следует встать в шесть утра. Ким принесет вам завтрак в постель. Спокойной ночи!

Левин сидел еще некоторое время, погруженный в мрачные мысли, потом зевнул, захлопнул книгу и выключил свет.

В Килри Фокс положил трубку и повернулся к Девлину.

– Все в порядке. Он прилетит первым же рейсом. К сожалению, я должен вернуться в Лондон. Он сообщит о себе в справочной в главном зале. Оттуда вы его и заберете.

– В этом нет необходимости. Ведь молодой человек, который за вами присматривает, повезет вас в аэропорт, а значит, может забрать оттуда и Левина. Думаю, что рано утром мне позвонит Макгинесс и сообщит, куда доставить вашего еврея.

– О'кей, – согласился Фокс. – Тогда я пошел.

Девлин проводил Фокса до автомобиля, в котором терпеливо дожидался пассажира Билли Уайт.

– Назад в «Вестборн», Билли, – сказал Фокс.

Девлин подошел к окну водителя.

– Снимите номер в том же отеле и утром точно исполняйте все, что вам скажет капитан Фокс. Надеюсь, у вас нет возражений? В противном случае будете иметь дело со мной.

Билли Уайт благодушно ухмыльнулся.

– Будет сделано, мистер Девлин. Если у меня удачный день, я стреляю не хуже вас. Во всяком случае, ребята так говорят.

– Давай, давай, трогай.

Девлин посмотрел вслед уходящей машине, затем повернулся и пошел к дому. В это время в кустах что-то шевельнулось, будто бы еще кто-то покидал это место.

Японская подслушивающая аппаратура, которой снабдил Качулейна КГБ, была на тот момент самой современной в мире. Все детали Москва получила через свою сеть промышленного шпионажа. Направленный микрофон, установленный в нескольких сотнях метров от дома Девлина, чутко улавливал каждое слово, произнесенное в нем. Да что там слово, специальный ультракоротковолновый прибор фиксировал даже вздохи по телефону. Обе системы были соединены с высокочувствительной записывающей аппаратурой.

Все хозяйство маскировалось в чулане под черепичной крышей рядом с чердачными водяными баками. Качулейн довольно давно подслушивал Лайама Девлина, но столь интересную информацию получил впервые. Он сидел на баке, курил сигарету и вторично прокручивал телефонный разговор с Фергюсоном.

Потом еще некоторое время Качулейн сидел в задумчивости. Он отмотал пленку, спустился вниз и вышел на улицу, из телефонной будки рядом с пабом набрал номер телефона в Дублине. Когда трубку сняли, он услышал голоса, смех, звуки музыки.

– Черни слушает.

– Это я. Ты один?

Черни сдержанно засмеялся.

– У меня тут несколько друзей с нашего факультета собрались на ужин.

– Нужно поговорить.

– Хорошо, – ответил Черни. – Завтра после обеда, в обычное время в обычном месте.

Качулейн вышел из телефонной будки и пошел по деревенской улице, тихо насвистывая мелодию старой народной песни, исполненной глубокого отчаяния и печали.