"Хорошо, когда улыбаются" - читать интересную книгу автора (Чаплина Валентина Семеновна)

Глава 6. О чём напомнила пожарная машина

Серёжке досталось бежать вместе с докладчиком и председателем совета отряда Мишей Гришиным. И как только все трое побежали, докладчик сейчас же начал в уме делить дома, которые нужно пробежать, на деревья, которые стояли у этих домов. Потом подъезды того дома, куда несли почту, на этажи, потом ступеньки на двери. Когда он мысленно делил, у него ужасно смешно шевелились губы. Глянув на его губы, Миша Гришин участливо спросил:

— Делишь?

— Ага, делю, — в это время он делил газеты на почтовые ящики.

— Ну и что?

— Как что? По четыре с половиной газеты.

У докладчика мама была распространителем печати, и он прекрасно знал, что в среднем по четыре с половиной газеты на каждую квартиру — это хорошо. Это значит — «возросшая культура населения» — ввернул он газетную фразочку, которую слышал от мамы.

— Ого-го! — вытаращили глаза Серёжка и Миша Гришин.

— «Каждой семье — газету!» — слыхали такой лозунг? А тут больше, чем по четыре! Понимать надо.

— Какой ты у нас передовой. Смотри-ка! Разбирается! — говорил председатель совета отряда, а сам рассовывал газеты по почтовым ящикам.

Ящики висели все подряд на площадке между первым и вторым этажами и были одинаковые — синие с белыми номерами квартир на открывающихся дверцах. На вид очень красивые, эти ящики были страшно неудобными. Маленькими, узенькими, жилплощади газетам и журналам в них явно не хватало. Одна газета в таком ящике ещё чувствовала себя сносно, но две-три уже страдали от тесноты. А журнал уже нужно было согнуть в три погибели, чтобы туда засунуть.

На одном ящике болтался замок. Важный, солидный, пузатый. Хорошо такой на металлолом. Много бы потянул.

Докладчик даже потрогал его. И только в один этот ящик, где висел замок, не было ни газет, ни журналов, ни писем, ни открыток — ничего. Интересно, что стерёг этот железный пузан? Пустоту?

В самом последнем ящике дверца была приоткрыта и оттуда торчали газеты. Когда ребята хотели в щель засунуть ещё газету, она не влезла. Открыли дверцу настежь, и несколько газет вместе с письмом шлёпнулись на пол. А кроме них в ящике оставалось ещё несколько газет, согнутых уже не в три погибели, а в четыре или, может быть, даже в десять. Видно, из этого ящика уже несколько дней не вынимали почту.

Докладчик поднял газеты и начал сгибать их так, чтобы они всё-таки не вылетели из ящика, когда их туда втиснут. Бедные газеты, на что они стали похожи!

Фрр-р-рр… — что-то рыкнуло на улице, так знакомо-знакомо рыкнуло и смолкло. Ребята переглянулись. Это промчалась пожарная машина, наверно, та самая, которая выехала из депо прогуляться, подышать свежим воздухом. И сразу вспомнился старичок, неизвестно куда пропавший, а главное, вспомнились его слова: «…надо думать не только о себе, но и о других людях».

Миша Гришин взял у докладчика газеты, распрямил их.

— Вытаскивай всё из ящика. Пошли постучим в эту квартиру, узнаем, почему почту не берут.

Тот только начал выгребать всё содержимое из ящика, как кто-то больно схватил его за плечо.

— Что делаешь? Вы откуда? Вам кто позволил по ящикам лазить? Зачем замок трогали? Ишь качается!

Это говорил незнакомый пожилой мужчина с красным лицом.

— Я попробовал, тяжёлый он или нет, — ответил докладчик, указывая на замок.

— А какое имеешь право чужие замки трогать? Ключи, наверно, подбирал отпереть?! Смотрите, что у нас делается. Надо коменданту пожаловаться, — обратился он к другому незнакомому мужчине, который вошёл в подъезд.

Но в этом незнакомом мужчине ребятам вдруг почудилось что-то знакомое, будто лицо это они где-то видели.

— А в чём, собственно, дело? — спросил он.

И голос показался знакомым, будто где-то когда-то они его слышали.

— Что у вас тут такое? — обратился он к ребятам.

— А у нас… сбор отряда.

— Как? Здесь? На лестнице?

— Н-не только здесь… и в других местах тоже…

Когда Миша Гришин толком объяснил, что они здесь делают, незнакомый, но чем-то всё-таки знакомый мужчина заулыбался и сказал краснолицему:

— Вот видите, всё очень просто объясняется, только нужно было узнать. А вы сразу к коменданту.

— Так замки же трогают!

И тут заговорил докладчик, который в это время ничего в уме не делил.

— Вы думаете, что мы в этот ящик залезть хотели? А зачем? Что в нём есть, кроме пустоты? В этой квартире ничего не выписывают. Как не стыдно!

Краснолицый сделался ещё краснее и погрозил пальцем всем ребятам сразу.

— Но-но-но, вы ещё поговорите у меня! Старшим указывают! Щенки!

И полез по лестнице вверх на второй этаж, а там, повертев два ключа в двух замках, открыл дверь и скрылся за нею. Номер квартиры совпадал с номером ящика, на котором висел замок. Значит, это был сам хозяин замка. А ребята и не знали.

— Я его потрогал, тяжёлый он или нет, — сказал докладчик незнакомому и всё-таки чем-то знакомому человеку, — я подумал: наверно, тяжёлый, хорошо бы его на металлолом.

А мужчина вдруг засмеялся, симпатично так засмеялся, по-ребячьи, будто был не мужчина с морщинками под глазами и на лбу, а мальчишка пятиклассник, их друг.

— Это ты хорошо придумал — замки на металлолом. А что, ребята, вот если б все замки, что живут на свете, содрать с дверей, сундуков, чемоданов и… сдать в металлолом? Сколько бы из них полезных вещей умные люди выплавили бы! А ведь когда-нибудь будет такая жизнь.

— Какая?

— Чудесная! Беззамочная! — и он засмеялся как-то очень знакомо. — А в мой ящик вы что-нибудь засунули? Ого! Газетина!

— А ещё вам журнал! — сказал Миша Гришин и протянул мужчине тонкий, но очень большой по размеру журнал «Театральная жизнь». — Мы его не хотели мять, мы бы его вам прямо в квартиру отнесли.

Мужчина улыбкой поблагодарил ребят. Улыбка была какая-то особенная, добрая, такая же, как у тети-почтальона, когда она ребятам почту давала.

Поднимаясь по лестнице, мужчина обернулся и удивительно знакомо помахал ребятам. И только сейчас, когда он отошёл, они узнали его. Это был артист ТЮЗа. Они же его много раз на сцене видели.

Миша Гришин толкнул докладчика.

— Узнал?

— Ага. Конечно.

— Он в «Иване-царевиче» Бабу Ягу играет.

— Да ну? Не может быть! — не поверил докладчик. Он не видел этого спектакля.

— Вот честное пионерское Бабу Ягу! — подтвердил Серёжка.

Ребята пошли на пятый этаж в квартиру, из ящика которой не выбирали почту. Они быстро скакали со ступеньки на ступеньку. Что им ступеньки! Это же очень весело скакать по ступенькам. Скок, скок и наверху.

Артист Баба Яга стоял на площадке четвёртого этажа и рылся в кармане. Вместо ключа под руку попадались какие-то совершенно не нужные сейчас вещи: перочинный нож, расчёска, малюсенький словарь английского языка. А где же ключ? Вот он! Наконец-то!

Вместе с ключом вынулась трёхкопеечная монета. И тут мужчина ахнул на всю лестницу:

— Забыл! Опять забыл!

— Что вы забыли?

— Купить программу телевидения и радио. Три копейки специально в карман положил, чтоб далеко не искать, и забыл.

— Давайте я сбегаю, куплю, если не кончились, — предложил докладчик.

— Купи, пожалуйста, — обрадовался мужчина и опять улыбнулся той улыбкой, доброй и широкой, какой улыбалась тётя-почтальон.

Докладчик бежал вниз по лестнице и в уме ничего не делил. Он думал. Бежал и думал о том, что вот если б они не предложили тёте-почтальону свою помощь, то, наверно, думали бы, что тётя эта злая, сердитая, несимпатичная. А оказывается, она хорошая. Добрая. Ласковая тётя. И говорить с ней хочется, и помогать ей тоже хочется. Надо и завтра ей помочь и вообще все дни, пока Клавдия не выйдет на работу.

И какое хорошее лицо стало у артиста, когда он узнал, зачем они пришли в их дом, и какое, наоборот, злое стало лицо у того жильца, чей пузатый замок стережёт в ящике пустоту. Этот жилец, казалось, с удовольствием ругал ребят, будто это его самое любимое занятие в жизни. А когда выяснилось, что ругать ребят не за что, у него сразу испортилось настроение. До чего разные люди живут на свете.

И неужели этот симпатичный артист играет Бабу Ягу? Прямо невозможно себе представить. У него смешная фамилия — Мальчиков. Взрослый дядя — и вдруг Мальчиков. Баба Яга — Мальчиков. Смешно. Ну и что? Очень даже хорошо, что смешно. Интересно, а как его зовут?

Обо всём этом думал докладчик, когда бежал покупать программу. И когда уже с программой (хорошо, что не кончились!) бежал назад, тоже думал. И до сих пор он в уме ничего не делил: ведь нельзя же одновременно и делить, и думать об артисте и о тёте-почтальоне, и о краснолицем дяде, который повесил пузатый замок стеречь пустой ящик.

Докладчик ни разу в жизни не был в квартире, где живёт артист. Интересно, а как артисты живут?

Вот и четвёртый этаж. Вот и квартира артиста Мальчикова.