"Гнев Божий" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)

Глава 4

Дальнейший ход событий показал, что эти минуты могли оказаться в моей жизни последними. Вылезая из «мерседеса», я получил удар ногой в спину и упал на четвереньки. Деваться было некуда. Целая дюжина лошадей вокруг, неистово ударяя копытами о землю, была готова затоптать меня насмерть. Последнего из двух нанесенных ударов было достаточно, чтобы сломать мне ребро. Затем я почувствовал, как чья-то железная рука вцепилась в ворот моего пиджака и поставила меня на ноги.

Ван Хорн, одной рукой придерживая меня и сжав в кулак другую, ударил по корпусу стоящую рядом лошадь. Удар оказался такой силы, что та, внезапно отскочив в сторону, чуть было не сбросила с себя наездника. Один из федералов, взмахнув рукой, хлестнул священника кожаной плетью. Как только плеть обвила руку Ван Хорна, тот резко дернул ее на себя и без видимых усилий сдернул всадника на землю. Да, этот человек обладал недюжинной силой, подумал я.

Среди федералов возникло замешательство. Они, натянув удила, постарались отъехать немного в сторону, чтобы лошади не задели копытами их незадачливого товарища. Кое-кто уже начал оголять шашки. Дело принимало совсем плохой оборот, как внезапно раздался одиночный выстрел и в круг, образованный конными солдатами, стремительно въехал молодой офицер.

У него было узкое, с желтоватым оттенком лицо. Над верхней губой обозначилась темная полоска усов. Серебряные лейтенантские полоски на погонах свидетельствовали о его воинском звании. В отличие от остальных лейтенант не носил прорезиненной накидки, отчего его строгая военная форма намокла под ночным дождем.

С застывшей на лице ледяной улыбкой он, не слезая с лошади, наклонился над Ван Хорном и приставил к его лбу дуло револьвера.

— Не важно, кто ты. Большой ты человек или маленький, сильный или слабый. Один выстрел урезонит любого.

— Сначала отгони эту свору собак, — произнес священник. — Тогда и сопротивляться не будем.

— Ты-то уж точно. Скорее всего, я оставлю вас в живых, хотя предпочел бы поступить иначе. Вы уже и так перешли все границы. А теперь снимай свою сутану.

Ван Хорн, уперев руки в бока, с удивлением уставился на него:

— А если я тебя, ничтожество, пошлю куда подальше?

Лейтенант молча слез с лошади, бросил поводья одному из всадников и, подойдя вплотную к священнику и приставив к его животу револьвер, взвел курок.

— Сеньор, какие б ни были причины ненавидеть вас и все, что с вами связано, — они у меня есть. Поэтому, клянусь памятью своей матери, если ты не подчинишься — получишь что заслужил.

Рука с зажатым в ней револьвером слегка дрожала. Лейтенант был настроен решительно и уже не улыбался.

Желая его успокоить, Ван Хорн поднял руку:

— Хорошо, служивый. Чего только не сделаешь, чтобы не накалять отношений.

Священник расстегнул ворот сутаны, стянул ее через голову и бросил на сиденье «мерседеса». Оставшись в шерстяных штанах, которые носят только священники, и белой сорочке, он выжидающе посмотрел на лейтенанта.

— И воротник тоже, — приказал тот.

Ван Хорн снял воротник и бросил его поверх сутаны.

— Теперь доволен? — спросил он.

— Буду доволен, когда увижу тебя повешенным, сеньор, — ответил лейтенант. — А теперь гони машину вниз. Попробуешь бежать — пристрелю на месте. Понял?

— То, что ты держишь в руке, убедительней всяких слов. Это я прекрасно понял, — сказал священник и, повернувшись, направился к «мерседесу».

— А ты пойдешь пешком, — сказал мне лейтенант и двинулся вслед за Ван Хорном.

— А как быть с ней? — спросил я и кивнул на девушку, которую безо всякой необходимости держали два солдата. — Не могли бы мы взять ее с собой?

Лейтенант посмотрел на Викторию и сдвинул брови.

— Это та, которая была у Тачо? Немая?

— Да, она. Вы с ним разговаривали? Он рассказал, что произошло у него в доме прошлой ночью?

— Нет, мне успел об этом доложить тот единственный уцелевший в побоище, которое вы там учинили.

— Очень интересно, — с иронией в голосе заметил я. — А он вам рассказал, что они собирались сотворить с этой девушкой? Что они пытались меня повесить за то, что я заступился за нее? Они бы меня прикончили, если бы мой друг не появился рядом.

Взглянув на лейтенанта, я понял, что он мне поверил. И это было самое главное. Его лицо побелело, глаза засверкали.

— Это мерзко, лейтенант, — тихо продолжил я. — Ведь эта малышка даже не могла позвать на помощь.

Не проронив ни слова, лейтенант взял девушку за руку и усадил ее на заднее сиденье машины. Затем он уселся рядом с Ван Хорном и приказал трогаться. Не без труда Ван Хорн развернул автомобиль в нужном направлении. Вскоре нам пришлось прижаться к обочине дороги, чтобы пропустить вперед «мерседес» с сидящими в нем священником, лейтенантом и Викторией.

Я в сопровождении всадников двинулся под гору вслед за машиной. Оставшийся старшим по званию черноволосый сержант с пышными усами спрыгнул с лошади и, держа в руке пистолет, зашагал позади меня.

Вынув пачку сигарет «Артистас», я спросил его:

— Ничего, если я закурю?

— Конечно. И я с вами.

Я протянул ему зажженную спичку. При первой же затяжке лицо сержанта расплылось в блаженной улыбке.

— Прошлой ночью в доме старого Тачо вам с приятелем пришлось изрядно потрудиться. Скольких же провинциалов вы уложили? Пятерых?

— Что теперь будет? — поинтересовался я, не удостоив его ответом.

— Там внизу ждет полковник Бонилла, военный комендант этого района. Вчера утром он присоединился к нашему патрульному отряду, чтобы самому убедиться, как обстоят дела в вверенном ему районе. Вроде бы так. Вчера ночью у старого ранчо близ основной дороги мы разбили бивак. Там на нас и наткнулся сельский полицейский, который ускользнул от вас, — пояснил мой конвоир и с нескрываемым восхищением в голосе добавил: — Вы со своим приятелем — как два дьявола на колесах.

— Почему же вместо того, чтобы ехать к Тачо, вы направились прямо сюда?

— Так распорядился полковник, — ответил сержант и указал пальцем на свой нос. — У него особенное чутье. Он все предусмотрел и послал к Тачо всего пятерых солдат во главе с сержантом. А потом, изучив с лейтенантом карту района, принял верное решение. На вашем месте, сказал полковник, чтобы сбить преследователей с толку, он бы выбрал дорогу на Нонава-Пасс, так как она почти непроходима.

— Да, ваш полковник попал в самую точку.

— Как всегда. Вчера ночью он все время нас подгонял. Остановились только, когда начался ливень. И тут он оказался прав. Не появись мы здесь вовремя, вы бы проскочили через горы. Так ведь?

Этот полковник Бонилла та еще штучка.

Через некоторое время горная дорога перешла в небольшое плато. Там в стороне, у самого входа в узкое ущелье, стоял «мерседес» священника. Кто-то, несмотря на сырость, разжег костер, и в воздухе, пронизанном мелкими каплями дождя, уже лениво повисли, слегка поднимаясь вверх, клубы густого дыма. Развести костер было несложно — в этом месте вокруг повсюду рос колючий кустарник.

Около «мерседеса» я увидел Ван Хорна. Сквозь открытую заднюю дверь на сиденье я разглядел незнакомого мужчину лет сорока, с преждевременно поседевшими висками, мужественного на вид. Вероятнее всего, это и был Бонилла. В кавалерийском непромокаемом плаще с капюшоном выглядел он весьма элегантно. С несколько циничным выражением на интеллигентном лице полковник производил впечатление умудренного жизнью человека, которого трудно в чем-либо убедить.

Я был передан лейтенанту, и уже тот подвел меня к полковнику. Спокойный взгляд Бониллы остановился на мне.

— Ваше имя, сеньор? — вежливо спросил он.

— Эммет Киф. Британский подданный.

— Киф? — переспросил полковник, слегка сдвинув брови. — Необычное имя, сеньор. К тому же я слышал это имя и раньше. Вы один из тех, кто отвечал за безопасность на серебряных рудниках в Хермозе?

— Совершенно точно. Похоже, вы удивлены?

— Вы не тот, кого я рассчитывал встретить. Ожидал увидеть совсем другого человека.

— В каком смысле? С рогами и хвостом?

— Возможно, даже и такого. Ваши документы.

Я вынул разрешение на поездку, подписанную шефом полиции в Бонито, и протянул полковнику.

— Вот все, чем я располагаю.

Он развернул документ и с серьезным видом принялся его изучать.

— Итак, вы должны доставить продукты в Гуилу и передать их человеку по имени Гомес.

— Именно так. По поручению сеньора Яноша, владельца «Отеля Бланко» в Бонито.

— Ссылка на сеньора Яноша не может служить достаточной рекомендацией, поверьте мне. Вот этот человек только что изложил мне свою точку зрения на то, что произошло прошлой ночью на станции у Тачо. Теперь готов выслушать и вашу, — сказал полковник и, кивнув молодому лейтенанту, добавил: — А этого пока отведи в сторонку.

Лейтенант довольно резко толкнул Ван Хорна в спину. Бонилла усмехнулся:

— Похоже, лейтенант Кордона не слишком уважительно относится к вашему другу. Видите ли, лейтенант — очень воспитанный молодой человек. Когда он был еще ребенком, родители захотели сделать из него священнослужителя. Для это он и получил соответствующее образование. Можно понять чувства, которые он испытывает при виде человека, выдающего себя за священника.

Полковник вынул серебряный портсигар, извлек из него сигарету, прикурил и выпустил изо рта струю табачного дыма.

— Что ж, теперь выслушаем вас.

Я рассказал ему все, как было. Бонилла слушал меня, не прерывая, а когда я закончил, полковник, словно соглашаясь со сказанным, слегка кивнул и произнес:

— Отлично, ну просто замечательно.

Затем он пошарил рукой у себя за спиной и вытащил дорожную сумку священника.

— Здесь пятьдесят три тысячи долларов. Вы знали об этом?

— Мы впервые встретились с Ван Хорном вчера утром в Бонито. Во дворе полицейского участка, где он исповедовал троих, приговоренных к расстрелу. Он выглядел и действовал как священнослужитель. Никто, в том числе и я, не сомневался в этом. Прошлой ночью, неожиданно оказавшись в доме Тачо, Ван Хорн буквально вынул меня из петли. Спас девушку от насильников. Кем бы он ни был, эти его поступки заслуживают уважения.

— Каковы бы ни были обстоятельства, но за один раз убить пятерых, друг мой, — это уже слишком. К этому разговору мы еще вернемся после того, как поговорю с другими моими патрульными.

Полковник щелкнул пальцами, и рядом с нами мгновенно появился сержант.

— Отведи этого к его спутнику, а потом принеси мне завтрак.

Меня отвели к Ван Хорну, который сидел на корточках, прислонившись к большому камню. Намокшая под дождем сорочка прилипла к его телу. Священник слегка дрожал от холода.

— Ну, что ты ему рассказал? — спросил он.

— Правду. Что же еще?

— Разумно, — улыбнувшись, заметил Ван Хорн. — Ничто другое нам уже не поможет, Киф.

— Возможно, — сказал я и огляделся вокруг. — А где девушка?

— Они нашли чем ее занять.

Наконец я увидел Викторию. На ней была прорезиненная накидка и военная фуражка — вот почему я не заметил ее сразу. Склонившись над костром, девушка на большой сковороде готовила фриоли.

Поймав мой взгляд, Виктория налила в чашку кофе и двинулась в нашу сторону. Увидев это, Кордона вышиб из рук девушки чашку и легким толчком вернул ее обратно к костру.

— Теперь мне есть кого ненавидеть, — мрачно сказал Ван Хорн.

— У вас это взаимно. У этого малого свое особое отношение к тем, кто прикидывается священниками.

— Глубоко раскаиваюсь, — с иронией в голосе произнес священник.

В этот момент откуда-то издалека до нас донесся звук кавалерийского горна. Через некоторое время из плотной завесы дождя показались конные солдаты с сержантом во главе.

— Это те, кого полковник прошлой ночью послал к Тачо, — сообщил я Ван Хорну.

Спешившись, сержант направился к Бонилле. Пока он докладывал, полковник пару раз посмотрел в нашу сторону, а затем сам задал несколько вопросов сержанту. Наконец Бонилла кликнул Кордону и приказал привести к нему меня и Ван Хорна.

— Скажите, мистер Киф, что вы везли в своем грузовике? — спросил полковник.

— Виски, — ответил я. — Для Гомеса из Гуилы. Я вам об этом уже говорил.

— Да, но вы забыли упомянуть об оружии.

— Оружии? — переспросил я и тупо уставился на него. — Не понимаю, о чем вы.

— Карабины производства «Мартини Генри». В глубине кузова вашего грузовика обнаружены коробки, доверху набитые ими. Так доложил мне сержант, а у меня есть основания ему верить.

— Ну и друзья у тебя, Киф, — с горечью заметил Ван Хорн. — У нас и без этого неприятностей хватает.

— При чем здесь я? Грузовик не мой, а Яноша. Меня наняли только доставить этот чертов груз, — с раздражением ответил я и, обращаясь к полковнику, сказал: — Вы же сами видели разрешение. Во всем виноват Янош. Янош и капитан Ортис, шеф полиции Бонито.

— Ими займутся, мистер Киф. Наступит и их час, — спокойно произнес Бонилла и, откинув руку на спинку сиденья «мерседеса», добавил: — Это действительно шикарная машина. Лейтенант Кордона, а вы знаете, что я умею водить автомобили? Вот, казалось бы, пустяк, а зато какие чувства начинаешь испытывать, когда находишься в такой машине. Не могу отказать себе в удовольствии въехать на ней в Гуилу. Отбери пару солдат мне в сопровождение. Хотел бы тронуться в путь как можно скорее.

— А как задержанные, полковник?

— Пойдут пешком. Ходьба полезна для здоровья. Завтра после полудня вы доберетесь до Гуилы. А как прибудете, доложите мне.

Полковник отвернулся, не удостоив нас даже взглядом. Лейтенант приказал нам вернуться на прежнее место. Сидя у камня, мы с Ван Хорном наблюдали за приготовлениями к отъезду полковника Бониллы. Двое солдат с карабинами в руках усаживались на заднем сиденье «мерседеса». Наконец Бонилла нажал на стартер, и двигатель мгновенно заработал, словно за рулем находился не полковник, а сам Ван Хорн.

Мы наблюдали за машиной, пока ее не скрыла серая пелена дождя.

— Ну что ты обо всем этом думаешь? — спросил я священника.

— Думаешь? А что я, по-твоему, должен думать? — ответил он и сердито посмотрел на меня. — Не изображай из себя идиота, Киф. Мы достигли опасной черты, и пора уже привыкнуть к этой мысли.

По приказу Кордоны Викторию посадили верхом на мула, а нас с Ван Хорном погнали по дороге, предварительно связав руки. Связанные одной веревкой, мы со священником брели на расстоянии тридцати футов друг от друга.

Сказать, что мы шли, было бы не совсем верно. Каждый раз, когда лошади замедляли шаг, мы замедляли свой, а когда ускоряли, нам приходилось переходить на бег.

Через некоторое время дождь прекратился, но от этого легче не стало. Вконец обессилев, мы оба свалились с ног, и несколько ярдов лошади проволокли нас по грязной дороге.

В полдень федералы решили устроить привал. Быстро развели небольшой костер и приготовили кофе. Мы с Ван Хорном в изнеможении рухнули на землю рядом с лошадьми и лежа стали наблюдать за солдатами. Кофе раздали всем, кроме нас, что явно огорчило Викторию. Она несколько раз с тревогой посмотрела в нашу сторону, а затем, наполнив кружки горячим напитком, с умоляющим взглядом потянула Кордону за рукав. Тот в ответ отрицательно замотал головой.

— Ты понял — этот гад решил над нами поиздеваться, — сказал Ван Хорн.

— Это мне уже давно ясно. Если бы ты не разыгрывал из себя священника, он, может быть, отнесся бы к нам по-другому.

Мои слова его почему-то очень рассмешили, и он громко расхохотался, чем явно рассердил лейтенанта. Кордона, бросив на нас злобный взгляд, приказал своим солдатам сворачиваться.

Время после полудня оказалось для нас продолжением ада, которому, казалось, уже не будет конца. Ближе к вечеру вновь полил сильный дождь. Промокший до нитки и стучащий зубами от холода, я производил жалкое впечатление. Удивительно, как мне еще удавалось переставлять ноги.

Наконец поздно вечером федералы, остановившись у развалин саманной постройки, решили расположиться на ночлег. Обессилев, я упал на землю и, пытаясь хоть как-то укрыться от дождя, пополз к остатку стены разрушенного строения. Солдат ослабил веревку, которой я был привязан к лошади.

Мы прошли около тридцати миль, и нам предстояло преодолеть еще двадцать. С трудом разомкнув веки, я увидел рядом с собой Ван Хорна.

— Старею, Киф, — промолвил он. — Вот в чем дело.

Лицо священника было серым от усталости, но он все же нашел в себе силы мне улыбнуться.

— Ты знаешь, этот малый мне решительно не нравится.

Солдаты из ближайших к лагерю зарослей кустарника принесли хворост и развели три небольших костра. Вскоре во влажном воздухе ночи соблазнительно запахло кофе и жареным беконом.

Спустя некоторое время неподалеку от нас, с жестяной кружкой в одной руке и сковородкой с фриолями в другой, появилась Виктория. К ней тут же подбежал Кордона и, больно ударив девушку по руке, вышиб из ее рук кружку с кофе.

— Я же сказал, этих двоих не кормить, — резко сказал он и, взглянув в полные боли глаза Виктории, замолк.

— Ты получаешь от этого удовольствие, сынок? — спросил его Ван Хорн.

Лейтенант, сжав кулак, вскинул руку и с огромным трудом удержался, чтобы не ударить священника. Затем он схватил девушку за плечо и оттащил ее обратно к костру.

С наступлением темноты дождь усилился, тем самым еще больше усугубив наше состояние. Съежившись в комок, я и Ван Хорн продолжали сидеть под проливным дождем. Кое-кто из солдат изредка поглядывал в нашу сторону. Лейтенант Кордона не обращал на нас никакого внимания. Расположившись в одиночку у отдельного костра, он курил одну сигарету за другой и чашку за чашкой поглощал горячий кофе.

Наконец Виктория, не выдержав, решительно поднялась с места, сняла с лошадей пару попон и направилась к нам. Одну из них она протянула священнику, а второй, присев рядом со мной, накрыла нас обоих. Солдаты, посмотрев на лейтенанта, удивленно переглянулись и шепотом переговорили о чем-то между собой. Кордона продолжал спокойно сидеть у костpa, а я испытывал чувство гордости от того, что смогли одержать над ним хотя и маленькую, но все же победу.

От холода я дрожал, словно осиновый лист, зубы лихорадочно стучали. Тело девушки плотно прижалось ко мне, и я начал постепенно согреваться. Видя, что я еще дрожу, Виктория прижала мою голову к своей груди и, прикрыв попоной, словно баюкая младенца, стала покачиваться из стороны в сторону. В эту минуту я забыл все: ее возраст, происхождение. Сладкая дрема сковала мне глаза. Сейчас она была просто женщиной, которая в данный момент поступала так, как подсказывала ей природа. У всех женщин сильно развит инстинкт материнства, и они с рождения знают и чувствуют много того, что неведомо нам, мужчинам.

Ночью ливень прекратился. Безоблачное утреннее небо, по которому начало медленно всходить яркое солнце, было ослепительно голубым. Вскоре наступил жаркий день, и обильно политая дождем земля через несколько часов высохла настолько, что под копытами лошадей дорога вновь запылила.

Жара становилась все более невыносимой. Бредя по дороге в огромном облаке пыли, мы с Ван Хорном едва могли дышать. К полудню, когда колонна остановилась на привал, я был на пределе физических возможностей. До этого я уже несколько раз терял сознание, и всем приходилось останавливаться, пока меня приводили в чувство. Даже Кордона не возражал, когда мне давали воды.

Из-за мучений, которые я испытывал, я не думал о том, как Ван Хорн справляется со своими. Во время привала, открыв наконец глаза, я увидел лежащего рядом священника. Вид у него был не лучше моего.

— Обязательно выживу. Не доставлю этому мерзавцу удовольствия, — устало прохрипел он. — Пусть победа будет небольшая, но моя.

Все тело горело. Я перевалился на спину и увидел рядом стоящую на коленях Викторию. Держа в руке фляжку с водой, она испуганно смотрела на меня. Я попытался улыбнуться, но потрескавшиеся губы причинили сильную боль.

Девушка дала мне немного попить, а затем опрокинула фляжку и вылила остатки воды мне на лицо. Кордона, с кружкой кофе в руке, отошел от костра и, подойдя ближе, стал наблюдать за нами.

— Доволен? — злобно проворчал Ван Хорн. — Или нам полагается еще и умереть?

Лейтенант молча повернулся и отошел к костру. Было видно, что слова священника его никак не задели. Перед тем, как снова тронуться в путь, меня подтащили к мулу и меж связанными руками продели луку вьючного седла. Таким образом, я снова должен был идти пешком, но упасть при этом я уже не мог.

То же самое солдаты проделали и с Ван Хорном, прицепив его к другому мулу. Так мы, в нескольких ярдах друг от друга, преодолели последние до Гуилы мили. Большую часть пути меня фактически волок за собой мул. Мои ноги едва касались земли.

Не помню, как мы оказались в Гуиле. Я пришел в себя после того, как мне на лицо выплеснули ведро воды. Я лежал на спине и, открыв глаза, увидел склонившегося надо мной Кордону.

— Нормально, Киф, соберись, с силами, — произнес он. — Мы уже прибыли.

Двое солдат, подняв меня на ноги, повели по двору в сторону какого-то строения. Впереди шагал Ван Хорн, также поддерживаемый с обеих сторон конвоирами. Как только мы миновали большую дубовую дверь здания, по запаху внутри я сразу понял, что снова попал в тюрьму.

Тюремная камера, в которую нас поместили, была не лучше отхожего места. Думаю, нам намеренно отвели такую. Но и этого лейтенанту показалось мало. Уходя, он распорядился, чтобы на нас надели кандалы. Однако меня уже ничто не волновало. Как только за солдатами захлопнулась дверь, я упал и забылся в блаженном сне.

Должно быть, я проспал часов шестнадцать — семнадцать. За это время я дважды просыпался по нужде и каждый раз видел в углу храпящего во сне священника. И каждый раз, стоило мне сомкнуть глаза, я снова погружался в глубокий сон.

Когда я окончательно проснулся, приближался вечер следующего дня. Ван Хорн стоял у маленького зарешеченного окна и смотрел наружу.

Услышав, что я проснулся, он оторвался от своего занятия и, улыбаясь, обратился ко мне:

— Как себя чувствуешь?

— Жутко, — вяло ответил я и приложил ладонь к животу. Я уже давно ничего не ел, и от голода мне свело желудок. — Как здесь насчет еды?

— В углу стоит кастрюля с какой-то бурдой, кишащей несметным количеством червей. Так что я жду, когда придет твоя подружка.

— Виктория, — как бы уточняя, произнес я и, поднявшись с пола, непроизвольно застонал. Все мои конечности нестерпимо заныли. — О чем ты говоришь?

— Она уже была здесь, под окнами, и я дал ей пятьдесят песо, которые прятал в ботинке, и попросил что-нибудь нам принести, — сказал Ван Хорн и вдруг, понизив голос, добавил: — Да вот она уже вернулась.

Сквозь решетку окна я смог разглядеть маленький дворик с фонтаном посреди. Во дворике никого из охранников я не увидел, хотя входные ворота были распахнуты настежь.

Виктория печальными глазами тревожно смотрела на меня.

— Тебе не следовало этого делать, — с нежностью в голосе сказал я ей.

В ответ она только улыбнулась и принялась по очереди просовывать сквозь решетку принесенные продукты: бутылку вина, буханку хлеба, оливки, пару длинных батонов колбасы, две пачки сигарет «Артистас» и спички.

— Приятного аппетита вам, друзья мои, — неожиданно раздался голос, и из тени арки, находящейся в стене, справа от нашего окна, появился полковник Бонилла.

— Прошу вас, Бонилла, не наказывайте ее! — взмолился я, когда тот подошел к Виктории. — Она всего лишь хочет нам помочь.

Девушка пугливо посмотрела на Бониллу.

Тот погладил ее по голове и произнес:

— Иди своей дорогой, детка, и не ищи себе неприятностей.

К моему удивлению, Виктория улыбнулась полковнику, затем мне и быстро покинула тюремный дворик.

— Да, друзья мои, в этой жизни надо пользоваться любым случаем, чтобы сытно поесть. Неизвестно, удастся ли это сделать завтра.

С этими словами полковник повернулся и зашагал обратно к арке, из тени которой он так неожиданно появился.