"Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией" - читать интересную книгу автора (Соколов Дмитрий)

Глава 5. Пробуждение Спящей Красавицы

Сказка о Спящей Красавице чрезвычайно всеобъемлюща, и я сразу же хотел бы показать, насколько. Этот сюжет разными людьми легко понимается как:

· Описание затянувшегося пубертатного периода у девушек; пробуждение – потеря девственности.

· Застревание в "девичьей" роли; разрыв между сформировавшимся телом женщины ("красавица") и поведением "невинной" девушки, живущей в фантазиях и не вступающей в "земные" отношения с мужчинами (даже вступая в половые); пробуждение – "впадание" в образ и энергетику женщины, обычно с сильными материнскими или хотя бы «домовыми» инстинктами.

· "Буддистский" сюжет о продолжительной и бесплодной жизни "во сне", в бессознательном автоматизме; в хорошем варианте происходит "просветление", достигаемое практически при следовании неким "благородным путем", например, путем, предложенным Буддой (который потому и называется так, что сам "проБУДился" и других БУДит).

· Зима и весна.

На самом деле, безусловно, это очень сильный сюжет, в рамках которого разворачивается огромное количество событий и существует безмерное множество людей. В самом общем смысле его можно назвать сюжетом о неких дремлющих, латентных, непроявленных силах. Для меня он совсем не ограничивается "женской" проблематикой, хотя в этой главе я буду говорить именно о ней. Я не вижу принципиальной разницей между девушкой – "спящей красавицей" и мальчиком – "сиротинушкой". В любом случае речь идет о драконе, который дремлет на куче золота, причем две головы совсем спят, а третья, прикрывшись маской кролика, кушает траву.

__________

Чтобы умерить пафос, так легко рождающийся от соприкосновения с такими "понятными" сюжетами, я хочу напомнить о нимфах, богинях и героях, которые вечно хранили свою невинность и никогда не потерпели в этом краха. Вечной девственницей была Артемида, сестра Аполлона; …. Я хочу также напомнить о тех, кто безудержно боролся за свою невинность, и победил ценой хотя бы и собственной жизни. Вспомним нимфу Дафну, за которой гнался Аполлон… Ипполита, который отверг притязания своей мачехи Федры, и вызвал ее смерть, и свое изгнание… Они "отвергли дары Афродиты", оградили от нее свои дороги

Я также хочу напомнить о самой Афродите, рожденной из пены около острова Кипр. Периодически она возвращалась к берегам Пафоса, где впервые вышла на сушу – вы знаете, зачем? Омывшись в водах океана, она возвращала себе невинность.

И, наконец, я хочу напомнить, что Артемида, вечная дева, была покровительницей беременности и родов.

Другими словами, невинность, непроявленность, девственность, свежесть всегда остаются ценной и прекрасной частью мира. Первозданная чистота очень многого стоит, ничуть не меньше созданного, зримого, проявленного – а потому ограниченного и смертного. Помните об этом, вырубающие рощи, чтобы поставить из их тел на этом месте города! Помните об этом, фанаты "психологического развития" и "необходимой трансформации", срыватели покровов бессознательных тайн, змеи соблазнения сладкими плодами знания и опыта!

__________________

Русалки – вот одна из излюбленных форм жизни "спящих красавиц". Не русалочка Андерсена, а многочисленные речные и морские нимфы, сирены, вечно резвящиеся, вечно юные. С земными мужчинами их сталкивает два основных сюжета, оба мало приятные. В одном они топят или "щекочут до смерти" моряков или кто там близко подходит к воде без должной защиты. В другом герой, наподобие Одиссея, привязывает себя к мачте, чтобы избежать соблазна броситься в воду при звуках прекрасного пения сирен. Другими словами, взаимное притяжение полов в случае русалок не прибавляет "жизни на земле", как в случае земных женщин, но скорее "вычитает". Эта страсть гибельна. (В таком поэтичном случае Русалочки она гибельна для самой Русалочки.)

Для справедливости и психологической точности стоит отметить, что водные нимфы, будучи обычно так суровы с "земными" мужчинами, бывают прекрасными друзьями с богами и героями. Дионис, например, был воспитан нимфой Ино (она же – Белая морская Богиня, мудрая наставница), а позже спасен морской нимфой Фетидой (когда бросился в море, спасаясь от царя Ликурга, разгромившего его армию).

Разные мифологии немного по-разному решают проблему происхождения русалок. В греческом мире нимфы "первозданны", они вечно обитают в девственных водах (так же, как на лугах и в горах). В славянских мифах на них тяготеет "проклятие": русалками становятся утопленницы, некрещенные умершие младенцы и прочая "асоциальная" братия.

Образный ряд, связанный с русалками: они вечно молоды ("застывший" возраст); они всегда играют; мир, в котором они живут, лишен отчетливых форм, он переменчив, зыбок, очень разнообразен изнутри, хотя вполне одинаков снаружи; они очень красивы и соблазнительны; они холодны.

Те, кто отождествляется с такой энергетикой, часто вовлекаются в такие игры как "динамо" в роли "неудачно" соблазняемых; показная (кокетливая) слабость при очень ощутимой силе на "своих полях"; депрессивное сожаление о несовершенстве мира; тоска по невозможному. Я встречал много достойных личностей в этих ролях, поэтому пишу так аккуратно. Все это может проявляться гораздо грубее.

Чтобы перевести разговор на землю – насколько допускает такая мало-земная тема – позвольте предложить вам такой рассказ.

Старик разбудил меня, когда я спал под дубом. Я вообще-то не спал, так, валялся; вскочил и увидел, что не под дубом, как решил вчера в темноте, а под тополем, а старик – вовсе не старик, а мужик моих лет, только величественный и печальный. Я вздрогнул: не старик не разбудил не под дубом… так может, не меня? Он протрубил мне свой вопрос, и я пролетел через семь небес и шлепнулся на землю, и принялся отвечать, что я живу там-то (где уже год не бывал), занимаюсь тем-то (что бросил много лет назад), иду туда-то и оттуда-то (это уже было приблизительно правдой). Земная ясность восстановилась и воссияла, и солнце кстати выкатилось на поляну.

Он пригласил меня на завтрак. Я с радостью пошел за ним. Роса была. Я старался идти, не отказываясь ни от одного своего шага. Только немного еще кружилась голова.

У его дома стояла мельница. Хотя это опять было не так, это опять слова летят валом и слепят, как песок. Это дом стоял у мельницы, она была гораздо старше и важнее, и ее огромные крылья кланялись, пока мы подходили. Понятно, не нам; это был богатырь, становящийся на колени перед травой. Дом, куда мы вошли, был богатый, важный. Такой умница-дом. Пироги поставили на стол, разложили творог по тарелкам. Чашки наполнились чаем. Ура! Я люблю есть. Мы стали завтракать, он – степенно, я – как в стихотворении одного юного поэта:

Волк кровожадный

хищно ест свою добычу

и радуется.

Потом я поймал на себе его взгляд, и это был взгляд луны, взгляд старого бомжа, сидящего на своих бочках с печалью, взгляд человека, который учился тосковать и научился, и несет свою тоску как весть миру. Я придумал, что у него рак, и доел творог. А потом подумал: хватит ходить по собственным городам, смешайся с миром. И спросил у него, что случилось. Наверное, он сам ждал заговорить. Он попросил меня остаться у них на несколько дней. Он сказал, что его дочь нездорова. «Нездорова вот тут» – он постучал себя по голове. Во мне встрепенулся семейный психотерапевт, и я сразу стал представлять себе, как это может быть метафорой в отношении его же, но потом одернул себя, и решил честно поверить, что у него сумасшедшая дочь. Я заверил, его, что останусь, что поговорю с дочкой, что попробую сделать все, в чем я не мастер. На этом кончился разговор, кончился чай, кончилось утро.

Она гуляла у реки; она ждала меня. Молодость! сердце встрепенулось. Все эти встречи, объятия, потом брести куда-нибудь в обнимку. Все это вспоминается как сон, галлюцинация: я? был там? и что делал? а зачем?

– Паола.

– Пьеро.

– Мне папа сказал, что вы душевед и врачеватель мозгов, и что вы любезно согласились пожить у нас и помочь ему с его мигренями.

(«Ого, а папа-то умный!» – подумал я.)

– Паола, я такой же душевед, как вы – балерина.

И тут она расставила руки, изогнулась, встала на носочки и сделала несколько па, совершенно балетных. Ужасно красиво.

– Теперь у меня нет выбора, – сказал я, когда она закончила. – Отныне я – душевед и заклинатель мозгов.

Она захлопала в ладоши.

– Паола, а вы никогда не задумывались, что красивый поступок одного человека чаще всего бьет по другому?

Она замерла на ходу и наклонила голову:

– Почему?

– Как, например, сейчас: вы сделали красивое и верное движение – в том, что касается вас. Но меня вы положили на лопатки и не оставили мне выбора.

Она встряхнула головой.

– То, что вы говорите – это ужас.

– А что же мне оставалось делать?

Она сказала с расстановкой:

– Сделать в ответ красивое и верное движение.

Вот после этого я уже не мог уйти с этой мельницы (а подумывал), не окунувшись в ее жизнь, как в нежданную летнюю речку.

На следующий день я увидел камень.

Нет, раньше было вот что:

– Я хотела у вас спросить, – сказала Паола, когда мы вышли на запланированную прогулку, – как вам кажется, у вас есть судьба?

– М-м-м, ну да, я думаю, есть.

– А откуда вы знаете?

– Да у меня мало что есть кроме нее.

– Это слова.

– Ну хорошо, ну, откуда я знаю… может быть, просто потому, что такой дурак как я, вряд ли мог бы себе придумать такую замечательную жизнь. Как бы я – это маленький ум в моей жизни, ежедневный, а есть еще большой ум, на важные случаи.

– Пойдемте, я хочу показать вам свою.

Совсем рядом с мельницей, в такое жутковатое строение мы зашли и спустились вниз, и виски залил свист пилы. Я посмотрел на Паолу: ее глаза расширились. Я поднапрягся, ожидая увидеть сумасшествие. Мы пошли на вой. Комната, в ней человек, камень размером в голову лежит перед ним, уже споловиненный, и пила режет следующий слой.

Мы поздоровались, Паола тут же спросила:

– Как стрела?

– Стрела летит, – улыбнулся он.

Мы подошли к полке, задернутой несколькими кусками материи, он поднял их и направил туда свет. На полке стояли срезы одного и того же камня. Это был агат, цветной, волшебный. Я залюбовался.

– Смотрите! – сказала Паола. – Всадник, стрела, вы видите?

Я увидел. На срезах слева был как бы бугор, может быть, берег реки, и на нем конь и всадник. А справа какое-то странное черное вкрапление посреди висело, как стрела, направленная всаднику в грудь. Мало того: если рассматривать срезы слева направо, как они, вероятно, срезались с камня, было видно, что стрела летит к всаднику, по дороге увеличиваясь, а он поворачивается к ней грудью.

– Спасибо вам, – говорила Паола мастеру. – Вот это новый, да?

– Да, он вчера отполирован. Красота! У стрелы – видите, появилось оперение? А он еще повернулся к ней. Интересно, что дальше, да?

– Да, – сказала она, и это «да» я помню, Паола, оно упало, как камень на дно во мне, как в пропасть, когда должен прийти ответный звук, а его нету.

Потом мы вышли на свет, и она сказала:

– Вот этот камень и есть моя судьба. И я останусь здесь столько, сколько камень будет лететь.

Потом подумала и сказала:

– Давайте я расскажу вам все с самого начала. Этот камень – подарок Сатира.

– Когда я была маленькой, мы не жили на мельнице. Мы были гораздо беднее. Папа, в сущности, был крестьянином, хотя всегда читал книги и старался на них походить. А мама крестьянкой быть не хотела. Хотела, чтобы я училась, учила меня как могла, папе кровь, как могла, портила, чтобы заработал денег и перебрался в город, а папа не торопился, и вообще, я думаю, никогда этого не хотел. Ну, не важно. Короче. Мне было 15 лет, когда к нам в гости приехал Сатир. Такой человек, которого я прозвала Сатиром. Понимаете, у каждого человека есть свой прообраз, это, в общем, тоже своя судьба, и он был козлоногим и противным, как Сатир, хотя одет был просто шикарно, и улыбался просто во все стороны. Ну вот. Я вообще не знаю, чего он приехал, но он остановился у нас на несколько дней.

– Он понравился маме?

Она кивнула и проглотила комок.

– Она просто влюбилась. Ее можно понять: она всю жизнь стремилась в общество, а тут оно пришло к ней на дом, само, и рассыпалось в комплиментах. А мне он сплел венок из купленных цветов, и я бы его надела на огородное чучело, да смелости не хватило, и я эту дрянь таскала целый вечер.

– А к папе он тоже пробовал подкатить. У нас был здоровенный яблочный сад. Папа там что-то делает, а он подходит и спрашивает, почему папа не опрыскивает деревья каким-то там средством, это позволило бы больше выращивать яблок. А папа ему отвечает: «Я не выращиваю яблоки». Тот: «А что же вы делаете?» А папа: «Я славлю Бога». Я думаю, он такое в книжке вычитал, но все равно красиво и хорошо получилось.

– Но Сатир не отстал. Через какое-то время он был просто везде. Чем он папу таки победил, так это своей эрудицией. Папа любит разгадывать кроссворды. Он получал такой журнал с кроссвордами, вечером он садился их решать и спрашивал всех, когда не знал. Сатир отвечал ему всегда, хоть убей, каждый раз. Папа поражался, как много он знает. Потом, уже под конец его пребывания у нас, он рассказал мне причину, почему он так здорово разгадывает кроссворды. Он сам их придумывает для этого журнала. То есть он, конечно, все равно ужасно эрудированный, но, как оказалось, в таких забавных границах, то есть здесь все шиворот-навыворот. Я не знаю, как это объяснить…

– Я понимаю. Бывают такие поэты, которые творят язык, на котором все потом разговаривают, и их стихи всем кажутся самим совершенством, но это может быть уже не потому, что прекрасны стихи, а потому, что само понятие прекрасного выросло на основе этих стихов. Это что! В каждой семье…

– Подождите же! Дайте досказать всю эту муть. Я знаю, что вы меня понимаете. Да, вот, Сатир стал везде. Больше всего, конечно, с мамой. Они обсуждали городскую жизнь, наряды, модные книги, и он при этом так складывал пальцы и отставлял мизинец. Я один раз захожу – а у мамы пальцы точно так же! Но этого было мало…

– И он начал ухаживать за тобой.

– Откуда вы знаете? Это все так просто, да? Он стал ухаживать за мной, и это тоже было не так уж плохо, то, се, пококетничать, но…

– Он захотел на тебе жениться.

– ЭТО ВСЕ ТАК ПРОСТО, ДА? Вы меня сейчас до слез доведете. Мама очень хотела, чтобы он на мне женился. Она разговаривала со мной, обнимала, все уже придумала, где мы будем жить, и так далее. А он тоже так увлекся этим, и я долго дурочку играла, пока не увидела, что у них все так серьезно, и ка-ак послала его! И тогда ко мне прибежала мама, а он, такой несчастный, заперся у себя в комнате, а мама устроила мне скандал. Я ей сказала: «Нет, нет, нет и еще раз нет», и тогда она сказала, что раз я мать не слушаю, когда она хочет для меня счастья, то не будет мне счастья в жизни, и что как я ее поразила, так судьба меня поразит.

Она подняла на меня глаза и сказала:

– Я проклята, Пьетти.

После нескольких маленьких минут молчания она досказала:

– Сатир уехал, но прежде научил маму как-то странно зарабатывать деньги. Я так и не знаю, каким образом, она время от времени ездила в город и привозила много денег. Мы купили мельницу и переехали сюда. Потом мама заболела и умерла. Она так меня и не простила.

– Да, а камень – это подарок Сатира. Перед отъездом он спросил меня, что я приму от него в подарок: кольцо, камень или цветы. Я сказала: камень, и получила вот это. Он же серый снаружи, никто не знал, что так красиво внутри. Просто после маминой смерти у меня была сильная депрессия, и я, чтобы выйти, однажды пошалила, ну, посуду побила, тряпки порвала. Он упал, кусок откололся. Отец отдал его кузнецу – это тот человек – чтобы он разрезал и отполировал. Половину нам, половину ему.

– И этот камень оказался моей судьбою.

– Сегодня мне снилось, что я стою в пустыне, где страшно жарко, а в моей тени собралась куча зверушек. И им хорошо, они в тени, а я на самом солнцепеке. Мне аж обидно стало, я передвинулась, они за мной. Что скажете, господин душевед?

– Замечательный сон. Тень твоя, но использовать ее могут только другие. Это объединяет тебя с твоим любимым камнем.

– Что он не знает о скрытой в нем красоте?

– Да, и у камня все еще сложнее. Впрочем… То есть чтобы стал виден его рисунок, который могут увидеть, конечно, только другие, его надо особым образом разрезать и отполировать. До это никакого рисунка, вообще говоря, и нет.

– Нет, он есть, и весь он – как судьба: уже сделан и только до поры запечатан.

– Да, он как судьба: разрежешь так – один рисунок, поперек – совсем другой. Впрочем, есть камни попроще, кристаллы или однородный смеси, их как ни разрежешь – все одно.

– И есть такие люди с одной судьбою?

– Да, наверное. Только, Паола, мне кажется, это не про тебя.

– Мою судьбу ты знаешь.

– Не совсем. Что будет, когда стрела долетит до цели?

– Я уйду из чужого мира.

– Ты имеешь в виду этот?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты же сам ушел скитаться и тебе ведь, наверное, некуда вернуться?

– Мне не нужно возвращаться. Это все – моя земля, на север я пойду или на запад.

– Ну вот, значит, земля – твоя стихия. И, наверное, люди на ней. Но моя стихия другая.

– Что это, Паола?

– Это море. Я увидела его в пять лет – и сразу поняла. А поняла, что поняла, только лет в пятнадцать. Смешно, полжизни уходит на то, чтобы познакомить голову с сердцем.

Она замолчала.

– Что ты поняла, Паола?

– Что живу в чужой стране, а жива я – там. Что мне ничего здесь не надо, просто войти в него и уплыть.

Она улыбнулась; у нее была родинка на щеке.

– Я так однажды и сделала. Не нарочно; это было прошлым летом. Я пошла купаться, заплыла, легла на спину, предавалась кайфу, там был видно солнце, потом закат. А потом оглянулась, а меня унесло за скалы. Я вначале испугалась, поплыла, но течение было очень сильное, и я решила, что не выплыву. Ты не поверишь, но мне стало так хорошо и удобно. Я опять легла на спину; совсем стемнело. Нет, я даже не на спину, я свернулась в комочек, закрыла глаза и сказала волнам делать со мной что угодно. А потом я заснула. А потом, не знаю когда, проснулась, потому что меня шваркнуло о камень. Меня вынесло к берегу, на другой только пляж. Ну, тогда я уже поднапряглась и вылезла. Там меня увидели какие-то мужики, которые решили меня обязательно отвезти куда-то в город. Я насилу от них отговорилась, убедила, что я нормальная, отдохнула и назад поплыла, на свой пляж.

– Ничего себе.

– Вот так, как видишь, не приняло меня море. Значит, не судьба, не пришло время. А я судьбе послушная, я терпеливая, ждала, пока будет можно. Иногда так трудно было ждать – не расскажешь. А теперь появился камень, а в нем всадник, и я теперь как он, одинокий на берегу. Он ждет свою стрелу, даже грудью к ней повернулся.

Замолчала.

– И когда стрела долетит?

– Я поеду к морю и уплыву за касатками.

После завтрака мы с мельником одновременно подняли головы и сказали:

– Скажите, Вы…. -

и рассмеялась. Мы остались на веранде, где кушали. Паола ушла к себе. Я сам не знал, что хотел ему сказать. В сущности, я подумал, это просто собрание двух старых куриц, которых страшат выверты потомства. Как я попал в такую роль? Один сумасшедший как отрезвляет другого? Он сказал:

– Вам еще не хочется сбежать отсюда?

Я ответил:

– Нет, что вы. Ваша дочь…

– Понравилась вам. Я рад. Как и вы ей.

– Вы и этому рады?

– Поверьте, если б вы завтра попросили ее руки, я бы согласился не раздумывая.

(«Оп-па, – наткнулся я. – Мама номер два».)

– Вы так боитесь ее… ее планов?

– Да. И еще я боюсь – я боюсь того, что не боюсь их. Вы понимаете?

– Мне кажется, да.

– А я – нет. Ее безумие – это мое безумие, я это знаю. Просто она решительнее меня…

– Господи, да что вы имеете в виду?

– Я знаю, когда это все в ней родилось. Я сам в ней это зародил. Когда этот человек – она вам рассказывала? – вился вокруг нашего дома, а я вел себя как тряпка, как дурак, а она мучилась, я хотел ее успокоить. Мы поехали на море, гуляли, и я рассказал ей легенду. Как вы относитесь к легендам?

– М-м-м…

– Простите, неважно, мне нужно выдержать курс, а я сбиваюсь. Просто я люблю легенды как оболочки мыслей, от которых больно. Легенды скругляют углы. Я рассказал ей, что в этой местности жил дракон. Морской. И он наложил дань, требуя себе один раз в год девушку. Для этого он высылал свое доверенное лицо, своего помощника, чтобы тот нашел жертву, охмурил ее и привез к нему. Прервать этот поток могла только девушка, которая сама бы пошла к дракону, стала бы жертвой за всех – или, кто знает, царицей моря? Неважно. К сожалению, такой девушки так и не нашлось. Правда, в какой-то момент дракон сам умер, но порядок остался.

– Потому что он умер, а не был убит?

– Вы думаете так же, как и я. Драконов нужно убивать, а неубитые драконы продолжают требовать жертв. Да, так что значит, что порядок остался…

– То и значит?

– Да, именно так.

Он замолчал, мы замолчали.

– Идти навстречу судьбе, поворачиваться к ней задом – вам что-нибудь одно кажется красивее, чем другое?

Я улыбнулся.

– Ну да, вы счастливый человек. Вы где-то нашли сиську гармонии природы – ничего, что я так грубо?

– Да нет, отлично. Вы мне льстите.

– Спасите ее, – вдруг сказал он. – Я не знаю, как. Но если у вас этого счастья много – поделитесь им. Господь воздаст.

Я вздрогнул.

И тогда раздались шаги по дорожке, к нам шла Паола.

Мы пошли с ней смотреть на камень.

Следующий срез был готов: стреле осталось, наверное, пять миллиметров. Они оба выросли, и стрела, и всадник. Конь и берег слегка расплылись, но кто на них теперь смотрел.

– Давай немного пройдемся.

– Давай.

– Что отец?

– Он мне очень понравился.

– Мне тоже.

– А ты что делала?

– Мне приснился сон, что я стала бургомистром в городе воздушных пузырей.

– И что ты там делала?

– Ничего, старалась не коснуться подданных.

– Это, наверное, скорее был мой сон, но попал к тебе по ошибке.

– Ах, извините.

– Ничего.

Мы замолчали. Я был растерян, в том совершенно идиотском состоянии, как во сне, когда совершенно необходимо бежать, но не получается сделать даже шага. Паола сорвала яблоко, откусила его и отбросила.

– Что там?

– Червячок. Представляешь, вот я живу, а во мне живет червячок безумия.

– Слушай, а ты в детстве не играла в пугалки?

– Это что?

– Кто кого сильнее испугает.

– А, ты вот что про меня думаешь. Я сама над этим задумывалась. Надо же мне было отцу все это рассказывать. Думаешь, я такой подросток с комплексами мести за то, что сама же не делаю?

– А почему нет? Это всегда стоит иметь в виду, когда пытаешься что-то понять.

– Ну вот. Поэзия исчезает.

– Ах, как мне тебя жалко.

– Да мне и самой не жалко. Ну, что ты дуешься. Давай поговорим начистоту. Что ты думаешь, ну, честно?

– Что ты очень талантливая, но полная дура с этим твоим Сатиром, камнем и маминым проклятием, которых нет давным-давно, но ты за них зачем-то держишься, и посвящаешь этому жизнь. Что ты застряла на этом в лучшем случае из-за красоты образа.

– Ну и что тогда?

– А то, что покажи мне сейчас вокруг хоть что-нибудь некрасивое. Давай! Попробуй посмотреть хоть куда-нибудь, где бы не было десяти красивых линий, очертаний, цветов. Ведь это же бесконечно! Подумаешь, море!

– Ты во всем прав, – сказала она мне. – И это ВСЁ не то. Я не знаю, как тебе это объяснить. Вот у тебя когда-нибудь была женщина?

– Ну, была.

– А было так, что когда ты с ней расстался, потом прошло время, и ты опять с ней встретился; и тогда ты увидел, что то, что тебя когда-то, еще совсем, может быть, недавно, страшно волновало – вот там, ее фигура, или ее слезы, или еще что-то – все это стало тебе абсолютно безразлично? Было такое?

– Да.

– Так вот и у меня, понимаешь? Ведь это же ужасно просто. Особенно ясно на примере любви.

– Да, да, это-то я понимаю. Это прекрасная, величественная картина, я называю ее: «Так страсть взмахивает крыльями и улетает от объекта». Но ты-то что имеешь в виду?

– Да то же, что ты! У меня страсть теперь в другом месте.

– А что, если это просто дракон захватил твою душу?

– Ну так что ж! Так тому и быть. Потому что если я еще и против себя пойду – что у меня останется?

И тогда я развел руками и сказал:

– Ничего.

Потом она остановилась и погладила меня по щеке:

– Ты очень хороший, Пьетти.

А на обратном пути она мне только один раз вот что сказала:

– Ты вот придумываешь сказки, придумай такую, про соблазн Иванушки. Представляешь, встречается ему некто, который говорит, что никакой Марьюшки, которую он ищет, на свете нет. Это так, эманация его собственной женской части или еще что-нибудь… внутрипсихическое. Представляешь себе? Вот что он будет делать?

Я не знаю, что бы сделал Иванушка. Предполагаю, что срубил бы умнику голову. Умникам время от времени надо головы рубить, «и умные из них на это не обидятся», как сказал один волшебник. Я многих волшебников помню слова, и бормочу их часто. Или еще детские стихи. Вот если я начинал думать про Паолу, я вспоминал такой:

Роза в вазе

расцветает, но нет,

нет с ней тюльпана!

Или я еще вспоминал слова одного волшебника, который в трудных случаях говорил: «Застрелись!» Сложив руки на груди, я гулял вдоль берега реки, как умный.

И одна старая-престарая история пришла мне на ум.

Когда-то мир был прост и понятен своему Творцу. Творец ухаживал за миром, как за своим садом, решая, где что посадить, что вырвать и что размножить. Каждое создание в этом саду он судил своим судом, и не было в этом суде ошибок, поскольку были ведомы Творцу все желания и мысли каждого существа. Мир был прост и понятен… А история началась с того, что объявилось в этом саду некоторое существо, которому не нравился суд, не нравилось быть судимым и сдерживаемым общим порядком. Вот попыталось это существо избегнуть суда так, эдак… А потом нашло-таки способ: оно стало таким сложным, что попробовал судить его Творец – и запутался. Оно и само себя не понимало, на каждое желание навесило два противоположных, из мыслей сварило суп, потом придумало самоубийство; и вот Творец не смог его судить и отвернулся от него. И потомство этого существа размножилось чрезвычайно. И когда стало их много, Творец не то чтобы отказался от сада, но удалился в дальний его угол и стал заниматься только теми, кто сами приходили к нему.

И стало мне хорошо от всей этой путаницы в голове. Кончились мои сомнения. Прямо с берега, в одежде я нырнул в воду, забарахтался, поплыл. Выплыл на середину и отдался течению. Когда меня вынесло за поворот, я увидел фигуру в песчаной заводи. Тихо я отгреб к берегу и стал смотреть, смотреть во все глаза, как Паола купается голой, как сверкает кожа, встречая солнце, как отражение разбивается в воде на тысячу кусочков и уплывает по реке. А потом она заметила меня через кусты и, не прикрываясь, подошла и стала с другой их стороны. Так мы стояли и смотрели друг другу в глаза, и я думал, что, наверное, большой я существую в основном как прикрытие маленького, и что все, что я сделал, было для того, чтобы маленький я смотрел сейчас в глаза маленькой Паолы, и чтобы они аж выпрыгивали друг к другу из глаз, и все-таки оставались внутри.

И вечер спустился на землю. Она приложила палец к губам, я кивнул, и мы тихонечко разошлись.

На следующий день мельнику было плохо. Он слег в постель, его рвало, голова, как он сказал, «вообще не стоит на месте». Мы собрались у его постели, я и Паола, где-то в полдень. Никакой разговор не случался. Она бегала, возвращалась, он пытался выглядеть пободрее.

– Почитайте мне Библию, – сказал он наконец.

Паола принесла книгу и взглядом спросила у него, где открывать. Он покачал головой. Тогда она дала книгу мне, я открыл ее и начал читать, медленно:

«И он сказал: «Прошу, возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Ицхака; и пойди в землю Мориа, и принеси его там во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе». И встал Авраам рано утром, оседлал осла своего и взял с собой двух отроков своих и Ицхака, сына своего, и наколол дров для всесожжения, и встал и пошел на то место, о котором сказал ему Бог».

Мне кровь бросилась в глаза. Я поднял взгляд на них: они окаменели. Я читал до конца, и как сказал Авраам: «Бог усмотрит себе агнца, сын мой», и как «простер Авраам руку свою и взял нож», и как воззвал к нему ангел Господень… И долго-долго мы молчали после слов «И жил Авраам в Беэр-Шеве».

Потом мельник сказал:

– Паола!

И она ответила:

– Что, папа?

А он сказал ей:

– Что бы ты ни сделала со своей жизнью, я хочу, чтобы ты знала, что я на твоей стороне. Как бы ты ни жила, с тобой благословение мое. А все прежние слова забудь и выкинь, и мои, и мамины. Мы были всего лишь слабыми людьми… Забудь и выкинь.

Потом улыбнулся, облизнул губы и сказал:

– Может, этим меня и тошнит.

Она опустилась на колени и обняла его.

А я начал подниматься обратно, через все свои семь небес, легко, как дым от костра в пустыне.

Через два дня кузнец срезал и отполировал еще один кусок.

Стрела исчезла.

Мельник, дурак, плакал от счастья.

Я записал эти слова как тень, которая вроде бы принадлежит мне, а на деле пригодится только другим.

Паола! Ведь ты на меня не сердишься?

Вот еще одно стихотворение, которое один юный поэт написал за тебя:

Я заснул ото сна.

Мимо меня прозвенел

сон мой печальный.

Очевиден образный ряд "русалки" (записанный мною несколько лет назад, когда такого слова в моем словаре еще не было), с морем, дельфинами, ослепляющей наготой, плотно "завязанными" отношениями с родителями, идеалистическим (то есть не очень настоящим) отречением от мира, фатальностью. Очевидно и то, что в этой истории "пробуждения" не происходит; а потому это очень обычная история. Спящая красавица, конечно, не спешит просыпаться, как вообще никто никуда не спешит, кроме героев на подвиги и обратно. Русалки вечны в водах своих. Сто лет, которые проспала Спящая Красавица, – это с одной стороны, 10 "нормативных" лет с семи до семнадцати; но это так же метафора "очень долго". Сто лет – это ведь, в общем-то, и есть продолжительность человеческой жизни, это "век", с возможным значением "человеческий век".

Причины, по которой Спящая Красавица частенько застряет в своем «сне», обычно очевидны. На семейном уровне самая обычная ситуация – Спящая Красавица «подписала» договор с родителями о том, что не будет взрослеть. «Заклятие», сколько я видел, обычно накладывает мать. Самые распространенные причины – семье грозит распад (хотя бы в фантазии), если из нее уходят дети; семье нужен «маленький член» как козел отпущения или «сливной бачок»; родители сами намертво застряли в аналогичном инфантильном состоянии.

Очень нередко Спящая Красавица выходит (точнее, так и не выходит) из «женской семьи» – там, где костяк семьи составляют женщины, а мужчины, даже если есть, не важны и преходящи. Мужчины как таковые (просто как явление природы) там либо опасны, либо сволочи. «Анти-мужской» культ ой как нередок в нашей сегодняшней культуре.

Но даже и без давления семьи женщина легко может застрять в состоянии Спящей Красавицы по самой обычной невротической причине – боязни старения и смерти. Девушка, которая раз за разом крутит «динамо», долго сохраняет привлекательность. Та, кто зачинает и рожает, приближается к смерти. В культуре, где молодость и привлекательность являются практически культом и кроме того, важным товаром, выбор оказывается очень суровым. Для многих это является выбором между «природой» и «культурой» – а превалирующая мифология на сегодня однозначно против природы. Практически в любой стране мира на сегодня чем образованнее люди и чем выше их уровень жизни, тем меньше у них детей.

__________________

Что ж ей так надо просыпаться, милой моей Спящей Красавице? Не лучше ль откуковать свой век в милом девичестве, а там и «незаметно старость подойдет»?

В состоянии Спящей Красавицы все же есть очень явные занозы. Это – по определению невротическое состояние. Оно внешне и внутренне конфликтно по самой своей природе. Как красавица, она привлекает мужчин. Но как спящая, она их не слышит и не чувствует. Природному стремлению слиться с принцем противостоят колючие заросли вокруг дворца и полное онемение тела и сознания. Жить в таком состоянии оказывается не так уж приятно: надо поддерживать онемение слишком многих природных функций (не только сексуальной, хотя и этого вполне достаточно для персонального ада).

Состояние Спящей Красавицы – всегда незаконченное действие, напряжение без возможности адекватного расслабления, возбуждение без оргазма. Причем возбуждение, не находя адекватного выхода, становится все сильнее и сильнее. Очень часто Спящая Красавица просто помешана на теме секса, он чудится ей везде и повсюду. Сознание, как известно, фиксируется на табу.

Кроме того, как правильно заметил Эрик Берн, Спящую Красавицу в простой земной жизни поджидает и неумолимо бьет Время. В сказке, проспав сто лет, она остается девушкой тех же семнадцати. В жизни, проспав лет сорок, она обнаруживает себя на грани старости. И старость приходит к ней не естественным периодом, с плодами зрелости, радостью пройденного, внуками, но тяжким и (как всегда) несправедливым ударом.

___________________

Аталанта выросла в горах и лесах, вскормленная медведицей. Как и великая Артемида, она стала прекрасной охотницей. У нее долгое время был отличный друг и любовник Мелеагр, с которым они вместе охотились. Он был ранен во время охоты на Калидонского вепря и умер у нее на руках. После этого Аталанта «спустилась с гор», вышла из своих лесов к людям, в частности, к своему отцу, который был царем какой-то части древней Греции.

Объявилось много охотников жениться на прекрасной молодой женщине – к тому же наследнице трона. Аталанта с презрением отвергала все ухаживания. Когда претенденты стали совсем уж ее раздражать, она объявила, что выйдет замуж за того, кто победит ее в беге. Победа – свадьба, проигрыш – смерть. Бегала она великолепно. Прошло довольно много состязаний с женихами, которые кончались одинаково – Аталанта побеждала.

Гиппомен не мог похвастать особым атлетическим сложением, но он любил Аталанту. Он вызвался участвовать в «свадебном» состязании, а в ночь перед этим взмолился богине любви Афродите, чтобы помогла ему победить. Афродита дала ему три золотых яблока, которые Гиппомен взял с собой на состязание. Первое он выронил в самом начале, пока Аталанта его не обогнала. Та подняла чудесное яблоко и всмотрелась в него. Она увидела собственное лицо, искаженное кривизной плода. «Вот как я буду выглядеть, когда состарюсь», – поняла Аталанта и побежала дальше. Второе яблоко ждало ее в середине пути, когда она опять стала нагонять Гиппомена. Она опять подняла его, и это волшебное яблоко напомнило Аталанте об ее мертвом возлюбленном – Мелеагре. Она вспомнила любовь и ласку, и опять отвлеклась от бега, но потом опомнилась и стала нагонять Гиппомена. Уже вблизи финиша, когда она собиралась перегнать его, он выронил третье золотое яблоко. Аталанта стала перед выбором – поднять его или победить в беге. Она подняла яблоко, Гиппомен пересек финишную черту первым и женился на Аталанте.

Как и прочая мифология древних греков, очень психологически верная история. Естественная женщина не «сдается» мужчине сразу. Она соперничает с ним и обычно оказывается сильнее (выдержаннее, равновеснее, целостнее). Она борется с ним как с врагом и вполне ощутимо жаждет крови (хотя бы в отместку за то, что и он, охотясь, скажем, за девственницей, жаждет кровопролития). В воинственных матриархальных культурах (в мифологии названных амазонками) женщина могла выйти замуж только после того, как убъет хотя бы одного мужчину-врага. В моем родном Крыму это практиковали сарматы и – очень возможно – тавры. И «загоняют» такую женщину в замужество не мужчина сам по себе, но Афродита, ласково давящая на болевые точки и ослепляющая своими золотыми дарами

На более общем и глубоком уровне эта история рассказывает о «выходе к людям», о «вхождении в человечество» существа, которое внутренне было из «другой оперы». Ее вскормила медведица, она прекрасно жила своей дикой природой, ничем не была обязанной людям и потому не должна была вписываться в их житейские правила. Это очень психологически сильный миф! И очень точно описывается, что же «выводит» человека в мир людей из такого состояния. Во-первых, трагедия, сильная боль, крушение «природного мира». И во вторую очередь, собственная неполноценность. Время, нужда в ласках – это «объективная» неполноценность. И замечательной деталью мне кажется то, что Аталанта вынуждена выставить собственную неполноценность – проигрыш в беге – как входной билет в «нормальный» людской мир. Людской мир и есть объединение вокруг неполноценностей – частично естественных, частично выдуманных и выученных. Именно наши слабости связывают нас друг с другом. В-третьих, принуждает «отцовское наследство»; принимая его – уже начиная с тела – приходится принимать и свое «место» в человеческом мире.

__________________

Как же просыпается Спящая Красавица? Сие есть великая тайна. Конечно, как у всех психических процессов, здесь есть внутренний аспект и внешний. Внешне это может выглядеть так: она выходит замуж. Внешне это может выглядеть так: она разводится. Я сейчас нарисую вам иллюстрации, чтобы было понятнее, но – опять и опять я повторяю – внешние события имеют к внутренним отношение косвенное, и чем невротичнее и запутаннее персонажи, тем это больше так. А вот внутренне это именно так и происходит: она открывается навстречу своей судьбе, принимает свою природу, дает дорогу дремлющим в ней силам. Чаще всего этими дремлющими силами оказываются сексуальность, самостоятельность, агрессия; часто – «нормальные» желания типа завести свой угол и родить детей; нередко – ум; и так далее.

Важно, что реальное пробуждение происходит и внутри, и снаружи.

Выход Афродиты на сушу – прекрасная иллюстрация пробуждения Спящей Красавицы. Любая деталь здесь кажется мне значимой. Она выходит из воды, ее принесли волны моря, стихия переменчивости, вечной игры, бесконечного бессмысленного узора (я вспоминаю, как рассказывают сны молоденькие девушки – сумасшедшее, переливающееся богатство образов, ярких историй, все без начала и конца, и обычно "хозяйкой" не понимаемые вообще никак). Она ступает на землю и приобретает вес. Тело ее наливается земной тяжестью; в воде оно было гораздо легче. Ноги ее обретают опору. Тело теряет (наверное) часть гибкости. Она закрывается волосами: возникает проблема наготы, которая раньше не существовала. (Здесь нет аллюзии на грехопадение, мне чудится здесь какая-то очень простая, чуть не биологическая, причина, наподобие "выхода на сушу" земноводных, которым пришлось поэтому обзавестись кучей "одеяний" (например, скорлупой яиц, предохраняющих от высыхания).

Полина работала на группе хорошо и честно. О своих проблемах, впрочем, почти ничего не говорила. Сидела в уголочке, сопереживала; такой тихий суслик. На самом деле ей было чем позаниматься: у нее за спиной было много лет несчастья, нелюбимый муж, подавляющая свекровь и прочий букет. Но есть такие люди, всё переваривающие внутри себя, партизаны, таинственное подполье. И Полина была ярким их представителем. Есть хорошие шансы, что я так никогда бы и не узнал, что произошло после нашей группы.

А произошло вот что. На обратной дороге, за сутки в поезде, она все окончательно про себя поняла, расставила приоритеты, приняла решения. С вокзала она шла «походкой силы» – которую сама для себя изобрела на группе (на которой мы много «игрались в индейцев» и бегали по лесу). Пришла домой и сказала мужу: «Павлик, мы с тобой разводимся!»

Он, как рассказывал летописец (она сама), даже не отвлекся от кроссворда. Надо полагать, она завоевала в семье прочное положение неудачника, с которым и разговаривать-то незачем. Полина подавила в себе желание с ним «разобраться» (в норме она или молчала, или кричала, и то и другое без толку) и сказала, что в ЗАГС сходит сама.

Она пошла в ЗАГС, походкой силы. Она рассказывала потом, что чувствовала, что ей надо успеть, пока жива энергия, наработанная на группе, и пока живо ясное сознание. Она пришла в ЗАГС и спросила, что нужно для развода. И выслушав ответ, опять пошла домой за нужными бумагами.

Дома Павлик уже немного понял, что дело не совсем так просто, как обычно. Когда Полина вернулась, он стал пытаться ее «вразумить». Человек, вероятно, был довольно жесткий, потому что базовым его аргументом стало вот что: когда она нашла свидетельство о браке, он его выхватил и разорвал на несколько кусочков.

Но, как поется в песенке «влюбленных не остановить»: Полина аккуратно взяла кусочки и «походкой силы» отправилась в ЗАГС. На этот раз она пришла туда уже к самому закрытию. Принимать ее не хотели, но ее трудно было не принять. Она прошла в кабинет заведующей и выложила на ее стол все бумаги, нужные для подачи заявления на развод. А потом спросила: есть ли у вас клей? И под взглядом Великой Тети Полина разложила на столе обрывки свидетельства о браке и стала их склеивать.

Развод состоялся.

Она мне потом объясняла: «Важно было успеть, пока эта энергия била. Я мечтала об этом годами – и никогда не то что не решалась, а вот как бы оцепенения было не нарушить…»

Еще через год после развода Полина рассталась со своей собакой – огромным псом. О, эти маленькие женщины с огромными собаками – это отдельная тема! Хотя что ж – нет, это та же самая тема, совершенно классическая. Эти собаки охраняют девственность, они сильнее мужчин, они и есть их безопасные мужчины.

Еще через год… Короче, вы уж поверьте, всё это было не зря.

Множество историй с «пробуждением» прошли через меня, мимо меня, некоторые с участием меня (не зря я трижды проводил мистерии с такой темой). Конечно, одна из самых частых «проблемных» тем с этим самым просыпанием – сексуальная.

Далеко не все из них я мог бы рассказать в этой книге… Но вот отрывок из недавней переписки с давней участницей моих групп и хорошей подругой. Призрак затянувшейся девственности висел над ней все несколько лет, сколько я ее знал. Человек, умный, смелый и добрый в массе других дел, при приближении к сексуальности терялся и как бы исчезал. Она несколько раз на моей памяти на разных группах пыталась прорабатывать эту проблему, упиравшуюся в ее совершенно идеалистические представления о мире и иезуитскую логику аскетизма.

Итак она мне написала

«Привет, помоги пожалуйста, я в сомнении и не могу принять решение, нужен взгляд со стороны.

Некоторое время назад познакомилась с мужчиной, встречаниями это вряд ли можно назвать: так, ходили-бродили, каждый играл в какую-то свою игру, т.е. настоящего в разговорах было мало, клише больше (хотя между строк у него периодически звучало "я за женщинами не ухаживаю, встречания – это не для меня" и т.п.). Я себе думаю: ну, да – образ хорошей девочки у меня проявляется, такую поцелуй – женится придется, а то, что мне самой пока этого не хочется на мне не неписано. Это я конечно утрирую, но если честно: сама инициативы мало проявляла, следовала за ним – обнимет хорошо, поцелует – замечательно. А сама не особо показываю как мне этого хочется. Чего-то большего? Предложи! И если бы предложил, я бы согласилась. Не знаю, может он ждал этого же от меня, ну в общем, договорившись об очередной встрече он пропал. Потом пару раз виделись случайно мимолетом, привет-привет, пока-пока. Я внутренне как-то попрощалась с ним…

А вот недавно встречаю его. Причем, то ли атмосфера дня рождения с которого я возвращалась, то ли время что мы не виделись, позволило чувствовать себя уверенно, свободно и легко, когда можешь делать и говорит то, что хочешь. Но в общем: сторонится его я не стала, предложил прогуляться – согласилась. Целовались, обнимались (вела я себя более откровенно, чем всегда) не упрекая долгим отсутствием и тем, что он делает вид, будто виделись последний раз вчера. Лишь под конец я сказала, что он мне нравится, но исчезновения на долгий срок без предупреждения – это не для меня. Это не попытка ограничить или подчинить его себе, это мой отказ от ситуации, в которой мне плохо. Я не ставила его перед выбором, сама его сделала – так не хочу. Но разговор этот активизировал товарища, мне кажется он почувствовал, что я способна на близкие отношения без таких последствий, как обязательное знакомство с родителями и поход в ЗАГС. И по этому готов реализовать желания , как говорят психологи "здесь и сейчас". Но теперь я в сомнении – мне хочется заняться с ним любовью, и мне не обязательны букеты роз и серенады под окном, но где попало и как попало я не хочу. Может это моя фантазия, но мне кажется, что если мужчина не заботится о том как я буду себя чувствовать в этом "где попало" до секса, что же будет после? Меня это пугает, пугает возможность почувствовать себя использованной и выброшенной. Но ведь я осознаю такую возможность, поэтому если соглашусь, грех говорить, перекладывая ответственность на него, что меня обманули, использовали. Это меня удерживает от близости с ним, хотя влечение есть. Но мне почему-то казалось, и мне хотелось, что бы он проявил ко мне больше внимания и заботы. Есть вероятность, что он этого не сделает. Поэтому, когда близость которой мне так хотелось очень возможна, я как рак, пячусь назад. Может я все рационализирую, чтобы не совершать этого, но чувствую, что готова опять выбрать одиночество. А так подробно тебе пишу, потому что сама уже не в силах определить, что меня останавливает – то ли объективная реальность, то ли внутренний страх, искажающий трактовку происходящего.

Мить, помоги мне, пожалуйста!»

И хотя я редко поддерживаю такой стиль советов, в этот раз я ответил – больно человек хороший.

«Леночка!

солнце мое, есть же такой вариант – почему-то он у меня ярко в голове

нарисовался – плюнь на все свои (то есть в основном чужие) фантазии

про то, кто что должен делать и устрой все так, как ТЫ хочешь. То есть

можно же (хотя бы раз в жизни) посчитать, что ты королева и сама

исполняешь свои желания. В смысле – сделай все так, как ТЫ хочешь – и

место приготовь, и еду, и свечи – в смысле, женщина может быть

настолько активной, насколько хочет, и многие мужчины будут очень

уютно себя чувствовать в пассивной (типа женской) роли.

А все эти "чтобы он проявил ко мне больше заботы и внимания" -

это, извините, полная херня. Вот он есть в аккурат такой как есть. Ты

его не делай, ты его используй – можно же и так?

…

Всего тебе хорошего, особо не заморачивайся. Сделай так, чтобы тебе

было хорошо, и ему не плохо – хотя бы один праздник, а потом гори оно

огнем, если тебе не понравится!»

И вот я получил – по-моему, гениальный – ответ.

«Привет, ну слушай:

Очень по душе мне пришлось твое предложение делать так, как мне хочется самой – это раз, и второе – не переделывать, а использовать. В голове сразу как-то прояснилось, как будто бы мишура о том "как должно быть" отлетела в миг. Появилось чувство свободы от сценария, что мужчина должен быть таким-то и таким, а женщина вот такой… Появилась сила и энергия, т. е. они и были, но тратила я их (теперь я это вижу) на то, что подгоняла действительность под картинку, что была у меня в голове. А оно, блин, не выходило!

Но, продолжу:

Честно говоря, предполагая, что свидание может оказаться единственным, я не решилась пригласить ЕГО домой. Мне казалось что этот случай не очень подходит для открытого заявления родителям, что я взрослая (в смысле отношений с мужчинами и т.д). Поэтому, встретившись с НИМ в очередной раз, я предложила пригласить меня в гости (если у него, конечно есть какие-то желания или фантазии, которые он хотел бы осуществить со мной), ну например…в пятницу. После чего с загадочным видом покинула его в полной растерянности по моему. Теперь, когда вспоминаю это, мне смешно – такое впечатление, что я вела себя как мужчина, приперев его к необходимости делать выбор.

Но я была очень довольна собой. Я уже вообразила себе, как все устрою – что куплю и приготовлю для того чтобы очень быстро у него дома создать романтичную обстановку. При этом, вариант, что он не пригласит меня – тоже рассматривался, но абсолютно не расстраивал. То бишь, – встретимся – хорошо, нет – так нет.

Он не позвонил.

И это было только начало…

Ты еще не устал от столь подробных описаний?

Самоуверенно предположу, что нет, а если да, потерпи еще немножко… Просто хочется более точно передать, что со мной происходило и происходит.

Так вот:

Есть у меня знакомый… Иногда я забегаю к нему на работу – поболтать или чтоб вместе поехать общую знакомую проведать. Работает он на фирме, где все – мужчины. Они мне обычно рады – пошутим, посмеемся, как говорят ля-ля-тополя.

А у меня на работе установили ICQ, поэтому общение со знакомым этим стало возможным по интернету, а он, добрая душа, дал мой номер тем ребятам, что работают вместе с ним. Я была польщена такому неожиданно активному вниманию. С кем-то просто анекдотами перебрасывались, а с одним парнем как-то сразу общение началось с более глубоких тем (йоги, например, – уже почти два месяца хожу на йогу, хотелось с тобой поговорить и об этом, но пока другая тема).

Короче апогей данного общения приходился на пятницу, ту самую, что я ждала звонка… И когда меня пригласил на свидание новый знакомый, я даже обрадовалась, что мне никто не звонит – т.к. я бы отказалась, С., и выглядело это, наверное бы как динамо, хотя намерения у меня были серьезные.

И вот я пришла на свидание, все было так легко просто и хорошо…Я осталась у него на ночь. А внутри так спокойно и чувство, что все происходит как надо, в том смысле, что я попала в ритм гармонии со вселенной, когда отметаются все дурацкие вопросы о правильности и неправильности, т.е. они вовсе не актуальны. Лишь иногда проскакивало удивление разума: как быстро и легко случилось то, что раньше казалось столь трудным! – это с одной стороны. А с другой – ведь я внутренне решилась на это, но совершенно с другим человеком, а все произошло настолько хорошо, что я даже представить не могла!

Это для меня важное событие, но еще не менее важным стало то, что когда в следующий раз я уходила на встречу с ним – я прямо сказала родителям, что иду на свидание и ночевать не приду. В тот раз, они думали, что я была у подруги, куда я впрочем искренне и собиралась после первого свидания. Для меня это серьезный шаг, но чувство синхронности происходящего с моими внутренними желаниями и готовностью не скрывать это дал мне столько уверенности в себе. Все былые страхи – что же о обо мне подумает мама, папа – просто разбивались об осознание что все, что происходит естественно и настоящее

Ну вот… у меня все хорошо. Мне нравится духовное общение с С., хотя в "телесном" мы продвинулись гораздо дальше. Мить! Как мне нравится! Мне так здорово! Как долго продлится не знаю, поэтому ловлю каждое мгновение как единственное, это так классно, не копить про запас свою нежность для непонятно какого принца, непонятно существующего ли! Это все такая хрень!!!

…

Лена»

Не с одним, так с другим… «Пора пришла, она влюбилась…»