"Хорошо, когда улыбаются" - читать интересную книгу автора (Чаплина Валентина Семеновна)

Глава 5. Сбор отряда продолжается

Из подъезда дома, у которого стояли ребята, вышла толстая тётенька с сердитым лицом. Она что-то ворчала себе под нос. На плече её висела огромная чёрная сумка, ещё толще самой тётеньки. Сумка была набита газетами, журналами, письмами, открытками. И не просто набита, а набита до отказа, до того, что казалось, вот-вот лопнет прямо на глазах у прохожих. И в руках у тётеньки была кипа газет и журналов, так что сердитое лицо наполовину скрывалось за ними. Это была тётя-почтальон.

Спускаясь со ступенек крыльца, она зло прикрикнула на ребят, чтобы они, шалопаи, под ногами не путались. Ходят стадами, делать им нечего. Дома, небось, матери с ума сходят, а они тут по тротуарам бездельничают.

— Ну не дети нынче пошли — чистые сорванцы, чистые сорванцы!

Ребята расступились. Тётя-почтальон шла широким размашистым шагом, сумка на её боку смешно подпрыгивала. И вдруг на тротуар упало толстенное письмо… Это сумка вышвырнула его из себя, потому что она уже больше не могла терпеть, эта сумка. Она вот-вот должна была лопнуть.

«Неужели люди не понимают, — думала сумка, — что всему есть предел, что ещё несколько вот таких подскоков — и меня не станет? Я разлезусь на куски. А я ещё хочу жить, хочу верой и правдой служить людям, добро им делать».

Сумке стало немного легче дышать. Она знала, что письмо поднимут ребята и отдадут тёте-почтальону. Если бы на улице никого не было, она, наверно, не выбросила бы письма, и, кто знает, может быть, погибла бы честно на своём посту, лопнув по швам.

— Вы письмо уронили, — вежливо сказал Эдуард Егоров тёте-почтальону, когда та плюхнула сумку на ступеньку следующего подъезда. — А она у вас, случайно, не лопнет?

— Тут сама скоро лопнешь по всем швам, не то, что сумка, — вдруг взорвалась потоком слов тётенька-почтальон. — Клавдия на работу не вышла! У неё ребёнок! Карантин! Разношу за двоих! Что я, двужильная?! Вот вывалю в урну, — и она зло стукнула кулаком по сумке. — Пишут и пишут друг дружке! Тыщи писем! А чего пишут, сами не знают. Бумагу изводят. Только нам работа лишняя.

Ребята прекрасно знали, что тётя-почтальон так только зря говорит, что ничего она в урну не вывалит, что всё до последнего письма, до последней открытки аккуратно разнесёт по квартирам. Но говорит она так потому, что ей трудно. Поноси-ка двойную тяжесть!

— Знаете что, — вдруг сказал Эдуард Егоров, — вы не сердитесь. А хотите мы вам поможем?

— Как это?

— Давайте нам часть газет и писем, мы за вас разнесём.

Лицо тётеньки-почтальона выразило такое удивление, что она даже ни слова не произнесла больше. Просто обводила всех круглыми глазами и… молчала.

Ребята обрадовались. И как это Эдуарду Егорову пришла такая замечательная мысль. Конечно, он старшеклассник, но у них ведь тоже есть свои головы на плечах.

— Правда, тётя, мы за вас разнесём, только дайте.

— Вы не бойтесь, уроки нам делать не надо: завтра воскресенье. А наши мамы не сходят с ума, они думают, что мы на сборе отряда.

— А мы и правда на сборе, — радостно крикнул председатель совета отряда Миша Гришин. — Ребята! Сбор отряда продолжается. Это не обязательно на сборе в классе сидеть и доклады слушать.

— Нет, не могу, — наконец заговорив, отрезала тётя-почтальон. — Не имею права доверять кому-либо корреспонденцию. Она за мной числится. Пропадёт что, с меня спросят.

Женщина оглядела ребят. Они стояли молчаливые, притихшие, ничего плохого не делали.

«И чего я на них налетела? — пронеслось у неё в голове, — может, это правда хорошие ребята и хотят мне помочь? Ишь как сникли, когда я им отказала».

— За каждым письмом человек стоит. Живая душа, — начала она объяснять, — ведь письма люди не зря друг дружке пишут. Раз пишут, значит, дело есть. А вы их, может, пошвыряете, куда попало. В урну вон кинете и дело с концом.

— А почему пошвыряем? — удивился Эдуард Егоров, — я отвечаю за этих ребят, они всю вашу корреспонденцию правильно разнесут. Вы мне верите?

Конечно, она ему верила. А почему, собственно говоря, ей было не верить Эдуарду Егорову? И тётя утвердительно кивнула, дескать, верю.

— Да вы что, вправду дело такое надумали — помочь мне?

— Вправду.

Впервые за весь разговор женщина улыбнулась. И лицо её вдруг неожиданно стало таким добрым, молодым и симпатичным-пресимпатичным, будто это было совсем другое лицо.

Она погладила кого-то по голове, как маленького (ничего, пришлось вытерпеть).

— Да как же это вы… надумали? Увидели, что мне тяжело нести и надумали? Просто так? Чтоб человеку помочь?

Ребята молчали. Им было неловко. Ведь женщина не знала, что они сейчас полезные дела делают из-за улетевших нот. Она ведь думала, что они просто так, чтоб человеку помочь.

— Ах вы, миленькие вы мои, — разахалась и запричитала женщина. — И угостить-то мне вас нечем, ни одной конфетки нет, — она полезла в карман. — Вот семечки есть, хотите? Калёные.

Но ребята вежливо отказались, хотя им очень хотелось семечек да ещё калёных.

— Ну что за дети! Ну не дети нынче пошли, а чистое золото, чистое золото. Спасибо вам.

Она опять взвалила себе на плечо чуть не лопающуюся по швам сумку и пошла в подъезд.

— А как же нам газеты?

— Да что вы, милые. Всё сама разнесу, не беспокойтесь. Привыкла. Не впервой. Клавдия-то уже целый месяц не работает.

Но ребята не отставали. Эдуард Егоров назвал и школу и класс и даже директора школы, к кому в крайнем случае может обратиться тётя-почтальон, если они неправильно что-нибудь сделают.

Это убедило, и тётя-почтальон всё-таки дала им часть корреспонденции. Наконец-то сумка совсем легко вздохнула. Как хорошо жить на свете, когда тебя не набивают больше того, чем это положено.

Ребята разбились на группы, разделили между собой почту и побежали её разносить.