"Свет в заброшенном доме" - читать интересную книгу автора (Тухтабаев Худайберды)Мама, мамочка мояЯ проснулся в полночь, как от толчка. Меня разбудил какой-то неясный шум, доносившийся со двора. Там будто ходили какие-то люди. Неужто воры забрались? А вдруг они уведут нашу корову! Я поспешно вскочил на ноги, выбежал во двор. – Арифджан! – окликнул меня один из воров. – Носилки у вас есть? Приглядевшись, я узнал в «воре» Усманаату[31], бригадира. – Какие носилки? – спросил я, приходя в себя. – Обыкновенные носилки, какие же ещё! – отозвался другой «вор». Это был доктор, который приходит обычно к нам в школу делать уколы и всякие прививки. А ему что здесь понадобилось? Но размышлять было некогда, я показал «ворам», где носилки, потом, наскоро одевшись, вышел за ними следом на улицу. У ворот стояла арба. На ней я увидел Мукаррам-апу, мамину ученицу. – Арифджан, братишка мой! – зарыдала она вдруг. Люди подняли носилки на арбу, осторожно положили на них что-то завёрнутое в папину меховую шубу. По глазам моим словно молния ударила. Я всё понял… – Мама, мамочка! – закричал я диким голосом. – Не кричи, – сказал доктор, – соседей разбудишь. – Что с мамой, что с ней?! – Помоги лучше взять носилки, – тихо попросил доктор. Мы внесли носилки в гостиную. Доктор на ощупь зажёг коптилку. Мама была без чувств, лицо, волосы – в крови. Я опять дико закричал: – Мама! Мамочка!.. – Выведите мальчика! – приказал доктор. Мукаррам-апа взяла меня за руку, повлекла за собой. – Ничего страшного, вот увидишь, мама скоро поправится, – успокаивала она меня. В очаге разожгли большой огонь, в гостиную внесли лампу. На улице послышался конский топот, через минуту в дом вошёл наш председатель Машраб-ака со своей матерью Хайри-халой[32]. Прибежали испуганные тётушки Тухта и Парпи-бобо. Я всё ещё стоял бесчувственным истуканом посреди двора. «Что ж с мамой случилось?» – всё вертелось в голове. Из гостиной поспешно вышел дедушка Парпи. – Арифджан, сынок… – заговорил он дрожащим голосом, но продолжать не смог. – Что с мамой, дедушка? – вскричал я нетерпеливо. – Бог даст, ничего страшного. Поправится… – Но что с ней случилось? – Под трактор попала. Я опять зарыдал. – Не надо, сынок, – погладил дедушка меня по голове. В райцентр послали двух всадников. Председатель наказал им быстро доставить самого лучшего доктора, потом накинулся на бригадира, размахивая камчой: – Вы виноваты во всём! – Побойся бога, Машраб! – отвечал бригадир, чуть не плача. – Вчера я её чуть не на коленях умолял поспать, отдохнуть немного. Упёрлась: «Нет!» – и всё. Три дня ведь с трактора не слазила… – Я вам бороду повыщиплю! – грозился председатель, топая ногой. Мама, оказывается, уснула за рулём, трактор опрокинулся в арык, придавил маму… Мукаррам-апа, тётушка Тухта и доктор что-то делали в комнате. Их тени то появлялись в окне, то исчезали. Я слышал, что доктор потребовал мыла, горячей воды. Во дворе один за другим появлялись соседи. Они стояли группками, такие испуганные и расстроенные, разговаривали шёпотом, украдкой поглядывали на меня. Из гостиной выглянула Тухта-хала. – Слава аллаху, пришла в себя, – объявила она и поспешно захлопнула за собой дверь. Проснулись братья и сёстры, заспанные, полуодетые высыпали во двор. Аман подбежал ко мне, обнял за ноги. Я взял его на руки. – Ака, мама собралась нам братишку рожать? – спросил он шёпотом. – Не знаю, – ответил я. – Пойдём, ака, к маме, посмотрим братика. – Потом, потом пойдём. Аман разговаривает, обнимает ручонками мне шею, а глаза его сами собой закрываются. Я унёс его в дом, уложил в постель. В это время вошла Мукаррам-апа, сказала, что нас зовёт мама. Зулейха взяла на руки Рабию, которая спала, ни о чём не ведая, я поднял Амана. Пошли. Мама была забинтована от головы до ног. Казалось, в постели лежит не мама, а большая кукла, обёрнутая белым. Видны только глаза и часть лица. Тухта-хала сидела у изголовья, Мукаррамапа – слева. Доктор при свете очага капал из пузырька в пиалу какое-то лекарство. Тётушка Тухта поманила нас рукой, приглашая подойти поближе. Глаза мамы закрыты. На ресницах блестят капельки слёз. Грудь дышит часто-часто… – Воды… – зашевелились бледные губы. Тётушка Тухта дала маме воды. Она сделала несколько судорожных глотков, потом откинулась на подушку, широко раскрытыми глазами оглядела комнату, увидела нас, из глаз выкатились слёзы… – Арифджан, сынок… – Да, мамочка? – Подойди, поцелуй меня. Будь головой младшеньким, сын. – Не надо так, мама! – Не спорь… – Ладно. – Вы все должны учиться. – Ладно. – Будьте все вместе, пока папа не вернётся. – Мамочка… – Не дай погаснуть свету в нашем доме. – Мама… – Слушай меня, сынок. – Слушаю. – Никогда не обижай маленьких. – Хорошо. – Султанджан, богатырь мой, подойди поцелуй меня. – Мамочка! – Не плачь, ну-ка вытри слёзы, вот так. Отныне никогда не плачь, ладно? Слушайся брата, не ссорься… Зулейха, раскрасавица моя, дай поглядеть на тебя… Как ты у меня выросла, милая… – Мама… – Усман мой дорогой, художничек мой маленький, подойди ко мне, обними меня, сынок… Вот так, молодцом! Аманджан, это ты, мой жеребёночек? Есть, наверное, хочешь, да, сынок? – Усман ваш этот всегда мой хлеб отбирает! – Ах мой сладенький, теперь он не будет отбирать, Усманджан, верно ведь, что больше не будешь отбирать?! А где моя Рабиниса? Спит? Разбуди, разбудите!.. Воды… воды! Тётушка, простите, если что не так… Детей… детишки на вас… Арифджан, сынок… не дай погаснуть свету в доме… очагу… Мама не смогла выпить воды, которую поднесла ей Тухта-хала. Мамины губы крепко сомкнулись, глаза закатились, словно она хотела что-то высмотреть на потолке. Подбежал доктор, приложил ухо к груди мамы и так, слушая, замахал на нас рукой, уходите, мол. – Мамочка! – забилась в плаче Зулейха. Тухта-хала вывела нас во двор. Рассвет ещё не наступил. Соседи, оказывается, разожгли костёр, столпились вокруг него. Председателя и его матери не было. Ушли, видно, по делам. Зато появились Махмудхан, Хайит Башка и даже Мели. Он о чём-то шептался с дедушкой Парпи. – Как она там? – кивнул головой Махмудхан в сторону гостиной. Что-то переполняло меня, и я не смог ему ответить. Соседка Мутабар-апа сказала, что растопила у себя сандал, пригласила меня с младшенькими отдохнуть малость, чайком согреться. Когда мы вышли на улицу, воздух прорезал плачущий голос тётушки Тухты: – О-е, боже, Караматбиби покинула нас! – Мама! Мамочка! – заплакали мы все, бегом возвращаясь назад. |
||
|