"О человеках-анфибиях" - читать интересную книгу автора (Дедюхова Ирина Анатольевна)

сказ второй О ЦИНИЧНОМ ИЗВРАЩЕНИИ ПРОГРЕССИВНОЙ ИДЕИ ВСЕОБЩЕГО РАВЕНСТВА

Вот там-то, на углу гастронома, нечаянно встретились две Елизаветы Макаровны. В легкой задумчивости шла теща Вали-дусика. Вроде бы не о чем задумываться ей было. Дом у ее Ленки был — чаша полная, внучек Женька в спецшколе на одни пятерки учился, регулярно бассейн посещал, по-английски разговаривать выучился… А душа отчего-то тосковала у Елизаветы Макаровны. Давно не было у нее и задушевных бесед с Эмилией Фабрициевной. Они ведь в другую квартиру из старого дома съехали. И в новом дому поговорить-то можно было только с консьержкой, да и то не всегда. Консьержка за свое место тряслась, боялась, вдруг Елизавета Макаровна заложит ее перед зятем, что она тихонько носки на вахте вяжет для нетрудовых доходов. Ленка и так молчаливой раньше была, а тут, как съездили они втроем с дусиком и Женькой в Карловы Вары по обкомовской путевке, так вовсе замкнулась в себе от матери. А душа-то ведь за дочку болит!..

Смотрит, Елизавета Макаровна, как какая-то старуха бойко рыбку всем в газетные кульки заворачивает, зорко выглядывая, не покажется ли мент на горизонте. Ах, думает, стерва какая! Вот они где нетрудовые доходы мимо государственного кармана плывут! Думает, дай-ка, этой шалаве щас масть испорчу! Подходит к торговке и строго вопрошает: «Почем рыбка, старая гнида?» Та поднимает на Елизавету Макаровну глаза и с изумлением говорит: «У тебя чо, гражданка, повылазило? Да мы, никак, ровесницы с тобой! И родимая деревня у тебя, как и у меня, на лбу прописана! Рыбки ей захотелось! Оскорбляет еще! Из одной плошки, поди-ка, полными ложками юшку хлебаем! Отойди, товар не загораживай!»

Глядит Елизавета Макаровна на эту халду в ватнике и будто в зеркало себя видит! Только, конечно, на халде нет старого, но еще очень приличного Ленкиного кримпленового пальто с норковыми обшлагами и шляпки, которую дусик из Венгрии привез, а Ленка носить не стала. А вот если все это не принимать во внимание — ну, вылитая!

Разговорились, конечно. Смеяться даже начали! Это же надо же так угораздиться! И, главное, оба внука рыбу терпеть не могут, хотя фосфор молодому организму необходим. Обе это независимо друг от друга на прошлой неделе в газетке прочли с телепрограммой… Прям, Бойль-Мариот и Гей-Люссак, ети их! Они из передачи «Очевидное-невероятное» про энтих близнецов слыхали. Обе смотрели эту ерунду из-за симпатичного интеллигентного мужчины ихних лет. Вот бы по такому да каждой!..

Собрала свой картонный прилавок бывшая теща котика, и пошли две Макаровны домой вместе, по пути им было. А потом решили к Макаровне на чаек зайти. К той, которая рыбой торговала, потому что к другой их бы охрана вместе в дом не пропустила. Спасибо, как говорится, что саму Макаровну по паспорту с городской пропиской пока еще впускали. Ну, к чаю чакушку взяли. После еще, правда, сбегать пришлось до закрытия. Хорошо посидели. С песнями провожаться пошли. Возле будки с охраной одна Макаровна отстала и долго махала другой Макаровне рукой.

С тех пор и повелось. Обоим Ленкам это, собственно, до фонаря было. Некогда им тогда было очень. Одна с Валей-дусиком все делегации правительственные принимала по протоколу, а другая мужика своего женатого возле котельной с подработки караулила. Женечки тоже к пристрастиям бабушек не придирались. Женька-то котиков поначалу малость в прибабахе был. Как из школы придет, дома вместо одной бабки — две сидят и со сладкими улыбочками спрашивают: «Как, Женечка, в школе сёдни было? Чо получил-то, архаровец?» Одной бы он знал, что ответить, а с двумя как-то терялся. По этой причине ему даже подтянуться в учебе пришлось, в секцию бокса записаться и реже на рыбалки отчаливать.

Долго ли, скоро ли, закончили вровень оба Женьки среднюю школку, получили аттестаты зрелости. Один — в ресторане «Галактика», другой — в школьном актовом зале с облупившимся потолком.

А в аккурат после этих торжеств по поводу зрелости Женечек, приходит, как обычно, Макаровна к другой Макаровне вся никакая. Ставит бутылочку на стол к традиционной жареной рыбке с безразличным потерянным видом и плачет, слезами заливается. Вторая Макаровна, наворачивая в салатницу оливье, спрашивает, чем же ее горю-то помочь, а та только руками отмашку дает — мол, пошла ты с уговорами на хер.

Но потом за водочкой она сердцем немного отошла, буркнула про какие-то неприятности дома. Другая Макаровна к ней в душу не лезла, только рюмочку исправно наполняла и сочувственно вздыхала. И тут Женька из секции бокса вернулся. Пришлая Макаровна будто вновь его увидала! Глядит так изумленно как на диво-дивное, чудо-чудное, но опять молчит. Так молчком вдруг к пальтишке своему резво начала продвигаться, шасть за порог — и до дому! Ни «прощайте», ни «насрать»!..

Убирая со стола ее подружка решила, что, наверно, из-за склеротических возрастных изменений у ей крыша поехала.

Ох-хо-хо… Конечно, зря так неуважительно Макаровна подумала на тещу дусика. Все-таки та гораздо более в жизни хорошего врачебного ухода повидала, благодаря зятю. В себе она тогда была, это точно. С недобрыми намерениями она покинула в спешке гостеприимный дом подруги.

Вот так сидят люди вместе, водочку кушают, на внуков умиляются… А потом раскидывает их судьба по разные стороны… Ведь как людей не равняй, сколь в имуществе не ограничивай, своя рубашка им все равно теплее и ближе к телу кажется, а уж своя кровинка — милее всех остальных друзей-товарищей.

Судьбу зятя Елизаветы Макаровны звали Вилена Рэмовна. Как вы уже догадались, она была той самой дамой, с которой Валя-дусик служил больше пятнадцати лет на благо народного равенства. Служили они, служили, и настал долгожданный для дусика день — последний рабочий день Вилены Рэмовны. Бумага ей пришла на заслуженный отдых перемещаться.

Вечером, как он и ожидал, Вилена Рэмовна вызвала его в свой большой уютный кабинет. Валентин наш привычно одеколоном спрыснулся, рот мятным бальзамом прополоскал и, поправляя галстук перед зеркалом, довольно улыбнулся своему отражению. От подфартило, так подфартило! Щас старуха на последней свиданке ему все бразды передаст, терпеть осталось всего-ничего… Ох, и развернется же он! Покажет всем масштаб работы! А какую секретаршу он себе заимеет!..

И с таким приподнятым ощущением входит дусик в кабинет к Вилене Рэмовне. Но, видно, слишком явно его оживление на физиономии проступило. Все-таки надо было ему поразмыслить, что не за любовь к дусикам сидела в том кабинете Вилена Рэмовна столько лет, что не таких она бубликов пачками колола больше полувека трудовой биографии.

А дусик наш цветет! Французским одеколоном настойчиво благоухает.

Понятно, что Вилена Рэмовна другого ожидала. Уж никак не этой паскудной радости. Эх, что там говорить! Это же надо при таком уме, такой прозорливости, так проколоться! На каком-то дусике со сталелитейного! Она-то полагала, что пристроит сейчас младшего дусика в институт по международным сношениям, да и хорош! Пора уже честь знать! Дусик, выполнив все долги перед семьей, может посвятить остаток жизни ей, Вилене Рэмовне. Добро и благословение от крайкома партии на этот шаг было уже заранее получено… Стыд-то какой!

Да она уже видела себя в роли его супруги! Она была в нем уверена! Она даже машину не раскрепила служебную и специально на дачу побольше переехала перед самой пенсией. Она так надеялась, что, оставив свой кабинет на дусика, она по-прежнему будет в нем хозяйкой…

Поглядела она на Валентина с задумчивой доброй улыбкой и говорит: «Ну, что, Валентин Борисович? Засиделся ты у нас без настоящего дела, без подходящего к твоей личности масштабу? Да-да… вижу! Засиделся! Вот и приказ на тебя вышел партийный, нужен ты сейчас нашей партии! Ох, как нужен! Поэтому посылает тебя партия далеко на Чукотку, нести партийное слово тамошним оленеводам… Ладно, не благодари! Любой коммунист на твоем месте сейчас радовался бы, что о нем, наконец, вспомнили… Понятно: «Если партия скажет «Надо!», мы ответим ей: «Е-е!» И прочее «ча-ча-ча». Формальности опустим, все-таки не чужие люди. Но это все присказка… Дело есть к тебе важного государственного значения, большой секретности дело…»

Задумалась Вилена Рэмовна, будто не замечая позеленевшей физиономии дусика. Глядя на портрет Вождя пролетариата, она четко и твердо выговорила: «Раз в пять лет выпадает нашей области от партийных деятелей молодого парнишку со средним образованием представлять. Сыночка, стало быть. Чтобы анкета была отличная, чтобы родители на верность партии неоднократно проверялись… Про бета-гамму слыхал? Вот в это закрытое подразделение особого назначения мы раз в пять лет от наших партийных работников паренька посылаем. Нынче выбор на твоего Женьку выпал. Так ведь нынче во всем нашем 16-ти этажном здании только твой сынуля школу закончил! И долги пора отдавать партии-то, так?.. Ладно, вот воды газированной выпей и домой дуй! Не засиживайся на работе долго! Собирай в дорогу домашних, за сыном через неделю спецмашина подойдет, чтобы готовым вышел, со сменой постельного белья, трусами-носками, сухарями-валенками. Давай-давай! Мне еще письма в Москву готовить… И вот еще что. Там на вахте сидит такой шкет симпатичный по фамилии Гогулидзе. Когда домой пойдешь, скажи ему, чтобы ко мне поднялся…»

…На согнутых ногах покинул здание своей службы дусик. Приходит домой, а там жена Елена с тещей Елизаветой Макаровной и кухаркой Фенькой наворотили ему пир горой! Скатерть самобранку раскинули! Они же надеялись, что конец всем их унижениям пришел, старуха на пенсию свалит, а они все в дамки выйдут! Особенно на это Лена его рассчитывала, с радостной улыбкой расставляя приборы.

Елена, хоть и была еще довольно Прекрасная, не предполагала, что дусик за ее спиной Феньке уже успел горы златые наобещать по случаю. Да кто всяких Фенек в расчет берет? Я это к тому, что повод для радости у всех был. Правда, каждая про свое радовалась. Так и правильно! Кто когда за чужое радовался-то?

И такие радостные, такие беспечные кидаются они к вошедшему Валентину, а у него личность перекошена… Бросил он галстук в прихожей на пол, в гостиной дверью хлопнул, повалился там на диван и ну страдать-убиваться!..

С нехорошим предчувствием женщины к нему осторожненько подступились, вернее, Лена с Фенькой. Елизавета Макаровна в последнее время раздражала зятя до крайности, поэтому в такой момент она уже к нему и не сунулась. Она в коридорчике за дверью все слышала… За сердце схватилась и по косяку на пол сползла…

И, как в песне поется, начались промеж них «дни золотые огневой непродажной любви»…

Ленка плачет так, что в соседях слыхать, Фенька с каменным лицом ей воды подает, а дусик ужом на диване вертится со словами: «Вот сука старая!»

Тут входная дверь скрипнула, это Женечка с дискотеки на цыпочках вернулся и замер в растерянности… Свет по всей фатере, Фенька как ужаленная с каплями от сердца бегает, стол накрыт, а все жители в гостиной на диванах и креслах без чувств валяются. И бабка шепотком ему среди ночи сообщает, что надо ему срочно вещички собирать и отправляться вместо международных сношений техническую часть бронетранспортера изучать.

— Да вы чо, предки? С ума съехали? Беленой наширялись? — удивился Женечка. — Вам сына-то родного не в лом так прикалывать? Опупеть не встать! Про боевые операции в стране, которой наша держава братскую помощь не первый год оказывает, а та от этой помощи с гранатометами обороняется, не слыхали? Туда я тоже должен на бронетранспортере загреметь? Вы живите, с кем хотите, а меня в покое оставьте! К чукчам захотели — валите! Только еще чукчи вас не видели! Феньку с собой захватите! А от меня — отвяньте! Хитрожопые какие!

Тяжелая сцена такая там сразу развернулась… Даже словами не описать. Дусик на коленях ползет к сыну, рубаху шведскую на себе рвет со слезами: «Женечка-а-а! Сынок! Прости ты меня Христа ради-и-и!» Фенька к нему с криком кидается: «Не слушайте вы их, Валентин Борисович! Не любят они вас! Никогда не любили! Одна я вас люблю и хоть завтра с вами к чукчам ехать согласная!» Ленка хоть сама плохая, но вцепилась в волосы Феньке с криками, которые здесь приводить надобности нет. Макаровна тоже вдруг рот на зятя открыла: «Христа вспомнил, гаденыш! А лучше бы ты вспомнил, как дом мой в деревне продал, когда тебе на машину не хватало, а потом куском хлеба попрекал! Бог-то все видит! Отольются кошке мышкины слезки! Блядун коммунистический! Пни его, Женька, по морде!»

И таким образом они до самого утра хороводились… К утру все устали, разбрелись по своим комнатенкам, притихли… Лежат, в потолок, не мигая, смотрят и на суку-жизнь обижаются. Макаровна там пошныряла среди домашних, да и к подружке подалась с чакушкой, чтобы немного развеяться от такой тяжелой моральной атмосферы…

Вдруг прибегает она обратно из гостей вся апоплексически раскрасневшаяся. Мычит что-то невнятное, руками машет. И видно по ней, что мысль у нее какая-то зародилась, а в слова облечься не может. Ну, это понятно. Можно съехать из деревни, только деревня из тебя до гробовой доски не выедет. Но кое-как удалось из нее всем обществом вытянуть, что Женька-то у тех, к кому она в гости ходит, вылитый ихний Женечка! Тут вроде для всех что-то забрезжило, надежда вроде как оформляться стала!

Дусик в подтяжки вцепился, стал по квартире размашисто шагать и размышлять вслух потоком сознания, что не такой уж это и писец… Им только с отъездом спешить не надо… У старухи сильная аритмия и ишемическая болезнь сердца… С Гогулидзе ей долго не продержаться… А после похорон никто и не вспомнит о коммунистической пропаганде среди чукотских оленеводов… Действительно, только с Женькой проблема остро под кадык направлена… И если вместо одного Женьки подсунуть им другого, то ведь еще все может обернуться вполне замечательно! Чего, к примеру, тому чужому Женьке на гражданке светит? Хер с ушами! А тут его разным полезным навыкам обучат… Авось и выживет!

Тут все радостно загалдели! Начали стратегию до тактики доводить, до явок-ксив, до паролей-отзывов, до контрольных выстрелов в затылок… Сами не заметили, как помирились, слились в едином порыве и скушали все, что с вечера наготовили.

Накануне приезда спецмашины Вилена Рэмовна позвонила Вале-дусику. Изможденным, но непререкаемым тоном сказала: «Валентин! Ты почему до сих пор на Чукотку не выехал? Сынка проводить лично желаешь? Кстати, о сыне… Зайдешь ко мне в приемную, там приказ секретный лежит с семью сургучными печатями. Пускай твой сын с оказией до бета-гаммы захватит. И смотри, чтобы без всяких у меня шуточек!»

Дусик все же нашел в себе силы поговорить с ней ласково и так вежливо, что Вилена Рэмовна даже на минуту засомневалась в своей правоте, пожалела о былом… Но сделанного не воротишь, да и Гогулидзе ее как раз отвлекал от телефонного разговора. Буркнула она в ответ на сладкие заверения дусика о точном исполнении всех ее приказов: «С партийным приветом!» и бросила трубку.

С этого момента все начали действовать молча и рассудочно. Быстро собрали вещмешок, документы Женечки туда сложили, джинсы и кроссовки венгерские, немного денег на первое время, кассетный магнитофон, кипятильник, плакат с Хеви Металл и пару детективов на английском языке. Визуализация присутствия Женечки — полная!

Далее Макаровна отправилась с чакушкой туда, откуда давеча пришла, а там уже вела себя в полном соответствии с планом. Навешала присутствующим лапшу на уши, что ихнего Женю остро желает в институт с собственным внуком устроить. Мол, хочет она избавить молодого человека от необходимости лично присутствовать на бронетранспортере в стране, которая никак не соглашается чужую помощь принимать.

Ленка с матерью ревут от радости, руки ей жмут, целовать порываются! Женьку ошалевшего быстро собирают в путь-дорогу, носки штопают, к рубахам пуговки подшивают, документы из комода в чемодан дермантиновый на дно суют, чтоб сразу не сперли — с ног сбиваются! Макаровна им в сборах мешать не стала, но наказала, чтобы Женя к ним перед отъездом за час зашел, охрана его пропустит, а мать с бабкой его до сторожки проводить могут. Это она им разрешила. Беспокоиться им нечего! Обоих Женечек на «Волге» к поезду отвезут! А как да чего, Женечка потом им сам отпишет.

Все пояснила и до дому отчалила.

А дома Валя-дусик котиком возле конверта запечатанного вертится, не знает, как вскрыть, очень уж ему прочесть хочется внутреннее содержание. Но потом он подумал, что раз не его сына это уже касается, то и ему разницы никакой…

Решив, что утро вечера мудренее, завалились всем семейством по постелькам баиньки, денек им с утра тяжелый предстоял, ответственный…

Но ничего, общими усилиями справились. Подошедшего утром Женьку как гостя дорогого к чаю посадили, крендельками и бутербродами стали перед дорожкой угощать. Это у Феньки задание такое было. Ленка в то время чемоданчик гостя на счет документиков шмонала, дусик спецмашину высматривал, Макаровна, как Сусанин, мать и бабку парнишки подалее от сторожки разговорами увлекала, а ихний Женька сидел в гостевом туалете взаперти. Тихонько сидел, даже воду не спускал.

Вот и машина подошла. Объевшегося с непривычки Женьку осторожненько под руки вывели… Он еще ничего и не просек, как его с вещмешком и приказом старухиным передали с рук на руки двум мрачного вида субъектам. Руками помахали, пожелали счастливого пути и хорошей учебы на благо Родины…

Чтобы соседи подмены не прознали, своего Женьку они в тот же день завернутым в ковер вывезли в багажнике «Волги». У вокзала только из ковра его размотали, документы чужого Женьки сунули, чемоданы в поезд погрузили, билет закомпостировали и слезно простились с кровиночкой…

Макаровна с той поры стала регулярно с чакушкой Женькиных родительниц навещать, письма от Женьки им носить. Дескать, они с ее Женечкой вместе живут, вот в один конвертик весточки и складывают. А это ее дочка Ленка за сбагренного хлопца писала.

Никто ничего не заподозрил, никого в подмене не обвинил. Все вошло в привычное русло. После отъезда Женечки дусик на месяц в кардиологию от старухи скрылся, нервный стресс изобразил. А старушка тогда так закрутилась, так самозабвенно с молодым товарищем по партии Гогулидзе работе отдавалась, что сама не заметила, как померла… Поэтому чукчи остались при оленях, дусик при работе, а его семейство при партийном пайке.

Дусик ходил на работу теперь в строгом черном костюме. И все, зная, как разделалась с ним покойная Вилена Рэмовна, сочувствовали ему и про Чукотку не намекали. Вообще поражались сослуживцы его благородству. Сына, можно сказать, навеки утратил, а сохранил присутствие духа и даже человечность. Тайные слухи о том, что Валентин Борисович помогает другу своего сына, оставшемуся без отца, вызвали уважение и какое-то восхищение. Нет, любить народ в общей массе на той работе все умели, но вот чтобы так, чисто конкретно… Удивительный человек!