"Игры богов" - читать интересную книгу автора (Воронина Тамара)***Судили их ровно через неделю. Судом-то назвать это было нельзя, знали они, что такое суд, да у хартингов свои представления о законе и порядке: лишь бы сформулировать правильно, и к тому, что говорил судья, придраться не смог бы даже Ли. Ничего особо несправедливого и не случилось. С точки зрения хартингов они были виновны. Им задали несколько вопросов: как завербовались в армию, в каких сражениях участвовали, в каких частях служили, бывали ли ранены, принимали ли участие в допросах пленных. Наверняка можно было врать напропалую, но по мнению Ли, врать следовало только тогда, когда иначе невозможно, так что они честно и откровенно рассказывали и о выборе между армией и головорубной машиной, и сражения перечисляли, и имена командиров называли. Серьезных ран ни у одного не было, товарищи их считали везунчиками, в допросах не участвовали даже не потому, что чином не вышли, просто не имели привычки бить да пинать связанных, и Ли говорил об этом так убедительно, что им вроде бы и верили. Даже сочли способ вербовки смягчающим обстоятельством (зато битву при Сторше – отягчающим) и впаяли им всего-то по три года каторжных работ на благо империи хартингов. Ну вот хоть узнали, что это империя. А императора, наверное, зовут Харт. К тому времени им уже выдали одежду, типично арестантскую, в такой далеко не сбежишь: оранжевые рубахи, бесформенные штаны без застежек – в пояс был продернут шнурок, как у трусов, выдерни – штаны упадут, и еще куртки, мешковатые, длинные, с капюшонами того же режущего глаза цвета. И короткие грубые сапоги, которые невозможно было надеть на босу ногу, так что они получили еще и тряпки, которые долго учились наматывать на ноги так, чтоб не сбивать подошвы в кровь. А дальше все было совсем уж просто: вместе с толпой других погнали по этапу. Прежде Март не бывал на каторге, его пребывание в тюрьмах ограничивалось несколькими днями, если не считать проклятого королевства Бертина, но рассказы бывалых людей он слыхал. Им мало что соответствовало. Ну, разве что цепи, которыми их попарно сковали, причем, когда Ли потянули в сторону и он громко заявил, что предпочел бы своего старого друга, ни в зубы ему не дали, ни даже не гавкнули, кивнули и сковали именно с Мартом. Цепь была едва не два локтя длиной, даже не особенно тяжелая. Разговаривать не запрещали. Кормили два раза в день, не то чтоб хорошо, но живот от голода не подводило. Ночевок под открытым небом было всего две, но надсмотрщики разводили костры, так что было хоть и зябко, но не могильно холодно. Дождей не было, а снег и снегом-то назвать было совестно, так, разрозненные крупинки, но они уже не таяли. Как-то быстро в этом году осень перешла в зиму. По слухам, зима здесь не особо суровая, но длинная. Жаль. Марту-то все равно, а Ли не любил холод. Целость кандалов проверяли два раза в день – утром и вечером. Однажды обнаружили подпил и тут же, не рассусоливая, отвели пару на обочину дороги да и снесли им головы мечами без лишней жестокости. Мечтать о побеге сразу расхотелось. Да и мечты были несерьезными. Не удастся. Охранников было много, были они серьезно вооружены, в том числе и многозарядными арбалетами, и дальнобойными луками, да и собачки рядом с хартингами бежали серьезные, без нужды даже не лаяли, но Март как-то и не сомневался, что такой песик догонит и горло перервет без затей. Зато никого не били, даже отставших, подгоняли, а один офицер на полдороге выстроил каторжников в три шеренги и объяснил, что больных и хилых никто не стал бы приговаривать к работам в каменоломне, так что лучше не прикидываться. Если кто ноги все ж сбивал, мазь давали и обмотками пользоваться учили. Все Раз в неделю их брил ловкий цирюльник. То есть брили каждый день полтора десятка человек, а было их около сотни, вот и получалось, что раз в неделю. Три раза водили в баню, для чего даже задержались в одном городишке, и Март увидел наконец последствия войны: испуганных бледных женщин, непривычно тихих ребятишек и очень, очень мало мужчин. Попался бы король Бертин, сам бы морду набил. Впрочем, король-то чем особенно виноват? Защищал свое королевство, вряд ли уж народ, но себя, свои владения. Кто ж знал, что хартинги такие… справедливые. Порядок поддерживают среди каторжников теми де способами, что и в тюрьме: драчунов порют, беглецов казнят. Драк почти и не было. На каторгу шли бывшие солдаты, привычные к дисциплине. Наверное, навешались уже хартинги, поняли, что не стоит выводить мужское население под корень, кто ж работать-то станет – бабы с детишками? Достаточно уж наказали… Пригнали их в каменоломню, огромный карьер, где открытым способом добывали железную руду. Это ничего. Ли говорил, что есть рудники, где добывают для каких-то нужд ядовитые минералы, там никто больше пары лет не выдерживает, и если, скажем, разбойнику заменяют смертную казнь такими рудниками, радоваться не стоит. Поселили в бараках, прочных, не щелястых. Леса вокруг было много, так что бараки даже отапливались, хотя и не особенно жарко, но поверх одеяла не возбранялось и курткой укрываться. А они с Ли уже привыкли спать, прижавшись друг к другу и укрываясь обоими одеялами. Имелась тут и столовая, куда гоняли перед сменой и после смены, и раз в неделю положена была баня, и все было так четко, что организованность хартингов вызывала невольное уважение. Кормили однообразно, но сытно, ничего не скажешь, густющий овощной суп, каша с постным маслом, раз в неделю – рыбина жареная, в воскресенье пряник и кружка эля, чай сладкий можно было даже в бараке делать – кружки имелись и чайник, а клейкую сладкую жижу выдавали целыми банками, тоже всему бараку на неделю хватало. И выжить три года нетрудно. Несмотря ни на какую дисциплину, здесь были и свои порядки. Каторжные. Отсутствие женщин заменялось присутствием мужчин, принуждаемых к женским функциям, как правило, это были молоденькие и симпатичные мальчики. Старший барака возмечтал было приспособить для этих целей и синеглазого Марта, и красавца Ли, и подпевалы его помочь хотели, да не вышло, лучше уж лишний раз плетей получить, чем зад свой подставлять извращенцам. Дрались Ли и Март отчаянно, насмерть, и едва только старший понял, что именно В бараке помещалось сорок человек, и очень здорово, что подобных Уилу не было. То есть, конечно, всяко случалось, особенно ночами, как и всегда при скученности народу. Отхожее ведро стояло у самой двери, было большим (по двое выносили) и плотно закрывалось, так что каких-то невыносимых запахов не было. Регулярно проверяли на вшивость, если у одного обнаруживали весь барак гнали в баню, мазали вонючкой и заставляли долго отмываться, но голов не брили. Март уже основательно оброс, волосы опять курчавиться начали, да и острые уши Ли выглядели не так уж вызывающе. Жить было можно. Ли вернулся к своей игре в эльфа, нес разные небылицы типа непроизносимого имени, диких эльфийских обычаев, если особенно приставали, но случалось это нечасто. Умел он держаться так, словно окружен очень колючей изгородью, внутрь которой допускался только Март. Март все размышлял об относительности счастья и пришел к твердому выводу: главное счастье – что их не разлучили. А вместе все выдержать можно. В карьере те, что посильнее, откалывали куски породы тяжелыми кирками, те, что послабее, возили эту породу в удобных устойчивых тачках, надсмотрщики прохаживались, следили, чтоб работали честно, порой и кнуты использовали, но не без нужды. И совершенно не боялись. Покушение на надсмотрщика означало наказание не только для покушавшегося, но и на тех, что был рядом и не вмешался. Виновного запарывали до смерти, остальных так, чтоб через пару дней могли к работе вернуться. Тех, кто был при Сторше, в лагере не имелось. Похоже было, что и правда всех перевешали. Там и всех-то мало оставалось, больше ведь прямо на поле и полегли. Марта и Ли, конечно, расспрашивали о последней битве, и вдруг Март обнаружил, что рассказать-то ничего и не может. Что рассказывать? Как мечом махал, шитом отбивался, а потом окованный прочным металлом щит вдребезги разлетелся он удара двуручником и другого щита Март не подобрал, потому что в левой руке и перышка бы не удержал после того удара? Как не видел вокруг ничего и никого, кроме бурых доспехов хартингов и крушил эти доспехи, пока мог, не ради королевства, не ради жалованья, которого все равно второй месяц не платили, но ради собственной жизни и жизни Ли? Как прикрывал спину Ли, а Ли прикрывал его спину, и друг друга они тоже не видели, но чувствовали? Как брызгала в лицо горячая кровь, и неясно – и неважно! – было, друзей это кровь или врагов? Разве думал он тогда о чем-то, разве замечал, чьи части вперед шли, чьи отступали, где был лорд Уэс, а где лорд Фрам, почему лучники ну сумели не то что остановить, но даже и задержать лавину хартингов? Если в краткие перерывы, когда их все же отводили чуть-чуть назад, чтоб дать передохнуть, он просто в изнеможении валился на землю, только оглянувшись, рядом Ли или нет, и мгновенно засыпал, и час этого сна казался почти раем? Что может рассказать о решающей битве обыкновенный наемник, если даже ему ясно было, что этот последний бой, беспощадный, бессмысленный, кровавый, уже А они не верили, думали, скрывает Март что-то, и даже молчаливое согласие Ли их не убеждало. Да надо ли кого-то в чем-то убеждать? Вляпались в чужую войну, вот и результат – не меч на поясе, а кирка в руке. На три года вперед. При взгляде на собак и охранников бежать не хотелось. «Одно хорошо, – шутил Ли, поднимая кирку, – не замерзнешь. Вот летом, должно быть, тяжело». Но до лета им в каменоломне пробыть не пришлось. В один прекрасный, а на самом деле промозглый и ветреный день, их снова сковали с Ли, только куда более короткой цепью, всего на несколько звеньев, и повели в неизвестном направлении. Сопровождали двух каторжников три охранника и две собаки. Март даже почувствовал собственную значимость, и это здорово его развеселило. Солдаты ничего не говорили насчет цели, ну а расспрашивать не только Март привычки не имел, но и Ли остерегался. На ночь ставили палатку, в которой спали арестанты и двое охранников, один обязательно был на посту вместе с собаками. Ели из одного котелка. Если Ли или Марту приспичивало отлить, останавливались, хотя и не отворачивались, а чаще и сами тем же занимались. Единственное, что различало охраняющий и охраняемых, – это лошади, на которых ехали хартинги, а Март и Ли месили предвесеннюю грязь тяжелеющими сапогами. Хорошо хоть те были грубые настолько, что почти не промокали, и все равно по ночам их подсушивали перед костром. В дороге Ли мерз, ежился, но не жаловался, однако один из солдат предложил ему заворачиваться в одеяло, если так холодно, лишь бы по грязи не тащил, да только Ли, дурак горделивый, отказался, за что Март потом его долго пилил. Все хартинги знали язык центральных королевств, хотя говорили на нем как-то странно. Ли предполагал, что это всего лишь имперский диалект. Но между собой солдаты могли болтать на совершенно незнакомом наречии, и даже Ли, помотавшийся по свету куда дольше Марта, ничего похожего не слышал. Марту и Ли не мешали разговаривать, даже когда Ли в качестве опыта закатил монолог на эльфийском, особенного внимания не обратили. А если они бежать сговариваются, укоризненно подумал было Март, но тут одна собачка зевнула, и мысли о сговоре растаяли, как выпавший с утра снег. Впрочем, из речи Ли Март понял столько же, сколько и хартинги, то есть ничегошеньки. Вряд ли вообще в королевствах имелось хотя бы два десятка людей, знавших эльфийский. Привели их, естественно, в очередную тюрьму, больше похожую на крепость. Ли покачал головой – ему это не понравилось. По его словам, в такие крепости запирают государственных преступников, и как бы ни была лестна подобная мысль, они оба на этакий почет не тянут. Опять же не разлучая, их загнали в баню, Марта побрили, украсив аж тремя порезами, выдали им тюремную одежду, сильно пахнущую той самой гадостью, которой Марта избавляли от лобковых вшей. Ну хоть насекомые разбегаться будут, если они в тюрьме водятся. Накормили привычным овощным супом, дали еще по миске крутой каши и по кружке горячего напитка, которого Март не знал, – бурого, горького, хоть и с сахаром. Камера была без окон, что их не расстроило, потому что ни в одном известной им тюрьме окна не стеклили, так что зимой лучше уж так. Вон отдушина под потолком имеется – и ладно. Зато тепло. Ли почти блаженствовал. – Посмотри, как вместе с образом жизни меняются ценности, – заметил он, развалясь на нарах. – Когда-то мы придирались к недостаточной мягкости тюфяков и крепости вина. Теперь мы рады супу, который в прежние времена есть ни за что бы не стали, и искренне радуемся, что нам досталась теплая тюрьма. – Зачем мы им нужны? – Боюсь, что им нужен я, – вздохнул Ли. – У меня есть некоторое свойство, отличающее меня от всех окружающих, – я не человек. А ты… ты, прости, наверное, мой стимул. То есть способ, которым меня можно вынудить сделать то, что иначе я делать не стану. – Ли, – виновато пробормотал Март, – ты уж очень-то… – Есть нечто, что я не стану делать даже ради тебя, – признал Ли. – Но если вдруг понадобится кому-то горло перерезать – не постесняюсь. – Ну да, – засмеялся Март, – они такие чистоплюи, что некому такое задание дать! – Смотря кому. Ладно если, скажем, королю Бертину или даже старому Виму, – вздохнул ли, закидывая руки за голову. – Но это может быть эльф, что для меня куда сложнее не столько по этическим причинам, сколько по техническим. Вот прикажут, например, убить принцессу Маэйр… Я, разумеется, соглашусь, ты мне существенно дороже принцессы, изрядной стервозы, между нами говоря, да только кто ж меня к ней подпустит? – А я ни одной принцессы никогда не видел, – неуклюже сменил тему Март. Что уж, он и сам бы ради Ли кого хочешь убил, хоть отца родного… впрочем, отца можно и не ради Ли, а просто так, чтоб воздух свежее был. Но почему хартингам действительно так нужен Ли? Он, конечно, боец хоть куда, стрелок так и вовсе почти сказочный, но не непобедимый и не самый лучший. Март, уступая ему во многом, кое в чем был равен, а в бое на коротких мечах и превосходил. Правда, только в этом. Но Март же и был свидетелем поражения Ли, хорошо, не в бою, на турнире, в который они, два самонадеянных болвана, влезли – уж больно заманчив был приз… Март вылетел после второго этапа, так вылетел, что без малого ребра не переломал, аж земля дрогнула, а лошадь испуганно заржала. Правда, он подняться сумел, а противник нет, так что формально Март прошел на последний круг, но Ли категорически запретил ему участвовать. И сам до финала не добрался. Блестяще отстрелялся, победил в рукопашной всех, кого положено, в драке с шестом показал себя так, что женщины на трибунах, от трактирных подавальщиц до настоящих леди, визжали от восторга, но вот с тяжелым вооружением не справился, двуручный меч противника смял его наручи и сломал руку. Тогда Март и понял, насколько же терпелив Ли. – Было б на что смотреть, – фыркнул Ли. – Маэйр, конечно, красива… была лет сорок назад. – Старая? – Не так чтоб старая, под двести, не больше, но что-то такое с ней случилось, что она весь шарм растеряла. Характер!!! Лиззи Пон – воплощенная кротость и скромность рядом с ней. Вздорная, подлая… в общем, мерзкая бабенка. Март безуспешно пытался представить себе характер хуже, чем у юной баронессы Пон, которую маменька с папенькой звали Лиззи. Не получилось, хотя фантазия у него была не самая бедная. Получается, что Ли был знаком с настоящей принцессой, хоть и вздорной? – Ты ее охранял? Эльф молча покачал головой, и шестым чувством Март понял, что он не хочет развивать тему, однако рискнул задать еще один вопрос: – А сколько тебе лет, Ли? – Помнишь, как мы праздновали день моего рождения в Фоне? – Еще бы Март не помнил, такого похмелья у него ни до, ни даже после не бывало. – Круглая дата. Сто лет. Тебя это пугает? Март подумал. – Нет. Я ж тебя знаю. Наверное, для вас сто лет то же самое, что для нас сорок. – Меньше. Тебе сколько – двадцать семь? Ну а мне… наверное, тридцать пять или что-то около того. Треть жизни. Спасибо, Март. Спасибо за то, что никогда меня не расспрашивал. Март побурчал что-то невнятное, дескать, ладно, было б за что благодарить, а сам подумал с доброй улыбкой: расспросишь тебя, как же, под одним твоим туманным взглядом хочется стать даже не муравьем, а жучком-древоточцем и в ближайший стул вгрызться поскорее, чтоб не увидел и не услышал. Очень уж обещающий взгляд у тебя бывает. Ли уже спал. Серые ресницы отбрасывали тень на щеки. У Марта ресницы были тоже такие длиннющие, что Женета решила ему их подрезать, когда он спал, да промахнулась, с тех пор шрамчик под самым глазом – руки у сестрицы кривые были, пятилетний Март тогда орал и ревел больше с испуга, чем от боли, а Женету выпорола мать, да так крепко, что она брата и через десять лет ненавидела столь же самозабвенно. У родителей дети получились неудачно: сын красивый, а дочери так себе, а с рук сбывать приходится именно дочерей… Но у Ли были не ресницы, а лес какой-то. Сгоревший… Марту иногда казалось, что у него и кожа имеет какой-то голубоватый оттенок, хотя, конечно, она нормальная была, только что не смуглая, как у него. Волосы у него уже отросли почти до плеч, у Марта – меньше, то есть казалось, что меньше, потому что у Ли волосы росли прямо, а у Марта завивались в крупные волны. Еще немножко он полюбовался профилем Ли, словно выточенным из дорогого мрамора, а потом заснул. Несколько дней их не беспокоили. Будили утром, не позволяли спать днем, кормили, выводили из камеры: на прогулку – полчаса кругами по маленькому двору, с отхожим ведром до выгребной ямы, где еще положено было это ведро мыть со специальным раствором, в столовую для заключенных – непривычно три раза в день, утром каша, чай и хлеб, днем суп, каша, чай и хлеб, вечером суп и хлеб. Не заголодаешь. И только через несколько дней дверь распахнулась в неурочное время, равнодушный голос хартинга приказал: «На выход». Март и Ли переглянулись. «Я больше этого не допущу», – прошептал Ли, поняв, о чем подумал Март. Дурак. Будто бы Март его в этом винит. Виноваты Их привели в просторный и очень светлый кабинет, и только решетки на окнах напоминали о том, что здесь тюрьма. Март любовался незатейливыми светильниками, горшком с цветами… ведь цветов не видал больше года, надо же. Ковер с яркими полосками на полу лежал, стулья с мягкими сиденьями, чернильный прибор на большом столе. Так мирно, так красиво, словно дом или гостиница средней руки. Правда, он не преминул украдкой осмотреться и пыточного столика не заметил. Хотя ни о чем это не говорит, конечно. Ох, как же не хотелось опять глотку срывать в крике… Он ведь толком и не помнил, что с ним творили, потому что почти с первого действия палача такая боль заполнила сознание, и мысли в голову не приходило, что есть в мире что-то кроме нее. Март был терпеливый, не так, как Ли, конечно, но все-таки, ведь имел возможность проверить свою выносливость: и ранен бывал, и ребра ломали в драке, и плетей всыпали не раз – все переносил, сцепив зубы, ну, стонал, не без того, но вот чтоб кричать… Разве что в детстве. Людей в кабинете было много. Женщина в такой же форме, как та тетка, только вот существенно симпатичнее, можно даже сказать, красивее, хоть и старовата, лет сорок, не меньше, и мужчины – и в мундирах, и в штатском. Женщины, конечно, и у короля Бертина в армии служили, и в других местах тоже, но редко, война не женское дело, им самой природой предназначено не отнимать жизнь, а давать, не горе приносить, а радость. – Линнар Файер Дарси? – спросила женщина неприятным голосом, начисто не замечая Марта. И обидно себя предметом меблировки чувствовать, и спокойнее. Ли с достоинством кивнул. Вообще, в отношении Ли можно опускать определения типа «с достоинством», потому что это было неизменно. Он даже с девками в борделе так держался, даже перед кабацкой дракой, и не было в этом ничего наигранного, словно он и сам принцем родился, а не просто навидался принцесс со скверным характером. – Почему ты называешь себя просто Ли? – Для людей проще. Мое имя звучит непривычно для человеческого уха, а я не люблю особенно привлекать внимание к своему происхождению, сударыня. – Почему? Вопросы она задавала резко, словно хлыстом стегала, как та баба. У Ли шрамы со временем все проходят, а от того удара след продержался больше месяца, хотя кожа не рассечена была. – Я живу среди людей, сударыня. – Подстраиваешься? – Приспосабливаюсь. Разве вы, когда идет дождь, не предпочитаете войти под крышу или хотя бы надеть непромокаемый плащ? – Почему ты ушел от своих, Линнар Файер? – Я любопытный, сударыня, и сомневался, что лучше эльфийских краев не бывает. – Не считаешь, что эльфы – вершина творения? – Считаю, – вздохнул Ли, – имел возможность убедиться. Но я посмотрел еще не так много, как хотел бы. Например, до войны я даже не слышал об империи хартингов, хотя образование получил сносное, как и положено эльфу. Пока она приставала к Ли, один из штатских, бледный и усталый, скучающе смотрел в окно, один разглядывал Марта, а остальные не сводили глаз с эльфа. Ясно было, кто тут интересен. Но Марту и под этим единственным взглядом было не по себе. – Согласишься ли ты выполнить наше задание, Линнар Файер? Или нам придется вынуждать тебя сделать это? Ли покосился на Марта и пожал плечами. – Какое задание? И для чего вам нужен именно эльф? Ну и он прокалывается, можно было бы вопросов не задавать, не получил бы коленом промеж ног и не рухнул бы на колени, как всякий мужчина. Правда, ни единого звука он не издал, кроме сдавленного вздоха. Один из мужчин в мундирах сказал равнодушно: – Если тебе дорог твой друг… – Он подсмотрел в бумаги и продолжил: – Март Гаер, то лучше соглашайся, Линнар Файер. Ли подождал немного, опершись рукой об пол, перевел дыхание и, не поднимаясь с колен, поднял голову. – Я соглашаюсь, но при одном условии: Март пойдет со мной. И Женщина отвесила Ли очень мужскую оплеуху, сшибив его на пол. – Ты слишком много себе позволяешь, эльф! Не в твоем положении ставить условия! Ли, вставая, только усмехнулся: – Я позволяю себе столько, сколько могу позволить. Не вы мне нужны – я вам. Но если вы думаете, что я оставлю вам Марта, то перестаньте так думать, сударыня. Мы либо пойдем вместе, либо умрем вместе. – Ты хочешь смотреть, как он умирает? – удивился тот, что изучал Марта. – Не хочу, сударь, но – В пыточной будет один только Март! – прошипела женщина. – А ты будешь смотреть, как он умирает, и понимать, что мог бы его спасти. Ну, под таким взглядом даже не особо впечатлительный Март почувствовал бы себя тараканом. Словно Ли был не пленником, не каторжником, не наемников из проигравшей армии, а королем. Императором хартингов. – Оставить его одного у вас, сударыня, никак не означает спасти. Я бы сказал, все наоборот. – Ты смеешь не верить офицеру императорской армии? – Не смею, – сообщил Ли. – Просто – не верю. Немолодой штатский резко сказал что-то женщине, и она, кипя от возмущения, отошла. Никогда не теряй самообладания перед противником. Одна из заповедей Ли. Одна из первых, которые он вложил в голову Марта. Наверное, штатский тоже это понимает. Он подошел поближе посмотрел Ли в глаза: – Ты же понимаешь, Линнар Файер, что мы не можем оставить вас без контроля? Не рассчитываешь, что мы поверим тебе? – Разумеется, не рассчитываю. Но не кажется ли вам, сударь, что это ваша головная боль, а не моя? – У нас есть средство от головной боли, – улыбнулся тот. – Я не уверен, что оно тебе понравится, Линнар Файер. Твоему другу, возможно, и ничего, но ты будешь недоволен. Ты готов надеть кольцо сдерживания? И позволить надеть его своему другу? Лицо Ли не дрогнуло, голос не изменился. Светский прием и беседа равных – вот как это выглядело, и было это, черт возьми, красиво. Но глупо. – Если Март будет со мной, я согласен. А насчет позволить вы, надо полагать, выражаетесь фигурально. – Ну конечно. Значит, ты предпочтешь кольцо моему слову? Слову начальника тайной канцелярии имперской армии? – Разумеется. Особенно слову начальника тайной полиции. Март похолодел. За такое голову рубят не сходя с места… но начальник тайной канцелярии только засмеялся. – Ну что ж. Принимается. Но имей в виду, Линнар Файер, вас будет не двое, а четверо. Это не охрана. Безоговорочно слушаться будете вот этого господина. Прислушиваться к мнению этого. Первый этот был как раз тот, который рассматривал Марта, а второй – который таращился в окно с видом «меня это не касается». Марта и Ли вернули в камеру, где Ли дал себе волю – долго и очень красочно характеризовал женщину и то, что непременно сделает с ней когда-нибудь в будущем, и любовные утехи в планах не упоминались. Март даже заслушался. Несмотря на хорошую школу папаши и его собутыльников, так ругаться он не умел. Отведя душу, Ли завалился на нары в излюбленной позе – закинув руки за голову. На левой щеке так и пламенел отпечаток ладони. Ничего, это пройдет, да и более важные места явно не окончательно отбиты. Март подумал, что может для него сделать, но не придумал и просто дал напиться. Может Ли и не хотел пить, но кружку принял с благодарностью и тут же снова погрузился в свои невеселые мысли. Март поостерегся расспрашивать, сам скажет, что сочтет нужным. Кольцо какое-то… Март впервые о таком слышал, но явно слышал Ли, и ему очень не нравилось то, что он слышал. Правда, пыточная нравилась ему еще меньше. Март лег на свое место в своей излюбленной позе: лицом вниз, подтянув одно колено к груди. С детства так спал. Будущее никогда не казалось ему радужным. Оснований не было. Потому он о будущем особо и не задумывался: вот настанет, там и посмотрим, меньше он думал только о прошлом. Уйдя из дома, он зачеркнул прошлое и с тех пор почти и не вспоминал даже мать, хотя она его любила, и заботилась о нем, и песни ему пела – в общем, вела себя, как хорошая мать. И если бы она не пыталась его убедить, что отца надо обязательно слушаться, он бы, наверное, хотя бы интересовался, как там она поживает… Может, умерла. И в этом случае, вдруг отчетливо понял Март, в ее смерти его вины едва ли не больше, чем чьей-то еще – отца, болезней, провидения… Уйдя, он лишил мать единственного защитника. Ну, и сестер тоже лишил… Почему раньше он не думал об этом? Неуместное в такой момент осознание… или как раз уместное, потому что его собственная жизнь сейчас зависела от Ли. Что-то будет? О, боги, если вы есть и если вам есть до нас дело, пожалуйста, не разлучайте нас. Пусть мы выживем – но вместе. Пусть мы умрем – но вместе. И ничего нет важнее в этом мире. Для обоих. В том кабинете Март наконец уверовал в то, что он нужен Ли так же, как Ли нужен ему. Хотя в этом, конечно, было много странностей. Что такое Март – и что такое Ли? Сейчас, правда, Март был совсем другой, чем почти десять лет назад, но именно что благодаря Ли. Не учитель, не наставник, не наперсник, Ли научил его так многому, наставил если не на истинный путь, то уж истин преподал много, и эти истины были Марту понятнее и нужнее, чем те, что вдабливали в его голову святые братья из Храма всех богов. И выслушал от него столько, что никакому наперснику не под силу. Почему Март привязан к Ли очевидно, но ведь что-то и Ли нашел в необразованном грубоватом парне, даже не дерзком, а наглом. Март бы сам себе тогдашнему морду бил два раза в день – просто так, для профилактики. Вот, кстати, таких слов, как профилактика, Март прежде и не слыхал. Оставаясь все таким же необразованным, он теперь не просто умел, но любил читать, и вовсе не слезливые популярные книжки, и вовсе не порнографические романы с картинками… хотя романы тоже любил. Иногда использовал в качестве учебного пособия. И понял, что авторы их, скорее всего, просто фантазеры, сами никогда ничего подобного не пробовавшие, свои советы не проверявшие. Теоретики, так сказать. Март предпочитал быть практиком… однако романами не брезговал. Особенно если с картинками. Ну так и Ли мог перелистать и даже заинтересоваться. – Ты бы спал, – посоветовал Ли. – Неизвестно, как завтра обернется. Может, до рассвета поднимут. – Зачем? – Вот этого я не знаю. Спрашивай у своих богов. – А у вас есть боги? – Куда без них? – зевнул Ли. – Если человек не понимает сил природы, он их обожествляет. Или ищет вдохновителя, покровителя и одобрителя. И ободрителя. А так как все разные, то и вдохновения ищут разного. Не могут же, скажем, ремесленник, солдат и вор просить одного и того же? Вот тебе и Трудяга, и Вояка, и Укрыватель… – Ли назвал богов так, как вообще-то было нельзя. Вслух. Подразумевалось, что Трудяга немедля разозлится и шандарахнет молотом – почему-то ремесленники предпочитали кузнеца, а не ткачиху, например. Или Вояка явится средь искр, высекаемых его мечом из воздуха. А Укрыватель смолчит, но каверзу устроит… Впрочем, это не боги Ли, а Март предпочитал так их называть только про себя. Не верилось, что богам есть дело до того, чтоб подслушивать мысли неведомого им бродяги. А Ли опять заснул, не закончив высказывание. Эх, да кто ж его знает, может, и закончил. Просто не хочет говорить о своих богах. А судя по его ленивой иронии, относится к ним примерно так же, как и Март. Если не хуже. Вот поднимут их завтра, до рассвета или после. А дальше? В пыточную уведут, если вздорная тетка победит, поручение дадут, если победит тот немолодой штатский? Так-то они вроде и решили, но кто знает хартингов, вдруг у тетки язык подвешен и она их уболтает? Вон как трепетно они относятся к формулировкам? Впрочем, чему тебя учил Ли? Не стоит бояться впрок, потому что это глупо. А когда реальная опасность приходит, бояться уже некогда. Следовательно, бояться не стоит вообще. Но если все-таки страшно, со страхом надо справляться, потому что, во-первых, глупо, во-вторых, некогда. И поспорь с ним? Зачем им нужен именно Ли? Эльф? А что мы знаем об эльфах? А ничего, кроме сказок. Вон сколько сказок старательно подтверждал Ли за время их странствий, так подтверждал, что ясно становилось – именно что сказки. Как он тогда наворотил? Ллувердл… нет, не запомнил, конечно. А всего-то Линнар Файер Дарси. Красиво. И вряд ли правда. Вот уж тут Ли мог врать сколько заблагорассудится, потому что проверить невозможно. Он хоть и считал, что врать надо, только если иначе нельзя, все одно не гнушался. Да ведь и кончившиеся чернила у писаря не проверишь, так? Значит, надо спать. Чем парадоксальнее вывод, тем приятнее ему следовать. Автор – Ли. Подняли их и правда до рассвета, сводили в непротопленную баню, хотя воды дали горячей, а потом выдали одежду. Не только справную, но и красивую, на неприхотливый взгляд Марта. Да и Ли без отвращения натягивал белье, плотную верхнюю рубашку практичного серого цвета, ладно сидящие штаны хорошего сукна, кольчугу, куртку с нашитыми металлическими пластинами. Так одеваются охранники у богатых людей. Так одевались Ли и Март в лучшие свои дни. Вот только кольчуг таких Март прежде не видал – легкая уж больно и блестящая, как серебро. Ли присвистнул, разглядывая ее, и получил увесистый тычок в поясницу – не медли, мол, одевайся. Сапоги оказались тоже точно по ноге, мягкие, на прочной подметке, удобные, словно разношенные, а ведь новенькие. Потом им вручили седельные сумки (значит, верхом?) и экипированных и нагруженных привели в тот кабинет. Были там трое: начальник тайной канцелярии (не знал Март, что это такое, но без труда понимал, что персона влиятельная и опасная), скучающий и наблюдавший. Тетки, слава богам, не было. – Ну что? – просиял штатский. Начальник канцелярии. – Красавцы, а? Приятно посмотреть, что ни говори. Линнар Файер, готов ли ты надеть кольцо сдерживания? – Готов, – без восторга ответил Ли, встал на колени, что само по себе было невероятно, он и в храмах на колени не становился, опустил голову, зато поднял руку. И штатский защелкнул у него на запястье тускло сияющий серый браслет. Рука Ли дернулась. Лицо тоже. Ого. – Твоя очередь, недописанный Мартин, – повернулся к нему штатский. Если он из армии, почему мундира не носит? Ли, уже на ногах, хмуро сказал: – Ты должен Ну, раз Ли говорит… Март встал на колени (тоже отвык это делать, разве что в тюрьме спину подставлял, ну так оттого, что там просто лавок для порки не было), повесил голову и поднял руку. Очнулся он, похоже, не сразу. Солнце уже вовсю шпарило в окно. Левое запястье ломило, словно от ушиба, и было какое-то странное ощущение. Ли, как всегда не обращая внимания на присутствующих, гладил его по щеке. Это, наверное, была не ласка, Март думал, что Ли таким образом делился с ним силой. Или мужеством. Что требовалось на данный момент. – Встать сможешь? Март смог. Да что это такое? Тело повиновалось как-то странно, нехотя, словно и не его. – Это пройдет, – уныло сообщил Ли. – Быстро пройдет. Очень больно было? – Да он и не понял, – радостно захохотал тот, кого следовало слушаться безоговорочно. М-да, задачка… Вот Март потащился следом. Ноге надо было два раза напомнить, чтобы она переставилась, а процесс этот стал трудным, будто Март был куклой из театра марионеток, руки-ноги дергались сами по себе… Но к концу лестницы, с которой он не скатился только благодаря поддержке Ли, стало легче, а на улице и вовсе получшело. По ровному идти получалось куда ловчей. Однако Март был поглощен задачей подчинения себе собственного тела настолько, что мало воспринимал окружающее. Ему выдали – о чудо! – меч в ножнах и длинный кинжал, к седлу был приторочен мощный двухзарядный арбалет и полный колчан коротких стрел. А вот Ли полагался короткий лук. Разумно. Он стрелок получше Вояки. К стыду своему, Март не смог сам взобраться в седло, но хартинги, толпившиеся на конном дворе, даже не смотрели, как Ли его подсаживает, словно барышню. – Сосредоточься, – прошептал Ли, – никаких мыслей, никаких чувств – только ты и твое тело. Март так и сделал. Причем без труда – мыслей и так не имелось, да и чувств тоже. Запястье саднило. В таком вот отупении – или отстраненности? – прошло боги знают сколько времени, а потом он заметил цветок. Дикий крокус синел среди прошлогодней травы, и было это так умилительно, так – Ну, не умею пока, – без обид объяснил начальник. – Не подумал, что езда верхом тоже требует навыков, да ничего, наберу, дело нехитрое. Ну что, недописанный Март, много наврал про свою биографию? Разве ж так бывает, чтоб чернила кончались на полу-Мартине? Март пожал плечами. Всяко бывает. Писари в бедных районах – пьянь подзаборная, бывшие студенты-недоучки, допившиеся до состояния… писаря, даже почерка приличного не имеют, а уж забыть долить чернил или перо запасное рядом положить – это вообще святое дело. Непоседливый начальник понимающе ухмыльнулся и приставать бросил. Со стороны это выглядело обычно для центральных королевств. Едет в меру важная персона, сопровождаемая недовольным подчиненным и парой охранников. И дело обычное – охранять. От татей лесных (будто разбойники в горах не водятся), от зверей диких (будто дворовая собака не покусает), он нечисти нечеловечьей (будто человечьей не бывает). Слова клятвы уже подзабылись, да никто напоминать и не станет, потому что главное даже не охранять, а не допускать. Избегать нападений кого бы то ни было, потому что пока ты, понимаешь, грудью кидаешься на защиту вверенного тела, ему в спину из кустов стрелу зафигачат, вот и оправдывайся потом, что засады не заметил. Понятно, бывало и у Ли с Мартом, что не могли уберечь, с боем прорывались, чтоб хоть себя спасти – но уже когда спасать больше было некого. Клятвы клятвами, а слухи слухами, и вряд ли остался бы с целыми зубами тот, кто высказал бы мысль, что Ли и Март не до конца свой долг выполнили. У них была крепкая репутация, и без работы они оставались только из-за внешних обстоятельств. Например, не доходил ожидаемый караван, а у купцов денег не было или ума, и они обходились без охраны. Ощущение свободы прокрадывалось исподволь, и Март его гнал. Какая свобода с браслетом? То есть кольцом сдерживания? Чего-то ж оно сдерживать должно? Он покосился на Ли, который с привычным скучающим видом скользил взглядом по окрестностям, и уж Март-то знал, что ни одно шевеление кустов от этого взгляда не ускользнет. Ну пусть не свобода, но ведь не тюрьма же, не полсотни немытых мужиков в каменном мешке, рассчитанном едва ли на сорок человек, не тесная камера, где между топчанами шаг всего, не каторжный барак, меч на поясе, а не кирка в руках… И браслет не кандалы… Хотя, наверное, именно что кандалы. Решишь сбежать, а этот вон сделает что-нибудь – и все. А если его предварительно… того? Нет, вряд ли это не предусмотрено. Ехали долго. У Марта уже в животе не бурчало, а грохотало. Пусть и отвык он от нормальной сытости, но хоть хлеба кусок по утрам получать привык. Жрать хотелось до невозможности, а начальство останавливаться не велело. До первого придорожного трактира. А там… Март даже проникся симпатией, потому что человек, не чинясь, заказал на всех суп, жаркое и эль. Пятна жира в супе сливались в одно, посередине громоздился приличный кусок мяса – совсем забытый вкус. Сколько ж он мяса не едал? Ага. Кабанчика кто-то из ребят завалил в лесу, обжарили над костром и слопали, и Марту думалось, что ничего вкуснее он не ел тысячу лет. В армии, считай, одной кашей и кормили. Им позволили и отдохнуть, хотя Март умел не уставать в седле, ведь не вскачь гнали, шагом да ровной рысью, как раз начальник с его козьей посадкой должен был себе всю промежность отбить – а он ничего, и тут вертелся, по сторонам таращился, принюхивался. Будто впервые в жизни в трактир попал. – Отдохни, – еле слышно сказал Ли, – я присмотрю. Марта разморило с сытной и, что уж, вкусной и обильной еды, он даже придремнул чуток, но едва холодные пальцы Ли скользнули по руке, легко сбросил с себя сон. И снова ехали, молча, второй их спутник вообще ни слова не сказал, а начальник вопросы задавал, да такие смешные, что Марту стоило немалых трудов от фырканья удерживаться. Например, интересовался, почему Ли и Март потратили время, чтобы мечи не у пояса висели, а за спиной. Нужны ли им шлемы. Где он охранников к шлемах видел? Охранникам надо видеть и слышать все вокруг, а в железке не больно-то послушаешь. Они шапок-то зимой не любили, а тут – шлемы. Очень удивился, когда Ли сказал, что нужно еще брусок да много чего для ухода за мечами, подумал и покачал головой с еще более странными словами: «Не надо, я вам хорошие мечи достану». Март свой меч уже видел, не то чтоб совсем уж замечательный, но нормальный, хорошо уравновешенный, сталь качественная, северная, заточка классная, рукоять ухватистая… Привал устроили не там, где собирался большой начальник. Март даже не стал ухмылки скрывать – тоже мне, выбрал местечко, такое в случае чего могилой станет. Ли заставил их ехать еще с полчаса, пока не нашел подходящий уголок. Среди прочего снаряжения не нашлось топорика. Не мечом же дрова рубить? Марту пришлось искать ветки, ломать сухие сучья, но так это было здорово – нудные, привычные действия на свободе. Ну пусть не совсем. А если представить себе, что они просто охраняют странного человека? Нет, двух странных… Еды, как оказалось, этот странный прихватил достаточно: и холодное мясо было, и пирог с картошкой, и травы для чая. Март изо всех сил старался сдерживать счастливую улыбку, но она лезла, кажется, даже из ушей. Вертлявый понимающе спросил: – Сладок воздух свободы, верно? – и улыбнулся вполне по-человечески. – Дыши. Наслаждайся. И не надо таких скептических улыбок, Линнар Файер. – А не затруднит ли вас, сударь, звать меня Ли? – Не затруднит, – легко согласился тот. – Уважаю вашу выдержку. Надо же – ни единого вопроса. – А мы в том положении, чтобы задавать вопросы? – изысканно удивился Ли. Март допил свой чай, собрал кружки, чайник и пошел к ручью, чтобы как следует сполоснуть. Пахло не человеческим телом, не дерьмом, не кровью – прозрачной водой, просыпающейся землей, прелью… Сладок воздух свободы. Украдкой оглянувшись, Март погладил кончиком пальца дохленький старомостик, маленький желтый цветок. Крокус бы предпочтительнее, крокусы красивее, но под рукой только старомостик оказался. Когда Март вернулся, ничего не изменилось. Веселился начальник, отрешенно смотрел в сторону второй, Ли изображал из себя эльфа, как эльфов представляют себе люди. Стоило Марту удобно расположиться возле костра, Ли спросил: – Ну раз уж вы дозволяете, сударь, то я задам вопрос. Какого хрена вам понадобился именно я? – Других эльфов нет в окрестностях. – Хорошо, – утомленно согласился Ли. – Сменю формулировку. Какого хрена вам понадобился именно эльф? – Потому что я не особенно хорошо ориентируюсь в этом мире. А эльф как минимум вдвое наблюдательнее, ловчее и сильнее любого человека. Я неправ? – Правы, – вроде как с сожалением признал Ли. Вдвое? А зачем тогда он сдерживает свои таланты? – То есть наша с Мартом задача – всего лишь оберегать вас? – Ну, не то чтоб… Ладно. Вы долго терпели. Точнее, ты долго терпел, твой напарник, похоже, или не имеет склонности задумываться, или просто настолько ошалел от свободы, что больше ничего его не интересует. Задача банальна до смешного. Мы должны отыскать одного человека. И будете смеяться – принцессу. – Маэйр? – с хорошо наигранным ужасом удивился Ли. – Маэйр? Нет. Маэйр искать не надо, она сидит дома и интригует. Принцессу зовут Бьянка, и тому идиоту, кто дал ей такой имя, надо пальцы повыломать. Этакая трепетная блондинка несмелых лет, хрупкая, нежная, стройная, очаровательная… что не помешало ей упереть у родимого папаши один… хм… артефакт, который стоит вернуть на место. – Принцесса нужна или артефакт? – Желательно оба. Она с ним наверняка не расстается. Примерный маршрут ее я знаю… ну, буду узнавать по мере необходимости. Постараюсь снабдить вас хорошими доспехами и оружием. Берт, к тебе это тоже относится. Тот молча кивнул, все так же ни на кого не глядя. Зато у начальника вдруг сузились глаза и поменялся голос. – Послушай меня внимательно, Берт. Мы должны быть одной командой. Обязательно должны. Никто, кроме тебя, не знает королевства так хорошо, и никто так не заинтересован в успехе нашей миссии, как ты. Или этот стимул недостаточен? Надо добавить? Потому перестань изображать тут из себя рыцаря печального образа и говори, как лучше добраться до Сторши, но чтоб непременно пройти через дубовые рощи. Март опешил, и даже Ли позволил себе приподнять серую, словно пеплом нарисованную бровь. Дубовые рощи? Пройти – Он сумасшедший, да? – Если удобно, считай, что да, – расхохотался начальник. – Мы еще должны в пару-тройку пещер забрести и пересечь Ведьмины болота. Теперь дальше слушайте. Зовут меня Лумис. Сударей можно засунуть себе в задницу, равно как и светский тон. Слушаться меня безоговорочно нужно только тогда, когда я буду на этом настаивать. А настаивать я буду только на… эээ… глобальных вопросах. То есть я буду ставить цели, а вы – решать, как их реализовать. Можно на «ты». Даже лучше. Скажи, пожалуйста, Линнар… то есть Ли, если нападут разбойники, ты как будешь говорить: «Сударь, будьте любезны прилечь вот под этим кустиком и по мере возможности не шевелиться» или просто швырнете меня носом в землю и рявкнете: «Чтоб я тебя, сука, не видел и не слышал!» Ли поразмыслил и с сожалением ответил: – Я не имею обыкновения называть мужчин суками. Но в целом… примерно так. Получается, вы хотите, чтобы мы стали единомышленниками… сударь? – Получается, я хочу, чтобы мы стали командой. Были вы одиночки, сейчас пошла командная игра. Ли, я серьезно. Если, конечно, тебе в кайф изображать тут черт-те что, изображай, только, мне кажется, этим ты вызываешь растерянность Марта. Он не понимает, что должен делать. – Знаешь, Лумис, – выпрямляясь и становясь жутко высокомерным (роль надменного эльфа), – Март всегда понимает, что должен делать. Он должен уберечь тебя от смерти. И он постарается это сделать. А командной игра бывает при равенстве игроков. Он поддернул рукав, показывая сияющий браслет. Кольцо сдерживания. – Ага. Кстати, насчет этой игрушки. Действие показывать? Ну я так и думал, что на слово поверите. Наверняка у кого-то из вас двоих мелькнула благая мысль меня убить и тихо смыться. Не осуждаю. Нормально. Я б тоже захотел. Но играю я не очень честно. Я включил режим бога, так что не получится у вас меня убить. – Тогда зачем нужны охранники? – усмехнулся Март. – Веселее. Да и… есть другие причины. Я, а не хартинги, освобожу вас от колец, когда задание будет выполнено. Я не стану клясться. Но правда, освобожу. Не хотите верить, не надо, главное, я знаю, что сделаю. – Если выживем, – хмыкнул Март. – Если выживете, – согласился Лумис. – Берт, я тебя умоляю, стань наконец человеком! Но Берт даже не попытался. Так же молча он улегся у костра, завернувшись в одеяло, и сделал вид, что заснул. Март, как обычно, караулил первую половину ночи, вслушиваясь в темноту и разгадывая доносившиеся звуки. Как много уже забылось… Правда, Ли говорит, если что-то умеешь делать как следует, никогда не разучишься, тело само вспомнит, руки сами сделают, голова сама определит. Вроде пока ничего не происходило. Подождем до дубовых рощ или пещер? Март попытался вспомнить, что он знает о пещерах, рощах и болотах. Получалось, ничего, кроме того что там в изобилии водятся всякие твари, от обезумевших разбойников (а что нормальным делать там, где людей нет, – друг друга грабить?) до всяких чудовищ и разнообразной нечисти. Еще рассказывали какие-то небывалые сказки о волшебном оружии, магических доспехах, амулетах невероятной силы и эликсирах, которые излечивают все раны, даже смертельные. А еще там солнце восходит на западе, у собак хвосты растут спереди, а зубы расположены сзади, трава синяя, а небо зеленое. Так, чтобы кто-то сказал: «Я там был», не случалось. Март порылся в памяти. Даже «Я знаю парня, который там был» не случалось. Обычное кабацкое «Я знаю парня, который слышал о парне…» Ох ты, а ведь они направляются к Сторше. Не самое сладкое место, наверное. Остатки армии короля Бертина полегли или в плен попали, чтоб в итоге тоже полечь… то есть повиснуть. Лумис подсел к нему и посетовал: – Не спится. Не привык я к ночевкам под открытым небом. – Привыкнешь, куда денешься, – пообещал Март. – Не зима. – А что, зимой без палаток спать можно? – Здесь – да. А посевернее можно и не проснуться, если одеял нет или, упаси боги, костер погаснет. Не бойся, мы присмотрим. – Тебе нравится быть охранником? Март подумал. – Не знаю. Это мое дело, я другого и не умею. Восемнадцати не было, когда начал. В армию-то случайно занесло. Ты же слышал. – Ага. Наверное, все тогда выбрали армию. Чего спросить-то хочешь, не стесняйся. – Ты хорошо знаешь хартингов? Лумис ответил со странным смешком: – Неплохо. А что? – Зачем они пленных вешали? Ну ведь все, проиграли, разгромно проиграли, столько народу в боях полегло. Я могу понять, что пленных они не брали вовсе, но зачем надо было брать, чтоб потом перевешать? – Дурь создателя, – пожал плечами Лумис. Марту очень не понравился ответ, но он постарался этого не показать, кивнул, подложил в огонь еще пару веток. – А что ты сам думаешь? – Я не знаю. И так, и этак – не понимаю. Ну, на каторгу хоть бы отправили, все польза, ну, перепороли бы все мужское население, но зачем надо было в плен захватывать, месяцы в тюрьме держать, чтоб потом на виселицу привести? Я б даже еще понял, если б казнили публично, в назидание или для устрашения, а то… бессмысленно. Лумис довольно долго молчал, разглядывая язычки пламени, потом очень тихо произнес, и не будь у Марта тренированного на шепот Ли уха, он бы и не услышал: – Так много бессмысленного в мире, что люди начинают чувствовать себя богами. Март не понял, но переспрашивать не стал. Философские сентенции – это к Ли. Об Играх богов он, конечно, слышал, но та эпоха вроде давно миновала, и Вояка уже не двигает армии смертных и не строит ему козни Укрыватель… Когда Март был маленький… ну, и очень молодой, то мечтал жить в те времена, да вот Ли как-то очень легко его убедил в том, что людям лучше бы в божественные развлечения не встревать: они там отношения выясняют, но за наш счет, потому что они-то бессмертны. Март тогда долго думал. Ему, конечно, мнилось, что уж он-то станет великим героем, без которого даже богам никуда, и либо Вояка, либо Укрыватель одарят его своей милостью… Насмотревшись потом на войны, солдат и героев, Март понял, что мечтать быть героем и быть им – понятия, очень далекие друг от друга. Можно совершить величайший подвиг, но чтоб его оценили, нужны свидетели, например. А если их нет? Вот и получается, что героем становится тот, кто, например, вражеского полководца стрелой зацепил – и насмерть. Что уж тут героического-то… Полководцы редко умеют драться, только командовать. Конечно, войско без командира, считай, уже не войско, и польза от стрелка оказывается несомненной, да только героизма никакого… И в герои он уже давно не метил… Ли сменил его ровно в тот момент, когда у Марта начали слипаться глаза, но можно быть уверенным, что прошла как раз половина времени, отведенного на сон. Внутренние часы у Ли были точнее самой природы. Если Ли решит проснуться в тот момент, когда солнце наполовину вылезет из-за горизонта, а боги решат светило попридержать, он все равно откроет глаза в ту секунду, когда оно должно бы вылезти наполовину. Если он велел себе спать четыре часа, то будет спать четыре часа, а не три часа и пятьдесят минут. Случалось, что первым дежурит Ли, так вот он непременно будил Марта, потому как, что уж греха таить, поспать Март любил. Вот и сейчас уснул, едва только голову на седло опустил, и дрых без задних ног. Что отличало Ли – на его бдительность всегда можно было положиться. |
|
|