Глава 30

На следующий день явился с визитом мировой судья, который не казал носа в Чернов-парк целых два дня.

Сегодня он был одет не так консервативно, как обычно. Синий редингот, расшитый серебром, удивительно шел к его серым глазам, а высокий ворот рубашки, подпирающий голову, подчеркивал волевой подбородок и упрямо сжатые губы. Несомненно, многие девичьи сердца трепетали при виде господина Рельского (хотя скорее девицы были сражены размером его годового дохода, а вовсе не мужественной внешностью), и на мгновение София пожалела, что не сумела составить его счастье.

Но перед глазами тут же мелькнула обольстительная улыбка дракона, его огненные очи, и сожаления отступили прочь.

Она чуть улыбнулась, и промолвила:

— Я рада вас видеть. У вас важные известия, насколько я поняла?

Мужчина чуть склонил голову, разгадав намек, что отныне гадалка не ожидала видеть его у себя запросто, и визит могут оправдать лишь срочные дела.

Молодая женщина выглядела очаровательно, являя собой образчик радости и прекрасного самочувствия: темные волосы были уложены в строгий пучок, но несколько прядей выбивались из прически, обрамляя сияющее лицо. Как будто не было недавних прискорбных событий и подозрений! Госпожа Чернова впервые за долгое время пребывала в мире с собою, и господин Рельский от всей души жалел, что был вынужден разбить это хрупкое спокойствие.

Он отложил трость и промолвил прямо, словно бросаясь в воду:

— Мне достоверно известно, что господа Шоровы причастны к шпионажу.

— Что?! — переспросила София, чувствуя, как слабеют ноги. Она опустилась на стул и с силой стиснула края шали. — Почему вы решили?..

— Я сразу заподозрил нечто неблаговидное. А потом они слишком часто мелькали в этом деле, и я велел своим людям досконально выяснить все об этом семействе.

Молодая женщина, замерев, напряженно слушала.

Господин Рельский бросил взгляд на ее растерянное лицо и продолжил выкладки:

— Меня удивило, что господа Шоровы живут на широкую ногу, хотя еще несколько лет назад были бедны. На первый взгляд, все выглядело вполне невинно: майор приобрел некоторый капитал за счет трофеев на войне, удачно его вложил и окупил инвестиции сторицей. Но стоило копнуть поглубже, и выяснилось, что его часть стояла в глуши, где и мелкие стычки бывали редко, так что по ведомостям не числилось сколько-нибудь крупной добычи. К тому же ему причиталась не такая уж крупная доля, поскольку чин его был невелик. Тогда я разузнал о компании, в которую были якобы вложены деньги Шоровых, но она оказалась всего лишь миражом, удобным прикрытием для того, чтобы объяснить происхождение капитала… Вскоре обнаружились подозрительные связи и странные совпадения визитов Шоровых с диверсиями и утечкой сведений. Друзья по моей просьбе сыграли небольшой гамбит и подсунули им некие бумаги… Словом, теперь у меня имеются веские доказательства подрывной деятельности наших дорогих соседей.

София слушала пояснения мирового судьи — спокойные, логичные, но такие безразличные. Сухим казенным языком он повествовал о предательстве, и казалось, его нисколько не задевала нелепость ситуации.

— Неужели это правда? — беспомощно спросила она.

Господин Рельский кивнул, потом осторожно сказал, тщательно подбирая слова:

— Я знаю, господин Шоров — ваш друг. Поэтому я решил прежде посоветоваться с вами, как поступить. Мои друзья сделают, как я попрошу.

Госпожа Чернова несколько мгновений смотрела на него в немом удивлении, затем сделала усилие, отбрасывая ненужные переживания, и задумалась всерьез.

— Полагаю, в любом случае утаить это нельзя, — наконец заключила она со вздохом. — Да и не думаю, чтобы вы решились бы на такое даже ради моего спокойствия.

Произнеся последние слова, она слегка улыбнулась мировому судье, но тот ответил серьезно:

— Ради вас я бы пошел даже на это.

София потупила глаза и слегка покраснела, от стеснения принявшись теребить многострадальную шаль. Что она могла ответить, если в ее сердце нынче царил дракон?

— Не шутите так, — попросила молодая женщина неловко. — Вы превосходно понимаете, что измену Мидгарду спускать нельзя.

— Решать вам, — пожал широкими плечами господин Рельский.

Молодая женщина с некоторым сомнением взглянула на него, потом принялась размышлять вслух.

— Полагаю, мы должны все рассказать. Только… — поколебавшись она закончила: — что, если дать им время бежать, а потом сообщить все властям? Потеряв положение в обществе, господа Шоровы больше не смогут вредить Мидгарду.

— У вас доброе сердце, — улыбнулся господин Рельский и поднес ее руку к губам. Это бережное прикосновение отчего-то заставило сердце молодой женщины забиться сильнее, и она откровенно неучтиво вырвала ладонь.

Мировой судья на мгновение прикрыл глаза и отвернулся, пряча горькую улыбку.

София возразила запальчиво:

— Вовсе нет, и, по правде говоря, я очень зла на господ Шоровых. Но видеть их на плахе… — она передернулась. — Однако вы уверены, что это не они убили господина Ларгуссона? Быть может, огненные руны означали именно страну пламени — Муспельхейм?

— Я кое-что выяснил, и уверен, что до недавних пор Муспельхейму не было известно о дневниках, так что никаких причин убивать Ларгуссона у них не было. Полагаю, можно отбросить версию, что покойному были известны некие компрометирующие сведения и поэтому его устранили. Это слишком неправдоподобно и не в их характере. Господа Шоровы навряд ли сумели бы придумать и провернуть столь блестящую операцию. Старый слуга, Вартассон, клянется, что господа не выходили из дому в ту ночь, а ему можно верить — он многим мне обязан. К тому же, наш общий друг Шеранн, — произнес он с непередаваемой иронией, — тщательно обыскал их имение и не нашел дневников Шезарра. Да и трудно представить, чтобы эти весьма тучные люди выбрались из библиотеки через окно. Господа Шоровы неосторожно привлекли внимание и поплатились за это, но они вовсе не убийцы, я совершенно в этом уверен.

— Тогда все решено, — София сцепила руки и попросила: — Вы позволите пойти с вами? Я хочу присутствовать при беседе.

— Разумеется, — охотно согласился мировой судья и предложил ей руку…

По дороге они успели обсудить перспективы расследования и пришли к неутешительным выводам, что список подозреваемых таял, мало что проясняя. Если отбросить господ Шоровых, ныне покойного господина Ларина, госпожу Даргассон, которая никак не могла ударить себя по голове, а также кузнеца, в виновность которого верилось слабо, то в перечне оставалось лишь несколько имен: господин Реинссон, его невеста, Юлия Гарышева и господин Щеглов.

— Кстати, вина господина Реинссона тоже сомнительна, — заявил вдруг мировой судья. — Выяснилось, что дальний родственник покойного Ларгуссона завещал тому все свое состояние. Старик умирает, ему осталось не более нескольких недель, и сторож получил бы солидный куш, случившись ему пережить родственника. Теперь же дочерям наследство не достанется, и они знали об условиях завещания, это я выяснил наверняка.

— А кому теперь отойдет состояние? — заинтересовалась госпожа Чернова. — Может быть, убийца вообще не из Бивхейма и мы напрасно подозревали знакомых.

— Сомневаюсь, — не согласился господин Рельский, — судя по обстоятельствам дела, преступник был вхож в библиотеку и прекрасно там освоился. А деньги достанутся приютам и больницам для бедных. При таких обстоятельствах у наследников не было никакого резона убивать сторожа.

— Выходит, господина Реинссона и барышень Ларгуссон можно отбросить, — заключила София уныло. — Может быть, мы не там ищем? В конце концов, это мог быть любой из жителей Бивхейма и окрестностей!

— Возможно, — согласился мировой судья — Но тогда решительно неясно, зачем похитили дневники дракона. К тому же убийца заранее подготовил ключи, а значит, давно планировал преступление. Надо думать, мы разыскали всех, у кого имелись явные основания желать смерти Ларгуссону.

София не нашлась, что возразить, и дальше они шли в молчании.

День был хмур, будто сожалея о том, что на его долю припали столь грустные события. Видимо, собиралась непогода — бог Тор глухо рокотал в небесах, уже готовый поразить землю молнией.

Молодая женщина бросила взгляд на пасмурное небо и поежилась, не без оснований опасаясь, что вот-вот начнется ливень. По правде говоря, она с детства отчаянно боялась гроз, слишком близко к сердцу восприняв рассказы няньки о колеснице, запряженной козлами, на которой восседал грозный Тор, забавы ради с хохотом мечущий вниз свой молот Мьельнир.

Оставалось надеяться, что визит будет недолгим и она успеет вернуться домой до начала ненастья.

Особняк Шоровых, на взгляд госпожи Черновой, походил на сарай: прямоугольный, с узкими окнами-бойницами, без всяких архитектурных излишеств и украшений. К дому вели деревянные ступени, что делало его еще больше похожим на обычную хозяйственную постройку. Впрочем, Шоровы уже давно поговаривали, что вскорости расширят и благоустроют свое жилище.

Будто чувствуя опасность, хозяева решительно отказались их принять, и мировому судье даже пришлось воспользоваться своей властью и прибегнуть к угрозам, чтобы их впустили.

Весьма недовольный такой настойчивостью господин Шоров ждал их в богато обставленной гостиной. Он прохладно поприветствовал соседей и скомкано пробормотал что-то о болезни супруги, которая не позволила ей спуститься к гостям.

— Чем обязан? — поинтересовался он, налил себе коньяку и стал настойчиво предлагать угощение господину Рельскому.

— Господин Шоров, мне не до любезностей. Не буду увиливать, нас привело сюда весьма неприятное дело, — начал мировой судья, поигрывая тростью и непритворно хмурясь, и закончил резко: — у меня есть самые веские доказательства, что вы причастны к шпионажу в пользу Муспельхейма. Я без труда могу начать процесс по обвинению вас в государственной измене.

Сосед прекратил расхваливать выдержанный напиток, залпом выпил все, что было в его стакане, затем вытер взмокший лоб и повернулся к Софии. Побагровевшее лицо вояки вдруг сделалось жалким.

— Вы что же, верите в эту ерунду? — спросил он. — Я честный человек, это точно!

Пожалуй, при иных обстоятельствах молодая женщина действительно не поверила бы в такую нелепицу, но не было никаких оснований сомневаться в словах господина Рельского.

— Верю, — подтвердила она тихо.

— Не пытайтесь перетянуть госпожу Чернову на свою сторону, — вмешался мировой судья холодно. — В конце концов, вы не выказывали к ней никаких добрых чувств, когда я просил госпожу Шорову прекратить поносить ее на каждом углу.

София укоризненно взглянула на господина Рельского, задетая тем, что о ней говорили в третьем лице, и лишь потом осознала смысл его слов.

— Вы просили оставить меня в покое? — переспросила она.

— Разумеется, — неохотно подтвердил он, кажется, уже сожалея, что наговорил лишнего. Он не любил показной благотворительности и терпеть не мог изъявлений признательности.

— Как давно?

Он лишь пожал плечами.

— Неважно.

Молодая женщина попыталась возразить, находя это как раз существенным, но мировой судья ее не слушал.

— У вас есть выбор, — произнес он, обращаясь к господину Шорову, — или вы сейчас же признаетесь во всем, и тогда я дам вам месяц, чтобы покинуть Мидгард, или же мой доклад поступит в столицу уже завтра. Выбирайте.

— Господин Шоров, но вы ведь всегда ненавидели Муспельхейм и его жителей, — вмешалась София, — как вы могли им продаться?

— Вы меня презираете, да? — вдруг спросил господин Шоров, и в его басовитом голосе послышались визгливые истеричные нотки. — Вы считаете меня предателем. Это точно! Но я всего лишь взял свое! Я отдал этому… — последовало непечатное выражение, — Мидгарду двадцать лет, и что взамен? Скудное содержание, которого едва хватало на самое необходимое. А когда я получил серьезное ранение, они не нашли ничего лучшего, чем просто списать меня, это точно! Жить на гроши и питаться капустным супом… Нет уж! Поэтому да, я согласился! Я ненавижу Муспельхейм, ненавижу! Но они платят, и платят хорошо!

Он уже кричал, захлебываясь в своей злости. И без того красное лицо сделалось багровым, вытаращенные глаза горели ненавистью.

— Вижу, вы нашли себе оправдание, — заключил мировой судья, с отвращением глядя на соседа. И закончил сухо: — Вас бы следовало раздавить, как таракана, и только ради госпожи Черновой я этого не сделаю. Советую вам как можно скорее убираться отсюда, пока не оказались в руках правосудия.

— Вы ничего не докажете! — проворчал господин Шоров, внезапно успокаиваясь. — Конечно, вы влиятельны, но у вас нет свидетелей кроме госпожи Черновой, а ей теперь никто не поверит, это точно.

— Зря вы на это рассчитываете, — мировой судья покачал ногой, обутой в дорогой штиблет, и как будто был полностью поглощен сверканием пряжки. — Письменных доказательств тоже вполне довольно. Махинации с бракованным оружием, шпионаж — уверен, вам найдется, что предъявить. А ваша досточтимая супруга расскажет все, чтобы себя выгородить, еще и намеренно вас очернит, лишь бы самой выкарабкаться.

Господин Шоров молча хватал ртом воздух, напоминая то ли выброшенную на берег рыбу, то ли вареного рака. Вот только выросла эта рыбешка отнюдь не в чистой горной речушке, а в сточных водах войны.

— Взгляните, вот копии некоторых материалов, — господин Рельский протянул ему какие-то бумаги.

Тот принял их с опаской, будто ядовитую змею, и стал просматривать, по мере чего его руки все явственнее дрожали. Просмотрев последний лист, он отшвырнул их в сторону, упал в кресло и закрыл лицо руками.

— Убедились? Уже этого достаточно для смертной казни. Власти не склонны такое спускать, — заверил мировой судья. — Так что сейчас мы пойдем к нотариусу, при котором вы напишете все: подробно расскажете о своих преступлениях и признаете, что намерено оговорили госпожу Чернову. Или я вас арестую на месте, полиция ждет неподалеку. К слову, зачем вам потребовался этот фарс с обвинениями в адрес госпожи Черновой?

К счастью, давать признательные показания можно было и письменно, а вот обвинять кого-то другого закон требовал только лично.

— Это все жена, — буркнул сосед, сдаваясь. — Она видела той ночью женщину, но толком не рассмотрела, это факт. А потом наболтала соседкам всякой чуши.

— Я считала вас своим другом, — горько произнесла София, вставая. Для этого ей пришлось опереться на столик. Отрешенно взглянув на свои дрожащие руки, она закончила: — а вы так легко от меня отвернулись и к тому же оказались предателем… В погоне за сиюминутной корыстью вы поставили под удар будущее своих детей, разве вы этого не понимаете?

— Какое вам дело до моих детей? — взвился господин Шоров. Он с силой потер лицо и проговорил: — Я проиграл и во всем сознаюсь. Но не надо читать мне нотации!

София отвернулась, поняв, что никакой дружбы между ними на самом деле никогда не было, одно лишь притворство и поиски выгоды. В конце концов, ведь господин Чернов был лейтенантом, быть может, сосед приходил к ней, чтобы между делом что-то выведать. Другое объяснение также было неприглядным: господину Шорову нужен был влиятельный свидетель, который в случае чего подтвердил бы, что он ненавидел Муспельхейм и ни за что не перешел бы на его сторону.

На мгновение у нее даже мелькнула подленькая мыслишка: раз уж господин Шоров не считал себя ее другом, она вовсе не обязана ему попустительствовать, пусть ответит по всей строгости закона! Но София тут же устыдилась и прогнала от себя эту идею. Пусть сосед был негодяем, но это вовсе не означало, что она должна ему уподобляться!

Тем временем понурый отставной майор в сопровождении мирового судьи уже двинулся к выходу.

— Вы пойдете с нами? — обернувшись, деловито уточнил господин Рельский. — Или попросить кого-нибудь сопровождать вас?

— Не нужно, — поспешно отказалась София. — Чернов-парк совсем недалеко, а мне хочется пройтись.

— Конечно, — согласился мужчина, и они вышли на улицу.

Молодая женщина глубоко вздохнула целительный свежий воздух. Ветер пах удивительно свежо и как-то остро, будто покалывал нос и небо. Она лишь теперь осознала, как душно было в гостиной Шоровых. Будто там воняло гнильцой — почти неуловимый, но явственный мерзкий запах. А может быть, ей мерещилось это сладковатое амбре? Она покачала головой, посмотрела на поникшего господина Шорова в окружении полицейских, которые усаживали его в экипаж, и действительно отправилась домой…

За время визита к соседям небо совсем потемнело, и София ускорила шаги, торопясь добраться домой до ненастья.

Когда сорвались первые тяжелые капли дождя, она подхватила юбку и бросилась бежать, наклонив голову, чтобы козырек капора защитил лицо, а потому перепугалась, с размаху врезавшись в кого-то или что-то.

Ее подхватили, удерживая от падения, и София уткнулась лицом в плотную ткань. Знакомый смолистый запах окутал ее, и молодая женщина улыбнулась, поднимая голову.

— Здравствуйте, Шеранн.

Дракон заботливо поправил выбившуюся из-под шляпки прядь и пробормотал отвлеченно:

— Тебе не кажется, что теперь звать меня на "вы" глупо?

Она слегка зарделась (говорить о таких вещах не принято!) и смущенно призналась:

— Я не могу!

— Почему?

— Это невежливо.

Шеранн расхохотался, услышав последний аргумент. Запрокинув назад голову, он смеялся, и ему вторил гром.

— Ты неисправима, — он легонько тронул ее губы пальцем, заставляя замолчать.

Полыхнула молния, София вздрогнула, а дракон прижал ее к себе покрепче.

— Не бойся, — успокоил он, — я ведь огненный, так что нечего опасаться грозы.

— Я не боюсь, — сказала она, почти не покривив душой. В объятьях Шеранна она чувствовала себя, будто в уютном коконе, окруженной со всех сторон пушистым ласковым теплом.

— Побежали в дом? — спросил дракон и лукаво предложил: — Если ты не боишься, мы могли бы прогуляться.

— Под дождем? — ужаснулась София.

— Конечно! — подтвердил Шеранн и продолжил с озорной улыбкой: — А потом я тебя согрею…

Молодая женщина вновь покраснела, уже не замечая ни ливня, ни резких порывов ветра. Подобные вольности, тем паче, на улице, были ей в новинку, но дракон умел соблазнять, а потому она согласилась:

— Хорошо, только… отпустите меня.

— Отпусти, — поправил Шеранн и заглянул в ее лицо, — ты меня стесняешься?

— Не… тебя, — с усилием выговорила она, — но что подумают люди?

— Мне нет дела до людей! — пожал плечами дракон.

Дождь усилился, и струйки воды уже бежали с его насквозь промокших волос.

— Зато мне — есть, — возразила она.

— Как скажешь, — отвернулся он.

— Не обижайтесь, — проговорила она, порывисто коснувшись смуглой щеки, и тут же исправилась: — Не обижайся, Шеранн, но для меня это действительно важно.

Даже решившись отбросить условности и сделаться его возлюбленной, она не могла столь дерзко преступить правила приличия.

Стекающая по его лицу вода оказалась горячей, и София испуганно отдернула руку, вспомнив рассказ господина Рельского о взаимодействии огненных драконов и стихии воды. Мысль о мировом судье была сейчас совсем неуместна, к тому же думать о нем отчего-то было совестно, и она отбросила размышления, улыбаясь своему дракону.

Разумеется, молодая женщина, опаленная горящим в нем пламенем, напрочь позабыла о разумных доводах, которые недавно с такой горячностью отстаивала…

Потом они бродили по лугу под дождем, смеялись и целовались, Шеранн кружил ее, подхватив на руки. Их исступленное веселье и страсть вплетались в буйство стихии, наполняя мир первозданной чистой радостью…

Когда наконец дождь кончился и они добрались до Чернов-парка, Лея лишь всплеснула руками и принялась хлопотать вокруг хозяйки, смерив недовольным взглядом своего провинившегося любимца-дракона.

Тот, неся Софию на руках, изобразил глубочайшее раскаяние и пропустил мимо ушей ворчание домовой о распоясавшихся развратниках, равно как и мрачный взгляд верного Стена…