"Имя Зверя" - читать интересную книгу автора (Истерман Дэниел)

Глава 24

Солдат грубо схватил Майкла за запястье и потащил его по проходу. Люди, забившие весь проход, каким-то образом расступались перед ними, как бурные волны перед носом корабля. Снаружи почти одновременно прозвучали два выстрела. Солдат пропустил Майкла вперед и вытолкнул его в дверь, по крутым ступенькам на насыпь.

Здесь стояло две шеренги — одна из мужчин, другая из женщин, а позади них — неровный ряд солдат с ружьями. Майкл только сейчас увидел, что перед каждой шеренгой выкопана неглубокая канава. Двое мухтасибов медленно шагали позади шеренг, не обращая внимания на крики женщин и мольбы мужчин. Каждый из них держал в руке пистолет, который приставлял к основанию черепа новой жертвы. Майкл увидел, как безногого нищего пристрелили там, где он лежал, и сбросили его тело в отрытую канаву. Он увидел, как человека, одетого в тюрбан и платье религиозного учителя, подтащили к краю канавы и безжалостно застрелили. Он видел, как какой-то высокий человек был заколот штыком и прошит пулями.

Майкл оказался прижат к пассажиру из своего вагона, молодому человеку, похожему на студента. На земле у ног юноши лежала книга в бумажной обложке, с измятыми и вырванными страницами. Майкл пригляделся. Название, заляпанное грязью, было едва различимо: «Кисса мадинатайн», арабский перевод «Повести о двух городах». Молодой человек дрожал как осиновый лист, не в силах понять, что происходит. Когда Майкл оказался рядом с ним, юноша схватил его за руку.

— Может быть, можно что-то сделать? — спросил он. В шеренге, еще ближе к ним, прозвучал очередной выстрел.

— Я не понимаю, что тут происходит, — сказал Майкл. — За что вас арестовали?

Юноша показал на книгу в грязи.

— За это, — простонал он. — За то, что я читал книгу. Они сказали, что это «джахилийя», что я испорчен, что все мы испорчены. А я мусульманин, добрый мусульманин. Я повторял шахаду, но они не слушали меня. И все из-за книги!

В то же мгновение Майкл все понял. Он вспомнил Камбоджу, Красных кхмеров, искоренение грамотности, городских пороков, иностранного влияния. Нулевой год. Поля убийства. Прошлое, стираемое ураганом смерти, подобно пейзажу, исчезающему под снегом.

Мухтасиб в белой одежде ходил взад и вперед в тумане, вглядываясь в лица и снова отворачиваясь. Позади шеренг его товарищи выполняли свою жуткую работу. Кровь впитывалась в сырую землю. Поезд медленно тронулся и уехал. Майкл видел в окнах лица, испуганные и облегченные, бледные лица в тумане, уезжающие от него навсегда.

Палач дошел до юноши. Майкл почувствовал, как тот окоченел, когда дуло пистолета прикоснулось к его шее, почувствовал дрожь, прошедшую по телу юноши, услышал выстрел и увидел, как живой человек престает существовать. Кровь брызнула на страницы изорванной книги. Майкл повернул голову. Поезд исчезал вдали, покачивая тусклым красным огоньком в сгущающемся тумане, удаляясь от него, как и жизнь.

Холодный, как ранний мороз, ствол пистолета прикоснулся к его шее.

Эти мгновения, пока на глазах Майкла поезд медленно исчезал в тумане, были самыми длинными. Казалось, что они вместили в себя всю его жизнь. Он умирал и возрождался сотни раз. Но не прошедшая жизнь мелькала перед его глазами, а только смерть.

— Этого не надо! — прозвенел голос. Только сильно позже Майкл догадался, что голос имел в виду его. — Этого не надо. Я хочу с ним поговорить.

Майкл вместо ожидаемой пули почувствовал, как ему в спину между лопатками уперлась грубая рука, толкнув его вперед. Он упал, подумав, что, наверно, жив и мертв одновременно. Боли он не чувствовал. Где-то далеко-далеко прозвучал выстрел, и его тело погрузилось, как будто под огромным давлением, в вонючую грязь. Щека Майкла прикоснулась к щеке юноши, которого расстреляли за чтение книги. Она до сих пор была теплой.

Чья-то рука схватила его за воротник пиджака и потащила вперед.

— Вставай! Ты не мертвый.

Майкл чувствовал, как дрожат у него колени, ноги скользили по сырой земле. Вокруг была темнота. В то же мгновение он понял, что крепко сжал глаза, чтобы не увидеть вспышки, которая так и не состоялась. Разлепив веки, он увидел мужские ботинки, темные на фоне белой ткани тауба.

Человек вытащил Майкла из канавы и поставил на ноги. Это был высокий мужчина с гладким лицом и длинными ресницами над беспокойными глазами. В глазах горела лихорадка, вызванная не болезнью, а внутренним нервным жаром, который испугал и разозлил Майкла: это была свирепость духа, уничтожавшего все, что не было совершенно. Майкл ожидал, что у человека будут тонкие губы, но вместо них увидел очертания широкого, чувственного рта, толстые и пухлые губы, как бы напитанные темной кровью.

Очень долго они оба молчали. Майкл стоял, дрожа от холода, боясь пошевелиться. Он знал, что его жизнь висит на волоске. Мухтасиб, казалось, глядел на него вечность, не говоря ни слова, не делая ни одного движения. Время от времени сквозь неполную тишину прорывался выстрел. Крики постепенно слабели. Майкл слышал детский плач, испуганное, жалкое всхлипывание, неожиданно оборвавшееся. Никогда раньше он не ощущал такой ярости. И такой мучительной беспомощности.

— Идите за мной, мистер Хант, — наконец приказал мухтасиб. — Нам нужно поговорить.

— Меня зовут Юнис Зухди. Я...

— Вас зовут Майкл Хант, вы преподаватель Американского университета, когда-то возглавляли британскую резидентуру в Каире, а сейчас находитесь под моей опекой. Меня зовут Юсуф эль-Хайдари, я Каид-эль-Мухтасибин Нижнего Египта. Пожалуйста, не тратьте зря времени. Отрицая очевидное, вы оскорбляете мою разведку и только унижаете себя.

— Сэр, вы, должно быть, ошибаетесь. Меня зовут Юнис Зухди.

Вместо ответа мухтасиб достал из кармана маленькую фотографию и протянул ее Майклу:

— Это вы, не так ли?

Майкл покачал головой.

— Похож на меня, но... — Он узнал фотографию. Она была сделана несколько лет назад, на приеме в посольстве.

Хайдари беспокойно огляделся:

— Мистер Хант, у нас нет времени на препирательства. Мы не можем говорить здесь. Пожалуйста, пройдемте.

Мужчина повернулся и направился по извилистой тропинке, которая тянулась по пустынным, спящим полям к реке. Майкл оглянулся. Мухтасибы заканчивали свою работу, как фермеры в зимнем поле, совершающие ужасную жатву.

В конце женской шеренги над канавой съежилась девушка лет восемнадцати. В ее лице, из которого быстро уходила жизнь, не осталось ничего, кроме усталости. В руках она неуклюже держала тряпичный сверток — возможно, ребенка. Подняв глаза, она заметила Майкла — человека в гражданской одежде, удаляющегося от места казни. Внезапно пробудившись к жизни, девушка вскочила на ноги и, дико крича, протянула ему сверток:

— Мой ребенок! Возьми его! Во имя Аллаха, возьми моего ребенка!

Ближайший мухтасиб поднял пистолет и выстрелил ей в шею. Во имя Аллаха. Ее огромные глаза застыли в изумлении, рот открылся, но с губ не сорвалось ни звука. Затем на губах выступила кровь, ноги подогнулись, и она упала вперед, в канаву, раздавив собой ребенка. Вдали, за полями, медленно повернулось колесо сакии, поднимающее воду на посевы. Река блестела как стекло. Майкл закрыл глаза, продолжая идти вперед. Он решил, что при первой возможности надо бежать. Он знал, что если не сделает этого, то второго шанса у него не будет.

Его хотят допросить, это ясно. Но почему здесь, в поле?

До реки оставалось недалеко. Желтая вода спокойно текла через темные поля под серым небом. На дальнем берегу около каменного столба росло несколько пальм. Вдали, как мираж, белый парус кренился под ветром.

В этом месте берег поднимался всего на пять или шесть футов над водой. Колесо сакии, приводимое в движение коровой в наглазниках, безостановочно вращалось, окуная широкогорлые глиняные горшки в мутную воду. Вращаясь, колесо тихо поскрипывало.

Хайдари остановился и поглядел на другой берег. Он долго стоял так, думая или молясь — Майкл не мог понять. Наконец он повернулся к Ханту.

— Я очень устал, — произнес он. — Мы все устали, все измучены. Аллах не дает нам передышки, как крестьянин не дает передышке той корове. Но его полям нужна вода.

— Или кровь.

Мухтасиб не отреагировал так, как мог бы, по мнению Майкла.

— Да, — прошептал он. — И кровь тоже. Урожай будет неслыханным.

— Я надеюсь, что она поглотит вас. Надеюсь, что вы утонете в ней.

— А вы, майор, вы никогда не проливали кровь? Разве Англия никогда не проливала кровь? — Он бросил взгляд по сторонам. — Эти поля пропитаны кровью, пролитой английскими солдатами.

— Вы знаете, что это преувеличение. Мы никогда не делали... ничего подобного.

— И может быть, вы бы не были сегодня таким слабым, если бы действовали по-другому. У нас есть причины поступать так, долг, который мы обязаны выполнять.

— Причины? Какие у вас были причины убивать ту девушку?

— Какую девушку?

— Девушку с ребенком. Ту, которая кричала. За что ее застрелили? Что она сделала?

Хайдари размышлял мгновение.

— Теперь я вспомнил, — произнес он наконец. — Она ехала, не имея разрешения мужа. Такие разрешения теперь обязательны. Ребенок мог быть незаконнорожденным, она сама — проституткой, откуда нам знать?

— Какая разница?

— Существенная.

Майкл отвернулся. Он хотел ударить Хайдари, но знал, что это невозможно. Кому-то нужно спастись. Кому-то нужно остаться в живых, поведать миру о том, что здесь произошло. Когда-нибудь придет час расплаты, и в тот час Майкл хотел быть живым и засвидетельствовать то, что он видел.

— Вы ненавидите меня, мистер Хант?

Майкл промолчал.

— Посмотрите на меня. Мы преисполнены любви, как вы можете ненавидеть нас? Мы хотим только процветания нашему народу, всему человечеству. Откуда же в вашем сердце взялась ненависть к нам?

— Почему вы так думаете?

— Может быть, из-за крови? — Мухтасиб вздохнул и бросил взгляд через поле, в сторону железнодорожных путей. Теперь там было тихо. Стрельба прекратилась. Затем он снова повернулся лицом к Майклу.

— Кровь необходима, мистер Хант. Это вовсе не развлечение. Вы думаете, что мы делаем это ради удовольствия?

Майкл прислушивался к едва различимому бормотанию бегущей воды, пению ветра над ледяными волнами.

— Убийство иногда может быть необходимым, — сказал он. — Но только не убийство невинных, действительно невинных людей. Это хуже, чем убийство для удовольствия.

— Мистер Хант, никто из них не был невинным. Они все совершили преступления. Не самые великие преступления, но и не самые маленькие. И все в равной степени наказуемые. — Он помолчал. — А теперь, мистер Хант, перейдем к вам. К вашей невинности и к вашей вине.

Майкл внимательно наблюдал за Хайдари. Он видел тренированное, сильное тело и интеллект.

— Ваши расследования в Александрии не остались незамеченными, мистер Хант. Я хочу, чтобы вы поверили, что я желаю вам добра. Что-то затевается, и я так же обеспокоен, как и вы. Но мои руки связаны сильнее, чем ваши. Вы можете свободно появляться в местах, закрытых для меня и моих людей, задавать вопросы, которые мы не можем задавать без риска для жизни. Я хочу, чтобы вы продолжали. Я хочу, чтобы вы работали на меня. Узнайте больше, узнайте все, что сумеете. И если вы свяжетесь со мной, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.

Майкл недоуменно глядел на него:

— Для вас? Черт побери, неужели вы думаете, что я буду работать на вас после того, что здесь видел?

— Мистер Хант, ваша жизнь в опасности. Я думаю, что вы вскрыли больше осиных гнезд, чем вы полагаете. Я ничего не могу сделать для вас, — только предупредить. Абу Муса что-то знает. Несколько дней назад ему прислали ваше досье. Его люди ищут вас.

— И все? Вы вытащили меня из поезда только для того, чтобы сказать, что за мной следят?

В ответ Хайдари достал из кармана маленький блокнот, написал что-то на верхнем листке огрызком карандаша, оторвал его и вручил Майклу. На листке было написано имя и телефонный номер.

— Держите меня в курсе, — сказал он. — По этому номеру можно звонить в любое время суток. Назовите это имя, и вас соединят со мной или с кем-нибудь, кому я доверяю. Вы понимаете?

— И вы думаете, что я сделаю это для вас?

Мухтасиб покачал головой:

— Не для меня, мистер Хант. Для себя. Пойдемте, я задержал ваш поезд. Я посажу вас на него.

Майкл взял листок и положил его в карман, пообещав себе, что при следующей встрече с Хайдари будет вооружен.