"День расплаты" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)

Глава 7 «Когда он умер и исчез»

Мы пришли в Страмор сразу после полудня. Дождь все шел, но туман уже рассеивался, и, в соответствии с прогнозом, погода улучшалась. Сам Страмор был чуть больше обычной деревни — местечко, где люди многие годы жили рыбной ловлей, а когда рыбы не стало, посчитали, что выгоднее по субботам и воскресеньям обслуживать яхтсменов-любителей.

Если не считать разбитого стекла в рубке и расщепленного деревянного бруса, куда угодила пуля, на борту не было следов схватки с Франком Берри и его людьми. Мы стали на якорь неподалеку от главного причала и на шлюпке добрались до берега.

Я договорился с Норой Мэрфи и Бинни встретиться в местной пивной, после того как доложу о нашем приходе коменданту порта; это было отговоркой, так как у меня имелись еще кое-какие важные дела.

Я отыскал телефонную будку на тихой улице и набрал номер, который дал мне Мейер, Неожиданно трубку на том конце взяли сразу, как только я позвонил. И я услышал знакомый голос: Эд Боули ненавязчиво уверял, что «Все мое — твое».

— Ренделл-Коттедж. Мистер Бергер слушает.

— Мистер Бергер? — спросил я. — Вы просили меня связаться с вами, когда у меня будет следующая партия товара для вас.

— Ах да, — ответил он. — Все в порядке?

— Боюсь, что нет. Другое транспортное агентство перехватило наш товар по пути.

Его голос даже не дрогнул:

— Очень жаль. Я думаю, придется посоветоваться с руководством. Вы можете подъехать, чтобы поговорить?

— В любое время, когда скажете.

— Отлично. Дайте мне пару часов. Буду ждать вас около половины четвертого.

Трубку положили, и Эл Боули замолк, а я вышел из телефонной кабины и направился к набережной. Я подумал, увижу ли там генерала, когда приду. Интересная была бы встреча, говорил я себе, поворачивая за угол и направляясь к пивной, где назначил встречу с Норой и Бинни.

Они уютно устроились за столиком около пылающего огня; перед ними стояла тарелка с подогретыми сандвичами, банка маринованных овощей и два бокала холодного пива.

— А обо мне забыли? Хотите, чтобы я, как барсук зимой, жил своим салом?

Нора потянулась к маленькому колокольчику и позвонила, тут же явилась женщина средних лет, приятного вида, с тарелкой сандвичей.

— Вам тоже пива, сэр?

— Точно так, — ответил я.

Она принесла пиво и исчезла.

Нора Мэрфи спросила:

— Вы удовлетворены?

— На некоторое время.

— Что сказал наш друг Мейер?

Я постарался сделать удивленный вид, но она раздраженно нахмурилась:

— Не стройте из себя мальчика, Воген. За милю было видно, что вы хотели остаться один. Вы думаете, я вчера родилась?

— Ни в коем случае, — сказал я и поднял руки вверх. — Хорошо, сдаюсь!

— Итак, когда вы с ним встретитесь?

Я сказал ей, и она снова нахмурилась:

— Почему такая отсрочка?

— Не знаю. Ему надо разобраться. В конце концов, это всего пара часов. И мы скоро его увидим. Место, где он живет, не более десяти миль отсюда. А вы чем займетесь?

— Я все решила. Мне тоже надо кое-куда позвонить. — Она взглянула на часы. — На самом деле, мне надо идти. Через пятнадцать минут около школы меня заберет с собой командир местной бригады. Его люди ждали нас на берегу прошлой ночью. Он не будет особенно доволен.

— Могу себе представить. А вы увидите своего дядюшку?

— Не уверена. Я не знаю, где он сейчас, но думаю, что они устроят мне разговор с ним по телефону.

Я осушил свой стакан, и Бинни, не говоря ни слова, пошел к бару и принес мне другой.

Нора Мэрфи достала сигарету. Я поднес ей огонь и, когда спичка вспыхнула в моих сложенных ладонях, сказал:

— Я удивлен: вы курите такую дрянь, а еще доктор!

Она опешила, потом взглянула на сигарету и рассмеялась каким-то непривычным смехом:

— Черт побери, Воген, все мы умрем.

Мне показалось, что я заглянул в ее душу глубже, чем когда-либо, но мы находились в опасной обстановке, и я решил действовать не спеша.

— Что вы собираетесь делать, когда все закончится?

— Кончится? — Она непонимающе посмотрела на меня. — О чем это, черт возьми, вы говорите?

— Но ведь вы собираетесь победить, вы и ваши друзья? Вы должны верить в это, иначе все теряет смысл. Я интересуюсь, что вы будете делать, когда все это кончится и жизнь вернется в нормальное русло.

Она сидела и смотрела на меня, застыв на месте, словно муха в янтаре, ничего не говоря, ибо было ясно, что существовал только один ответ.

Я медленно кивнул:

— Вы напоминаете моего дядюшку.

Здесь Бинни поставил на стол пинту светлого пива.

— Так как его называли? Школьный учитель из Страдбелла?

— Именно так, майор.

Я повернулся к Hope Мэрфи и тихо, но достаточно твердо сказал:

— Он никогда не хотел, чтобы это кончилось. Вы же знаете, в этом была вся его жизнь. Шинели и автоматы «томпсон», ночные налеты, прекрасная, жестокая игра. Он просто наслаждался ею, Нора, уж поверьте мне. И это был единственный способ, каким он хотел прожить жизнь, совсем как вы.

Она побледнела и задрожала, в глазах появилось мучительное выражение; повернувшись ко мне, она сказала:

— Я борюсь за наше дело, майор. Если потребуется, с гордостью умру за него, как тысячи других до меня. — Она положила ладони на стол и подалась ко мне. — А вы во что-то верили в своей жизни, майор Саймон, кровавый Воген? За что вы убивали?

— Вы имеете в виду, что служит мне оправданием, не так ли? — Я согласно кивнул. — О да, доктор, мы оба нуждаемся в этом.

Она снова села на стул, все еще дрожа, и я примирительно сказал:

— Вы можете опоздать. Да и мне пора.

Она сделала глубокий вдох, как бы стараясь овладеть собой, и поднялась:

— Я хочу, чтобы Бинни пошел с вами.

— Вы что, не доверяете мне?

— Не особенно доверяю. Хотелось бы иметь адрес и телефон того места, где остановился ваш друг Мейер. Я позвоню вам в четыре. Что бы ни случилось, не уходите оттуда, пока мы не поговорим. — Она обратилась к Бинни: — Я рассчитываю на тебя, Бинни. Проследи, чтобы он сделал все так, как сказал.

Бинни был очень обеспокоен, таким я его никогда не видел. Ему приходилось трудно — быть между нею и мной, потому что, как я думаю, события последней ночи значительно повысили его уважение ко мне. А с другой стороны, он на свой манер любил Нору Мэрфи. Он был приставлен к ней Коротышкой и, если понадобится, умер бы, защищая ее. Все это было одновременно и просто и сложно.

Все это Нора Мэрфи прекрасно понимала, и ее улыбка застыла на губах. Я написал на клочке бумаги адрес Мейера и телефон и передал ей:

— Спросите мистера Бергера. Если что-нибудь пойдет не так, встретимся у катера.

Она промолчала. Только взглянула на листок бумаги, бросила его в огонь и вышла.

Бинни сказал:

— Когда я был мальчишкой и жил на ферме у отца, у меня был красный сеттер, самый красивый из тех, каких вы можете представить.

Я отпил пива и сказал:

— И что же?

— Там неподалеку жила охотничья собака-сучка, и, когда он приходил к ней, она вылизывала его. В жизни такого не видел.

Наступила томительная пауза; потом он продолжил:

— Когда он как-то утром увязался за молочным грузовиком, она все лежала на углу, эта маленькая сучка, целую неделю или даже больше. Ничего не пила и не ела. Ну разве это не странная вещь?

— Вовсе нет, — ответил я. — На самом деле все просто. Она была женщиной. А теперь давай убирайся отсюда к чертям с твоей доморощенной философией и найми в местном гараже машину. Я буду ждать здесь.

— Будет сделано, майор, — сказал он без всякого выражения и ушел.

От закрываемой двери повеяло ветерком, он снес листок бумаги с бара, тот попал в огонь и вспыхнул.

Так какая же у меня была причина убивать? Так она сказала. Я старался думать о Кота-Бару, о сожженной миссии, о вони от сгоревшего мяса. В то время это казалось вполне в порядке вещей, но теперь представлялось совсем нереальным, казалось отголоском старого сна, чем-то таким, чего не было.

Потом настала тишина. Такая глубокая, что можно было расслышать тиканье часов на каминной полке, и я без всякой причины почувствовал спазмы в желудке, словно пальцы мертвых людей забегали по моей коже. Я внезапно понял, что имел в виду Мейер, когда говорил о своих дурных предчувствиях.

В единственном городском гараже не нашлось автомобиля, но Бинни ухитрился взять взаймы автофургон «форд», может быть, от имени Организации, хотя это только мои предположения.

Он вел машину, а я сидел сзади, курил и мрачно смотрел наружу, где вовсю шел дождь. Это была довольно приятная поездка. Зеленые поля, высокие живые изгороди, возделанные участки, серые каменные заборы, которые когда-то обозначали границы больших поместий.

У Бинни была военная карта, и я показал ему, где Ренделл-Коттедж. Дорога, которая вела к нему, была с четверть мили длиной, а сам Ренделл-Коттедж прятался за плотной стеной деревьев. Подходящая нора, чтобы спрятаться такой старой лисе, как Мейер.

Когда мы приблизились, я сделал Бинни знак, и он начал сбавлять скорость. На поросшей травой обочине в сотне ярдов от поворота был припаркован большой зеленый «воксхолл». Внутри машины никого не было.

Бог знает почему, но у меня было чутье на плохие новости, может быть, это возникло от пережитых трудностей, но здесь что-то не так, я в этом был почти уверен. Положил руку Бинни на плечо и сказал, чтобы он остановился.

Я вышел, вернулся к «воксхоллу» и заглянул внутрь. Двери были заперты, все выглядело довольно обычно. За стеной, которая окружала огороды и Ренделл-Коттедж, на вязах кричали грачи.

Я под дождем вернулся к грузовику. Бинни вышел и спросил:

— Ну, что?

— Эта машина. Она меня беспокоит. Может, она просто сломалась и водитель пошел в ближайшую деревню за помощью. Бывает, что и свиньи летают.

— А с другой стороны, — медленно проговорил он, — если кто-то хотел подобраться к коттеджу тихо...

— Вот-вот...

— Что будем делать?

Я немного подумал и объяснил, как мы поступим.

Дорога к коттеджу была враждебна к рессорам нашего грузовичка, поэтому я вел его на малой передаче, лавируя между колдобинами под сильным дождем. Здесь было довольно мрачно, заросшая кустами чаща годами не видела света.

Дорога свернула круто направо и вывела на поляну, где и помещался Ренделл-Коттедж, легкая деревянная постройка с верандой во всю длину фасада.

Дом был неожиданно большим, но ветхим, нижние ступени лестницы поросли травой и сорняками.

Как только я вышел из грузовика, над головой раздался раскат грома. Это был странный, ужасающий звук; небо в просветах между деревьями потемнело, словно день клонился к закату и вот-вот готова была наступить тьма.

Я поднялся по ступеням и постучал во входную дверь, которая была слегка приоткрыта.

— Эй, Мейер, вы здесь? — громко крикнул я.

Ответа не последовало; когда я толкнул дверь, до меня издалека донесся голос Эла Боули, и это показалось жутковатым.

Он пел песню «Когда он умер и исчез», ту самую песню, которую, как считалось, посвятил Адольфу Гитлеру. Это была последняя вещь, которую он записал, потому что две недели спустя погиб от бомбы при воздушном налете на Лондон.

Но мне это было безразлично, и я двинулся вперед по затхлому и темному коридору на звуки музыки.

Дверь в дальнем конце коридора была открыта. Я немного задержался на пороге. На достигающих пола французских окнах занавеси были полузадернуты, вся комната тонула в полутьме. Мейер сидел в кресле у стола, на котором бубнил магнитофон.

— Эй, Мейер, — воскликнул я. — Что с вами, черт побери?

Когда я приблизился, то увидел, что он привязан к креслу. Я приподнял его лицо за подбородок: пустой взгляд, в котором сама смерть. Щеки покрыты множеством пятен, как от прикосновений пламени зажигалки. На губах запеклась пена. У него было плохое сердце, и мне стало ясно, что произошло.

Бедный старый Мейер! Удрать в юности из лап гестапо и кончить жизнь столь жутко... Я сдержал вскипевшую ярость, ибо знал: его смерть недолго будет неотмщенной.

Как я и ожидал, дверь позади с шумом распахнулась; я обернулся и увидел Тима Пэта, за спиной которого стояли двое верзил в бушлатах, с револьверами в руках.

— Вот так неожиданность! — сказал Тим Пэт и рассмеялся. — Не везет вам, майор!

— Ваша работа? — спросил я.

— Упрямый старый подонок. Я разукрасил его, потому что хотел узнать, где запрятаны эти бойки, а он оказался упорным, как мул.

Один из его людей выступил вперед и обшарил меня; сделал он это так неумело, что нетрудно было бы свернуть ему башку и завладеть револьвером — но я воздержался.

Он отступил назад, сунул револьвер в карман. Затем они втроем надвинулись на меня.

— Где Бинни, майор? — настойчиво спросил Тим Пэт. — Вы что, потеряли его по дороге?

Тут французское окно вдребезги разлетелось, занавеска отлетела в сторону, и показался Бинни, он стоял пригнувшись, с браунингом наготове в левой руке.

Настала тишина, только занавеска трепетала на ветру да дождь застучал по полу комнаты. Вдали снова прозвучали раскаты грома.

Бинни спокойно сказал:

— Я здесь, подонок!

У Тима Пэта перехватило дыхание, и он проговорил:

— Вы только посмотрите!

Один из его людей все еще держал револьвер. Бинни быстро выставил вперед браунинг; тот бросил оружие на пол и поднял руки.

— Что с мистером Мейером?

— Посмотри сам. — Я поднял голову Мейера.

Одного взгляда было достаточно. Взор парня стал холодным, лишенным всяких чувств, совсем как тогда, в нашу первую ночную встречу в Белфасте; потом в его глазах проскочила холодная искра, и на него страшно было смотреть.

— Это ты сделал? — спросил он неживым голосом. — Во имя Ирландии?

— Бога ради, Бинни, — запротестовал было Тим Пэт. — Старый хрыч не захотел открывать рот. Что, черт побери, оставалось?

Бинни бросил быстрый взгляд на Мейера, а тот из двух сопровождающих, который поднял руки, быстро опустился на колено и схватил с пола свой револьвер. Тут же Тим Пэт и другой потянулись за своим оружием.

Один из лучших выстрелов в мире, который я видел, — когда из специального пистолета 38-го калибра за полсекунды всадили пять пуль в игральную карту на расстоянии в пятнадцать футов. Тот стрелок был под стать нашему Бинни Галлахеру. Первая пуля попала между глаз тому, который опустился на одно колено, вторые две он влепил в лоб другому так точно, что расстояние между ними было не более двух пальцев.

Тим Пэт выстрелил сквозь карман своего плаща, и тут же пуля Бинни разнесла его правую руку. Он отлетел к стене, сунулся, споткнувшись, вперед с разинутым ртом и рухнул наружу через французское окно.

Бинни дал ему встать на ноги, а когда тот побежал через газон, выстрелил в спину три раза так быстро, что неопытное ухо уловило бы лишь один выстрел.

Эл Боули теперь пел уже «Лунный свет над шоссе». Я выключил магнитофон и двинулся вслед за Бинни вниз по ступеням. Тим Пэт валялся лицом вниз. Я повернул его и поискал в кармане оружие. Это был автоматический «смит-и-вессон». Когда я вытащил револьвер из кармана, там оказался кусок ткани.

Бинни стоял надо мной, перезаряжая браунинг. Я показал ему «смит-и-вессон».

— Пусть это послужит тебе уроком. Никогда не стреляй из автоматического оружия из кармана. Затвор обычно цепляется за подкладку, и ты можешь с гарантией сделать только первый выстрел, вот как и получилось сейчас у нашего друга.

— Вы учите каждый день чему-то новому, — ответил он.

Из дома послышался звонок телефона. Я тут же вернулся туда и отыскал аппарат в темноте на столике в холле.

Поднял трубку и сказал:

— Ренделл-Коттедж.

С другого конца линии послышался хрипловатый, характерный голос Норы Мэрфи:

— Кто это?

— Воген.

— А Мейер там?

— Как сказать. Боюсь, что наши противники опередили нас. Их было трое.

Наступило молчание, а потом она спросила:

— Вы в порядке, вы оба?

— Все отлично, — ответил я. — Бинни блестяще управился с ними. Надеюсь, нашим друзьям потребуется похоронная страховка. Это дорого обойдется. Где встретимся?

— На катере, — ответила она. — Я приеду через пятнадцать минут. Там и поговорим.

Раздался щелчок. Я тоже положил трубку и повернулся к Бинни:

— Все в порядке, едем обратно в Страмор.

Мы вышли под дождь, и я задержался у грузовика.

— Ты в норме? Хочешь, я поведу?

— Боже сохрани, майор. Что со мной может случиться? Сидите сзади и наслаждайтесь своей сигаретой.

Когда мы ехали обратно по сельской дороге, его руки твердо, словно каменные, лежали на баранке.

Зеленый «воксхолл» по-прежнему ждал на обочине, когда мы проезжали мимо; теперь ему придется простоять здесь долго, пока кому-то не придет в голову проверить его, что едва ли произойдет скоро, особенно теперь.

Примерно за пять миль до Страмора спустило заднее правое колесо. Бинни ухитрился вырулить на обочину; мы вышли, чтобы сменить колесо, но тут выяснилось, что в машине нет ничего, даже домкрата.

Бинни злобно пнул несчастное колесо:

— Видали такое? Этот грязный тип содрал с меня два фунта. Погоди, я с тобой потолкую! Перекинусь словом или...

И мы двинулись в путь бок о бок под сильным дождем. Я до конца не разобрался в том, что произошло. Мне нужно было время, чтобы все обдумать, а теперь такая возможность представилась. Возникла серьезная проблема. Мейер имел выход на генерала, может быть, даже говорил с ним после разговора со мной, если только Тим Пэт Кейг и его друзья дали ему на это время.

Выходит, я потерял связи, ибо генерал дал мне ясно понять, что ни при каких обстоятельствах я не должен устанавливать контакт с военными. С какой стороны ни посмотри, но если я попытаюсь связаться с ним самим, это будет означать, что я пренебрег его же инструкциями.

Думаю, мы шли примерно с полчаса, а потом нас подобрал передвижной магазин-фургон. Водитель ехал в Страмор и охотно согласился подвезти нас, если только мы не будем возражать против того, что он заедет в две деревни по пути.

В конце концов мы опоздали в Страмор часа на два; миновало шесть, когда фургон высадил нас на окраине города. По пути в порт мы должны были пройти мимо гаража, он был открыт, и Бинни зашел туда, а я ждал. Он появился через пять минут, с хмурым лицом.

— Что случилось? — спросил я.

Он показал мне два однофунтовых банкнота.

— Он все понял, — сказал он. — Разумный парень, если его прижать как следует.

Я подумал, не сработал ли браунинг в этом деле, но махнул рукой. Мы двинулись дальше по узкой мощеной улице и повернули к набережной.

Тут Бинни дернул меня за рукав:

— Катера нет на месте!

Он был только отчасти прав, потому что, выйдя на причал, мы увидели свою «Кетлин» стоявшей в дальнем конце, у подножия широкой каменной лестницы, спускающейся к воде.

— Зачем, черт побери, она это сделала? — спросил Бинни.

Я начал спускаться по ступеням лестницы, ничего не ответив.

Я чувствовал неладное, но, судя по времени и месту, то, что было с Фрэнком Берри и его головорезами, не могло повториться.

Мы спустились на нижнюю площадку, и я крикнул:

— Нора! Вы там?

И услышал ее высокий, сдавленный крик из кабины:

— Бегите, Воген! Бегите!

Но мы опоздали. Пара открытых «лендроверов» подлетела к причалу; через мгновение восемь десантников выскочили из машин и выстроились в линию, ровно столько же автоматов было направлено на нас. Рука Бинни оказалась в кармане пальто, и я едва успел схватить его за рукав, прежде чем он смог вытащить оружие.

— Я говорил тебе, парень, не надо героизма. В этом нет смысла. Подожди, придет время.

Он смотрел на меня затуманенным взглядом, и на его лице снова появилось странное выражение. А они тем временем спустились по ступеням и схватили нас.

Не совсем вежливо повернули лицом к стене, заставили расставить ноги и принялись обыскивать. Сержант, который командовал ими, обнаружил у Бинни браунинг, а у меня — ничего.

Мы так и стояли, пока не услышали голос:

— Все в порядке, сержант, поверните их лицом сюда!

Молодой капитан десантных войск стоял возле рубки катера. На нем были красный берет, пятнистая униформа и куртка, такая же, как и у его людей. В руке он держал браунинг. Нора Мэрфи, очень бледная, стояла рядом с ним.

У капитана было простое, даже дружественное лицо, как у человека, который не стремится казаться более жестоким, чем есть на самом деле. Он с любопытством оглядел меня:

— Вы майор Саймон Воген?

— Совершенно верно, капитан.

Я слегка выделил в обращении его звание, и он легкой улыбкой дал понять, что заметил это.

— Ваша рубка выглядит так, будто вы побывали в сражении, майор. Выбито стекло, расщеплена деревянная рама, две пробоины в панели от девятимиллиметровых пуль. Не будете ли любезны объяснить все это?

— У нас был трудный рейс, — ответил я. — Или вы не слушали прогнозов погоды?

Он пожал плечами:

— В этих обстоятельствах у меня нет другого выбора, как арестовать вас.

Нора Мэрфи заявила:

— Я гражданка Америки. Требую встречи с моим консулом.

— Как только представится возможность, мадам, — заверил он.

На причал завернул еще один автомобиль и резко затормозил наверху. Я услышал звук закрываемой дверцы, а потом — бодрый, знакомый голос:

— Ну, Стейси, что здесь такое? Что тут у нас случилось?

Капитан встал по стойке «смирно» и отдал честь, так, как это делают гвардейцы только для самых высокопоставленных офицеров. А генерал сошел по ступенькам лестницы во всем блеске камуфлированной униформы. На нем был темно-синий берет. Справа на бедре болтался в кобуре браунинг, а в левой руке он держал офицерский стек.