"100 великих любовников" - читать интересную книгу автора (Муромов Игорь Анатольевич)

МАО ЦЗЭДУН (1893—1976)

Китайский партийный, государственный и политический деятель. Председатель ЦК КП Китая с 1943 года. Один из основателей Коммунистической партии Китая. Организовал так называемую культурную революцию (1966—1976), нанесшую большой ущерб Китаю.

У Мао Цзэдуна, пренебрегавшего всем иностранным, была-таки одна слабость: любил потанцевать на западный манер. Сегодняшняя китайская молодежь тоже не прочь отправиться на танцульки, но предпочитает развлекаться под переложенную на современный лад знаменитую песню «Алеет восток, солнце встает над Китаем, это солнце – Мао Цзэдун». Идущие нарасхват книги, все новые кинофильмы, телевизионные и театральные постановки – все это свидетельства устойчивого интереса китайцев к жизни «великого кормчего», чья забальзамированная мумия покоится в хрустальном саркофаге на центральной пекинской площади Тяньаньмэнь.

Мао возвращается в сознание жителей Поднебесной под лозунгом: «А кто из нынешних может сравниться с ним?» Постепенно затушевывается связь «кормчего» с «большим скачком», итогом которого стали 20 миллионов умерших от голодной смерти, с «великой пролетарской культурной революцией», в ходе которой были забиты и покончили жизнь самоубийством еще несколько миллионов соотечественников, с гонениями, периодически обрушивавшимися на кадры и интеллигенцию.

Сегодня его имя ассоциируется с провозглашением Китайской Народной Республики, созданием национальной промышленности и атомной бомбы, выходом Китая в ряды первостепенных мировых держав. А любовь к острым блюдам хуаньской кухни вроде жутко перченого «хун шао жоу» («мяса, жаренного до красноты»), несомненно, свидетельствует о глубокой народности вождя, близости к низам.

Мао родился 26 декабря 1893 года в провинции Хунань, и поныне известной острым перцем и крепкой водкой, в горном селении Шаошань, в семье зажиточного крестьянина. Отец – «семейный деспот, прибегавший к кулакам», – тщетно пытался приобщить мальчика к ремеслам и торговле, от которых тот неизменно бежал к книгам. В 14 лет не по возрасту крепкого парня было решено остепенить, женив на 20-летней девице по фамилии Ло (имя ее осталось неизвестным). Этот брачный сюжет стал первой загадкой личной жизни Мао: жену свою он возненавидел и крайне неохотно упоминал о ней в беседах, неизменно отрицая сам факт брачной связи. Как утверждают некоторые гонконгские биографы, шаошаньские кумушки впоследствии судачили о неких «неформальных» отношениях между свекром и невесткой.

В конце концов Мао удалось в 1911 году отправиться в уездную школу, затем – в среднюю школу в провинциальном центре Чанша. Там же учился он в педагогическом училище, влившись в живую среду грамотной молодежи, увлеченной «прогрессивными взглядами» – то была фантастическая мешанина толстовских, коммунистических и анархических идей, неокантианства и младогегельянства, накладывавшихся на вбитые с детства конфуцианские заповеди. И девушку себе – надо думать, первую любовь – Мао нашел на политической почве. Его городская подруга Тао Сыюн столь же рьяно принимала участие в создании просветительского общества «Синьминь сюэ-хуэй», в патриотическом, антиимпериалистическом движении «4 мая». Молодые люди даже сообща открыли книжную лавку…

Однако к лету 1920 года кооператив распался. Говорят, что причиной тому были политические разногласия. Однако, похоже, что в их дуэт вплелся третий голос – дочери любимого учителя Мао, переселившегося в Пекин, – Ян Кайхуэй. Более или менее тесные отношения между ними установились в 1919 году, когда Мао, приехав в Пекин позаниматься в столичной библиотеке, некоторое время жил в семье наставника.

Вскоре Тао совсем исчезла с арены, а Ян после смерти отца возвратилась в Чанша. Мао чувствовал себя в приятной роли покровителя, защитника осиротевшей девушки. Вскоре они стали мужем и женой.

Осенью 1922 года в молодой семье появился первенец – Аньин, на следующий год родился Аньцин, в 1926 году – Аньлун. Правда, ходил слушок, что одно время Мао захаживал к соседке по дому в Чанша – жене молодого провинциального политика Лин Лисаня (впоследствии – один из генсеков КПК, покончил жизнь самоубийством в 1967 году). Но в целом все шло замечательно, Мао быстро делал партийную карьеру, участвуя в создании КПК, переговорах с буржуазно-демократическим гоминьданом – партией националистов, оформлении Единого фронта. Ян помогала мужу – была казначеем парторганизации, связником.

В 1927 году разразился мятеж Чан Кайши, по всей стране шли казни коммунистов. В 1930 году была арестована вместе со старшим сыном Ян Кайхуэй. Подпольщики готовили ее освобождение, оставался пустяк – опубликовать в печати формальное отречение от супруга. Она отказалась и была расстреляна.

После гибели Ян Кайхуэй ее сыновья оказались на улице. Младший, Аньлун, погиб, а Аньин и Аньцин после многих мытарств были переправлены в 1937 году в Москву. Жили в подмосковном Монино, потом в интернациональном детском доме в Иваново. В конце 1941 года Аньину предложили принять советское гражданство. Он ответил: «Я китаец, люблю свою родину и готов вернуться по первому ее зову». А вскоре после этого послал Сталину письмо с революционным приветом и убедительной просьбой отправить его на фронт. Потом учился в военно-политической академии, в 1943 году вступил в ВКП(б), стал лейтенантом, политруком танковой роты, участвовал в боях, прошел Польшу… Перед возвращением в Китай в 1946 году, сообщают китайские историки, был принят Сталиным и получил из его рук именной пистолет. Как знать, может, с этим пистолетом Аньин вместе с другими китайскими добровольцами отправился на иную войну – в Корею. Там он погиб во время американской бомбардировки.

Взаимоотношения Аньина с отцом легли в основу фильма «Мао Цзэдун и его сын». В этой ленте есть и жаркие споры, и горячие слезы. После просмотра картины, писала газета «Жэньминь жибао», зрители «с глубоким чувством говорили, что Мао – исполненная подлинного величия личность, он и в страдании более мудр, более тверд по сравнению с обычными людьми».

«Мудрый и твердый», через много лет после гибели второй жены встретив нянюшку, жившую в их семье, горько вздохнул и промолвил: «Кайхуэй была хорошим человеком». А в стихах, известных каждому китайцу, председатель признался: «Я потерял гордячку Ян, благородный муж остался без своего прямого тополька…»

В июне 1979 года газета «Жэньминь жибао» опубликовала имена трех новых членов Всекитайского комитета Народного политического консультативного совета Китая – своего рода совещательной палаты при китайском парламенте. Одной из получивших эту синекуру была Хэ Цзычжэнь, что вызвало в столичных кругах тихую бурю. Еще бы! Снова на людях появилась опальная жена Мао, великая страдалица.

С Хэ будущий «кормчий» встретился в 1927 году у подножия горы Цзинганшань, после крестьянских восстаний Осеннего урожая. Семнадцатилетняя красавица из семьи сельских бунтарей, вожак местных комсомольцев, поддерживавшая связи с командирами полубандитских отрядов крестьянской самообороны, Хэ была во всех отношениях подходящей для Мао подругой. Авторитет ее среди земляков был непререкаем – хотя бы потому, что стреляла она сразу с двух рук и очень точно.

Вот как описывал впоследствии очевидец их встречу: «В середине седьмого месяца (по лунному календарю, соответствует сентябрю. – Прим. ред.) Мао прибыл во главе нашего полка в уезд Юнсинь, где мы поселились в помещениях волостной управы. Местные юнсиньские товарищи часто приходили посмотреть на председателя Мао. Была среди них и женщина-товарищ Хэ, красивая и живая. Она особенно много беседовала с председателем. В первый же вечер она прислала пару гусей и две фляжки водки. Председатель пригласил ее остаться ужинать. За трапезой они очень сблизились. На второй день председатель созвал собрание юнсиньской партячейки, и эта женщина-товарищ выступала больше всех. Собрание закончилось только в одиннадцать вечера. Председатель сказал, что ему еще нужно обсудить очень важный вопрос с женщиной-товарищем Хэ. Они работали долго. Наутро, встав с постели, председатель умылся и с радостным лицом сказал нам: «Мы с товарищем Хэ полюбили друг друга, у нас товарищеская любовь переросла в супружескую. Это начало совместной жизни в революционной борьбе». При этом смеющаяся женщина-товарищ Хэ стояла рядом, по правую руку». Через год у них родилась первая девочка.

Хэ была рядом с Мао десять трудных лет – в период создания первых советских районов и становления армии коммунистов, «великого похода» протяженностью более 10 тысяч километров, к концу которого после бесчисленных сражений и стычек от стотысячного войска КПК осталось 5–6 тысяч бойцов и командиров. В эти годы Хэ родила шестерых детей (они погибли либо были оставлены в крестьянских семьях).

В городке Яньань на северо-западе Китая, где коммунисты основали свою столицу, Хэ уже мало напоминала прежнюю задорную «девицу-генерала». «Жемчужина желтеет, а человек стареет», – философски заметил по этому поводу один из биографов Мао. У измученной беременностями и ранениями женщины испортился характер, начались ссоры, даже драки. «Мао плохо ко мне относится, мы все время спорим, потом он хватается за скамейку, я – за стул!» – жаловалась супруга партийного лидера.

Кончилось все грандиозным скандалом, потрясшим обитателей Яньанья едва ли не больше, чем разгоревшаяся японо-китайская война. Хэ приревновала Мао сразу к двум особам – красавице-студентке из Пекина У Гуанхуэй и американской журналистке Агнес Смэдли, интервьюировавшей вождя коммунистического Китая долгими летними вечерами (заметим в скобках, что Смэдли оказалась единственной иностранкой, чье имя биографы вплетают в судьбу Мао).

Разгневанная Хэ грозилась послать телохранителей на расправу с обидчицами. Мао принял поистине мудрое решение: распорядился выслать за пределы района всех троих. Хэ хотели отослать в Шанхай, однако та испугалась то ли наступающих японцев, то ли длинных рук супруга. Тогда ее отправили на лечение в СССР. Уже прибыв в Москву, в 1938 году Хэ родила мальчика.

Дальнейшая судьба Хэ Цзэчжэнь сложилась тяжело. Зима 1938 года в Москве выдалась холодная, с морозами за 30 градусов. Малыш простудился, заболел воспалением легких и умер. Хэ посылала письмо за письмом в ЦК КПК, умоляя разрешить ей вернуться на родину. Все послания попадали в руки мужа. Но изгнанница писала недаром: Мао решил скрасить существование супруги и отправил к ней… обнаружившуюся в крестьянской семье маленькую дочку – Цяо Цяо, единственного уцелевшего их ребенка.

Между тем дело шло к мировой войне, обстановка в Москве была очень напряженной. С Хэ Цзычжэнь обращались как с простой советской гражданкой. Однажды Цяо Цяо, находившаяся в яслях, тяжело заболела, ее, почти бездыханную, отвезли в больницу, где нерадивый врач велел отнести ребенка в морг. Там и нашла ее мать. Живую. Едва дочка пришла в себя, Хэ бросилась к заведующей детским учреждением – выяснять отношения. Администрация яслей, не желая разбора скандального дела, вызвала «скорую» и… сдала потерявшую самообладание, визжащую азиатку в сумасшедший дом. Там Хэ пробыла шесть лет.

Лишь в 1947 году представитель КПК Ван Цзясян, прибывший в Москву, случайно узнал о местонахождении соотечественницы, вызволил ее из дома скорби и сопроводил в Китай. Мао, согласившийся на возвращение Хэ на родину, велел, однако, на пускать ее дальше Харбина.

В 1949 году Хэ Цзычжэнь удалось приехать в Тяньцзинь – всего в ста километрах от столицы. Но в Пекин ее не пустили, а задержали и отправили в Шанхай «для продолжения лечения». Единственное, что ей удалось, – переправить к Мао дочку Цяо Цяо, тут уж он был вынужден пойти ей навстречу. А Цзян Цин, «императрица красной столицы», даже дала ей свою девичью фамилию Ли и новое имя – Минь. Из-за этого впоследствии некоторые западные биографы стали считать Ли Минь старшей дочерью Цзян Цин.

Привезенная в Шанхай, Хэ Цзычжэнь была помещена в изолированный особняк. В Пекин она вернулась лишь в конце 1976 года, после смерти Мао и ареста Цзян Цин. Умерла она в 1984 году.

Четвертой женой Мао стала Цзян Цин. Супружеские отношения между ними фактически прекратились в начале 1950-х годов, то ли из-за проявившегося с годами склочного характера Цзян Цин, то ли после нескольких операций, сделанных ей в СССР по поводу женских болезней. А формально они оставались мужем и женой до конца.

Подруг у Мао, по слухам, было немало, среди них признанные красавицы, поэтессы, актрисы, а все-таки самой близкой ему в последний период стала простая уроженка Дунбэя (северо-восточный Китай), где женщины, по китайским меркам, не отличаются ни красотой, ни утонченностью. Звали ее Чжан Юйфэн.

Вторая половина 1950-х годов была периодом очень активной деятельности Мао. После смерти Сталина в коммунистическом лагере начался разброд. В Москве рьяно принялись развенчивать «культ личности», наслаждаясь пьянящим воздухом оттепели. Доклад Хрущева на XX съезде КПСС произвел на китайцев ошеломляющее впечатление. В рядах КПК началось брожение, и мятежный маршал Пэн Дэхуай, поддержанный многими соратниками, предложил изъять из устава самые главные слова – об идеях Мао Цзэдуна как идеологической основе. Политические страсти достигли высочайшего накала – на карту была поставлена власть. Для укрепления веры в непогрешимость вождя нужны были великие деяния, и Мао объявил «большой скачок» в экономике, тотальную коммунизацию деревни, ездил по стране с инспекциями, встречался с рабочими, крестьянами, кадровыми работниками, военными.

В это время он, по некоторым сведениям, и познакомился с ласковой проводницей Чжан, обслуживавшей спецпоезд. Особых изменений в ее жизнь встреча с председателем тогда не привнесла – до 1970 года, когда Чжан Юйфэн, уже замужнюю женщину, внезапно срочно вызвали в Пекин, в государственную резиденцию Чжуннаньхай. Встретившие ее заместитель начальника канцелярии ЦК КПК и личная медсестра Мао Цзэдуна без всяких объяснений предложили перейти на работу в штат обслуги вождя. Говорят, чудесное превращение проводницы-золушки в принцессу произошло после одной поездки Мао.

Мао Цзэдун делал все, чтобы скрыть от посторонних свою частную жизнь, окружая ее густой, непроницаемой завесой тумана. От приближенных он требовал никогда никому не рассказывать о том, что происходит в дворцовых покоях. Когда один из секретарей Мао, отстраненный им и попавший в опалу, в разговоре с приятелем стал рассказывать о беспутстве хозяина, то Лю Шаоци приказал расстрелять его за клевету, и только заступничество других руководителей спасло болтуна от смертной казни.

Среди своих соратников по партии Мао Цзэдун не видел равных себе по уму, а потому у него не было и не могло быть друзей. Он возвышался над остальными, отводя им роль послушных слуг и исполнителей его воли. Не случайно его любимым выражением было: «Надо мной нет ни Неба, ни Закона».

Мао подозревал всех. И эта подозрительность со временем приобрела маниакальные формы. Он боялся заговоров, покушений, опасался, что его отравят, и потому во время своих поездок останавливался в специально построенных для него домах. Не раз он со своей многочисленной свитой, с наложницами и охранниками неожиданно покидал отведенную ему резиденцию, если она казалась ему подозрительной. Мао остерегался купаться в сооруженных для него местных бассейнах, боясь, что вода в них отравлена. Исключением был бассейн в Чжуннаньхае. Во время поездок он часто менял маршрут, сбивая с толку железнодорожное начальство и путая графики движения поездов. Вдоль пути его следования выставляли многочисленную охрану, на станции не пускали никого, кроме местных боссов и работников службы безопасности.

Проповедуя аскетизм, скромность и умеренность, сам Мао не отказывал себе ни в чем. Во время поездок по стране, которые дорого обходились государственной казне, он не знал удержу в удовлетворении плотских вожделений, и местные кадры, чтобы угодить вождю, подбирали молодых девушек. После его смерти многие женщины обращалось в ЦК КПК с просьбой выдать им пособия на воспитание детей, отцом которых был «Великий кормчий». Создание специальной комиссии по рассмотрению этих прошений свидетельствует, что заявления женщин о своей близости с вождем были правдивыми.

…Председатель явно заболел. Срочные бумаги несколько дней лежали на рабочем столе кабинета. Грустный, молчаливый, бродил он по вагону спецпоезда. Потом неожиданно распорядился остановить состав на небольшой станции, вышел на перрон, зашел в здание вокзала. Долго сидел в кабинете начальника станции, уставившись взглядом в одну точку. Казалось, его губы шевелились. И лишь шеф партийной службы безопасности Кан Шэн смог разобрать имя: Юйфэн. Так это было или иначе? Во всяком случае, она стала личным секретарем Мао, а затем – секретарем Политбюро «по важным делам». Работать с Мао, по ее словам, было нелегко: днем он отсыпался, а основная нагрузка приходилась на поздний вечер, часто – до утра.

Ныне Чжан Юйфэн, «обычная женщина с необычной биографией», как называют ее пекинские летописцы, живет в столице вместе с мужем Лю Айминем. Они крайне неохотно встречаются с корреспондентами, ну если только по рекомендации ЦК КПК.

Мао Цзэдун умер в ночь на 9 сентября 1976 года, за три месяца до своего 83-летия. Траурную церемонию организовали в большом зале Дома народных собраний на площади Тяньаньмэнь. Все приходившие отдать последнюю дань памяти «Великого кормчего» возлагали венки к основанию постамента, на котором был установлен гроб с его телом. (Из руководителей высшего звена тогда только Дэн Сяопин и Вань Ли не почтили память умершего. Оба находились в тот период под домашним арестом.) Цзян Цин, как она уверяла, собственноручно изготовила белые (цвет траура в Китае) бумажные цветы к одному из таких венков, снабдив его надписью на черной ленте: «Моему учителю, председателю Мао Цзэдуну, от ученицы и товарища Цзян Цин».

Далее на ленте перечислялись имена (не всех, правда) членов семьи Мао. В список были включены сын Мао Аньцин, дочери Ли Минь (от брака с Хэ Цзычжэнь) и Ли На (от Цзян Цин), внук Юаньин и племянник Мао Юаньсинь. Не оказалось там имени второй двоюродной сестры Мао – Ван Хайжун. Обнаружив это, она в сердцах крикнула Цзян Цин: «Как ты посмела!» Очевидцы вспоминают, что вдова ответила возмущенной кузине в выражениях, заимствованных из лексикона шанхайских ночных клубов. Это подлило масла в огонь – женщины сцепились на глазах у всех. Многим запомнился момент, когда Ван Хайжун схватила Цзян Цин за волосы, и… прическа первой дамы Китая осталась у нее в руке. Это оказался парик. Голова Цзян Цин была лысой, как яйцо, с удовольствием вспоминала позднее невольная свидетельница этой сцены Сун Цинлин, в то время занимавшая пост заместителя председателя КНР. Поговаривали, что «первая дама» Китая лишилась волос в результате передозировки во время курса лучевой терапии, который проходила после одной из гинекологических операций. В конце концов повздоривших женщин растащили и порознь вывели из зала приводить себя в порядок.

В Китае, как, впрочем, и во всем мире, смерть Мао была воспринята как событие эпохальное. Западные дипломаты и журналисты усиленно заговорили тогда о преемниках председателя, о его ближайшем окружении, женах, детях. Взоры многих обращались к Цзян Цин. В жизни председателя она появилась вскоре после того, как он расстался в 1937 году с Хэ Цзычжэнь.

В руководстве КПК в тот период раздавались голоса против развода Мао с Хэ Цзычжэнь, находившейся на лечении в СССР. Вопрос о женитьбе на шанхайке с сомнительной репутацией обсуждался на заседании Политбюро. Однако Мао настоял на своем, заявив, что свою личную жизнь будет устраивать по собственному усмотрению. Так умная, опытная, волевая и честолюбивая Цзян Цин стала четвертой женой первого человека в освобожденном районе на северо-западе Китая. А после его смерти она попыталась стать первой в «банде четырех». Финал известен: арест, пожизненное заключение, которое она отбывала сперва в тюрьме, а затем в хорошо охраняемом особняке, и – самоубийство. Так что цифра четыре оказалась для нее роковой.