"И маятник качнулся..." - читать интересную книгу автора (Иванова Вероника Евгеньевна)Часть первая ЧТО-ТО ВПЕРЕДИЯ катал по замызганной трактирной стойке медную монету. Туда. Сюда. Время от времени нагибался, чтобы поискать бурый кругляшок на полу, потому что не всегда успевал его поймать. Согласен, занятие не самое увлекательное, но у меня — и на сегодня, и на ближайшее обозримое будущее — не было выбора. Сначала я смотрел, как оседает пена на эле, которого капнул мне в кружку хозяин трактира. Пена, кстати, имела грязно-серый цвет и растаяла очень быстро, убедительно доказав паршивенькое качество работы местной пивоварни. Пришлось переключить внимание на монету. Все равно выпивка в моей ситуации помочь не могла... Не прошло и дня, как человек, которого я считал своим другом, сказал, что я ни на что не гожусь и ничего не стою. И, кстати, подтвердил фактами правоту своих слов. Чтобы не осталось никаких сомнений... Я не стал спорить. Выслушал все, что он хотел сказать, додумал остальное и ушел. Тяжело было расставаться с последней иллюзией приятельских отношений. Очень тяжело. Но не так болезненно, как десять лет назад. И слезы текли ровно до того момента, когда глаза опухли, а нос отказался работать. Вот тогда я решил: «Хватит!» и бодро зашагал в ночь по Регенскому тракту. Почему бодро? Не умею медленно и уныло бродить. Не получается. Из рассветного тумана вынырнула темная от влаги ограда одного из многочисленных трактиров, приглашая передохнуть. Я согласился — плыть, так уж только по течению!.. В зале трактира совсем не было посетителей — я да старик совершенно неприметной внешности, мирно посапывавший в дальнем углу. Впрочем, моей компании он бы в любом случае предпочел непочатый кувшин... Битый час медитации над грязной стойкой привел меня в сумрачное настроение; неизвестно, чего в этот момент хотелось больше: кого-нибудь зарезать или самому весело и быстро проститься с жизнью. Смачный пинок распахнул дверь настежь, и на сцене появились новые действующие лица. Я даже вяло повернулся на стуле, чтобы удовлетворить остатки любопытства. Трое громил и маленькая девочка. Странная компания... Впрочем, громилы были что ни на есть самые обыкновенные, а вот их спутница... Или пленница? Я, по своей тупости, принял ее за ребенка. А на самом деле это была гномка — маленькая и крепенькая, как гриб-боровик. Не скажу, что аппетитная — в таких вопросах я полный профан, — но некоторые, возможно, сочли бы ее привлекательной: светлые кудряшки, торчащие в разные стороны, розовое, по-детски припухлое личико, округлости в нужных местах... И очень много страха в голубых глазах. Редкая масть для гномьего племени — не иначе, как ее бабки (а может — дедки?) ходили на сторону, и неоднократно. Отложив в памяти это весьма занимательное наблюдение, я снова повернулся к своей кружке — не следует совать нос в чужие дела, особенно если не хочешь, чтобы этот самый нос сильно пострадал... Громилы тем временем заказали себе по миске жаркого, по бадье крепкой выпивки, и следующие полчаса за моей спиной слышались чавканье, хлюпанье, хрюканье, тупые шутки, половину из которых мне просто не дано было понять, и раскаты гогота. В этом гуле я не сразу понял, что происходит, когда почувствовал, что меня дергают за штанину. Даже вздрогнул. Повернув голову, я оказался лицом к лицу с гномкой... Хотя, если честно, мне, сидящему на стуле, она едва доходила до плеча. Я недоуменно уставился в испуганные глаза, которые с мольбой смотрели снизу вверх. — Чего тебе, милая? — Пожалуйста, помоги мне! — Милая, ну чем я могу тебе помочь? Я что, похож на искателя приключений? Кстати, на будущее: внешность у меня — совсем не внушающая беспочвенные надежды. Средний рост, средний вес, очень посредственные мускулы, которые будут заметны только без одежды, да и то если я очень постараюсь. Криво обрезанные каштановые волосы, темные мутно-зеленые глаза, лицо в целом не запоминающееся, без огонька, так сказать. В принципе, я настолько невзрачен, что половозрелые женщины не обращают на меня внимания. Зато дети и старушки липнут, как мухи... На глаза гномки навернулись слезы: — Мне некого больше попросить... — Ну, не плачь, милая! Может, все еще обойдется? Что этим парням нужно от тебя? — Они меня похитили... — Так в чем проблема? Получат выкуп у родителей, и все дела. Она шмыгнула носом: — Меня не отпустят. И выкуп требовать не будут. Меня продадут в рабство. — Даже в этом случае тебя можно будет выкупить. — Я старался говорить убедительно, хотя сам не верил в то, что говорю. — Пожалуйста, если встретишь кого-нибудь из клана Хранителей Гор, скажи, что Мирриму везут на остров к Темным Жнецам... Даже такие ужасающие подробности не смогли бы подвигнуть меня на героический поступок, но Судьба решила взять нить моей жизни в свои потные ладошки: отсутствие гномки было замечено. — Эй, о чем это ты болтаешь с девчонкой? — Ко мне направлялся один из троицы — самый здоровый, но, как мне почему-то подумалось, не самый опасный — бородач с нагой на поясе. — Да ни о чем, господин. Девочка-то голодная — купили бы ей хоть пару пирожков, а то до Жнецов не довезете... Мой проклятущий длинный язык! В который раз... Бородач весь аж подобрался и нехорошо сузил глаза: — Что она еще успела тебе рассказать? — Не волнуйтесь, господин, ровным счетом ничего! Я не собираюсь вам мешать... — Да, ты нам не помешаешь... Потому что сейчас умрешь! И он дернул из петли топор... Я уже говорил, что предпочитаю быть трусом и спасаться бегством? Но такой возможности мне никто и не думал предоставлять. Лезвие свистнуло над моей головой, вспарывая воздух, я судорожно дернулся в сторону, упал на пол, набив пару синяков, но зато — увернувшись от удара. Топор вонзился в деревянную пластину стойки, и сила замаха оказалась столь внушительной, что металл увяз очень глубоко, подарив мне несколько мгновений безопасности. Пока бородач силился вытащить свое оружие, я успел подняться на ноги: — Право, не стоит тратить на меня силы! Я ничего никому не скажу!.. Заревев, как раненый медведь (ни разу не слышал, но именно так себе представлял), громила бросился на меня, забыв о топоре. Чем я мог ответить? Только ножом под правой рукой — не бог весть что, но все же... Кулак бородача полетел навстречу моему носу, а я нырнул вниз и ударил противника под ребра. И обломался. В смысле, нож мой обломался о кольчугу, которая ранее скрывалась под кожаной курткой, а теперь весело подмигивала мне из прорехи. Сам бородач удара и не почувствовал. Краем глаза я отметил, что его собутыльники даже не поднялись из-за стола — наша стычка их просто забавляла... Я прекрасно понимал, что всей моей массы не хватит, чтобы свалить противника с ног — нужно что-то более радикальное. И я метнулся к топору. Разумеется, по пути споткнулся о стол, плюхнулся на него, перекатился, сполз на пол с другой стороны, схватил правой рукой топорище и потянул на себя, снизу вверх. На мое счастье, лезвие со странным «чмоком» выскочило из дерева. Я перехватил оружие двумя руками и нанес удар нижним, утяжеленным концом рукояти. К собственному удивлению, попал. Причем прямо в середину лба. Бородач охнул, на мгновение замер на месте. Я уже решил, что понадобится второй удар, но массивное тело плавно осело на пол, как скошенная трава. Товарищи убиенного продрали глаза и медленно потянулись из-за стола. В мою сторону. — Щенок! Ты убил его! — Господа, господа, я прошу вас — разойдемся с миром! Но к моей просьбе, как всегда, никто не прислушался. Высокий худощавый мужчина с лошадиным лицом потянул меч из ножен за спиной. Все, что я мог ему противопоставить, это топор, рукоять которого помогла мне парировать первый рубящий удар. Дерево, обтянутое кожаным ремнем и укрепленное стальными пластинками, выдержало натиск, но мои руки ощутимо загудели. Мечник атаковал снизу. Я лихорадочно опустил свое оборонительное оружие навстречу хищному лезвию. Следующие несколько судорожных вдохов мы провели точно так же: он атаковал, я — парировал удары, когда — более успешно, когда — менее... В поясницу уперся край стойки — дальше отступать было некуда. Я вздохнул, собрал последние силы, подскочил вверх, плюхнулся на стойку спиной и тем, что находится пониже спины, перекатился через широкую наборную столешницу, сбивая ногами кружки и бутылки, выставленные незадачливым трактирщиком для будущих клиентов, и ухитрился встать на ноги мгновением позже того, как мечник рассек воздух своим ковыряльником в том месте, где предполагал найти мою шею. Теперь мы были чуть дальше друг от друга, чем хотелось бы моему противнику, но гораздо ближе, чем полагал безопасным я. За рубкой последовал каскад колющих выпадов, которые в клочья изрезали бока моей куртки. Не скажу, чтобы я сильно разозлился, но и радоваться было нечему: куртка у меня единственная и в своем роде неповторимая, а с заплатами, согласитесь, вид у одежды становится несколько... непривлекательным. Улучив момент, я перехватил топор правой рукой и крутанул над стойкой. Мечник, разумеется, заметил мое движение, но сделать шаг в сторону не смог — мешал стол. Он вскинул меч, отводя мой атакующий удар, но то ли ему не повезло, то ли я сегодня был на редкость удачлив — топор скользнул по стальной полосе, оттолкнулся от нее, взлетел и... Вошел наискось в ключицу, перерубив артерию. С топором можно было прощаться. С мечником тоже. Оставался еще один «охотник за головами», на мой взгляд — самый опасный: гибкий и верткий смуглокожий брюнет. На его лице не отразилось ничего при виде внезапной гибели товарищей, разве что губы скривились чуть больше... Он обнял себя за плечи и резким движением выпростал руки вперед, встряхнув пальцами, с кончиков которых сорвался веер сверкающей стали: в мою сторону летел целый рой метательных ножей. Собственно говоря, я догадывался, как он будет атаковать — перевязи с ножами находились на виду, в отличие от кольчуги первого громилы. По-настоящему испугавшись, можно сказать, в первый раз за этот вечер (неожиданная встряска не добавила мне энтузиазма, но успешно прогнала желание навсегда покинуть подлунный мир), в тот момент, когда брюнет поднял руки, я схватил со стойки деревянный поднос и наотмашь ударил по серебристому облаку... Пара ножей миновала сей импровизированный щит, сдирая кожу на моих боках, еще одна «пчела» обожгла щеку (мне и тут повезло), но основную часть я все же отбил. Уж и не знаю, почему именно ударил — проще ведь было закрыться... В следующую минуту я боялся выглянуть из-за подноса, но продолжения атаки не последовало — один из отбитых мною ножей загадочно мерцал в левой глазнице брюнета... Можно было без сил опуститься на стул. В трактире наблюдался маленький разгром. Пострадала кое-какая мебель, посуда, несколько бутылок и кувшинов с вином, о чем свидетельствовали лужи разнообразных форм и размеров. На стойке появились свежие зарубки, но они как раз были наименее заметным ущербом, поскольку очень похожие следы покрывали всю ее поверхность. Пока я тупо созерцал беспорядок, устроенный не без моего участия, гномка резво обшарила карманы громил, позаимствовав кошельки. Потом обернулась ко мне и, уперев руки в бока, с холодной яростью осведомилась: — Ты что, совсем плохой, да? Я с трудом перевел взгляд на рассерженную малявку. — Что-то не так, милая? — Не так?! Хоть одного гада надо было оставить в живых! Что я теперь буду с этим делать? У меня под носом оказалось запястье левой руки девчонки. Тоненькое, но отнюдь не хрупкое, кожа чистая, край рукава чуть обтрепался... — И что? — С гвардом что мне делать, идиот?! Гвард? А, она имеет в виду этот браслет... Довольно милая вещица, только слишком массивная. Хотя, например, на моей руке он смотрелся бы более уместно — простая полоса темного металла с насечкой из непонятных значков. Я рассеянно провел пальцами по браслету. Теплый, как странно... Раздался звонкий щелчок, и поперек вязи надписей пролегла трещина. Браслет раскрылся и шлепнулся на пол. Гномка оторопело переводила взгляд с меня на сломанное украшение: — Как ты это сделал? Как? Лучше бы она спросила, как я умудрился уложить трех парней, в течение долгих лет уделявших пристальное внимание поединкам не на жизнь, а на смерть... А браслет... Наверное, нажал на потайную защелку. Именно это я и сказал гномке. Она покачала головой: — Шутишь, да? Это же — гвард, его просто так не снимешь. — Да объясни толком, что ты имеешь в виду? Гномка отмахнулась: — Некогда трепаться! Собирай свои пожитки и уходим. — Куда? И зачем? — А ты хочешь встретиться с хозяином этих мерзавцев? Почему она решила, что эти почтенные люди — мерзавцы? При мне ее ни разу не обидели, даже не ударили. Сдается мне, что во всей этой компании мерзопакостностью отличалась именно малявка, уверенно и бесцеремонно вытащившая меня за порог трактира... Несуразность происходящего стала совершенно ясна спустя примерно четверть часа отчаянной беготни под пологом расцветающего леса. Полоумная гномка, должно быть, с самого раннего детства тренировалась в беге по пересеченной местности; что же касается меня, то я всю свою жизнь — не слишком длинную, но и не такую уж короткую, как может показаться — был убежденным противником подобных физических упражнений. Да и вообще, почему скромный, благовоспитанный юноша... Ладно, ладно, далеко не юноша, согласен. Поставим вопрос иначе: почему ничем не примечательный молодой человек вприпрыжку скачет через коряги в безнадежных попытках догнать маленькое чудовище? Отчаянный рывок — и мне удалось вцепиться в плечо девчонки: — Да постой же ты хоть минутку! Она вняла моей просьбе и резко остановилась. Естественно, я не рассчитал ее маневр и рухнул, вспоров носом бурый ковер мха. Когда мне все же удалось отплеваться и поднять голову, мои глаза встретились с разъяренными пуговками гномки: — Чего тебе? — Всего два вопроса! — Ну? — Куда мы бежим? И от кого, собственно? Она фыркнула: — А тебе какая разница? Я сел, потирая ушибленное колено. — Ну, я не собираюсь жить вечно, как некоторые мои знакомые, но... Всегда интересно узнать, от чьей руки примешь смерть. Гномка подозрительно сузила глаза: — Ну у тебя и выражения... — А в чем сложность? — Я бы решила, что ты только вчера покинул королевский дворец, но... — Не похоже? — В таких-то обносках?! Я надулся: — На себя посмотри! — Один — ноль. Проехали... — Как с ответами на мои вопросы? Они существуют? — А попроще можно? — Зачем? Ты все прекрасно поняла, разве нет? — Будешь так выражаться, в первом же трактире нарвешься на трепку! Я хихикнул: — Первый трактир уже был, если ты помнишь... И трепка — тоже. А что будет во втором? — То же самое, если ты не начнешь вести себя нормально! — Ага, ты имеешь в виду: грязно ругаться, потреблять крепкие напитки в неразумном количестве и строить тупую рожу? Гномка скривилась: — Ну, по последнему пункту тебе ничего менять не надо... — Я могу обидеться. — На здоровье! — Грязно ругаться я не умею. Да и не выпиваю... — Я просто счастлива! Что ж, тогда хоть дурачка из себя строй, что ли... — Так, насколько я понял, у нас сегодня день вопросов без ответов, да? — Вот пристал! — Куда мы бежим? — твердо поинтересовался я и запоздало добавил: — И почему бежим МЫ? Гномка округлила глаза: — А кто, скажите на милость, уделал «красный трин» Лакуса? — Поподробнее, пожалуйста? — Пересказать твое беспорядочное метание по трактиру? — съехидничала гномка. — Не надо! — Я немного струсил. — Лучше поясни, кто такой Лакус и почему он отправил за тобой «красный трин». Фрэлл меня подери, и что такое — «трин»?! Гномка вздохнула и устроилась на привал в развилке старого дерева. А я приготовился слушать. Наверное, на моем лице появилось соответствующее выражение, потому что девчонка поджала губы и холодно сообщила: — Историю сотворения мира я тебе рассказывать не буду, не надейся! Пару минут передохнем и двинемся дальше. — Только не бегом! — запротестовал я. — Как пожелаете, мой рыцарь. — Гномка отвесила шутовской поклон. — Итак? — Лакус — один из тех, кто может достать все что угодно и продать кому угодно. Для выполнения «заказов» он держит несколько головорезов, разбитых на трины — ну, по три морды в каждой группе. Трины различаются по цветам. Зеленый, красный, синий, серый, черный, белый... — И какой самый опасный? — А ты как думаешь? — Я думаю, «зеркало». Гномка поперхнулась: — Ну ты и гад! Я перед ним распинаюсь, лектора из себя корчу, а он, оказывается, все без меня знает! — Ничего я не знаю! Я слышал о цветовой классификации боевых отрядов, но не думал, что она так широко распространена. — Ты вообще хоть иногда думаешь? — Случается, — вздохнул я. — Но не в этот раз. — Проехали... Красный трин находится примерно посередке всей этой путаницы — не самый опасный, но и не самый слабенький. Интересно, что бы ты делал с серым трином? — Ничего, ровным счетом. Я не собирался встревать в твои проблемы. — А как же кодекс чести? Спасение прекрасной дамы? — На даму ты не походишь. А я не придерживаюсь тех кодексов чести, о которых талдычат на каждом углу. У меня свой кодекс, из одного правила. — Какого же? — Живи и дай умереть другим. Гномка нахмурилась: — А по-моему, ты просто надо мной смеешься! — Почему это? — Ты не похож на равнодушного мерзавца. — Разумеется! Я — очень душевный мерзавец. Теперь она фыркнула: — Точно — смеешься! — Рассказывай дальше! — О чем? — Оставим в покое Лакуса и его трины... Куда мы бежим? Гномка пожала плечами: — Вперед. Этого недостаточно? — Хотелось бы большей определенности. — Я планирую вернуться домой и надрать кое-кому уши. — Надеюсь, без моего участия? — Ты имеешь в виду возвращение или работу над ушами? Я задумался. — Наверное, и то и другое. — Как тебе будет угодно! — Кажется, она немного обиделась. — Я пошутил, извини. Во всем виновато мое несносное чувство юмора. На самом деле ты вряд ли нуждаешься в таком нелепом провожатом, как я. — Неужели? — Ты ведь и сама поняла, насколько я неуклюж во владении оружием и собственным телом, почему же тянешь меня за собой? — Во-первых, — грозно констатировала гномка, — даже если ты ничего не умеешь, у тебя это очень здорово получается. Во-вторых, несправедливо, если ты пострадаешь из-за того, что вступился за меня, пусть и не по собственному желанию. Если не хочешь идти вместе со мной — расстанемся в ближайшем городе. Кстати, в каком? Есть идеи? Я окинул взглядом окрестные деревья и задрал голову к небу. — Если мы бежали на север... А похоже, что именно туда мы и бежали... Ближайшим городом будет Улларэд. Если я правильно помню карту. — Да какая разница? Надо поспешить — глядишь, к вечеру мы сможем добраться до пристойных кроватей! — мечтательно протянула гномка. — Бегать я больше не буду: колено болит. Фрэлл, совсем забыл! Я скинул куртку и задрал рубашку на грудь. Так и есть, свежие порезы. И что-то не очень запекшиеся... — Приложи корнежорку, — посоветовала гномка. — Корнежорку? — Ну ты и тупой... — Она встала на четвереньки и бодро потрусила в сторону от поляны, где мы остановились. Я подхватил свои пожитки и последовал за ней, молясь всем известным мне богам, чтобы нас никто не видел. А то будут говорить, что я использую несовершеннолетних иноплеменников в качестве домашних животных... — Держи! — На мою ладонь упало несколько мясистых листьев темно-желтого цвета. — И что дальше? — Разотри в пальцах и приложи к царапинам, — пожала плечами гномка. — Ты вообще что-нибудь умеешь? — Не то, что может пригодиться в жизни, — честно признался я. Она вздохнула. — Ничего, авось повезет... — В чем? — Доживешь до старости! — расхохоталась девчонка. — Очень смешно! — Это не смешно, это — правда жизни! Я ничего не ответил, тщательно прилепляя мятые листочки к ободранным бокам... Улларэд был таким же городом, как все остальные: в меру крикливый, в меру церемонный, в меру утомительный. Отдельные улицы даже были вымощены камнем, а каждый дурак знает, что каменные мостовые могут быть только в уважающем себя (и уважаемом соседями) городе. Лично я остался в первой же попавшейся на пути гостинице, здраво рассудив, что в непосредственной близости от городской стены не бывает комфортабельного, то есть дорогостоящего, жилища. Мое плачевное финансовое состояние не позволяло отдохнуть «со всеми удобствами». Хорошо еще, гномка щедро оплатила за меня входную пошлину на воротах. Из средств безымянных участников убитого мною трина. Могла бы и мне хоть пару монет подарить... За помощь, которой не ожидала... У дверей добротно сколоченного «Тихого приюта» мы попрощались. Я заверил малявку, что как минимум пару дней проведу в городе, и вздохнул с облегчением, проводив взглядом ореол кудряшек, удаляющийся в сторону, противоположную той, которую выбрал для себя. До блаженного момента отправления в постель оставалось одно насущное дело. Моя изодранная куртка. Нет, я ни в коем случае не франт и не модник, но загреметь на каторгу из-за непристойного внешнего вида (кара за такую провинность предусматривалась в Уложениях многих известных мне городов) я не хотел. Посему обошел окрестные портняжные лавки с целью приобретения набора для шитья. Вы скажете: «А не проще ли было попросить любую портниху заштопать рваную одежду?» Проще. Но — дороже. К тому же это были отнюдь не первые «повреждения» и, как мне думалось, не последние... Долго торговаться я не стал, купил со скидкой уже неоднократно правленные шило, иглу и крючок, а одна добрая женщина даже любезно разрешила мне совершенно бесплатно забрать обрывки ниток. Подозреваю, что ей и ее помощницам просто хотелось увидеть бесплатный спектакль под названием: «Джерон роется в корзине с тряпьем, разговаривая с умным человеком». Ну да, есть у меня такая привычка — бормотать под нос всякую ерунду... Получасом позже я уже ползал над расстеленной на столе курткой, прикидывая, каким способом и какими нитками зашить прорехи. Творческое действо, надо признать. С высунутым от усердия языком, до самой ночи я шил. Несколько раз серьезно колол пальцы, но все-таки справился. Даже сочинил стих: «Две минуты пьянящей схватки — и весь вечер ставишь заплатки». Декоративные строчки белого, зеленого и черного цветов (мои любимые цвета, цвета моего... но это уже к делу не относится) расползлись по бокам и рукавам куртки узором, глядя на который от зависти (или от смеха) умер бы не один ткач. Впрочем, мне нравилось. До утра. Потому что когда я увидел свое «творение» свежим взглядом... Скажу только одно: я не сразу решился выйти на улицу. В торговых рядах нечего было делать — что толку пускать слюни? — поэтому я прогулялся по окрестностям гостиницы в поисках спокойного местечка, каковое и обнаружил вверх по улице, не доходя пары кварталов до местного базара. Маленький зеленый рай в окружении каменных стен — лужайка, пара кустов с кислыми синими ягодами, вяло текущая из фонтанчика струя воды, два ряда скамеек и статуя неизвестной мне личности. Местная знаменитость, божок или просто близкий знакомый здешнего скульптора — меня его общество вполне устраивало. Я присел на одну из скамеек, нагретых солнцем. Итак, что мы имеем в минусе? Близкое к нулю количество денег. Латаную одежду. До неприличия пустой желудок. И голову без единой мысли о том, что же делать дальше. Сомневаюсь, что мои скромные умения нужны хоть кому-либо в Западном Шеме... А есть ли у нас что-то в плюсе? Хм... Знакомство с весьма энергичной гномкой. Пробежка по лесу. Ссадины на боках. Боль во всех моих ленивых мышцах... Стоп! Разве это «плюс»? Не похоже. Ах да. Есть еще одна вещь, которую я не мог пока отнести ни к той, ни к другой категории. Пресловутый гвард. Я вытащил браслет из-за пазухи и уставился на причудливый узор... — Могу предложить свои услуги. — Голос, окликнувший меня, звучал достаточно вежливо, но слегка заносчиво, словно его обладателю есть чем гордиться, и каждый раз, снисходя до простого смертного, он ведет мучительную борьбу с самим собой. Я поднял голову. Парень. Помоложе меня, но уже не ребенок. Белесые вихры, выгоревшие на солнце, наводят на мысль о проведенных в деревне детстве и юности. Правда, бледноват он для деревенского жителя. Одет просто, но добротно и с претензией на элегантность. Что же это за птица? На воина не похож, поскольку еще хлипче, чем я. Приказчик, писарь, помощник архивариуса? Вероятно, если учесть характерную мозоль на среднем пальце правой руки — у самого до сих пор не сошла... Нет, слишком острый взгляд. Такие люди над пыльными бумагами не чахнут... Наверное, я вел себя странно: впялился в своего неожиданного собеседника, открыв рот, потому что парень недоуменно спросил: — Тебе помощь не нужна? Я тряхнул головой: — В чем? Его колючие темные глаза округлились: — Ты плохо слышишь? — Вот уж на что, а на слух я пока еще не жаловался... Ты предлагал мне какие-то услуги. Я и спрашиваю: чем ты можешь мне помочь? — Заряжу гвард, это будет стоить всего пару монет. Ах, вот кто он... — Значит, подмастерью такая работа вполне по плечу? Он нехорошо поджал губы: — С чего это ты взял, что... Я не дал ему договорить: — Согласись, до полноправного практикующего мага ты не дотягиваешь. Ни по возрасту, ни по возможностям. — Кто бы говорил! — фыркнул парень. — От тебя вообще чарами не пахнет. — Ага, и поэтому ты решил нагреть руки на таком безобидном существе, как я, верно? Впрочем, ты мог бы мне помочь... Ответишь на пару вопросов, и я уступлю тебе эту вещицу за пятерку «быков». — А не дороговато ли? — скривил губы парень. — А еще я могу найти твоего наставника и в красках расписать, как его ученичок кладет в свой карман неучтенные доходы от занятий магией, на которые не имеет права без согласия и контроля учителя... Не скажу, что он испугался. Задумался на несколько мгновений, потом улыбнулся и сел на скамью напротив. — Ладно, твоя взяла. Объясняться с учителем мне и в самом деле не с руки... Можно? Я протянул ему браслет. Парень внимательно осмотрел все узоры, поводил пальцами по металлу и около, только что не понюхал и не попробовал на зуб. И удивленно взглянул на меня: — Где ты взял чистый гвард? — Где взял, там больше не осталось... А что значит «чистый»? — Никакой остаточной магии... Странно, ведь следы остаются почти всегда, стирать установки — только лишняя морока... Но этот гвард, совершенно точно, уже использован! — Быть может, — неопределенно кивнул я. — Ну как, ответишь на пару вопросов? — Чтобы получить готовый к употреблению гвард? Еще бы! Спрашивай! — В чем состоит назначение этого предмета? — В основном, наблюдение. Если тебе каждое мгновение нужно знать, где находится какой-то определенный человек, ты надеваешь на него этот браслет. Вот, собственно, и все его назначение. Ну, разумеется, объект наблюдения сам снять его не может — это под силу только тому, кто «завязывал» заклинание, и тем, кто «настроен» на замок гварда. Обычно маг «настраивает» двух-трех человек. — Я правильно понял — на браслет накладывается два заклинания: заклинание слежения и заклинание, не позволяющее снять гвард? — Ну да, их обычно не связывают в одно, так проще... — А какое из них сильнее? — Слежение, конечно. Чтобы можно было найти браслет, если он будет снят. — Но сейчас на нем нет следов ни того, ни другого заклинания? — Ни капельки. Ох, как мне все это не нравилось... — Ладно, пять «быков», и браслет твой. Парень отсчитал монеты, качая головой: — Чистый гвард стоит гораздо больше. — Я просил столько, значит, столько и возьму, — улыбнулся я. — Кстати, в течение какого времени можно очистить «завязанный» браслет? — Четверть часа, если гвард — «чужой». На «свой» уходит гораздо меньше времени. — Четверть часа на распутывание заклинания... А когда исчезают последние следы магии? — Самое позднее — через сутки. — Спасибо за информацию! Парень поднялся со скамьи. — Послушай, мне даже неловко... Пойдем, я хоть угощу тебя обедом! — А не рановато? — В самый раз! Тем более что, судя по твоему виду, ты еще и не завтракал! — Я даже не ужинал... — Надо исправить эту досадную оплошность! Ты не против? Я был не против. Но подозревал, что дармовая кормежка к добру не приведет... Кухня «Морской Королевы» (непонятно только, при чем здесь море: ближайший водоем, подходящий под определение «большой», находился далековато, а в меню блюда из рыбы напрочь отсутствовали) была рассчитана на невзыскательную публику, то есть вполне мне подходила. Немного мяса, немного овощей, пара лепешек — и я наконец-то почувствовал себя человеком. Мой случайный приятель кушал с завидным даже для меня аппетитом, не отказываясь, впрочем, в перерывах между жеванием отвечать на вопросы, которые сыпались с моего языка прямо-таки один за другим: — Почему ты так удивился, увидев чистый от заклинаний гвард? Разве таких не бывает? — Как правило, такие изделия создаются уже зачарованными, хотя бы начерно. В принципе, запирающее заклинание всегда одно и то же — стандартное, простое и надежное — зачем же что-то изобретать? Да и следящие заклинания очень похожи. — А кто делает гварды? Только не говори, что заклинатели их сами куют! Точнее, отливают. — Не сами, конечно... А как ты догадался, что это отливка? — Хм... Судя по твоей осведомленности, эта штука пользуется широким спросом, значит, проще раз и навсегда сделать одну форму и лить, сколько душа пожелает. — Ага, столько всего знаешь, а про гвард спрашиваешь... — Я же не маг, сам сказал. С чего бы мне разбираться в зачарованных цацках? — Ну-ну... — По-моему, он не поверил ни единому слову. — Так о чем мы говорили? — Кто отливает браслеты? — Да-да-да... Вообще-то, все, кому не лень, имелись бы небольшие познания в предметной магии. Правда, эльфы до таких вещей не опускаются: им проще и приятнее травинку зачаровать. Так что гварды — человеческое развлечение. За редким исключением. Которое ты мне и продал, — торжествующе закончил он. — А именно? — Этот браслет отливали гномы. — Что?! Вот так новость... Придется менять логическую цепочку причин моей встречи с маленьким чудовищем. Переворачивать все с ног на голову... — Чему ты удивляешься? — Гномы и магия? Разве такое бывает? — А почему бы и нет? Среди горного народца встречаются порой весьма сильные заклинатели-самоучки. — Только самоучки? — Ну-у-у-у... Ходят слухи о целой Гильдии гномьих мастеров, использующих чары в своей работе. — Парень в очередной раз вонзил зубы в лепешку. Я помолчал. Гномы-волшебники? Куда катится этот мир? Так скоро начнут колдовать любые ничтожества. А что прикажете делать мне? — Значит, гномы. Может, еще скажешь, из какого клана? Маг покачал головой: — Я не настолько хорошо знаю их родовые узоры. — Ну и чудненько... Не хватало еще узнать, что гвард на гномку надел ее папенька. Вот тогда я получу на орехи... — А почему ты... — Мэтти, вот ты где! А я уж обыскался! Слушай, тут такое дело наклевывается... За наш стол в обнимку с луком плюхнулся смазливый брюнет — синие глаза горят лихорадочно-азартным огнем, длинные нервные пальцы выбивают дробь по столешнице. — Бэр, ты опять во что-то влип? — хмуро поинтересовался мой собеседник. — Влип, но не я! — Лучника просто распирало от счастья. — Я колдовать не буду, — отрезал маг. — И не надо! — поспешно согласился брюнет. — В чем дело-то? — Просто конфетка! Мне подвернулись таааааакие олухи! — Короче, Бэр! Ты портишь мне аппетит! — Ладно, — сдался лучник. — Рассказываю: сегодня вечером у нас будет лишний десяток монет на выпивку! — Оно мне надо? — Ну, потратишь на свои любимые амулеты... — Я уже потратил. — И? Маг положил на стол браслет. — И на кой он тебе? — На тебя надену, чтобы не лез во все дырки! — Не смешно, — чуть-чуть скис лучник. — Доиграешься, — погрозил маг. — И сколько ты заплатил? — Пять «быков». — За эту дрянь? — Это не дрянь, это абсолютно чистый гвард, на который я могу повесить любое нужное мне заклинание. — Да таких браслетов везде... — Во-первых, не таких, а во-вторых, чистых вообще не бывает, если специально не заказывать. А специальный заказ потянет на «орла». — Слушай, я просто счастлив, что ты совершил такую выгодную сделку, но дай договорить, в конце концов! — Валяй. Что за олухов ты нашел? — Представляешь, разговорился я с парнями у стрельбища. Даже слегка поспорили, кто с какого расстояния выбьет «яблочко» из «прутика», и тут подваливает, кто бы ты думал? Гномка! Да еще навеселе! И заявляет, что ее друг с пятидесяти шагов разобьет мишень. Каково, а? Можешь себе представить ее друга? Да он ростом будет вдвое меньше лука! — Ты заключил пари, — констатировал маг. — Ну да, на «орла». — А у тебя есть чем расплачиваться? — Я не проиграю! Гному? Никогда! — Почему ты решил, что ее друг — гном? — Ну не эльф же! Я тихо отщипывал кусочки лепешки, уговаривая себя: не волнуйся, Джерон, ну мало ли на свете сумасшедших гномок, которые в пьяном виде заключают невыполнимые пари с профессиональными лучниками. Это не Миррима, это не Миррима, это не Миррима... — Какие люди! — раздался с порога до боли знакомый звонкий голосок. — Какие гномки! — съязвил я, хотя больше всего мне хотелось залезть под стол и прикинуться горкой мусора. Да, малышка и в самом деле была навеселе. Немного, но достаточно, чтобы делать глупости. Скорее всего, ее кто-то угостил — вряд ли детям в этом городе наливают в любом трактире. Раскрасневшееся личико гномки расплылось в довольной улыбке: — А я только собиралась идти тебя искать... — Зачем? Разве мы не попрощались? — Ну, ты же сказал, что задержишься на пару дней... — Это мое личное дело, милая. Я надеялся, что проведу эти дни без твоего общества. — Экий ты зануда... — Она было надулась, но в состоянии подпития трудно долго сердиться, и вскоре я был удостоен еще одной улыбки. — У меня есть к тебе дело! — Ага, на одного «орла», — хмуро констатировал я. — Откуда ты знаешь? — Я же ясновидящий, разве ты не замечала? — Опять шутишь? — Гномка с недоверчивой миной почесала себя за ухом. — Какая разница? — Ты меня совсем запутал... Зачем я пришла? А! Я заключила пари... — Да-да, на то, что я с пятидесяти шагов разобью мишень из «прутика». Глаза девчонки округлились. Глаза лучника — тоже. Кажется, он только сейчас понял, какого своего друга гномка имела в виду, когда принимала его условия. — Милая, а с чего ты взяла, что я могу это сделать? — А разве не можешь? Я задумался. — Я не увлекаюсь стрельбой из лука, если тебе интересно. — Но ведь ты умеешь стрелять? — Это был даже не вопрос. — Милая... — начал я, но осекся, поймав взгляд лучника. Синие глаза уже планировали, на что потратить выигрыш. Так быстро? Но сражение еще даже не начиналось. Придется собраться с силами и преподать нахалу урок. Все-таки плохо на меня влияет маленькая мерзавка: еще пару дней назад я бы и внимания на обратил на подобный вызов, а теперь... Откуда взялась эта злость? — Когда будем стрелять? — твердо спросил я. Вот теперь глаза Бэра посетила растерянность. Такого поворота событий он не ожидал. Впрочем, растерянность быстро сменилась презрительной самоуверенностью. Даже по сравнению с лучником я выглядел, прямо скажем, не очень, так что в исходе соревнования он не сомневался. А вот его приятель-маг почему-то был не так уверен. — Бэр, брось ты все это... — сказал он. — Думаю, милейшая гномка простит тебе это пари. — Ты что, с ума сошел?! — взвился брюнет. — Хочешь, чтобы я отказался от стрельбы? С какой стати? — Бэр, — мягко проговорил маг, — вы оба поступили опрометчиво, заключая это глупое пари... — Глупое?! Ты хочешь сказать, что я не умею стрелять из лука?! — Конечно, умеешь... Давайте выпьем по кружке эля и забудем... — Мэтти, я тебя очень люблю, но иногда мне хочется тебя пристрелить... Не смей давать мне советы в тех делах, о которых ты не имеешь представления! На мгновение их склока показалась мне наигранной, но это впечатление тут же испарилось, и я не придал значения своим ощущениям... Формально стрельбище принадлежало городской страже, но она не имела никаких возражений против того, чтобы и мы попользовались этим местом, благо, кроме нас, желающих топтать песчаные дорожки не было. Бэр лично отнес мишень — круглый деревянный щит на треноге — на пятьдесят шагов, ступая как можно шире. Наблюдая за его попытками усложнить поставленную задачу, я высказал предположение, что раз уж он заключал пари с гномкой, то и шаги должны быть гномьими. Мои слова вызвали у мага истерику с выступившими на глазах слезами. Лучник отреагировал иначе — выдал продолжительную тираду, в которой попытался проследить родословную вашего покорного слуги колен на десять назад. Слушать было интересно, хотя он и не смог правильно описать ни одной особенности моих предков. Когда Бэр выдохся, я вежливо попросил познакомить меня с оружием, из которого предстояло стрелять. М-да, «прутик», он и есть «прутик». Я не ожидал чего-то сверхъестественно замечательного, но чудо, врученное мне, несомненно, было незаконнорожденным и не самым удачным отпрыском славной семьи вейрских луков. Прямой деревянный лук высотой примерно по грудь. Судя по многочисленным потертостям и сколам на плечах, а также по общему плачевному состоянию, его использовали для обучения новобранцев. Даже на тетиве обнаружились узелки. Хм, и что же мне с тобой делать, приятель? Разумеется, я с уважением отнесусь к твоему возрасту и заслугам, но смогу ли воспользоваться твоим богатым опытом? Молчишь? Конечно, молчишь, ведь я разговариваю сам с собой. Тяжеловат ты для меня, тяжеловат... Я покрутил «прутик» в руках, примерился к рукояти. Достаточно удобная, ничего не скажешь, отполированная десятками, если не сотнями дрожащих и потных ладоней. Мне бы еще ветер поймать... — Надеюсь, соперникам положена хоть пара «веточек» для пристрелки? — поинтересовался я. Лучник было запротестовал, но маг решительно пресек его возмущенные попытки ухудшить ситуацию, в которой я оказался: — Ну уж нет, Бэр, все должно быть более-менее честно. Сомневаюсь, что условия равные, так что будь любезен, тащи сюда полный колчан. — Полный? — Глаза лучника горели праведным гневом. — Знаешь, из сотни стрел хоть одна, да попадет в мишень! — Не кипятись, мне хватит и трех, — поспешил вклиниться в очередной зарождающийся спор ваш покорный слуга. Маг прищурился: — Точно? Ты уверен? Я пожал плечами: — Если не хватит трех, нет смысла торчать тут до вечера и терзать это несчастное оружие. Лучник презрительно фыркнул. Маг улыбнулся. — Ну, как знаешь... Я повесил колчан себе за спину, чтобы не терять времени и зря не нагибаться, и встал на позицию. Если вы думаете, что пятьдесят шагов — это близко, то вы ошибаетесь. Когда нужно попасть в центр мишени — корявый кружок размером с кулак — расстояние кажется практически непреодолимым. Даже для стрелы... Наугад вытянул одну из палочек. Бе-э-э... Кто ее грыз? Ладно, попробуем. Треньк! Крак! Одной стрелой меньше. Будем считать, что она и раньше была треснутой. За спиной раздались высокомерные смешки. Я передернул плечами. Понимаю, выглядело все более чем забавно, я бы тоже посмеялся. Впрочем, на смех время еще найдется. Вторая стрела оказалась чуть покрепче: мне удалось отправить ее в полет, как та ни сопротивлялась. Правда, летела она по широкой дуге и слишком низко. Ну что такое у меня сегодня с пальцами? Ничегошеньки не чувствую — ни натяжения тетивы, ни напряжения лука... Убью паршивку! Так, на два пальца выше мишени и на палец левее... Попробуем. А, фрэлл, не удержать мне эту дубину вертикально! Что ж, поиграем в арбалет: я повернул плечи лука «на горизонт», положил стрелу в «русло», слегка натянул тетиву и опустил вниз вытянутую и напряженную руку. Дальше все упиралось только в технику: линию прицеливания я уже выбрал, теперь важно не упустить единственно верный момент. Момент истины. Рука плавно пошла вверх. Один, два, три, четыре... Я задержал дыхание, натягивая тетиву до рабочего положения. Оперение стрелы щекотнуло подбородок. Не подведи, старичок! Дзынннь! Бряк! Я зажмурился и решился открыть глаза только когда услышал сдавленный возглас удивления. Стрела торчала почти ровно посередине мишени, намертво застряв между досками щита. Я выдохнул. Получилось! Да, но все же надо чаще практиковаться... — Ну что, Бэр? Твоя очередь! — хихикнул маг. — Ему просто повезло! — заявил лучник. — Пусть попадет еще раз! Я оскалился: — Кажется, в пари не было ни слова о количестве попаданий. — Я бился об заклад не с тобой! — огрызнулся Бэр. — Милая, о чем вы заключили пари? — попытался я узнать у гномки, но та лишь неопределенно качнула головой. — А в чем проблема? Стрельни еще разок, и все дела! Угу. А где гарантия, что я попаду? — Нет уж, я свой выстрел сделал, теперь очередь за тобой — стреляй или плати! — Одно попадание не засчитывается! Выбери мишень и... Гномка порылась в складках своего плаща и извлекла на свет божий надкусанное яблоко. — Это сойдет? — Она покрутила яблоком перед носом Бэра. — Где бы его закрепить... — Да не надо ничего крепить! — Гномка резво потрусила к мишени и, остановившись рядом с ней примерно на том же количестве шагов, вытянула руку с яблоком на ладони в сторону. Бэр не ожидал такого подарка судьбы и несколько мгновений хлопал ресницами, прежде чем до него дошло, что он как никогда близок к победе. — Итак, будешь стрелять? — злорадно осведомился он. Мерзавка! Выдеру, клянусь, выдеру с ног до головы! В глазах лучника уже разгоралось торжество. Я потянул из колчана стрелу. Послать на излет? Нет, не справлюсь, нужно считать, а я не в том настроении. Придется бить с силой, чтобы траектория полета была как можно прямее. Перед глазами дрожало алое яблоко. Миррима что, не соображает ни капельки? Я же могу ее покалечить, если не хуже... Дура! Ладно, Джерон, успокойся, соберись. Даже если ты убьешь девчонку, ничего страшного — тебе ведь так хочется это сделать! Хочется, это верно, но не стрелой. Руками. Возьму ее за шею так, чтобы хрустнули позвонки, подниму вверх и встряхну как можно сильнее и резче... Кровь мне не нужна. Рука поднялась и замерла на мгновение. Перышки дрогнули, щекоча пальцы. Ну, где мой недоеденный «враг»? Клещи пальцев разжались, отпуская тетиву и отправляя стрелу в полет. По идеально прямой линии. Брызги сочной мякоти разлетелись во все стороны. Гномка ойкнула. Маг зааплодировал. Бэр выругался. — Достаточно? — поинтересовался я. — Ну... — Будешь стрелять? — Скажи лучше: позориться! — поправил меня Мэтти. — Он из «прутика», даже когда учился, в цель не попадал! — Так уж и не попадал! — оскорбился лучник. — Скажешь, вру? Пока они препирались, я пересек песчаную плешь, отделяющую меня от гномки. Девчонка радостно хлопнула ресницами: — Я же говорила, что ты попадешь! Я замахнулся и отвесил ей хлесткую пощечину. — Никогда. Больше. Так. Не. Делай. Миррима обиженно распахнула глаза: — Да ты... Дело завершилось бы нанесением тяжелых увечий, если бы в разговор не вступили двое совершенно незнакомых мне людей. Собственно говоря, они беседовали друг с другом, но в непосредственной близости от меня и не пытались понизить голос: — Милейший Лакус, вы удовлетворены увиденным? — Пожалуй. Честно говоря, думал, что вы преувеличиваете, Мастер. — Полноте! Я отношусь к вам настолько уважительно, что не стал бы унижать себя и вас глупой шуткой... Вы находите его равноценной заменой? — Более чем. Могу спорить на свою жизнь: речь идет обо мне. Значит, это и есть Лакус — дородный мужчина средних лет в темном костюме из дорогого сукна. Колючие, но предельно равнодушные глаза. Нет, он мне не нравится. Его собеседник выглядел чуть приятнее: за сорок, но не дряхлый, верхнюю половину лица не разглядеть — мешает капюшон накидки, твердая складка губ, коротко стриженная седая борода, не скрадывающая хороший, волевой подбородок. Плечи широкие, сам поджарый, как гончая. Из-под края накидки выглядывают ножны. Фрэлл, а у меня даже ножа нет... Один только лук. — Я его забираю, — величественно изрек Лакус. Из-за его спины в тот же миг выдвинулись двое хмурых мужчин, один из которых на ходу разворачивал кольца ремней, о назначении которых я даже не хотел догадываться. — Вы и в самом деле решили умереть именно сегодня? — прошипел я. Они чуть замедлили шаг, но не остановились. Мужчина с ремнями в руках ухмыльнулся: — Не дергайся, мальчик, и я не сделаю тебе больно... — Я предупредил! Первая стрела прошла мимо, но не потому, что я промахнулся, а потому, что он успел отбить ее ребром ладони. Его рука еще возвращалась по дуге назад, а вторая стрела уже летела ему навстречу. Прямо в пах. Почему именно туда? Просто я не успевал поднять лук выше. И много чего еще не успевал, в частности — обезопасить себя от второго нападающего, который оказался куда сообразительнее первого. Дротики в количестве не менее пяти штук веером вонзились в мое многострадальное тело, и спустя пару вдохов я понял, что не смогу оказать сопротивление. Желудок скрутил жесточайший спазм, потянувший весь мой недавний обед наверх, а горло сдавило приступом удушья. От боли потемнело в глазах, и я рухнул на песок, захлебываясь собственной рвотой. Сквозь черную вуаль помраченного сознания доносились голоса: — Ты чем иглы смазал, кретин?! — Да все, как обычно, хозяин... — Как обычно?! Если он сдохнет, я продам на аукционе вас двоих! Только сомневаюсь, что выручу хотя бы пару «орлов»... — Я клянусь, хозяин... — Суньте ему что-нибудь в рот, чтобы язык не проглотил! — Уже, уже... Ну вот, придется все стирать... Наступившее забытье было лишь отсрочкой исполнения приговора... Приговора к дальнейшей безрадостной жизни. Притворяться спящим перед самим собой было глупо, и я открыл глаза. М-да... Не так плохо, как ожидал, но гораздо хуже, чем надеялся. Конечно, можно предположить, что куртка и рубашка безнадежно испорчены, но со стороны Лакуса и его подручных просто бесчеловечно было оставлять меня голым по пояс. Лето ведь только-только начинается, и ночи пока прохладные. Так, куда же это меня поместили? Окна есть, под самым потолком, узкие и длинные, естественно, забранные решеткой. Зато их вполне достаточно для освещения. Значит, полуподвал. В углу каменная кладка выдается в комнату весьма интригующим образом. Судя по всему, это часть дымохода семейства местных печей и каминов. А что, все верно: если закрыть окна ставнями, здесь вполне можно натопить... Жары, конечно, не будет, но и не задубеешь. Впрочем, дрова слишком дороги, чтобы тратить их на кое-кого, не имеющего права голоса. Чувствую, скоро меня посетит мой давний знакомец. Насморк. И не уговаривайте меня, что нужно закаляться! Пробовал неоднократно. Результат оставался неизменно неутешительным... Во рту лениво шевельнулось что-то бесформенное. А, это мой язык — прошу любить и жаловать! Уж не знаю, что мне запихивали в рот, но помимо гадостного привкуса я получил еще и распухший язык... — Ффо фа фьеффф! О, лучше пока не разговаривать... Не хватало опозориться еще больше, чем удалось к этому времени. Такое впечатление, что наглотался соломы, на которой лежу. Я потянул руку к лицу. Так, а это еще что? Ах, это меня все-таки связали... За локти. И на том спасибо. Недовольно фыркнув, я куснул то, что, как надеялся, не откажется и в дальнейшем быть моим языком. Ничего, заживет. Губы, похоже, пересохли, уголки рта горят. Так, что у нас еще хорошего? Голова... Кружится. И это все, что можно о ней сказать. Мысли куда-то попрятались. Ау! Где вы? Нужно срочно сообразить, чем меня отравили. Разумеется, эффект от этого зелья должен был быть более мягким, поскольку при варке или после нее были наложены чары — уж это-то я понял практически сразу. Какие? Этот вопрос не ко мне. Ясно только одно: чуть более сильные, чем на замке гварда. Хотя... Сколько прошло времени с момента укола до потери сознания? Ну да, я совершенно прав. «Глаз» наверняка сошел с браслета, уже упокоившегося на моей груди. Фрэлл, надо было прилежнее изучать лекарское дело... Ой, а я все-таки вспомнил! Ай да я! Действительно, есть такое зелье, из двух основных компонентов, кстати, опасных для жизни. В соответствующей пропорции. «Умные» названия у них длинные и труднопроизносимые, что сразу отвратило меня от заучивания, а общеупотребительных я просто не знаю. Один компонент — это гриб, второй — ягода. Действуют на совершенно разные органы и независимо друг от друга. А чары используются, чтобы гасить побочные эффекты. Только мне от этого не легче — скоро стану специалистом именно по побочным эффектам. Не-э-э, надо что-то менять. Во-первых, руки затекают, когда на них пытаешься лежать. Во-вторых, если мне придется вставать, лучше приучить голову к вертикальному положению. А в-третьих... У меня посетитель. Лакус, сменивший цвет и фасон костюма, но не выражение глаз. Некоторое время он смотрел на меня так внимательно, словно хотел запечатлеть мой облик в памяти на долгие времена. Потом сделал знак рукой одному из охранников: — Дайте ему воды. Я бешено замотал головой. — Разве ты не хочешь пить? — Брови Лакуса медленно поползли вверх и остановились где-то на полпути к удивлению. Я еще раз мотнул головой. Пить-то я хотел. И даже очень хотел. Но не объяснять же им, с моей теперешней дикцией, что любой глоток воды вызовет новый всплеск судорог обессиленного тела. Нет, мне придется переждать пару дней для верности, чтобы яд утратил свою силу... — Ну, как знаешь, — пожал плечами Лакус. — Хотя на твоем месте я бы выпил воды и что-нибудь съел. А то вид у тебя такой, будто ты до аукциона не дотянешь... На моем месте он бы придушил гномку сразу после встречи с ней. И был бы совершенно прав! А еще на моем месте он бы ни за что не согласился участвовать в таком идиотском пари... — Как только вернется «синий» трин, ведите его в малую залу. — Лакус отдал очередное распоряжение и удалился. Охранники тоже покинули комнату, но, судя по звукам шагов, один из них остался за дверью. Боишься, что я сбегу? Напрасно. Это не входит в мои скромные планы. Сначала нужно прийти в себя и набраться сил, что довольно затруднительно, учитывая вынужденное голодание на ближайшие дни. Ладно, буду довольствоваться тем, что имеется в наличии. А в наличии имеется: предстоящий аукцион, на котором, судя по всему, я буду кому-то продан, веселая парочка маг — лучник, явившаяся косвенной причиной усугубления моего положения, и странный человек, который, похоже, и заварил всю эту кашу. Значит, я — «равноценная замена»? Чему? Или — кому? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Я не люблю загадки и ненавижу тех, кто их загадывает. Так что, дяденька, если свидимся, я все-все припомню! ...Не прошло и часа, как «синий» трин вернулся. Вошедший в комнату охранник бесцеремонно поставил меня на ноги. Колени задрожали, а голова немедленно пустилась в пляс, но я был вынужден категорически запретить своему телу вольное поведение, потому что в горло впился тонкий шнурок удавки. Одновременно было получено устное предупреждение: — Ты, парень, даже не пробуй дергаться: узел сразу затянется намертво, и не всякий лекарь поможет! Я осторожно кивнул, демонстрируя полное понимание ситуации, и на негнущихся ногах двинулся к выходу. Охранник шел сзади, поигрывая стеком, на котором и была закреплена удавка. Произвольно меняющееся натяжение петли доставило мне немало «приятных» мгновений — хорошо еще, что не пришлось далеко идти: коридор и лестница, ведущая вниз. По этому маршруту через каждый десяток шагов были установлены факелы, дававшие неплохое освещение, поэтому меня насторожил темный зал, в котором, по всей видимости, и должен был состояться аукцион. Впрочем, кое-какой свет все же имелся. В том месте, где поставили меня. Причем факелы и ширмы были расставлены столь искусно, что за воображаемую черту, отделявшую места зрителей от освещенной площадки, где находились я и охранник, не попадало почти ни одного лучика, а люди, сидевшие в зале, насколько я мог видеть в полумраке, были закутаны с ног до головы в темные плащи с капюшонами. Возможно, покупатели были слишком известными личностями и не желали лишний раз (и особенно — лишним зрителям) показывать свои лица, но в то же время друг друга они знали более чем хорошо — это можно было понять по ведущимся вполголоса разговорам. Впрочем, как только в свете факелов появился устроитель торгов, наступила вежливая тишина. — Почтенные господа! — Лакус просто источал мед. — Смею надеяться, что мое нижайшее приглашение посетить Улларэд не заставило вас оторваться от важных дел и вы сочтете свой визит полезным. Приношу глубочайшие извинения за то, что по ряду уважительных причин товар, выставленный на аукцион, поменял свои качества, но я уверен, что это обстоятельство не только не разочарует вас, а напротив, внесет некоторое оживление в ход торгов... — Милейший Лакус! — Ехидный голосок явно принадлежал женщине. — Мы прекрасно знаем, зачем собрались, можете опустить свои обычные словеса. Единственное, в чем вы правы — у нас не так много свободного времени. Так что ближе к делу. — И то верно! — подхватил мужчина, судя по заметной хрипотце, большой любитель пожить в свое удовольствие. — Товар мы видим перед собой, и, думаю, никто спорить не станет, ничего особенного в этом товаре на первый взгляд нет. Излагайте, чем же он так хорош. — Слушаю и повинуюсь, господа! Но недаром говорят — лучше один раз увидеть... Прошу вас, Магистр. В круге света появилась женщина средних лет, на невыразительном лице которой можно было прочитать только безграничную усталость от окружающих ее людей и событий. Длинная черная мантия успешно скрывала от любопытных глаз и фигуру, и инструменты магички. Нет, я ничего не почувствовал — просто у нее на груди в свете факелов мерцал медальон со знаком принадлежности к славному сообществу людей, знакомых с чарами и заклинаниями не понаслышке. Вслед за ней охранники вывели человека, в котором я с некоторым удивлением узнал хозяина приснопамятного трактира на Регенском тракте. Зачем, фрэлл меня подери? Неужели... — Когда произошло искомое событие? — вяло поинтересовалась магичка. — Примерно два дня назад. — Плата стандартная, — предупредила женщина, роясь в складках своего бесформенного одеяния. — Разумеется, Магистр. Со своей стороны, в случае полного успеха я готов накинуть несколько монет сверху, — с готовностью сообщил Лакус. Магичка криво усмехнулась, пробормотав себе под нос что-то нелестное о тупых любителях кровавых зрелищ. Спустя миг, сверкнув серебром в свете факелов, лезвие, выпорхнувшее из рукава ее мантии, вонзилось в основание черепа трактирщика, и по моей спине снизу вверх пробежал холодок. Нет, не сказать, что я испытывал какие-то нежные чувства к этому человеку, но лишать его жизни только ради того, чтобы увидеть довольно посредственную, на мой взгляд, сценку... Ведь можно же было обойтись без смертоубийства! Можно, я знаю! Да, это сложнее, это занимает больше времени, а время, как известно, — деньги, но... Нет, все равно не хочу понимать. Магичка небрежным движением бровей заставила тело, из которого вот-вот должна была упорхнуть душа, лечь на пол в строгом соответствии с каким-то одной ей ведомым направлением и протянула руки к факелам. Три ближайших к ней источника огня сразу же начали дымить, причем дым получался неестественно белым. Женщина нахмурилась и поджала губы. Еще одним дымящим факелом стало больше. Я усмехнулся. Исключительно про себя. Ай-вэй, дорогуша, даже не старайся: на большее твоей силы не хватит! Но ей оказалось достаточно и четырех факелов. Струйки дыма беспорядочно заметались вокруг женщины, ластясь к ней, как преданные псы. Мгновение, другое, и вот уже в воздухе висит большое, белое и совершенно непрозрачное облако. Звонкий щелчок пальцами, и в молочном тумане начинают проступать тени. Сначала неясные, вскоре они обретают цвет и объем. Звуки голосов становятся все различимее. О, я недооценил вас, ваше Магичество — вы и в самом деле кое-что смыслите в посмертных проекциях памяти... Когда последний из «красного» трина был повержен, Лакус сделал знак женщине, и картинка неторопливо рассеялась вместе с белым дымом, а факелы вновь начали гореть ровно. Затем магичка гордо удалилась вместе с охранниками, волочившими тело несчастного трактирщика. В зале повисло молчание, и это меня почти испугало. Ну что, что вы могли там увидеть? Я, так только плевался, потому что со стороны мои потуги, например, на фехтование, выглядели просто смешно и убого. Радовало только одно: эпизод с гвардом в поле зрения покупателей не попал... — Занятно, — послышался женский голос. — Пожалуй, — согласился мужской, хриплый. — И часто вы проводите такие сеансы, милейший Лакус? — хохотнул густой бас. — В следующий раз непременно приведу своих приятелей! — Господа, надеюсь, вы не разочарованы увиденным? — осторожно осведомился устроитель торгов. — Не волнуйтесь, лично я довольна! — Могу поспорить, покупательница улыбнулась, как сытая кошка. — Товар в самом деле заслуживает внимательного рассмотрения. — И все же он слишком хрупкий, — неуверенно возразил ее собеседник. — Количество мяса на костях — дело наживное. Гораздо важнее то, что прячется в этой головенке! — Ой, и много ты можешь знать о его сообразительности? — Он действовал не так уж плохо, согласись! Довольно уверенно и надежно. Самое главное, он не растерялся. — Не растерялся? А почему на его роже было написано такое искреннее удивление по поводу происходящего? — А ты себя видел, мой милый, когда попадаешь в неожиданную и опасную ситуацию? Дурак дураком. — Много ты меня видела в опасных ситуациях! — Полно ссориться, голубки! — Это снова пророкотал бас. — Мы же пришли сюда не для выяснения ваших личных качеств, а совсем наоборот — чтобы оценить эту, с позволения сказать, бледную немочь. — Я так понимаю, ты не примешь участия в торгах? — вкрадчиво поинтересовалась женщина. — Это еще почему? — А зачем тебе «бледная немочь»? — Действительно, зачем? — оживился хриплый голос. — Ага, сразу накинулись... Я просто высказал свое мнение. А мяса нарастить несложно: пару месяцев кормить поплотнее да гонять нещадно — и мать родная не узнает! Я содрогнулся. Нет, насчет «кормить» я не против, но «гонять»... Ни за что! — Смею узнать, господа готовы к тому, чтобы предложить свою цену? — вновь встрял в разговор Лакус. — Вполне, — ответила за всех женщина. — Итак? После непродолжительной паузы я услышал первые цифры: — Десять «орлов», — предложил бас. — Как мелко! — усмехнулся хриплый голос. — Я дам пятьдесят. — Пятьдесят пять. — Шестьдесят. — Шестьдесят пять. С такими темпами они могли бы торговаться еще пару часов, но у других покупателей на этот счет существовало свое мнение. Странное, но твердое. — «Дракон», — припечатала женщина. — Вы не оговорились, почтенная? — В голосе Лакуса сквозили нотки недоверия. — Вы плохо слышите? — О, что вы, почтенная! Просто такая сумма... — Торгаш уже подсчитывал прибыль, но, соблюдая внешние приличия, изобразил на своем лице удивление. Как мог. Получилось неискренне и забавно. — Вы вознамерились подвергать сомнению мои слова? — Ни в коем разе... — Два «дракона». — Обладатель этого голоса не принимал участия в дискуссии, но сам голос показался мне смутно знакомым. Где-то я его слышал, и совсем недавно... На Лакуса было страшно смотреть, так он побледнел. В самом деле, две золотые монеты за ничем не примечательного человека — цена неслыханная. Однако же богатые люди здесь собрались... — Мастер, вижу, вы не изменяете своим принципам — мало говорить, но много делать, — с усмешкой проворчала женщина. — Хотите поспорить со мной из-за этого мальчишки? — Я не собираюсь спорить, я просто куплю его. — Голос был спокоен, как скала. — Зачем он вам, Мастер? — А зачем он тебе, почтенная? Ну, обучишь его паре фокусов, а что дальше? Да он при первом удобном случае сбежит из-под твоей опеки. И будет прав. — Вы так невысоко меня цените? — обиделась женщина. — Просто я видел то, чего не заметили все вы, — спокойно ответил Мастер. — И что же, например? — Пусть это останется моей профессиональной тайной. — Судя по голосу, он усмехался. — Тогда я не уступлю! — уперлась женщина. — Три «дракона»! — Пять, и закончим торги. Или ты готова потратить больше золота? Ответом стало унылое молчание. — Товар продан. Желаете получить его сейчас, Мастер? — залебезил Лакус, и я его понимаю. Пять золотых монет на дороге не валяются. Пять полновесных «драконов» за одного недоделанного... Поздравляю, Джерон, ты сильно вырос в цене! — Нет, мне не к спеху. Через пару часов на север уходит торговый обоз. Я договорился с хозяином, он доставит товар в назначенное место. Получите плату... Звон монет скрепил сделку, и участники аукциона покинули зал. Меня тоже потащили на свежий воздух... Как оказалось, дом, в котором проходил странный аукцион, располагался неподалеку от северных ворот Улларэда. Для меня это стало приятной неожиданностью — всего несколько десятков шагов по узкой улочке, петляние в толпе людей, намеревающихся войти в город и покинуть его, и еще пара минут до места стоянки обоза. Маленький такой оказался обоз — десяток телег, к каждой из которых прилагался возница, да еще с десяток головорезов, нанятых для охраны. Телеги были нагружены плотно, но не чрезмерно, значит, есть расчет на то, что в непредвиденных случаях впряженные в них лошадки вполне способны развить приличную скорость. Наводит на невеселые размышления... Хозяин обоза выглядел типичным ветераном многочисленных войн, вышедшим в отставку и открывшим собственное дело: тяжелый, но не грузный, спина прямая, как шест, окладистая аккуратная борода, подкрученные усы, усталый прищур человека, много повидавшего в жизни. Одежда хоть и с потугой на достаток и уважаемое положение в обществе, но тяготеющая к походной, а не к придворной. Отпустив подручных Лакуса (к безмерному счастью вашего покорного слуги — вместе с удавкой) и окинув взглядом мою покрытую мурашками грудь, он покачал головой и велел одному из возниц принести что-нибудь из одежды. «Что-нибудь» оказалось давно потерявшей форму и цвет фуфайкой из толстой пряжи, в которую я нырнул с плохо скрываемым наслаждением после того, как размял наконец-то освобожденные от пут локти. — Еще одно, парень... — Купец помедлил перед тем, как достать из сумки то, чего я ждал. — Знаешь, что это? Ошейник, что же еще? Стальной, как я понимаю, с бляхой, на которой изображен занятный, но совершенно незнакомый мне узор. А вот то, что сталь обтянута тонким кожаным шнурком, меня несколько удивило. Забота об удобстве? С какой это радости? Впрочем, это личное дело моего новообретенного хозяина, с которым я пока что не имел удовольствия познакомиться. А вот почему этот-то взрослый дядя так смутился? Я же, по всем существующим законам, в данный момент — не более чем вещь без каких бы то ни было прав, зато с кучей обязанностей... Или он не уверен в этом? — Я должен это носить, верно? — Неудержимо тянет пошутить, но незачем ставить серьезного человека в глупое положение. Он и так чувствует себя неловко и молчит... — Полагаю, вы должны его надеть на меня? — Я повернулся спиной к купцу и убрал волосы с шеи. — Ну, в общем... — После некоторой паузы раздался щелчок. Ошейник сидел не плотно и не свободно — как раз так, чтобы не болтаться, но и не сдавливать шею. Можно подумать, его делали на заказ как раз под мой размер... — Необходимые формальности соблюдены? — спросил я. Купец посмотрел на меня, как на чудо природы, не находясь с ответом. — Меня никуда не будут привязывать или приковывать? — Зачем? — Ну, чтобы не убежал... — Я пожал плечами. — С таким ошейником ты не сможешь убежать, — авторитетно заявил купец. — Если отойдешь на сотню шагов от обоза, он начнет сжиматься, и ты просто задохнешься. А снять не сможешь. Я с трудом удержался от усмешки. Ага, на сотню шагов... Значит, принцип, аналогичный гварду. Посмотрим, сколько мне понадобится времени на это заклинание. Хорошо хоть замок держится не на одних чарах... — Все это очень увлекательно, и я благодарен вам за пояснения. — Я отвесил купцу шутливый поклон. — Но, по правде говоря, я жутко устал и еле стою на ногах. Если мне нужно будет шагать вместе с обозом, может быть, сейчас вы позволите мне где-нибудь полежать? — Зачем шагать? Ты поедешь на телеге. Лис, возьмешь его к себе? — спросил он у веснушчатого, огненно-рыжего возницы. — А чего не взять? Залезай на последнюю телегу, парень, и располагайся поудобнее. О, это просто замечательно! — Скоро трогаемся в путь. — Купец задумчиво потер переносицу. — К вечеру? — усомнился возница. — Может, лучше переночевать у городских стен? — Тогда мы не поспеем к сроку в Виллерим и мне крепко попадет от заказчика, — объяснил купец. — Ну, тогда верно, надо поспешать... — понимающе кивнул возница. Они еще обсуждали все преимущества и недостатки поездки на ночь глядя, а я тем временем уютно устроился между тюками. Мне просто необходимо было занять горизонтальное положение и перестать думать о чем бы то ни было. Фрэлл с ним, с этим ошейником и тем, что он означает, — будем решать проблемы по мере их возникновения. Как говорится, не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра... Странные какие-то люди — так свято верить в достаточность наложенных чар... Я бы на их месте непременно присоединил к чарам цепь. И желательно, потяжелее. Кстати, если мой «хозяин» и в самом деле видел то, чего не видели остальные участники торгов, то чем же вызвана подобная беспечность с его стороны? Неужели он хочет устроить мне экзамен? Если так, то он плохо представляет себе, с кем связался! Мы еще посмотрим, кто из нас будет учиться, а кто — учить! Завтра. Или послезавтра. Как-нибудь потом, а сейчас... Спать, только спать! И сон пришел быстро и незаметно, как хороший друг приходит на помощь... Ничто не вечно в подлунном мире. Особенно покой. Сомневаюсь, впрочем, что и за Порогом мне суждено найти тихое местечко, в котором можно будет остаться наедине с самим собой. Интересно, как сильно и в чем грешили мои предки, если меня просто по пятам преследуют неприятности? Вы спросите, что я имею в виду? Только то, что в очередной раз не смог выспаться. Если бы причиной пробуждения было отправление обоза или что-то полезное в этом же роде, я бы даже не пытался возражать, но... Сам по себе звонкий голосок был даже приятен слуху. В небольших количествах. Но если присовокупить к нему низкорослое, излишне энергичное создание, да еще вдуматься в смысл речей... Ох, боюсь, никто не сможет меня понять! Ну почему, почему я никогда раньше не имел и понятия о последствиях близкого знакомства с горным народцем? Ведь у меня был по крайней мере один надежный шанс сбежать от неминуемо печальной участи крайнего в приключениях Мирримы. И этот шанс благополучно упущен. Подзатыльник на память. Фрэлл, что она несет?! — Я ищу одного молодого человека. вы мне не поможете в поисках? — Все молодые люди, которых я лично знаю, находятся здесь. Кого именно ты ищешь, малышка? — Он такой... Я невольно навострил слух. — Ростом немного выше меня... Наглая ложь. Я не великан, но этой малявке до меня еще расти и расти! — Худенький и бледный, как будто долго болел... Если я и больной, то только на голову. — Рыженький... Рыженький?! Да что она себе позволяет? — Глаза зеленые-зеленые, совсем эльфьи, только темнее... А длинных ушей у меня случайно не наблюдается? — Он немного странный... Близко к истине. — Вроде не маленький, но ведет себя как ребенок... Ну-у-у... Ладно, в этом она права. — А еще он добрый, но вредный... Ох, чья бы корова мычала... Постойте-ка... Добрый?! И это она заявляет после пощечины, которую я ей закатил? По принципу: «Бьет — значит, любит»? Ах так, малявка... Подавив стон, я приподнялся на локтях, выглядывая из-за мешка, на котором еще минуту назад так уютно покоилась моя голова. Гномка беседовала с хозяином обоза. Дядя плохо понимал, что ей нужно. Правда, удивленное выражение на его лице поселилось еще в момент нашей с ним встречи, и теперь я всерьез начал задумываться: а нет ли у купца проблем с соображалкой. Поскольку разговор «глухого со слепым» грозил затянуться, нужно было поспешить на помощь серьезному человеку, что я и сделал, постаравшись, впрочем, напустить в голос как можно больше льдинок: — Что вы имеете мне сообщить? Гномка обернулась с выражением такой радости на мордашке, что захотелось завыть. Правда, когда ее взгляд переместился чуть ниже моего подбородка, в голубых глазах появилось недоумение: — А зачем... — Не имею ни малейшего представления, — поспешил я избавиться от потока совершенно ненужных вопросов, на которые все равно не мог придумать ответа. Гномка помолчала. Пару мгновений, не больше. И спросила то единственное, что волновало ее, по-видимому, больше всего: — А он тяжелый? Следовало бы засмеяться, но искренняя забота на круглом личике выглядела так умилительно, что я жутким усилием воли затолкал смех в горло, изобразив то ли кашель, то ли приступ удушья. Но мое фырканье повлекло за собой лишь усиление тревоги в голосе Мирримы: — Тебе снова плохо? И вот тут я заржал. Именно — заржал. Даже лошадка, запряженная в телегу, повернула голову в нашу сторону. Из глаз брызнули слезы, и мне потребовалось не меньше пары минут, чтобы взять себя в руки. Сначала гномка не могла понять, что происходит, но постепенно и до ее недалеких мозгов дошло, что я просто смеюсь. И, разумеется, если смеюсь, то смеюсь над ней. Маленькие кулачки сердито уткнулись в бока, щеки залил румянец, голубое небо взгляда затянулось грозовыми тучами. — Да как... Да ты... Да я... Тут... Так перепугалась... А он... Я выдохнул последнюю смешинку и лучезарно улыбнулся: — Не напрягайся так, милая! В беседе вновь наступила пауза, потому что Миррима шлепала губами, как выуженная рыба, но ни одного звука до меня не долетало. Ох, опять Джерон во всем виноват... Ладно, примем меры. — Извини, пожалуйста, я не дал тебе договорить... Я смеялся вовсе не над тобой — только над твоими словами... — Ты хочешь сказать, что мои слова не имеют ко мне никакого отношения?! — Она явно была не прочь поскандалить. Как там твердит народная молва? Милые бранятся — только тешатся? Все с тобой понятно, милая: ты без ума от меня! Думаете, шучу? А чем тогда объяснить столь открытое, даже, можно сказать, назойливое внимание к моей скромной персоне со стороны малознакомой особы женского пола? В редкие минуты честности с самим собой я прекрасно сознаю, что не обладаю — ни во внешнем облике, ни в глубинах души — никакими выдающимися качествами, которые могли бы вызвать уважение (не говоря уж о восхищении!) и желание поближе познакомиться... Она же видела, что от меня нет никакого проку в простейших житейских ситуациях! И все равно, как репей, цепляется... Есть, правда, еще одно возможное, но не слишком лестное, объяснение... Что, если гномка решила открыть приют имени себя для сирых и убогих? А я буду первым подопытным? Ну уж нет! Такая забота мне не нужна! Ничего, скоро этот несовершеннолетний клещ оставит меня в покое! Не пройдет и пары часов, как между нами протянутся мили дорог. И надеюсь, что места назначения окажутся в противоположных концах Королевства! Впрочем, не стоит делать ход моих мыслей достоянием посторонних зрителей, тем более что купец и так косится в нашу сторону с плохо скрываемым любопытством. Да и Миррима обидится, если узнает, о чем я думаю... Ладно, постараемся прогнать с лица глупую ухмылку и продолжим беседу со всей серьезностью. — Я не намерен тратить силы на ссоры с тобой, милая. Хватит того, что я уже пережил... Я очень устал. Правда. И пытался отдохнуть, когда ты завела этот глупый разговор с хозяином... — Глупый?! — Ну хорошо, хорошо, пусть будет «бесполезный»... — Это еще почему? — Твое описание моих сомнительных достоинств завело человека в тупик, ты не заметила? — Но я говорила как есть! — Именно. «Как есть», но — для тебя. — Что ты хочешь этим сказать? — Тебе не приходило в голову, что я веду себя немного по-разному с разными людьми? — То есть ты не всегда дурак? Будь у меня менее сонное настроение, я бы ее отшлепал, клянусь! — Примерно. — Но какое это имеет отношение к внешности? — Самое прямое. Восприятие собеседника зависит от его манеры речи, тона голоса, набора жестов... — Ты опять?! — Что? — На этот раз «тупил» я. — Опять ведешь заумные беседы?! — Прости, — я беспомощно улыбнулся. — Иногда меня заносит. — От этого нужно избавляться, — с видом знатока заявила гномка. — Учту. А теперь объясни, что тебе нужно от меня? — Ну-у-у-у... я беспокоилась. — Могу поспорить, что новая волна румянца залила круглое личико по иной причине, нежели та, что вызвала прежнее его кратковременное покраснение. О существовании купца было забыто сразу же после того, как Миррима увидела мое лицо. Что до меня, то мне доставляло некоторое садистское наслаждение искоса подглядывать за мучениями добровольного наблюдателя. Несчастный человек был вынужден слушать всю чепуху, которую мы несли, нимало не смущаясь его присутствием. Не думаю, что он понимал и половину наших слов, но продолжал мужественно фиксировать в памяти каждую произнесенную фразу, одновременно пытаясь делать вид, что его куда больше волнуют приготовления к отправке обоза. Согласен, со стороны мы выглядели странно: гномка в растрепанных чувствах и совершенно квелый парень, который даже не удосужился приподняться со своего «ложа», — что у них может быть общего? Собственно говоря, ничего общего у нас и не было. По моему скромному разумению. Что же касается мнения на сей счет моей собеседницы, то она не спешила им поделиться, а я не проявлял интереса. Она беспокоилась... Из-за чего, скажите на милость?! Знакомы — без году неделя. Нежных чувств друг к другу не испытываем. Вроде я ей ничего не должен... А она мне? За испорченную одежду разве что... И потрепанные нервы. Ладно, попробуем выяснить... — Вот как? — Я картинно изумился. — А что такого? — Миррима попыталась выкрутиться. — Тебя так крючило на стрельбище... — Могу себе представить. — Я вздохнул. — А потом тебя куда-то унесли... — И, конечно, тебя так беспокоила моя судьба, что ты принялась меня искать? — Я не хотел язвить, но горечь сама собой проникла в голос. Гномка куснула губу. — Ты не веришь? — Почему же... Верю. Только не могу понять причин. — Причин? — Помнится, еще до той безобразной сцены, после которой я потерял сознание, ты успела получить хорошую затрещину, — заметил я, прищурившись. Гномка снова начала розоветь: — Это... Ну... В общем... — Было справедливо, — подытожил я. — Да, — облегченно выдохнула Миррима. — Поэтому ты на меня не обижаешься. — Да. — Что-то еще? — Да... — Она протянула мне ладошку, на которой тускло поблескивала монета. — Твой выигрыш. А я и забыл... Надо же... Она пришла, чтобы отдать мне деньги? Куда катится мир? — Спасибо, конечно, но мне даже некуда ее положить. Гномка немного подумала и потянула за шнурок, выглядывавший из выреза платья. На свет божий был извлечен маленький кожаный мешочек из тех, что используются несовершеннолетними девицами для хранения всевозможных любимых мелочей и талисманов. Красивый такой мешочек, даже с вышивкой, и шнурок крепкий, сплетенный из тоненьких полосок кожи. — Возьми, пожалуйста. Я принял дар со всей возможной серьезностью. Ну вот, теперь осталось только вдеть в каждое ухо по серьге, заплести косички и... — Невежливо разговаривать с дамой лежа! Ломающийся мальчишеский голосок был исполнен праведного негодования. Я даже зажмурился и помотал головой в надежде, что мне все это почудилось. Что еще на мою бедную головушку? Блюститель норм рыцарского поведения стоял недалеко от телеги, гордо вытянувшись во весь свой рост, целиком и полностью соответствующий моим представлениям о тринадцатилетнем подростке. Мальчик был породистый: такая горбинка на носу не возникает от переломов, а такая линия подбородка формируется исключительно на протяжении веков, никак не меньше. Иссиня-черные, блестящие волосы и золотисто-ореховые глаза. Дорогой дорожный костюм из мягкой замши. Коротенький кинжал на боку. Целая гора самомнения. И океан гнева, в котором мне полагалось утонуть. Я вздохнул. Сел. Вздохнул еще раз и перекатился через тюки, сползая с телеги на землю. Отдых снова сказал мне: «Прощай»... — Во-первых, я не вижу здесь дамы, при всем моем уважении, — кивок в сторону Мирримы, — а во-вторых, я не нуждаюсь в советах человека, который еще сам не постиг всех тонкостей этикета в силу малого количества прожитых лет. — Вы забываетесь! — побледнел мой «противник». — А я считаю, что ответил вполне вежливо. Применимо к обстоятельствам, конечно... И тут он заметил мой ошейник. Признаюсь, ваш покорный слуга ждал этого момента и даже желал, чтобы оный момент наступил как можно раньше. — Раб смеет делать мне замечания?! — В голосе мальчишки появилась брезгливость. — Если ты вмешиваешься в чужой разговор, будь готов получить по ушам. — Я пожал плечами. — Сейчас я велю, и тебя выпорют! Ох, какие мы смелые! Интересно, какой титул носит его папаша? — Велишь? Кому же? — Моим сопровождающим! — Хм, он еще и со свитой? Маленький сноб сделал царственный жест рукой в сторону двух людей, стоявших рядом с хозяином обоза. Что забавно, я был достаточно хорошо знаком с этими людьми. Маг, который угостил меня обедом, и лучник, у которого я выиграл пари. Бэр всем своим видом показал, что не собирается реагировать на слова мальчишки, а Мэтти виновато кивнул мне. — Этим сопровождающим? — уточнил я. — Да! — с вызовом вскинул подбородок вельможа-недомерок. Я снова посмотрел на парней. Они даже не пытались приближаться. Что ж, значит, они правильно все понимают. — Видишь ли, мальчик, ты сможешь распоряжаться мной только в том случае, если на этом ошейнике будет стоять герб твоей семьи. А пока что, извини! — Эй, вы! — Он развернулся в сторону моих знакомых. — Схватить и всыпать этому мерзавцу десять... Нет, двадцать плетей! Ноль эмоций. Бэр отвел взгляд в сторону. Мэтти сделал вид, что растворился в воздухе. Покрасневший, как вареный рак, мальчишка возмущенно завопил: — Кому я сказал?! Вы осмеливаетесь не выполнять мои приказы?! — Мальчик, иди и попей холодной воды, а то скоро закипишь, — посоветовал я. Тонко вырезанные ноздри раздулись еще шире, в глазах полыхнул ржавый огонь, а к моему лицу рванулся кинжал. Предсказать поведение мальчишки смог бы и полный идиот, а поскольку я полагал себя несколько более умным созданием, то никаких проблем это неожиданное нападение мне не доставило. Пальцы моей правой руки надежно сомкнулись на запястье маленького нахала. Плавное движение, практически не потребовавшее усилий, и рука с кинжалом оказалась у мальчишки за спиной, вывернутая ровно настолько, чтобы причинять боль при малейшем движении. Я аккуратно вынул оружие из сведенной судорогой ладошки и метнул в землю, подальше от себя: — Ты еще не дорос до таких игрушек, мальчик. — За то, что ты посмел коснуться моей особы, тебя казнят! — Дрожу и падаю, — фыркнул я. — Сначала тебя будут пороть кнутом, а потом... Потом четвертуют! Я поморщился. Такой маленький и такой злобный... Похоже, ему не повезло с родителями и окружением, в котором он рос... Но это не повод оправдывать совершенно беспардонное поведение! — Пороть, пороть... Эк тебя заклинило... — Я сделал подсечку, ловя худенькое тело на колено. — Ты хоть знаешь, что это такое? Под рукой не было ничего. Ни веточки. Пришлось воспользоваться собственной ладонью. Думаю, к завершению экзекуции она горела ничуть не меньше, чем седалище мальчишки, но зато я был доволен собой. Освободившись из моих «объятий», парень поспешил удалиться на безопасное расстояние и гордо дуться на весь мир в полном одиночестве, под насмешливыми взглядами невольных зрителей его позора. Гномка, успевшая за это время взгромоздиться на телегу (полагаю, для того, чтобы было лучше видно), посмотрела на меня очень странным взглядом. — Чем на сей раз вызвано твое удивление? — обиженно поинтересовался я. — А ты не боишься получить на орехи? — От кого же? — От папочки и мамочки этого оболтуса? — Нисколько. — Что-то раньше ты не выказывал особой смелости, — подозрительно протянула гномка. — Хочешь, открою тебе страшный секрет моей уверенности? — А как же! — Ее мордашка озарилась предвкушением открытий. — На орехи от родителей этого мальчишки получу вовсе не я. — Кто же? — Мой хозяин! — победно провозгласил я. Гномка сообразила не сразу, но когда поняла всю прелесть ситуации, кивнула: — И верно! Но... — добавила она, — хозяин накажет тебя... Я пожал плечами: — А это будет уже сугубо наше с ним интимное дело! — Думаешь, он справится с вельможами? Я помолчал, вспоминая аукцион и спокойный, как меч, вложенный в ножны, голос человека, который купил меня. И заплатил ведь целое состояние. Даже по моим — то есть по любым разумным — меркам. Справится ли? Ни капли не сомневаюсь! Это так же верно, как и то, что за свою самодеятельность я получу от него по первое число... Однако что бы еще такое сотворить, чтобы ему жизнь, так сказать, медом не казалась? — Эй, — гномка дернула меня за рукав, — о чем задумался? У тебя такое лицо, как будто ты планируешь военные действия... Я улыбнулся: — Почти угадала. Война. И непременно до победного конца! — И которая из сторон должна победить? — хитро сощурилась Миррима. — Которая?.. Я пока не решил. — То есть ты готов проиграть? — Достойному противнику? Почему бы и нет? Она покачала головой. — И все-таки что-то с тобой не так... — Согласен. Но не в том смысле, который ты имеешь в виду. — А в каком? — Опять бездна любопытства во взгляде. — Как-нибудь расскажу... Когда стану свободным человеком. — Я подмигнул Мирриме. Гномка вздохнула: — И сколько же ждать этого момента? — Спросишь у моего хозяина. — А кто он? — Как только узнаю, сразу сообщу! Она обиженно выпятила нижнюю губу. — Ты снова надо мной смеешься! — Чуть-чуть, — согласился я. — Кстати, милая, а почему ты до сих пор на свободе? — Что ты имеешь в виду? — опешила Миррима. — Помнится, нелады с Лакусом были у тебя, а не у меня. Но я вижу тебя в добром здравии и без сопровождения... В глазах малышки появилась некая отвлеченность, свидетельствующая о напряженном мыслительном процессе. — Это так странно... — Что именно? — Лакус приказал наемникам схватить меня. Но тот человек... — Мастер? — Да, его так называли... Так вот, он сказал что-то вроде: «Не стоит тратить время и силы на вещи, которые не принесут прибыли... Обещаю, что вы не останетесь внакладе, если забудете о существовании гномки...» — Он так сказал? — Да... И Лакус послушался. Ну, мужик силен! Так легко и просто приказывать человеку, который в принципе не слушается ничьих приказов и советов... Пожалуй, мне стоит присмотреться к тебе повнимательнее, Мастер! А Лакуса я вполне понимаю. Солидный партнер (а обрывки разговора, которые я имел удовольствие слышать, этот вывод вполне подтверждали) намекнул: «Не лезь в болото» — одного этого достаточно, чтобы прислушаться к столь мудрым словам. А помимо «мудрости старших» есть еще и такая вещь, как досрочное прекращение контракта по причине несуразно больших расходов, не покрываемых задатком. Лакус все же потерял трех своих людей, и не самых дешевых, надо заметить... Так что он наверняка с радостью известил клиента о своем «выходе из игры». И возражений, скорее всего, не последовало. — Готовимся к отъезду! — возвестил зычный голос хозяина обоза. — Пора прощаться. — Я подхватил Мирриму за талию и помог ей слезть вниз. — А я не хочу прощаться! — с вызовом заявила она. — В данный момент не в моей власти остаться с тобой, милая, — ответил я. — Я тебя найду, — пообещала гномка. — Буду ждать, — кивнул я. — Ладно, беги, пока не стемнело... Она вздохнула и пошла прочь от телеги, но через десяток шагов обернулась: — Я даже не знаю твоего имени! Я отвесил церемонный поклон: — Джерон, к вашим услугам, почтенная. — До встречи, Джерон! И она припустила к городским воротам, а я поспешил занять свое место на телеге. Мальчишка, которого я отшлепал, устроился где-то в голове обоза в компании своего «эскорта», и такое соседство не способствовало появлению радости на лицах парней. Я даже злорадно ухмыльнулся, наблюдая, с какой миной Бэр помогал «его светлости» залезть на телегу. Ничего, пусть помучаются, им полезно! А я тихо подремлю, благо средство передвижения, на котором было предложено путешествовать мне, находилось в самом хвосте обоза и, кроме двух всадников, охранявших «тылы», ничто не мешало наслаждаться прелестным закатом... Мерное поскрипывание сочленений телеги замечательно навевало сон, но я умудрился-таки проснуться посреди ночи. И легко понять почему. Жрать хочется, фрэлл меня подери! Сколько уже времени я не ел нормально? Больше суток прошло только после приснопамятного обеда с магом... А если учесть, что и до этого замечательного события я трапезничал довольно скудно... Ладно, может быть, к полудню закину что-нибудь в свой ссохшийся желудок. Если, конечно, меня кто-нибудь изволит покормить. Впрочем, на худой конец есть еще «орел», врученный гномкой — с таким «капиталом» меня радостно встретят в любой придорожной харчевне. Хватит думать о грустном! Мне нужно спать, спать, спать... Нет, не получается! Не-на-ви-жу! Кого? Что? Себя и весь мир. По очереди. В данный момент — больше себя, чем мир. Я открыл глаза и уставился в ночное небо. И на небо-то оно не похоже. Скорее котел мутной сине-серой похлебки, опрокинутый над лесом. И бледная луна, подмигивающая подбитым глазом из-за рваных облаков. Круглоликая насмешница Ка-Йи, жемчужина северных небес, как давно мы не разговаривали... Когда я обращался к тебе в последний раз? В далеком детстве? Точно. Тогда я был гораздо счастливее, чем теперь. Я считал, что меня любят. Я считал, что кому-то нужен. Блаженное неведение... Мы никому не нужны, кроме себя самих. Да и в этом нельзя быть до конца уверенным. Правда, события и люди, прошедшие перед моими глазами за последние дни, не вписывались в стройную теорию равнодушного мира, которой я придерживался, но, возможно, это всего лишь исключения из правил... Сотни раз я задумывался, зачем я живу, и ни разу даже не приблизился к ответу. Спросить бы у кого, более сведущего в этом деле, но никак не подберу кандидатуру... Впрочем, прожитые дни не помогают стать мудрее — только добавляют ворчливости в голос и скрипа в суставы. Из памяти стираются даже самые счастливые моменты, а если что и остается, то недоумеваешь: когда же такое было? И было ли вообще? Быть может, это просто игра уставшего от пресной жизни воображения? Грустная госпожа звездного неба, что за тени бегут по твоему челу? Вздохи отлетевших душ? Беспокойные сны Властителей Судеб? Говорят, по лунным узорам можно гадать о собственном будущем... Жаль, что я так и не научился этому искусству. Точнее, я знаю, как это нужно делать, но предсказать Свой Путь мне заказано, а чужие пути... Что мне до них? Лучше изгнать из головы все лишние и вредные мысли. Беспечные скитальцы, Призраки Пройденных Дорог, скользящие в ночи над спящей землей, обнимите мое безучастное сознание и унесите с собой, под полог Вечного леса... ...Мне показалось, что прошло менее четверти часа, однако хмурый свет, пробивавшийся сквозь густую вуаль облаков, утверждал обратное: я все же немного поспал. Но усталость никуда не исчезла, напротив, стало еще противнее. Обязательно нужно поесть. Или выпить. О да, горячительное меня бы спасло! Подумаешь, вывернуло бы еще разок, зато тупой беспробудный сон и полное отсутствие аппетита были бы мне обеспечены... Серая дымка над кронами деревьев чудесно соответствовала моему настроению. Похоже, день будет непогожий. Вот только ливня мне для полного и окончательного счастья не хватает! Если мы не поторопимся добраться до постоялого двора, придется спасать тюки с товарами... Так, а что, собственно, происходит? Только сейчас до меня дошло, что обоз стоит на месте. Сама по себе остановка в пути была даже желательна, чтобы дать отдых людям и лошадям, но телеги стояли посреди дороги и в совершенно «походном» строю. Нет, так дело не пойдет! Я откинул поеденную молью шкуру, под которой спал, поежился в сыром дыхании утра и спрыгнул на землю. Так и есть, телеги стоят одна за другой, словно на дороге неожиданно образовалось препятствие, но не столь серьезное, чтобы «занимать оборону». Взгляд нырнул в вязкий кисель воздуха, дрожащий над пыльной дорогой. Ничего не вижу. В смысле, ничего похожего на причину остановки. Дорога впереди совершенно пуста. Странно... Я подошел к козлам, намереваясь выяснить у возницы, что происходит, и... Открыл рот. Лис спал. И его лошадь — тоже. Чуть поодаль статуями восседали на столь же неподвижных скакунах охранники. Но это был вовсе не сон. Или сон, но совмещенный с чем-то вроде оцепенения, и, надо сказать, впечатление создавалось весьма гнетущее. Судя по тревожной тишине, на остальных телегах такая же ситуация... Кто же, позвольте спросить, «усыпил» столько существ за один раз? Да и зачем? И как? Хотя тут мне ответ не требовался. Магия, что же еще! Маловероятно, что сонное зелье было подмешано в еду и питье — не думаю, что все эти люди сидели за одним столом — а уж сыпать отраву в сено... Впрочем, встречаются эстетствующие личности, способные еще и не на такие изыски. Кстати! Удобный случай сбежать. Если на ошейнике и висели заклинания, то они приказали долго жить еще до того, как обоз отправился в путь, за это я мог бы поручиться. Впрочем, сдается мне, не было там ничего. Совсем ничего. Но купец об этом и не догадывается... Ну что, Джерон, линяем? То-то все удивятся, когда проснутся! Если проснутся, конечно... Гы-гы-гы. С легким сердцем я мог бы шагнуть в придорожный ивняк, растворяясь в утреннем тумане, но... Не получается. Ну что, что тебя здесь держит, кретин? Только неуемное любопытство и стремление влезть в кучу дерьма по самые... Уши, а не то, что вы подумали! И ведь влезешь же, можно спорить на что угодно... Стараясь не сильно шуметь, я двинулся по обочине на поиски неприятностей. Я знал, что буду горько жалеть об этом решении, но ничего не мог с собой поделать. По мере приближения к голове обоза в висках начинало колоть все сильнее, и это означало следующее: источник враждебной (и что гораздо важнее — активной) магии находится именно там. Ага, вот и он! Точнее, она... Над неподвижным мальчиком — моим недавним несостоявшимся обидчиком — с деловым видом склонилась женщина. Появление одинокой женщины в лесу на рассвете — событие не из рядовых, но, пожалуй, не столь редкое, как может показаться. Интереснее другой факт: женщина была полностью обнажена, и нигде в пределах досягаемости я не мог разглядеть сброшенной одежды. Следовательно, она пришла сюда уже... ммм... голая. Загадка дня: кому одежда на работе только мешает? Догадались? А вот и неверно! Вовсе не тому, о ком вы подумали! Женщина была оборотнем. Роскошные темно-золотые узоры на плечах, не скрытые от взгляда, настойчиво об этом сообщали. Вот только что же это за зверь? Нет, не такие уж у меня глубокие познания в данном вопросе, посему продолжим наблюдение и постараемся сделать максимум логических выводов, пусть даже каждый второй из них окажется неверным... Итак, она немолода. В отношении оборотня это говорит только о приобретенном с возрастом опыте, но ни в коем случае — о дряхлости или чем-то подобном. Чем старше, тем хуже, как правило. Для жертвы. Слегка рыхловатое тело. Все правильно, низшему оборотню нужна значительная масса тела, чаще всего, конечно, в ущерб привлекательности... Бисер испарины на обветренной коже. Ого, так она уже «оборачивалась» сегодня? Это может сыграть против нее. Ну да, конечно, как бы иначе она преследовала обоз по лесу? Коротко стриженные пепельные волосы — и не поймешь, проседь это или просто дорожная пыль... О, а вот это уже весьма и весьма интригует! Это ведь не родовой знак, это... Накр! С моего места виден только один, на левом бедре, но он сияет ровным светом, значит, для наведения сонных чар был использован другой... Вот только где он и сколько подобных сюрпризов у женщины в запасе? Ай-вэй, как все дурно складывается... Можно сказать, что обоз влип. И очень глубоко. Глубже, чем муха, попавшая в силки к голодному паучаре... Оборотень с нехилой магической поддержкой. Ни за что не поверю в отсутствие защитных амулетов у охранников обоза. Что уж говорить о «приписанном» к нему маге! Да, он не так уж опытен, как хотелось бы, но элементарные меры предосторожности наверняка принимает — это магам вбивают в голову крепко. На протяжении всего процесса обучения. Иначе не бродило бы по дорогам это бесцеремонное племя в таком количестве... Хорошо еще, что оборотни сами, как правило, не обучаются искусству заклинать. Некогда им — «оборачиваться» бы научиться... Эту вот тетеньку кто-то щедро снабдил всем необходимым. Наверняка и «рассеиватель» есть... Чувствуется тщательно спланированная и продуманная операция. Но убивать мальчишку она не собирается, иначе его кишки были бы уже разбросаны по всей дороге. Что же нужно тому, кто велел ей остановить обоз? Я бы еще долго наблюдал за скупыми движениями оборотня — кажется, она раздевала парня, — но влажная прохлада тумана довершила то, чего я ожидал. Насморк одержал полную и безоговорочную победу над моим носом. И, к моему глубочайшему сожалению, он был не один... Пылинка в горле превратилась в целую горсть песка, и я оглушительно чихнул. Желтые глаза мгновенно нашли меня и недобро сузились. — Удачной охоты, почтенная! — Глупо, конечно, но ничего другого в этот момент я не придумал. Женщина медленно развернула в мою сторону не только голову, но и плечи. Ага, еще один накр пульсирует на правой стороне, хм, груди... И верно, зачем ей красивая пышная грудь? А что это мы так напряглись? Непорядок! Неизвестно когда успевший вырасти коготь на среднем пальце правой руки оборотня коснулся худенькой шеи. — Двинешься — мальчишке не жить, — холодно сообщила женщина. Я пожал плечами: — Да мне, в сущности, нет никакого дела до этого парня. Я даже не приду на его поминки. Так что поступайте, как вам угодно. — В самом деле? — «Так я тебе и поверила», вот что читалось в ее глазах. — Могу оказать посильную помощь, — сморозил я глупость еще почище. — В чем? — В чем хотите. Беседа была абсолютно бессмысленная, и ее итог был очевиден нам обоим. Но мне требовалось время. Чуть-чуть... — Что-то ты мне не нравишься, — подвела итог разговору женщина. — Взаимно, — кивнул я. Оборотень плавным движением, словно бы нехотя, переместился с телеги на землю. Ну, вот и все, Джерон, сейчас она попытается избавиться от непредвиденного свидетеля... Очертания женской фигуры потекли, в мареве превращения все быстрее и быстрее утрачивая исходную форму. Казалось, стоит чуть-чуть напрячь зрение, и станет заметно, как деформируются слои реальности, подменяя одну иллюзию другой, превращая человека в иное, более совершенное и прекрасное создание... Так вот кто ты... Шадда. Большая песчаная кошка мягко переступила лапами, не сводя с меня жесткого взгляда. Я почесал шею. Не потому, что она действительно чесалась, а для того, чтобы рука оказалась как можно ближе к подаренному Мирримой мешочку. Я вовремя вспомнил, что у меня есть кое-что, существенно облегчающее взаимоотношения с метаморфами. Оставалось надеяться, что в сплаве, из которого льют монеты, серебро присутствует в достаточном количестве... Мышцы под золотисто-серой шкурой пришли в движение, отрывая от земли тело, предназначенное исключительно для убийства, но я разглядел только летящий мимо сполох холодной ярости, потому что сильный и резкий толчок откуда-то сбоку отправил меня в полет совершенно в другом направлении, и все, что ваш покорный слуга успевал сделать — это сгруппироваться, чтобы как можно скорее вернуться в вертикальное положение... Когда я обернулся, Мэтти лежал на земле и на его одежде проступали темные пятна. Удостоверившись, что маг не примет участие в дальнейшем развитии событий, оборотень поднял голову и посмотрел на меня странно замутненными глазами. Фрэлл, она же пролетела так близко от меня!.. Пока кошка собиралась с мыслями — а я вполне понимал ее замешательство, но надеялся, что она спишет свой спазм на контакт с магом — монета перекочевала из мешочка за щеку. Почему именно туда? Ну не в руке же мне было таскать этот кругляшок! Оборотень мотнул головой, фокусируя взгляд на моей нескладной фигуре. Ну же, киска, иди ко мне, не бойся! Всего один прыжок, ведь это не проблема для такого сильного зверя... Ну же, не тяни! Вперед! Она не знала, что произойдет. Она испытывала смутную тревогу, но все же решилась атаковать. И прыгнула. А я прыгнул ей навстречу. Зачем? Чтобы усилить эффект. Чего? Об этом еще рано говорить... Складки Пространства тяжело вздохнули, рассыпаясь прахом и пропуская через себя то, что еще мгновение назад было смертоносным зверем, а теперь вновь стало женщиной, ошеломленной и обескровленной насильственным превращением. Женщиной, чье лицо летело прямо на выставленный вперед локоть. Больно, фрэлл меня подери! У меня был только один шанс, и я использовал его до конца... Мой кулак врезался куда-то в грудь оборотня. Еще раз. И еще. Хрустнули ребра. Главное — натиск, все равно мои удары для нее — не более чем комариные укусы. Когда она опомнится, телу, протравленному магией столь же древней, как сам мир, не составит труда избавиться от любых ран... Я швырнул женщину к борту телеги. Ох, только бы на Мэтти не наступить... Пальцы левой руки судорожно сжались на горле оборотня, правый кулак методично месил грудную клетку. И откуда только у меня взялись силы на это бессмысленное и жестокое избиение? Неужели я все еще не смирился? Но — сколько наслаждения! Ты должна хотеть только одного — дышать! Сухие губы жадно раскрылись в очередной попытке получить хоть глоток прохладного утреннего воздуха, и я прильнул к ним. Монета скользнула в рот женщины, двинулась дальше — мои пальцы почувствовали, как она проходит через горло, и я поспешил оказаться подальше от шадды. Незачем мешать существу, готовому переступить Порог... Серебра в монете оказалось много. Мне снова повезло. Женщина захрипела, но «орел» уже начал свое путешествие в глубь ее тела. Конец приближался. Однако перед тем как шагнуть в последнюю агонию, шадда послала мне взгляд, исполненный бессильной ненависти, и прошептала: — Будь ты проклят... Ее слова всколыхнули ряску в болоте памяти. К горлу подкатил комок горечи, и я тихо ответил самому себе, потому что женщина уже не могла меня услышать: — Опоздала, дорогуша, я давно уже проклят... Можно было еще долго наслаждаться судорогами умирающего оборотня, но времени катастрофически не хватало... Мэтти лежал практически неподвижно, прикрыв глаза, только ладони, прижатые к земле, еле заметно подрагивали. — Не трать силы напрасно, — посоветовал я, нашаривая между тюками флягу. Маг удивленно распахнул глаза. О, бедный мой, как же тебе нехорошо! Лоб — в капельках пота, взгляд переполнен болью... — Почему?.. — тихо спросил он. — Все так... плохо? — Все просто замечательно. — Я постарался придать голосу как можно больше оптимизма. — Я... умираю? — Вовсе нет. Да, тебя основательно потрепали, но нет ничего непоправимого... И ты вполне сможешь сам залечить эту рану — только потерпи пару минут... — О чем ты? — Когти шадды несут на себе кое-что, мешающее заживлению. Думаю, тебе пока неизвестны заклинания, нейтрализующие действие этого яда, так что не мешай мне. Просто расслабься... Так, вот этот нож с пояса возницы как раз подойдет... Я опустился на колени рядом с магом и как можно аккуратнее взрезал окровавленную одежду. Конечно, можно было ее снять, но лишний раз колыхать парня, и так находящегося на грани жизни и смерти, просто зверство! Ай-вэй, как все печально! След шадды четырьмя рваными полосами шел наискось через живот. Кровь текла, даже не думая сворачиваться. — Сейчас будет больно, — предупредил я, щедро поливая Мэтти содержимым фляги. Он взвизгнул. Горячительное зашипело, соприкоснувшись с порченой кровью. Прости, пожалуйста, но я должен позаботиться и о своей безопасности... Я нагнулся и начал слизывать выступившую на ранах пену. — Что... ты... делаешь?.. — задыхаясь от боли и от удивления, выдавил из себя маг. — Не мешай. Не задавай вопросов и ничего не бойся. Обещаю, все будет хорошо. — Я на несколько вдохов оторвался от окровавленного живота. Глазам стороннего наблюдателя (если бы таковой вдруг очутился в столь ранний час в столь неподходящем месте) предстало бы весьма пикантное зрелище... Сразу и не поймешь, чем мы занимаемся: Мэтти время от времени постанывает и скребет пальцами по земле, а я, не поднимая лица, энергично двигаю головой в месте, которое чуть выше того, где... Горько-стальной привкус остаточной магии, соленая терпкость крови и сивушный аромат грубо очищенного пойла адской смесью плескались у меня во рту. Я едва успевал сплевывать в сторону сгустки, обильно сдобренные собственной слюной. Легко сказать: зализать такие длинные раны! Наконец я устало, но довольно выпрямил спину. Кровь больше не текла — относительно ровные бурые дорожки остекленевшей жидкости — вот и все, что осталось. — Дальше занимайся лечением сам. — Я пополз к телу шадды. — Как... как ты это сделал? — О, у нас уже и голосок окреп? — Расскажу. Потом. Когда ты выздоровеешь. Кстати, у тебя есть всего пара минут, чтобы активировать что-нибудь лечебное... — Почему? — насторожился он. — Потому что тебя ожидает продолжительный, здоровый, но беспробудный сон, — устало объяснил я, вырезая из ложбинки на груди женщины металлическую загогулину и пряча ее в мешочек. — Сон? — Все вопросы — потом! Я поднялся на ноги, качаясь из стороны в сторону, как травинка на ветру. Все, мои силы исчерпаны. Совсем-совсем-совсем. Не помню, как доплелся до телеги и рухнул на свое «лежбище», потому что приближался извечный кошмар. Моя головааааааа! Если вам не посчастливилось свести близкое знакомство с головной болью, вы меня не поймете. Впрочем, я бы не пожелал и самым злейшим врагам такой доли, на которую был обречен сам... Казалось, что надбровные дуги опухли и из-за этого трудно открывать глаза. Затылок отяжелел настолько, что я не решался сидеть или стоять. На этот раз волна пробежала по лбу и угнездилась в висках. О нет, это была не резкая боль, не спазмы, не покалывание... Это была боль в прямом смысле слова отупляющая. Мир вокруг сливался в один грязно-серый комок слизи, которая залезала в уши, забивала нос, мешая дышать, наплывала на глаза... Проваливаясь в колодец очередного приступа, я думал только об одном: а будет ли у меня еще одно утро? Думаете, головная боль — достаточная причина для желания некоторое время пребывать в состоянии полного покоя? Нет, нет и еще раз — нет! В чем я и убедился, когда сонные чары угасли вместе с накром на груди оборотня. Разумеется, пробуждение людей и животных происходило постепенно, но все же гораздо быстрее, чем устроило бы вашего покорного слугу. В сложившейся ситуации радовало только одно: поскольку шадда мертва, то и мои мучения должны прекратиться с минуты на минуту... Шкура, под которую я зарылся в тщетной попытке спрятаться от невзгод окружающего мира, полетела в сторону. Я недовольно разлепил глаза, чтобы тут же встретиться взглядом с хозяином обоза, имевшим весьма бледный вид. — С тобой все хорошо? — Первый же вопрос поверг меня в ступор. Да какое тебе дело до меня, дядя? Ну увидел, что я на месте, успокойся и ступай себе! Должно быть, моя апатия произвела еще более удручающее впечатление, чем прежде, потому что купец продолжал нагнетать ситуацию: — Оборотень тебя не поцарапал? — Какой еще оборотень? — Я решил на всякий случай не показывать своей осведомленности об истинном положении дел. — Повреждений нет? — О, теперь еще и Бэр будет интересоваться моим благополучием! С ума они, что ли, сошли? Все и разом? Причем на почве заботы обо мне... — Оставьте меня в покое, — буркнул я, отворачиваясь от совершенно неугодных в данный момент собеседников. Хозяин обоза и лучник переглянулись, дружно схватили меня за ноги и поволокли с телеги. Я цеплялся за все, что мог, но справиться разом с двумя здоровыми мужиками — непосильная для меня задача даже в лучшие времена. Поэтому в считанные секунды я оказался на земле. Но на этом злоключения и не думали заканчиваться: штаны и фуфайка резво поползли с моего разбитого тела в противоположные стороны. Я визжал и брыкался, но сколько-нибудь сильного впечатления ни мой голос, ни мои телодвижения не произвели, и вскоре каждый дюйм обнаженной кожи был тщательно ощупан и осмотрен на предмет царапин. Разумеется, кроме следов ушибов, ничего и быть не могло — не такой уж я дурак, чтобы проливать свою драгоценную кровь! Правда, расцветающий синяк на локте одной руки и опухающие костяшки пальцев другой руки могли бы вызвать удивление и повлечь за собой ряд ненужных, можно даже сказать, вредных вопросов, но, к счастью, мои мучители искали совсем другие следы... Бэр с облегчением выдохнул: — Чисто! Я был зол. Нет, не просто зол. Я был разъярен. Мало того, что сдуру ввязался в чужие неприятности, довел очередное истощение организма практически до абсолюта, заработал любимую головную боль, так еще и два му... «очень умных» человека крутят меня как бесчувственную куклу и елозят потными холодными руками по моему телу! Не то чтобы я чего-то стеснялся (хотя, с другой стороны, хвастаться тоже нечем) — пусть им будет хуже! — но сам процесс не доставлял удовольствия, а только подливал масла в огонь моего скверного характера. Очнитесь, парни! У вас на руках мертвый оборотень, маг в бессознательном состоянии, мальчик со следами попытки несостоявшегося покушения, а вы водите хороводы вокруг ничтожного раба! Пора, пожалуй, вернуть вам здравый смысл... И первым делом, поднявшись на ноги и кое-как водрузив свои обноски на положенное место, я заявил в ответ на реплику Бэра: — Лучше бы своего приятеля лапал, если противоположный пол тебя не интересует! Бэр побелел так, что и чистейшие простыни позавидовали бы, и одарил меня оплеухой. Хорошей такой. От всей души. Замешательства, если оно и имело место, хватило ровно на мгновение — злость, ледяной рекой разлившаяся в груди, извлекла из неизвестных мне доселе тайников еще немного сил, и я дал сдачи. Тоже — от души. Только немного пониже. В живот. И когда лучник согнулся, добавил еще. Основанием открытой ладони в лоб. Ну что поделать, не вышел я ростом, вот и кручусь, как могу... Бэр упал, но ненадолго, потому что моим ударам уже пару дней как не хватало хлесткости, и, поднимаясь, еще на полусогнутых ногах бросился вперед головой, опрокидывая меня на землю... Клубок из двух рассерженных молодых людей покатился по пыльной дороге, но зрителям сего занимательного представления подобная трата времени показалась непростительно пустой, и они приняли меры. Под четкие указания купца охранники обоза ухватили нас за руки и за ноги и растащили в разные стороны. Помятых, но довольных собой. Особенно доволен был я, поскольку новоприобретенные ссадины и синяки замечательно маскировали уже имеющиеся. К тому же мне удалось «выпустить пар» за чужой счет... Согласен, не слишком честно по отношению к Бэру, но ведь он, в сущности, мне никто — ни сват, ни брат. Собственно говоря, мы даже не представлены... — Сволочь! — тяжело дыша, выплюнул Бэр. — На себя посмотри! — не остался я в долгу. — Проспал все на свете, так теперь на других отыгрываешься? Лучник сделал попытку вырваться из надежных объятий охранников, и я даже догадывался, что он намеревался со мной сотворить. Купец покачал головой, глядя на нас, как на неразумных детей: — Остыньте оба! Нашли время лупить друг друга... — Вы первыми начали, — обиженно заявил я. — Не надо было лежать, как снулая рыбка! — снова взорвался Бэр. — Ага, надо было вскочить и убежать?! — Я же сказал, остыньте! Мне что, поискать поблизости водоем и окунуть вас туда? — Купец был вынужден повысить голос. — Мы должны были убедиться, что оборотень не поранил тебя. — А так было непонятно? — Я взглянул в сторону передних повозок, где над полуразложившимся телом шадды — жутким месивом из останков человека и зверя — склонились несколько возниц и охранников. — Где лежит он, и где находился я! — Мы должны были быть уверены... — чуть смущенно, словно оправдываясь, произнес хозяин обоза. Вот как? С чего такая трогательная забота о столь невзрачном существе, как я? Нет, решительно не нахожу объяснений! И если с возможным помутнением собственного рассудка я согласился бы легко и безо всяких возражений, то в окончательное помешательство всего остального мира поверить пока не мог. Бэр со злостью скинул с себя руки охранников, одарил меня прямо-таки испепеляющим взглядом и вместе с купцом подошел к Мэтти, переложенному тем временем на одну из ближайших телег. Тот спал, как я и обещал. Более того, могу поклясться, что он даже видел в меру приятные сны и великолепно отдыхал, восстанавливая силы. В отличие от меня. Правда, во всей этой ситуации был один момент, который мог причинить мне неудобства. Я с большой долей вероятности допускал, что, очнувшись, маг не будет помнить свою встречу с шаддой. С одной стороны, это было замечательно, но с другой... Больше свидетелей моего «геройского» поступка не было, а так хочется иногда, чтобы тебе, так сказать, воздали должное... Купец оперся о борт телеги и задумчиво спросил себя самого: — Кто же прикончил оборотня? Лучник устало пожал плечами: — Мэтт, кто же еще? Хозяин обоза покачал головой: — О нет, чары тут ни при чем... Оборотня накормили серебром. Видел, как его разворотило? Такое бывает только от «лунного поцелуя»... Поцелуя? Я похолодел. А ты не так прост, купец, совсем не прост... Откуда же ты знаешь о «лунном поцелуе»? Сам-то наверняка не пробовал, значит, рассказывали друзья. Надо и с тобой быть поосторожнее... Фрэлл, да что же такое получается?! Ни сна, ни отдыха измученной душе — сплошные прятки! Бэр тоже не пропустил мимо ушей занятный термин: — Почему же вы думаете, что Мэтт не мог... — Посмотри на него и подумай головой, парень! Каким образом он мог заставить полного сил оборотня проглотить кусок серебра? — Ну, он же — маг, в конце концов! — Но почему-то не воспользовавшийся магией... — протянул купец. — Твой друг силен в рукопашной? — Мэтт? Не сказал бы... Конечно, кое-что он умеет, но ему ведь и ни к чему драться голыми руками... — Именно, — довольно кивнул хозяин обоза. — Вопрос первый: почему маг не использовал боевые заклинания? Ответ очевиден: чары не хотели работать. Вопрос второй: хватило бы у мага сил справиться с оборотнем без магии? Конечно, нет! Тем более парнишка ранен, и ранен очень тяжело. Какой напрашивается вывод? Оборотнем занималось третье лицо, нам с тобой, да и всем остальным присутствующим здесь не представленное. Бэр, и без того невеселый, помрачнел еще больше. — Вы хотите сказать, что мы обязаны жизнью кому-то, кто даже не соизволил сообщить о своем «подвиге»? — Пожалуй. — «Герой» не считал нужным ставить нас в известность? — продолжал ехидничать лучник. Ох, и врезал бы я тебе еще разок! Нет, вот так прямо подойду к вам и скажу: «Не парьтесь, мужики, это сделал я!» Допустим, меня даже не сразу объявят сумасшедшим... — Кем бы он ни был, жизнь твоего друга он спас, — приструнил Бэра купец. — Мэтт мог и сам о себе позаботиться! — с вызовом ответил лучник. — Ты просто не знаешь, что происходит, когда магия оборотня попадает в кровь... Нужно принимать противоядие, и как можно быстрее. Но в наших припасах, да и, думаю, в припасах мага такой склянки не было, а смастерить действенное заклятие за пару мгновений под силу не всякому чародею. Даже сдавшему экзамен. — Последние слова были произнесены с некоторой издевкой. Бэр чуть порозовел, а купец продолжил: — Ох, парни, сдается мне, опять вас не допустят до квалификационных испытаний... — Но ведь еще не все потеряно! — попытался оправдаться лучник. — Надеюсь, — вздохнул хозяин обоза. Сколько же полезной, хотя и мало понятной информации можно извлечь, подслушивая чужие разговоры! Значит, мои знакомцы — простые школяры. Ну, может быть, и не совсем простые, но то, что они еще «недоучки», это факт. Что ж, сделаем зарубку на память. Если тебе известны слабые стороны твоего врага, половина победы — в кармане. Нет, я не собирался враждовать с Бэром, а уж с Мэтти — тем более! Но удержаться от маленькой мести за «все хорошее» — практически невозможно... Холодная капля шлепнулась прямо на нос. Я поднял лицо к небу. Все верно, как и планировалось. Дождь. Вот это было уже просто неприличным везением! Я подставил лоб мокрым ладоням Небесной Плакальщицы, ощущая, как их ласка гасит вязкий огонь моей боли... — Шевелитесь, бездельники! — заорал хозяин обоза, следя за тем, как его работники укрывают телеги защитными полотнищами. — А ты что стоишь? Марш на свое место! — Ага, вот и мне досталось. Я поспешил залезть на телегу и забиться в узкое пространство между мешками. Сверху обрушился остро пахнущий кожаный полог, оставляя только небольшую щелку с видом на лес. Наверное, чтобы я не скучал. Еще минута, и обоз тронулся в путь, плавно и упрямо набирая приличный темп. Похоже, мы торопимся. Куда? Впрочем, какая мне-то разница? Я бы с удовольствием оттянул момент встречи с «хозяином» еще на месяцок-другой... Косой гребешок дождя сновал между деревьев, скатывал дорожную пыль в липкие комки, выбивал дробь на крупах недовольных лошадок. Я смотрел на серые струи, а перед глазами вставала совсем другая, почти забытая картинка... ...Широкий двор залит яркими лучами солнца, неожиданно горячего для весны. В свежем воздухе разлит горьковатый аромат молодой листвы. День дышит умиротворением и нежностью. Правда, десятилетнего мальчика, спустившегося по крутой каменной лестнице, меньше всего занимают красоты мира, в котором он живет. В самом деле, кому интересна весна, когда под боком можно найти куда более занимательные вещи! У стены, в небольшом загоне на ковре из опилок и душистого сена резвятся маленькие мохнатые комочки. Щенята. Пузатые, смешные, пушистые. Так и хочется взять их на руки... Мальчик и намеревается так поступить, но стоит ему сделать всего пару шагов в сторону загона, как на его пути вырастает разъяренная женщина: — Не смейте приближаться к ним! Еще шаг, и я забуду о своих клятвах! Мальчик поднимает на нее удивленные глаза: — Я сделал что-то дурное? — И он еще спрашивает?! Прочь от моих воспитанников! Мальчик не только удивлен, но и обижен: — Но я... — Прочь! — Женщина обнажает зубы. Совсем как волк. Может быть, это только иллюзия, созданная испуганным воображением ребенка, но клыки и в самом деле длинноваты для человека... Мальчик испуганно отшатывается, едва не падая на плиты двора. Женщина все ближе и ближе... Зеленые глаза зажмуриваются в ожидании худшего, но темноту страха неожиданно рвет чей-то спокойный и даже ласковый голос: — Успокойся, Лэни. Он не причинит вреда твоим... воспитанникам. Мальчик отваживается приоткрыть глаза и видит своего заступника. Человек. Мужчина. Немного странный: слишком густая и роскошная грива белоснежных волос, слишком яркий и независимый янтарный взгляд. Человек стар, но никто не посмел бы назвать его дряхлым. Длинная пепельно-серая накидка спадает с широких плеч, как королевская мантия. Этот человек знает себе цену и не скрывает ее от окружающих. Впрочем, мальчик пока не умеет разбираться в людях, и старик кажется ему просто большим и сильным существом. И удивительно добрым... — Тебе откуда знать? — огрызается женщина, но делает шаг назад. — Вернись на свое место, Лэни, не пугай ребенка. — Этот ребенок хуже своры охотничьих псов! — Я же сказал: успокойся. — Старик даже не повысил голос, но женщина почему-то осеклась и, покорно склонив голову, отошла в сторону. — Надеюсь, она не доставила вам неприятностей, ma’daeni?[1] Ma’daeni. «Мой повелитель», на эльфийский манер. Мальчик не понимает, почему старик обращается к нему подобным образом, но такое почтение не льстит, а напротив, настораживает его. — Кто вы, сударь? — Dоu[2] Магрит просила присмотреть за Вами, и я с радостью выполняю ее просьбу. — Короткий, но учтивый поклон. — С радостью? — В юном голосе прорезаются нотки недоверия. — Разумеется, ma daeni. Служить вам — честь. — Почему же она... — Мальчик смущается и не заканчивает фразу. Старик понимающе кивает. — Просто потому что боится. Вслед за непониманием возникает страх, а вместе со страхом всегда приходит злоба. Никогда не открывайте двери этой бродяжке: злоба — дурной советчик. В любых делах. — Но чего она боится? — Не «чего», а «кого». Она боится вас, ma’daeni. — Но почему? Вы ведь не боитесь! Старик вздыхает. — Как бы мы все ни были похожи друг на друга, мы никогда не будем одинаковыми. У каждого из нас есть свои... особенности, которые могут нравиться или не нравиться другим. Такова жизнь, и глупо было бы с ней спорить. — Особенности? — Вы поймете, ma’daeni, в свое время, — мягко улыбается старик. — Чтоб ты сдох поскорее! — бормочет женщина, бросая яростный взгляд в сторону мальчика. Она хочет быть услышанной, и ей это удается — ребенок бледнеет и поворачивается к старику, словно прося о помощи: — Я скоро умру? Старик некоторое время смотрит прямо в глаза мальчика. Внимательно-внимательно. И усмехается. — Нить Судьбы — слишком хрупкая материя. Никто не знает, когда придет его черед переступить Порог. — Вы не ответили! — упрямо дергает головой мальчик. — Что же вы хотите услышать, ma’daeni? — Старик терпелив. — Я должен умереть? Старик пожимает плечами: — Все мы когда-нибудь умрем. Кто-то раньше, кто-то позже. Не торопитесь покинуть этот мир, несмотря на все его темные стороны. Жизнь — это бесценный дар, не выбрасывайте ее за ненадобностью... Впрочем, я, пожалуй, не буду давать вам советы в таких вещах. Хотя бы потому, что мы все-таки слишком разные... — Разные? — Мальчик не перестает удивляться. — Увы, — вздыхает старик. — И даже в вашем положении есть преимущества, за которые многие бы пожертвовали своей жизнью... — Это неправда! Все говорят, что... Старик хмуро качает головой: — Не следует подслушивать чужие разговоры. — Я не подслушивал... — смущается мальчик. — Тогда не обращайте внимания на слова, предназначенные не вам, и они не ранят ваше сердце. — Я не понимаю... — Вы поймете, ma’daeni, обещаю. Просто подождите немного... Сегодня такой красивый день — не хотите ли отправиться на прогулку? Мальчик доверчиво протягивает старику руку. Маленькие пальцы тонут в смуглой ладони, такой же теплой, как лучи весеннего солнца... ...Почему ты вспомнился мне, один из немногих друзей моего детства? Потому что тоже был оборотнем? Но я даже не знаю, в кого именно ты «оборачивался»... Впрочем, почему в прошедшем времени? Держу пари, что ты до сих пор жив и здоров, и еще не один рассвет усыплет бисером росы твою серебристую шкуру! Ты рассказал мне так много. И — так мало! Я понимаю почему. Каждый должен идти своим Путем. Я иду, слышишь? Спотыкаясь и падая, набивая шишки и разрывая в клочья собственное сердце... Я не ищу другой жизни. Я просто живу. И я знаю, что в любой момент могу умереть. Это знание намертво впиталось в мою кожу, растворилось в крови, вросло в кости, отпечаталось в сознании... Я привык засыпать и просыпаться, чувствуя на своей щеке нежное, как паутинка, дыхание Вечной Странницы... Спасибо за все, чему ты меня научил! Видишь, я воспользовался твоими уроками. Прости, что был слишком несдержан с шаддой, но я не смог обуздать свой гнев, в первый раз после стольких лет увидев в глазах незнакомой женщины презрение и ярость Лэни... Лайн’А-хари, Смотрительница Внешнего Круга Стражи. Я понимаю твой страх и разделяю твои сомнения. Но я никогда не приму твою ненависть, сменившуюся под давлением обстоятельств вежливо-показной покорностью. Ты умела так изогнуть бровь, отвечая на мои вопросы, чтобы все понимали: ты просто делаешь одолжение ничтожеству, недостойному носить древнее и славное имя... Ты никогда не назовешь меня ma’daeni, хотя я бы многое отдал за то, чтобы однажды услышать из твоих уст эти слова... А уж мечтать о том, чтобы ты произнесла: m’daeni... Нет, это слишком невероятно даже для моей больной фантазии. Ma’daeni — «Тот, кто имеет право». M’daeni — «Тот, кому я разрешаю». Так близко и — так далеко. Особенно для наших взаимоотношений. Разве я могу причинить вред? К сожалению, могу... Даже если буду стараться избежать этого всеми силами. Грустно? Увы. Но такова жизнь... В следующий раз буду держать себя в руках — достаточно и одного удара. В точку чуть ниже родового знака... Кстати, о родовом знаке. Я достал из мешочка холодную, мгновенно потускневшую со смертью шадды ажурную пластинку. Откуда же ты родом? Неужели из моих краев? В Западном Шеме песчаные кошки не живут, уж это-то я точно знаю! Странно... Знак принадлежит полноценному члену Семьи, отнюдь не изгою. Но вряд ли оборотень действовал по собственному желанию — накрами пользуются только наемники. Ни один «благородный» метаморф не станет пачкать свое тело этими магическими штучками... Тебе приказали. Кто? И в чем заключалась ожидаемая тобой плата? Деньги? Иные блага? Может быть, чья-то жизнь? Да, это вероятнее всего. Простой и неизменно эффективный шантаж — слабость любви к ближнему... Почему этот «кто-то» так заинтересован в несносном мальчишке? Ну да, положим, задатки у него неплохие, но разве дело в этом? Зачем понадобилось добиваться контроля столь изощренным способом? Не проще ли было... Хотя, что я несу? Я же знаю, что не проще! В этом смысле секреция оборотня — безотказное и действенное средство. Разумеется, нанесенная на определенные участки тела в определенном порядке под аккомпанемент определенных заклинаний... Фрэлл! Какой же я идиот! Надо было взять накр с запястья... Эту махонькую черненькую пуговку... Нет, ничего бы не вышло. Мэтт — в нирване, а в моих руках эта улика мигом растеряла бы все свои полезные качества... Что я вообще знаю о накрах, этих специфических, но весьма действенных магических приспособлениях? Сделать такой под силу практически любому магу, поскольку весь процесс сводится к «записи» того или иного заклинания на «носитель». Разумеется, чем сильнее и искуснее маг, тем более сложное и эффективное заклинание он «запишет» и тем качественнее получится само изделие. А «носитель»... «Носитель» может быть любым, чаще всего используются чистые металлы и сплавы. Железо, кстати, не очень любит такую «запись» заклинаний... Можно использовать дерево, но, во-первых, это на любителя, а во-вторых, пока найдешь подходящую древесину — проклянешь все на свете. Самое предпочтительное, конечно, кристаллы! Чем упорядоченнее структура «носителя», тем удобнее укладывать спираль чар. Чистый как слеза, да еще и соответствующим образом ограненный драгоценный камень позволяет достичь немалого эффекта... Так, что еще? Активировать заклинание может даже не-маг, нажатием или словом. Для пущей надежности накры вживляются в плоть того, кто собирается их использовать. Иногда вживляются даже против воли... Хе-хе. Готов спорить, что это происходит в половине случаев применения накров. Но шадда вряд ли была против. Особенно если заранее знала, что придется воевать... Но она не могла знать, что наткнется на меня, ведь что ни говори, а убить вашего покорного слугу гораздо проще, чем кажется, и никакой магии не нужно: удар мечом или удачно пущенная стрела — и я уже за Порогом... Впрочем, если я в ближайшем будущем не приму меры, то доконать меня сможет и самая обычная простуда... Невеселые раздумья о здоровье были прерваны остановкой телеги. Я выглянул из-под кожаного полога и обнаружил, что обоз добрался-таки до постоялого двора. Вовремя, потому что дождь и не думал утихать, напротив — норовил припустить еще сильнее. К нашему счастью, ненастным утром, да еще в отсутствие в окрестностях «ярмарочных дней», все места были свободны. Конечно, телеги под навес не помещались — лошадей бы спрятать, — но местная прислуга помогла возницам накрыть мешки несколькими слоями «рыбьей кожи», а значит, о состоянии товаров можно было не беспокоиться. Пришлось выбраться на свежий воздух — ну не ждать же, в самом деле, пока меня упакуют вместе с тюками! — и несколько минут прятаться под навесом от назойливо заползающих во все щели струек воды. Можно было, конечно, сразу пойти внутрь, но что-то я не жаждал столкнуться у дверей с Бэром или его подопечным, который бросил в мою сторону такой злой взгляд, что мурашки пробежали по спине... Подождав, пока возницы и охранники — за вычетом караульного наряда — скроются в доме, я не торопясь двинулся по двору, разглядывая постоялый двор снаружи. Дождь мне не мешал — давненько я не принимал ванну, так что освежиться, хотя бы таким образом, было для меня приятным подарком природы. Наверное, я бы задержался еще на полчаса, но хозяин обоза, единственный, кто остался во дворе вместе со мной, твердо взял меня пальцами за плечо: — Нечего мокнуть, парень. Лучше пойти и выпить чего-нибудь согревающего... — Как вам будет угодно, — кивнул я и последовал за ним к парадным дверям дома. Но в этот миг перед нами возникло препятствие. Из разряда неприятных неожиданностей. Видимо, хозяин постоялого двора посчитал, что все люди уже вошли в дом, и поспешил выпустить сторожевого пса... Я не люблю собак. В принципе. Да, я знаю, что они умны и верны, но по мне кошка — гораздо умнее и преданнее. Если, конечно, она изберет тебя своим «хозяином»... Эта собака относилась к типу особенно нелюбимых мной: огромный, с теленка, косматый зверь с крупной лобастой мордой, на которой краснели маленькие злобные глазки существа, уверенного в своей непобедимости. Кстати, шипастый ошейник зверя выглядел импозантнее, чем мой... Эта махина выросла у нас на пути, полностью загородив проход к дверям, и с ленивым любопытством принялась разглядывать наши тела примерно на уровне... пояса. А когда купец сделал шаг вперед, из горла зверя выкатился такой мерзкий и глухой рык, что мы вздрогнули. Надо было крикнуть кому-нибудь из местных и попросить придержать собачку, только звать на помощь показалось недостойным и купцу и мне. Но что собирался предпринять мой сопровождающий, я так и не узнал, потому что «нанес удар» первым... Ну же, песик, подними свою голову... Горящие угрозой лиловые пуговки глаз медленно поползли навстречу моему взгляду... Еще немного, еще... Отлично! Никогда не пробуйте делать то, что проделал я. Хотя это очень просто — нужно всего лишь выпустить наружу клоаку своего подсознания, открыть двери Темного Храма своей души — если вы, конечно, принадлежите к одной милой, немногочисленной и весьма специфической семейке... Хватило и нескольких секунд, чтобы наглая уверенность в глазах пса сменилась паническим ужасом, и зверюга, поджав хвост и тихо проскулив что-то вроде «покорнейше прошу простить», на полусогнутых дрожащих ногах отползла в сторону. Я передернул плечами, выходя из транса, и повернулся к купцу: — Путь свободен, господин. Если мое поведение и вызвало у хозяина обоза вопросы, то он предпочел оставить выяснение подробностей моей биографии на более удобное время, а сейчас просто перешагнул порог. В питейно-обеденном зале братия, вместе с которой я совершал свое вынужденное путешествие, уже расселась за столы и начинала приготовления к поглощению пищи. Ну а чтобы еда не шкрябала по желудку, его непременно нужно смазать! И лучше всего — кружкой доброго эля... Я подумал пару мгновений, а затем попросил купца: — Вы позволите мне самому сделать заказ? — Почему бы и нет? Только не слишком дорогой! — улыбнулся он, направляясь к столику, из-за которого ему уже весело и призывно махали руками. Я же двинулся к стойке. Друзей в этом балагане у меня не наблюдается, так что поем в гордом одиночестве, благо мне это разрешили. Распорядитель ожидающе уставился на меня скользким взглядом, и я вежливо описал то, что хотел бы видеть на обед: — Пожалуйста, нагрейте мне эля — лучше, если он будет поплотнее и потемнее. Греть не до кипения, но так, чтобы можно было обжечься. И не помешало бы к этому ржаных сухариков или хотя бы лепешку. Да, налейте горячий эль в миску! И принесите ложку, пожалуйста. Это вас не затруднит? По глазам распорядителя было видно, что и он принял меня за бедолагу, сбежавшего из приюта. Но «клиент всегда прав», и спустя пару минут передо мной на стойке появилось все, что я заказал. Покрошив черствую лепешку (из грубой муки, с отрубями — экономим, да?) в горячий эль, я некоторое время меланхолично помешивал это не вполне аппетитное варево. Да, блюдо понравится не всякому, но, во-первых, оно жидкое, что для меня сейчас немаловажно, во-вторых — достаточно сытное, чтобы восполнить хоть часть потраченных сил, и в-третьих, горячий эль чудно помогает от простуды! Так что я убивал сразу трех зайцев, хотя и выглядел придурковато. Мясо в меня пока что не полезет. Да и рыба — тоже. Можно было бы взять тушеных овощей, но и это рискованно. Иногда я просто ненавидел свой поганый организм! Ладно, еще день-два, и я смогу отожраться... Если будет чем. По мере убывания снеди разговоры за столами становились оживленнее. Обсуждалось все: погода, цены на зерно и лошадей, политика короля и любовные похождения его министров. В другое время я бы внимательнее прислушался к утомленным поглощением пищи голосам, но горячий эль разморил меня быстрее и надежнее, чем холодный, и я сполз на стойку, подпирая щеку рукой и глядя на свое отражение в начищенном до блеска подносе. Как-то все это странно и загадочно, правда? Отражение кивнуло: «Правда». Хлопнула дверь, пропуская в зал нового и весьма мокрого гостя. Когда темный от влаги плащ был сброшен на руки подбежавшего слуги, глазам присутствующих предстал смуглый черноволосый мужчина средних лет, грузный, но осанистый, на стеганом кафтане которого имелись знаки различия практикующего члена Лекарской гильдии. — Ну-с, где наш больной? — весело и задорно вопросил он. Хозяин обоза поспешил к нему навстречу: — На второй этаж, доктор, пожалуйста... Они протопали вверх по лестнице и исчезли за одной из дверей, выходивших на галерею. То ли лекарь был весьма опытен, то ли — совсем наоборот, но осмотр не занял много времени — не прошло и пяти минут, как эта парочка спустилась в зал и заняла места за столом неподалеку от меня. И лекарь и купец были вполне довольны и спокойны. — Не волнуйтесь, голубчик, все просто замечательно! — говорил доктор, с аппетитом налегая на жаркое. — Юноша просто спит, залечивая раны. Мне, собственно, даже нечего здесь делать... — Что вы, доктор, я бы просил вас задержаться хотя бы на пару дней, если, конечно, у вас нет срочных дел. — На ваше счастье, я совершенно свободен до конца недели, — кружка эля опустела, — и понаблюдаю за юношей, если вы считаете это необходимым... — А вы считаете, что можно обойтись и без... — Ну конечно, голубчик! Здоровый сон — все, что нужно в такой ситуации... Я довольно улыбнулся своему отражению. Собственно, сомнения не посещали меня и до уверений лекаря, а уж теперь я мог просто собой гордиться. Если бы было чем гордиться... Спит-то он спит, а вот кто и когда его разбудит? Доктор и купец углубились в разговоры о политике, а рядом со мной воздвиглась хмурая скала в лице Бэра. — Ты закончил? — Что именно? — Жрать. — Да, если это тебя и в самом деле интересует. — Мне не понравились слегка виноватые глаза лучника, но я удержался от острот. — Тогда идем. — Куда это? — удивился я. — Узнаешь. Не скажу, чтобы меня привело в восторг это приглашение, но я почел за лучшее не спорить и последовал за юношей. Все на тот же второй этаж, благо третьего этажа здесь отродясь не было. Мы миновали почти десяток дверей, остановившись в самом конце галереи. Комната, в которую меня привел Бэр, была угловой, не слишком уютной, не слишком светлой и не слишком теплой. Да и кровати в ней не было — из всей мебели имелись в наличии только стол, пара колченогих стульев и стенной шкаф. Возможно, это был чей-то кабинет. Или эту комнату использовали в качестве кабинета постояльцы. Потолочная балка нависала над головами, покоясь на двух довольно толстых подпорках из грубо обработанного дерева. К одной из этих подпорок Бэр и велел мне встать спиной. Я смутно догадывался, зачем, но не стал протестовать и, даже когда запястья сдавили — не туго, но надежно — веревочные петли, только поинтересовался: — В чем причина подобных действий с вашей стороны? Закончив вязать узлы, лучник присел на край стола и некоторое время исподлобья меня разглядывал. Тусклого света из окна было недостаточно, чтобы я мог до конца разобраться в выражении его глаз, но в голосе, кроме досады, ничего не услышал: — Скажи спасибо его высочеству... — Высочеству? — Мальчишка, которого ты отшлепал, когда-нибудь станет правителем Западного Шема. — Вот как?! — Я присвистнул. — Нехорошо получилось... — Весьма, — хмуро подтвердил лучник. — И теперь он блажит, твердит, будто не может чувствовать себя спокойно в одном доме с тобой... Так что не обессудь: эта мера единственное, что хоть немного его успокоило. — А почему, собственно, вы не пресекли «экзекуцию» в зародыше, так сказать? Я бы понял... Бэр хмыкнул, направляясь к дверям: — Не поверишь, но эта сопля за один-единственный час успела довести нас самих до белого каления, так что... — Хорошо чужими руками жар загребать? — съязвил я, заставив парня застыть на полпути. — Можешь думать, что хочешь, но мы ведь вынуждены были присягнуть... — На верность? — Вроде того. Неприкосновенность королевского тела и все такое... — А мне, значит, все было дозволено? — Ну, мы же присягали охранять его от опасности, а тут имел место всего лишь урок хороших манер... — Даже в сером сумраке было заметно, как Бэр улыбнулся, по-доброму и вполне искренне. — Не волнуйся, это ненадолго — скоро за принцем приедет отряд Королевской стражи, и мы все вздохнем спокойнее... Дверь за лучником захлопнулась. Но спустя минуту я пожалел, что он ушел так рано, потому что невесть откуда возникший липкий пот струйкой побежал по моей спине. В чем дело? Очередной приступ моего вялого «предвидения», приносящего только неприятности и разочарования? Что ж, если дело дошло до ТАКОГО ощущения, значит, в ближайшие часы мне не поздоровится... Позвать Бэра? Не услышит, комната слишком далеко, а он наверняка спустился в зал... Развязать веревку я не смогу, слишком толстая подпорка — руки не свести... Что остается — покориться судьбе? Вредное это занятие, потворствовать Слепой Пряхе в ее бесконечном труде. Но больше ничего не сделать... Пока я перебирал варианты выхода из лабиринта, который, в принципе, был непроходимым, плотную завесу дождя пронзил звук рога, вслед за которым спустя считанные минуты до моего слуха донеслась глухая дробь копыт во дворе. За принцем приехали? Скорее всего. Я немного расслабился, хотя следовало бы быть настороже. В самом деле, сейчас его заберут и увезут подальше от меня — и все закончится... Скрипнула дверь. — Ты уже... — Больше я не успел сказать ни слова, потому что рот забила скомканная кожаная перчатка. Это определенно был не Бэр. Тонкая, даже излишне гибкая фигура скользнула к столу. Что-то звякнуло, что-то прошуршало, грязный полумрак комнаты разогнало бледно-желтое пламя свечи, и я смог получше разглядеть нежданного визитера, пока тот разворачивал какой-то узелок на столе. Черная кожа костюма, смахивающего на охотничий. Тусклые серебряные бляшки — где надо и где не надо, но в целом выглядит эффектно. Рубашка с капюшоном — ткань даже на взгляд производит впечатление скользкой и мягкой. Шелк? Наверное. Плечи широкие, но эту иллюзию можно списать на строгие линии одежды. А вообще этот человек выглядит и ведет себя как-то... дергано. Ну, или слишком резко, если хотите, хотя я называю это «припадочно». Что же ему нужно от меня? Но вопрос упал куда-то в колодец сознания, потому что в этот момент мой гость скинул с головы капюшон и повернулся ко мне лицом. Вы видели бритых наголо женщин? И как вам? Нравится? Мне — не очень, хотя не могу отрицать, что при наличии правильной формы черепа и пропорциональных черт такая прическа выглядит весьма и весьма... захватывающе. Кстати, мне тоже идет бритый череп, но это уже частности, не имеющие отношения к происходящему... Так вот, это была женщина — определенная часть тела не давала в этом усомниться, и голая кожа головы этой женщины отбрасывала блики в пламени свечи. Но, пожалуй, не эти два факта повергли меня в изумление, близкое к потере сознания. Я впервые в жизни видел ТАКУЮ эльфийку! Высокая — ее подбородок располагался аккурат на уровне моих глаз. Немолодая. Хотя в отношении эльфов и трудно говорить о возрасте, но моих скромных знаний об этом племени вполне хватало на то, чтобы понять — она давно уже не ребенок. Длинные нервные пальцы художника. Или музыканта. Да, пожалуй, она должна прекрасно играть на лютне... Гордая, почти царственная посадка головы. Изломанные шрамами брови. Тонкие, как это обычно бывает у эльфов, черты лица. Чуть припухлые губы презрительно сжаты. Глаза глубокие-глубокие, темные. Одно ухо обезображено целой коллекцией сережек. В общем, особа из разряда тех, что сначала хватаются за меч, а потом уже выясняют, кто был не прав. Как говорится, не женщина — мечта! Если вы жалеете о том, что в вашей жизни не хватает огонька... Она сузила глаза, показавшиеся мне болезненно-блестящими, и низким бархатистым голосом сообщила: — Его высочество, наследный принц Западного Шема Рикаард просил навестить тебя и оставить подарок... На долгую память. — Узкий язык скользнул по нижней губе, напомнив мне ядовитую змею. — Жаль, что времени мало, — разочарованно продолжила эльфка, — и я не смогу поближе с тобой познакомиться... Ты был бы в восторге! Да, в восторге. Меня и так уже почти настиг «экстаз» — осознание того, что я подошел к Грани куда ближе, чем за всю прежнюю свою жизнь. Знаю я, дорогуша, что ты хочешь мне предложить — пытки эдак на двое суток! Судя по белым паутинкам шрамов на лице и в вырезе ворота, ты и сама не прочь окунуться в омут Боли... Она снова повернулась к столу, взяла предмет величиной с ладошку и подошла ко мне. Так близко, что я почувствовал ее дыхание на своей коже. Приторно-сладкий аромат с нотками горечи. Да ты нездорова, дорогуша! Какого дурмана ты наглоталась? Впрочем, было что-то еще. Какие-то чары. Не враждебные мне и не враждебные эльфийке — просто чары, возможно, «пассивная защита» или нечто похожее. Странное ощущение, никогда раньше с таким не сталкивался — словно струна натянута... Фрэлл, да я почти слышу, как она звенит! Эльфийка задумчиво вертела предмет в руках. — Чем бы тебя наградить? Нужно что-то простое, но впечатляющее, не так ли? «Насильник»? Нет, это будет похоже на комплимент! «Детоубийца»? В определенных кругах тебя сочтут героем... О, а вот это то, что нужно! Я понял, что она хочет сделать. Поставить клеймо. Уж не знаю, исполняла ли эта эльфийка функции экзекутора при королевском дворе или только в свите принца, но все необходимое для исполнения наказания у нее имелось — пластинка с полостью для заливки специальной краски и причудливым лабиринтом тонких полых игл, которые движением маленького рычажка можно было установить в различном порядке. Краска, конечно, несмываемая, да еще и зачарованная, чтобы клеймо было не свести... Сухие крупицы знания обожгли мой разум и, осыпаясь в хранилища памяти, унесли с собой способность принимать решения. Проще говоря, я остолбенел. Для меня подобная «мера наказания» была более чем серьезной. Хотя бы потому, что я, в отличие от любого другого человека (или не-человека), был лишен возможности избавиться от подобных повреждений собственного тела. Любой порез навеки застывал на мне шрамом, и я завидовал светским щеголям, которые дрались на дуэлях каждый день, а на следующее утро являлись как ни в чем не бывало и демонстрировали всем гладкую и здоровую кожу... Да, это обходилось им в кругленькую сумму — услуги лекарей-магов всегда хорошо оплачиваются, — но результат того стоил... И только я один запретил себе рисковать — с того самого момента, как осознал в полной мере свою «уязвимость». Вызвать на дуэль? Уж лучше прослыть трусом и ничтожеством! Последний неумеха может убить меня, случайно задев грязным лезвием... Думаете, легко всего на свете бояться? — Да, так и поступим! Надеюсь, принц оценит мою изобретательность! Тонкие пальцы дернули меня за волосы, прижимая к подпорке, и рой игл вонзился в правую щеку. Я даже не сразу почувствовал боль, потому что к тому времени страх уже полностью опутал тело и разум своей паутиной. Впрочем, это был даже не страх, а ужас, плавно переходящий в тупое отчаяние. Все кончено. Надежды и мечты хрустальными брызгами разлетелись в разные стороны. Я пропал. Окончательно и бесповоротно. Я уничтожен... Эльфийка убрала орудие своего ремесла, наслаждаясь результатом «творчества», и удовлетворенно оскалилась: — Все в лучшем виде, красавчик! О, что это, несколько капелек? Но ведь это не краска, правда? И она на мгновение припала к моей щеке, слизывая кровь, выступившую в местах уколов. Сглотнула, довольно щурясь. И струна лопнула. Не знаю, какие чары жили в тебе, дорогуша, но теперь ты навсегда их лишилась... И поделом: нечего совать в рот что ни попадя... Эльфийка ушла так же тихо и незаметно, как и появилась, оставив в качестве доказательства своего посещения узор на моем лице и перчатку у меня во рту. Какое-то время я стоял, глядя в злобное пламя свечи, пока лед потрясения не начал таять, а потом сполз на пол, стукаясь затылком о деревянный брус. В голове не осталось ни одной завалящей мыслишки — ни о прошлом, ни о будущем. Не знаю, сколько прошло времени, — я даже не слышал, как уезжал принц. К реальности — пусть не совсем, но чуть-чуть поближе — меня вернуло появление Бэра. Он довольно выдохнул: — Ну, вот и все! Отмучились! — И тут он понял, что комната выглядит иначе, потому что на столе откуда-то появился источник света. — Эй, а это что такое? Лучник перевел взгляд в мою сторону, и я с несколько отстраненным изумлением узнал, что большие глаза могут быть не только у эльфов. — Что произошло? Он наклонился ко мне, извлекая «кляп» из уже частично онемевшего рта, и наконец-то рассмотрел главную причину моего ступора. Бэр был поражен, и поражен неприятно. — Это... по приказу принца... но зачем? Надо же, он способен мыслить логически! Разумеется, клеймо королевского палача можно поставить исключительно с ведома и по поручению особы королевской крови! — И почему именно это? — Что? — прохрипел я. — Такое клеймо редко используется... — Да что, скажи, наконец! — «Погасивший незажженную свечу». Сердце упало куда-то вниз. Нет, не к ногам, гораздо ниже... Твоей рукой, эльфийка, водили обозленные боги, не иначе — никакой другой приговор не мог бы причинить мне больше страданий... Только теперь я понял, что мое недавнее отчаяние было всего лишь прелюдией, слабой репетицией того, что накатывало на меня сейчас. Волна безысходной тоски, смешанной с самой искренней и глубокой ненавистью и самой незамутненной злобой — о нет, не к кому-то конкретному, разве что только к стечению обстоятельств, наделившему меня такими достоинствами, от которых впору бежать сломя голову... А еще она была отражением моей беспечности и глупости, наивности и поверхностного отношения к людям... Я совершил то, чего не следовало делать, и даже не подумал, чем могут обернуться подобные «капризы»... Но самым страшным и самым неотвратимым было совсем другое. вы видели шторм на море? Если видели, то поймете, что я имею в виду. Первая волна отнюдь не самая страшная, гораздо страшнее та, что приходит следом... У меня тоже имелась такая «волна», сплетенная из чужих воспоминаний и слухов, из бессилия и чувства вины, и хотя разум мой понимал всю абсурдность обвинений, сердце не хотело прислушиваться к его голосу... Прости меня, пожалуйста! Я не мог ничего изменить! Если бы время и судьба были подвластны мне, я никогда бы не появился на свет, зная, сколько страданий и мук принесет мое рождение... Я не знаю, какой ты была... Говорят, что я похож на тебя. Чем же? Все изображения, которые мне позволили увидеть, говорят только одно: ты была самим совершенством! Ради чего ты решила отдать свою жизнь? Ради нелепого в своей недоделанности создания, которое обречено умереть гораздо раньше обычного для Семьи срока? Говорят, что ты действовала так во имя любви... Я не верю! Как можно любить того, кто медленно и настойчиво, час за часом, день за днем убивает тебя? Я недостоин любви — ни твоей, ни чьей-то еще, в этом я убеждаюсь каждый миг своего существования... Единственное, в чем я могу быть похожим на тебя, это упрямство, беспредельно-горячее и удушающе-ледяное... Но одного упрямства недостаточно, правда? Я уже не хочу жить, понимаешь? Я не вижу смысла! Я остаюсь на этом свете только по двум причинам: потому что я — трус, и потому что я обещал тебе не умирать. Так долго, как это будет возможно... Дрожь пробежала по кончикам пальцев ног, перебралась на колени, потопталась в животе, лепя комок ощетинившегося острыми языками огня. Я понимал, что должно произойти, и даже усмехнулся сквозь слезы: я все же на что-то способен, пусть это «что-то» — самое последнее, что я хотел бы уметь делать... Нэгарра. Безграничная Скорбь. Безвозвратная Потеря. Растерзанная Душа. А попросту — Плач. Последнее «прости». Последнее «прощай». Последний Всплеск Крыльев. Еще несколько вдохов, и ничего больше не останется — ни постоялого двора, ни принца с его свитой, ни всего Западного Шема с окрестностями... ...Стрелы дождя ударили в незакрытые ставнями окна. Грозовой ветер взвыл за стенами постоялого двора. Заскулили собаки. Жалобно заржали лошади. Если бы кто-то из сидевших в зале рискнул выйти в ненастье, то увидел бы, как лилово-черные тучи начинают свое кружение в воронке гигантского смерча... До сих пор не понимаю, что остановило меня — осознание того, что я могу причинить вред невиновным людям, или то, что Бэр остервенело хлестал по моему горящему от боли и одновременно немеющему лицу и что-то кричал, пытаясь вернуть меня в тот пласт мироздания, в котором находился сам. Комок скорби разорвался где-то в груди, выйдя на свет божий водопадом соленых слез. Я задыхался, но не мог остановить рыдания. Слезы не облегчают боль, не верьте! Они только топят ее на время. Но пройдут дни, в самом лучшем случае — годы, и боль, которая не добилась своего в предыдущий раз, вернется, и тогда вы пожалеете о том, что погасили тот, первый пожар... Когда купец и лекарь вбежали в комнату, гроза уже прекратилась. На полу комнаты сидели двое юношей: один из них, брюнет, чем-то до смерти испуганный, прижимал к своей груди другого, да так сильно, что даже пальцы побелели. А пустые глаза на заплаканном лице второго смотрели куда-то так далеко, что невозможно было понять, осталась ли в этом бренном теле душа или она унеслась прочь, вслед за грозой... Пустота. Тихая дрема на Берегу Вечности. Рваное Кружево опустошенной Мантии. Сознание, рассыпавшееся миллионами пылинок по всем складкам Пространства и Времени. Я не могу... Нет, неправильно. Я НЕ ХОЧУ. Я не хочу ничего чувствовать. Я не хочу ничего видеть. Я не хочу ничего слышать... «Слышать» или «слушать» — вот в чем вопрос?» — Ехидный голосок вдребезги разносит мое уединение, мешая подготовиться к встрече с Вечной Странницей. — Ни слышать, ни слушать. Особенно тебя! — огрызаюсь я, но собеседника мой отпор ни в коем разе не смущает. Даже не трогает. «Как говорится, «не умеешь — научим, не хочешь — заставим». Ах как мы довольны, представить страшно! — Я не расположен к беседам с тобой, — пытаюсь задушить разговор в зародыше. Не получается. «Зато я так соскучился по нашему милому задушевному общению, что не отпущу тебя, пока вдоволь не наговорюсь!» Неприкрытое торжество. — И о чем же ты хочешь говорить? Что ж, придется сдаться, тем более что он прав — я не могу уйти отсюда. Пока не могу... «Исключительно о твоих ошибках.» — И много их было? — Я содрогаюсь. «Вообще-то, настоящая ошибка была всего одна, и ты ее правильно понял.» — А именно? «Твое времяпрепровождение с гномкой.» Я вздыхаю: — Да, тут отпираться бессмысленно... «Она плохо на тебя влияет, — авторитетно заявляет голос, — ты начинаешь делать глупости.» — Можно подумать, раньше я глупостей не делал... «Раньше это были лично тобой взращенные глупости, а теперь ты идешь на поводу, противно подумать, у кого — у несовершеннолетней гномки!» Прямо-таки строгий дядюшка, выговаривающий нерадивому племяннику за разбитый кувшин и пролитое вино. — Я заметил... А что толку отпираться? «Ты начинаешь геройствовать, а это вредно для здоровья!» Так, наставления еще и не думали заканчиваться. — Прости, больше не буду. М-да, звучит не очень-то искренне. «А я полагаю, что будешь, и не один раз, — вздыхает голос. — Надо все же становиться более рассудительным и спокойным.» — Да куда уж рассудительнее?! Хорошо, торжественно клянусь, что в следующий раз, когда на моем пути появится девица в затруднительном положении, я пройду мимо! А еще лучше — отползу в кусты! В крайнем случае, там и зазимую... «Ай, как мы разозлились! — Радость и ликование. — Кстати, о девицах...» — Каких еще? «Которые инкогнито посещают тебя и оставляют на память роскошные узоры на лице.» Я чувствую, как в груди начинает закипать бешенство. — Закрой эту тему! Раз и навсегда! Я не буду ее обсуждать! «Хочешь сказать, что подставил лицо под иглы палача по своей воле?» — Вкрадчивый шепот. — Ты знаешь, что нет! — Я почти кричу. — Я не мог ничего сделать! «Пожалуй, — соглашается голос. — Ты всего лишь мог избежать этой ситуации. В самом начале. На кой фрэлл ты решил поучить малолетнего выродка уважительному отношению к старшим?» — Он первый начал! «Великолепное оправдание, — сокрушается голос. — А сколько нам лет? Пять? Десять? Да, пожалуй, не больше... Ты что, считал, что все сойдет тебе с рук?» — Ну-у-у-у... Наверное, считал. «Положим, я тоже немного виноват, — признает голос. — Но ради всего сущего, зачем? Зачем ты полез в самую глубокую яму, которую только нашел?» — Я не лез... «Вожжа под хвост попала?» — Нет у меня никакого хвоста! Я был близок к тому, чтобы взвыть. «Ну, положим, хвост-то у тебя в наличии имеется, — не обратив внимания на мое возмущение, продолжает голос. — Уж мы-то с тобой это знаем, не притворяйся! Правда, потревожить его вожжой достаточно сложно... Скорее даже — невозможно...» — Оставь в покое мои конечности. — Я поспешил сбить своего собеседника с любимого «конька». — Я предпочитаю о них не вспоминать... «Когда-нибудь придется. Как тебе понравилась Нэгарра?» — Омерзительно. При одном только воспоминании виски начинают ныть. «Вот-вот. Понимаешь, что лучше ее избегать?» — Теперь — понимаю. «Обещаешь, что примешь мои слова к сведению?» — Обещаю. «Опять врешь, — усмехается голос. — Ну и фрэлл с тобой! Мне остается только одно: почаще тебя навещать.» — Жду с нетерпением. — Я вяло пытаюсь пошутить. «А все-таки она хороша, верно?» — Кто — она? К чему эти подначки? «Эльфийка, кто же еще? Небось пожалел, что у нее было мало времени.» Ах ты, сволочь! — Ты же знаешь, что ЭТО меня не интересует! «Знаю, — вздыхает голос. — И очень переживаю по этому поводу. Но не расстраивайся, я всегда буду с тобой, любовь моя!» — Не смей так ко мне обращаться! «Ну кто же будет любить тебя так же бескорыстно и искренне, как я? И вообще — давай-ка хлопнем глазками, встанем и посмотрим на нашего нового хозяина!» Спор я проиграл. В который раз? Уверен, что не в последний... В самом деле, кому под силу одержать верх над своим внутренним голосом — этим бесконечно мудрым, беспредельно ехидным и по-настоящему понимающим тебя собеседником? Собеседником, который лучше всех прочих знает, когда нужно просто помолчать... Я чихнул. Ресницы стукнулись друг о друга с лязгом рыцарей в полном боевом доспехе — возвращение в неуклюжее тело показалось нереально легкому (на какое-то время) сознанию изощренной пыткой. Но легкость никуда не исчезла: она ударила в голову, как выдержанное десятилетиями вино. Я чувствую, что могу все. Ну, почти все. Например, пойти и набить кому-нибудь физиономию. Или кого-нибудь поцеловать. Не важно, что результат в обоих случаях будет одинаковым: затрещина, которая надолго выведет меня из строя, — но сейчас мне так легко и весело, что... Я ли открыл глаза в одной из комнат постоялого двора? Сажусь на постели — когда меня успели сюда перенести? — и голова тут же начинает танцевать что-то очень изящное и запутанное. Ничего, прорвемся! Из смежной комнаты доносятся голоса. Два голоса. И оба мне хорошо знакомы, потому что один принадлежит косвенному виновнику появления узора на моем лице, а другой — человеку, которого я знаю под кличкой «Мастер». Десяток шагов кажется непреодолимым расстоянием, но я одерживаю победу над Пространством и заглядываю в дверной проем. Так и есть, Бэр собственной персоной. Виноватый и пришибленный. Рядом на кровати лежит Мэтти, не принимающий участия в разговоре, что и неудивительно, поскольку он все еще спит. Мастер — все в том же походном костюме, только без накидки, отсутствие которой позволяет мне наконец-то увидеть лицо моего «хозяина» целиком. Что сказать? Открывшаяся картина вполне меня удовлетворяет. Он, несомненно, умен и опытен. А еще — добр. Возможно, Бэр этого не замечает, потому что робко отводит взгляд, но серые прищуренные глаза полны снисходительного лукавства, хотя в голосе старательно звенят стальные нотки: — Признаться, я ожидал от вас большего. Как видно, старею... — притворно сокрушается Мастер. — Мы делали все возможное... — Я вижу. — Мастер кивает в сторону Мэтти. — Особенно отличился твой напарник. Полезть в пасть к оборотню с голыми руками! Чему я вас учил, спрашивается, все эти годы? Напрасно потратил время! — Мастер, мы не ожидали... — В этом году в переэкзаменовке вам отказано, — отрезает Мастер. Бэр выглядит совершенно раздавленным, и я решаю подбросить несколько поленьев. Но не в его костер... — Ошибки учеников — полное и безоговорочное поражение их Учителя, — провозглашаю я, прислоняясь к косяку. Мастер переводит взгляд на меня. Лукавства в серых глазах становится еще больше. — А это у нас кто? Вещь? Если так, то ты должен в данный момент: первое — лежать, и второе — тихо! — А мне что-то не лежится, — скалюсь я. — Вот решил взглянуть на своего хозяина... — Доволен? — Ну, могло бы быть и хуже, конечно, хотя... Пять баллов из десяти. — Так мало? — Левая бровь взлетает вверх. — На первое время достаточно. — Я важно выпячиваю нижнюю губу. Интересно, как звучит мой голос? Щека совсем онемела, и я говорю только половиной рта. — Какой же ты строгий, — качает головой Мастер. — Какой есть. Не нравится? Я к тебе в рабы не напрашивался. — И то верно... Так что ты сказал насчет ошибок? — Ты сам виноват в промахах этих парней. — Неужели? — Он всем своим видом выражает неподдельный интерес. — Сомневаешься? — Докажи, сделай милость! — Легко! — Угу, только с такой пьяной головой я и могу что-то доказывать... — Тебе надо было подробно рассказать о накрах и особенностях их применения оборотнями. Если бы маг заранее предполагал такую возможность, первая атака шадды не выбила бы его из колеи. — Первая атака? — Ага, когда она рассеивала чары защитных амулетов... Амулеты-то хоть были? — Я вопросительно смотрю на Бэра. Тот смущается, краснеет, бледнеет и что-то лепечет в свое оправдание. Из бессвязного потока слов мы с Мастером заключаем: амулеты были, но полуразряженные. Я догадываюсь о причине такого плачевного состояния магических принадлежностей, но предпочитаю опустить эту деталь. — Ладно, дело даже не в этом... Он смог удержаться и не впасть «в спячку», верно? Почему же он не разбудил пару крепких мужиков? — Снова вопрос, на этот раз — в воздух, потому что лучник ответа не знает, а маг не в состоянии ответить. Он подхватывает: — И правда, почему? Я пожимаю плечами: — Наверное, не успевал. И это тоже твоя вина! — Мой указующий перст утыкается в грудь Мастера. — Почему же? — протестует он. — Потому что ты должен был научить своих подопечных правильно оценивать силы противника и просчитывать партию на несколько ходов вперед. — А ты-то сам можешь оценить противника? — Могу, но обычно ленюсь это сделать, — честно признаю я. Мастер почти хохочет. — Ну и молодежь пошла! Еще молоко на губах не обсохло, а уже стариков пытаются учить... Впрочем, кое-что ты сказал совершенно правильно, и Клемету придется серьезно заняться тактикой и стратегией. Когда он очнется... Клемету? А, таково полное имя Мэтти... — И чего же ты ждешь? — Я удивленно хлопаю ресницами. — Как это — чего? Он в бессознательном состоянии, и мы с доктором пока не решили, каким способом разбудить... — Умники! — хмыкаю я, решительным, но несколько замедленным шагом направляюсь к кровати, склоняюсь над магом и истошно реву прямо ему в ухо: — Подъе-о-о-о-м! Мэтт вздрагивает и открывает глаза, а я с видом победителя поворачиваюсь к Мастеру: — Можешь начинать лекцию! — Бэррит, беги за доктором, — приказывает Мастер, и лучник радостно срывается с места. Мой «хозяин» подходит ко мне и закатывает пощечину. Прямо по онемевшей щеке. И мне больно, фрэлл подери! — Никогда, слышишь? Никогда не читай мне нотации в присутствии моих учеников! — сквозь зубы цедит Мастер. — Я этого не потерплю! — А что ты согласен терпеть? — Наши взгляды скрещиваются, как дуэльные скайлы[3]. С таким же глухим, но от этого не менее грозным лязгом. Он молчит, изучая мои глаза и то, что прячется за ними, в глубине моей души. — Возможно, многое. Но указывать мне на мои ошибки может только такой же Мастер, как я. — Такой же? Если он видит твои ошибки, разве это не значит, что он — лучший Мастер, чем ты? — Я жду новой пощечины, но глаза моего хозяина неожиданно теплеют: — Очень может быть, — улыбается он уголками рта и поворачивается к Мэтту: — Как ты себя чувствуешь? Я выглядываю из-за плеча Мастера: — Вот-вот. Расскажи, пожалуйста! Мне тоже интересно... Мэтт недоуменно смотрит. В первую очередь — на меня. — Я тебя знаю? Что и следовало ожидать. Я даже не очень-то расстроен. Но и не рад — чего греха таить? Я рассчитывал, что он будет помнить хотя бы нашу первую встречу... Доктор, по-прежнему энергичный, влетает в комнату. За его спиной маячит Бэр. — Ну-с, голубчик, как мы себя чувствуем? — Ловкие пальцы быстро и четко снуют по телу ошарашенного таким вниманием мага. — Я... не знаю... Со мной что-то случилось? — Собственно говоря, кое-что было, но я с трудом нахожу следы... Доктор, нахмурившись, окидывает взглядом обнаженный торс Мэтти. Следы есть, но они — всего лишь тонкие белые полоски, практически теряющиеся на бледной коже. Хорошо получилось! Значит, я потратил ровно столько времени, сколько было нужно. Что ж, запомним на будущее... — Доктор, будьте так любезны, приготовьте успокоительное. — К беседе подключается Мастер. — Успокоительное? Позвольте, но зачем? Юноша вполне нормально себя чувствует... — Доктор не понимает. — Для другого юноши. — Мастер кивает в мою сторону. Смуглый живчик переводит взгляд на меня и гневно восклицает: — А вам, голубчик, полагается лежать! Зачем вы поднялись, позвольте узнать? — Надоело. — Я пожимаю плечами. — В вашем состоянии... Ай-яй-яй, как нехорошо! — Он вглядывается в мое лицо еще пристальнее, — Неужели мышцы повреждены? Вы чувствуете губу? — Ничего я не чувствую, к счастью. — Я едва удерживаюсь, чтобы не показать Мастеру язык. — Готовьте успокоительное, доктор, и чем сильнее, тем лучше, иначе мы его в кровать не загоним... — А зачем меня загонять? Я и сам пойду... Особенно с красивой женщиной. Ну, в крайнем случае, с красивым мужчиной. — Я глубокомысленно перечисляю варианты. Можно было бы на этом и остановиться, но что-то дергает меня за язык, и я продолжаю: — А еще неплохо было бы заполучить в постель кошку. Большую и пушистую. Или даже двух, чтобы грели бока... Мастер давится от смеха: — Не надеялся за ту же цену приобрести еще и шута... — За эту цену ты мог бы купить целый полк шутов. Картинка перед глазами начинает расплываться — немного, но этого достаточно, чтобы присесть на кровать рядом с магом. Пока доктор смешивает в кружке травы и микстуры, Мастер обращается с речью к своим подопечным: — Бэррит потом наверняка перескажет тебе, что я думаю о ваших «приключениях», поэтому нет нужды повторяться... Скажу одно — я недоволен. Я собирался в этом году закончить ваше обучение, но теперь вижу, что поторопился. вы не готовы. И неизвестно, когда будете готовы, такими-то темпами... вы делаете много ошибок. Возможно, я тоже в этом виноват. Если так, то будет лучше передать вас другому Мастеру. — Недовольный ропот. — Не спорьте! На мне свет клином не сошелся. Кроме того, я уже присмотрел подходящую кандидатуру. — Выстрел глазами почему-то в мою сторону. — Есть Мастер, который сможет завершить ваше обучение должным образом. Правда, пока он занят на неопределенное время... Да-да, и у Мастеров есть важные дела помимо того, чтобы учить таких олухов, как вы! Да, и «Спасение Мира» в том числе! Бэррит, я все слышу! Возможно, я представлю вас новому Мастеру ближе к зиме. Не бойтесь, он достаточно сведущ и мудр, чтобы оценить ваши достоинства и недостатки. Все до единого. Думаю, вы быстро найдете общий язык ... — Еще один выстрел серых глаз в сторону вашего покорного слуги. Может, я чего-то не понимаю? Или Мастер посчитал, что я такой умный, что пойму с полуслова любой завуалированный намек? Что ж, придется его разочаровать — ничегошеньки я не понимаю. Да и не хочу понимать, потому что голова пустая и гудит, как колокол. — А, все готово, доктор? У меня в руках оказывается кружка с дивно пахнущим напитком. Цветущий луг под лучами жаркого солнца. Как этот человек ухитрился упрятать в свои мешочки целое лето? — У вас... все по-прежнему? — тихо спрашивает Мастер. — Да, без изменений, — кивает доктор. — Иногда мне кажется, что вот-вот произойдет улучшение, но... — Кажется, вы сетовали, что вам не хватает помощника? — Было дело. — Доктор снова кивает. — Но где же его взять? — Я могу одолжить... свое новое приобретение. Не думаю, что от него будет много проку, но это лучше, чем ничего. Меня, конечно, никто и не спрашивает... Впрочем, волны медового аромата настраивают на миролюбивый лад. — А вам он не нужен? Мастер косится в мою сторону. — Нужен, но я чувствую, что он будет полезнее в вашей ситуации... Не стесняйтесь — если он будет вести себя неподобающе своему положению, можете применить «воспитательные меры». Кстати, этим вы меня очень обяжете, поскольку я вряд ли найду время и силы, чтобы заняться его воспитанием... Я все же показываю ему язык. Долго и с удовольствием. Мастер еле заметно качает головой. — А он умеет читать и писать? — интересуется доктор. — А еще я умею считать и поглощаю землянику в любом доступном количестве, — гордо сообщаю я. Теперь и доктор близок к тому, чтобы рассмеяться. — Пейте, юноша, вам следует отдохнуть. — Мне следует разнести весь этот балаган в мелкие щепки, если говорить честно... — Я встаю. Кружка падает из рук и катится куда-то под кровать. Перед глазами расплывается туман, но на сей раз вполне приятный — это Повелитель Сновидений задевает меня полой своего плаща... Как хорошо! Я бы сдвинул веки еще плотнее, чтобы не спугнуть хрупкий призрак покоя, примостившийся на подушке рядом с моей головой. Запах свежих цветов и сушеных трав будит наивные мечты. Сенник тепло обнимает плечи. Легкое одеяло щекочет подбородок. Однако пора вставать... Я сел на постели и открыл глаза. Так и есть: весь потолок маленькой комнаты, в которой обретается моя лежанка, увешан связками сохнущих и уже высохших растений. Окошко распахнуто настежь, и за ним слышен шелест ветра в кронах деревьев. Величавая громада леса совсем недалеко — сотня-две шагов. Я выглянул из окна. Второй этаж, но не слишком высокий, в случае чего можно сигануть вниз... Воздух такой свежий и терпкий, что даже на языке ощущается горечь молодой зелени. Начало лета, какого же счастья еще можно пожелать? Я знаю, что мне нужно: уютный дом, покой, полное отсутствие магии во всех ее проявлениях и человек, который будет любить меня таким, какой я есть. Да-да, именно «любить меня», потому что я пока любить не умею, и мне совершенно необходим терпеливый и талантливый учитель. И чтобы рядом не было — нет, даже в принципе и быть не могло! — гномов, эльфов и коронованных особ! Вот тогда я буду совершенно счастлив. Пусть даже умру от тоски, но — по своей собственной воле, а не по придури тех, кто не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения. Дощатый пол оказался на удивление теплым. Надо будет поинтересоваться, что за древесина... Так, гардероб изменений не претерпел — эти штаны я скоро возненавижу, а из фуфайки начну выпадать, если срочно не подкреплюсь! А где же мои доггеты[4]? Под кроватью, разумеется... Натянув на себя порядком изношенные вещи, я привычно вздохнул: элегантный костюм меня очень бы украсил, а так... Пугало пугалом. В лучшем случае — горожанин из трущоб, в худшем — бродяга без роду и племени. Нет, как только разбогатею, куплю самое-самое из того, что подвернется, пусть даже оно будет непрактичным — надоело производить исключительно разумные и полезные траты. А еще надо будет обзавестись оружием... А впрочем, на кой фрэлл мне оружие? Все равно неприятности так и так меня найдут, незачем приманивать... Дверь открылась почти бесшумно — молодец хозяин, следит за домом — и я оказался на небольшой площадке, которая стремительно переходила в лестницу. Нет, на одной ноге по ступенькам прыгать сегодня не буду, хотя бы потому, что никто моего чудачества не увидит — внизу, в маленьком холле нет ни души, — а если уж выставлять себя умалишенным, то непременно перед толпой неискушенных зрителей, которые еще не умеют различать, когда я дурачусь, а когда говорю и действую вполне серьезно... Примерно с середины лестницы я учуял самый восхитительный запах на свете, запах свежеприготовленной еды! Кухня обнаружилась быстро. Некогда, вероятно, весьма просторное, сейчас это помещение производило впечатление склада: вся мебель была заставлена посудой (судя по всему, предназначенной не только для приготовления пищи), под потолком покачивались на сквозняке уже знакомые мне пучки трав вперемешку с гроздьями луковиц, ветками с россыпью засохших ягод, связками колосьев и растопыренных во все стороны корешков, на полу громоздились сундучки, мешочки, кувшины и фрэлл знает что еще. В общем, беспорядок, подчиненный строгой логике того, кто чаще всего пользуется кухней, — стиль, близкий к моему, поэтому я почувствовал себя как дома. Доктор, засучив рукава и подпоясавшись кожаным фартуком, что-то шинковал на одном из углов огромного стола. А в противоположном углу стояла внушительных размеров миска, доверху — и даже с горкой! — наполненная горячими пирожками. — Я возьму парочку? — Я повернулся к доктору, уже сжимая в каждой руке по пирожку. — Почему бы и нет? — не отвлекаясь от процесса, пожал он плечами. — Налей еще себе молока и перекуси, пока я не закончу. Потом я взял еще пирожок. И еще два. Но они были такие вкусные — с мясом, румяные, хрустящие! Даже если доктор и подглядывал за мной, протестов я не услышал. Наконец мой временный «повелитель» стряхнул тонко порубленную зеленую массу в кастрюлю с водой, вытер руки полотенцем и подошел ко мне. Я в свою очередь слез со стола, на котором успел примоститься на время поглощения пищи. Знаю, нехорошо сидеть на столе, но это так удобно! — Для начала давай познакомимся. Мое имя — Гизариус, я, как ты, наверное, уже догадался, лечу людей и животных, когда в том возникает необходимость. — А когда не возникает, что вы делаете? — Я нарочито широко раскрыл глаза. — Выдастся свободная минутка — расскажу, — усмехнулся доктор. — Позволь теперь узнать твое имя. — Джерон. — А дальше? — Что, должно быть еще с десяток громких имен? — А род занятий? — Еще не определился. — Я хотел широко улыбнуться, но щека плохо отреагировала на эту попытку, только уголок рта дрогнул. Представляю, какая милая получилась улыбка... Доктор протянул руку и провел пальцами по моему лицу. — Все-таки не помогло... — Не переживайте так! Поскольку я и ранее не отличался неземной красотой, то этот недостаток как-нибудь переживу. — И все равно я попробую... — К чему? Если бы вы избавили меня от самого клейма, это имело бы смысл, а так... Не тратьте время зря. — Как знаешь, — качнул головой доктор. — Я останусь при своем мнении. — Как вам будет угодно, — хмуро согласился я. — Что ты умеешь делать? — Считайте, что ничего. — Позволь, но насчет письма и чтения... — Ах, это... Грамоте я обучен. — Ты так недовольно это сообщаешь... — А чем гордиться? Лучше бы меня научили чему-то полезному... — Резать людям глотки? — спросил он с живым интересом. — Я не считаю это полезным, — холодно ответил я, не добавляя, впрочем, что как раз этому ремеслу меня пробовали учить. С переменным успехом. — Человек с правилами? — усмехнулся доктор. — С одним. — И каким же? — Я пока не сформулировал точно. Вот лет через двадцать, когда буду старым и больным и настанет время для философских измышлений... Доктор понял, что я над ним издеваюсь, и усмехнулся: — Ладно, оставим эту тему... Ближе к осени для тебя найдется весьма увлекательное занятие. — Он широким жестом обвел кухню. — Видишь эти травы? Их нужно будет рассортировать, упаковать должным образом и составить подробную опись. — И много у Вас... сена? — Не очень, — усмехнулся доктор. — По всему дому да еще в дворовых пристройках. — Я работы не боюсь. Надеюсь, что и она отнесется ко мне благосклонно, — отшутился я в ответ на выпад. — Отрадно слышать. — Он не обиделся. — Я бы поручил тебе и заготовку, но... — Даже не думайте, — поспешил предупредить я. — Никогда не увлекался составлением гербариев, и если вы хотите получить от меня более-менее разумные результаты, вам придется либо объяснять, либо... — У меня есть чудесный рукописный «Травник» в нескольких десятках томов. — Доктор расплылся в улыбке. — Будешь изучать в свободное время. — А что я буду делать в «несвободное» время? — нахмурился я. Возможно, он и считает возню с травками необременительной, но мне вгрызаться в толстенный справочник — худшее наказание. Особенно если от предмета изучения меня воротит... — Пока точно не знаю, — пожал плечами доктор. — Впрочем, для начала ты мог бы прибраться в доме... Да и двор, чего греха таить, нуждается во внимании. Так что ты мог бы, например, вымыть террасу. Что ж, занятие не из самых «благородных», но вполне приемлемое. Я выяснил, какое из ведер мне можно позаимствовать для мытья полов, получил на руки мочалку из колючих то ли веток, то ли ошметков тростника, склянку с мутной жидкостью — настой мыльнянки, так, что ли, он называется? — и пошел на свежий воздух. Двор был небольшой, давно не метенный, но не такой уж заброшенный. Усадьба лекаря включала в себя двухэтажное здание и два низеньких флигеля, крыльями расходящихся в стороны. За правым флигелем располагался огород, граничивший с опушкой леса, за левым — луг, спускавшийся к реке. Широкая дощатая терраса шла почти вдоль всего дома, свободным оставался только небольшой участок правого флигеля. М-да, фронт работ внушительный. Ну что, попробуем навести красоту хотя бы на дворе, если уж на собственных душе и теле я поставил жирный крест? Попробуем! Колодец нашелся на границе огорода и двора — ну и правильно, идти недалеко и оттуда и отсюда. Рядом с колодцем была установлена громоздкая лохань для набора воды. Несколько минут я потратил на раздумья: таскать по одному ведру прямо из колодца или сразу налить несколько «про запас»? После долгих и мучительных умозаключений был одобрен второй вариант действий. Почему? Я не так уж силен, и когда наползаюсь по полу, согнувшись в три погибели, вряд ли буду в состоянии крутить тяжелый ворот... ...На десятом ведре я решил приостановиться. Лохань не была заполнена и наполовину, но для моего задания такого количества воды более чем достаточно. А если не хватит на ополаскивание, я как-нибудь пересилю себя и наберу еще пару ведер... А еще воды хватило для того, чтобы я, мельком заглянув в ее трепетное зеркало, имел удовольствие увидеть свое отражение — не самое четкое, но заставившее меня схватиться обеими руками за край лохани, потому что колени предательски задрожали. Наступил тот самый роковой миг, когда я в полной мере осознал, что произошло. После выхода из Нэгарры я был слишком увлечен трепотней с самим собой и опьянен неожиданной отсрочкой смертного приговора, но теперь... Разглядывая печать преступника на своем лице, можно было наконец-то расставить все упрямые факты по полочкам шкафа сварливой памяти и заняться копанием в груде нелепых и бесполезных оправданий... Фрэлл, и как ведь четко вышло клеймо! До мельчайшей черточки! Щека немного припухла, но боли нет — наверное, доктор что-нибудь прикладывал или чем-нибудь мазал. И на том спасибо... Если отрастить волосы подлиннее и зачесать на бок, тогда узор можно будет полностью прикрыть. Да и сейчас длины волос почти хватает для «маскировки»... Но почему такой жуткий цвет? Впрочем, я слишком редко встречал жертв «королевской милости»[5], чтобы знать наизусть все оттенки и начертания. Ярко-синий узор почти во всю щеку. Я ненавижу этот цвет! Я ненавижу человека, который смотрит на меня с поверхности воды! Я ненавижу! Пальцы судорожно сжались, ногти впились в мягкое дерево... Успокойся, Джерон, ничего нельзя изменить. Да, я знаю, но почему я должен все это терпеть? Потому что ты ошибся. Но разве я заслуживаю ТАКОГО? Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать что-то еще более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще, Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале воды, — трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца. Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда под градом насмешек со стороны своих... Впрочем, Магрит вряд ли будет смеяться. Скорее, она тихо вздохнет и посмотрит укоризненно. Как мне бывало больно от такого ее взгляда! А вот за Майрона я спокоен — он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на мгновение не забывал о своем позоре... Нет, я не вернусь. Я им не нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного человека. Человека, который купил меня — правда, предварительно продав в рабство — за пять золотых монет. Он был серьезен и спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер, возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься использовать его в корыстных целях... Пусть так. Но пока этого не произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с жизнью. Я буду держаться за свое любопытство. И узнаю ответ на эту загадку! Клянусь! А потом... Потом посмотрим... Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей... Кстати, о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив ее на перилах террасы — погода хорошая, день обещает быть теплым, можно рискнуть и раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри, окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд, когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос: — Что это у тебя? Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался — да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, — рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение, смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор на лице не произвел на него никакого впечатления, из чего я сделал вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма, либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем не предвидится... Карие глаза буравили мою грудь. Куда все же он смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек, подаренный гномкой, все еще болтался на мне. Странно, но я так привык к нему, что даже перестал замечать... — Что это? — Моя личная вещь. — Я старался говорить исключительно вежливо, на грани подобострастия, потому что не хотел оказаться на койке с переломанными ногами. — Это же девчачья игрушка! — вполне разумно заявил верзила. — Это... подарок, — неопределенно ответил я. — Дай сюда! — Растопыренная пятерня качнулась перед моим носом. Вы пробовали спорить со стихией? Вот-вот, и мне не хотелось... Я снял с шеи шнурок, на котором висел мешочек, и вложил все «имущество» в открытую ладонь рыжего. — Милая вещичка... — Он раскрыл мешочек. — А это что такое?! В солнечных лучах сверкнул металл. — Не отвлекайте юношу от работы, почтенный Борг... — Доктор выглянул из дверей дома и замер на месте, увидев родовой знак оборотня в руке верзилы. — Откуда у вас эта вещь? — Доктор только что не облизывался, пожирая глазами переплетения желтого металла. — Это было у парня в кошельке... — растерянно признал рыжий гигант. Глаза Гизариуса переползли на меня. — Как это понимать? — Что именно? — Где ты взял столь... редкую вещь? — Где взял, там больше нет, — огрызнулся я. Мало того, что все отняли, так теперь еще и выспрашивают! На ажурной пластинке отчетливо виднелись махонькие бурые пятна. Надо было вытирать получше... Доктор наверняка догадывался, что единственный способ заполучить родовой знак оборотня — это снять его с мертвого тела, а дальше оставалось только сложить два и два, чтобы понять, кто первым оказался у трупа шадды. Глаза Гизариуса тревожно сузились, но он сказал только: — Я заберу это. На время. Борг поддержал его идею: — А я возьму кошелек! Подарю своей девчонке... Мило, правда? Не то чтобы я сильно сожалел об этой утрате, но все же... Это был один из немногих подарков, полученных мной за всю жизнь. А за последние годы вообще — единственный. А уж что касается пластинки — это мой боевой трофей! И у меня были на него вполне определенные виды... Ладно, протестовать бессмысленно: выяснять отношения с доктором мне не к лицу, поскольку сейчас он формально является моим хозяином, а спорить с Боргом... Я хоть и дурак, но не самоубийца! Оставалось только закусить губу и заняться мытьем террасы... ...Я отложил мочалку в сторону и сел на сухое место, обняв руками колени. Что-то произошло. Со мной или во мне? Нет, все же вокруг меня. Моя рваная Мантия... Я совсем ее не чувствую. Но почему? Она не могла исчезнуть или исцелиться — таких чудес не бывает. Возможно... Нет, я не хочу в это верить! Это значит, что Слияние завершено. Я шагнул на следующую Ступень. Правда, цена слишком высока, да и результат, скажем так, больше пугает, чем радует. Фрэлл, почему меня так плохо учили?! Или это я плохо учился? Обрывки знаний никак не хотят складываться в цельную картину. Что там было дальше? Сражение? Служение? Подчинение? Совсем запутался... Да и какое в моем случае могло быть Слияние? С чем, простите? С Пастью Пустоты? Со всей Тканью Мироздания разом? Лучшие философы Четырех Шемов умрут от зависти, если я смогу описать этот процесс доступными словами и образами... Чья-то неловкая нога наткнулась на ведро, и грязная вода, довольно журча, разлилась по уже почти подсохшему и — что самое мерзкое! — почти чистому дощатому настилу террасы. — Ну что за... Только ведь закончил! — Я вскочил на ноги, задыхаясь от злости — хотя меня скорее разозлил прерванный сеанс самоанализа, чем опрокинутое ведро — и оказался лицом к лицу с новым персонажем трагикомедии «Бытие Джерона». — Куда прешь? Не видишь, что ли... — начал было я, но тут же стыдливо осекся. Он и в самом деле ничего не мог видеть. Этот темноволосый и утонченно красивый молодой человек был абсолютно слеп — большие глаза на породистом лице были словно затянуты белесой дымкой. В первые мгновения я почувствовал себя неловко, но мысли быстро перетекли на тему, которую я полагал главной. Какую? О себе любимом, конечно! А что, если бы принц велел выколоть мне глаз? А еще веселее — оба глаза? Что бы я вот тогда делал? Или велел бы мне что-нибудь отрезать... Да, недаром говорят, что чужое несчастье слаще, чем своя радость... Мучительно пытаясь подобрать слова для извинения, я разглядывал незнакомца. Нет, ростом он все же повыше, чем я, и торс у него помассивнее... И локоны такие мне никогда не заиметь, поскольку мои немногочисленные кудряшки не поддаются никакой укладке и выбирают только исключительно им самим известное и приятное направление... В целом производит впечатление обеспеченного человека, принадлежащего к высшим слоям общества: одежда из дорогой ткани, хотя и нарочито простая, кожа на руках нежная, не оскверненная мозолями и ссадинами. Он выглядел бы совершенно здоровым и довольным жизнью, если бы не глаза... Да в уголках рта намечается скорбная складка — свидетельство того, что он страдает своим недугом достаточно долго, чтобы познать все неудобства, с этим связанные. — Простите, господин... Я не мог знать... — Хорошо оправдание, ничего не скажешь! А у тебя самого глаза на что? Мог бы и поглядеть, прежде чем орать. Да и не надо было ведро оставлять на проходе... — Ничего страшного, — ответил молодой человек, беспомощно улыбаясь. — Я всегда на что-нибудь наступаю. Так что извиняться следовало бы мне... — Не стоит расшаркиваться друг перед другом: примем как данность, что мы оба поступили неправильно, и забудем об этом. — Я тоже улыбнулся и пожалел, что он не видит моей улыбки. Хотя о чем тут жалеть — и не улыбка вовсе, а гримаса, потому что лицо перекашивается... Даже хорошо, что не видит, можно спокойно поговорить... — Он причинил вам вред, милорд? — Между нами крепостным валом вырос рыжий титан. — Ни в коем разе, это я помешал... — Молодой человек не успел договорить. — Почему ты не на коленях? — горя праведным гневом, завопил Борг, испепеляя меня страшным взглядом. М-да, один на один я обычно редкий трус, но если появляются зрители... Ох, надо искоренять в себе дурную любовь к публичным выступлениям... — Я, конечно, извиняюсь, но какая разница твоему господину? — Да как ты смеешь?! — Он все равно не увидит, что я делаю — стою на коленях или показываю ему нос. А вот тебе, наверное, будет очень приятно. — Я посмотрел на рыжего верзилу снизу вверх, но с таким видом, как будто это он ростом мне до плеча. Борг побагровел так сильно, что стал напоминать ярмарочных кукол, разыгрывающих представление. В самом деле, совершенно малиновая физиономия в сочетании с пылающими на солнце рыжими волосами выглядела как-то... нереально. В принципе, я ожидал, что в следующий миг буду растоптан великаном, но события свернули на другую тропинку: — Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, Борг, — устало заключил молодой человек. — Конечно, мне все равно, в какой позе находится этот человек, и незачем требовать от него исполнения всех тонкостей этикета... — Он всего лишь — ничтожный раб! К тому же — клейменый... — злобно бросил Борг. — Клейменый? — На лице «милорда» появилось любопытство, впрочем, настолько легкое, что даже самый придирчивый наблюдатель не счел бы его неприличным. — И клеймо — свеженькое! — Рыжий просто сгорал от злорадства. — Ты считаешь, что это в корне меняет дело? — поинтересовался я. — Слушай, ты... — Спокойно, Борг! Если на его теле есть клеймо... — Не на теле, а на лице! — уточнил верзила. — Какая разница? Так вот, если у него есть клеймо на теле, это не означает, что такое же клеймо стоит на его душе. Ты меня понимаешь? — Милорд... — Точно так же можно сказать и про меня: даже если мои глаза ничего не видят, глупо было бы утверждать, что так же слепы мой разум и моя душа. — Молодой человек говорил спокойно и тихо, но в каждом слове слышалось то, от чего я успешно отвыкал в течение долгих лет. Он наверняка получил прекрасное и разностороннее образование — не только книжное, но и жизненное. Более того, манера выражаться выдавала человека, привыкшего к тому, что его слова выслушиваются самым внимательным образом, а то и почитаются, как повеления. Мой ровесник? Почти. Но куда более зрелый, если так можно выразиться. Рядом с ним я вдруг почувствовал себя капризным ребенком, не выучившим урок. Я фыркнул и щелкнул Борга пальцами по груди: — Давай договоримся так: как только твой господин снова сможет видеть, обещаю, что при каждом его появлении буду опускаться на колени. Идет? — Ты смеешь смеяться над его светлостью?! — Я серьезен, как никогда. — Да ты знаешь, что лучшие лекари не смогли... — Мир огромен, и в нем все же случаются чудеса. — Я невольно вздохнул, подумав о себе, и продолжил: — Может случиться так, что твой господин будет здоров и счастлив. Тогда я исполню свое обещание. Борга мои слова не удовлетворили, и он все еще презрительно пыхал яростью, но молодой человек велел ему успокоиться и заняться обедом, а сам прислонился к стене дома, небрежно перебирая шнурок на вороте рубашки. Когда шаги верзилы затихли в лабиринте дома, «милорд» спросил: — Ты так долго молчал, прежде чем извиниться... О чем ты думал? Я покраснел, но ответил: — Мои мысли были сугубо эгоистичны. Я думал о том, что совсем недавно мог бы получить более страшные повреждения, чем имеются на сегодняшний день. Молодой человек усмехнулся: — Я примерно так и представлял... — Мне, право, стыдно, хотя стыдиться нечего. — Я перевел взгляд на залитый солнцем двор. — Человеку свойственно думать прежде всего о себе и своих бедах и радостях. Это нормально. Более того, это правильно и полезно. Когда начинаешь думать о других, набиваешь кучу шишек и обретаешь массу неприятностей... Мне почему-то кажется, что ваш недуг возник именно в тот момент, когда вы думали совсем не о себе... По лицу «милорда» пробежала тень. — Наверное, ты прав... — Я знаю, что я прав, — хмыкнул я. — Все мои теперешние беды возникли оттого, что всего лишь на несколько минут я выгнал за ограду сердца свой любимый эгоизм. Впрочем, я не очень-то жалею о тех самых минутах... И это было правдой: я осознал это четко и ясно. Я не жалел о том, что помог гномке, выиграл дурацкое пари, отшлепал несносное высочество и убил шадду. Но можно было сделать все это чуть-чуть иначе... Иначе... Как же! И последнюю фразу я произнес уже вслух: — Впрочем, если бы я действовал иначе, я не был бы самим собой, не так ли? — Я тоже, — прошептал молодой человек. — Мне неловко отвлекать вас от ваших мыслей, но нужно определиться с правилами поведения, — твердо проговорил я. — А именно? — недоуменно нахмурился «милорд». — Между нами огромная разница, я и в самом деле — всего лишь раб и, следовательно, должен обращаться к вам почтительно... Называть вас «милорд» я не вправе, поскольку вы не являетесь моим сюзереном. Какое иное обращение вас устроит? Тонкие губы молодого человека изогнулись в усмешке, но она была ни в коем случае не злой или недовольной, наоборот — лукавой: — Сдается мне, не такая уж между нами разница... — Не думайте обо мне лучше, чем я того заслуживаю. — Я постарался придать голосу язвительные нотки. — На моей душе есть клеймо, и оно мало чем отличается от того, что украшает мое лицо. — Вот как? — Лукавства стало еще больше. — Я не лгу вам. — Мне почему-то не хотелось обманывать этого человека. Наверное, потому что он не заслуживал быть обманутым. — А мне кажется, что ты стараешься казаться хуже, чем ты есть, — подытожил мой собеседник. — Я мог бы сказать многое, но словами иногда очень трудно выразить чувства... Как мне к вам обращаться? — Решай сам. — Он надо мной издевается, это точно! — Тогда позвольте узнать ваше имя. — Дэриен. — Он чуть склонил голову набок, ожидая продолжения увлекательного разговора. — Прошу прощения, dou Дэриен, но я вынужден вернуться к выполнению своих обязанностей. — Я шлепнул мочалку в пустое ведро и направился к колодцу. Могу спорить, молодой человек хихикнул. Угораздило же нарваться на того, кто обожает вести себя примерно так же, как и я... Четверти часа не прошло, как Борг увел своего господина обедать. Меня, разумеется, он не позвал, а сам я счел уж совсем непристойным сесть за общий стол, о чем и сообщил недоумевающему доктору, когда он выглянул из дверей в поисках вашего покорного слуги. — Какая глупость! Немедленно марш обедать! — Это вызовет неудобство... — попытался возразить я, но Гизариус взял меня за ворот фуфайки и потащил в кухню. Борг был недоволен, узрев меня на другом конце стола, но промолчал, хотя его молчание было настолько красноречиво, что Дэриен усмехнулся: — Тебе не нравится еда? — Да, у меня пропал аппетит, — процедил сквозь зубы верзила. — И почему же? — Молодой человек подпер подбородок рукой, вдыхая аромат дымящейся похлебки. — С каких пор прислугу усаживают за один стол с господами? — Ты тоже служишь мне, разве нет? — мягко напомнил Дэриен. — Это другое дело, милорд! — с жаром возразил Борг. — Но приглашать за стол раба... — Знаю, знаю, — отмахнулся молодой человек. — Раба, клейменого и так далее и тому подобное... Тебе не надоело? — Милорд, его присутствие оскорбляет вас... — Почему? — искренне удивился Дэриен. — Ну... Он... — Он вполне разумный и воспитанный человек. Не думаю, что его манеры принимать пищу будут много хуже твоих. — Милорд... — Борг чуть покраснел. — Чтобы чавкать, как ты, нужно долго и упорно учиться. — Дэриен откровенно развлекался. Я же сидел, изо всех сил сдерживая желание поучаствовать в пикировке. Любой разговор с этим парнем будет небезопасен для меня, и особенно — для моих секретов. Не скажу, что Дэриен «видит насквозь», но он слишком проницателен, чтобы вести с ним умные беседы. Нужно взять себя в руки, а точнее, надеть маску, целиком и полностью соответствующую моему теперешнему положению. Фрэлл, как это трудно — корчить из себя тупое и обозленное чудовище, когда на самом деле я — безобиднейшее и несчастнейшее существо на свете! Хотя насчет «обозленного» — это правильно. Это мне близко и понятно... Я фыркнул прямо в миску, разбрызгивая похлебку по столу и по собственной физиономии. Борг злорадно ухмыльнулся, но не стал комментировать мою оплошность — то ли не хотел снова вызвать неудовольствие своего господина, то ли просто устал пререкаться... ...Остервенело топя грязную посуду в потертом тазике, ваш покорный слуга поинтересовался у Гизариуса: — Кто этот молодой человек? — А тебе-то какой интерес? — удивленно уставился на меня доктор. — Я же не в пустыне живу, — обиделся я, — и если уж вынужден делить с кем-то стол и кров, то хотел бы знать, с кем именно. — Занятно, — усмехнулся Гизариус. — Первый раз встречаю такого любопытного раба. — Не любопытного, а любознательного, — поправил я. — Пусть так... Тебе будет достаточно того, что Дэриен происходит из древнего и знатного рода? — Скудновато, — протянул я. — Можно подумать, что молодых аристократов в наших землях как грибов после дождя! — И все же их слишком много, чтобы вы отговорились ничего не значащей фразой, — укоризненно заявил я. — Ладно уж... Тебе будет легче, если я скажу, что Дэриен — брат того мальчишки, который наградил тебя клеймом? — Вы хотите сказать, что он — принц? — Я присвистнул. — Вот ведь не везет... И когда я смогу избавиться от этой назойливой семейки? — Избавиться? — Доктор аж весь подобрался, как охотничья собака, взявшая след. Я мысленно залепил себе пощечину. — Я неверно выразился... Не обращайте внимания. — У тебя счеты с королевской семьей? — продолжал допрос Гизариус. — А вы не считаете клеймо достаточным поводом для мести? — Я сузил глаза, пугая доктора. — Мести? — На него было страшно смотреть, так он побледнел, и я поспешил исправить положение: — Вы еще не поняли, что у меня проблема с выражением мыслей? Не принимайте все, что я говорю, за чистую монету... — Я не позволю тебе причинить вред Дэриену! — Клянусь, что этому человеку я не намерен ни мстить, ни вредить каким бы то ни было способом, — очень серьезно сказал я. — Что касается его брата... не поручусь. Гизариус чуть успокоился, но следующий же мой вопрос снова заставил его напрячься: — Что у него с глазами? — Почему ты спрашиваешь? — Из общей вредности. — Я показал доктору язык. — Вы будет выдавать мне информацию по кусочкам, или покончим с вопросами раз и навсегда? — Обычное воспаление... — нехотя ответил Гизариус. — В народе его называют «кисеей». — Позвольте, но это вполне излечимая болезнь! — в свою очередь удивился я. — Да, но в случае принца все пошло иначе... — Что именно? — Воспаление не проходит, хотя я перепробовал уже все возможные лекарства. — Почему же было не прибегнуть к магии? — Использование чар по отношению к члену королевской семьи строго оговорено Кодексом... — Только не говорите, что принца не таскали по чародеям! — съязвил я. Гизариус скривился: — Было дело... Но даже придворный маг, один из самых лучших заклинателей в Королевствах, заявил, что магией здесь и не пахнет. — Почему же тогда лечение не дает результатов? — нахмурился я. — Не то чтобы не дает... — неопределенно ответил доктор. — Временами мне кажется, что наступает улучшение, но спустя день-два «кисея» снова становится плотной. — Странно, не находите? — Куда уж страннее... Некоторые полагают, что это не магия, а проклятие. — Ха, от заклятия до проклятия — всего один шаг, к тому же... — где-то в груди ледяными лапками прошелестело старое, но совсем не дряхлое воспоминание, — делать такое предположение — слишком большая ответственность. — Да уж... — вздохнул доктор. — Никто и не делает, только шепчутся по углам... — Проклятие родовое? — уточнил я. — Да кто ж его знает? — в сердцах бросил Гизариус. — Я имею в виду: раньше подобное случалось? — Насколько я знаю, нет. — Проклятие в первом поколении? — задумчиво спросил я у самого себя. — Маловероятно, чтобы оно дало такой устойчивый эффект и так быстро... Разве что его прокляли с рождения... Но любой опытный маг может уловить след свежего проклятия — оно будет пылать во всех Пластах не один десяток лет... Доктор с интересом прислушивался к моему бормотанию и в конце концов спросил прямо: — Ты — маг? Я расхохотался: — Куда там!... Просто много читал в детстве. Лучше бы я этого не говорил — взгляд Гизариуса стал еще подозрительнее. Фрэлл, ну кто меня за язык тянет?! — Похоже, ты хорошо знаком с магическими техниками... — протянул доктор. — Да, какое-то время меня занимало все, связанное с проклятиями... Но не так уж долго. — Я уставился на посуду, сваленную в тазик. Доктор, совершенно справедливо решив, что разговор окончен, двинулся к выходу, но на пороге остановился и посмотрел на меня. — И почему я все это тебе рассказал? — Потому что я спросил. — Довольная улыбка расплылась на моем лице. Ну, на половине лица. — Надеюсь, ты понимаешь, что все сказанное мною не должно выйти за пределы этой комнаты? — Разумеется. Хотя не удивлюсь, если то, что рассказали вы, известно последнему нищему в Западном Шеме. — Не без того... — Доктор покачал головой и удалился. Наверное, чтобы отдохнуть после обеда. А меня ждала еще гора грязной посуды... Примерно неделю я занимался ерундой: приводил в порядок внутренности и наружность дома, в котором обитал вместе с доктором, принцем и его верным слугой. Такая работа не требовала чрезмерных усилий, но отличалась редкостным однообразием. В комнаты, которые занимал Дэриен, меня, конечно, не пустили — рыжеволосая гора по имени Борг заявила мне просто и понятно: если сунешься на порог, будешь нещадно бит. Я не протестовал: если ему хочется самому мыть полы, пусть моет. Но я не отказался бы от удовольствия хоть одним глазком увидеть, как это происходит, потому что, по моему скромному убеждению, лапы Борга были созданы для секиры или копья, на худой конец — для двуручника, но уж никак не для половой тряпки... А погода стояла великолепная — ясное небо и жаркое солнце подговаривали меня отлынивать от работы и проводить по нескольку часов в день в одном из уютных дворовых закутков. Из своего убежища я мог внимательно наблюдать за происходящим во дворе. Правда, толком ничего там не происходило: ну, принц выйдет погулять под ручку с Боргом, доктор ушлепает к одному из своих пациентов, вот и все события — за прошедшие дни я не видел других людей на территории усадьбы. Поэтому появление женщины на тропинке, ведущей от проселочной дороги к воротам, внесло разнообразие в мои серые будни. Но, вглядываясь в расплывшийся силуэт, я даже не мог предположить, насколько утомительным будет для меня такое разнообразие... Молодая селянка была, что называется, на сносях. Я не знаток в этом деле, но судя по сильно выдающемуся вперед животу, туго обтянутому платьем из выбеленного холста, ждать родов оставалось недолго — не более месяца. Тропинка шла немного в гору, так что женщине было нелегко подниматься. И ничего удивительного не было в том, что в какой-то момент она запнулась и едва не упала. Испытав очередной приступ хороших манер, я снялся со своего «насеста», быстрым шагом подошел к селянке и протянул ей руку: — Позвольте помочь вам, почтенная. Она благодарно повисла на моем правом локте всей тяжестью обремененного двумя душами тела, и мы короткими шажками двинулись к калитке. Картина была трогательно-идиллической, но порыв ветра решил спутать все планы на вечер — пряди волос взметнулись непокорной волной, выставив на всеобщее обозрение мой позор. А тут и Мантия очнулась от дремоты... Платье селянки было щедро украшено вышивкой: тонкие и толстые строчки разных цветов разбегались по холсту причудливыми дорожками. По всей видимости, часть из них была заговорена — моя переносица вдруг нестерпимо зачесалась, но я не успел поднять руку к лицу... С душераздирающим визгом лопнула алая строчка на рукаве, за ней последовала похожая на вороте платья. Желтые, голубые и серебристые нити как с ума посходили: одна за другой они рассыпались обрывками, взвизгивая на разные голоса. Я лихорадочно собирался с мыслями, но никак не мог придумать приемлемое для селянки объяснение. Ну за что мне все это? Ну почему Мантия не могла спать чуть подольше? Женщина растерянно смотрела на безобразничающее платье, а когда последняя — украшенная бусинами — вышитая дорожка превратилась в лохмотья, подняла голову... И я оглох от истошного вопля, сотрясшего ее тело. Женщина закатила мигом опустевшие глаза и кулем повалилась на землю. Нужно было оставить ее и бежать за доктором, но я не решался бросить роженицу одну на пустой тропинке. Я наклонился над женщиной, хлопая по бледным щекам: — Ну же, милая, не надо... Все не так страшно, как ты думаешь... — Эй, что ты делаешь рядом с моей женой? — раздался рядом ломкий от волнения голос. Я обернулся. К нам спешил молодой крепкий мужчина, как он сам успел сообщить — супруг женщины, которую я напугал чуть ли не до смерти. Вот он-то сразу заметил клеймо и ринулся на меня с кулаками, благо больше у него под рукой ничего не было. В самом деле, деревня совсем рядом с усадьбой доктора — нет и получаса неторопливой ходьбы, места тихие, зачем же вооружаться лишь для того, чтобы сопроводить жену для очередного осмотра у местного лекаря... А кулаки у него знатные, ничего не скажешь! Когда они один за другим просвистели на опасно близком расстоянии от моего лица, я пожалел, что уделял мало внимания рукопашному бою. Ну да ладно, не так уж много потеряно... Я лягнул рассерженного мужа ногой в живот, отбрасывая назад на несколько шагов. Лягнул несильно, не фиксируя стопу в момент удара, — я ведь не собирался никого калечить... Мужчина попятился, попытался устоять, но не удержался на покатом склоне и рухнул пятой точкой на землю. Не желая позволить противнику подняться, я подскочил к нему, поймал за пальцы занесенную для нового удара руку и крутанул со всей дури, переворачивая селянина на живот. Мужчина взвыл от боли, но вынужден был застыть на месте. Для пущей надежности я коленями прижал его ноги к земле. — Поймите, я не причиню вашей жене ни малейшего вреда, почтенный! Женщина просто испугалась и закричала... Я всего лишь хотел помочь... — Знаем мы, как ты помогаешь... Убийца! — Судя по тону, селянин горел желанием освободиться из моего захвата и доделать то, что по каким-то причинам не дали осуществить палачу. — Я клянусь, что не сделал ничего дурного... Нечего биться в истерике! Успокойтесь и запомните: непременно покажите свою жену ведунье... вы поняли? Вообще-то взывать к его здравому смыслу было бесполезно — мужчина не видел ничего, кроме моего клейма, и не слышал ничего, кроме вопля жены. Я беспомощно посмотрел в сторону двора. Ну как же не везет! Принц ушел к реке в сопровождении Борга, а доктор... На огороде, что ли, застрял? Надеюсь, мое вмешательство в деревенскую охранительную магию не скажется плохо на здоровье женщины и ребенка. Строчки-обереги легко восстановить или заговорить новые. Но этот мужик совсем отупел от ненависти и страха... Что же мне делать? Так и сидеть на этой дубине верхом? Я не такой сильный, как он, долго не выдержу... Но в тот момент, когда я уже решил отпустить селянина восвояси и убраться от греха подальше, на мой дрожащий от напряжения хребет обрушился удар, от которого даже в глазах потемнело. Я обернулся и за короткое мгновение до следующего удара, угодившего мне в голову, успел встретиться взглядом с неожиданным защитником простого народа. И последней яростной вспышкой в сознании промелькнуло: опять ГНОМ?!! ...Упругий кулак холодной воды ударил в лицо, рассыпаясь колючими брызгами по коже... Так, оказывается, я еще и совершенно голый! Ну да, правильно, зачем одежду-то портить? Скрученные грубой веревкой запястья были вздернуты куда-то вверх, за голову. Плечи — на грани вывиха. Пальцы ног с трудом касаются утоптанной земли. Ну а щиколотки-то вы зачем спутывали? Я что, лошадь? Да куда я могу деться, если вишу на связанных руках в воротах чьего-то дома... Наверное, обиженная супружеская пара именно здесь и обитает. Хороший дом, добротный... — А, мерзавец, очнулся, наконец! — А это, видимо, мой главный обвинитель. Он же — судья. И не удивлюсь, если буду лишен жизни его же руками... Я предпочел не отвечать. Не потому, что мне нечего было сказать. Отнюдь. Просто озверелой толпе невозможно что-либо объяснить. А толпа, собравшаяся на улице, была именно такой. Озверелой. Даже дети смотрели на меня с неумелой яростью. Ох, не пускал бы я детей на такие представления... Ни к чему это — с детства приучать к жестокости. Мир и так достаточно плох, чтобы так рано узнавать самые неприглядные его стороны... Ох, и задал бы я вам трепку, селяне! Хотя бы за то, что вы приволокли детей смотреть на казнь. В том, что казнь состоится, я не сомневался. Во-первых, они формально имеют на это право, поскольку я заклеймен. Во-вторых, они полагают себя потерпевшими — еще бы, женщина в обмороке! Ну а в-третьих... Кто же откажется от дармового развлечения, когда до ближайшего праздника — целый месяц... Староста (насколько я понял из обличающей речи, напуганная мной селянка приходилась ему дочерью), надувшийся от важности, как индюк, гордо сообщил собравшимся о том, что выполняет свой долг, избавляя народ от грязного отребья в моем лице. Собственно, я его не слушал, поскольку ситуация не располагала к потере времени на ерунду. Мысленно отсчитывая мгновения, оставшиеся до «счастливого и окончательного избавления от превратностей судьбы», я просматривал приходно-расходные книги своей жизни. Итак, есть ли у меня незаконченные дела? Пожалуй, что есть. Но они могут обойтись и без моего участия... Гномка никогда меня не найдет — обидно, конечно, но такова жизнь. Бэру и Мэтти я ничего не должен. Доктор вообще в счет не идет. Принц... Все равно я не могу ему ничем помочь — о чем же жалеть? Единственное, что меня слегка коробило, так это тень вины перед Мастером. А ведь ты потеряешь свои деньги ни за что... Но, можно сказать, сам виноват: незачем было отпускать меня под пригляд вечно занятого неотложными делами лекаря... Так что я чист перед богами и перед людьми и смело могу перешагнуть Порог — у Вечной Странницы не будет ко мне никаких претензий. Нужно постараться выровнять дыхание и расслабиться, пока есть такая возможность. Да-а-а, легко сказать — расслабиться! А вот как это сделать на практике? Мне больно уже сейчас от напряжения в растянутом теле, что же будет, когда эти простодушные, но весьма свирепые люди начнут экзекуцию? Да и как они собираются меня казнить? О, что-то мысли потекли совсем не в том направлении, которое способствует оптимизму... Что, Джерон, страшно? Э-э-э... пожалуй, да. Но боюсь я совсем не смерти. Точнее, не только ее. Страшно уходить, не оставляя След. Хотя бы в чьей-то душе... Если бы я был уверен, что кто-то спустя годы будет вспоминать меня — пусть даже ругая — я бы рассмеялся в лицо своему палачу, а так... Нет, только не плакать! А нос уже предательски шмыгает... Я поднял лицо к небу в надежде, что жаркое солнце успеет высушить намечающиеся слезы до того, как их кто-нибудь заметит. Я не хочу казаться слабым — мне достаточно ощущения, что именно такой я и есть — пусть все вокруг считают, что я холоден, как лед, и спокоен, как камень... Впрочем, это сравнение неудачное — в ином камне куда больше страсти, чем во мне... Летнее небо такое глубокое, что взгляд, устремившись ввысь, может утонуть в темно-синем океане, по которому лениво скользят белые громады облаков и легкие тени птиц. В канун Праздника Середины Лета ты станешь еще ярче, еще прекраснее, но я больше не смогу тонуть в твоих бездонных глазах... Как странно: я не люблю синий цвет, но обожаю смотреть на небо. Магрит называла это Парадоксом Упрямого Разума. Интересно, что она имела в виду? Ответа я не узнаю. Да и к чему мне ответ, если я не могу задать вопрос? Крохотная точка в центре лазурного шатра. Птица? Скорее всего. Только птицы могут чувствовать себя так беззаботно и счастливо, качаясь в ладонях Владычицы Ветров... Наверное, я должен обратиться к богам? Но я не помню ни одной молитвы, и это терзает меня сильнее, чем предчувствие Шага за Порог. Есть ли там хоть что-то? Или, закрыв глаза в последний раз, я окажусь посреди Ничего? И словно отвечая на мою мольбу, память услужливо подсовывает песню из далекого детства. Я почти забыл ее. Или думал, что забыл... Почему-то Последнюю Песню всегда поет ребенок... Тонкий, совершенно бесстрастный голос звенит в сознании... Страх бьется под кожей жидким огнем. Я не хочу уходить, но если я и в самом деле должен это сделать, то почему, во имя всего Сущего, я должен провести последние минуты жизни в нелепом ожидании? Как трудно... Ну почему они тянут? Староста все лопотал, багровея от осознания неожиданного статуса исполнителя королевской воли. Меня никто ни о чем не спрашивал — на деревенской сходке преступники права голоса не имеют. Как же они смешны, прямо как дети, получившие в руки игрушку, о которой могли только мечтать! Потому и не торопятся с исполнением приговора. Не наигрались... Ну ладно, хватит! Не знаю, как им, а мне уже стало жарко. И голова трещит — хорошо мне гном приложил. Душевно... Стоп! Гном?! Нет, это становится уже дурацкой традицией! Почему все мои беды начинаются с появлением этих недомерков? Я даже дернулся от возмущения, чем отвлек толпу от созерцания вещающего прописные истины старосты. Тот недовольно посмотрел в мою сторону и предположил, что убийце — то есть мне — уже не терпится проститься с жизнью. Эти слова были встречены селянами с воодушевлением — в самом деле, доколе еще торчать на горячем солнце? Прибить мерзавца, выпить за здравие справедливейшего из королей, да и разойтись по своим делам... — ...И властью, данной мне королевским указом, я приговариваю жестокого убийцу к смерти через побитие камнями! — завершил староста свою безразмерную речь. Камнями? Мило. Лучше бы повесили, честное слово! Минута (а при удачном стечении обстоятельств — мгновение), и я свободен от идиотского времяпрепровождения в компании деревенских палачей. Навсегда свободен. А теперь что? Сколько мне придется терпеть? Вон, уже и тачку прикатили. Полнехонькая... Хорошо хоть камни речные, гладкие — и кидать их удобнее, и крови почти не будет... Ну, кто первый? Оскорбленный муж? Ну конечно! Увесистый голыш ткнулся под ребра. Я охнул. Да, будет больно, а боли я не терплю. То есть, конечно, терпеть придется — не хватало еще закричать или заплакать! — но как это все печально... Второй камень оставил горящее от боли пятно на плече. Отталкиваясь пальцами, я крутанулся, подставляя следующей порции камней спину. Конечно, меня вернули обратно, врезав палкой по животу. И даже чуть ниже живота... На беду, в голову камни не попадали — и потому, что она была частично прикрыта вздернутыми кверху руками, и потому, что селяне хотели продлить удовольствие. А попади хоть один голыш в голову, и я могу оставить их с носом... Староста бил не очень сильно — сказывался возраст, — но изумительно метко. Его зять — наоборот. Постепенно круг желающих поучаствовать в развлечении становился все шире, и в какой-то момент их лица стали сливаться перед моими глазами в одно большое, дрожащее и гогочущее пятно. Да, не такой мне мнилась собственная кончина — уж слишком грубо и примитивно, хотя... Все вполне логично. Кто я для них? Всего лишь раб... Эй, да они же не имеют права решать мою судьбу! У меня есть хозяин, который несет полную ответственность за все мои поступки! И как я раньше не сообразил? А они тоже хороши: ошейник-то никуда не делся, неужели никто из них не понимает, что делает? Или глаза застит обида пополам с удовольствием почувствовать себя вершителями судеб? Я хотел было сообщить старосте о своих правах, но голос меня не послушался, и из пересохшего от жары и боли горла вырвался лишь тихий хрип. Да и не станут меня слушать, зачем напрягаться? Прочь, глупая надежда! Пора согласиться с тем, что я — ничтожество, хотя бы за несколько вдохов до смерти, если сделать это раньше мне мешало неоправданно раздутое самомнение. Все, пора прощаться. С кем? С невоплощенными мечтами, с несостоявшимися друзьями, с любовью, которая ни разу не попалась мне на пути... Самое обидное, что я даже не могу заставить себя рассердиться или впасть в отчаяние, чтобы вызвать Нэгарру — эти люди не виноваты ни в чем, они поступают именно так, как на их месте, скорее всего, поступил бы и я сам... А может быть, все к лучшему? Я умру тихо, не ломая Пласты Мироздания, не тревожа покой Ушедших и Нерожденных. Я просто уйду... Фрэлл, как же мне все надоело! Каждый раз, когда я стараюсь делать добро, я оказываюсь лицом к лицу с Вечной Странницей — но я не могу поступать иначе! Я не могу творить Зло! Правда, все мои благие намерения непременно приводят к весьма дурным последствиям... Но теперь уже поздно что-то менять. Я еще не слышал хруста собственных костей, но думаю, что за этим дело не станет. Да и какая разница? То, что окажется в могиле или на погребальном костре, уже не будет мной... Лучше закрыть глаза, тем более что вижу я уже довольно расплывчато, и молиться о том, чтобы вся эта мерзость поскорее закончилась... Я старался дышать в ритме летящих камней: удар — вдох-выдох, удар — вдох-выдох. Так боль казалась меньше... Но горечь сознания собственной никчемности все портила. Я умру не в своей постели, не на поле боя, я... Сдохну, как бродячая собака. Только такого позора и не хватало Семье... К горлу подкатил комок слез, и только собрав остатки гордости — абсолютно бесполезное свойство характера, — я смог снова затолкать их подальше... Сознание начало рассыпаться на части. Мне уже было наплевать на все. На взрывы боли, яркими вспышками расцветающие в теле. На горящие ненавистью и от того исказившиеся до неузнаваемости лица селян. На себя я плюнул уже давно, и это не составило никакого труда... На что я годен, если слуги, поколениями преданные Семье, и те ни в грош меня не ставили? Да ни на что. Я — пустое место. И это описание точнее, чем может показаться на первый взгляд... Отчаяние водило крылом в пыли под моими ногами, изредка поднимая мордочку и спрашивая: я тебе еще необходимо или уже можно уходить? А я никак не мог решиться и ответить: лети прочь, я больше не потревожу тебя... — Именем короля! Немедленно остановитесь! Это еще что? Я даже приоткрыл один глаз. Посреди узкого пространства пыльной улицы, отделяющей меня от разгоряченной толпы, остановились два всадника. Тонконогие скакуны, храпя, попытались вздыбиться, но твердой рукой одного из приехавших были возвращены на землю. А хорошо принц держится в седле, даже не покачнулся. Это из меня наездник, как из тролля — придворная красавица... Толпа недовольно зароптала, не разглядев внимательно вновь прибывших, но Борг повелительно воздел ладонь к небу, требуя тишины. — Склонитесь перед его королевским высочеством, наследным принцем Дэриеном! А вот теперь их пробрало! Вся улица, как по волшебству, опустилась на колени и уткнулась глазами в землю. Принц холодно осведомился: — Кто отвечает за порядок в селении? Староста поднялся с колен, но не разогнулся и, семеня, приблизился к лошадям. — С позволения вашего высочества... — Что же ты непотребство творишь? — нарочито ласково спросил Дэриен. Староста затряс головой: — Как можно, господин?.. Все согласно королевскому указу... — Какому же именно? — Этот человек заклеймен, а его величество в своем великодушии позволил своим подданным вершить приговор... — Староста был жутко перепуган, но пока что держался уверенно. — Какие еще провинности ты вменяешь в вину этому человеку? — продолжал Дэриен. — Он желал причинить зло моей дочери, ваше высочество, а она скоро родит... И напал на моего зятя... Борг не удержался от усмешки, сравнив мои пропорции со шкафообразным «потерпевшим», и что-то прошептал принцу на ухо. — А мне сдается, что этот человек просто хотел помочь твоей дочери дойти до дома лекаря. А когда твой зять бросился на него с кулаками, он всего лишь защищался... Не так ли? — Невидящие глаза чуть сузились. — Мой оруженосец утверждает, что твой зять как минимум вдвое тяжелее, чем преступник. Как же получилось, что в победителях оказался тот, кто слабее? — Убийцам помогают сами демоны! — пробурчал в бороду староста, но принц услышал. — А вам тогда должны помогать боги, я правильно понял твою мысль? Неужели демоны сильнее богов? Староста прикусил язык, поняв, что ступил на шаткие мостки богословского спора. Дэриен вздохнул: — Эй, побитый муж! Подойди. Сгорающий от стыда мужчина занял место рядом со старостой. — А скажи-ка мне, любезный, преступник разговаривал с тобой? Или бил молча? — Принц развлекался. И я его понимал — в кои-то веки такие олухи встретились. — Нет, ваше высочество... — Что — «нет»? — Он говорил... — И что же он говорил? — Голос принца просто источал мед. — Говорил... Что хотел помочь... Что не сделал ничего дурного моей жене... — Так почему же ты его не послушал? — Но он же убийца! — упрямо заявил селянин. Дэриен покачал головой: — Нет, ну что за люди... Почему вам в голову никогда не приходила мысль, что вынесенный приговор порой не соответствует тяжести проступка? Ладно, буду говорить просто. вы не имели права казнить этого человека. — Но почему? — вырвалось у старосты. — В отличие от меня все вы — зрячие, но предпочитаете не видеть! — Принц повысил голос. — Этот человек не принадлежит самому себе, о чем свидетельствует одна милая вещичка на его шее! Староста перевел взгляд на меня и открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл. Да, попал ты впросак, мужик! Да так попал, что я тебе не завидую... — По долгам раба отвечает его хозяин, — ледяным тоном продолжил Дэриен. — Ты хочешь, чтобы я пригласил его сюда? На старосту было забавно смотреть. Он хлопал глазами, губами и даже ладонями, но не мог сказать что-то осмысленное. Да и остальные селяне притихли, когда до них дошла вся тяжесть проступка. А принц наслаждался произведенным эффектом: — Я могу смягчить гнев почтенного человека, которому принадлежит этот раб, но только в том случае, если вы все поклянетесь, что подобного больше не повторится! Народ невнятно залопотал и поспешно закивал. — Снимите его! — велел Борг. Поддерживающая меня в вертикальном положении веревка ослабла, и я осел в нагретую солнцем пыль, всхлипывая от боли и смеха, душившего измочаленную камнями грудь... Сон отступал неохотно — его тяжелые объятия никак не хотели размыкаться, но я больше не мог это вынести. Что-то на самой границе ощущений подсказывало: мое сознание получило слишком большую передышку. Так недолго и вовсе затеряться в галереях Полночного Замка... Нет, нужно сделать над собой усилие и открыть глаза. Ну же, Джерон, хоть раз в жизни соверши мужественный поступок... Проснись! Веки нехотя поползли вверх. Фрэлл, сколько же я выпил? Стоп! Я давным-давно не употреблял ничего крепче эля. Но все признаки похмелья налицо: голова — тяжелее наковальни (причем к ней прилагается еще и увесистый молот, который с завидным усердием что-то кует внутри моего черепа), во рту лениво ворочается язык, облитый чем-то вязко-кислым, а тело ощущается исключительно как разобранное на составные части. Та-а-ак, что же со мной произошло до отхода ко сну? Я высвободил из лабиринта одеяла правую руку и тупо уставился на распухшее и плохо сгибающееся запястье. После минуты размышлений над причиной столь плачевного состояния одной руки я решился взглянуть на другую... Я что, был связан? Зачем? Все интереснее и интереснее... Еще одно титаническое усилие, и одеяло медленно съехало на пол. Все, что я смог выдохнуть, не относилось к допущенным в приличном обществе выражениям... Грудь, живот, руки и ноги были покрыты хаотичным узором пятен, цвет которых варьировался от темно-лилового до желто-серого. Иногда попадались и багряные росчерки лопнувших сосудов. Я вспомнил, хотя лучше бы... Лучше бы этого никогда не было... Я дотронулся до одного из синяков и с обиженным стоном отдернул пальцы: под кожей явственно прощупывался тугой желвак. — Доброе утро! — раздалось со стороны окна. Стараясь двигаться медленно и плавно, я сел, свешивая ноги с постели. Дэриен стоял у распахнутых створок, рассеянно подставляя пряди своих шелковых волос гребню свежего ветерка. За окном виднелось небо, которое вполне бы могло сойти за продолжение моих синяков. — Вообще-то уже вечер, — вяло заметил я. Принц пожал плечами: — Мне это совершенно не важно, а для тебя, раз уж ты соизволил вернуться к нам именно сейчас, этот час может считаться утренним. Я усмехнулся: — Ваши учителя риторики и логики не зря получали свое жалованье. Дэриен лукаво вскинул бровь. — Придерживайся, пожалуйста, одной манеры поведения, если не ставишь целью меня запутать! — Запутать? — Я искренне удивился. — У меня есть уже как минимум две версии твоего происхождения, — довольно сообщил принц. Я охнул от боли, поднимаясь на ноги. — Можете не тратить время зря: ни одна из них не будет верной. — Почему же? — Кажется, он немного обиделся. — Потому что Истина всегда очень проста, но всегда — неожиданна, посему нет смысла возводить стройные мосты Теории между берегами Реальности: что бы вы ни придумали, действительность окажется иной... Интересно, хоть какая-нибудь одежда здесь имеется? Положим, перед принцем я могу ходить голышом, но не думаю, что взору других людей мое обнаженное тело будет доставлять удовольствие... И скажите на милость, почему сильнее всего мерзнет шея, а не другие части тела? — А кто учил тебя? — Фрэлл, опять я позволил своей дурной привычке философствовать по поводу и без повода выглянуть наружу! — Да уж кто только не учил... — неопределенно попытался я отговориться, но принц покачал головой: — Знаешь, я впервые за последние месяцы по-настоящему жалею, что ослеп. — И что же тому причиной? — Не «что», а «кто»! Ты! — О, я польщен. — Странно, ничего не могу найти... — И почему же вы жалеете? — Меня очень расстраивает тот факт, что я не могу видеть твое лицо, когда разговариваю с тобой. — Похоже, я доигрался: подобные слова — тревожный знак. Пора принимать меры... — Поверьте, dou Дэриен, это не самое приятное зрелище на свете... Особенно сейчас. — Почему... А, ты имеешь в виду клеймо? — Не только. То ли палач был не слишком умел, то ли, наоборот, с излишним рвением отнесся к королевскому поручению, но иглы повредили щеку далеко вглубь. Так что половина моего лица почти не двигается... На лице принца отразилось недоумение пополам с жалостью, и я поспешил отвлечь его от раздумий по поводу моего внешнего облика — не хватало еще, чтобы одна высокая особа жалела жертву капризов другой высокой особы! — Простите за глупый вопрос, dou Дэриен, но... где моя одежда? — Я отчаялся сам справиться с возникшей проблемой. — Ее сожгли. — Что?! — А чего ты ожидал? Хорошо, что тебя не сожгли вместе с ней! — Все-все? — Я не мог поверить. — И обувь... Тоже? — Наверное. На язык просилось с дюжину крепких слов, но я сдержался. Хотя чего мне было жаль, так это своей обувки. Такие удобные, точно по ноге, на заказ были сделаны... — И что мне теперь, нагишом ходить? — Кажется, Борг оставил здесь свою рубашку... — неуверенно протянул Дэриен. — Рубашку? — В пределах досягаемости действительно имелся кусок ткани, я бы даже сказал, кусище... Нет, только не снова... — Нашел? — Принц с любопытством прислушивался к моему нечленораздельному бормотанию. — Да-а-а... — Размер не тот? — Так, теперь мы еще и ехидничаем. — Это мягко сказано... — Единственным достоинством оного предмета одежды было то, что он доходил мне до колен. Шнуровку на вороте пришлось затянуть потуже, иначе я рисковал бы в любой момент выскользнуть из этого балахона. — Совсем плохо? — участливо поинтересовался Дэриен. — Жить можно... Я долго спал? — Три дня. Ну ничего себе! Надо будет доходчиво объяснить доктору, что чрезмерное употребление мною снотворного может привести к плачевному результату. Проще говоря, однажды я не проснусь. Не спорю, он действовал из лучших побуждений, но опасно надолго отпускать сознание странствовать между Пластами... Я потер шею и только тут понял, что с ней не так. А точнее — что не так со всей моей головой. Длина волос изменилась: непокорные вихры топорщились на затылке и щекотали ладонь. Меня... остригли? — Ну а стригли-то зачем? — со стоном выдохнул я. — Стригли? — нахмурился принц. — Ах, это... Староста настоял. Чтобы клеймо было на виду. Я решил, что это не такая уж большая жертва для тебя... — Скоты-ы-ы-ы... — с чувством протянул я. Жертва... Что б ты понимал... Теперь я в самом деле стал пугалом. Да еще каким! Уж лучше бы наголо обрили... — Тебе неприятно? — В голосе Дэриена слышалось искреннее участие, и это уже начинало меня злить. — А вам-то что за интерес? — Я чувствую себя ответственным, — просто и ясно ответил принц. Разумеется. Он спас мне жизнь и теперь имеет право влиять на мою судьбу. Приятного мало... Я не люблю влезать в такие долги: отдать их трудно, и они повисают на сердце тяжким грузом. — Зачем вы остановили казнь, позвольте узнать? — Наверное, голос прозвучал слишком безразлично, потому что Дэриен сдвинул брови. Не понимаешь? Да, в данный момент мне все равно, зачем ты это сделал, и вопрос задан главным образом для того, чтобы продолжить (либо завершить — тут уж как повезет) нашу чрезвычайно занимательную беседу... — Ты хотел умереть? — Возможно. — Ну, извини, не знал. — Улыбка во весь рот. — Если хочешь, можно все вернуть назад... Ну и чего ты ждешь? Что я испугаюсь и поспешу ответить: нет, ни в коем случае? Не испугаюсь. Хватит, ЭТОГО я уже не боюсь. В следующий раз я не позволю застать себя врасплох. В следующий раз?! Да о чем я только думаю? Ну, поганец, ты недалеко ушел от своего младшего братца — да, лоск у тебя есть, и с избытком, но под слоем напускной умудренности и отточенных манер скрывается точно такой же капризный ребенок, заслуживающий хорошей порки. Теперь я буду умнее и найду сначала что-нибудь гибкое и длинное, чтобы не трудить ладонь... Эх, жаль розог здесь не держат... Наверное, я бы плюнул на ломоту во всех мышцах и осуществил бы маленькую экзекуцию над зарвавшимся сорванцом, но не успел. Со двора донеслись голоса. Встревоженные, даже испуганные. И стоны. Стонала женщина. Женщина?! Я бросился к дверям, морщась от боли при каждом движении. — Куда ты? — Спущусь вниз, посмотрю, что случилось, — ответил я, готовясь к главному подвигу на сегодняшний вечер — преодолению лестницы. Каждая ступенька давалась с таким трудом, что я оказался внизу уже много позже того, как роженицу пронесли в комнату, где доктор принимал больных. Зато у меня было достаточно времени, чтобы определить, насколько тяжело мое собственное состояние: переломов нет, даже ребра в порядке, но связки на ногах и руках болят неимоверно. Хорошо еще, что они не разорваны... Да, это была та самая селянка — с середины лестницы я разглядел бледное, покрытое испариной лицо и выгоревшую на солнце косу. — Я же просил показать женщину ведунье! — процедил я сквозь зубы в обезумевшую физиономию мужа. — Да я... Да... Она... — Олухи! — Я доковылял до приемной и заглянул внутрь. Женщине было плохо, это мог бы понять и такой профан в лекарском деле, как ваш покорный слуга. Я несколько раз видел роды (правда, на расстоянии) и знаю, что роженицы испытывают определенной силы боль, но... Эта селянка билась в лихорадке вовсе не от боли. Ее терзал страх — это я чувствовал совершенно отчетливо. Мантия лениво облизнулась. Неужели? Опять я во всем виноват! Что же с тобой случилось, дорогуша? Доктор оглянулся, увидел меня и велел: — Иди сюда. И закрой дверь! — Как она? — Плохо. Горячка, но какая-то нехарактерная... Я сделаю все, что смогу, но боюсь, что в живых останется либо она, либо ребенок... — Это было бы слишком печально. — Да уж, веселого мало! — Доктор склонился над женщиной, а я воспользовался паузой, чтобы повнимательнее прислушаться к своим ощущениям. Приемная была заполнена волнами животного ужаса. Ужаса матери, чувствующей, что ее ребенку угрожает смертельная опасность... Так, что еще? Бессильная тревога доктора... Из-за двери сочится смешанная с отчаянием надежда... Кто? И где?.. Слабый аромат темной Сущности... Ребенок? Она должна родить, иначе погибнет сама и погубит дитя... — Сделайте все, чтобы ребенок вышел, и как можно скорее. — Голос мой прозвучал расчетливо и бесстрастно — то, что нужно для приказа. Доктор не посмеет ослушаться... Он и не посмел. Но в тот самый момент, когда голова младенца показалась на свет божий, я почувствовал, как Мантия начинает с глухим шелестом сворачиваться. Нет, только не сейчас! Ты нужна мне! «Нужна? — Холодные губы коснулись уха. — Ты же ненавидишь меня...» Я вздрогнул. Первый раз в жизни Мантия соблаговолила мне ответить... Впрочем, если Слияние и в самом деле произошло, нечему удивляться: мы — одно целое. Отныне и навеки. Однако во всей этой идиллии есть один махонький изъян: моя Мантия, как и я сам, отличается скверным характером... Пожалуйста, не засыпай! Я должен исправить свою ошибку! «Мне-то что за дело?» Ты же всегда защищала меня, почему теперь не хочешь? «Я защищаю ТЕБЯ, а не тех, кто желает твоей смерти...» Эта женщина ни в чем не виновата! «Откуда тебе знать? Если бы она очнулась до казни, то первая бы бросила в тебя камень...» Нет, я не хочу в это верить! Но даже если... Ребенок все равно безвинен! Спаси его! «Я не могу спасти кого-то, кроме тебя самого...» Тогда... Тогда — спаси меня! «Причина?» Если ребенок и женщина погибнут, в их смерти уж совершенно точно обвинят меня! «И будут правы...» Ты знаешь, что с ней? «Я многое знаю...» — Она что... смеется? Это... в самом деле из-за меня? «Да...» Тогда ты должна мне помочь! «Хорошо... Но запомни — это будет засчитано твоим долгом...» Я согласен! Ты поможешь? Ответа не последовало, но шелест стих. — И что теперь, Джерон? Джерон! Я вздрогнул, фокусируя взгляд. Доктор держал в руках что-то, больше всего похожее на куклу. Ни движения. Ни вздоха. Он уже мертв? Нет, невозможно! Я не могу этого допустить... Я не верю! А пока я не поверю в его смерть, он не умрет! — Вы позволите? — Я протянул руки. Доктор сомневался не более мгновения. Маленькое мокрое тельце оказалось у меня в руках. Нет, он жив! Тепло еще не ушло из этого хрупкого сосуда... Я прижал ребенка к своей груди. Ну же, делай то, что обещала! «Не торопись... Доверься мне...» Я глубоко вдохнул тугой от напряжения воздух приемной, закрывая глаза. Выдохнул, избавляясь от сомнений и страхов. Позволил Мантии тяжелыми складками повиснуть на своих плечах. И на смену Неведению пришло Знание. Обычный луговинник[6], но как же он разожрался, зараза! И всего за три дня... Нет, тут что-то не так. Судя по размерам и силе, он уже давно поселился в теле женщины, возможно, еще с прошлого лета. Надо будет узнать, как она себя чувствовала... Сидел, значит, себе тихо и спокойно, рассчитывал поживиться еще одной жизненной силой — а то и самому наследничком обзавестись — но не повезло ему, болезному. На меня нарвался. Мантия не только распотрошила заговоренные строчки, но и напугала луговинника до смерти. Если он, конечно, может испугаться... Мое прикосновение разрушило его власть над женщиной и заставило ринуться вглубь, забиться в тело нерожденного ребенка, чтобы спрятаться от голодной Пасти... Дурачок, моя Мантия не щадит никого. Когда она того хочет, разумеется... Ох, как же ты ухватился за невинное дитя... Нечего, нечего! А ну, отцепляй свои коготки или что там у тебя есть... Ты еще не понял? Либо убирайся восвояси, либо я тебя уничтожу — раз и навсегда! Он понял. И метнулся облачком грязного тумана прочь, подальше от такого страшного существа, как я. Вдох. Еще один. Струя зеленоватой жижи оросила мою рубашку, а уши заложило от звонкого и недовольного вопля. Малыш открыл глаза... Гизариус тут же подлетел ко мне, оставив на время заботы о новоявленной матери, благо после родов она забылась здоровым — если так можно выразиться — обмороком, высвободил ребенка из моих рук и занялся тем, чем и должен заниматься лекарь, принявший роды. А я стоял столбом, с глупой улыбкой на лице. Стоял до того самого момента, когда доктор повернулся, окинул меня критическим взглядом и предложил: — Ты бы умылся, что ли... Рубашка, конечно, испорчена... — Я постираю... — Оставь уж... «Постираю»... Он стянул с меня рубаху и кинул в угол. — Воды я много накипятил, на всех хватит. Сил почти не осталось, но я доплелся до купели с водой и блаженно плеснул теплую влагу на мокрое от перенесенного напряжения лицо. Доктор внимательно посмотрел на мои синяки, удовлетворенно щелкнул языком и сообщил: — Ну что ж, опухоль почти спала, можно взяться за растирания. — Растирания?! — Я поперхнулся. — Ты что-то имеешь против? — И очень многое! — твердо заявил я. — Мне будет больно! — Ох, какой ты нежный... Ничего, потерпишь. И он щипнул меня за синяк на бедре. Клянусь, я не собирался его бить! Даже не думал об этом! Но рука сама собой дернулась, описывая широкую дугу на расстоянии не более волоска от носа доктора. На мое счастье, он вовремя отшатнулся... — Ну, это ничего, это бывает... — констатировал Гизариус. — С этим бороться можно... На следующее утро я узнал, как «с этим» можно бороться, потому что доктор явился в мою каморку со связкой ремней. От предчувствия невыносимых мук я похолодел до корней волос и жалобно взмолился: — Давайте не будем сейчас... — Именно сейчас! — возразил доктор. — Пока у меня есть время. Сам ты себе растирания делать не будешь, по глазам вижу, а мне нужно заняться сбором трав... И вообще: если будешь капризничать, я попрошу Борга провести эту процедуру... Наверное, на моем лице отразился нечеловеческий ужас, потому что Гизариус злорадно хмыкнул и велел: — Ложись на живот! Не успел я занять горизонтальное положение, как мои щиколотки и запястья оказались накрепко притянуты к раме кровати. — Может быть, не нужно привязывать... — робко предположил я, но доктор только хихикнул: — Еще спасибо мне скажешь! Я действительно сказал ему «спасибо». Но несколько позже, потому что на протяжении следующей четверти часа орал благим матом от боли. А потом орал еще примерно столько же времени, потому что Гизариус перевернул меня на спину и продолжил пытку, которую он сам совершенно искренне полагал полезной лечебной процедурой. Нет, я не хочу произнести — даже мысленно — по его адресу ни одного худого слова: он опытный и весьма умелый лекарь, у него чуткие пальцы, а мазь, которой он пользовался, приятно холодила синяки, но... Сами сначала попробуйте, каково это, когда воспаленные желваки опухших мышц мнут и выкручивают, как мокрое белье! По окончании мучений (как подчеркнул доктор — на сегодня), оставшись в одиночестве, я хмуро завернулся в одеяло и уселся посреди смятой постели. А что прикажете делать, если одежду я так и не получил? Более того, Борг, увидев, во что превратилась его «парадная», как он сам выразился, рубаха, едва меня не избил. По счастью, доктор успел повиснуть на одной его руке, а принц — на другой, но мне было заявлено: и не надейся! В том смысле, что поганить свою одежду он больше не позволит. Так что мне пришлось забыть на время о прогулках, да и вообще — о лишних перемещениях по дому. Я уже собирался дуться, как мышь на крупу, но тут в дверь снова заглянул доктор, и физиономия у него была настолько довольная, что мое лицо само собой скривилось в хмурой гримасе. Я люблю веселить людей, но не ценой собственного здоровья! — Тут к тебе... — доктор хмыкнул, подбирая слова, — делегация. — По поводу? — Сам разбирайся! Чай, не маленький... Я вздохнул, поплотнее запахивая одеяло: — Ну, раз уж кто-то пришел... Надо хоть узнать, что ему надо. Гизариус счел эти слова разрешением и снова исчез за дверью, а ко мне валом повалил народ. Сначала Борг ввел принца и усадил на единственный имевшийся в комнате стул, а сам встал за спиной своего господина. Я насторожился. Вслед за Дэриеном порог переступил староста горячо любимой мною деревни в сопровождении свежеиспеченного отца. Им сесть уже было некуда, а предлагать расположиться рядом со мной на кровати я не стал. Вот еще! Постоят, не развалятся... Я же не развалился... — В присутствии его высочества... — начал староста, а я закончил: — Под присмотром будет вернее. Дэриен прыснул, но быстро справился с приступом смеха. Староста не понял, что так насмешило непосредственного представителя королевской власти, но почел за лучшее не обращать внимания и продолжил: — Мы тут... Того... Этого... Я мысленно вздохнул и досчитал до пяти: — Так «того» или «этого»? Скажите прямо: пришли закончить казнь? Староста побагровел: — Как можно... После того... После вашего... О, уже на «вы»? Что-то мне не нравится поворот событий... — Либо вы сейчас же скажете, зачем пришли, либо уйдете, — холодно резюмировал я. Теперь мой несостоявшийся палач побледнел, но приказной тон возымел действие, и он вполне связно сообщил: — Мы хотим извиниться. Вот те на! — За что, позвольте узнать? — Обожаю ставить людей в глупое положение! Староста захлопал глазами: — Ну, мы же... Хотели... Камнями... Я хмыкнул: — Формально вы ни в чем не виноваты. Даже если кое-кто, — я с трудом удержался от того, чтобы показать принцу язык, — будет утверждать, что вы поступили неправильно и незаконно, я не смею вас в чем бы то ни было обвинять. Все, тупик, в который забрел староста, вознесся своими стенами до самых небес. — Но как же... — Более того, я косвенно повинен в преждевременных родах вашего внука... Тут он немного оживился: — Ведунья посмотрела Рину и сказала, что было бы хуже, если б роды произошли как положено... — Вообще-то к ведунье надо было идти до, а не после, — сурово сказал я. — Да, Мастер, простите нас... Этот чурбан, — подзатыльник зятю, — с перепугу забыл, о чем вы сказали... Простите нас... — Хорошо то, что хорошо кончается... — Что-то в словах старосты меня насторожило... Мастер?! Да какого фрэлла?! Я вскочил, забыв о расслабленном после растирания теле, но все же устоял на ногах, хотя мне и потребовалось для этого вцепиться в кафтан селянина. — Даже в мыслях не именуйте меня таким титулом! Пожилой мужчина открыл рот, как мальчишка, получивший выговор, значения которого он не понимает, а я продолжил: — У вас проблемы с головой? — Но ведунья сказала... — Что она сказала? — Что прогнать злого духа мог только Мастер... — Мастер — чего? — Я почти рычал. — Ну... Это... Дэриен поспешил прийти на помощь старосте: — Оставим в покое эту тему, почтенный. Заканчивайте свои дела, не видите, «Мастер» гневается? — В его голосе сквозило столько ехидства, что меня передернуло. — Да, что мы еще хотели... — Староста взял из рук зятя громоздкий сверток и протянул мне. — Что это? — Э... Ну, вы же не одеты... Только сейчас я сообразил, что, вскакивая, распахнул одеяло, продемонстрировав свое израненное тело во всей красе. Слава богам, у меня хватило выдержки не начать судорожно кутаться снова... — Одежда... Да... Хорошо, можете быть свободны. С видимым облегчением на лицах селяне выкатились за дверь. Я плюхнулся обратно на кровать. Дэриен расхохотался: — С тобой не соскучишься! — Повеселились, и будет! — отрезал я. — Тоже можете убираться на все четыре стороны, сейчас я не расположен к шутовству. — О, ты легко бы мог занять вакантное место шута при дворе моего папочки! — довольно сообщил принц. — Кстати, не хочешь попробовать? — А не пошел бы ты... — Борг сдвинул брови, и я решил уточнить: — А не пошли бы вы оба отсюда — далеко и надолго! Смех принца стал еще заразительнее. Рыжий тоже разобрался в ситуации и сменил гневное выражение лица на полнейшее равнодушие. Вот железные нервы у человека! И абсолютная власть над своими эмоциями. Хотя это, наверное, профессиональное: он же в эти минуты на службе — отвечает за безопасность своего повелителя. Какое уж тут любопытство! Впрочем, лично я не взял бы себе такого телохранителя: на кой фрэлл нужен тупой истукан, который только и умеет, что бросать грозные взгляды по сторонам да размахивать кулаками? Но в одном принцу все же повезло — эта статуя бесконечно ему предана. Почему я так решил? Очень просто: я видел, какими глазами рыжий слуга смотрит на господина. Такой взгляд присущ матерям, которые готовы принести в жертву весь мир ради благополучия собственного ребенка. Я о такой преданности могу только мечтать... Как и раньше, Дэриен не позволил мне далеко уплыть по Реке Размышлений и, отсмеявшись, спросил: — Почему ты накинулся на этого забавного старика? — Он не так уж забавен, когда приводит приговор в исполнение, — огрызнулся я. — Ты когда-нибудь об этом забудешь? — тоном учителя, уставшего от упрямства своего ученика, поинтересовался принц. — Не раньше, чем сойдут синяки, — парировал я. — Значит, через месяц, — кивнул Дэриен. — Я же сказал: не раньше! — попробовал я настоять на своем. Безуспешно. — Тебе не понравилось, когда тебя назвали «Мастером». Почему? — Ну зачем, зачем он пытается побольнее ранить меня? — Вы очень наблюдательны. — Ты не ответил. В чем причина? Ведь это очень почетно... — Даже если такой почет не заслужен? — Только спокойно, Джерон, не надо тратить гнев на мальчишку. Ох, если б я сразу догадался об этом... Если б я сразу понял, что он — просто любопытный маленький ребенок, которого силой обрядили во взрослые одежды и заставили принять на себя обязанности, которые тяжелее каторжных цепей... Да, он мог бы пользоваться своим положением исключительно ради собственного удовольствия, и, наверное, он даже попробовал, каково это, но... Есть такое странное свойство души, которое носит имя «Благородство». Не по рождению и воспитанию: то — напускное... Нет, я имею в виду благородство, которое парит в высоких небесах и время от времени для краткой передышки избирает своим пристанищем человека, наполняя его сердце особенным светом. Светом, который не дает заблудиться во мраке пустых забот... Интересно, принц гордится тем, что избран? Вряд ли, скорее он только страдает от этого... А мы могли бы стать друзьями. В другой жизни. В другой моей жизни... Если я вообще способен быть другом... — Ты считаешь, что не заслужил уважения этих людей? — Ну никак не угомонится! — О чем вы? Я едва не убил своим видом молодую женщину и ее ребенка... Какое уж тут уважение... — Но их жизни не прервались благодаря тебе. Разве это не достойно уважения? Ты не гордишься собой? — Ни капли. — Почему же? — Я спасал свою шкуру, — честно признался я, но логика принца работала по иным принципам, чем моя. — Странные слова для того, кто еще вчера заверял меня, что хочет умереть! — Я передумал. — Ну и въедливый же он! — И часто ты меняешь свое мнение? — Когда мне это удобно. Да, мы могли бы стать друзьями. И препираться до хрипоты, потому что ни один из нас не уступит первым... — И все же... Чем тебе так не угодили Мастера, что ты не хочешь быть таким же, как они? Не угодили... Дурак ты, твое высочество. Во дворце, возможно, Мастеров как собак нерезаных и древний, изначальный смысл этого титула стерся от частого и необдуманного употребления... Но здесь, в маленькой деревне, жители которой выбираются в соседние городки два раза в год, на ярмарку... здесь слову «Мастер» придают совсем иное значение. Ты не мог видеть, а я... Благоговение, смешанное с ужасом, — вот что дрожало в глазах благодарного старосты и его растерянного зятя. Я совершил новую ошибку. Ошибку, которая приведет к еще более серьезным изменениям в судьбе, хотя мои действия были всего лишь попыткой защититься от обвинений. Ну и чего же ты добился, Джерон? Теперь они будут боготворить и панически бояться тебя. Стена отчуждения уже заложена и с каждым днем будет становиться только выше. В этой деревне у тебя не будет друзей, только покорные рабы... Ты предупреждала меня, Магрит. Ты всегда была мудрой... И мысли снова скользнули в тайники памяти... За окнами библиотеки плещется море. Море молний и отточенных бурей струй осеннего ливня. Стемнело еще в обед, и слуги зажгли вереницу свечей на стенах и столах. Я копаюсь в дебрях фолианта, утащенного с одной из самых верхних полок. Чем он привлек мое внимание, ума не приложу... Магрит спряталась в уютном лоне огромного кресла и с наслаждением наблюдает за танцем стихий в рамке высокого окна. Ей ничуть не скучно. Я же не могу найти ничего привлекательного в серо-синем хаосе воды, огня и ветра. Я пытаюсь понять смысл короткого стихотворения, на которое наткнулся совершенно случайно. Не знаю, кто его автор: на чистом листе только шесть строчек аккуратно, но решительно написанных слов... — Dou Магрит, можно спросить? Она чуть заметно кивает, поворачивая ко мне лицо. Сколько истинного величия в одном только изгибе ее тонкой шеи! — Почему слово «Мастер» написано здесь с большой буквы? Она усмехается: — Это трудно объяснить, но я попробую... Мастер — это титул. Высший титул, которого может добиться человек. — Высший? — Я удивлен. — А как же короли? — Ты же прочитал стихи! Там сказано все, и даже больше, чем нужно. — Значит, быть могущественным можно без золота, магии и власти над людьми? — Это никак не укладывается в голове. — Смотря что ты понимаешь под словом «могущество». — Магрит лукаво пожимает плечами. — Я... не знаю, — смущаюсь я. — Поверь, это не так уж интересно. — Она играет кистями пушистой шали. — Быть могущественным — неинтересно? — Увы. Лучше уметь ценить жизнь. — И быть... Мастером? Горький смешок: — Это непросто. — Почему? — Я упрям так, как только может быть упрям мальчишка в ожидании собственного совершеннолетия. — Я ценю жизнь. — Ты ценишь СВОЮ жизнь, а Мастер... Он ставит ценность чужих жизней гораздо выше своей... — Как это? — А вот так. — Даже если ей и претит со мной беседовать, она не подает вида. — Настоящий Мастер пожертвует своей жизнью, чтобы спасти другие. Если, конечно, не будет иных путей решения проблемы. Мастера, знаешь ли, весьма расчетливые и хладнокровные люди. Хотя есть еще Темные Мастера, которые ставят себя превыше всех остальных... Но их могущество мнимо. Они блуждают во Тьме. Я не могу понять, шутит она или нет, а Магрит продолжает: — Выходов из Лабиринта Жизни много, но все они являются Входами в новые Лабиринты... Молния бьет в землю совсем рядом со стеной замка, и библиотека на мгновение тонет в ослепительно белой вспышке. Я испуганно закрываю глаза, а Магрит хохочет, распахивая окно и подставляя губы обжигающим поцелуям ливня. — Dou Магрит... Вы... уходите? — Я разочарован. Можно сказать, обижен. Она поворачивается ко мне, скрещивая руки на груди. — У тебя есть еще вопросы? — Я... не хочу оставаться один. — Скольких усилий мне стоит это признание! Магрит подходит и проводит ладонью по моей щеке. — Ты всегда будешь один. Пора начать привыкать. — Но почему? — Так решено Землей и Небом. — Я не хочу! — Голос срывается на крик. — Я знаю, не шуми. — Она касается пальцем моих губ. — Я бы хотела что-то изменить, но... Я бессильна. Из твоего Лабиринта есть только один Выход. Но он не приличествует Мастеру. — При чем здесь это? — Я чуть не плачу. — Ты можешь пройти свой Путь с гордо поднятой головой или — прячась по щелям... Что бы ты ни выбрал, я не вправе ни поддержать, ни осудить тебя. Но мне кажется... Нет, я почти уверена — ты можешь стать Мастером. Только я не желаю тебе такого Пути... — Почему? — Теперь я испытываю необъяснимую обиду. — Мастер не принадлежит самому себе, — вздыхает Магрит. — Он живет для всех... Но не нужен никому. — Как это понять? — Мастер — это Долг. Мастер — это Ответственность. Мастер — это... Тяжелая ноша. Он не имеет права на ошибку и не имеет права на любовь, потому что первая причинит вред тем, кто его окружает, а вторая... Вторая уничтожит его самого. Влюбленный бесконечно могуществен и бесконечно уязвим. Даря себя одному человеку, ты отдаешь свою Сущность полностью. Даря себя многим, ты оставляешь в каждом лишь частичку своей души. И если твой дар не примут, ничего страшного — на Древе вырастут новые ветви... Но если один-единственный человек на свете не захочет принять твою любовь... Древо лишится корней и никогда не расцветет. Я не понимаю ничего. Совсем-совсем. Но слушаю очень внимательно, потому что Магрит никогда и ничего не говорит зря. — Я не хочу, чтобы ты взрослел... — Почему? — Пройдешь ты все ступени или не успеешь, станешь ты Мастером или откажешься от этого пути, не важно. Но с течением времени ты изменишься и перестанешь быть тем Джероном, который восторженно смотрит на мир — милым и наивным мальчиком, который не боится задавать вопросы... Ты была права. Я меняюсь. С каждым вдохом. Но как болезненны эти изменения! И как бы я ни упирался, как бы ни цеплялся за хрупкие нити прошлого, ничего не получается... Словно я бегу по узкому коридору, не имеющему ни начала, ни конца, и не могу остановиться, потому что, если хоть на минуту замедлю шаг и попробую выровнять дыхание, меня раздавит лавина камней, спешащих по моим следам... Я уже не принадлежу себе, Магрит. И начинаю ценить чужие жизни превыше своей. Но значит ли это?.. К реальности меня вернул смех принца, которому Борг в красках описывал одежду, преподнесенную мне в качестве извинения. Я задвинул засов на Дверях Хранилища Воспоминаний и холодно осведомился: — Над чем вы теперь потешаетесь? Борг, хмыкая в усы, кончиками пальцев подцепил и поднял, растягивая во всю ширину, нечто, предназначенное для пополнения моего гардероба... Я бы посмеялся. В другое время. Сейчас же я — рассержен, а в таком состоянии чувство юмора бежит от меня сломя голову. — Ну и что в этом смешного? Никто не виноват, что у старосты нет детей мужеского пола. — Мой лишенный эмоций голос вызвал новый взрыв смеха: принц тоненько подвывает, Борг гулко фыркает. А вот мне невесело. Впрочем, грустить я тоже не собираюсь... Длинные нижние рубашки вполне сойдут для носки. Ну, покрой... специфический, не спорю. Зато полотно тонкое, приятное на ощупь. И не слишком застиранное. Только вышивка... В носу засвербело. Эй, не смей этого делать! «Почему?» Ты подставляешь меня под удар! Просто успокойся — я сам спорю узоры. Попозже... «Как знаешь...» Чуть приструнив Мантию, я продолжаю копаться в ворохе одежды. Кожаная безрукавка с шерстяной подкладкой сгодится для тепла, но с этим придется подождать до наступления осени... О, штаны все-таки есть! Правда, размерчик совсем не мой... А, я догадался: это уже не старостиной дочки, а ее мужа. Ну ничего, затянем пояс, глядишь, не упадут... Хотя в одну штанину влезут обе мои ноги... О... А... Это еще что? Я держал в руках что-то вроде штанов, только они были вполовину короче обычных. На ребенка? Не похоже. Не бывает у детей такой... задницы. А штаны замечательные — из мягкой кожи, с кожаным же пояском, продернутым через кучу шлевок, со шнуровкой на боках... Кажется, по бедрам мне будут — самое то... Но КТО это носил, хотел бы я знать? Ладно, разберемся... А что у нас насчет обуви? Негусто. Стоптанные грубые сапоги, для ношения которых мне придется обматывать ноги рулонами ткани, да сооружения из кусочков кожи и веревочек, годные для хождения разве что по стриженому газону королевского парка... — Ваше высочество, к вам гость! — долетел с первого этажа голос доктора, и я, наконец-то, избавился от назойливых зрителей... — «Ваше высочество, к вам гость!» — передразнивая доктора, мой голос ехидно задребезжал. Получилось неплохо, и я довольно ухмыльнулся. Самое главное — оставить за собой последнее слово. Гость? Как мило! Кто же посещает нашу коронованную особу? Непременно надо узнать, тем более что комната выходит окном как раз во двор... Любопытство — мой самый любимый порок. После упрямства, разумеется... Гость прибыл верхом и, судя по усталому виду лошадки, издалека. Невысокая фигурка в дорожном костюме, плаще и широкополой шляпе — и это по такой-то жаре: день только разгорается, а над землей уже висит зыбкое марево горячего воздуха. Сразу видно, что личность не желает быть опознанной... Я бы ни за что не стал так кутаться летом — когда пытаешься спрятаться от любопытных глаз подобным образом, только привлекаешь ненужное внимание. Впрочем, с моим теперешним внешним видом любая маскировка не была бы лишней... Кого же нелегкая принесла сегодня? Я не смог бы угадать, даже если бы очень постарался, хотя ответ был очевиден. Когда Дэриен ступил на двор, плащ и шляпа полетели под ноги лошади, открыв миру темно-рыжие локоны, милое личико и стройную фигурку, на которой костюмчик, напоминающий одеяние придворного пажа, сидел ладно, но несколько... вызывающе. Сначала я решил, что девица — сестричка известных мне принцев, но после того, как она повисла на шее у Дэриена, впиваясь своим сочным ротиком в его губы, отпали все версии, кроме одной. Они — любовники. Почему не супруги? Хм. Принц не выглядел семейным человеком, да и если бы он был женат, то жена находилась бы рядом с ним, скрашивая, так сказать, его несчастье. А поскольку рядом с Дэриеном всегда был только Борг... Уж они-то супругами быть не могли, не так ли? Хотя... Всякое случается в подлунном мире... Я нахмурился, гоня взашей забавные, но совершенно глупые мысли. Не буду над этим смеяться. Незачем. Пусть делают, что хотят, как хотят и с кем хотят. В мою-то личную жизнь никто не лезет... А как хочется, чтобы залезли, правда, Джерон? Тьфу ты напасть! Подглядывание за другими в моменты интимной близости — недостойно благородного человека. А разве я благородный? Ну-у-у... Отчасти. Ладно, скажем: недостойно воспитанного человека. Бэ-э-э-э! И с воспитанием у меня проблемы. Хорошо, еще немного посмотрю и займусь своими делами. И я снова уставился на красивую молодую пару, не размыкающую страстных объятий. Еще через минуту я сделал весьма полезный вывод: под палящими лучами солнца целоваться несподручно — можно перегреться. И снаружи жарко, и внутри... пламя бушует. Очевидно, парочка подумала о том же, потому что скрылась в дверях, и я услышал шаги на первом этаже. Ну и чудненько, ну и славненько! Какое-то время принцу будет не до меня, и я могу совершенно спокойно спуститься вниз, найти нож, чтобы спороть с рубашек заговоренные узоры, а заодно и что-нибудь поесть, а то совсем ноги протяну. Да, но голым спускаться как-то... неудобно. Дама, опять же... Я натянул широченные штаны, решив, что обувь в доме не так обязательна, как снаружи, подхватил рубашки и крадучись выполз на лестничную площадку. Никого. Тишина. На сей раз спуск вниз вызвал у меня чуть меньше затруднений — мышцы болели, но после растирания повиновались куда с большей охотой, чем до. Мимо двери в коридор, где располагались комнаты принца, я шел почти на цыпочках, хотя ни одной живой души поблизости не видел. Даже телохранитель принца куда-то запропастился... Ага, как же! Борг сидел на кухне, наслаждаясь холодным морсом и булочками. Морс был из моченой прошлогодней горчанки — должно быть, она хранилась в закромах у доктора. Или селяне преподнесли в дар... Я невольно сглотнул, почувствовав вязкий кислый запах. Рыжий верзила хохотнул: — Что, жарко стало? Угощайся! — Он кивком указал на запотевший кувшин. Я буркнул нечто, могущее сойти за благодарность, плеснул в кружку густой красно-коричневой жидкости и потянулся за булочками, которые еще оставались в миске. Что это он сегодня такой добренький? И косится в мою сторону как-то странно. Сочувствующе? Изучающе? Дружески? Нет, наверное, меня даже в комнате припекло — ерунда всякая начинает мерещиться... — Много не ешь! — Окрик Борга заставил мою руку притормозить на полпути. — Почему? — наивно спросил я. — Почему, почему... Что ты вечно как маленький... Видел женщину? — Ну и что? — Я все же уцепил булочку и засунул ее в рот. — Как ты думаешь, чем они с принцем занимаются? Я подумал. Нет, краснеть не стал, только расширил глаза. — Этим самым? Борг посмотрел на меня, как на идиота: — Тебя так сильно по голове приложили, что ли? Я еще раз подумал и махнул рукой: — Не обращай внимания. Я не всегда думаю то, что говорю. — Даже так? — Брови рыжего поползли вверх, и я поспешил уткнуться носом в кружку, чтобы Борг не видел моей улыбки. Не следовало с ним так шутить — хороший же, в сущности, человек, даже булочками поделился... Вкусные, кстати, булочки — наверное, кто-то из деревни принес, потому что плиту в кухне сегодня пока еще не топили... Когда чувство голода задремало, я порылся в груде столовых и не очень приборов и выудил нож с тонким узким лезвием длиной чуть больше ладони. Не знаю, что именно с его помощью делал доктор — то ли рыбу разделывал, то ли больных, но для моей цели это орудие подходило идеально. Я устроился поудобнее и начал примериваться, с какой стороны лучше начать спарывать вышивку так, чтобы не повредить полотно. Борг не решился комментировать мои действия или задавать вопросы — как видно, и он не стал бы надевать рубашку, украшенную типично женской вышивкой. Так что несколько минут мы провели в молчании, но отнюдь не в тишине, потому что рыжий чавкал и прихлебывал, а я фыркал и хмыкал, подцепляя разноцветные нитки кончиком ножа. В какой-то момент чавканье неожиданно смолкло, и я рефлекторно поднял глаза, намереваясь узнать причину внезапного прекращения аппетитных звуков с другой стороны стола. Лучше бы я этого не делал. А может быть, и хорошо, что своевременно, а не с опозданием (что для меня более привычно) проявил любопытство — иногда один случайный взгляд способен прояснить больше, чем дотошные исследования... Борг, отставив в сторону кружку и лениво откинувшись на спинку стула, смотрел на меня. Смотрел не в упор, надо отдать ему должное — иначе я бы сразу почувствовал его внимание, а как-то... рассеивая взгляд. Но очень серьезно. Серьезнее, чем я того заслуживал (по моему мнению, конечно). Так смотрят на предмет, подлежащий самому пристальному изучению. И — так смотрят те, кто способен произвести оное изучение. Мне не понравился этот взгляд. Гораздо больше меня устраивал тот Борг, который легко и просто мог меня побить, унизить, обсмеять... А человек, который сейчас сидел напротив меня, смотрел на вашего покорного слугу, как на... равного. Как на человека, с которым совсем недавно повстречался, но с которым имеет смысл свести очень близкое знакомство... И я сглупил. Вместо того чтобы скорчить тупую или чрезмерно удивленную физиономию — получается далеко не всегда, но уж если постараться, даже вопроса не возникнет! — я ответил на его взгляд. Спрашивая: «Ну что, тебе нравится то, что ты успел во мне рассмотреть, или как?» И совершил еще большую глупость, потому что в ответном взгляде прочитал: «Нравится. Вполне». Дальше играть в гляделки не имело смысла: рыжий верзила был гораздо старше меня, а значит, больше преуспел в нелегкой науке препарирования человеческих сущностей. Надо было срочно возводить защитные укрепления, хотя... Неприятный холодок в груди подсказывал, что я безнадежно опоздал с обороной. Но все равно, следует основательно испортить впечатление о себе, чтобы у Борга даже мысли не возникло дать высокую оценку моим способностям и душевным качествам. Я даже начал построение особенно обидных фраз, но... События, не принимающие в расчет мои намерения, вновь набрали ход. — В этом доме подают прохладительные напитки? — Высокий, чуть хрипловатый голос раздался с порога кухни. Я поднял глаза. Хрипотца легко объяснялась внешним видом девушки: щеки раскрасневшиеся, дыхание прерывистое — могу поклясться, что ее пульс скачет, как необъезженный жеребец. Вряд ли возбуждение существенно увеличивало привлекательность возлюбленной принца — она и так была хороша. Если вам нравятся южанки, конечно. А она весьма походила на уроженку Южного Шема, если быть точным — долин, протянувшихся по границе между Шемами: еще не юг, но уже не север. Тонкая кость, не слишком развитые мышцы на ногах и те, что пониже спины, но вполне сформировавшаяся и зрелая грудь, как на волнах вздымающаяся под полупрозрачной тканью блузы. Конечно, девица еще очень и очень молода, и все у нее впереди, но не думаю, чтобы эти по-мальчишески узкие бедра когда-нибудь приобрели плавные линии классической женской фигуры. Молочно-белая кожа — в тех местах, до которых не добрался румянец — свидетельствовала о тщательном уходе. Черты лица мелкие, изящные, но немного резкие. Глаза карие, жгучие. А вот ресницы подкачали — у Дэриена они куда как длиннее и пушистее. Впрочем, дело наживное: намажет, приклеит, вот тебе и красота... Губы правильной формы, полные, только... Не люблю, когда уголки рта опущены вниз, это не всегда хорошо говорит о человеке. Возможно, она всего лишь пережила за свою жизнь много неприятных моментов, но есть и другой вариант. И он показался мне куда ближе к истине, когда оная девица уставилась на меня, широко распахнув свои гляделки и, делая паузу после каждого слова, спросила: — Что это такое? Ага, значит, ваш покорный слуга — предмет сугубо неодушевленный. Что ж, спасибо за напоминание. Я собирался вернуться к вышивке, но девица не хотела успокаиваться. Борг не успел и рта раскрыть, чтобы пролить свет на причины, по которым я очутился в этом доме вообще и на этой кухне — в частности, как лицо гостьи превратилось в каменную маску чопорной великосветской дамы, и она осведомилась самым ледяным тоном, какой только можно представить: — Кто позволил этому отребью находиться под одной крышей с наследником короны? Борг застыл, и по его растерянным глазам можно было понять, что он лихорадочно пытается найти достойный ответ, но у него ничего не получается. Наверное, потому что такового ответа просто не существует. Я отложил ворох ткани в сторону и выжидательно посмотрел на девицу, словно спрашивая: «Ну, чем еще нас порадуете?» Девица поняла мой невысказанный вопрос, и это чрезвычайно ее разозлило — еще бы, вряд ли она привыкла к тому, что слова, слетевшие с пухлых губок, оставляют без внимания! — Пошел вон! Фу, как грубо. И совсем не обидно. Ей следовало бы поучиться у Лэни; дорогуша — вот кто мог, не произнеся ни одного подобного выражения, утопить меня в самой грязной и глубокой луже... Маловато опыта, маловато. Сообщить об этом или оставить в неведении? Пока я решал, как именно мне поступить, девица сделала несколько шагов и нависла прямо надо мной: — Ты плохо слышишь? Вон отсюда! — Прошу прощения, почтенная, но у меня есть веские основания для нахождения на территории этого поместья. — Я ответил вежливо и предельно ясно, но мои слова были истолкованы совершенно превратным образом. — Ты хочешь сказать, что я не имею права быть здесь?! Ну вот, меня опять не поняли. Надо что-то предпринимать, хотя вряд ли я быстро научусь разговаривать так, чтобы взбалмошные аристократки оставили меня в покое... Лезвие ножа чертило замысловатые узоры на поверхности стола, пока я слушал вопли рассерженной девицы, но ее следующая фраза заставила пальцы гневно сомкнуться на рукояти: — Скольких матерей ты убил, негодяй? Она мне надоела. Я встал, морщась от боли. Впрочем, гримаса на моем лице была воспринята как новая угроза. — Намерен и меня прикончить? Напросилась... — А разве вы беременны? Она зарделась, потом побелела. Надеюсь, в обморок не рухнет... — Да как ты смеешь... Мразь... Девица начала судорожно шарить рукой: сначала — у пояса (но даже если там и предполагалось наличие дамского кинжала, оружие, по всей видимости, находилось в данный момент там же, где остался камзол), потом — по столу. На столе было много всякой всячины, но не стоит ждать, пока она доберется до сковороды... Что меня дернуло? Я посмотрел на широко распахнутые, переполненные обидой, совсем детские глаза и, в свою очередь, поступил совершенно по-детски — быстро провел пальцем по ее лицу. Сверху вниз, по кончику носа и струнам губ. Нервное создание остолбенело, хлопая ресницами. — Если вы будете так сильно напрягаться, почтенная, то вряд ли сможете зачать и выносить ребенка, который станет не только наследником престола, но и вашей отрадой в старости. Поверьте, я искренне желаю вам удачи в этом благородном деле. Только не забывайте, что власть титула распространяется только на тех, кто готов склонить голову перед этим титулом... Наверняка ступор продолжался недолго, но мне хватило времени, чтобы убраться с кухни, прихватив рубашки и нож. Здесь я покоя не нашел, может быть, в комнате наверху меня никто не потревожит? До обеда... Мне просто необходимо побыть в одиночестве, хотя бы потому, что мои пальцы, когда они коснулась пухлых губ, обожгло ледяным холодом. Мне не слишком-то понравилась девица, но еще больше мне не нравилось то, что на нее была накинута «уздечка». Кто же старается столь искусно и незаметно управлять тобой, дорогуша? И зачем? А «уздечка» хорошая, грамотная: ощущение холода настолько мимолетное, что если бы я был хоть немного больше рассержен или расстроен, я бы не обратил внимания на льдинку посреди жаркого лета. Тем более что на кухне раскрыты все окна, и свежий ветерок играет в салочки со связками трав под потолком. Неужели эта девушка исполняет роль осведомителя? Похоже на то. Самое печальное, что она даже не подозревает о наложенном на нее заклятии... Но в это дело я вмешиваться не буду. Хватит, и так нажил неприятностей по самое горло. А что, если инициатор заклятия — папочка больного, и он просто хочет знать из первых рук, как обстоят дела у его любимого сыночка? Или нелюбимого, что тоже вероятно... Не стоит снова проявлять свое дурацкое рыцарство и спешить на помощь даме. Я ведь обещал себе: не спасать кого ни попадя? Обещал. И опять нарушил свое обещание. Можно сказать, дважды. Первый раз едва не помог мне проститься с жизнью, а второй... Пока не могу даже предположить, как он мне аукнется. Все, забудь о вспыльчивых девицах, распускающих руки — раз уж ты сильнее, то будь великодушен. Учись прощать. Ну, или сделай вид, что простил... К полудню возлюбленная принца покинула скромное поместье Гизариуса — должно быть, придворные дела воззвали к совести. Хотя откуда у нее совесть? Не положено фрейлинам знать о таких тонких материях, им бы в шелках-кружевах-духах научиться разбираться да на лютне бренчать — большего от лупоглазой, как кукла, красотки и не требуется. Нет, во дворцах Западного Шема мне не найти свою единственную любовь... Да и не рвусь я в эти самые дворцы. Что там интересного? Холеные лица, показное благородство, паутина интриг и стилеты злых языков, готовые ударить в спину всякий раз, когда ты хочешь открыть кому-нибудь свое сердце... Нет, я не утверждаю, что девушка, пытавшаяся унизить меня, является типичной обитательницей Двора, но и таких там достаточно. Вспыльчивых и недальновидных. Впрочем, с этой милашкой все не так просто, как бы того хотелось ленивому разуму. Почему она впала в бешенство? Один мой вид не мог вызвать столь бурную реакцию... Если дама часто бывает при Дворе, она должна до тошноты насмотреться на клейменых преступников и перестать реагировать на работу палача или по крайней мере уметь держать свои чувства при себе. А эту... понесло. Почему? Мой взгляд прыгал с одной вышитой дорожки на другую, а мысли настойчиво, как подземный родник, долбили Скалу Сомнения, выросшую на их пути... Почему она напала на меня? Почему попыталась смять и уничтожить первым же натиском? Почему гнала прочь? Испугалась? О нет, в темных глазах не было и тени страха! Даже страха за своего возлюбленного... Стоп! А что же в них было? Растерянность. Недоумение. Болезненная ярость. Обида. Странный набор чувств, не правда ли? Она словно боролась сама с собой: мечтала оказаться на другом конце мира и в то же время сгорала от желания прикоснуться ко мне... Магия? Но Мантия молчала, только чуть шевельнулась, когда мои пальцы пробежали по нежной коже... Прикоснуться... Она хотела прикоснуться... Прикоснуться, чтобы... Что? В ее глазах была и некая обреченность, свойственная человеку, знающему, что в следующий момент он может исчезнуть, но не меняющему свое решение... Неужели эта девица из рода Видящих Истину? Это будет проблемой... Нет, линия не может быть чистой — это я бы заметил — но иногда достаточно и малой толики древнего наследия... Возможно, она сама не понимает, что именно почувствовала, и не поймет никогда, но... Она хотела войти в мою Мантию. Чтобы погибнуть, потому что для Видящей я смертельно опасен. Но почему девица неосознанно стремилась умереть? Она должна быть совершенно довольна своей жизнью, и недуг возлюбленного — еще не повод навсегда оставить его в одиночестве. Значит ли это, что она тяготится наложенным заклятием, не зная о его существовании? Или она чувствует за собой иную вину? Вину, которая может быть искуплена чем-то вроде смерти? Я отложил рубашку, воткнул нож в изголовье кровати и вытянулся во весь рост на расправленном одеяле, расслабляя ноющее тело. Тот, кто зачаровал девицу, приложил все усилия не только, чтобы скрыть свою работу, но и наделил «уздечку» совершенно несвойственной ей особенностью — способностью ощутить угрозу и принять меры по ликвидации оной... Или это были другие чары? Нет, скорее внешний слой... Что ж, дорогуша, выходит, я зря тебя раззадорил? Ты атаковала, потому что лучшая защита — это нападение, а висящему на тебе заклятию просто необходимо было защититься... Фрэлл, и угораздило же меня столкнуться с Видящей! А что я буду делать при следующей встрече? «Следующая встреча пройдет иначе...» Почему ты так уверена? «Ты правильно оценил противника, и когда вы встретитесь снова, я подниму Щиты...» Щиты... Ты могла меня укрыть?! «Разумеется... Мне легко это сделать...» Почему же сегодня Щитов не было? «Потому что ты должен учиться...» Учиться?! Я мог совершить непоправимую ошибку! «Для нее, не для тебя...» Бессердечная тварь! Тебе не жаль никого — ни людей, которые проходят рядом со мной, ни меня самого! «Разве я должна тебе помогать?» А что ты должна делать? «Ничего...» Как это?! Я оторопел. «Я существую вместе с тобой, но и вне тебя — тоже... Мне все равно, умрешь ты или будешь жить...» Вот как ты заговорила?! Я запомню! Звонкий щелчок сошедшихся вместе Пластов подсказал мне, что Мантия уснула. Или сделала вид, что уснула. Ну и фрэлл с ней... Нашла чем испугать... Я тер зудящие виски до тех пор, пока кожа на них не начала гореть. Если каждый разговор с Мантией будет так меня изматывать, пусть лучше она спит беспробудным сном! Обедать вашего покорного слугу никто не звал — я сам спустился вниз, предварительно выждав, пока квартиранты Гизариуса разбредутся по своим покоям, и застал в кухне усталого доктора. Он наблюдал за кипящим в глиняном горшке очередным травяным отваром. Гизариус скосил взгляд в мою сторону и пробормотал что-то нелицеприятное. Я сделал вид, что ничего не заметил. С минуту мы пялились друг на друга, ожидая, кто первым нарушит неловкое молчание. Мои нервы оказались крепче. — Смотрю я на тебя и никак не могу понять: то ли ты и вправду дурак, то ли очень убедительно притворяешься. — В голосе доктора слышалось разочарование. — А что вас больше устроит? — равнодушно поинтересовался я. — Меня больше всего устраивает, когда ты спишь лицом к стене. — Доктор был на грани взрыва. — И я с большим удовольствием снова напоил бы тебя снотворным! — О, совсем забыл! — Нужно было сказать Гизариусу про сон и проблемы, с ним связанные. — Мне подолгу спать нельзя. — Это еще почему? — Он нахмурился. — Видите ли... — Как можно рассказать все, не упомянув ни о чем? Вот задачка... — Если я буду часто принимать снотворное в больших количествах, то в один прекрасный день могу не проснуться. — И почему этот день будет прекрасным? — съехидничал доктор. — Вы же мечтаете меня усыпить, не так ли? — За что боролся, на то и напоролся! Ну как, нравится? Гизариус вздохнул: — Нет, ты определенно беглый королевский шут, других версий у меня нет. — Почему сразу — шут? — обиделся я. — Потому что вечно шутишь, но твои шутки по большей части — очень злые и острые вещички. — Я всегда стараюсь говорить серьезно. — Я продолжал дуться. — Угу, — буркнул доктор. — Всегда стараешься, но получается это у тебя так редко, что никто не замечает... — Может быть, оставим в покое мою грешную душу? — предложил я, роясь в остатках обеденной трапезы. — Давайте лучше поговорим о персонах более интересных, чем я. — И о ком же, позволь узнать? — Например, о девице, которая все утро стонала под принцем, — ответил я, щедро намазывая кусок хлеба паштетом из птичьей печени. Доктор снял горшок с огня и сел за стол напротив меня. — Ты знаешь, что тебе не идет грубость? — О чем вы? — Я попытался прикинуться дурачком. Не вышло. Гизариус покачал головой и продолжил: — Объясни, пожалуйста, почему ты так себя ведешь? — Да никак я себя не веду. — Сейчас кусок в горле встанет. От таких вопросов... — Вот именно! Ты стараешься быть никаким, но в результате твоя речь пестрит фразами, которым не научишься, роясь в отбросах, а твое поведение является жуткой смесью нахальства и галантности. Это выглядит по меньшей мере неестественно, ты не думал? — Я вообще редко думаю, — огрызнулся я. — Опять мимо, — резюмировал доктор. — Неудачная попытка. Попробуй еще раз. — Чего вы хотите добиться? — Я посмотрел на него с нескрываемым раздражением. — Я хочу, чтобы ты привел себя в состояние равновесия. Твое шатание из стороны в сторону плохо кончится... — Я знаю, — пробормотал я, впиваясь зубами в хлеб. — Ты хочешь рассыпаться на кусочки? — Сколько участия и заботы, вы поглядите! — Моя жизнь принадлежит только мне. — Отвяжись, зануда! — Вряд ли. — Доктор улыбнулся. — Впрочем, ты вполне самостоятелен и самодостаточен, чтобы решить, когда уходить и когда — возвращаться. — На сегодня воспитание закончено? — Можешь считать, что да. Так что ты хотел узнать? Фрэлл, он совсем сбил меня с мысли! — Эта девица... Кто она? Откуда? Из какой семьи? Какие отношения связывают ее с принцем? — Больше похоже на вопросы дознавателя, чем на невинное любопытство. — Доктор прищурил глаза. — А ты, часом, не из Орлиного Гнезда[7]? Сказать бы тебе, из какого «гнезда» я выпал, да не поверишь. А если и поверишь... У меня и так слишком много проблем — зачем увеличивать их тяжесть во сто крат? — А почему не из Гильдии навигаторов, егерей или Постоялого Двора? Чем вам любезнее Орлиное Гнездо? — съязвил я, наливая разбавленное водой вино в кубок, оказавшийся поблизости. — Ты хорошо осведомлен... — В голосе доктора появилось беспокойство. — Ай, бросьте! — Я отхлебнул. — Эти названия знает любой мальчишка в Четырех Шемах! — Но и ты — тоже. — Последнее слово перекрыло рекорд многозначительности всей предыдущей речи Гизариуса. — Я не имею отношения к славному делу слежки и доносительства, — устало сказал я. — Из Гнезда открывается много дорог. — Доктор сурово сдвинул брови, но через мгновение улыбнулся. — Можешь не волноваться, я уверен, что ты не оттуда. — На чем же зиждется ваша уверенность? — с интересом спросил я. — Ни один из «орлят» не позволил бы себе попасть в ситуацию, чреватую смертельным исходом, — пояснил Гизариус. — Да неужели... — Ты дважды был на волосок от смерти, и оба раза тебе не на что было надеяться. Например, ты не мог рассчитать, что принц помчится, чтобы помешать казни. — Я и не рассчитывал, — совершенно искренне признался я. — Или же... — Доктор снова помрачнел. — Ты специально все подстроил, чтобы привязать принца к себе? Вызвать его интерес? Чтобы тебе было удобнее наблюдать... — Вы перегрелись на солнышке. Шляпу надо носить. — Я снова приложился к кубку, запивая рассыпчатый хлеб. — Нет, ты не из «орлят»... У тебя свои цели и свои мотивы, о которых я не имею ни малейшего представления, но... Ты обещал, что не причинишь вреда принцу! — И я не отказываюсь от своих слов. — Ты странный парень... — Я знаю. — Идиотский и опасный разговор получается, однако... — Так что насчет девушки? — Девушки? Ах, да... Селия, баронесса Кер-Талион. С принцем знакома с детства, но более близкие отношения возникли примерно полтора года назад. Их чувства искренни и взаимны, — с нажимом добавил доктор. — А как давно принц ослеп? — В начале этого года. — После Праздника Середины Зимы? — Да. — Доктор замялся. — А какое это имеет отношение... — Может быть, никакого. А может быть, самое прямое. — Я пожал плечами. — Мне просто любопытно. — Твое любопытство может навредить многим людям. — Снова нотки тревоги в голосе. — Я постараюсь им не злоупотреблять, — усмехнулся я. — Почему ты завел разговор о баронессе? — Она показалась мне... нездоровой. — Нездоровой? — Доктор удивился. — Ну, румянец, волнение, агрессивность... — А мне кажется, что она вела себя вполне нормально, увидев тебя. — Рад, что вы искренне так считаете. — Я оскалился. — Вы ведь именно ТАК и считаете? Доктор осекся. — Да ладно, забудьте... Наверное, мне просто скучно, и я, чтобы немного развлечься, собираю сплетни о королевском дворе. Такую мысль вы допускаете? — Вполне, — согласился Гизариус. — Ну и славно. — Я поднялся из-за стола. — Засим разрешите откланяться — что-то я устал от нашей беседы... — Разговор не окончен. — Надо же, он чем-то недоволен! — Всегда к вашим услугам. — Пришлось отвесить короткий официальный поклон — подбородок опустился вниз ровно настолько, чтобы в этом жесте читалось уважение, ни на волосок ниже. Доктор открыл рот, но ничего не сказал, погружаясь в трудные раздумья. Только поднимаясь по лестнице, я услышал, как на кухне гремит посуда. Отдохнуть мне не удалось. Переступив порог комнаты, я обнаружил принца, расположившегося на своем любимом месте у окна, и Борга — за моей спиной. Дверь хлопнула, отсекая пути к отступлению, а между лопатками, ближе к сердцу, обосновалось голодное стальное жало. Ай-вэй, высочество решило выпустить коготки? Зря, зря... А я-то, дурак, надеялся в глубине души, что мы нашли общий язык... И не думай, что ты сильнее: у меня есть неоспоримое преимущество перед тобой, мальчишка, — я вижу любую тень на твоем лице, а ты можешь только догадываться, о чем кричат мои глаза. Борг сзади, он не видит моего лица... Ты хочешь поиграть, принц? Изволь, сыграем партию. Но только одну. — Кто ты? — Тихий, почти безжизненный голос. — Вы знаете. — Нет, я не знаю. — Раб. Преступник. Шут. — Это всего лишь слова. Кто стоит за ними? — Это решать вам. — Я решу. Но я хочу выслушать все стороны. — Мне нечего сказать. — Я с трудом удержался от улыбки, хотя Дэриен все равно не смог бы ее увидеть. — Ты ударил женщину. — В голосе постепенно прибавлялось жара. Ну, знаете! Если это называется «ударить», то каждый мой выдох — это покушение на убийство! — Я всего лишь хотел помочь ей выйти из истерики... — Ты ударил ее! — Она намеревалась ударить меня. — Я пожал плечами. Игла между лопаток скользнула по коже и вновь вернулась на место. — Ты — всего лишь раб, как ты посмел поднять руку на даму, приближенную ко Двору? — Мы не были представлены друг другу. — Мне отчаянно захотелось пошутить. — Не паясничай! — взорвался принц. — Ты все прекрасно понял! Ты видел, как мы... Ты ведь видел это? — Видел. — Отрицать было глупо. — Но вы вольны целоваться и с простой селянкой... — Мразь! О, этим титулом меня уже сегодня награждали... — Ты оскорбил женщину! Женщину, которая дорога мне! Ну и что дальше, твое высочество? «Я тебя убью»? Как примитивно... — Ты заслуживаешь смерти! Тебя следовало казнить еще тогда... — Жалеете, что вмешались? — усмехнулся я. — Теперь — жалею! Бедняжка, как же его припекло... Или принц так сильно влюблен, или... Эта ярость имеет совсем другой источник... — Я сам повешу тебя на ближайшем суку! — Будьте так любезны, только сделайте это сами! — И сделаю! — Он вскочил, лихорадочно сжимая и разжимая кулаки. Я вздохнул: — Как все замечательно складывается: не придется думать, чем занять вечер... — Дерзкий шут! Борг, свяжи его и приготовь все необходимое... В следующий миг я, пожалуй, впервые за последние недели по-настоящему удивился, потому что рыжий великан ответил, спокойно и твердо: — Ваше высочество, я не стану этого делать. Я обернулся и тупо уставился на Борга, а тот улыбнулся, и его улыбка получилась на удивление беззащитной. — Ты не желаешь выполнять мой приказ?! — Голос принца сорвался почти на визг. — Я волен не подчиняться глупым приказам. — Борг убрал кинжал. — Вы не думали, когда приказывали, вы хотели отомстить. — И я отомщу! — За что? Этот парень ни словом, ни жестом не мог вызвать неудовольствия баронессы, а она разъярилась, как дикая кошка... — Он ударил Селию! — А что ему оставалось делать? Баронесса пришла в себя после пощечины, разве не так, ваше высочество? — Девица была не в себе? — переспросил я. — Ты уверен? — Совершенно точно. Правда, она все равно не стала прежней... — Прежней? — Баронесса была очень заботливой и чуткой госпожой, но в последнее время она вела себя как-то иначе... — неуверенно пояснил Борг. — Не смей дурно говорить о Селии! — взвился принц. — Хватит и того, что ты предал меня, не порочь еще и ее имя! — Я не предавал и никогда не предам вас, ваше высочество, — сурово ответил рыжий великан. — Но я не могу позволить наказать невиновного. — Невиновного?! Да ты даже не знаешь, кто он такой! — Мне очень жаль, что вы не можете видеть лицо этого парня, ваше высочество. Человек с такими глазами не может быть негодяем. — Замолчи! — Дэриен бросился на звук голоса, намереваясь ударить то ли меня, то ли собственного телохранителя, но отчаянный выпад не имел успеха: Борг сжал плечи принца своими лапами. — Ваше высочество, прошу вас, успокойтесь... — Одну минуту, Борг. — Я подошел поближе. Так и есть. След «уздечки». А принц восприимчив к магии, и весьма. Плохо. Но это дело поправимое... Где у нас главный узелок этой злобной Сети? Ага, нашел! Я воткнул палец в середину лба Дэриена и быстрым зигзагообразным движением подцепил Нити. Заклятие лопнуло, рассыпаясь ледяными брызгами — да и чего еще можно было ожидать от чар, не завершивших Переход? А ведь он почти стянул «уздечку» со своей подруги: дома тому, кто ее «взнуздывал», придется потрудиться, восстанавливая Сеть... Принц обмяк, теряя сознание, и Борг с ужасом посмотрел на меня: — Что с ним? Я отряхнул руки. Да, знаю, что чары не оставляют материальных следов, но откуда тогда взялась эта гадливость, когда пальцы соприкоснулись с Сетью? — С принцем все будет хорошо — через час или даже раньше он очнется и забудет свою вспышку... — Жаль. Мне показалось, или в голосе рыжего появилась ирония? — Почему? — Если он не знает, что поступил дурно, как он сможет в дальнейшем поступать правильно? А ты не так прост, телохранитель... — Ты ему расскажешь, — улыбнулся я. — Дэриен верит тебе, не правда ли? — Верит, — кивнул Борг, укладывая принца на мою постель. — Но поверит ли он в то, что едва не убил тебя? — А в чем проблема? — Ты ему нравишься. Ого. Любопытная новость... — С чего ты взял? — Он с удовольствием разговаривает с тобой. — И только? Но этого мало, чтобы говорить о симпатии... К тому же он просто играет, и я для него не более чем головоломка, которую интересно разгадывать. Такой трактовке его отношения ко мне я поверю. Но — «нравишься»... Это чересчур. Борг внимательно и серьезно посмотрел мне прямо в глаза. Я не стал отводить взгляд. — Да, он заинтригован... В отличие от меня. — Вот как? — Право, немного обидно. — Он просто еще не решил, кто ты — друг или враг. — А ты? Снова улыбка уголками губ. — Ему ты зла не причинишь. Тебе это ни к чему. — Возможно. — А еще он много размышляет над тем, откуда ты взялся. — И как успехи? — Ему не хватает опыта. Вот уж кто действительно из Орлиного Гнезда, так это Борг. Вот только что: «Щит» или «Опора»[8]? Скорее «Опора»... Интересно, мой кузен по-прежнему курирует свое детище, или ему уже надоела мышиная возня? Если я все же вернусь и если меня посчитают достойным общения, надо будет поинтересоваться у него подробностями этих мальчишеских забав. На всякий случай, чтобы не попасть впросак... Да, шпионские игры — не моя стезя. Но тут уж сам виноват: нечего было корчить из себя всезнайку. Кстати, казаться многоопытным и многомудрым — легче, чем вы думаете. Открываю секрет. Идеальный вариант, когда вы сидите в просторном кресле, но можно и без него... Итак: плечи расслаблены, пальцы подрагивают в такт пульсу, голова чуть склонена набок, подбородок приподнят — так взгляд выглядит более изучающим и снисходительным, легкая улыбка человека, который видел в жизни все и даже больше — только уголками рта, а глаза... Глаза должны смотреть в сторону собеседника, но — сквозь него, в точку за его спиной. И думать при этом надо о чем-то приятном, но не смешном, достаточном для того, чтобы задуматься, но не заумном. Можно подсчитать расходы за последний месяц — ваши брови обязательно поднимутся вверх, так что следите за ними и придайте этому движению изящество точно задуманного. А можно прикинуть, каким маршрутом возвращаться домой из любимого трактира после «принятия на грудь» излишней порции выпивки — тогда собеседник будет полностью уверен, что вы его раскусили или же разрабатываете грандиозный план по установлению господства над миром... Наверное, он догадался о направлении, в котором текли мои мысли, потому что кивнул: — Да, у меня опыта гораздо больше. — И? — Я понимаю, что пока ты не захочешь рассказать сам, любые попытки представить, как все обстоит на самом деле, напрасны. — Верно. — Я невольно улыбнулся. — Но... ты расскажешь? — Не знаю. — Я вздохнул, опираясь руками на подоконник. — Это зависит не только от меня. — Понимаю. — Борг снова кивнул. — И что именно ты понимаешь? — Я не удержался от ехидства. — Твоя ноша ничуть не легче, чем ноша Дэриена. Может быть, еще тяжелее... Я подставил лицо ладоням теплого ветерка. — Я справлюсь. — Да, ты — справишься. — Ни капли иронии на этот раз. Я поспешил сменить тему: — Эта баронесса... Она — хорошая девушка? — Вполне, — охотно ответил Борг. — Добрая, умная, нежная. — Но такой она была раньше, да? — Еще в прошлом году, — подтвердил рыжий великан. — Значит, все замыкается на Празднике... — пробормотал я в открытое окно. — Она зачарована, верно? — О, ты и об этом догадываешься? — Да. — Ты... Можешь ее... освободить? — Нет. — Ответ дался мне тяжело, но я сказал чистую правду. Борг вздохнул, переводя взгляд на принца. — Очень жаль... — Ей поможет любой чародей Среднего Круга, это не так уж сложно... — Но почему — не ты? — Я — не чародей. — Но ты прогнал ту нечисть... Луговинника, да?.. Доктор что-то говорил по этому поводу. — Говорил... — недовольно фыркнул я. — Мало ли кто что говорит? Я, например... А речь не о том. Все гораздо запутаннее. Я не могу помочь конкретно этой девушке. Даже если я буду желать этого... — Ты не хочешь? — Не все чары призваны принести человеку вред, не все маги — Черные... Не зная причин, можно нарушить Равновесие, и тогда никто не в силах предсказать исход самого незначительного события... — Ай-вэй, опять я читаю лекцию! Но слушатель у меня внимательный и благодарный, ничего не скажешь... Хотя пришлось слукавить, отговариваясь высокими материями.— Я не могу, потому что попросту убью ее своей помощью... Я же, в сущности, шарлатан и неуч, и там, где требуется тонкий подход, иду напролом. Некоторое время мне непозволительно везло, но удача — ненадежная подруга... — Ты прав. Прости... — Тебе не за что извиняться: на твоем месте я бы тоже искал возможности сделать жизнь принца как можно более безмятежной... Какие же они глупые — что доктор, что эта рыжая дубина... Нет, не так. Наивные. И я не хочу обидеть их таким эпитетом, о нет. Я завидую им. Завидую, потому что они в полной мере сохранили в своих душах свет детства. вы помните, каково это — быть ребенком? Да, согласен, и здесь есть свои плюсы и минусы, но... Любому ребенку взрослые кажутся существами огромными, загадочными, мудрыми и бесконечно могущественными. Точно так же я думал о Магрит. Впрочем, я и по сей день ТАК о ней думаю... Время заставит разочароваться в собственных мечтах и представлениях об идеале, но как хочется встретить того, кто решит твои проблемы одним махом! Нет, даже не махом — всего лишь легким движением губ... Не надо смотреть на меня так, будто я и есть тот самый волшебник из далекого детства, пожалуйста, не надо... Я не могу помочь. То есть я могу дать совет — в меру собственного опыта и разумения, конечно, — но я бессилен в очень многих вещах... Мне чертовски жаль принца, Борга и даже эту девушку, но моя жалость пользы не принесет. Хотя и вреда — тоже... Но я не хочу и не буду расплетать клубок змей, прижившихся во дворце! При любом Дворе есть недовольные своим положением личности — они, как правило, плетут интриги с целью изменения этого положения. А еще есть люди, которые занимаются этим просто так, для души. Но если в одном человеке соединяется талант интригана и озлобленность бастарда... О, я бы не хотел оказаться рядом с ним! На самом деле интриговать — интересно. Ощущение негласной власти над людьми слаще любовного дурмана и упоения кровавой битвой. У меня наверняка есть склонность к подобному искусству — при моих-то родичах! — но пока что я успешно попадаю в чужие капканы, расставленные, что характерно, вовсе не на меня. Надо срочно будить те скромные зачатки аналитических способностей, которые даны мне от рождения! Посмотрим на ситуацию трезво: только такой наивный мальчик, как я, не догадался, что если уж наследник правящей королевской династии оказывается на излечении у деревенского лекаря, то не просто так и не без охраны. Да и лекарь вовсе не деревенский... По крайней мере, он хорошо осведомлен о вещах, которые для простого члена гильдии могут навсегда остаться загадкой. То, что он знает об Орлином Гнезде, — не показатель, я ведь тоже знаю. Занимательнее другое: он знает, каковы люди, приписанные к этому самому Гнезду. Стража все-таки тайная, и «орлята» мало кому открывают свою сущность. А Гизариус уверенно заявляет, что я — не из них. Почему? Только из-за моих нелепых ошибок? А вот и нет! Потому что он знает подноготную «орлят»! Ну, или знаком с человеком, который знает... И вот тут на свет божий появляется темная и загадочная фигура, именуемая Мастером. Вот уж кто имеет связи с Тайной Стражей! Я в этом почти уверен. Почему — почти, а не совсем? Трудно сказать... Если он занимается обучением молодняка, то лишь частично связан с Гнездом и не отчитывается о своих действиях. Да и кто может потребовать у него отчета? Скорее сам кого хочешь отчитает... Я поймал себя на том, что тереблю бляху на ошейнике. Что означает этот рунный узор? И почему с двух сторон — два разных узора? Если я узнаю их толкование, буду на шаг ближе к Истине. Или на целую сотню шагов... Спросить у доктора? Не ответит, ему интереснее меня помучить... Борг? Нет, он может и не знать. Ладно, оставим разгадку на потом — из первых рук получим ответ, от самого Мастера, будь он неладен. Идем дальше. Тот же Борг — птица достаточно высокого полета, если отвечает за безопасность принца. Ну, то, что он физически подготовлен для этой цели, сразу бросается в глаза. А вот его умственные способности стали для меня сюрпризом. Хорошо хоть приятным и полезным сюрпризом... Я скосил глаза в сторону рыжего верзилы. Все же его ум, на мой вкус, слишком оригинален: с одной стороны, он понимает, что я не представляю угрозы для него и принца в силу своих весьма скромных возможностей, но с другой стороны, он склонен видеть во мне ключ к решению очень серьезных проблем. А все из-за фокуса с луговинником... Счастье, что Борг не имеет представления о других моих «подвигах»! С кровати донесся шорох и недоуменный возглас. Ну, наконец-то он очнулся! — Руки в ноги, и марш к себе! — заявил я тоном, не терпящим возражений. Борг ухмыльнулся, помог принцу встать, а я получил возможность тихо закрыть глаза и очистить разум от мусора накопившихся наблюдений и выводов... Следующие три дня были потеряны впустую. Целых три дня люди, живущие под одной крышей, морочили друг другу головы. Четверо взрослых мужчин с усердием юных школяров делали вид, что ничего не произошло. Получалось у всех по-разному. Принц преуспел больше других, поскольку не мог вспомнить, приезжала ли его возлюбленная на самом деле или то был просто дивный сон. На втором месте шел доктор, который всякий раз при общении с вашим покорным слугой многозначительно ухмылялся, щуря и без того не очень-то большие глаза. Борг... Ну, этот почти не притворялся. Рыжий великан, встречаясь со мной взглядом, просто предлагал: «Поговорим?» А что же я? Я не мог притворяться. И не потому, что истратил все внутренние резервы, потребные для актерского мастерства, а просто потому, что... устал. Я могу некоторое время балансировать на грани между Темной и Светлой сторонами своей Сущности, но каждый лишний шаг по лезвию меча иссушает источник хорошего расположения духа. Мне не удается без перерыва долго смеяться и шутить — в конце концов улыбка исчезает с моего лица и прячется в таких глубинах, что никакие силы не способны ее вытащить. Я не могу постоянно вести себя как «хороший мальчик», потому что во мне мало истинной доброты. Проще говоря, время от времени мне просто необходимо побыть мрачным и сварливым занудой... Тот факт, что каждый день, укладываясь в постель, я вынужден был долго и тщательно выбирать позу для сна, тоже не способствовал появлению счастливой улыбки на лице. Синяки сходили медленно. То есть они вели себя в полном соответствии с правилами: уже стало ясно, какие именно желваки исчезнут раньше, какие — позже остальных, но мучительно хотелось выздороветь как можно скорее. К чести доктора, он делал все необходимое для моего выздоровления: растирания по утрам, холодная мазь для снятия отеков — по вечерам, да и работой меня не шибко нагружал. И все же, несмотря на очевидные удобства и уступки, я чувствовал себя обиженным, хотя и не мог ясно обрисовать самому себе причины этой обиды. Я ходил по дому мрачнее грозовой тучи, но пресекал любые попытки поговорить с собой «по душам». В принципе, следовало ожидать такой упадок сил и желаний как вполне предсказуемую реакцию на напряженные и насыщенные странными событиями дни. Я знал, что через какое-то время снова стану дурашливым мальчишкой. Но вот остальные... Наверное, нужно было намекнуть окружающим о своих странностях. Правда, это выглядело бы форменным сумасшествием и было бы принято за очередную неудачную шутку, а я успел наплодить такое количество ошибок, связанных с несдержанностью речи, что следовало приостановиться. Хотя бы для того, чтобы оные ошибки сосчитать, взвесить, оценить и решить для себя: поступать таким же образом в дальнейшем или все же стоит серьезно следить за своими словами... Я пытался себя воспитывать. Честно, пытался. Однако жаркая солнечная погода не способствовала прогулкам по Болоту Тоскливых Раздумий. На четвертый день я почти собрался нанести визит вежливости речке, протекавшей у подножия холма, на котором располагалась усадьба Гизариуса, но все радужные надежды на приятное уединение и водные процедуры нарушил приказ отправиться в деревню, дабы забрать у тамошнего кузнеца некую вещь, которую доктор заказывал изготовить. Робкий протест, вроде: «Куда я попрусь по самому солнцепеку?» не вызвал ни капли сочувствия, и спустя четверть часа, одевшись, как пугало (что было очень легко при доступном мне гардеробе), и из вредности пять раз переспросив дорогу (что оказалось невыносимо приятно), я вышел за ворота. По дорожке, пугливо огибающей опушку леса, по кромке поля, по мосту через ручей — я не успел устать или соскучиться, как ступил в пределы памятной деревни. На улочках в полуденный час почти не было людей — хотя какие это улочки: так, свободные от деревьев и кустов участки земли, трава на которых лишь кое-где примята колесами и босыми ногами детворы. Приличный вид имела только главная улица деревни, на которую я после рассеянных блужданий и вышел, поскольку кузница (по уверениям доктора) должна была находиться где-то среди домов самых уважаемых селян. Несколько раз пришлось пройти мимо играющих мальчишек, которые провожали меня настороженными взглядами и парой-тройкой мелких камней, по счастливой случайности ни разу не долетевших до моей спины. Такое настроение детей ясно говорило о том, что даже если староста и испытывал ко мне чувство благодарности, то далеко не все его односельчане точно так же относились к странному типу с клеймом через всю щеку. Я постарался не обращать внимания. Глупо обижаться на детей: они еще не могут оценить тяжесть проступка и размер искупления. Возможно, эти белобрысые пацаны никогда не будут класть на весы ни чужую вину, ни свою. Если так, то им повезет больше, чем мне, — чаши моих весов все время раскачиваются, не находя покоя... Кузница пряталась за поворотом улицы, отделенная от других строений не только внушительным расстоянием, но и полосой земли, присыпанной речным песком, дабы в случае пожара (а при работе с огнем нужно быть готовым к любым неприятностям) пламя не перекинулось на дома соседей. Высокие двери были полуоткрыты: где-то за ними, в глубокой тени ритмично пел молот, шипела сталь, оскорбленная болезненным омовением в холодной воде, и звенели голоса, столь же резкие и протяжные, как стоны железа, меняющего свою форму в умелых руках мастера. Слов было не разобрать, да и ни к чему подслушивать — секреты преображения руды в предметы, дающие либо отнимающие жизнь, никогда меня не занимали... На невысоком заборе, отделявшем кузню от улицы, мальчуган лет семи играл с матерым серым котом. Точнее, ребятенок думал, что играет, а кот — всего лишь позволял настойчивым пальчикам теребить кончик своего хвоста да легонько шлепал лапой по лохматой травинке, которую малец упорно пытался засунуть животному в рот. Я перегнулся через верхнюю жердь и как можно доброжелательнее обратился к мальчику: — Это ваш дом, юноша? Польщенный «взрослым» обращением, малец забыл о коте и важно кивнул. — Стало быть, кузнец приходится вам родителем? Еще один кивок. — Будьте любезны, юноша, попросите его на минутку оставить дела и переговорить со мной. Это возможно? Мальчуган задумался, переваривая мою церемонную речь, и, когда я уже лихорадочно начал обдумывать более простую и понятную фразу, развернулся, бросив при этом нерешительный взгляд в сторону кота, на широкой морде которого было написано довольство тем, что его, наконец, оставили в покое. — Не волнуйтесь, я пригляжу за вашим зверем. Даю слово. — Я улыбнулся, стараясь не сильно кривить лицо, чтобы не пугать ребенка. Гордый сознанием собственной важности и значимости данного ему поручения, мальчуган, путаясь в просторных штанах, которые явно были предназначены «на вырост», посеменил туда, где звенела сталь, а я пролез между жердями ограды и приступил к исполнению своего обещания. Кот изо всех сил притворялся, что спит, но разве какой-нибудь представитель этого мохнато-усато-полосатого племени может усидеть на месте, когда всего в паре ладоней от его морды по нагретой солнцем деревянной палке медленно — очень медленно! — шагают два совершенно беззащитных пальца. Неуловимое движение, взъерошившее воздух — и когти прочертили полосы на дереве в том самом месте, где еще мгновение назад нежилась моя рука. — Нет, так дело не пойдет, — сказал я, качая головой. — Либо мы играем, и тогда ты убираешь когти, либо... Я тоже имею право на удар. Кот смежил веки, словно говоря: «Да ну тебя, в самом деле... Жарко же...» Я горько вздохнул и демонстративно отвел взгляд, словно по рассеянности оставляя подрагивающую руку лежать на жердине. Раз... Два... Три... Бросок! Когти снова впились в дерево, а моя ладонь хлестнула по лапе сверху — не больно, но обидно. Кот набычился, и кончик хвоста начал стучать по забору чуть-чуть жестче. — Я же сказал: без когтей. «Ну зачем ты так? Какая же это будет игра?» — Кот с укором посмотрел на меня и отвернулся, укладывая голову на лапы. — Ты лучше меня знаешь, что играть можно, не причиняя друг другу вреда. — Я поднес пальцы к серой мордочке. Кот потянулся к моей руке, обнюхивая незнакомого ему доселе человека. Кожу приятно пощекотало шумное дыхание холодно-мокрого розового носа... — Ну, как? Я достоин игры с тобой? «Я еще не решил». — Желто-зеленые глаза снова сощурились. Я вздохнул: — Ладно, будь по-твоему... Следующую «мышку» кот поймал. И довольно засунул себе в рот, вдоволь облизав и изжевав. А потом он позволил себя погладить. Я даже начал уверять себя в том, что день будет не таким уж дурным, как показалось сначала... И снова ошибся. Заигравшись с котом, я не заметил, как звуки в кузне смолкли, и не услышал шагов. А ведь немного внимания — и события могли бы двинуться совсем в другом направлении... Откуда-то снизу донеслось вежливое покашливание. Я вздрогнул, отнимая у кота его «добычу» и поворачиваясь лицом к персоне, удостоившей меня своим вниманием. Персона была невысокого роста, широкоплечая и крепенькая, как дубовый чурбачок. Из одежды на «чурбачке» можно было рассмотреть штаны, сапоги и длинный кожаный фартук. Круглое лицо над фартуком было усыпано морщинами: копоть и жар кузни проложили овраги, которых не было, и углубили уже имевшиеся. А следов зрелого возраста виднелось немало — присоединившийся к нам с котом субъект был немолод: в волосах, похожих на бурый мох и по цвету и по состоянию, мелькали серебристые пряди. Столь же пестрая борода была довольно занятно пострижена: на подбородке она топорщилась не больше, чем на ладонь, а к скулам переходила в туго заплетенные косички — по три с каждой стороны. Длинные волосы были закинуты за спину и скреплены заколкой, чтобы не мешали в работе. А «чурбачок», похоже, работы не чурался — вот и сейчас он только-только отошел от наковальни, чтобы проветриться на относительно свежем воздухе... Фрэлл меня подери, да это же тот самый гном! — Давай-ка поговорим, парень... Поговорим?! И он еще смеет требовать от меня беседы?! Гном, с помощью которого селяне смогли меня скрутить? Гном, едва не ставший причиной моей безвременной и позорной гибели? Гном, не разобравшийся в ситуации, но поспешивший ударить именно МЕНЯ? Я и не знал, что могу рассвирепеть так быстро и так... холодно. Лед праведного — по моему скромному мнению, разумеется, — негодования сковал грудь, не давая дышать, и слова с трудом пробились сквозь стиснутые зубы: — Мне не о чем разговаривать с бородатым недомерком, который предпочитает наносить удары в спину. Глупо? Знаю. Недостойно? Согласен. Но в тот момент я не смог удержаться от типично детской мести за боль и унижение, которые испытал. И в голову не пришло ничего лучшего, чем оскорбить и унизить обидчика. Впрочем, лед почти сразу же дал трещины — напряжение пожухлой осенней листвой упало к ногам, оставив разум и душу совершенно пустыми и чистыми, как страница книги, ожидающая новой истории. Я успокоился. Как мало нужно, чтобы вернуть себя в норму! Вот только моя «разрядка» цепью молний выплеснулась наружу, раня все, что встретила на своем пути... Я искренне пожалел о своих словах мгновение спустя. Но раскаяние длилось ровно до того момента, как в мой живот уперлось широкое лезвие ножа, вынырнувшего из-под фартука. — Что ты сказал?! — В низком голосе явственно закипал гнев. Но подогрет он был, как мне показалось, жарким пламенем Обиды, а не Оскорбленной Чести. — У кого-то проблемы со слухом? — ненавязчиво поинтересовался я и тут же объяснил сам себе: — Ну да, возраст сказывается... Как говорят: старость — не радость... Если моей целью было довести гнома до взрыва, то я шел по правильному пути. Темно-серые пуговки глаз стали от гнева совсем черными, массивный нос и щеки покраснели, а в голосе начали перекатываться пылающие уголья: — Кого ты назвал СТАРЫМ? Мой взгляд неторопливо прогулялся по ножу, кончик которого уже выдавил несколько капелек крови — удачно получилось, что я скрутил и завязал рубашку узлом выше пупка, иначе хорошая вещь была бы безнадежно испорчена — изучил седые волоски в бороде и двинулся выше, остановившись в конце концов на уровне гномьих бровей. Вместе со спокойствием возвращалась та самая вожжа, которая постоянно попадала мне под хвост. Со мной очень легко общаться: если я вспылю (а это не редкость), нужно просто этого не замечать, и буквально через минуту (самое большее — на следующий день) я остыну и снова стану милым и воспитанным молодым человеком. Но горе тому, кто в ответ на мой выпад предпримет собственную атаку: разум, скинувший оковы гнетущей усталости и отложивший в сторону попытки разобраться в самом себе, спуску не даст. Гном нужной линии поведения не придерживался... — Ты спрашиваешь: кого я назвал старым? Уж точно не кота. Честно говоря, я думал: после этих слов он порежет меня на ленточки. Или на шнурки. Самое мерзкое, что мне не было страшно, напротив: я чувствовал злорадное удовлетворение от собственного поведения. С удивлением (но какой оно носило характер — приятный или нет, пока не поддавалось определению) я понял, что мне нравится измываться над людьми. Правда, в данном случае имелся в наличии всего лишь гном, но суть не в этом. Выходит, я ничуть не лучше Лэни? А может, мне стоит гордиться тем, что я могу точно так же довести собеседника до белого каления, не прилагая особых усилий? Вот тема для долгих и продуктивных размышлений! Становишься сволочью, Джерон? Ха, а что, если я давно уже изменился, не замечая этого? Все возможно, но... Я не могу простить. Пока не могу. Наверное, и забыть не смогу. Ненависть в глазах людей... Обжигающие поцелуи камней... Боль в растянутых руках... Сейчас эти воспоминания сами собой задвинулись в дальние уголки сознания, но уверен: они не потускнеют со временем. Достаточно будет одного слова или малейшего ощущения, и... Они вернутся. И я снова буду сражаться с самим собой, задыхаясь от слез... Простить? Да за что мне его прощать или винить? Все мои беды связаны с моей глупостью. Когда же я научусь поступать ПРАВИЛЬНО? Когда-нибудь... Но только не сейчас! От одного вида бородатого коротышки мысли и чувства начинали звенеть, как тетива. И стрелы, что срывались с этой тетивы и летели в лицо гному, заставляли стыдиться даже себя самого. Чуть-чуть... Гном медлил. Догадавшись, в чем причина промедления, я зло выругался и отвел взгляд в сторону. Он смотрел в мои глаза. Не знаю, что там можно было увидеть, но это «что-то» заставило гнома остановиться. Все, больше никаких ошибок! Я приложил все возможные усилия, чтобы вернуть обратно маску неблагодарного чудовища, и ехидно осведомился: — Ну что, малыш, есть еще вопросы? Если нет, убери свою зубочистку, а то она перегреется на солнышке. Смуглая рука взлетела мне под подбородок, железной хваткой вцепилась в ошейник и потащила мою голову вниз. — Тебе не помешает урок хороших манер, мальчик, — подражая моим интонациям, протянул гном. — Ты полагаешь себя знатоком таковых? — Я даже не делал попыток освободиться. Только пальцы переломаю, если буду разжимать эти «клещи». — Скромность не позволяет мне так заявить, но среди моих друзей есть несколько людей... — Тут он всмотрелся в узор на бляхе и недоуменно нахмурился, замолкая. Ага, ему знакомы эти руны, не так ли? Вот не встал бы я в позу, можно было бы выяснить их значение... А может быть... Нет, только не это! Если гном имеет дела с Мастером, стараниями которого я обзавелся этим «ожерельем», я попал. Ох, и надерут мне уши и кое-что пониже ушей... Но все равно — приятно. Сказал, что хотел, а не стал притворяться великодушным и всепрощающим. Наверное, так и надо поступать: пусть люди сразу получают представление о том, каким я могу быть. Хватит ситуации с принцем и его телохранителем — теперь ни один, ни другой прохода не дает. Да еще доктор... Положим, Гизариус хочет выяснить, откуда я взялся, исключительно в научных целях — как это, в самом деле: Мастер меня где-то нашел, а ему, своему приятелю, не сказал, где и как это произошло. Что касается Борга, то он уже почти уверен в моей принадлежности если не к Орлиному Гнезду, то к любой другой «братской» Службе и намеревается при ближайшем удобном случае обсудить со мной дела, касающиеся безопасности трона и отдельных членов королевской семьи. О, я мог бы доставить ему удовольствие беседой, состоящей из намеков и двусмысленностей, но зачем мне лишняя головная боль? Я — тот, кто я есть, и не хочу, чтобы меня принимали за нечто большее. Лучше уж — за меньшее... Хотя если выбирать из двух зол, то я конечно же хотел бы быть большим Злом! Ну да, есть у меня мания величия, пока незрелая, но тщательно взращиваемая... С бляхи гном снова перевел взгляд на мое лицо. Ох, как же мне не понравился этот взгляд! И коротышка туда же... Ну почему все они на развилке с указателем: «Налево — дурак, направо — совсем НЕ дурак» выбирают правую дорогу?! — Я тебе нравлюсь, да? — Я скорчил кокетливую мину. Гном поперхнулся: — С чего это ты взял? — А на кой фрэлл заставил меня нагнуться? Поцеловать хочешь? «Клещи» мигом разжались. Хм, как, оказывается, просто избавиться от повышенного внимания... Я выпрямился, потирая шею. — А зря передумал, сладенький... — От «воздушного поцелуя» гнома перекосило так, что я даже испугался: не хватил бы его удар из-за моих дурацких шуток. Ничего, все обошлось. Гном сплюнул, что-то пробормотал в бороду на непереводимом наречии Горного народа и, энергично печатая шаг, направился на задний двор. Я проводил его коренастую фигуру насмешливым взглядом, готовый в любой миг, если гном обернется, послать ему еще несколько «поцелуйчиков», но он не обернулся. На его же счастье, как я полагаю, потому что мое настроение в эти минуты колебалось в диапазоне от просто зловредного до крайне мерзопакостного, и неизвестно, какие извращенные формы могла бы принять в дальнейшем моя фантазия. Вообще-то, шутки подобного рода крайне рискованны, и их нужно использовать исключительно в том случае, когда ваш оппонент не может отреагировать иначе, как оскорбиться или испугаться. Лично я знаю одного типа, который развил бы предложенную мной тему до таких пределов, что пугаться впору было бы вашему покорному слуге... — Зря вы так... — Ой, еще один подкрался! Да что такое сегодня со мной — никого и ничего не замечаю... На сей раз ко мне подошел сам кузнец. Роста он был, что интересно, невысокого и на медведя вовсе не походил — скорее он был сухим и жилистым, но тугие змеи вен не позволяли усомниться в силе его натруженных рук. Кузнец был сравнительно молод — около сорока лет, — но все же старше, чем ваш покорный слуга, и я не сразу понял, почему он обращается ко мне на «вы». А когда понял... Сделал себе зарубку на память: закатить старосте истерику с выяснением, почему он довел мои «подвиги» до сведения каждого человека в этой треклятой деревне. Не знаю, как вас, а меня коробит уважительное обращение со стороны людей, перед которыми полагалось бы пресмыкаться мне... — Что — «зря»? — хмуро спросил я, предчувствуя очередное сетование на мои «плохие манеры», но кузнец меня удивил: — Почтенный Гедрин тяжело переживал случившееся. Пе-ре-жи-вал? Я не ослышался? — Что же заставило его переживать? — Когда ему рассказали, как обстояли дела, он понял, что встал не на ту сторону... Вот как? — И что именно ему рассказали, позвольте узнать? — Ну... — Кузнец наморщил лоб, припоминая подробности. — Что вы помогали Рине дойти до дома лекаря, что не хотели ее пугать... А потом вы спасли ребенка... Мило. Уж не знаю, какими словами гному поведали всю эту историю, но рассказчик постарался, раз бородатый коротышка начал «что-то» переживать. Впрочем, возможно, кузнец преувеличивает, и «переживание» не имело места. Хотя... Он же подошел ко мне с намерением поговорить. Неужели хотел извиниться? О-хо-хо... Тогда я вел себя как последний болван и подлец. Но ведь мне было приятно? Было. Тогда зачем терзать себя раскаянием? Э, у меня ведь есть дело... — Доктор, именующий себя Гизариусом, просил забрать его заказ. Это возможно? — Конечно. — Кузнец кивнул и на минуту скрылся за створкой распахнутой двери. Послышалось звяканье, шорох, стук — и я увидел предмет, столь необходимый доктору именно сегодня. Лом. Толщиной в два пальца и длиной почти мне до плеча. Ну, Гизариус, я тебе это припомню — заставить меня тащить железную чушку в разгар полдневной жары! — Надеюсь, он один? — на всякий случай спросил я. Кузнец шутки не понял и пожал плечами: — Больше заказов не было. — И то ладно... ...Нести лом было неудобно. Тащить волоком — тоже, потому что дорога не отличалась гладкостью шелка и на каждой кочке железяка подпрыгивала и больно дребезжала в пальцах. К тому моменту, когда я доплелся до усадьбы, я чувствовал себя не просто кретином, а очень злым кретином. Потому что догадался, зачем доктор отправил меня к кузнецу. Гизариус, узрев злорадное выражение моего лица, правильно оценил результат разговора с гномом и горестно вздохнул. А я, прислонив лом к стене, сел на дощатую террасу, разминая натертые пальцы. — Ты хорошо себя чувствуешь? — вкрадчиво поинтересовался доктор. — Просто замечательно! Гном на завтрак — моя любимая диета, — съязвил я. — О чем вы говорили? — Какие мы любопытные! — Ни о чем. Мы не говорили. — Почему? Гедрин хотел... — Недоумение на лице. — Извиниться? Это нужно было делать иначе. — Иначе? — Не таким тоном. И не подкрадываясь. — Подкрадываясь? — Доктор явно ничего не понимал. — Пусть ваш приятель сам рассказывает, о чем и как мы беседовали. Если рискнет. — Я довольно ухмыльнулся. Пожалуй, почтенный гном не станет открывать все подробности нашей недолгой беседы. Слишком уж она получилась... занимательной. — Ты не принял его извинения? — Полная растерянность. Я широко улыбнулся: — Он не успел их принести. — Ты... ты... Ты нагрубил ему?! Я сделал вид, что задумался. — Я сказал чистую правду. — Правду?.. — Доктор понял мой намек и осекся. Несколько минут он молча смотрел на меня с таким укором, что в другое время я бы устыдился своего поведения, но сейчас... Сейчас мне даже море было — по колено. Гизариус качнул головой, скорбно поджимая губы: — Я был о тебе лучшего мнения... Я думал, что ты — благородный человек, заслуживающий уважения, а ты... — Кто? — Я с искренним интересом уставился на доктора. — Всего лишь фигляр, притворяющийся рыцарем. Каково, а? И что я должен делать теперь, после такой «характеристики»? Плакать горючими слезами? Рвать на себе волосы? Эх, доктор, доктор, ты наивен, как ребенок... Я поднялся, отряхивая штаны. — Я ни разу не давал вам понять, что являюсь кем-то иным, нежели рабом, переданным вам во временное пользование, этого вы не можете отрицать, — сухо проговорил я. — Мнение о моих достоинствах и недостатках, а также о моем происхождении, о моем предназначении и о моих намерениях вы составили сами, не удосужившись узнать, что я думаю об этом самом мнении. А я скажу, ЧТО я думаю: если вам нравится витать в облаках, воля ваша. Но смею заметить, что присутствующая в вашем доме особа королевской крови скорее всего лишилась зрения именно витая в облаках, и я не могу понять мотивов того, кто определил принца на излечение к такому безответственному и строящему иллюзорные замки человеку, не способному дать правильную оценку простейшей жизненной ситуации... Рука доктора дрогнула — наверное, он хотел меня ударить, но сдержался. Или передумал, предположив, что после такой тирады я вполне могу дать сдачи. — Да как ты можешь... — А ведь он совершенно прав. — Голос Борга заставил вздрогнуть и меня и доктора. — В чем он может быть прав? — Гизариус не хотел верить, что у меня нашелся защитник. Великан оперся на перила террасы, улыбаясь одновременно насмешливо и горько. — Хотя бы в том, что принц был неосторожен в оценке противников и выборе друзей. — Неужели? — Я не знаю, как именно он заболел и что этому способствовало, но чувствую: здесь попахивает местью. — Отвергнутая любовница или соперник? — невзначай поинтересовался я. Хотя разницы никакой: те же яйца, только в профиль... — Не знаю. — Борг пожал плечами. — Об этом нужно спрашивать у принца. — Да, «Опора» никогда не славилась способностью идти по Следу, — констатировал я. В глазах верзилы промелькнуло нечто, похожее на профессиональный интерес. — А сам-то ты откуда? — резонный вопрос. — Ниоткуда, — ответил я со всей возможной серьезностью. — Так я и поверил! — ухмыльнулся Борг. — «Честь»? Или — «Скальпель»? Он бы еще сказал: «Заноза»... — Я. Не. Имею. Отношения. К Тайной. Страже. — Можешь рассказывать сказки кому угодно, но только не нам, — заявил рыжий. — Хорошо. вам известен примерный состав Орлиного Гнезда? Борг отрицательно качнул головой, доктор неопределенно пожал плечами. — «Да» или «нет»? — Большей частью, — наконец решился ответить Гизариус. — Я там фигурирую? — Феноменально глупая беседа, но что поделать... — Нет... Но это ничего не значит! — с жаром бросился доказывать доктор. — Ты можешь входить в число... — Приглашенных специалистов? — обреченно выдохнул я. — Именно так! — Ну до чего же довольное лицо! — Вы оба малость не в себе. — Я покрутил пальцем у виска. — Или — не малость... По вашему выходит, что все это, — я провел рукой по щеке и ошейнику, — что-то вроде маскировки? Можно было не спрашивать: глаза двух взрослых мальчишек сияли лихорадочным возбуждением близости к открытию самой страшной и интригующей тайны в их жизни. А мне вдруг захотелось зарыдать в полный голос. Пришлось сурово сказать: — С невменяемыми я сегодня разговаривать больше не буду. Поймете абсурдность своих умозаключений, тогда — пожалуйста. А еще лучше — обратитесь к моему хозяину и узнайте от него все подробности. — С этим я гордо удалился к себе в комнату. Из такой ловушки мне никогда не удастся выбраться. Почему? Потому что я сам ее придумал и построил. Я — не просто дурак. Я — круглый дурак. Дурак из дураков, второго такого не отыщешь, хоть весь мир обойди. И самое печальное, что я уже никогда не поумнею достаточно, чтобы научиться скрывать от окружающих свою глупость... У меня есть занятная странность в характере, и, судя по тому, что оная странность проявляет себя с той поры, как я начал что-то соображать, этот порок — наследственный. Незаметно для самого себя я действую как «зеркало». То есть перенимаю у собеседника интонации и манеру излагать мысли. Особенно легко это происходит, если у меня хорошее и спокойное настроение: тогда я часами способен составлять компанию любому человеку, при этом очень редко буду говорить то, что думаю, — лишь то, что он хочет слышать. Такая особенность очень удобна для выживания, но, каждый раз превращаясь в «зеркало», я стараюсь себя одернуть и вернуться в прежнее состояние, потому что становиться отражением собеседника считаю невежливым и непристойным. И — обидным. Ведь тогда он говорит вовсе не с вашим покорным слугой, а с самим собой... С другой стороны, мое «истинное» лицо — не самая привлекательная картина и понравится далеко не каждому. Я, например, не в восторге от своего характера. Но вводить в заблуждение людей, которые были добры ко мне... Это гнусно. Пусть лучше меня считают нервным и несдержанным, чем будут обманываться на мой счет... ...За ужином Гизариус, донельзя довольный то ли собой, то ли тем, что вдвоем с Боргом им удалось меня «сломать», объявил, что со следующего дня я займусь новой работой, поскольку мое физическое состояние уже вполне сносное. Когда я осторожно поинтересовался, в чем именно будет заключаться сия работа, рот доктора растянулся в улыбке еще шире (хотя, казалось бы, дальше некуда), и он провозгласил: — Надо помочь одной старой женщине с огородом. — С огородом? — Он немного зарос, придется выкорчевать пару кустиков... Я обомлел. — А что, в деревне нет здоровых мужиков, чтобы этим заняться? — Да некогда им, — доктор махнул рукой. — В поле работать надо, для скотины корм заготавливать, да мало ли чего еще? — Ну да, конечно... Я — самая подходящая кандидатура, кто бы сомневался... — Ничего, справишься. — Разумеется, — кивнул я. — Если еще кто-нибудь объяснит мне, как вообще корчуют «кустики»... Мне объяснили. Но теория никогда не помогает на практике, и я только принял к сведению основные этапы и методы, которые мне описали Борг и Гизариус, крупные «специалисты» в вопросе корчевки. Принц участия в беседе не принимал. Собственно говоря, его вовсе не было на кухне. Я обратил внимание на пустующее место за столом, но забыл поинтересоваться, в чем дело. Возможно, он плохо себя почувствовал... Надо ведь было спросить, но я предпочел думать о своих проблемах. Эгоисты мы, когда есть возможность... Утром после завтрака я выяснил не только где находится дом старой женщины, но и то, что мне придется тащить лом с собой. Сей факт привел меня в неописуемый восторг, если учесть, что оная женщина жила на другой стороне деревни и я вполне мог бы не таскать железяку туда-сюда, а забрать по пути. Высказав все пришедшие в голову эпитеты по поводу рациональности приказов доктора, я натянул те самые короткие кожаные штаны (если мне придется активно двигаться, в них я хотя бы не запутаюсь), одну из рубашек и сандалии, перекинул через плечо связку из двух старых сапог (топтать землю голыми ногами мне что-то не хотелось), подхватил лом и, одарив Гизариуса на прощание испепеляющим взглядом, поплелся искать нужные мне дом и огород... Шел я не вчерашним путем, а по тропке через лес, как ходили, очевидно, многие, потому что тропа была вполне утоптанной, проходила не слишком далеко от опушки и хорошо продувалась ветром — это было немаловажно в связи с оживлением, царившим в стане комаров. Позже, когда зной подсушит болотца и поймы, эти противные пискуны угомонятся, но сейчас жара еще влажная и от них трудно найти спасение. Конечно, можно было подождать, пока солнышко заберется повыше в лазурное небо, но я твердо запретил себе даже думать об этом. Почему? Очень просто: разумеется, чем время ближе к полудню, тем меньше становится комаров на открытых местах, но есть одно большое «НО», не связанное с этими насекомыми. Таскать тяжести под палящим солнцем — не самое приятное и полезное для здоровья занятие. И даже в первый день, когда я планировал всего лишь провести «разведку боем», а не начинать надрываться на чужом огороде, стоило переделать все трудоемкие дела как можно раньше, по холодку, так сказать. Хотя какой, к фрэллу, холодок! Уже можно вытирать пот со лба, а спустя час придется выжимать рубашку. Несмотря на хрупкость и отсутствие лишнего веса, я потею не меньше, чем какой-нибудь разжиревший бездельник. Правда, как мне объясняли, этот процесс очень полезен, потому что вместе с остро пахнущей жидкостью из тела выносится все дурное, что в нем успело накопиться, и, в принципе, потеть нужно почаще и поактивнее, но... Не вижу ничего приятного в том, что кожа покрывается липкой пленкой — если у вас нет возможности сразу же окунуться в бассейн или, на худой конец, окатить себя ведром воды, через очень малое время окружающие, столкнувшись с вами, будут демонстративно затыкать нос и отворачиваться. Да и самому неприятно вдыхать эти миазмы. Привыкаешь, конечно, — ко всему можно привыкнуть, но... Нехорошо как-то. Невежливо по отношению если не к себе, то к остальным... О, я и в самом деле пошел на поправку, если начал печься о благе других! Это радует. В смысле, радует то, что мое настроение улучшилось без видимых причин. Теперь главное — не растерять солнечные «зайчики», которые снуют в крови, и по возможности не показывать свое благостное расположение духа ни Боргу, ни доктору. Да и принц... перебьется. Ближайшие несколько дней я буду «душкой» только для самого себя, и — никак иначе! Река величаво протекала между холмами, рассекая лес на две неравные части: по левому берегу высились мрачные гребни ельников, прореженные светлыми пятнами лиственных полянок, а по правому берегу, где располагались и усадьба Гизариуса, и деревня, обстановка была гораздо веселее и гостеприимнее. Наверное, потому что близость возделанных человеком угодий не могла не коснуться дикой природы — шлепая по тропинке, я слышал, как аукаются юные девушки, поутру отправившиеся на поиски алых ягод земляники и первых грибов. Я — не великий охотник, но все же несколько раз отметил присутствие зверей рядом с нахоженной дорожкой: то лесной голубь выпорхнет из высокой травы; то попадутся на глаза следы маленьких копыт на ковре зеленого мха, еще не успевшем выправиться после того, как кабанья семейка деловито протопала на водопой; то, недовольно порская, пригревшаяся на валуне змея скользнет в тень кустарника. Вообще-то я предпочитаю наблюдать за дикой природой издали: не знаю, кто кого больше испугался — ваш покорный слуга или зашипевшая серая лента, но мы дружно прянули в разные стороны... Дом «старой женщины» находился на некотором отдалении от деревни, за широкой скатертью луга, отведенного селянами для заготовки корма скоту на зиму. Одноэтажное здание, у стены которого притулился сарайчик, было прижато одной из сторон к каменистому склону изгибающегося натянутым луком оврага. Холм, в котором была прорезана эта впадина, крыльями расходился в обе стороны по берегу реки — вода плескалась не более чем в сотне шагов от домика, но такое малое расстояние удачно компенсировалось: зимой от реки не будет дуть пронизывающий ветер, а летом на грядках, укрытых от утренних рос и туманов, травы созреют дружнее и быстрее... Стоп! С какой стати я рассуждаю о том, как что-то выращивать? Откуда я ЭТО знаю? «В таких знаниях нет тайны...» Опять ты?! Зачем мне подробности про травку-муравку? Я не собираюсь заниматься сельским хозяйством. «Ты отметил странность — я постаралась объяснить...» Ну, спасибо! И ты проснулась только для того, чтобы я оценил всю прелесть этого огорода? «Не только...» — Кажется, она недовольно вздохнула. В чем же дело? «Ты не чувствуешь... ничего странного?..» — Теперь она ухмыляется. Мило. Что я должен был почувствовать? «Прислушайся к себе... Просто расслабься и прислушайся...» Расслабиться... Надеюсь, это не очередная издевка. Я остановился, положил свою ношу на землю и сел рядом. Мохнатые метелки луговой травы сразу же начали щекотать голую кожу в тех местах, куда смогли добраться, но я приказал себе не обращать на них внимания и закрыл глаза. Тепло. Очень тепло. Кажется, что тело стекает вниз вязкими струйками меда. Мне нравится это ощущение... «Иди дальше...» Иду, иду... Воздух плотный, густой, насыщенный ароматами зелени и первых летних цветов. Влажный, но не приносящий облегчения. Неужели к вечеру соберется гроза? «Не отвлекайся!» Да слышу я... В темном зале закрытых глаз становится все светлее: это Мантия помогает моему Внутреннему Зрению сфокусироваться на Кружеве Силы. Затейливый узор постепенно наливается всеми цветами радуги, но преобладает нежно-желтый, и это вполне понятно: деревня не наделена сколько-нибудь выраженной магической аурой. Проще говоря, селяне — не волшебники. Но это я и так знаю... «Посмотри правее!» — Почти приказ. Я послушался, смещая фокус взгляда, и... чуть не задохнулся от волнения, острыми коготками вцепившегося в горло. Холодно-строгие голубые всполохи Силы искорками рассыпались по Кружеву. Где-то рядом находится человек, имеющий непосредственное отношение к магическому искусству. Но... Не может быть! Я распахнул глаза и уставился на дом, к которому вела тропинка. Там... Там... «Там живет маг...» — подтвердила Мантия, ехидно скаля зубы. Маг?! Но здесь может быть только один маг... Та самая ведунья! «Нам не следует туда идти...» Знаю! Но... Я должен. «Почему?» Я не могу отказаться. Мне... приказали. «Тебе можно ПРИКАЗАТЬ?» — Я почти «увидел», как округляются ее глаза — беззвездное ночное небо с багряными ростками Могущества. Я... Все так запуталось... «Ты сам все запутал...» Согласен. Но сейчас не время разрубать узлы. Я... не готов. «Будешь ли ты готов... хоть когда-нибудь?» — Она... сожалеет? Не знаю. «Разумеется, не знаешь... Ты даже не знаешь, К ЧЕМУ ты должен готовиться...» Я ничего и никому не должен! Разве... только тебе. «Или знаешь, но не хочешь...» — Короткий смешок. Оставим этот спор! Ты можешь что-нибудь сделать? «Испугался?» Немного. Я не пытаюсь ей лгать — бесполезно. Мантия во сто крат мудрее меня и мигом раскусит любой, даже самый изощренный обман. «И что же тебе нужно?» Спрячь меня. «Спрятать? Выражайся точнее...» Если там находится маг, он не должен... Он не должен ничего обо мне узнать. «Совсем ничего?» Совсем-совсем. «Зачем это тебе?» Что — «это»? «Вместо того, чтобы порвать ткань чужой памяти, ты собираешься пощадить ее... Почему?» Что тебя так удивляет? Я не хочу причинять зло кому бы то ни было! «Ты должен сам решать, что есть ЗЛО... Не принимая в расчет мнения и желания других...» И твои в том числе? «И мои — тоже...» — Еще немного, и я окончательно запутаюсь. Я решу. Непременно. Но как-нибудь потом. «Тебе себя не жаль?» — Странные слова. На что она намекает? Что ты имеешь в виду? «Я могу сделать то, о чем ты просишь, но... Это будет неприятно... И опасно...» А именно? «Ты можешь надеть Вуаль...» — Я содрогнулся, вспомнив скудные сведения, почерпнутые мной из уроков детства, но отступать было некуда. Действуй! «Ты уверен?» Да, фрэлл тебя подери! «Тот, кого ты так любишь поминать, в сравнении со мной — не более чем песчинка на берегу океана...» — Это даже не шутка, просто констатация факта. Да знаю я! Просто... мне нравится так выражаться. Ты против? «Я не могу запрещать или разрешать тебе что-либо... Пока ты не сдашься и не примешь мою власть...» Ты так сильно этого жаждешь? «Мне все равно... Но ты... Ты меня забавляешь, и потому я все еще разговариваю... с тобой...» Приятно слышать! Ты будешь делать свое дело, или мне до вечера торчать в этой траве? «Как ты нетерпелив... Впрочем, изволь... Закрой глаза и задержи дыхание...» Сотни невидимых нитей скользнули из Пустоты, оплетая тело тугим коконом и вгрызаясь в кожу. Я знал, что для всего окружающего мира Вуаль неощутима, но сам еле переборол отвращение, когда скользкий ком этой призрачной паутины растекся лужицей слизи по моему лицу и горьким киселем ринулся в горло... «Готово... Можно дышать... Только открывай глаза медленно...» Я не всегда следую советам, но сейчас был именно тот случай, когда все надлежало делать правильно. Воздух показался мне дымным, а когда ресницы дрогнули и поползли вверх, я едва не пожалел о своем решении. Вуаль не только скрыла меня от магического Пласта мира, не только подарила мне вторую ауру, сходную по силе разве что с аурой все той же луговой травы. Она скрыла от меня многоцветие природы, обусловленное магией самой Жизни. Я мог различать краски и теперь, но... Они были приглушены и обескровлены — по грязно-голубому небу ползли грязно-белые облака, и даже солнце казалось потускневшим. Только холоднее мне почему-то не стало... «Доволен?..» Ты прекрасно знаешь, что нет. Но... спасибо. «Учти: это пассивная защита, она не предполагает отражение атаки...» К чему ты клонишь? «Твои чувства притуплены... Твои возможности ограничены... Будь осторожнее...» Хм. Спасибо — еще раз. Неужели она так заботится обо мне только потому, что избрала меня своим личным шутом? «Тебе будет легче, если ты узнаешь правду? Не думаю...» — Горькая усмешка. Так смеются над собой. Все, можешь спать дальше! Я поднялся, подхватывая сапоги и лом. Пора идти туда, куда меня, собственно говоря, послали — как бы это ни звучало... — Мир этому дому. — Я поклонился женщине, вышедшей мне навстречу. Она и правда была стара. Очень стара. Я бы сказал: так долго не живут, если бы не знал, что Время способно и не на такие шутки... Довольно высокая, иссушенная прожитыми годами и зрелищем людских страданий. Волосы седые, пепельно-серые, впрочем, не поручусь, что это их истинный цвет. Сетка тонких морщин — на лице, на шее, на костлявых руках. Узкие губы плотно сжаты. Живут только ее глаза — темные, кажется, синие. Прямое платье с еле заметной заговоренной строчкой по подолу сидит на старухе форменным мешком. Когда-то она, наверное, считалась красавицей, но сейчас выглядела почти уродливой. И совсем не производила впечатление доброй бабушки, любовно опекающей многочисленных внуков, — хотя селяне были (или должны были быть) для нее именно такими внуками, нуждающимися в заботе. А женщина скорее походила на суровую наставницу. Я бы даже сказал: излишне суровую... А может быть, мне просто показалось — только из-за того, что я изначально настороженно отношусь к магам, которые могут представлять собой угрозу для вашего покорного слуги. Особенно — к таким магам... Ведуньи иначе прозываются Дщери, то есть «дочери». Дочери Земли. Они наделены своим Даром с момента зачатия — оный Дар не нужно развивать или усиливать: наступит день, и он сам заявит о себе. Другое дело, что его Сила очень и очень невелика по сравнению с Силой магов более высокого порядка. Ведовство — наука наследственная. И — наследуемая. Ведунья, чувствующая приближение смерти, находит себе преемницу, которая станет новым вместилищем знаний, накопленных поколениями, жившими до нее[9]. Традиция очень разумная и понятная: отправлять юную ведунью в дальние края, чтобы обучить магии, слишком накладно и опасно. Да и деревня не может долго оставаться без ее помощи. В каждой местности свои Кружева Сил — неграмотной сельской девушке ни к чему теория Высших сфер, ей нужно знать имена и привычки домашних духов, разбираться в травах, растущих рядом с домом, любить людей, которых она помнит с момента своего рождения... Кстати, надо признать, что знакомой мне деревне очень повезло: далеко не везде есть своя собственная ведунья... — И тебе мир, юноша. — Голос, заставивший меня вынырнуть из кучи мусора, сваленной на чердаке моего сознания, был глубок и звучен. Голос человека, досконально изучившего свои возможности и тем — опасного. Даже если ваши силы невелики, но вы четко можете установить их пределы, вы легко справитесь с противником, который вдвое сильнее вас, но не умеет правильно распоряжаться дарованным ему могуществом. Это — моя главная заповедь. Или — мое главное наказание, потому что я никак не могу понять, на что именно и в какой момент способен... Я почти ощутил, как она изучает мою ауру. И даже знал, что видит старуха: желто-серое пятно с россыпью белых снежинок. Я чист, как небо над твоей головой, дорогуша, даже не старайся! Минуту спустя она вздохнула, ослабляя внимание, но не убирая Око полностью. Однако... Я кажусь ей столь опасным субъектом? — Гизариус прислал меня помочь с огородом, почтенная. — Он щедр, как всегда. — Чуть улыбнулась, но тепла в глазах больше не стало. Или ты много мнишь о себе, дорогуша, или... Твои мысли заняты совсем другим, нежели грядками... — Вы позволите взглянуть, что мне предстоит? Она вежливо кивнула: — Конечно, юноша... Нида тебя проводит. Из-за спины старухи выступила девушка — настолько же юная, насколько стара была ее наставница. Высокая и худая, как и сама ведунья. Кожа такая тонкая, что кажется почти прозрачной. Светлые волосы легким пухом вьются вокруг треугольного личика. Невзрачная, если не сказать — некрасивая. Только в глазах та же Сила, даже цвет тот же: два темно-синих костра в ледяной пустыне. — Пойдемте. — Она улыбнулась, и лицо сразу ожило: красоты не появилось, но исчезла пустота, и Нида стала совсем похожа на человека из плоти и крови, а не на призрака... Огород был достаточно ухожен, но общую картину портили разросшиеся кусты овражного ивняка, подбирающегося к грядкам. Да, дел здесь по горло... — В этом доме есть инструменты? — обратился я к девушке после недолгих раздумий. — Инструменты? — Растерянное недоумение. — Ну да... Лопата, топор... — Неужели придется тащиться еще и за ними? — Да, есть. — Она довольно кивнула, и через пару минут поисков в сарайчике я стал обладателем топорика и лопаты, вид которых едва не заставил меня грязно выругаться. Ну надо же, довести металл до такого плачевного состояния! Да мне только на заточку придется день потратить. Или несколько дней... — Я схожу в деревню, почтенная, постараюсь справить инструмент. вы не будете против, если к работе я приступлю завтра? — Как вам будет угодно. — Робкая улыбка и кивок. На том и порешили. Я попросил ее найти для меня старые ненужные перчатки или рукавицы, собрал орудия своего будущего труда и поплелся через луг в деревню. Кузнец оказался человеком понимающим и помог отчистить ржавчину и выправить кромку лопаты молотком. Топор, лишившийся грязно-коричневого налета, выглядел вполне прилично, и я, выпросив точильные камни с разными «зернами», устроился у ограды кузни, методично шкрябая по лезвию. Такому ремеслу меня не нужно было учить: ножи я точил, было дело, так что и с топором разобраться смогу... — Загубишь вещь, — буркнул гном, искоса наблюдавший за моим «творчеством». — Это еще почему? — Я даже забыл обидеться на то, что меня критикуют. — Так колун же, а ты весь горбик ему сточишь... С таким-то усердием, — неумело съехидничал гном. — А мне колоть не нужно, я рубить собираюсь, — в тон «почтенному Гедрину» ответил я. — Тогда на наковальне надо подправить, — продолжал мой неожиданный советчик. — Зачем отвлекать людей от работы? Для моих целей сгодится и такой топор. — Уголки рта дрогнули, но я не стал улыбаться. Пока. — Как знаешь. — Гном почесал подбородок и, ободренный мирным началом беседы, решил развить свой нечаянный успех: — А что ты будешь делать? — Кусты корчевать. — Я не счел нужным делать тайну из своих занятий. — Ну, тогда топор точно — не жилец! — Почему? — Ударишь по корню — попадешь по камню, — пояснил Гедрин. — Камни я прощупаю и изыму. — Прощупаешь? — Он не понял. — У меня есть лом, — довольно сообщил я, на минутку отрываясь от процесса заточки. — Лом? — Гедрин с сомнением посмотрел на мои хилые плечи. — А ты его поднимешь? — Подниму. А дальше он сам будет действовать. — Я повертел топор, приноравливаясь к его тяжести. — Не по руке он тебе, — авторитетно заявил гном. — Сам вижу, — буркнул я. — Великовато топорище. Ну, ничего, сойдет... — Дай-ка, подрежу. Я чуть не открыл рот от удивления: — С чего такая любезность? Гном неопределенно пожал плечами: — А чего не помочь-то? Ну, покажи руки, сейчас мерку сниму... Я хмыкнул, но позволил ему тщательно изучить мои ладони и запястья. Гедрин ощупал их, обмерял затейливым шнурком с узелками — только что не покусал, потом взял топор, сделал несколько взмахов ножом, заполировал куском щетины срезы и торжественно вручил мне результат своего труда. Я попробовал. Могу поклясться, стало удобнее! — Спасибо. — Да не за что, в общем... Мы замолчали. Я перешел к заточке лопаты, а гном стоял рядом, то отворачиваясь, то снова впиваясь взглядом в мои пальцы, покрытые металлической пылью. Я прекрасно понимал его терзания и сомнения, но помогать не спешил: сам заварил эту кашу, пусть сам и расхлебывает. Мне первым извиняться не за что. Ну, разве что за нелепую шутку... Так она прервалась вовремя, не зайдя непоправимо далеко. Никакого чувства вины я не испытывал и с интересом ждал, какими словами мой обидчик попробует извиниться. В этот раз, поскольку первую попытку он с треском провалил. Не без моей помощи, разумеется... Гедрину было нелегко — попробуй подбери ключик к чужому сердцу. Это вам не молотом в кузне махать: одно неверное движение, и отношения уже не перекуешь. А красноречием бородатый коротышка, похоже, не отличался. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы его соплеменники слыли словоплетами. Вот эльфы — другое дело: все мозги косичками заплетут и в узел завяжут, пока поймешь, что им нужно. Или — вовсе не поймешь... Я попробовал пальцем кромку. Достаточно острая, чтобы вгрызаться в землю, да и тонкие корешки перерубит «на раз». Время перевалило за полдень, неплохо бы и пообедать. А у меня тут гном мается... — Вам что-то нужно от меня? — пришлось спросить прямо, без уверток и вежливых зигзагов. Гедрин встрепенулся, переводя взгляд на меня: — Да тут... Хотел... В общем... — Извинения я не приму. — Почему же? — Он, кажется, снова начал обижаться. — Можете считать это моим капризом или сумасбродством. Не отрицаю, иногда я веду себя странно... За что вы хотели извиниться? — Как это... Я ведь... Ударил... В спину... — Слова давались гномку невероятно мучительно. Я покачал головой. — Удар — это всего лишь удар. Рефлекторное движение тела, часто не осознанное разумом. Глупо извиняться за то, что не всегда можно контролировать. вы должны принести извинения не за свои действия, а за свои намерения. За то, что вы неправильно оценили ситуацию. Хотя... Я не вправе требовать от вас извинений. В принципе. Гном выглядел совсем уж потерянно, и я, чтобы вогнать последний гвоздь в крышку гроба, продолжил: — Вольно или невольно, но в тот момент я представлял собой угрозу для жизни женщины и ее нерожденного ребенка. Так что вы поступили совершенно правильно для той сценки, которая разыгралась перед вашим взором. Возможно, я совершил бы точно такую же ошибку на вашем месте. Заметьте: я считаю это ошибкой, но с вашей стороны все было логично и разумно. Так что я не приму извинений, потому что... вам не за что извиняться. — Я улыбнулся. — Как не за что извиняться человеку, раздавившему муравья, — просто в силу разницы их положения... А теперь позвольте откланяться: меня ждут дела. Я вернул кузнецу точильные камни, собрал вещи и уже сделал шаг прочь от жаркого дыхания кузни, когда услышал: — Но почему?! — Что — «почему»? — Я обернулся. — Почему ты... Не сказал всего этого в первый раз? — Гном находился в тягостном недоумении. — Какие же вы все любопытные... — вздохнул я. — Почему да почему... Допустите на мгновение, что я обиделся и разозлился. вы хотите получить мои извинения? Их не будет. — Но... — Все, у мужика извилины уже начинают плавиться. — Я сказал то, что думал. В тот самый раз и сегодня я был искренен. Если вы настаиваете на том, чтобы я извинился, поговорите с моим хозяином. Когда он прикажет, я выполню приказ. Но там уже искренностью и пахнуть не будет. — Хозяин... — Гном неожиданно хмыкнул. — Хотел бы я посмотреть, как ОН будет тебе ПРИКАЗЫВАТЬ... Билеты на представление продаваться будут? — А что? Я — парень покладистый и право собственности уважаю... — Собственности! — Фырканье переросло в хриплый смешок. — Да ты сам не знаешь, о чем говоришь! — Согласен. Не растолкуете подробнее? — Я подмигнул гному, но тот, словно сообразив, что ступил на Тропу Откровения, поспешил вернуться назад: — У хозяина и спрашивай. Я притворно вздохнул: — Ну вот, чуть что, все уходят от ответа... Думаете, я не смог бы выудить у вас необходимую информацию? Смог бы, но не стану этого делать. Мне больше нравится, когда люди разговаривают со мной честно и открыто, по собственному желанию, а не плетут сети намеков и измышлений. Если захотите поболтать, вы знаете, где меня найти. Уверен, что знаете! Неловкая пауза. И вдруг: — А это была веселая шутка... Правда — веселая. — Шутка? — Я нахмурился, пытаясь понять. — Ну, когда ты сказал, что... Что я хочу тебя поцеловать... — Неужели он краснеет? — Ах, это... Рад, что вам понравилось. Это был экспромт, продиктованный моментом Истины. — Я усмехнулся, вспоминая его физиономию. — Только, пожалуйста, не шути так больше... Особенно с моими родичами, — смущенно добавил Гедрин. — Обещаю. Отныне и навсегда. Оставлю свои шутки для эльфов, уж они-то оценят! — Я ответил совершенно серьезно, но гном расхохотался, видимо, представляя, как я беседую на подобную тему с кем-то из остроухих. — Да уж... Оценят... Оставив его гулко ухать и фыркать в бороду, я поспешил отнести инструменты в сарайчик ведуньи и договориться с Нидой, что приду завтра пораньше. А на обратном пути Мантия без предупреждения убрала Вуаль. В глаза ударили яркие краски лета, нос обожгло медвяным ароматом цветущего луга, голова закружилась, и я упал на колени, не в силах справиться с хлынувшим на меня потоком ощущений. По позвоночнику пробежала волна крупной дрожи, и я закашлялся, отхаркивая вместе со слизью клочки защитной оболочки... Понадобилось почти десять минут, чтобы прийти в себя, остановить вращение мира перед глазами и переместить тело в вертикальное положение. «Я предупреждала...» Разве я чем-то недоволен? «А вдруг?» — Хихикает. Спасибо за помощь. Это... всякий раз будет так же плохо? «Да... Пока не привыкнешь...» И сколько времени нужно, чтобы привыкнуть? «Тренируйся почаще...» ...Увидев меня, Гизариус решил, что по дороге домой ваш покорный слуга завернул к кому-то на кружечку медовухи — так меня шатало. И он был почти прав: радуга мира опьянила меня после уныло-серой реальности Вуали. Но я не мог отделаться от чувства омерзения, когда вспоминал, что на следующий день мне снова придется ЭТО «надеть»... Что-то я упускал. Что-то очень важное. Жизненно важное. Спросить у Мантии? Не ответит. Если скрытые ею подробности могут сделать меня сильнее, она промолчит. Почему мне так скупо рассказывали о Вуали? Ах да, по всем теоретическим выкладкам выходило, что я не должен дожить до момента, когда смогу воспользоваться этой разновидностью защиты. О, многое я мог бы отдать за то, чтобы оказаться сейчас в семейной библиотеке! Хоть в Большой, хоть — в Малой... Там наверняка найдется какой-нибудь самоучитель из серии «Что такое кретинизм и как с ним бороться»[10]... Тягостное ощущение непоправимой ошибки — откуда оно взялось? Почему я всегда мучаюсь, не зная, в чем истинная причина моих мучений? Хотя и здесь есть свой «плюс»: когда я выясняю, где находится источник неприятностей и насколько он силен, оные неприятности уже не столько меня пугают, сколько развлекают. Возможно, и этот раз не будет исключением. Поживем — увидим... Лом на короткое мгновение взлетел в воздух и тяжело рухнул вниз, уходя на две-три ладони в землю. Дзынь! Ну вот, опять камень. Я пошевелил железяку, рыхля темно-серую подошву почвы, открывшейся после удаления дерна... Корчевка отнимала у меня много сил — лом, несмотря на собственный вес, требовал отдачи и с моей стороны, а через полчаса такой «забавы» руки начинали ощутимо дрожать, и следовало менять характер работы: браться за лопату и подкапываться под длинные и удивительно прочные корни ивняка. Чтобы воспользоваться топором, нужно подложить колотое полено — на весу перерубить скользкое щупальце корня не представлялось возможным. К тому же топор следовало беречь... Что касается лопаты... Я уже относил ее на повторную «правку»: это случилось на второй день, когда я от усталости решил немного схалтурить и не прощупал ломом землю под плетью корней. Разумеется, воткнул в самые камни! Хорошо еще, что поначалу я не умел правильно распределять усилия и только слегка погнул кромку. Теперь, спустя неделю работы, я стал куда сноровистее и осторожнее. Единственной неприятностью (помимо грубой корки мозолей на пальцах) стало то, что моя спина банально сгорела в первые же часы корчевки. Но тут мне на помощь пришла сама ведунья в компании со скисшим молоком, да Нида состряпала для меня безрукавку, чтобы я не подставлял обожженную кожу новым ласкам солнца... Я присел на корточки и запустил руку в сплетение корней. Ах, вот где вы прячетесь, озорники! Мелкие, но весьма пакостные камни перекочевали в ведро. Угу, сюда мы подложим полено, перерубим этот корень, уходящий вниз, — и весь куст можно будет вынуть... Хватило одного удара, и охапка ивняка заколыхалась, лишенная главной опоры. Я оперся ломом о толстый чурбачок, поднатужился и... С надрывным треском куст медленно пополз вверх. Еще чуть-чуть... Ну же... Лопнули струны тонких корней, и очередной «букет» опрокинулся на сторону. Ну и славненько! Я подрубил остатки «пальцев», которыми он держался за землю, и оттащил куст к кострищу. На такой жаре он быстро высохнет, и останется только поднести огонь... Сухие корни горят хорошо: жарко, весело... Ну что, можно считать, работа завершена. Я окинул гордым взглядом опустошенный мною уголок огорода. Да, выглядит так, как будто табун лошадей потоптался, зато окрестные грядки не тронуты — все в целости и сохранности! А приведи сюда лошадь, да попробуй с ее помощью тащить кусты... Ох, тогда бы ведунья недосчиталась многих своих посадок... Я высыпал камешки из ведра на внушительную кучу у стены сарая. Эти еще можно будет использовать: или печку сложить, или в фундамент закатать... Пучок сухой травы стер с лопаты свежую землю и прошелся по лезвию топора, уничтожая следы едкого древесного сока. Так, инструменты я в порядок привел, теперь осталось только лом оттащить обратно к доктору, и все. Разве что заставят перекопать освобожденную от «захватчиков» землю... — Помогите... Сначала я решил, что мне просто почудилось и это ветер поет, аккомпанируя себе на струнах луговой травы, но крик повторился. Слабый, словно из-за высокой преграды... Кричат на реке? Я скинул сапоги и трусцой побежал по тропинке, ведущей на вершину холма, за которым дом ведуньи прятался от близкой воды. Я оказался прав: на плесе кто-то барахтался в воде, судорожно пытаясь удержаться на плаву рядом с перевернувшейся лодкой. Еще двое незадачливых рыбаков дрожали от холода — рановато еще для купания-то! — на илистом песке у кромки камышей. Мальчишки, лет по десять, мокрые и испуганные. А третий что же к берегу не плывет? Не умеет? Так на кой фрэлл отправился на рыбалку?! Безрукавка полетела в сторону, а я плюхнулся на задницу, съезжая по крутому склону холма к воде. А речка-то не такая уж узенькая, как казалось сверху! Что же делать? Давненько же мне не приходилось плавать... А, была не была! И я скрепя сердце прыгнул в объятия реки, лихорадочно вспоминая, что же нужно делать, чтобы остаться на поверхности этого живого зеркала... От погружения в воду грудь на несколько мгновений свело так, что невозможно было сделать и вдоха. С трудом прогоняя последствия шока, я поплыл. Первые движения были судорожны и неуклюжи, но если когда-то учился плавать, эта наука не забудется и до самой смерти. Гребок — ладони описывают сжатый круг, толкая тяжелые складки воды вниз и назад, под грудь, поднимая тело — ноги, согнутые в коленях, выпрямляются, отталкиваясь от других вязких глыб... Стараюсь плавно и быстро скользить в самом верхнем слое... В конце гребка голова чуть приподнимается над водой — ровно настолько, чтобы сделать короткий вдох, — и снова погружается, почти до самых бровей. Подниматься выше нельзя: теряется скорость. Приоткрываю глаза на время вдоха, чтобы убедиться, в нужном ли направлении я плыву. Вот когда в полной мере можно оценить преимущество короткой стрижки — мои прежние «локоны» уже давно налипли бы на лоб, забились в глаза и скрипели бы на зубах... Вперед... А тут неслабое течение: тяжело же мне придется на обратном пути... Когда до перевернутой лодки меня отделяло всего несколько гребков, я почувствовал, как что-то скользкой петлей захлестывает ногу и тянет вниз. Что-то холодное, царапающее кожу, и... Не имеющее отношения к животному миру! Я дернулся, лягнул свободной ногой какую-то студенистую массу и вынырнул на поверхность. Что это?! «Местный дух...» — бесстрастно сообщила Мантия. Дух? «Водяник[11] озорничает...» — Легкая усмешка. Озорничает?! Очередная петля с завидным упорством обернулась вокруг меня, вспенивая воду, и потребовалось отчаянное усилие, чтобы разорвать ее хватку и пустить в грудь немного воздуха. Его... Нужно... Отогнать... «А почему — не уничтожить?» Действительно, почему? На мгновение мне показалось, что такой исход будет самым предпочтительным. Уничтожить. Низвергнуть в Пустоту. Стереть самый След пребывания. Пить губами его предсмертный крик, горький и пьянящий, словно выдержанное вино... Уничтожить, а не убить. Убийство сохраняет жертве шанс на существование в иных Пластах. То, что могу сейчас сотворить я, не оставит никаких шансов. Никому. Даже той шушере, что ошивается в свите речного царька... Фрэлл, о чем я думаю?! Откуда эта «жажда крови»? Такая болезненная... Такая сладкая... Такая сильная, что я почти не могу ей противиться... Нет! Не хочу! Не позволю! Это совершенно ни к чему! «Ты уверен?» Да... Сними Вуаль! «Это опасно...» Я знаю! Но иначе я утону! «Как пожелаешь...» Спазм сотряс все тело, от кончиков пальцев до кончиков волос. Кокон рассыпался на клочки. Я взмыл вверх, к лазурному небу и вдохнул свежий аромат текущей воды. А потом... Мантия взметнулась вокруг меня рваными Крыльями. Подозреваю, что магический Пласт реки поглотила в этот момент жесткая вспышка изумрудно-черного пламени. Я не мог этого видеть — сил вызвать Внутреннее Зрение не оставалось. Я только почувствовал, как по воде пробежала рябь, и на один мучительно-долгий миг гладь реки застыла. Она не стала льдом. Она не стала камнем. Это была все та же вода, но лишенная жизни. Всего на один миг река и ее обитатели оказались за Порогом. Но этот миг закончился, и вода вновь начала свое вечное движение. Убирайся прочь, Хозяин Реки! Прочь, пока я не открыл Врата настежь! Ужас, охвативший водяника, был почти физически ощутим — я не успел сделать очередной вдох, как остался наедине с рекой, Мантией и тонущим... гномом?! Гнев удалось унять не с первой попытки, но я постарался сделать это как можно быстрее и подплыл к Гедрину уже в тот момент, когда он устал бороться и, нахлебавшись воды, начал погружаться в пучину. Пришлось нырнуть следом и нашаривать хоть что-нибудь, за что можно держаться и держать... Есть! Отчаянный гребок, еще один... Моя голова разорвала пленку воды, появляясь на поверхности. Неимоверное по тяжести усилие — и голова гнома тоже оказалась выше уровня реки. Чуть-чуть — но вполне достаточно, чтобы он мог дышать. Интересно, и как долго я смогу бултыхаться, удерживая на плаву двойной груз? А, неважно! Мне нужно добраться до берега, вот и весь приказ, короткий и ясный... Я — невеликий пловец и по большей части не люблю много времени проводить в воде. А если добавить к этому измученное побоями и непривычной работой тело... Я не знаю, как доплыл. Последние гребки, как мне показалось, в клочья разорвали напряженные мышцы, и только коснувшись ногами зыбкого дна, я понял, что победил. На этот раз. Пусть моим противником был я сам — но я победил! И чувство гордости на несколько минут помогло не ощущать крупную дрожь, колотившую меня на горячем летнем воздухе. Я успел заметить ведунью, спешащую вниз по склону холма, успел толкнуть неподвижную тушку гнома подальше от воды и — самое главное! — успел скомандовать Мантии: «Вуаль!» А потом рухнул на песок, носом утыкаясь в подвяленную солнцем тину. Меня трясло и ломало — не только от встречи с водяником и успешной попытки обуздать охватившее меня безотчетное желание рассеять речного духа пылью по ветру (или, наверное, правильнее было бы сказать: каплями по реке?), а и просто от того, что я замерз, проведя столько времени в холодной воде после полдневного труда на жаре. Барабанной дробью по спине бежали мурашки, зубы стучали, как копыта взбесившихся лошадей, скрюченные пальцы не хотели разжиматься... Я слышал голоса, чувствовал, как меня поднимают и кутают во что-то сухое, но не мог вытолкнуть из себя ни слова. А сказать хотелось много — особенно по адресу бородатого кретина, решившего наловить рыбки! ...Впрочем, мне и позднее не удалось высказать все, что я думал и чувствовал. Причина молчания оказалась до неприличия проста: мой рот был основательно занят поглощением лекарственных средств. Правда, не все из них были бы признаны таковыми при строгом разборе... Как только вашего покорного слугу доставили по месту проживания, доктор применил для борьбы с простудой горячую травяную настойку, смешанную с медовухой, — и порция была весьма внушительная! Когда пенящаяся жидкость полностью перекочевала из кружки ко мне в желудок, нас почтил своим присутствием несостоявшийся утопленник. Он был не один, а в компании с большой флягой, которую немедленно предложил распить, чтобы отпраздновать «второе рождение». Следовало бы возразить, но мой язык, обожженный докторским коктейлем, не был способен изобразить осмысленную речь. Гизариус, напротив, принял идею гнома с нездоровым воодушевлением (что заставило меня заподозрить почтенного доктора в склонности к употреблению горячительного), извлек из недр кухонного шкафа семейку серебряных стаканчиков и выкатил из погреба бочку недопитого с прошлого года осеннего эля. Я тряс головой и как мог отбрыкивался от выпивки, но вынужден был в скором времени признать, что легче уступить настойчивым просьбам, чем образумить выпивох... Никогда не пейте с гномами! И уж тем более — не пейте их любимый самогон... Сомнение закралось мне в душу еще в тот момент, когда Гедрин твердой рукой капнул в стаканчики кристально прозрачную жидкость (совсем немного — ровно на глоток) и предложил «вздрогнуть». Я неуверенно посмотрел на доктора, но тот был или привычен к эдакой выпивке, или — полон энтузиазма. Что касается меня, то... Признаюсь: грешен. Но это было так давно, во времена неуемной юности, не признающей правил и границ... И все равно, даже зная, что произойдет, я был захвачен врасплох. Маслянистая жидкость легко и напористо проложила путь через мое горло, прошивая все тело раскаленным стержнем. С головы до ног. Закрыть рот оказалось совершенно непосильной задачей, но и дышать было невозможно: любое движение воздуха в сожженной глотке только прибавляло страданий. Гном тут же заботливо придвинул нам кружки с элем, а когда костер кое-как удалось притушить, в стаканчиках необъяснимым образом появилась новая порция... Третью мы пили уже в обществе Борга, который, конечно, не мог пропустить незапланированное возлияние. Впрочем, мне было совсем не важно, кто сидит за столом и подливает выпивку — пылающий в крови огонь успешно изгнал даже саму память о купании в холодной воде. По телу разлилась приятная вялость, захотелось закрыть глаза и раствориться в дружеских объятиях хмеля... Я хмуро смотрел на раскрасневшиеся лица собутыльников, слушая их оживленную, но все чаще становившуюся неразборчивой, речь, и изредка прикладывался к кружке с элем. На мое счастье, трое выпивох больше не заставляли меня глотать жуткое творение бородатых карликов, которое Гедрин любовно называл «искоркой». Впрочем, услышав предложение отведать нечто под названием «уголек», я нашел в себе силы и смелость сползти на пол и, под столом, на четвереньках, выбрался из кухни. И мне даже удалось доползти до постели. Упав на одеяло, я еще несколько минут слышал звуки «праздника» (кажется, гном затянул песню), а потом радостно провалился в омут пьяного сна... Вставать было трудно. Хотя можно предположить, что я отделался легче всех остальных — голова была всего лишь отупевшей, в висках не стучало, живот не болел. Во рту, конечно, жил и здравствовал неприятный привкус, но он был не так уж и страшен. Сравнительно сносное состояние объяснялось легко: поскольку я зверски замерз, барахтаясь в реке, большая часть поглощенной выпивки ушла на борьбу с простудой — согревание и расслабление тела, а не ударила в голову дурным молотом... Интересно, а как обстоят дела у моих коллег по застолью? Как был в одних штанах (и когда, спрашивается, успел их надеть? Или — снять все остальное?) — я спустился на первый этаж. На кухню даже не стал заходить — из-за ее дверей раздавались такие рулады, что стены дрожали. Судя по эху, там обосновались и доктор и гном. Ну и ладно, не очень-то и хотелось... За дверьми, ведущими в покои принца, было тихо. А ведь я туда ни разу не заглядывал, не так ли? Подходящее время для удовлетворения любопытства! Стараться вести себя тихо было ни к чему: кроме Борга, мне некого опасаться, а великан сейчас или спит, или... Да какая разница? Я хочу туда зайти — и зайду! Дверь была незаперта. Я толкнул створку и заглянул... Его высочество мог бы позволить себе и более изысканную обстановку, чем та, что предстала моему взору. Все было очень просто и совсем не вычурно: мебель — такая же, как и по всему дому, никаких следов роскоши, единственное свидетельство привычки к комфорту — широкая кровать, занавешенная кружевным полупрозрачным пологом. Хорошее средство от докучливых комаров — может, мне тоже соорудить нечто подобное наверху? Не, столько кружев здесь взять неоткуда — разве что самому сплести... Можно попробовать, конечно, но, боюсь, и до следующего лета не управлюсь... Борга в покоях не наблюдалось, но я не обратил внимания на сей настораживающий факт, потому что поводок любопытства тащил меня прямиком к постели принца. Почему он столько времени не появляется на людях? Да, наша вчерашняя попойка — не самое подходящее времяпрепровождение для столь высокородной особы, но, думаю, Дэриен вряд ли был бы против... Спустя мгновение я узнал ответ на свой вопрос. И ответ мне не понравился. Принц спал, судя по всему — очень крепко. Но вид у молодого человека был весьма и весьма нездоровый — бледное, какое-то осунувшееся лицо, совершенно сухие губы и странно воспаленная кожа вокруг глаз — красная, в маленьких темных крапинках... Фрэлл, а это что еще значит?! Правая рука Дэриена свешивалась с постели, высовываясь из-под одеяла, и на сильном запястье я отчетливо рассмотрел розовые полосы, которые могут возникнуть только от того... — Любопытствуешь? — Голос Борга за моей спиной прозвучал, как гром — если и не посреди ясного неба, то все равно неожиданно. Я обернулся, отпуская полог. Великан натягивал рубашку, потряхивая влажными волосами, и выглядел не то чтобы свежим — следы попойки еще оставались, — но вполне готовым к выполнению своих обязанностей. — Ты — против? — Я не нашел ничего более остроумного, чем ответить вопросом на вопрос. — Вообще-то да. Но... тебе можно. — Он говорил совершенно серьезно и, как мне показалось, многозначительно. Особенно это ударение на слове «тебе»... — Вот как? — Уровень моего допуска к государственным тайнам растет прямо на глазах! Кто бы мог подумать... — Чему обязан таким доверием? — Не стоит прикидываться простачком — выглядит не слишком-то убедительно, — беззлобно заметил Борг. — Да я и не прикидываюсь! Ты еще не видел, как я умею прикидываться! — обиженно возразил я. Борг не ответил, смерив меня таким взглядом, что в иное время я бы вспылил, но сейчас... Сейчас меня занимала загадка поинтереснее... — Что с принцем? — Он болен, разве не заметно? — вскинул брови Борг. — А зачем он был привязан к кровати? — пришлось спросить прямо и грубо. Великан вздохнул: — Доктор лучше расскажет... Дело в том, что довольно часто глаза его высочества начинают болеть и чесаться, и чтобы он не... — Понятно, можешь не продолжать, — кивнул я. Да, принцу не позавидуешь... Мало того, что ослеп, так болезнь не хочет оставить его в покое, заставляя раз за разом снова переживать одно и то же... В самом деле, нужно будет поговорить с Гизариусом — что за «кисея» такая, если она все время начинается заново? Я не так уж много знаю об этом недуге, но жжение и воспаление должны возникать на начальной стадии, которая имела место, если верить показаниям свидетелей, больше полугода назад... — О чем ты думаешь? — Голос Борга прервал мои размышления. — О превратностях судьбы. — Я не преминул ввести его в очередное заблуждение. — А не пойти ли мне немного освежиться? — Самое время, — кивнул рыжий. — Я еще вчера набрал воды из колодца, так за ночь она согрелась и стала чудо как хороша! — Уже бегу. — Я облизнулся и поспешил покинуть комнаты Дэриена. Не знаю, как вас, а меня лицезрение чужих страданий не только не радует, но и гораздо хуже — приводит в уныние и заставляет переживать. Переживать из-за того, что я не могу помочь... ...Я заглянул в лохань. Да, личико-то помятое, ничего не скажешь! Ладно хоть, ничего не болит... Я окунул голову и на несколько вдохов задержался под водой. Как хорошо! Утренний воздух встретил влажную кожу ласковым покалыванием, и последние клочки тумана, стоявшего перед глазами, рассеялись. Любопытно, в какой момент исчезла Вуаль? Я помню, что вызвал ее сразу по выходе из реки, и до дома доктора она оставалась на месте. Кажется, и потом... Хотя, после первого глотка «искорки» я мог и не заметить изменений. Да, похоже, Вуаль разорвалась в промежутке между началом возлияния и тем моментом, когда я решил отправиться спать. Кстати, синяки на локтях получились — загляденье!... Нет, больше никакой выпивки! Оправдание только одно: все же это было, большей частью, лечение... Ополоснуться, что ли? Недолго думая, я черпнул ведром из лохани и опрокинул воду на себя. А-ах!.. Наконец-то я почувствовал себя человеком! Что ж, пока день складывается если и не замечательно, то вполне пристойно. Я взъерошил пальцами короткие вихры волос на висках и подставил лицо мягкому утреннему солнышку. Так, завтракать, пожалуй, не хочу, но в обед следует перекусить поплотнее... В воздухе, словно лужица, разлилась свежесть. Особенная свежесть — так пахнут косы реки, в которых колышутся желтые кулачки кувшинок. Так пахнет серебристая чешуя ряби на поверхности воды. Так пахнет свобода следовать назначенному Пути... Прохладное дыхание студило лоб, принося покой и умиротворение телу, но не духу. Та-ак, что у нас тут такое? Тонкая фигурка скользнула между Пластами, выбираясь на воздух. Узенькие плечи, острые коленки, плоская грудь. Совсем девчонка, или... Не совсем девчонка. Длинные пряди русых волос отливают тинной зеленью. Кожа очень светлая, но не прозрачная, а больше похожая на молочно-серебристый перламутр раковины. И глаза... То ли голубые, то ли серые — текучие, как сама вода... Она не озаботилась одеждой. К чему? Ее дом — в сотне шагов, и там она примет совсем иной облик. Водяница. Или — скорее водяничка. Что же тебе нужно, милая? Отчасти, конечно, я сам был причиной ее визита. Раскрыться перед обитателями реки — все равно, что объявить: здесь и сейчас право казнить и миловать принадлежит совершенно другому лицу, нежели прежде. Пусть я подходил под такое определение только условно, в силу злой шутки Судьбы, но... Раз уж заявил о своих правах, изволь выполнять и причитающиеся тебе обязанности! Например, принимай официальную делегацию... Озерца глаз поймали мой любопытствующий взгляд, и существо, принявшее облик девочки, опустилось на землю передо мной. — Дозвольте сказать, dan-nah[12]! — Голос звонкий, но чуть хрипловатый — не след водяному созданию разгуливать по летней жаре. — Говори, — милостиво разрешил я. — Простите дедушку, dan-nah! Дедушку? Ах да, водяник... — Ты пришла просить за него? А что же он сам? — Я грозно сузил глаза. — Дедушка очень болен, вы же знаете... — Она старалась говорить жалобно, но меня эта имитация чувств только позабавила. — Вообще-то он виноват — ни к чему было озорничать, словно дите малое... Водяничка закивала: — Виноват, виноват! Простите его, неразумного! Всех нас простите — не уследили, не подсказали... — Никто и не мог знать... Но это не повод, чтобы топить рыбаков! — сурово закончил я. Она смешно сморщила носик: — Да где ж это видано, чтобы гном рыбу удил? Вот дедушка и осерчал... — Осерчал? — ехидно переспросил я. По большому счету, водянику наплевать, кто плещется в принадлежащей ему реке, но нежить с холодной кровью падка на подарки. Стало быть, Гедрин не задобрил Хозяина Реки... Водяничка поняла, что сболтнула лишнего, и растерянно захлопала ресницами: — Ой, простите, dan-nah, совсем не умею по-человечьи говорить... — Предлагаешь перейти на Старший Язык? — улыбнулся я. Она испуганно замотала головой, и было отчего: любые обещания и клятвы на Старшем Языке имеют силу полновесных заклятий... — Недостойна такой чести... Не гневайтесь, dan-nah! — Итак, дедуля осерчал? Наверняка за то, что гном не принес дар реке, не так ли? — Э... — По перламутру щек пробежал розовый всполох. — За это я не буду осуждать твоего дедушку. Дар — дело важное, не мы эту традицию установили, не нам ее и отменять... Но он превысил отпущенные ему вольности! Перевернул лодку? Хорошо, это не так уж страшно. Но зачем же было топить гнома и того, кто бросился ему на помощь? Водяничка опустила голову. Поведение речной нежити в самом деле было странным. Положим, утопить незадачливого рыболова — вполне в духе водяника, пусть и чересчур жестоко. Но мешать спасению? Нет, это ни на что не похоже! Если один человек бросается на помощь другому и делает это не из корысти, а по велению души (или, точнее, не сомневаясь и не рассуждая), ни одно нейтральное магическое создание не станет препятствовать. Если пребывает в здравом уме и свободной воле. Стало быть, кто-то велел Хозяину Реки напасть на меня. Кто-то, способный управлять духами природы. Есть над чем задуматься... И главное: зачем все это было проделано? Чтобы вызнать подробности моей личной жизни? Ха! Даже эти бездушные рыбины не смогли понять ВСЕГО, куда уж стороннему наблюдателю, тем более что вспышка Силы должна была ослепить Око не хуже, чем солнце слепит глаза. Жаль, что мои мысли в те минуты были далеки от анализа ситуации — мне наверняка удалось бы обнаружить инициатора купания... Ну да ладно, оставим все как есть. Если некто любопытствующий не удовлетворен, он продолжит попытки вывести меня на чистую воду, и, возможно, в следующий раз (ну, хотя бы через раз) я смогу поймать проказника с поличным... — Вы меня очень обидели, малыши. И доставили несколько неприятных минут... — Тут я слукавил: встреча с водяником оказалась для меня много опаснее, чем я мог бы рассчитывать. До сих пор содрогаюсь, вспоминая жажду убийства, охватившую мою душу, и не понимаю, каким чудом справился с этой напастью... — Но я, так и быть, прощу вас. За небольшую услугу. Текучие глаза внимательно уставились на меня. — Видишь ли, милая, я очень люблю рыбу... — Я не смог удержаться, чтобы не поддразнить ее, добавив в голос некоторой плотоядности, и водяничка вздрогнула, бледнея. — И буду не прочь раз в неделю полакомиться свежевыловленными окунями или другими твоими питомцами... Впрочем, и я сам могу прийти на реку... — Нет, нет, что вы! Я буду приносить! Хоть каждый день! Я мог понять ее страх: один раз узнав, каково за Порогом, водяничка не горела желанием снова испытать всю прелесть Небытия. Но это значит... Фрэлл! Тысячу раз фрэлл! Я даже не смогу... Я не смогу накупаться вдоволь! Чтобы получить удовольствие от купания, мне нужно снять Вуаль, а если этой «защиты» не будет, любой местный дух подвергнется опасности быть уничтоженным. Да, Мантия иногда интересуется моим мнением, но если она сочтет магическую угрозу достаточной, я не смогу помешать... Как печально... Почему с каждой новой Ступенью стены моей тюрьмы смыкаются все теснее? Казалось бы, должно быть наоборот, но нет: ограничения становятся только строже. Что же получается: простые радости жизни в конце концов станут для меня совершенно недоступны? И зачем тогда жить? Зачем жить, если ты не нужен ни самому себе, ни миру? Нет, даже не так: когда ты СМЕРТЕЛЬНО ОПАСЕН для мира? Мантия будет набирать силу, и, возможно, когда-нибудь я обрету способность уничтожать любую магию на любом расстоянии... И что тогда? Нет, я не доживу — мои же родичи первыми прибьют меня, чтобы не допустить такого ужаса, в этом можно быть уверенным! Хоть в чем-то... Я тряхнул головой: — Приноси. Одного раза в неделю будет достаточно. Только постарайся, чтобы тебя никто не видел. Знаешь ли, юная девушка, да еще и без одежды... Она лукаво улыбнулась: — Вам не по нраву мой облик, dan-nah? Я могу его изменить... — Не надо! — поспешил возразить я, видя, как груди водянички начинают увеличиваться в размерах. И не потому, что это выглядело неприлично, а потому что пришедшие в движение чары тупой иглой кольнули затылок, а горло начало пересыхать так же стремительно, как лужица воды на раскаленном песке. И это ощущение совсем не походило на сухость, вполне ожидаемую после вчерашнего пития... — Как пожелаете. — Кажется, она решила, что я смутился. Чем иначе объяснить этот совсем ВЗРОСЛЫЙ взгляд сквозь кружево ресниц? — Ступай, тебе нельзя долго оставаться на воздухе. — Благодарю вас, dan-nah... — Она чуть замялась, но положила к моим ногам нечто, обмотанное остатками рыбачьей сети. — Что это? — Не побрезгуйте... Я сама собирала... Я присел на корточки и развернул листья кувшинок, из которых был сделан сверток. На темной зелени нежно засияли в солнечных лучах жемчужины. Как много! И какие красивые... — Это совершенно ни к чему. — Я сказал это холоднее, чем следовало бы, и водяничка обиженно насупилась. — Слишком дорогой подарок. Или ты рассчитывала им купить мое прощение? Она промолчала, но я попал в точку. Еще чего не хватало — быть подкупленным пучеглазой рыбиной! Засмеют же... Ну, ей простительно — не понимает, кого подкупает, но я-то... Я не имею права... То есть право я имею, и не только на это — хоть всю реку могу обобрать, но не могу себе этого позволить... — Ты так плохо обо мне думаешь? — Простите меня, глупую... — Не извиняйся. Я не сержусь... Ладно, найду применение твоему подарку. Но впредь — не нужно подобных жестов! Я даже не хочу предполагать, чего ты надеялась добиться этим подарком... — Как можно! Я — от чистого сердца! Сердца? А есть ли оно у тебя, милая? Скольких мужчин ты утащила на дно, на корм своим питомцам? — Ступай же! Я не буду ходить к реке. Если мне понадобится войти в воду, я постараюсь не причинять вреда. Она наклонилась, собираясь поцеловать мою ногу, но я вовремя отпрыгнул: — А вот этого делать не следует! Я запрещаю! — Как пожелаете. — Ох, хитрунья, ничего из моей речи ты всерьез не приняла... Водяничка поднялась, спеша вернуться домой, но уже когда ее хрупкая фигурка растворилась где-то в волнах цветущего луга, я услышал: — Высокого Полета, dan-nah! Ай-вэй, милая, ты хотела сделать как лучше, но вместо этого ранила сильнее, чем могла бы надеяться... Я поднял глаза в яркое небо. Что-что, а летать я никогда не буду. Да и не хочу это делать, если вдуматься... Мне хватает тех снов, что приходят в канун дня моего рождения. Каждый год, и всего — один раз в году, я вижу во сне Полет. Не знаю, похожи ли мои грезы на реальность — никто не расскажет... Зато я хорошо помню страх. Липкий. Душный. Горький. Чего я боюсь? Не знаю. Наверное, того, чего нет на самом деле. Но каждый раз, просыпаясь, облегченно вздыхаю, понимая, что это был всего лишь сон — стрела напряженного до боли тела, пронзающая грозовые облака. В моих снах всегда идет гроза... К фрэллу полеты и все, с ними связанное! Мне достаточно земли и ее обитателей. Вот, с водяниками уже знакомство завел... Стыдно, конечно, — не мой уровень, но кто меня осудит? Никто не увидит, никто не наябедничает... — Так рано, и уже — гости! — преувеличенно бодро провозгласил гном. Я едва не потерял дар речи: если он видел, с кем я разговариваю... — А кто это был? — щурясь на солнце, спросил Гедрин. — Мальчонка какой из деревни прибегал, что ли? Какое счастье, что он либо подслеповат, либо с похмелья не разглядел подробностей! Я подхватил сверток с жемчугом, взглянул на гнома и понял, что сделаю с навязанным мне даром водянички. Я его тоже подарю! Как легко придумать, что делать, но как мучительно и тягостно — продумывать, каким образом воплотить в жизнь свою фантазию! Не знаю, как вы, а я частенько попадаю в такую ситуацию. Вот и сейчас, когда в голове совершенно четко оформилась мысль о «передаривании» жемчужин, мне нужно сообразить, какие шаги с моей стороны для этого потребуются... Так, кажется, гном вскорости собирается нас покинуть — что-то такое я слышал позапрошлым вечером во время попойки. Не скажу, что сия новость меня сильно огорчает — скорее она полностью соответствует моим скромным планам... Разумеется, вчера мне так и не удалось заняться собой любимым, потому что требовалось привести в порядок кухню и те уголки дома, в которые веселье распространилось уже после моего отбытия ко сну. Но зато сегодня, после завтрака, во время которого чудовищным усилием пришлось заталкивать в себя недоваренную кашу (видимо, доктор так и не пришел в норму после выпитого), я заявил, что мне необходимо личное время. Эти слова были встречены по-разному. Доктор только вяло махнул рукой, пробурчал что-то насчет «волков, которых намедни видели недалеко от деревни», и налег на парное молоко, спозаранку доставленное одним из селян со словами «глубочайшего уважения». Принц, который явился-таки для принятия пищи, был слишком рассеян, чтобы вообще оценить мое смелое желание. Отличился только Борг: сначала его брови скакнули вверх, потом вернулись на место, но вслед за ними тут же пришли в движение уголки рта. Впрочем, даже если он и собирался вначале что-то сказать, то быстро передумал и заговорщицки подмигнул мне. Не знаю, какие мысли пришли в голову рыжего великана — уж не ожидал ли он, что я собрался прошвырнуться «по девочкам»? — но я не стал его разочаровывать и хитро улыбнулся в ответ. Впрочем, как стало ясно впоследствии, он был недалек от истины... Наводя ревизию в орудиях труда Гизариуса, я обнаружил массу швейных принадлежностей, что несказанно меня порадовало, но в то же время не нашел того, что мне требовалось, а именно: нескольких кусков ткани или кожи. Спросите зачем? Поскольку Борг так и не вернул подарок Мирримы, то если я собираюсь отослать ей несколько жемчужин, нужно соорудить подобный кошелечек — листья кувшинок, конечно, выглядят очень мило, но только до тех пор, пока не засохнут, а сей момент неумолимо приближался... У кого есть клочки ненужной ткани? Только у того, кто занимается рукоделием! А кто у нас в деревне занимается рукоделием? Ручаюсь, что все женщины. Жаль, что я так и не завел знакомств среди селянок... Стоп! Ну уж одну-то я знаю достаточно хорошо! Но вот как она отреагирует на столь странную просьбу с моей стороны... — Доброго дня, почтенная! — Мне не хотелось заходить в дом без приглашения, и открытое на двор окно весьма подходило для того, чтобы оное приглашение получить. Увидев над подоконником мою голову, Рина на мгновение застыла, как камень, и я даже решил, что поступил слишком опрометчиво, явившись в этот дом после столь малого промежутка времени, пока в памяти еще живы все переживания, связанные с появлением на свет старостиного внука. Но я ошибался. Мрачная тень только коснулась глаз женщины своим крылом и улетела прочь — Рина вздрогнула и смущенно улыбнулась: — Простите, я напугалась... — О, тогда спешу принести самые искренние извинения! Простите ли вы мое бесцеремонное появление? — Все, понесло. На кой фрэлл я с ней-то кокетничаю? — Ну что вы, ни к чему извиняться... — Она качнула головой. — А почему вы не заходите? — Потому что я не считаю возможным переступать порог чужого дома без согласия хозяина, — важно пояснил я. Она снова улыбнулась, на сей раз даже теплее, чем прежде. — Заходите, сделайте милость! — Вы не будете против, если... Я подтянулся на руках и перекинул ноги через подоконник. Рина приняла мой маневр вполне благосклонно. Оставшись маячить спиной в окне (на случай, если вернется муж селянки), я продолжил беседу: — Собственно говоря, не хочу отвлекать вас от забот... — Женщина недоуменно обвела взглядом комнату: в самом деле, что я назвал заботами? Мирно посапывающего в колыбели малыша? Так это же — одна радость! Шитье, отложенное при моем появлении? Для умелых рук оно тоже не составляет особых проблем... Ну да, я выразился вежливо, но несколько глупо. И в глазах Рины можно было прочитать вполне закономерный вопрос: если я что-то говорю о «заботах», так не имею ли я в виду, что оные скоро посетят этот милый дом? А от такой мысли до тревоги — один шаг, но я не дам его сделать! — Это просто дань воспитанию, которое мне позволили получить, почтенная, не принимайте мои слова всерьез. — Я вздохнул, а женщина расслабила плечи. — Я пришел попросить вас о небольшом одолжении... Так сказать, чисто по-соседски... — Одолжить немного муки или соли? — Готов поспорить, она не так уж простодушна, как кажется на первый взгляд! — Вроде того... Вижу, вы умеете и любите рукодельничать? — Немного. — Она польщенно зарумянилась. — Дело в том, что я тоже собираюсь заняться шитьем, — чуть замявшись, сообщил я. Глаза Рины чуть округлились, и я поспешил покончить с делом поскорее: — Мне нужен кусок кожи на четыре ладони — или два куска по две ладони, плотная мягкая ткань тех же размеров, нитки и обрезки кожи, из которых можно сплести шнурок... Если, конечно, это вас не затруднит... — Последние слова я проговаривал, глядя в пол и ерзая по подоконнику. Не о том, не о том мужчина должен просить женщину... вы понимаете, что я имею в виду? — Ничуть не затруднит. — Я поднял взгляд. Селянка улыбалась. Искренне, беззлобно, но слегка заинтригованно. — А... что вы собираетесь делать? — Сошью мешочек для подарка. — Есть ли смысл скрывать свои намерения? — Это подарок для девушки? — О, улыбка стала еще шире! — Да. Только не подумайте ничего такого! Она гораздо младше меня, в сущности — еще ребенок... Просто в свое время она сделала мне подарок, который меня здорово выручил, и теперь, когда подвернулась возможность, я хочу... Она смотрела на меня понимающе, немного покровительственно — в принципе, не люблю, когда на меня ТАК смотрят, но здесь и сейчас я почему-то не испытывал никаких отрицательных эмоций... — Вы умеете шить? — Не так хорошо, как вы, но на мешочек моих умений хватит, — честно признался я. Она покачала головой: — Позвольте вам не поверить. — Почему же? — Мастер он и есть Мастер, во всем, за что берется. Ай-вэй, и она туда же! — Вынужден настоятельно просить вас не использовать подобное обращение по моему адресу. — Я постарался, чтобы фраза не прозвучала грубо, но женщина не обиделась, а скорее просто не поняла мой протест. Правда, настаивать не стала: — Как пожелаете... — Поймите, у этого титула слишком глубокий смысл, чтобы расшвыриваться им направо и налево... — Я попытался сгладить неловкое молчание, повисшее между нами. — А мне думается, что я сказала правильно... Я не встречала мужчин, которые ловко управлялись бы с иглой... — Как это? Лучшие портные мира — мужчины! Да и что далеко ходить: ваш сосед, доктор, тоже частенько занимается штопкой — конечно, не одежды, а людей, но тем нужнее и значительнее его искусство! — Все так, но... Те, о ком вы говорите, избрали своими занятиями такие, которые далеки от истинно мужского предназначения. — Ну вот, угораздило же меня нарваться на местного деревенского философа! И что она понимает под «мужским предназначением»? Ох, есть у меня одна версия, но не при женщине ее озвучивать... — Что вы имеете в виду, почтенная? — Сделаю вид, что ее слова мне совершенно непонятны. Тем более что так оно и есть. Почти... — Я говорю о том, что воин не станет брать в руки иглу и нитку. — Воин? — Я хохотнул. — А я-то здесь каким боком? — Вы не походите ни на одного из нас... И на доктора — тоже. И на ведуна... А пальцы у вас крепкие, но не такие, как у моего мужа... — Она снова покраснела, видимо, вспомнив о чем-то личном. Фрэлл, какие пальцы?! А, она говорит о той, первой встрече, когда я подхватил ее под локоть... С ума сойти, какие все вокруг наблюдательные! Один я — дурак дураком... А селянка продолжала: — Ваши пальцы... Как это сказать... чуткие! — И почему это означает, что я... — Мой дядюшка много воевал под королевскими знаменами, и когда я была совсем маленькая и играла вместе с мальчишками, я слышала, как он говорил, что рука воина должна быть твердой, чтобы отразить удар, и чуткой — чтобы вовремя остановиться. — Хотел бы я познакомиться с вашим дядюшкой... — Увы, он давно уже сложил голову на полях сражений. — Сожалею. Судя по всему, он был мудрым человеком... Но все же вы приписываете мне то, чего нет... Рина хитро улыбнулась: — Я никому не раскрою ваших тайн, Мастер. Тайн? Нет у меня никаких тайн, милая... По крайней мере, о которых ты могла бы знать... — Так почему же воин не может уметь шить? — усмехнулся я. — Разве владение иглой не сродни фехтованию? Взмах, выпад, укол — все то же самое! А если взять спицы, то это еще сложнее: нужно не запутаться в собственных руках... Я качнулся с пяток на носки, сделав шутливый выпад правой рукой, закрылся левой. Рина смотрела с восхищением — еще бы, она полностью уверилась в своей правоте! Однако пора и возвращаться... — Простите, почтенная, но у меня не так много времени... — Да-да, конечно! — Она вскочила и с каким-то непонятным мне рвением начала копаться в корзинке с принадлежностями для рукоделия. Ткань и нитки нашлись сразу же, а вот за кожей ей пришлось идти в другую комнату. Наконец все было собрано, помещено в холщовую сумку и торжественно вручено вашему покорному слуге. Правда, уйти сразу же после этого мне не удалось, потому что Рина покачала головой, только сейчас обратив внимание на мой, мягко говоря, не самый элегантный вид. А что поделать, если подол рубашки приходится скручивать и завязывать узлом, а штаны — закатывать? — Да как же можно... — Что-то не так, почтенная? — Эта одежда никуда не годится! — Разве? А мне нравится... — неуверенно возразил я, но селянка была непреклонна: — Позвольте, я сниму мерки... Я подчинился — зачем обижать человека и подавлять порывы, идущие от чистого сердца? Конечно же, она ничего не станет шить — некогда, но сейчас, в эту самую минуту, она чувствует это важным и нужным — ну что ж, пусть будет счастлива! За снятием мерок нас застал супруг Рины. В первое мгновение он возмутился: как это, его жена — и с чужим мужчиной, потом — узнав меня — то ли испугался, то ли смутился и смог пробурчать только что-то вроде «здрасьте». Я поспешил откланяться, чтобы не мешать, но уже во дворе краем уха услышал причину столь раннего возвращения хозяина к семейному очагу: в лесу снова видели волка. Пожав плечами — ну, волк, и что с того? — я не преминул при первой же возможности углубиться под полог леса, скрываясь от палящих лучей солнца. В самом деле, столько дней без малейшего дождичка! Так и поля совсем пересохнут... Да что — поля! Я тоже не прочь подышать воздухом, который бывает только после сильной грозы — тем особенным воздухом обновленного мира... О, а земляника-то поспела! Я не удержался, чтобы не собрать горсточку ароматных алых ягодок. Что еще нужно для счастья: кружево листвы, мешающее солнцу обжигать глаза, сладкий сок нежных лесных даров, ровная тропинка под ногами, бегущая от одной светлой поляны к другой... Я остановился только потому, что окружающий мир показался мне неправильным. Словно часть мозаики — вполне подходящая по цвету и размеру — принадлежала совсем другой картинке, а здесь оказалась совершенно случайно, по воле руки того, кто решал головоломку... И в самом деле волк. Обычный такой волк, несколько крупнее и мощнее средних особей. Ничего особенного, разве что... Темно-серый, почти черный «воротник». Что-то знакомое... И, простите за неточность, не волк это вовсе. Волчица. А я знаю только одну волчицу в мире с таким окрасом и такими лиловыми глазами... Короткое тявканье больше походило на смешок. Тяжелый изучающий взгляд пробежался по всей моей фигуре, словно зверь прикидывал, в какое место удобнее и надежнее всего впиться клыками. Потом Складки Реальности дрогнули, являя моему взгляду персону, которую я меньше всего ожидал встретить в этих лесах. И которую (чего греха таить?) я совсем не желал видеть... Не слишком высокая, не слишком низкая, Лэни была из тех, о ком говорят: «все на месте». Пропорциональная, великолепно развитая, но изумительно изящная. Красивая? Наверное. Я никогда не воспринимал ее как женщину. Лайн’А-хари всегда была моим недругом, а пол врагов не имеет особого значения. Конечно, в Реке Времени утекло много воды, но... Вряд ли она изменила свое отношение ко мне, да и я не могу похвастаться тем же. Нет, открыто враждовать не буду — зачем? — но и доверительно-приятельской беседы у нас не получится... К моему глубокому сожалению, потому что это был единственный шанс узнать последние новости из Дома... Лиловые глаза сузились, тонкие губы дрогнули. Черты лица Лэни можно назвать резкими, но в них есть некая страстная, почти животная привлекательность. Так говорят... — Какая встреча! — Этим тоном можно было бы ранить сильнее, чем самым изысканным ядом. — Dou Джерон! Позвольте украсть несколько минут вашего драгоценного времени. Вот это называется влип. По самые уши. Как я выберусь из этой ловушки? Даже представить не могу... — У тебя дело ко мне, Смотрительница? — Думаете, я нарочно обратился к ней на «ты»? Если бы! Всему виной фрэллов этикет Дома — мне было бы гораздо легче лавировать в лабиринте вежливых условностей, но подобное поведение не дозволено. Не я придумал... Но пойти против — не могу. Будет только хуже, если меня обвинят еще и в пренебрежении традициями... — Совсем крохотное, dou Джерон, на пару минут. — Излагай. Она снова окинула меня взглядом, чуть задержавшись на лице. Знаю, что ты думаешь, дорогуша: «Как глупо! Как неосторожно! Как неприлично!». Провалиться сквозь землю от стыда? Кабы умел, давно бы уже жил вместе с червями... — Меня привела в эти края необходимость сообщить ВСЕМ членам Семьи о перемене моего статуса. — Судя по голосу, сия обязанность была весьма неприятной. В моем отношении, разумеется... — Месяц назад dou Магрит приняла мое Служение и позволила стать своей cy’rihn[13]. Ничего себе! Я не ожидал... Хотя вру. Если уж кто-то и заслуживал подобной чести, так это Лэни. Я замечал, насколько теплы отношения между ней и Магрит — возможно, именно заступничество сестры избавило меня от активных «боевых действий» со стороны волчицы. Разумеется, сама война не прекратилась, а перешла в фазу сугубо позиционной... Что ж, когда-нибудь это должно было случиться — Магрит и так сильно затянула свой выбор. Интересно, почему она колебалась? Лучшей кандидатуры, чем Лэни, не было, но время шло, а место наперсницы оставалось свободным. Есть одна версия на этот счет, но слишком наивная и глупая, посему пусть хранится в моей личной Кладовой Гипотез, чтобы не позорить меня лишний раз... Сy’rihn... Коротко и ясно. Звон стали, отводящей смертельный удар. Как же я рад за тебя, сестренка! Грустно или весело, плохо или хорошо, но ты никогда не будешь больше одна перелистывать страницы Книги Судьбы. Ответственность — огромная, но и счастье — не меньшее... Знать, что хотя бы одно сердце в мире бьется в такт с твоим... Еще одна пара глаз плачет и смеется, когда это делаешь ты... Еще одни губы шепчут в ночи нежные слова... Забавно, но сy’rihn могут быть только лица одного пола — наверное, иначе настоящего Разделения невозможно добиться. Значит, мне, например, понадобился бы парень примерно моего возраста... Эй, полно мечтать, Джерон! Тебе этот ритуал заказан — и пытаться не стоит! А как заманчиво... — Ближе, чем друг... — одними губами прошептал я. — Больше, чем брат, — торжественно закончила Лэни. Ну, не хватало еще завидовать! К чему сожалеть о том, что тебе не дано? — Прими мои поздравления. Она качнула головой, изображая поклон. И на том спасибо... — Что-то еще? — Совсем ничего, dou Джерон... Позвольте заметить, что ваш внешний облик... несколько не соответствует вашему положению... — Она смеется или плачет? Глаза могут так блестеть и от радости и от горя... А я никогда не мог разобраться в чужих намерениях и поступках... — Это — мое личное дело, ты так не считаешь? — Возможно. — Уклончивый ответ. И не ответ вовсе, а первая веточка в Гати Любопытства, которую она собирается проложить через болото моей глупости. — Если тебе нечего более сообщить, то... — В этих краях недавно была насильственно умерщвлена шадда, — задумчиво, словно в никуда, протянула Лэни. — вам что-нибудь известно об этом деле? Я постарался ничем не выдать напряжения, которое карабкалось по моему позвоночнику: — Почему ты спрашиваешь МЕНЯ? — Потому что вы питаете не самые добрые чувства ко мне и моим родичам, — сладко улыбнулась она. — Если наши отношения не сложились, это не значит, что я готов убивать оборотней направо и налево! — Да что она себе позволяет? — Направо... Налево... По диагонали через центр... — Почти мурлыканье. — Я — не убийца! — Мои глаза утверждают обратное. — Пальцы Лэни погладили воздух в волоске от клейменой щеки, и я невольно отшатнулся. — ЭТО тебя не касается! — Меня — нет. А вот dou Магрит будет весьма опечалена, когда узнает столь любопытную новость... А какая благодатная тема для светских бесед на ближайшем празднике! Если поторопиться, я еще успею вернуться к началу Летнего Бала... — мечтательно закончила она. Меня бросило в жар. Странный такой жар, ледяными иглами вонзившийся в спину... Опечалена, как же! Скорее — убита... Я даже представляю себе, что будут говорить: «Вы уже слышали? Как, еще не успели? Тогда позвольте сообщить нечто прелюбопытнейшее... Нет, вы не будете разочарованы, уверяю! Помните последнего из детей Элрит? Ну да, того самого, который стал причиной ее безвременной кончины... вы представляете, он все еще жив и даже ухитрился увековечить свой «подвиг»! Причем — на собственном лице! Если он появится в таком виде, какой будет удар для всей Семьи!» Да, примерно так и произойдет. И даже хуже — это еще пристойная версия, годная для престарелых кумушек, а молодежь постарается быть гораздо изобретательнее... Я уж не говорю о БЛИЗКИХ родственниках. То, что я наделал, — гнусно. Сам того не желая, ударил в самое уязвимое место — то, где живет память об ушедших... Я не мечтаю о прощении и не прошу его, но всегда оставалась надежда, что с течением времени страсти улягутся и мое существование будет восприниматься спокойнее... М-да, надежды рассыпались прахом. Впрочем, быть может... — Лайн’А... Не рассказывай... об этом. — Я еле смог раздвинуть губы. — Почему же? — Лиловые глаза заинтересованно сузились. — Потому что... Я прошу... — Просите? — Она усмехнулась. — Что-то ваша просьба не слишком убедительна... Я не сразу понял, что имеется в виду, но насмешливо-требовательный изгиб бровей быстро расставил все по местам. — К чему ты клонишь? — Я все еще не был уверен. Не хотел быть уверенным... — Разве вам не известно, КАК нужно просить? Пауза. Долгая и мучительная. — Итак? — Лэни чарующе улыбнулась. — Ты... в самом деле... желаешь, чтобы я... — Слова путались, падая в пустоту. — Я не смею ЖЕЛАТЬ, dou Джерон... Это ВЫ желаете меня о чем-то просить. Не так ли? Я отвел взгляд в сторону. Ну, стерва! Хотя... Я вполне это заслужил. — Если ты настаиваешь... — Мне не хотелось бы вас торопить, но время бежит так быстро... — Трель низкого голоса звучала почти ласково. Колени ткнулись в желтый ковер осыпавшейся хвои. Разве трудно уступить? Вовсе нет. Я не чувствую ничего, кроме усталости. Неужели унижение стало для меня привычным делом? Нет, не верю... А впрочем, какая разница? Я не могу допустить, чтобы Магрит стыдилась меня более, чем раньше... И приложу любые усилия, спрячусь от мира, в конце концов... Я наберусь смелости, достаточной, чтобы... Уйду, и за меня никому, никогда не придется краснеть... — Почему вы не смотрите на меня? — Сильные пальцы дернули мой подбородок вверх. — Взгляд в землю еще не означает смирение и покорность. Казалось, Лэни наслаждалась своим триумфом, но блеск глаз стал еще сильнее. Словно в уголках дрожат, но никак не решаются скользнуть вниз по ресницам слезинки... Ты хочешь, чтобы я признал свою ничтожность окончательно и бесповоротно? Решила поиграть «в Старшего Братца»? А я-то надеялся, что будет достаточно поджать хвост и зажмуриться[14]... Не вышло. Говорят: «Глаза — зеркало души». Угу. Только не твоей собственной души, а души твоего собеседника. В любой из моментов. Только когда ты один, в твоих глазах можно рассмотреть... Ведь в одиночестве ты разговариваешь с самим собой, не так ли? Как я должен поступить? Она хочет видеть покорность, но где-где, а в ее-то душе нет даже намека на подчинение, осознанное или вынужденное. Лэни никогда не подчинялась. Она всегда исполняла ДОЛГ. Если я попробую отразить в своем взгляде нечто подобное... О, нет! Во-первых, она посчитает это издевкой, а во-вторых... Еще примет этот долг на свой счет — и вот тогда я на самом деле буду чувствовать себя порядочным подлецом. Если Лэни и Магрит связаны сy’rihn, то достаточно сильное эмоциональное потрясение хлестнет по каждой из них... Допустим, волчицу мне не жаль, а вот что касается сестры... Вообще-то следовало бы передать ей «весточку»... Нет, не буду, а то выяснится, что я тоже кому-нибудь что-нибудь должен... Все, хватит пустых размышлений. Я стараюсь, Лэни! Прости, если у меня плохо получается... — Где же ваше красноречие, dou Джерон? — Совсем тихо, на грани шепота. — Пожалуйста... Не рассказывай о том, что видела. Она помолчала, изучая мое лицо, впиваясь взглядом так глубоко, словно что-то искала. И никак не могла найти. — Глупо было предполагать, что пребывание вдали от Дома пойдет вам на пользу. В вашем сердце совсем не осталось гордости... Неужели вам нечем гордиться? — Ну откуда в ее голосе скорбные нотки? Она же должна торжествовать! Лэни сожалеет? Не верю! — Почему вы не умерли? Почему вы всегда останавливаетесь у Порога и не решаетесь сделать Последний Шаг? — Она упрекает или удивляется? — Dou Магрит измучена ожиданием вашей смерти. Почему вы не подарите ей покой? — Если она и в самом деле желает, чтобы я умер, пусть скажет об этом. Я подумаю, что можно сделать. — Слова пеплом горчат на языке. — У вас не хватит духу. — Не обвинение, а печальный вывод. — Я не спешу умирать. — И не торопитесь жить... — Совсем глухо, как эхо ветра в кронах деревьев. — К чему весь этот разговор? — Я начинаю злиться. — Ты хотела увидеть меня на коленях — и увидела. Нужно что-то еще? А тебе не кажется, что это уже перебор?! — Отблески робкого огня? Даже не верится... — В голос Лэни вернулась язвительность. — Вы все-таки способны ответить на удар? Или я ошибаюсь? — Мне нет дела до твоих умозаключений, — хмуро бросил я. — Странно, вы всегда были любопытным мальчиком... Отчего же теперь не даете волю своей натуре? Забавно видеть, как вы изменились, оставаясь прежним, но изменились совсем не так, как следовало ожидать... — К чему она клонит? — Ты недовольна? — Я удивлена. — Вот как? — Весьма удивлена. Она снова сделала паузу, рассеянно пропуская блестящие черные локоны сквозь гребень пальцев. — Вы должны были поступить иначе. — Иначе? Для чего? — Для того чтобы вызвать уважение к себе. — И что же я должен был сделать? — Даже любопытно... — Точно не знаю... Но — не просить! вам надлежало ПРИКАЗАТЬ. — И ты бы выполнила приказ? — Возможно. — Уголки рта дрогнули в нерешительности, не открывая, что последует дальше — улыбка или слезы. — Значит, я опять выставил себя на посмешище? — Можно сказать и так. — Она уклонилась от прямого ответа. Почему? Как же я устал! Можно подумать, эта пытка длится не минуты, а дни... — Извини. — За что? — Лиловые глаза округлились. Да, дорогуша, я совершаю еще большую с твоей точки зрения глупость — прошу прощения... — Я не оправдал твоих ожиданий. — Что вам может быть известно о том, чего я жду и на что надеюсь? — Так тихо, что я мог бы принять эти слова за шелест листьев. — Джерон! Ты здесь? — Ну вот, только Борга для полного счастья не хватало! Ищет меня? Неужели из-за того, что селяне говорили о «волке»? Глупость какая! С чего ему тревожиться на мой счет? Впрочем, есть проблема посерьезнее... Как я объясню ему появление Лэни? И как, фрэлл меня подери, я объясню, почему она — голая?! Я негнущимися пальцами распутал узел, стянул рубашку и бросил ее на грудь женщины: — Прикройся! Поскорее, или мне до конца жизни придется отвечать на дурацкие вопросы! Она не промедлила и вдоха — тонкое полотно приняло в свои объятия точеную фигуру моей мучительницы, а я остался в одних штанах, сверкая желтушными пятнами угасающих синяков. Увидев мою «расписную» грудь, Лэни хотела что-то сказать, но в опасной близости от поляны уже хрустнула ветка под ногой рыжего великана, и волчица передумала, поскольку времени на пустые разговоры уже не оставалось. Она схватила меня за ошейник и рывком подняла с колен, умудрившись при этом прошипеть на ухо: — Вы бы еще улеглись... Для пущего эффекта! — Миг спустя ее лицо озарилось кокетливой улыбкой, а руки нежно легли мне на плечи: на поляне появился Борг. Ого! Мы готовы к бою? Кожаная куртка с нашитыми стальными лепестками и короткий секач у пояса — на кого ты собрался напасть, охотничек? Впрочем, заметив Лэни, игриво выглядывающую из-за укрытия, которое я тщетно пытался создать с помощью своего тела, рыжий верзила оцепенел, разом выкинув из головы мысли о волках, схватках и тому подобной ерунде. Надо сказать, что Лэни производит на мужчин неизгладимое впечатление, причину коего я не могу ни понять, ни объяснить. Есть что-то бесконечно притягательное в том, как она щурит глаза или проводит рукой по волосам, как изгибается, потягиваясь всем телом, — на зависть любой кошке, как играет голосом, опуская его до низкого рыка и поднимая в небо легким облачком... Никто не назвал бы ее прекрасной, но... Она великолепна. Она полна жизни, пусть — суровой и жестокой, но это — яркая жизнь. Прожитые годы не погасили костер ее сердца, а всего лишь научили до поры до времени прятать пламя за каминной решеткой. Раньше Лэни была резче и несдержанней. Раньше... Та Лэни мне просто не нравилась. Эту — я почти боялся. Возможно, на нее так повлиял cy’rihn, и она переняла что-то от Магрит... Возможно. Но мне-то от этого не легче! Вместо одной строгой наставницы я имею шанс получить сразу двух по одной цене... Как мне это не нравится, если не сказать жестче! — А ты время зря не теряешь! — Борг был удивлен до глубины души, застав меня посреди леса в объятиях женщины. Женщины, которая, судя по всему, «зацепила» его с первого взгляда. — Стараюсь, как могу. — Я попробовал ухмыльнуться, чтобы поддержать игру Лэни, которая прижалась ко мне плотнее, чем мог бы мечтать любой мужчина на моем месте. Это было не так уж легко, потому что я чувствовал, как ей больно. Еще бы — прикасаться ко мне! Можно, конечно, допустить, что волчица не в своем уме, но такую возможность я откинул сразу же: чего-чего, а здравого смысла в этой женщине больше, чем в десятке таких олухов, как ваш покорный слуга. Более того, я сознавал, что выбранная ею линия поведения — наилучшая в сложившейся ситуации. Вот только готова ли она заплатить по этому счету? И если готова, то как она решилась? Крошечные капельки пота над верхней губой и леденеющие кончики пальцев — зачем это тебе, Лэни? Ты же прекрасно знаешь, что мое общество — не для тебя! Как бы спровадить Борга поскорее, пока ты не исчерпала всю Силу? — И где ты нашел такую красавицу? — Рыжий сверлил нас взглядом. — Там больше таких нет, не надейся! — Да, таких ТАМ точно нет... — А не слишком ли ты молод для столь роскошной дамы? — Ну вот, он почти облизывается! — Если дама не избегает моего общества, значит, мой возраст ее вполне устраивает, — возразил я, начиная терять терпение. Слишком молод, как же! Да она и тебе в бабушки годится... И тут Лэни решила подать голос: — А что может предложить зрелость? — Нашла время шутить! Борг мигом приосанился, подкручивая ус: — Мне ли вам рассказывать, почтенная! Как можно сравнивать опыт с неумелым напором? Лэни заинтересованно провела языком по нижней губе: — Вы хотите сказать... — Он ничего не хочет сказать! — Мой голос прозвучал грубее, чем следовало, потому что этот балаган выходил из-под контроля. Еще мгновение, и она решит, что неплохо бы добавить к своей коллекции и этого верзилу. Разумеется, в целях улучшения породы... — Дама имеет право сравнить, — возразил Борг, плотоядным взором скользя по смуглым ногам волчицы. — Ну что же, если так... — Вы напросились! Оба! Я скомандовал Мантии: «Вуаль!», но она промедлила, прежде чем выполнить мой приказ. «Что ты собираешься делать?» Не твоя забота! «Ты заблуждаешься... Все, что требует моего вмешательства, является моей ЗАБОТОЙ...» Я хочу... Ну, в общем, мне нужно... Близкий контакт! «Так зачем же Вуаль?» Я не хочу причинить вред Лэни. «Ты опять хочешь подвергнуть себя опасности?» Какая разница?! «Никакой... Только Вуаль должна быть плотнее...» Ты сделаешь или нет?! «Как пожелаешь...» Мир подернулся привычной серой пеленой, и на сей раз она была еще темнее, чем обычно. Образ Лэни мигом лишился прежнего очарования, но... Как я раньше не замечал, насколько она беззащитна?! Я провел пальцами по шелковым кольцам волос, черным дымом окутывавших голову женщины, которая доставила мне столько неприятностей. Помедлил — всего один вдох — набираясь решимости. Фрэлл, как жаль, что я ничегошеньки не умею! Впрочем, Лэни все сделала за меня — поймала в плен мой рот и, не давая отстраниться, защелкнула замок рук на моей шее. А еще вдох спустя я едва удержался от удивленного возгласа, потому что ее бедра тугим кольцом сжали мою талию. На миг разрывая поцелуй, я сдавленно прошептал: — Долго я тебя не удержу... — А долго и не нужно, — ответила она, с новой силой впиваясь в мои губы так, что я мог бы задохнуться. Борг был потрясен. Раздавлен и уничтожен. Последним, что его добило, стали слова Лэни: — Вы не могли бы оставить нас наедине? Что ему оставалось делать? Только удалиться, признав полное и безоговорочное поражение. Едва шаги стихли и Лэни удостоверилась, что никто более не помешает нашей беседе, как я был избавлен от груза ее тела. Волчица скрестила руки на груди и одарила меня грозным взглядом исподлобья: — Как глупо! — То, что ты сделала? — Я не удержался от того, чтобы ее не подколоть. — Я имею в виду ваше поведение! — У меня не было выхода... — Я немного смутился, хотя теперь смущаться было уже не ко времени. — Прости, что я был так близко к тебе, но я принял меры... Она горестно всплеснула руками: — Меры?! Знаю я, какие это «меры»! Вуаль, да? Я пожал плечами. — И сколько раз за последнее время вы так делали? — Не очень много... С десяток, наверное... — Я не мог понять, что ее так взбесило, и даже пощечина, заставившая мою голову дернуться из стороны в сторону, не помогла прояснить ситуацию. — Десяток... Глупец! А сколько раз вы за это время поглощали чары? — Да ничего я не поглощал... — Что происходит, фрэлл меня подери?! — Запомните, раз и навсегда, — глаза Лэни полыхали, как угли, — каждая Вуаль должна быть уравновешена Поглощением! Каждая! — Но... — Вы хотите сжечь себя заживо? Что ж, тогда вы избрали весьма оригинальный способ уйти! Только забыли, что когда ваш разум сгорит, ваша Мантия будет без разбора уничтожать любые источники магии! Забыл? Да я никогда и не знал об этом... Почему от меня скрывали такие серьезные вещи? — Если Равновесие нарушится... — волчица продолжала бушевать, — погибнут многие... Сотни... Тысячи существ, владеющих и порожденных магией! Вы будете убивать и не сможете остановиться, и мир будет затоплен высвобожденной волшбой! — Ты боишься? — Ничего больше мне на ум не шло. — Я в шоке от вашей беспечности! — зло бросила Лэни. — Зачем вы на сей раз вызывали Вуаль? Я опешил. Она не понимает или... Не хочет понимать? — Но иначе... Ты могла бы пострадать... — Пресветлая Владычица! Он еще надо мной издевается! Чему вас учили столько лет? Неужели вся наука прошла мимо ваших ушей? Моя жизнь, равно как и жизнь многих других — сильных и слабых мира сего — не имеет значения, если речь идет о сохранении Равновесия! — Я так не думаю. — Вы вообще не умеете думать! Есть только два Пути: уйти или остаться, принимая как данность, что чужие жизни — всего лишь пыль у ваших ног! — Я поищу третий Путь, если ты не против. — Я улыбнулся, хотя повода для веселья не было. — Вы... Вы... вы просто невозможны! — Она в сердцах топнула ногой. — Вы снова заставили меня злиться! Вы... — Прости, пожалуйста! Я постараюсь больше так не делать. — Как же! Так я и поверила! — Она выскользнула из рубашки, готовясь принять свой второй облик. — Ты выполнишь мою просьбу? — запоздало вспомнил я, но ответа не дождался — на лесной поляне встряхнулась черногривая волчица. — Я же просил... — беспомощно выдохнул я. Лэни оскалила безупречно белые клыки, на прощание смерила меня уничтожающим взглядом и тенью метнулась в глубь леса. Миг — и не осталось ничего, что напоминало бы о разыгравшейся драме. Только рубашка сиротливым комком ждала меня на рыжей хвое... Я не торопился возвращаться, но ноги сами собой бодро шагали по лесной тропинке, чуть ли не пританцовывая. Веселыми пузырьками в крови сновало злорадство. Так вот чего вы так боитесь, дорогие и любимые родственнички! Как просто и... как странно. Если я представляю собой столь страшную угрозу для любых существ, чья жизнь проходит сразу в нескольких Пластах, то почему, фрэлл подери?! Почему я до сих пор жив? Почему меня не придушили еще в колыбели? Зачем такому чудовищу позволено ходить по земле? Как-то не складывается, не вяжется и не вырисовывается логичное объяснение происходящего, не находите? Высвобожденная из границ и форм, лишенная управления и цели магия — жуткая перспектива, так и к гадалке ходить не нужно. Магия разумная и не-разумная. Порядок и Хаос. Две стороны Зеркала Бытия. Два Пути, по которым может двигаться мир. А там, где развилка... ваш покорный слуга. Если повезет, то именно здесь, на кресте Выбора, я и останусь распятым. Если же не повезет... Жаль только, что я не смогу насладиться изысканным зрелищем в лице сумасшедшей Мантии. Хотя, если учесть, что и сейчас мы с ней — не слишком-то нормальны... И все-таки почему? Кому-то может показаться, что я излишне подозрителен. Пожалуй. Виновато воспитание, все то, чем меня пичкали в детстве и юности. «Что бы тебе ни говорили, знай: тебе говорят не всю правду...» — таков девиз, начертанный на моем гербе. Правда, еще там есть ослиные уши... Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Точнее — ни одного ответа. Ни одного готового ответа. Как мне надоело думать! Почему даже в самой простой ситуации никто не подскажет решение? ...Я уныло вожу пальцем по лакированной поверхности стола. Смотреть в раскрытый фолиант больше нет сил. Скучно. До жути. И дело даже не в том, что автор текста старался казаться умнее, чем был, и его измышления невозможно понять ни с первого, ни со второго раза... Просто — плохое настроение. И рука ноет. Просто зверски. С одной стороны, это даже неплохо: на пару недель я избавлен от такой повинности, как занятия в фехтовальном зале. Но с другой... Перелома, конечно, нет, зато я получил трещину в кости немногим выше запястья и очередное напоминание о том, насколько хрупким является мое тело. А всего-то ничего — удар. И не сильный. И меч был деревянный. И... Я, как всегда, оказался растяпой. Хорошо еще, что наставника за это не накажут (сильно сомневаюсь, что кого-то тронут мои несчастья), а то к муторной боли добавились бы угрызения совести — в сущности, он вовсе не обязан был со мной заниматься. Даже более того: он не хотел учить меня фехтованию. Ввиду полной бесполезности сего действа. Не знаю, кто его уговорил, но, подозреваю, что тут не обошлось без очень большой взятки... Магрит присела на край стола и несколько минут рассматривала мою руку, стянутую тугой повязкой. — Больно было? — Почему — «было»? — огрызаюсь я. — И сейчас болит. И еще несколько дней будет болеть. — Надеюсь, ты извлечешь урок из случившегося. — Угу. Брошу фехтовать. Навсегда. Она качает головой: — Неправильный ответ. — А каков правильный? — Решай сам. Я захлопнул книгу. Над столом закружились рваные облачка пыли. — Как я могу решить сам, если не знаю, каким образом это делается? — Учись, — пожала плечами Магрит. — Как?! — Думай. Анализируй. Просчитывай варианты. Выбирай лучшее из доступного. — Лучшее — для кого? — Для себя, конечно же. Ты и этого не понимаешь? — Не понимаю. — А вот лгать не нужно. Ложь — обоюдоострое оружие: вынутая из ножен, она рано или поздно ударит по тебе самому. — Почему вы обвиняете меня во лжи? — Не люблю такие беседы: они заставляют обнажать душу, а это куда больнее, чем любые ушибы... — Потому что так оно и есть. Никогда не лги. Никому. Или учись лгать так, чтобы твой собеседник не догадался, что в твоих словах нет и капельки правды... — Я не лгал! — Разве? — Она улыбнулась, но от этой улыбки захотелось убежать подальше. Магрит обошла вокруг стола. Я почувствовал ее дыхание на затылке, а в следующее мгновение вскрикнул, потому что тонкие пальцы сестры сдавили мое ноющее предплечье. — Не спорь, пока не научишься делать это должным образом, — голос звучал ровно и ласково. А я задыхался от боли. — За... чем? Она отпустила руку, и боль приобрела новые оттенки. — Ты пренебрегаешь знаниями. Ты плохо учишься. — Как могу, так и учусь... — Я не знаю, куда пристроить руку, чтобы хоть немного уменьшить пламя, с новой силой вспыхнувшее в том месте, куда утром пришелся удар деревянного меча. — Если бы ты был совершеннейшим дурачком, я не стала бы заставлять тебя. Но поскольку это не так... — О, Магрит признает у меня наличие умственных способностей? Надо же... — Почему ты рассеян и невнимателен? — Какая разница? — В самом деле, какая? Я ничему не научусь достаточно хорошо, и она прекрасно это знает. — Мне любопытно. — Пальцы скользнули по столу совсем рядом, и я вздрогнул. — Ищите развлечение в другом месте. — Грубо, конечно. Но больше не могу сдерживаться. До каких же пор она будет считать меня своей игрушкой? Десять лет назад я не мог возразить, потому что просто не догадывался, насколько странно и зыбко мое положение в Семье. Но время идет, и кое-что меняется. Если даже реки прокладывают новые русла в нагромождении скал, то что уж говорить о моем терпении, которое давно уже на грани истощения?! — Мне доступно больше развлечений, чем ты можешь представить.— Тон голоса не изменился: все то же спокойствие, незыблемое, как обещание встречи со смертью. — А мне недоступно ВСЕ! — Я срываюсь на крик. Бешенство, умело подогретое сестренкой, выплескивается наружу вместе с внезапно проснувшейся обидой. — Отчасти ты сам в этом виноват. Что?! Я — виноват?! Да как она... Как у нее язык только повернулся... Магрит усмехается, с легкостью прочитав мои мысли: — Прежде чем обвинять других, нужно справедливо оценить собственные действия. — Какие действия? — Вот именно — какие? Ты ничего не делаешь. Даже хуже: ты ничего не желаешь делать. — Я... — Сегодня утром ты был на волоске от того, чтобы получить серьезную рану. Исключительно по собственной глупости и невнимательности. Я молчу. В чем-то она права... Но в тот миг мне было совершенно все равно, что произойдет, хотя я и предполагал, чем закончится поединок... — Ты знал, в какое место направлена атака, но не предпринял попытки уйти от удара или остановить его. Почему? Откуда это равнодушие? Нельзя начинать поединок, если тебя не интересует результат! Хорошо еще, что ваши мечи были деревянными, иначе ты бы остался без руки... — Ну и что? Кому это интересно? Да хоть без головы! Все только вздохнут свободнее, задвинув мой труп в уголок фамильного склепа! — Никогда так не говори! — Гнев в ее глазах дрожит лавиной, готовой сорваться с горного склона и похоронить под собой все, что окажется на пути. — Я не прав? — Магрит довела меня: я рассвирепел, и все чувства слились в единую, совершенно бесстрастную ярость. Сестра молчит. — Я не прав? — повторяю еще холоднее и спокойнее. — Все... не совсем так. — Войска нехотя отступают на заранее подготовленные позиции. — Объясните. Я знаю, что ей трудно. Но я многое отдал бы за то, чтобы узнать, ПОЧЕМУ ей так трудно ответить! — Что же вы? Не знаете, что сказать? Не знаете, как солгать на сей раз? — Я могу сказать правду, но больше всех от нее пострадаешь ты. — Ну так скажите. Я не боюсь. — Время еще не пришло. — Неужели? А когда оно придет? Через год? Через десяток лет? Век спустя? Я ведь могу и не дожить до этой правды! — Доживешь. — От слова веет холодом обреченности. Но кто из нас приговорен и к чему? — И когда этот миг наступит, ты пожалеешь, что не умер раньше. — Ай, как страшно! Может, и не стоит ждать, а? Может быть, лучше сразу покончить с этой махонькой проблемой? — Ты не сможешь... — Она улыбается, но так грустно... — Почему же? Чего проще — сделать шаг с балкона! — Попробуй. И поймешь, как это трудно — уйти. Иногда — просто невозможно... ...Это был один из последних наших разговоров «по душам». Не объясняющий ровным счетом ничего. Но, признаюсь, тогда я думал, что сестра смеется надо мной, говоря, что мне не под силу прервать собственную жизнь, когда этого захочется. С тех пор прошло немало дней, и я имел счастье несколько раз убедиться: Магрит была права. Как всегда, впрочем. Я не могу поступать так, как считаю нужным. Если только не охвачен яростью. При этом, когда я стараюсь действовать «по уму», у всех, кто меня окружает, складывается впечатление, что ваш покорный слуга — изрядный тугодум. Но тут уж ничего не поделаешь: быстро продумывать все возможные варианты развития ситуации мне трудно — я ведь не могу использовать для этой цели соответствующие магические инструменты! Поэтому на принятие решения уходит так много времени, что иногда, скрепя сердце, признаешь: лучше бы это самое решение и не принимал вовсе... Если же я действую интуитивно (то есть — без приложения ума), то, что происходит, приносит очень много неприятностей... Правда, в основном — мне, а посему можно не тревожиться о том, как мои необдуманные поступки отразятся на телесном и духовном здоровье окружающих... Перелистывая страницы Книги Воспоминаний, я все больше убеждаюсь в одном: сестра пыталась направить меня по определенному пути. Но вот только — по какому? Похоже, она и сама не знала, что у нее получается... Как можно учить, не объясняя, что плохо, а что — хорошо? Зачем высыпать на меня ворох знаний, не обременяя себя пояснением, каким же образом использовать оные знания? Все-таки что-то мне пока неизвестно. Что-то простое, понятное и логичное. Что-то объясняющее, почему события, от которых бегу, все равно настигают меня. Кто-то играет мной, как куклой... Я ухмыльнулся. Что ж, мастер-кукловод, когда-нибудь ты окажешься на моем месте. Если я — всего лишь марионетка, то между нами протянуты нити, не так ли? О, я не собираюсь их рвать! Просто потяну на себя... Тогда и посмотрим, кто кем управляет! Ладно, оставим в покое судьбы мира — у меня достаточно и других насущных дел, одно из которых ожидает на террасе... Я попытался прошмыгнуть мимо Борга, но тяжелая пятерня вцепилась в мое плечо: — Кто она? — О, как серьезно! Неужели игры закончились? Жаль. Будем выкручиваться... Хотя в данный момент нет ни малейшего желания присутствовать на допросе. Тем более на собственном допросе... — Моя знакомая. Старая. — И даже очень, чтоб ты знал! Но это я говорить не буду. Незачем. — Старая знакомая? Что ж ты не пригласил ее в дом? — Место встречи выбирал не я. — Вот как... Эта женщина, откуда она родом? Я раньше не встречал таких... Разумеется, не встречал. Внешний Круг Стражи крайне редко покидает место своей дислокации. Собственно говоря, поэтому я и не ожидал увидеться с Лэни так далеко от Дома... — Издалека. — И кого, спрашивается, удовлетворит такой ответ? Уж точно не человека из «Опоры»! — А конкретнее? — Карие глаза смотрели холодно и строго. — Да не знаю я! — В самом деле ведь не знаю. И что он прицепился?! Чувствует неладное? Допускаю. Интересно, сталкивался ли он раньше с оборотнями? Если да, то почему не спросит прямо? Если нет, то никогда не догадается о причине странного тревожного томления: это лежит на самой границе ощущений, далеко за словами и мыслями — память о прошлых жизнях, проведенных в теле животного[15]. — Врешь! — Пальцы сжались еще сильнее. Новые синяки? Добро пожаловать! — Я никогда тебе не врал. — И не говорил правду. — Это прозвучало почти укоризненно. — Зачем нужна правда? Эта дама способна разбить сердце на кусочки... — Я хочу знать все, касающееся твоей знакомой. — Почему вдруг? Глаз на нее положил, да? — Ехидство прокладывает дорогу наружу. Медленно и упрямо. — Не твое дело! — О, да мы злимся? Чудненько! — А вот и мое! Что тебе нужно от моей подружки? — Ах, она — твоя ПОДРУЖКА? Признался, наконец! — Я и не скрывал. — Застенчиво хлопаю ресницами. И чем он только слушает? Или не слышит ничего, кроме собственного бешеного пульса? — Ты постоянно играешь словами! — Отчаяние и растерянность. Хватка пальцев слабеет. Ну да, играю. А что еще делать с этими странными штуками, не имеющими ни цвета, ни вкуса, ни веса? Использовать для убийства? Грубо. И — глупо. Играть — куда интереснее! Помнится, меня обвиняли в притворстве? Что ж, настал момент показать себя во всем блеске! Я плюхнулся седалищем на дощатый пол и обхватил ноги Борга. Как дерево — если бы намеревался на него влезть. Великан приоткрыл было рот, но я не позволил продолжить нотации, визгливо заголосив: — Не бейте, дяденька! Нет моей вины ни в чем! Борг окаменел, а меня начал разбирать смех. Да еще какой — форменная истерика: из глаз даже брызнули слезы. — Я в лес пошел по грибы, по ягоды... О дурном и не помышлял... А вы, дяденька, сразу с кулаками! Как сам поперек себя шире, так, значит, слабеньких обижать можно?! Я нес такую чушь, что и самому было стыдно. Но только — самую малость. Рыжий пришел в себя и попытался высвободиться из моих объятий. Куда там! Я держался так крепко, как только мог, хотя это было довольно трудно, потому что меня трясло от смеха, все больше походившего на рыдания. Несмотря на повышенные тона разговора, Борг почему-то не решался применить грубую силу и вынужден был терпеть надрывные вопли и сморкания в свои же штанины (хотя я на его месте не был бы снисходителен к подобной выходке). В самый разгар веселья мою «жалобную песнь» прервал Дэриен: — Что здесь происходит? Я осекся на полуслове, поворачиваясь в сторону подошедшего принца, и рыжий не преминул воспользоваться этой заминкой, скидывая-таки меня со своих ног. — Вы же знаете, ваше высочество, этот парень вечно паясничает... — А мне показалось, что он плачет. Принц склонился надо мной, со второй попытки нащупывая пальцами мою мокрую щеку. ...Дверной проем. Узкий. Темный. Но из него веет теплом... — Это ведь слезы? Или пошел дождь? Борг продемонстрировал мне увесистый кулак, и я ринулся успокаивать его подопечного: — ваш телохранитель совершенно прав: я всего лишь пошутил. — Неужели? Ай! — Дэриен встряхнул рукой. Той самой, на которую попали мои слезы. — Колется... Я почувствовал, что цепенею. От напряжения. Безобиднейшая ситуация, если бы не одно «но»... «Колется»? Только не паниковать! Может быть, все гораздо проще, чем кажется... Правда, я и сам в это не верю... — Наверное, вам показалось, — осторожно пытаюсь увести мысли принца в сторону. — Иногда пальцы немеют и начинается этакое... покалывание... — Немеют? Какая чушь! — Он поднес руку к лицу. Только этого еще не хватало! Я метнулся вперед, сбивая принца на пол. Дэриен повалился спиной назад, судорожно взмахивая руками в бесполезной попытке устоять на ногах — Ты с ума сошел?! — Кажется, это крикнули оба: и принц и Борг. Не сошел. К счастью... Моя ладонь сжала влажные пальцы Дэриена. Соприкосновение. Мимолетное. Но я снова чувствую ЭТО... ...Темнота, мягкая и ласковая. Ночь. Южная. Тяжелая, но эта тяжесть так приятно обволакивает плечи... Где-то там — я почти уверен — костер, готовый подарить тепло любому, кто высечет несколько искр под сложенные шалашиком поленья... Обещание покоя. Дружеские объятия... Почему же я медлю? Почему топчусь перед этой дверью? Всего один шаг... Я лечу вдоль террасы. Недолго. Приземление знакомит меня с ограждением ближе, чем хотелось бы: три или четыре столбика пробежались по спине. Левая рука весьма неудачно стукается об пол, потому что я слишком растерян, чтобы сгруппироваться. Предплечье начинает ныть. Только не снова! Я дотрагиваюсь пальцами правой руки до очага боли. Кажется, на сей раз ничего страшного... Угрюмый утес в лице Борга нависает надо мной: — Как это понимать?! — Что именно? — Я морщусь от боли, продолжая ощупывать собственные конечности. — Ты понимаешь, что ты только что сделал?! — А что я сделал? — Вроде бы все цело. Фрэлл, что со мной произошло? Что я чувствовал? Неужели... Да, вполне вероятно. Отрадно, если я прав. Хотя радоваться нечему... — Нападение на особу королевской крови с нанесением увечий карается незамедлительно. Смертной казнью. — Ну и славно... У меня будет время помолиться? — Две загадки, далекие друг от друга. Или же — связанные друг с другом теснее, чем я предполагаю... — Ты слушаешь?! — Угу, угу... — Да что он орет в самое ухо? Не до тебя сейчас, дорогой мой... Похоже, я отыскал кончик нити из спутанного мотка, и мне страсть как хочется за него потянуть... Даже думать о чем-то другом трудно... — Я говорю серьезно! — Пальцы сдавили мое горло, мешая дышать. Я поднял глаза, и Борг выругался: — Ты, часом, не блаженный? Еще слюни пускать начни... Это он к чему? А, имеется в виду, что я слишком глубоко ушел в собственные мысли! Да, признаться, в такие минуты выгляжу не лучшим образом: открытый рот и остановившийся взгляд меня не красят. — Если ты очень просишь... — Улыбаюсь так широко, как только могу. — Что я прошу?! — Рыжий еле сдерживается, чтобы не залепить мне по физиономии. — Ну, насчет слюней... — А-а-а-а-а-а... — Горло освободилось от второго, куда более тесного «ошейника». Я закашлялся, а Борг устало присел на корточки, наблюдая, как доктор осматривает принца на предмет вышеупомянутых «увечий». — И что мне с тобой делать? — Обнять и расцеловать, я полагаю. — Он, конечно, думает, что я шучу. А вот и нет! Можно обратить все произошедшее в шутку... Наверное. Впрочем, не стоит. Есть шанс кое-что исправить, и я им, пожалуй, воспользуюсь. Как бы неприятны ни были отдельным лицам мои действия... — А в лоб не хочешь? — Кулак верзилы зависает в дюйме от моего лица. — Ну, лоб у меня крепкий — пару ударов выдержит. Так что, если тебе приспичило... Борг хватается за голову. Совершенно искренне. — Нет, это просто невыносимо! Как только встречусь с твоим хозяином, заплачу любые деньги, но напялю на тебя колпак с бубенцами... — Зачем? — Я окончательно выбираюсь из паутины размышлений. — Будешь моим личным шутом! — У тебя столько денег не наберется. — Возьму взаймы! — Я за деньги не шучу. — Да неужели? — Именно! — Я гордо кивнул и поднялся. Руки-ноги целы, голова — тоже, осталось только собрать в кучку все ощущения... — Тогда будешь работать даром! — Разве ж это работа? Одно удовольствие... — Я подошел к принцу: — Надеюсь, я не напугал вас? И... помял не слишком сильно? — Немного есть... — Дэриен выглядел растерянным, но не обиженным. — Только объясни почему... — Чуть позже, если позволите... Доктор, прошу пройти со мной. — Я щелкнул пальцами и направился в сторону кухни... Присев на край стола, я посмотрел на Гизариуса сверху вниз: — Нам нужно поговорить. Серьезно и обстоятельно. — А ты умеешь так разговаривать? Серьезно, я имею в виду? — Доктор усмехнулся. — Умею, поверьте. вы еще устанете от нашей беседы, обещаю. — Ну что ж, можно попробовать. И о чем же будет разговор? — О жизни, милейший доктор, исключительно о жизни... Мне нужна информация. Подробная и достоверная. Если я получу то, на что рассчитываю, я смогу решить одну маленькую проблему. — Какую проблему? — Расскажите мне о недуге принца. — Я не стал отвечать на его вопрос. Не ко времени это. Пока. — А именно? — Мне нужно знать все. — Все?! — Я не требую от вас историю болезни, ни в коем разе: мне недосуг бродить в лабиринте лекарских терминов. Изложите факты. Коротко, ясно и четко. — С какой стати я должен это делать? — Он все еще мне не доверяет. Правильно. Но придется, доктор, придется... Спрашиваю прямо: — Вы хотите вылечить принца? Он мог бы и не отвечать — по глазам видно, что хочет. Независимо от причины такого желания. — Допустим, но... ты здесь при чем? — Если я прав в своих предположениях, — блефую, конечно: нет у меня никаких оформившихся мыслей, — можно будет определить причину болезни и попытаться устранить... Впрочем, правильнее было бы сказать: причину, по которой болезнь не проходит... — Ты хочешь сказать, что исцелишь его высочество? — Нет-нет-нет! — Я качаю пальцем перед носом доктора. — Устранить причину. Вынуть занозу. А лечить все равно будете вы, потому как я ничего не смыслю в этом деле. — Но... О какой занозе ты говоришь? — Пока не знаю. Собственно, поэтому и прошу кое-что пояснить. — Хорошо... — Он согласен, хотя и продолжает колебаться. — С чего начать? — «Кисея». Как она возникает, как протекает, как лечится. — Как возникает... — Доктор постучал пальцами по столу, собираясь с мыслями. — Болезнь начинается после укуса одной из разновидностей кровососущих мушек. Обычно наибольшее количество заболевших приходится на конец лета, когда эти самые мушки входят в период размножения. — Мммм... Принц заболел зимой, верно? — Да, и это само по себе странно... — Вовсе нет. Мушка могла впасть в спячку где-нибудь в кладовой среди продуктов, а когда попала в теплое помещение — проснулась... Так что ничего невероятного. Дальше! — Кусая, она выпускает в ранку некую жидкость, сходную по своему составу с соком черного копытника. Растворяясь в крови, эта жидкость через какое-то время достигает глаз и вызывает воспаление окологлазных тканей — образуется слизь, ослабляющая зрение. Сначала она почти прозрачна и неощутима, но примерно через неделю с момента укуса эта слизь начинает мутнеть, приобретая белесый оттенок. Если не упустить время, то на этой стадии лечение занимает всего два-три дня — достаточно небольшого курса капель... Но чем дальше — тем больше времени потребуется, чтобы победить болезнь. — А именно? — Сформировавшуюся «кисею» придется лечить практически месяц, а то и полтора. — Понятно... Как болезнь протекает дальше? — Когда слизь начинает белеть, она вызывает сильное жжение. Болевые ощущения прекращаются только когда «кисея» становится абсолютно непрозрачной. — Сколько длится жжение? — Около недели. От пяти дней. — Итак, считаем: момент укуса — неделя до начала замутнения — неделя жжения — и «кисея» готова. Недолго. Так оно и было? — Пожалуй. — Но лечить начали сразу же? — Разумеется! — И тем сильнее было удивление лекарей, когда все их попытки не привели ни к какому результату... — излагаю мысли вслух. — Это было не просто удивление, это был шок! — Понимаю вас... Как часто у принца болят глаза? — Почему ты решил, что... — Даже если я и похож на дурачка, эта загадка — не самая сложная в мире. Если вы до сих пор не справились с недугом, это значит только одно: он начинается снова и снова, проходя, возможно, через все стадии... вы наблюдали у принца улучшение зрения? — Да... Несколько раз он говорил, что начинает различать тень и свет, но... — Все возвращалось. вам это не показалось странным? — Конечно, показалось! И не мне одному! — Доктор вспыхивает. — Но никто не смог определить, почему это происходит. Возможно, те лекарства, которые мне доступны, не позволяют... — Уверен, что позволяют. Но кому-то не нужно, чтобы принц выздоровел. И этот кто-то принял необходимые меры. — На что ты намекаешь? — Конечно, напрашивается внешнее влияние... — бормочу я, потирая щеку. — Это проще всего и надежнее... Но такой вариант не проходит: я бы заметил... Значит, причина кроется где-то внутри, а не снаружи. Глубоко внутри... И, кажется, я знаю, почему ТАК глубоко... Если все случившееся — результат применения магии, то занятно, что дипломированные кудесники ничего не обнаружили... Заговор? Вероятен. Но нельзя допустить, что в нем задействованы все маги поголовно... Что тогда? «Хамелеон»? «Блуждающий огонек»?.. Фрэлл! — Я стукнул по столу кулаком, напугав доктора. — Мне нужна Те-Ма! — Тема чего? — Гизариус непонимающе уставился на вашего покорного слугу. — Ничего! Просто — Те-Ма! Теоретическая Магия! — Ну какой тупой, только посмотрите! Или он никогда не слышал подобного сокращения? — Учебное пособие для чародеев-предметников. Или... «Создание подобий», вот что мне нужно! Доктор смотрел на меня, как на полоумного. — Ты хочешь сказать... — Книги, книги мне нужны! Знания! — Но ты же не чародей... Или?.. — Я не собираюсь колдовать! Мне нужны примеры и теория построения, вот и все... вы можете помочь в этом вопросе? — Ну... э... — Гизариус помялся. — Почтенный гном через пару дней отбывает к себе домой, и я могу передать вместе с ним просьбу к архивариусу Академии... Если это так важно... — Собственно говоря, это важно только для принца, — если он хочет выздороветь, и для вас, — если вы хотите стать его спасителем. — Но ты... — О, мне — только лишняя головная боль! — Я не понимаю, — качнул головой Гизариус. — Сначала ты заявляешь, что можешь вылечить... — Э, нет! Такого я не говорил! Всего лишь — устранить препятствие! — Хорошо, устранить... А теперь утверждаешь, что тебе все равно. Как же тебя понимать? — Не переиначивайте мои слова! — Я погрозил доктору пальцем. — Мне не все равно. Просто я предвижу связанные с решением этой задачи трудности, которые целиком и полностью лягут на мои хрупкие плечи... Взгляд Гизариуса отупел окончательно. — Ты шутишь или серьезно? — Вы поняли, что мне нужно? — В целом... — А в частности? — Да, но... — Когда отбывает Гедрин? — Послезавтра поутру. — Я постараюсь определиться с запросом в библиотеку... Отлично, времени хватит! — На что тебе хватит времени? — Так вам все и расскажи! — Я показал доктору язык и поплелся на террасу за сумкой. ...Даже если бы ваш покорный слуга был замечательным рассказчиком (а в этом позвольте усомниться), делиться с кем-либо планами на оставшуюся часть дня сегодняшнего и день завтрашний — абсолютно глупая затея. Да, можно расписать доктору в красках то, как я собираюсь одновременно заниматься двумя важными вещами, но зачем? Допустим, кое-что он поймет, кое-чем проникнется, а над чем-то всплакнет от умиления. И что? Мне станет легче? Нет. Я только потеряю драгоценное время... Жемчужины рассыпались по одеялу капельками молока. Хм, а водяничка постаралась на славу: речной жемчуг довольно невзрачен по цвету и мелок по размерам, но сейчас я имел удовольствие наблюдать замечательное исключение из данного правила. Около двух десятков горошин практически идеально круглой формы, вполне подходящие для девичьих бус или головного убора. Но вот одна... Нежно-золотистого оттенка, размером с ноготь большого пальца... Сокровище, достойное короля. Ну, или принца... Кстати, о принце. Мне же надо разработать план действий, а для начала — задать вопрос одной неприятной, но осведомленной особе. Что произошло? «Когда?» С полчаса назад. «Не припоминаю...» Не смей отпираться! Немедленно отвечай! «Ничего...» Не лги! «Кто бы говорил о лжи... Ничего не было...» Ты уверена? «Это так важно?» Весьма! «Я не слежу за всеми твоими сумасбродствами...» Это не ответ. «Хорошо, скажем иначе: не произошло ничего, что могло бы повредить тебе...» Ах вот как... Спрашиваю прямо: принц зачарован? «Не имею ни малейшего представления...» Как это? Я немного растерялся. «Я не ощущаю в его Кружеве следов внешнего магического влияния...» Я тоже не ощущаю, в этом-то и проблема! Но я надеялся, что ты... «Надежда — глупое чувство...» Глупое, но приятное... Постой... Фрэлл, я, кажется, понял! «Что же ты понял?..»Мантия, как всегда, любезна, но ехидна. Расскажу непременно, только ответь: если мои слезы «укололи» его, этого достаточно, чтобы утверждать наличие чар? «Ты все упрощаешь...» Отвечай! Короткий смешок. Я жду! «Достаточно...» Но ты ничего не видишь ни на нем, ни в нем? «Не вижу...» И как же одно сочетается с другим? «Для этого ты должен вспомнить то, что знаешь о линиях Древней Крови...» Ты хочешь сказать... «Ты ведь почувствовал, верно?» Да, но... Я не совсем уверен... «Вспомни все детали и проанализируй малейшие оттенки своего состояния... Тебе помочь?» Да нет, по свежему следу я и сам справлюсь... Итак, соберемся с мыслями. Что я ощущал, навалившись на принца? Невероятное блаженство! Шучу. Впрочем, в каждой шутке... Но глупо отрицать, что какое-то мгновение мне было хорошо и покойно... Костер. Или даже очаг? Поленья, готовые запылать веселым пламенем. Нужно только разжечь огонь... Вот в этом-то и проблема. Я не гожусь на то, что стать «костровым». А жа-а-а-аль... Хотя быть предметом не хочется, а в данном случае речь идет именно о предметах. Принц — самый типичный Мост[16]. Впрочем, Мосты встречаются не так уж и часто, более того, каждое семейство, имеющее в своей родословной хоть намек на присутствие оной особенности, пользуется почетом и уважением. В определенных кругах, конечно... Итак, Кружево Дэриена идеально подходит для работы с артефактами — скорее всего, с «направляющими» — и, может быть, с амулетами. Хотя насчет последних сомневаюсь: пусть магия — та же предметная, но все-таки немного с другого бока... вы понимаете, что я имею в виду? Поясню покороче: артефакт — это предмет, обладающий специфическими свойствами, обусловленными магическим влиянием, использованным при его создании. Эти свойства могут существовать сами по себе (скажем, способность ставить щит от внешнего воздействия) или могут изменять качества той персоны, которая активирует данный артефакт (к примеру, зачарованное оружие, улучшающее навык владения этим самым оружием). Похоже на амулет? Да, но лишь отчасти. Амулет действует постоянно, поскольку соединен с Источником Силы напрямую. Артефакт же становится по-настоящему могущественным предметом только в руках Моста, а остальное время существует в качестве обыкновенной зачарованной вещицы с интересными, но довольно посредственными свойствами. Обычный человек вполне может им пользоваться, но это все равно, что плавать по заболоченной речушке на большой штурмовой галере... Как правило, сам по себе артефакт не может иметь большой запас Силы — этого довольно сложно добиться, хотя встречаются умельцы — и вот тут на сцену выходит личность, которую ласково называют «Мостик». Конечно, такие люди в полной мере могут проявить свои врожденные особенности, только заполучив в руки грамотно сделанный артефакт, но даже грубая поделка представляет собой достаточное искушение... «Мосты», если сказать по-простому, насыщают магический предмет Силой (на самом деле все несколько сложнее, но не имеет особого смысла останавливаться на подробностях), и заложенное в артефакт Кружево-заклинание по ходу дела, многократно усиливаясь, «оживает»... Занятно — встретить этот феномен вот так, случайно... Возможно, он не единичен в роду. Значит, королевская семья пестует эту линию Древней Крови? Любопытно, ради какого артефакта? Могу смело спорить на что угодно: предмет давнишний, сильный и жутко необходимый. Вот только что он из себя представляет? А впрочем, эта деталь понадобится мне много позже, если я решу докопаться до причин, следствие которых наблюдаю. Может, попроситься в «Скальпель»? А что, все задатки налицо, особенно умение попасть в самый центр паутины... Бэ-э-э-э-э! Ну что, я прав? «Да, принц — Мост...» Почему ты раньше не соизволила мне об этом сообщить? «А зачем?» Просто для общего развития! «Я опасаюсь загромождать твой разум столь мало необходимыми сведениями...» Ах, какая забота! Могла бы и сказать — тогда я раньше сообразил бы... «Все, что случается, случается в свое время... Не следует торопиться...» Ты так думаешь? А мне вот кажется, что следует. Если я могу избавить принца от болезни, нужно постараться сделать это как можно быстрее, пока не произошли необратимые изменения... «Изменения — чего?» Его души, глупая! «Что тебе до его души?» Ну... Мне очень не хотелось бы узнать, что он стал угрюмым и жестким человеком. «Возможно, недуг, напротив, сделает его лучше...» Да уж! Если бы я каждый месяц сходил с ума от боли, мой характер стал бы просто чудовищным! «А разве ты не?..» Еще и дразнишься? Как некрасиво! Не буду больше ничего рассказывать. «Можно подумать, это нужно мне...» Но тебе любопытно, не отрицай! «Я не умру, если не выслушаю твои путаные откровения...» И вовсе не путаные! Я надулся, и Мантия поспешила пойти на попятный: «Да, признаю: за прошедшие годы ты научился плести логические цепочки... Но они не всегда получаются ровные и красивые, верно?» Не всегда. Зато всегда — крепкие. «И что же ты придумал?» Я понял, почему не удается обнаружить магическое влияние. Его попросту нет! «А ты не противоречишь себе?» Нисколько. Когда Дэриен почувствовал укол моих слез, ты наблюдала возмущение Силы? «Нет...» Именно! Никакого возмущения не было, потому что слезы среагировали на фрагмент спящего заклинания! «Неужели?» Как бы это поточнее сформулировать? Взаимодействие было кратковременным и довольно слабым — это означает, что объект содержал в себе очень малый объем магии. Поскольку возмущения Сил не наблюдалось, объект «спал». То, что это был именно сон, а не более глубокое бездействие, я уверен: «мертвое» заклинание распадается очень и очень быстро, даже если речь идет о вполне обычном человеке, а уж что касается Мостов... Кстати, а почему оно «спит»? Потому что «кисея» вновь достигла финальной стадии? Очень похоже. Так вот как неизвестный чародей перехитрил магических ищеек: он разбил заклинание на фрагменты, которые основную часть времени своего существования просто спят. Зато, как только лечение приносит свои плоды, срабатывает некий сигнал, кусочки чар притягиваются друг к другу, заклинание просыпается, работает некоторое время — думаю, счет идет не на часы, а на минуты — и болезнь снова возвращается на место. Интересно, каждый раз это происходит одинаково, или заклинание настроено на несколько вариантов «пробуждения»? Итак, моя версия имеет право на жизнь? «Вероятно... Она ничуть не хуже любой другой...» Могла бы и похвалить! «Насколько ты прав — и прав ли вообще — можно будет выяснить, только поймав это заклинание...» Согласен. Но что для этого понадобится? «Соблюдение правил... Совпадение обстоятельств...» Фрэлл, как же мне нужны книги! «Да, немного теории не помешает...» Или попробовать обойтись своими силами? «Не боишься навредить?» Боюсь. «Тогда не зацикливайся на поиске решения... Держи мысли чуть в стороне, время от времени возвращаясь к проблеме... Тогда ты сможешь очистить свой Путь от мусора сомнений и лишних деталей...» Спасибо за совет. Постараюсь ему последовать. И даже скорее, чем ты думаешь, — с моими темпами день на то, чтобы соорудить пристойный кошелек, — это слишком мало! ...Я успел. Благо работа над упаковкой для подарка способствовала очищению разума от суетных раздумий — у меня не было повода переживать о принце, его болезни и исцелении. В назначенный час Гедрин получил запечатанное письмо, которое надлежало в ближайшем городе переправить посредством магической почты в некую Академию, библиотекой коей ваш покорный слуга собирался воспользоваться. А когда Гизариус и Борг попрощались со своим собутыльником и удалились на порядочное расстояние, я протянул гному «посылку». — Мне, право, стыдно обременять вас еще одной просьбой, но не вижу других возможностей... вы не могли бы передать этот маленький подарок одной особе? — Особе? И где мне ее искать? — Гедрин несколько растерялся, и я поспешил его успокоить: — О, думаю, для вас это не составит труда... Дело в том, что она принадлежит к Вашему племени. Клан Хранителей Гор вам известен? Гном ухмыльнулся: — Положим, известен. И кому же предназначается подарок? — Ммм... — Я помедлил, вспоминая внешний вид своей знакомой. — Она молода, возможно, еще несовершеннолетняя... Светлые волосы, светлые серо-голубые глаза — вряд ли ее можно с кем-то спутать. Характер... живенький. За словом в карман не лезет. И отчаянно нуждается в присмотре. — Кажется, я догадываюсь, кого ты имеешь в виду. — Улыбка гнома стала еще шире. — Случаем, ее имя — не Миррима? — Совершенно точно. — И что ты хочешь ей передать? — Да так, безделицу... — Можно взглянуть? — Как вам угодно. — Я пожал плечами. Гедрин ослабил шнурок и растянул края кошелька. Спустя мгновение я услышал его восхищенный вздох: — Безделица, ничего не скажешь... Парень, это же целое состояние! — Разве? — Одна к одной... Щедрый подарок — не всякий король способен на такой широкий жест. Ты, наверное, не знаешь цены этому жемчугу? — Почему же, знаю. До последнего «быка», конечно, не сосчитаю, но все вместе эти горошины вполне потянут на пару сотен «орлов». Может быть, даже на «дракона». — И ты просто так даришь несметное богатство сопливой девчонке? — Он был поражен. До глубины души. — А что? Судите сами: мне эти цацки вообще ни к чему, так зачем же над ними чахнуть? Лучше отдать тому, кто сможет ими воспользоваться... Девушки ведь любят наряжаться, верно? Вот пусть и сделает из них ожерелье или еще что — жемчуг подойдет к ее глазам... вы выполните мою просьбу? Гном снова затянул шнурок и спрятал кошелек за пазуху. — Выполню. Хотя скажу честно: не заслуживает девчонка такого подарка... — Почему же? Вы хорошо ее знаете? — Я подозрительно сузил глаза. — Не так чтобы хорошо... — Гедрин покачал головой. — Но имел несчастье принимать в своем доме... Сущее наказание! Я улыбнулся: — Да, но очень милое наказание, не находите? Он хмыкнул: — Кому как... Ну, мне пора в дорогу! Через сутки-двое твое письмо полетит по назначению. А что касается подарка... — С этим можно не торопиться, почтенный. Более всего жемчуг подошел бы к Празднику Середины Зимы — ведь нужно время, чтобы превратить его в нечто пригодное к ношению. У вас есть на примете хороший ювелир? — Найдем, не волнуйся! — Он хлопнул меня по плечу. — До встречи! — Вы рассчитываете вернуться? — удивился я. — А может быть, ты посетишь мое скромное жилище? — Это вряд ли... — вздохнул я. — Ну, ничего: можно встретиться и на нейтральной территории, верно? — Договорились! На прощание гном стиснул мою ладонь сильнее, чем этого требовало вежливое рукопожатие. Пришлось ответить ему в том же духе — правда, боюсь, что моя попытка не шла ни в какое сравнение с его стальной хваткой... Сутки-двое... Положим еще время на подбор литературы и выбор способа ее доставки заказчику — и сколько получается? Неделя или больше? Я готов был сгрызть все ногти от нетерпения. Мучительно — ждать, если ты знаешь, ЧТО нужно делать! А я знал и с каждой минутой все больше убеждался в правильности построенной логической цепочки. Все упирается только в одно: не совсем ясно, КАК это делать, чтобы не усугубить положение... А ведь испортить — гораздо проще, чем поправить, и это особенно верно в тех вопросах, которые касаются вашего покорного слуги. По жизни я — вынужденный теоретик. Конечно, это не страшно и временами даже забавно, но... Вот, сами посудите: нанести укол можно и иголкой, и копьем, только дырки будут отличаться размерами и произведенным эффектом. Точно так же и со мной: я обладаю возможностью разрушать Кружева, правда, мои способности больше приспособлены для того, чтобы «рвать», а не «расплетать». Заточены, так сказать, исключительно под себя, любимого... Нет, я не против — я рад этому! Но сейчас необходимо будет осторожное и исключительно точное вмешательство... А может быть, не стоит? Если я задену своими граблями хрупкие Нити Моста, где гарантия, что принц не будет покалечен? В конце концов, он — не подопытное животное! Я не имею права рисковать его здоровьем... И его жизнью, если уж на то пошло. Или — имею? Формально... да. И это даже не право, это... Нет, я никогда не соглашусь! Признать своими еще и ЭТИ цепи? Не дождетесь! Должно произойти нечто невероятное (причем как внутри, так и снаружи), чтобы я принял к исполнению... Фу, не буду об этом думать! Пусть все идет... куда подальше. ...Кстати, неделя пролетела быстро, спасибо доктору: он всерьез взялся за расширение моего кругозора в области трав, произрастающих в окрестностях усадьбы. Не скажу, чтобы сей предмет казался мне интересным и полезным, но время убивает — великолепно! Например, выяснение внешних различий между четырьмя весьма похожими друг на друга цветочками повергло меня в полнейшее уныние. Заворотник, отворотник, приворотник и выворотник — допустим, названия говорят сами за себя, но как, скажите на милость, отличить друг от друга эти чахлые стебельки и бледные брызги бутонов? Ах, у одного листья слегка заостренные, а у другого — чуть лохматятся? Здесь оттенок лепестков ближе к розовому, а там — к желтому? Увольте! Я не вижу разницы, даже изрядно напрягая глаза. Я — не травник и никогда им не стану, и все эти корешки, листики, тычинки, метелочки и фрэлл знает что еще — не мое! Надо отдать должное Гизариусу: он не оставлял надежду вдолбить мне хотя бы азы столь занимательной, по его мнению, науки. Я был готов сдаться, но никак не мог заставить себя ПОНЯТЬ. Вообще-то знаю, в чем главная проблема: на любое усвоение знаний мне требуется время несколько большее, нежели кажется моим преподавателям. Не с первого и не с пятого раза проникнусь, но когда насильно вбитые знания улягутся на свое место, очень может быть, что я даже смогу применить их по назначению. Если не похороню на том чердаке, куда сваливаю весь хлам, равно приобретенный потом и кровью и полученный даром... — А вот здесь, видишь: тонкая каемка на листе? Она имеет более насыщенный цвет, чем остальные части растения... — Гизариус сел на своего любимого конька, обнаружив между грядок очередного нежданного гостя. Как прозывается сие чудо природы, я не уяснил, поскольку не ставил себе целью запоминать все дурацкие названия с первого раза. — Так перекапывать или нет? — Меня куда больше интересовало, придется потеть до обеда или можно убраться в тень. — Нет, ну что ты! Его обязательно нужно пересадить. Какая удача: я только собирался отправиться к реке, чтобы поискать несколько ростков, а он сам ко мне пришел! Я вздохнул. Удача, конечно. Пришелец из поймы, да? Страшно подумать, сколько еще таких «сюрпризов» принесут мои «рыбные» дни! Наверняка водяничка притащит на себе семена всяческой зеленой гадости... А рыба была вкусная! Мы запекли ее на углях и целый вечер наслаждались сочным, слегка подкопченным мясом... О, уже и слюнки потекли! Что-то вдруг кушать захотелось, а доктор, как назло, зарылся в свое сено. Как бы его отвлечь? Но мне не пришлось ломать голову над этим вопросом — все решилось само собой. Воздух на мгновение застыл, словно замороженный, а потом колючей щеткой вздыбил волосы на затылке. Как не ко времени! Мало того, что я проголодался, так еще кто-то совсем рядом играется магией... Я сглотнул, стараясь унять дрожь в кончиках пальцев. Спокойнее, Джерон, спокойнее! Дыши глубоко и ровно — и плюнь на всех и вся, наконец! Ты помнишь, кто ты такой? Хм, забыть трудновато... Есть ли что-то невозможное для тебя? Вообще-то да, и не один десяток вещей... Зато ты можешь то, чего от тебя никто не ожидает! Ну да, в первый раз... Иногда достаточно и одного раза! Понял, понял... Беру себя в руки и концентрируюсь. Итак: что у нас имеется в наличии? Три очага Возмущения Силы. Совсем рядом, можно сказать... Во дворе! В самом деле, трое. Строгий «обратный клин» — острием назад, и на этом самом «острие» — единственная, не посчитавшая нужным менять облик. Да, собственно, ей это и не требовалось: два фланговых зверя надежно перекрывали своими телами возможные направления враждебной атаки. И потом, кому-то же нужно вести переговоры! Однако... Появление шадды в Западном Шеме еще тогда показалось мне несколько странным событием, но то, что я вижу сейчас, — просто ни в какие ворота не лезет! Мало того, что посреди двора замерли статуями две кошки — третья, «необернувшаяся», щеголяет предметом, который мне не доводилось видеть иначе, как на гравюрах в библиотеке... Тяжелое золотое ожерелье, составленное из крупных пластин, на каждой из которых выкованы Знаки, описывающие заслуги Рода. Свита шадд’а-рафа[17]. Какая честь! Да и женщина — не последний воин в этой свите: взрослая, даже слишком взрослая для того, чтобы быть «острием». Сухая, жилистая, переполненная спокойствием — так спокойны только ветераны, которые имеют право хлопнуть по плечу и назвать подружкой саму Смерть. Длинные русые волосы заплетены в сотни косичек, плотным шлемом облегающих голову. Тусклые желтые глаза кажутся совершенно безжизненными, но как обманчиво это впечатление! Церемониальная туника невесомыми складками ласкает тело. Хм, что же все это означает? А впрочем, к чему гадать: сейчас я и так все узнаю... — Что заставило гордых Дочерей Аддары ступить в пределы человеческого жилища? — Я отряхиваю руки, переходя с огорода на двор. Доктор сопит где-то за спиной. Женщина щурится, удивленная приемом: право же, странно встретить в чужом краю того, кто знаком с обычаями Песчаного Племени так хорошо: — Дело Семьи, kellyn[18]. О, польщен. Несказанно польщен. Приятно поговорить с умным человеком! Ну, будем считать ее «человеком», пока она не докажет обратное... — В чем же заключается сие дело? С одной стороны, она не обязана говорить, но с другой... Она ведь пришла именно за этим, не так ли? — Стало известно, что в этом доме скрывается человек, явившийся причиной гибели нашей сестры. Шадд’а-раф желает выяснить обстоятельства происшедшего. Лично Глава Семьи? Либо убитая шадда принадлежала к Старшим Ветвям, либо причина его заинтересованности кроется совсем в другом... В чем же? А все-таки хорошо, что я имел удовольствие несколько дней назад беседовать с Лэни — вот уже и явление шадд’а-рафа по мою душу не удивляет... — Вам известны приметы человека, совершившего проступок? — на всякий случай спрашиваю я. — Тот, кто отправил нашу сестру за Порог, должен быть хорошо знаком с традициями и особенностями Живущих-На-Две-Стороны. — Она улыбнулась. Одними глазами. Слегка угрожающе, но уважительно. — Этого слишком мало, чтобы опознать виновного. — Возвращаю ей улыбку. Она знает, что я знаю, что она знает: лишние слова уже ни к чему, но... — Если этого будет мало, нам поможет человек, несущий на своем теле свидетельство встречи с нашей сестрой. — Женщина не пытается меня напугать или обеспокоить: просто честно сообщает об имеющихся на ее стороне преимуществах, и это лишний раз убеждает, что она относится к вашему покорному слуге как к достойному противнику. Ай-вэй, как дурно! Неужели этот недоучившийся маг умудрился попасть к ним в лапы? Да за что же мне такое наказание?! Постойте-ка, а почему, собственно, Мэтт оказался в этих краях? Если шадды выследили его... Куда он направлялся? Нет, я не хочу в это верить! ОН несет мне КНИГИ?.. Впору грязно выругаться. Ох, когда выясню, кто его отправил с этим поручением, оная персона узнает о себе много нового! — Надеюсь, ему не причинили вреда? — Ни в коей мере. Но не могу поручиться, что он останется невредим, если мое поручение не окажется выполненным. — Женщина продолжает говорить предельно вежливо и доброжелательно. Намек понят. Что ж, придется потолковать с твоим повелителем, дорогуша... — Что происходит? — шепчет доктор. — Ничего серьезного. Пока, во всяком случае. — Не думаю, что такие слова могут успокоить, но других я предложить не могу. — Им нужен... убийца? — В голосе Гизариуса проскальзывает напряжение. — Убийца? Обвинение еще не прозвучало, так что есть шансы... — Я в задумчивости куснул губу. Шансы есть, но только какие? Я смогу доказать, что всего лишь оборонялся? Возможно. А возможно, что не смогу. Дивное колебание между «жить» и «умереть»... вам нравится это ощущение? Меня оно просто бесит! — Пожалуйста, верните мне Знак. — Да, конечно. — Доктор спешит в дом, а я продолжаю разглядывать кошек. Нужно же чем-то занять время? А шадды-то — королевские! Темно-рыжие полосы на спине, с легкой краснотой по краям — это не просто свита, это Охотники, рожденные для сражений. Да, вживую они выглядят куда эффектнее, чем на картинке... — Стой где стоишь! — Эй, а это еще зачем? Он что, с ума сошел? Борг поднял взведенный арбалет, целясь в женщину. Фланговые кошки чуть заметно вздрогнули и переступили с лапы на лапу, готовясь сменить позицию. Кретин! Я встал на линии выстрела, закрывая шадду собой. — Не дури! — В карих глазах пылает пламя тревоги и досады. — Ты хочешь совершить непоправимую ошибку? Я не могу этого позволить. — Я стараюсь говорить ласково, как с ребенком или больным. — Ты защищаешь этих... животных?! — Недоумение и непонимание. — В данный момент я защищаю только тебя. И тех, кто еще находится в этом доме. Опусти оружие, Борг. Прошу тебя... Он медлит. Надо отдать рыжему великану должное — за время раздумья его рука ни разу не дрогнула. Он и в самом деле не имел удовольствия сражаться с оборотнями. Метаморфа арбалетный болт не задержит, даже будь он из чистого серебра — на таком малом расстоянии пройдет через тело насквозь, и, спрашивается, зачем вообще тогда стрелять? Положим, рана затянется не сразу, но и серьезного вреда не причинит, только разозлив кошку... Конечно, ЭТИХ кошек разозлить труднее, чем можно предположить, но я бы не хотел на собственной шкуре испытать боевую ярость шадды... Даже если учесть, что мне оная ярость не опасна. Смогу ли я их удержать? Наверное, при случае. Но что-то не хочется пробовать... — Прошу, поверь мне... вам опасность не угрожает: им нужен только я. Успокойся! — Еще ласковее, еще нежнее. Эх, если бы я умел владеть голосом, как Магрит, все бы уже сидели кружком и мурлыкали... Вряд ли он поверил или успокоился, но арбалет опустил. — Ты уверен? — Вполне. — Вру, конечно: в чем здесь можно быть уверенным? Доктор наконец-то вынырнул из глубин дома и, прерывисто дыша, сунул мне в ладонь ажурную пластинку. — Да что с вами со всеми? — притворно изумился я. — Ничего страшного не будет: я всего лишь прогуляюсь с этой милой женщиной, делов-то! — Эта «милая женщина» может разорвать тебя на кусочки и вздохнуть не успеешь. — Гизариус смотрел мне в глаза то ли жалобно, то ли настаивающе, словно пытаясь повлиять на мое решение. — Может, — согласился я. — Но совсем не обязательно будет это делать. И совсем не обязательно, что я позволю ей это сделать. — Не переоценивай свои силы, как бы велики они ни были. — Да он волнуется? Ничего себе новость... — Не беспокойтесь на сей счет, доктор. В данном случае я знаю, на что способен. Все будет хорошо. — Удачи. — Услышав столь искреннее пожелание, я криво усмехнулся. При чем здесь удача? Только холодный расчет и бесстрастное приложение сил — более мне ничего не нужно. Пока дело не дойдет до драки. А впрочем, именно в драке перечисленные мною вещи будут особенно полезны... Шадда подошла ко мне, отстегивая от подола туники тонкий шнурок. — Ты знаком с правилами? — Разумеется. — Я протянул ей скрещенные руки. То, что она проделала дальше, меня немного удивило. В принципе, конечно, стянутые шнурком запястья — не более чем ритуал, так сказать, признание того, что я отдаю свою жизнь в распоряжение шадд’а-рафа, но... Никто не мешал ей связать меня по-настоящему. Более того: я бы понял и не стал протестовать. И все же плетеная кожа была обвита вокруг моих рук и завязана только на один слабый узел — единственно, чтобы не упасть, да и то мне пришлось подхватить пальцами концы шнурка, иначе я потерял бы его после первого же десятка шагов... ...Кошки замерли у входа на мост, а я прошел дальше — до середины, где меня ожидали двое. Любопытно, почему выбрано именно такое место? Проточная вода как защита от Темной волшбы? Занятно, но совершенно необоснованно. Или же они опасаются вовсе не меня? Что ж, тогда могу понять: в таких местах нежелательное наблюдение легче всего пресечь... Двое... мужчин. Наверное. По крайней мере, один — точно мужчина: совсем молодой паренек, только-только вступивший в период зрелости. Мощный, ммм... загривок. Да и все остальные части тела — моих там поместится штуки по две. Особенно если я недельку-другую поголодаю. Прямые русые, с вкраплением рыжеватых прядей, волосы — длиной почти до пояса. Роскошно, ничего не скажешь! У Низших оборотней шерстка вообще хороша — что в зверином, что в человеческом обличье... Глаза — темный янтарь, в глубине которого мечутся яркие чувства. Простая серая туника меня не обманула — этот молодец занимает высокое положение в Семье. Но шадд’а-раф — не он. Ни по возрасту не подходит, ни по... уму. Скажем даже так: слишком суетный. Разум того, кто отвечает за благополучие Рода, должен быть очищен от копоти мелочных желаний и обжигающих брызг непокорных чувств. Второй... Высокий, широкоплечий, с головы до ног закутанный в грязно-серую накидку. Я даже не могу расслышать его дыхание... Но гадать — нет времени. Я бросаю Знак под ноги оборотням. Металлическая пластинка жалобно звякает, несколько раз подпрыгивая на тесаных бревнах. Молодой самец гневно раздувает ноздри: — Неужели столь невзрачный человек мог победить Охотницу в честном поединке? Наверняка ты нанес подлый удар! — Не тебе указывать мне, что подло, а что — благородно. — Усмехаюсь, показывая зубы. Хочешь сразиться со мной? Только не надорвись! — Я поступил так, как счел нужным. — Не слишком ли ты дерзок — в твоем-то положении? — Как мне не нравится подобное самодовольство! Он искренне уверен в собственном превосходстве? Если так, то очень жаль, но сегодня шадд’ар[19] узнает, что не стоит дергать за хвост спящего дракона... — Дерзок? Я пришел по собственной воле, приняв любезное приглашение шадд’а-рафа. Разговаривать с кем-либо иным мне не обязательно. — Ты скажешь все, что я захочу услышать! — Почему? — Слегка расширяю зрачки. — вы, люди, очень переживаете за судьбу себе подобных, не правда ли? — Он старается говорить вкрадчиво, но лишь выглядит смешным. — И что же из этого следует? Он передергивает плечами, и на другой стороне моста появляется Мэтт в сопровождении еще двух кошек. Выглядит маг несколько жалко, и я вполне могу понять почему: опять прошляпил нападение. Всыпать бы ему по пятое число... А что, и всыплю! Когда выберемся из этой ловушки... Я устало облокотился о перила и зевнул: — Право, эта ситуация начинает утомлять... К какому решению ты пытаешься меня склонить? — Я всего лишь хочу, чтобы ты понял: не стоит дерзить и отпираться. — Он довольно растянул губы в подобии улыбки. — Не вижу, почему я должен подчиниться твоим требованиям. — Одно мое слово, и этому человеку будет... очень больно. — И? — Тебя не заботит его участь? — Нисколько. — Я говорю чистую правду: мне нужны книги, а не этот белобрысый недоучка, уже второй раз втравляющий меня в неприятности. Шадд’ар несколько удивлен. Я бы даже сказал, что он растерян. Впрочем, сам виноват: если уж взял в руки скользкие иглы шантажа, будь осторожен — вполне возможно, что у твоего противника кожа толще, чем кажется... — Странно... Мне известно, что человек, когда спасает жизнь другого человека, чувствует себя ответственным за него... — А с чего ты взял, что я — человек? Он хмурится, пытаясь осознать услышанное и заглянуть внутрь вашего покорного слуги. Бесполезно. Возможно, кое-какие ощущения ему доступны, но котенок не понимает, что именно чувствует. Тут я помочь не могу: пока не испытаешь наяву то, о чем тебе долго и упорно рассказывали, не поймешь. — Позволь этому человеку продолжить его путь, и, так и быть, я отвечу на несколько ТВОИХ вопросов. — Мне немного жаль попавшего в тупик шадд’ара, и я стараюсь сгладить хотя бы один острый угол. Но мое снисхождение мгновенно воспринимается как признак слабости: — Значит, тебе все-таки небезразлична его судьба? — Я уже отвечал на этот вопрос, если припоминаешь... Сей человек не причастен к смерти вашей сестры. Или ты хочешь заставить страдать невиновного? — Его тело хранит след удара! Он вступил в поединок с Охотницей! — Я бы назвал это избиением... — Я ухмыляюсь, вспоминая подробности. — Возможно, и он повинен в ее гибели! — В своей гибели она виновата сама! — отрезал я. — Никто не вынуждал ее принимать бой! Никто не мешал ей отступить! — Почему она должна была отступать? Перед кем? Перед жалкими людьми? — Что может знать о людях котенок, только-только расставшийся с молочными зубами? — Я вовсе не хотел его обидеть, но не рассчитал силу слов: парень бледнеет и из человеческого (пока) горла доносится глухой рык. Мои виски начинает сдавливать предчувствие смещения Пластов. О, да он сейчас «обернется»! «Именно так...» И что мне делать? «А зачем что-то делать вообще?» Но... «Все будет сделано за тебя — только не промахнись, нанося удар...» Я не хочу его убивать. «А вот он — не против того, чтобы убить тебя...» Вижу. Послушай, а если... «Вся — внимание...» Я ведь свободно могу перевести его из одного облика в другой, да? «При условии, что его агрессия направлена на тебя...» Ну, агрессии — хоть отбавляй! Так почему бы... «Интересная мысль...» Ты... уже поняла, что я хочу проделать? «Это будет забавно... Есть только одно неудобство...» Какое же? «Чтобы контролировать процесс, тебе нужно стать его частью...» Что ты имеешь в виду? «Ты будешь чувствовать все то, что чувствует он...» И в чем проблема? «Это... не очень-то приятно...» Для Низшего оборотня — наверняка. А что касается меня... «Поверь, тебе тоже будет нехорошо...» Ничего, переживу. Я не хочу калечить этого парня — просто нужно преподать маленький урок, который научит его в дальнейшем уважительно относиться к старшим. «Как знаешь...» Перепалка с Мантией длилась всего несколько мгновений — ровно столько, сколько заняло Обращение шадды. Подушечки сильных лап оторвались от бревенчатого настила моста — длинное тело упруго взмыло вверх и вперед, направляясь в мою сторону... И на долю секунды замерло в воздухе, чтобы рухнуть мне под ноги комком боли. Когтистые пальцы Мантии вонзились в поле магии, окружающее оборотня, и заиграли отчаянно дикую мелодию, используя потоки Силы вместо струн. Шадд’ар оказался заперт между Пластами: ни на Той стороне, ни на Этой. Очертания тела плавились и текли, снова и снова пытаясь принять хоть какую-нибудь форму, но я не позволял ожившей плоти застыть в одном из двух Обликов. Кстати, это было не слишком нестерпимо: физической боли почти не чувствовалось — так, мелкие брызги. Зато что касается душевного равновесия... Оно забилось в корчах. Я не хотел мучить парня — сам напросился. Но, видя и почти ощущая его страдания, ваш покорный слуга страдал не меньше. Пусть и от своей собственной боли. Лукавая Мантия снова не сказала главного: в прерванном Обращении страшна именно Незавершенность. Недоделанность. Ты перестал быть кем-то одним, но... Ты не смог стать и кем-то другим. Ты — ничто. Заготовка. Кусок мрамора, которого никак не коснется резец. Шмат глины, оставленный гончаром «до лучших времен». Недописанное слово в снежной пустыне чистого листа. Ты знаешь, каким ты был задуман, и знаешь, кем ты мог бы стать — но ты мечешься Между... Ты беспомощен. Ты — сломанная кукла в руках ребенка, который не ведает, что даже у кукол есть сердце... Я стою, твердо и прямо. Шадд’ар корчится у моих ног в судорогах. Я чувствую себя палачом, потому что прекрасно знаю: для оборотня нет кошмара хуже, чем не довести до конца трансформацию. Хотя бы один раз у каждого из них происходит «срыв», и хорошо, если рядом окажется терпеливый и опытный наставник, который поможет покинуть Лабиринт Меж-Реальности... И больше всего подобная неудача врезается в память, если происходит не в раннем детстве, а в юности, когда сознание сформировано полностью, но еще чрезмерно уязвимо и хрупко. Я видел пару примеров... Кстати, мальчик покончил с собой... Наверное, я злюсь — чем иначе объяснить этот бесстрастный садизм, ударяющий по мне самому? Да, злюсь. Драная кошка посмела встать у меня на пути именно в тот момент, когда я сильно-сильно захотел кое-что сделать. Опрометчивый шаг. Конечно, нечестно так поступать, он ведь не может ответить мне... И все же нужно его поучить: я могу позволить себе недооценить противника — просто в силу того, что все, связанное с магией, не несет для меня прямой опасности, а вот он... Надо остудить его пыл, пока кто-нибудь более нетерпеливый и менее великодушный, чем я, не помог ему успокоиться. Навсегда... Тяжелее всего — разделить сознание. Я вынужден контролировать сразу несколько горизонтов: оборотней, занявших круговую оборону по обе стороны моста, сходящего с ума шадд’ара, разрывающегося между двумя своими ипостасями, и... самого себя. Пожалуй, самый главный объект среди перечисленных — ваш покорный слуга. Если я утрачу контроль над собой, буря, бушующая в одном отдельно взятом Межпластовом Кармане, вырвется на свободу, сметая все на своем пути. И по крайней мере на десяток миль во все стороны любое вместилище магии претерпит изменения. Какие? Могу только догадываться. Даже любопытно... Мне грустно, и неожиданная грусть ранит сильнее, чем боль, отголоски которой долетают со стороны шадд’ара. Я даже немного ему завидую: загоню Мантию на место, и он снова станет прежним. Каким захочет. А я... Я обречен остаться посередине, между «не было» и «не будет»... Так больно, что я даже начинаю испытывать наслаждение, упиваясь своим уродством... Еще чуть-чуть, пожалуйста, — я смогу рассыпаться на мелкие кусочки, и тогда, быть может... я перестану чувствовать... Нет. Зачем я пытаюсь обмануть самого себя? ЭТО не способно меня разрушить. Я привык быть ничем, и незавершенность меня не пугает. Возможно, находиться в Пути все время — лучше, чем бегать по кругу, из начала в конец и обратно... Раздражение уходит, просачиваясь между стиснутыми пальцами, и утекает вниз, смешиваясь с журчащими локонами реки. Новая игрушка упала на пол, едва не разбившись, и я потерял к ней интерес? Пожалуй. Но — ломать?.. Не стоит. Потому что это — не моя игрушка... — Достаточно, ma’daeni. Пощадите его... и себя. — Тихий голос заставляет всколыхнуться Полог, который я мог бы опустить до конца. Мантия, хитро скалясь, сворачивает Крылья. Не так быстро! «Что-то еще?» Осторожнее, иначе ты покалечишь сознание парня! «Что мне за дело до этого невоспитанного ребенка?» Когда-то я... сам был таким. «Не лги... ТАКИМ ты никогда не был...» Почему же? «Тебе никто никогда не прикрывал спину...» Дыхание на миг сорвалось, и я скривился, когда игла сожаления кольнула грудь. Оставим эту тему. «Как пожелаешь...» Помедленнее! Я попытался мысленно коснуться сознания оборотня. Нежно-нежно, словно губами... Все хорошо, малыш... Не бойся, все прошло... Я больше никогда не заставлю тебя испытывать такую боль... Дыши ровнее и глубже, сейчас все закончится... Вот так, хорошо... Пора и мне возвращаться к реальности... Я встряхиваю головой, поворачиваясь. Не может быть! Так вот кто ты, добрый друг моего детства! Почему же я не знал? Почему никто не говорил мне? И ты сам — зачем ты хранил в тайне свой титул? Янтарные глаза все так же теплы и понимающи. Я тону в них, отчаянно крича: «Почему ты не приходил раньше? Ты был так нужен мне!» И он отвечает: — Мы всегда рядом друг с другом. Если хотим. Достаточно — вспомнить... — Вы... Здесь... Зачем? — Разве та, которую я послал говорить от своего имени, не объяснила цели? — Да, но... Искать убийцу — не занятие для Главы Семьи. — Все зависит от того, кто — убийца и кто — жертва. — И? — Я заинтересованно вскидываю бровь. — Я выяснил все, что хотел. — Он мягко улыбается. — Каково же будет ваше решение? — Вас заботят такие мелочи, ma’daeni? — Это вовсе не мелочи! — Я качаю головой. — Я не отрицаю, что виновен в смерти одной из Охотниц... вы вправе назначить наказание. Какое сочтете нужным. — Наказание? За что? За то, что вы защищали свою жизнь? И жизни других людей? — Как много ты знаешь, старик... — Я действовал... не слишком честно, — сознаюсь я, хотя и неохотно. — Вы имели на это право. — Нет, вы не понимаете... Я... не хочу пользоваться Правами. — Потому что не желаете принимать на себя Обязанности? — Он, как всегда, видит меня насквозь, и я смущенно отвожу взгляд. — До поры до времени это будет вам удаваться, но... Ничто не длится вечно. Пора принять то, что предначертано. — Кому это нужно? Я не хочу, чтобы мне подчинялись только потому, что я родился тем, кем родился. Это неправильно. Тем более что я не могу ничем утвердить свое Право. Кроме разрушения... Я хочу, чтобы меня уважали и любили, а не низко кланялись, сплевывая в сторону... — Что же вам мешает заслужить уважение и любовь? — А разве во мне есть хоть что-нибудь, достойное этих чувств? — Кто знает... Но если вы не уважаете и не любите самого себя, никто другой тоже не сможет этого делать. Наверное, ты прав, старик. Любить. Уважать. Я не знаю, что на самом деле означают эти чувства. Моя любовь никогда и никому не требовалась, а что касается уважения... Разве можно уважать того, кто выше тебя? Восхищаться? Да! Преклоняться? Да, тысячу раз, да! Уважать — значит признавать достойными личные качества того, кто равен тебе. А как быть, если ты отделен ото всех высокой стеной? И что характерно: того каменщика, что возвел ее, давно уже не существует. В материальной форме, по крайней мере — чтобы можно было набить ему морду... Меня следует бояться. Примерно так относятся к бездумной стихии: гроза прекрасна, когда смотришь на нее издали, из надежного укрытия. Но не стоит подходить ближе: молния ненароком может ударить в вас... Да зачем далеко ходить: что я сотворил первым делом? Чуть не убил оборотня из свиты шадд’а-рафа. Подозреваю, что нажил себе еще одного заклятого врага. Кстати, как он себя чувствует? Шадд’ар уже почти отошел от перенесенного потрясения, вернувшись в человеческий облик, но дышит пока еще очень тяжело, затравленно поглядывая на меня снизу вверх. И как мне поступить теперь? — Я хочу принести извинения. Теперь в его глазах мелькнул настоящий ужас. Если мой гнев был так разрушителен, то чего можно ожидать от моего снисхождения? — Я был излишне суров по отношению к тебе. Достаточно было поставить блок, а не отвечать ударом на удар. Прости за то, что заставил пережить столь... неприятные минуты. Но обещай, что впредь ты сначала трижды взвесишь все «за» и «против», и только потом бросишься на врага. — Но... — Голос звучит прерывисто и несмело, но упрямо. Совсем в моем духе. — Если долго думать, враг нападет первым... — Разве я сказал «долго»? — Улыбка сама собой забралась на мои губы. — Я имел в виду лишь «тщательно». Теория «первого удара» обладает неоспоримыми достоинствами и столь же существенными недостатками. Начинать поединок первым целесообразно только в том случае, если ты можешь предсказать ответную реакцию противника на несколько вдохов вперед. В противном случае рискуешь нарваться на убийственную контратаку... — Я прерываю свои «поучения», заметив, КАК на меня смотрят: юноша — внимательно-восхищенно, старик — поощрительно-лукаво. — Эй, чего это вы вдруг притихли? — Пришлось резко вильнуть в сторону от темы, сбивая ритм. Шадд’а-раф улыбнулся: — Из вас получится замечательный Учитель, ma’daeni. Когда вы начнете преподавать в Академии, я прослежу, чтобы молодежь посещала ваши лекции. — Какие лекции? — взвился я. — Какая еще Академия?! — Та самая, символ которой вы носите... Я впился взглядом в его лицо: — Что означают эти руны? — Право, я не... — Что они означают? Отвечайте! — Я позволю себе не выполнить этот приказ, ma’daeni. — Он ответил спокойно, чуть извиняющимся тоном. — Почему? Что кроется за этим узором? — Я почти дрожу от нетерпения. — Я не могу утверждать... — Ну же! — Одно из толкований может означать «собственность» или «принадлежность». — Тихий голос мягко выделил слова «одно из». — «Собственность» или «принадлежность»... — задумчиво повторил я. — Как вам будет угодно. — Угодно... Чего-то подобного я ожидал... Но что это за Академия? — Вы не знаете? — Он удивился. На самом деле удивился. — Представьте себе! На меня вывалили груду знаний, но не научили жить... вы расскажете мне? — Нет, ma’daeni. Пусть это огорчит вас, но я вынужден принять сей грех на свою душу. — В чем причина отказа? — Вам будет куда интереснее узнать все самому. — Теперь он улыбается. Можно подумать, отгадывание загадок — мое наилюбимейшее занятие! — Вы хотите бросить меня в омут боя, не объяснив, кто — враг, а кто — друг? Старик укоризненно покачал головой: — Со временем вы поймете, кто есть кто. — Со временем... Чем больше у меня времени, тем больше ошибок я ухитряюсь совершить! — И тем больше ошибок вы успеваете исправить. — Хотелось бы в это верить... — Я вздохнул и тут же ругнулся, подхватывая шнурок, который все же улучил момент, чтобы соскользнуть вниз. — Вы позволите? — Шадд’а-раф протянул руку. Я вложил незадачливые «путы» в подставленную ладонь. — Что вы намереваетесь сделать? — Терпение, ma’daeni, терпение... — Старик ловко сложил плетеную полосу пополам, еще раз и еще, протянул петли друг в друга, что-то подцепил, что-то завязал. Спустя несколько мгновений странный, но красивый браслет плотно обхватил мое правое запястье. Я повертел рукой, но так и не смог понять, в каком месте узел и как его развязать. — Что сие означает? — О, сущую малость... — В золотистых глазах прыгают ехидные искорки. — Не темните! — Я чувствую подвох и горю желанием выяснить, в чем он состоит. — Ношение этого браслета означает, что вы приняли на себя исполнение Долга. — Какого еще Долга?! — Ах ты, старый мерзавец! — Любого. По моему выбору. — Я на это не соглашался! — Помните, вы сказали, что согласны принять любое наказание? — Я сказал, что вы можете «назначить» любое наказание, но не утверждал, что приму его! — В принципе, я был совершенно прав, но упустил момент: конечно, можно взять нож поострее и порезать шнурок на мелкие кусочки... Правда, это будет бесчестным поступком. Не сказать, что не могу себе позволить нарушить кое-какие традиции, особенно при столь смягчающих обстоятельствах! — но, пожалуй, не буду ничего менять. — Как бы то ни было, я вынес решение, ma’daeni. — Дурацкое решение! Что я могу сделать, чтобы оплатить Долг? Вы же прекрасно знаете, что от меня пользы меньше, чем от козла — молока! — Иногда и совершенно бесполезный предмет оказывается жизненно необходимым. — Вы сравниваете меня с предметом? — «Козел» вам нравится больше? Я задохнулся от негодования. Еще и издевается! Мало того что вынудил согласиться на невыполнимое обещание, так теперь... И пусть кто-нибудь докажет мне, что мои желания имеют хоть какой-то вес в подлунном мире! — Ну, хорошо же... — процедил я сквозь зубы. — Ждите, когда я смогу быть вам полезным. Я события ускорять не собираюсь! — Как вам будет угодно, ma’daeni. — Старик склонил голову. Вот так всегда: сначала тебя оскорбят и унизят, а потом делают вид, что испытывают глубокое почтение... — Один вопрос. — Пора уходить, но неудовлетворенное любопытство держит лучше любой привязи. — К вашим услугам, ma’daeni. — Эта женщина, которую... я убил. Что она делала в Западном Шеме? Кто заставил ее нацепить накры? Зачем она напала на юного принца? — Это не один вопрос, ma’daeni, — поправил меня шадд’а-раф. — Не важно! Вы можете ответить? — Не на все... — Ну, хоть на что-то? — Она потеряла своего единственного племянника. — Потеряла? И от чего он умер? — Он не умер. Он потерялся. И тетушка пыталась его найти. Глупость какая! Как может потеряться оборотень, если он жив? Его След всегда можно нащупать во втором Пласте... — Это невозможно! — К сожалению, возможно, ma’daeni. — И каким же образом? — Если некоторое, достаточно продолжительное время оборотень находится в хорошо закрытом Пространстве, не имея возможности «обернуться», Связь ослабевает. Почти прерывается. Я могу сказать только, что он все еще жив. Но отыскать его своими силами — не могу. — Сожалею... А вы не пробовали искать обычными способами? — Это очень трудно, ma’daeni. В здешних краях к нам относятся настороженно, почти враждебно. А пользоваться услугами человеческих ищеек... Я не имею такой возможности. — Почему же? — Позвольте не отвечать, ma’daeni. Это зависит не от меня. — Ладно, допустим... — Меня осенило. Как все просто! — И вы, услышав от Лэни, где меня искать, явились сюда, чтобы навязать мне именно этот Долг? Я прав? Старик не ответил, но смежил веки, признавая поражение. — Вы понимаете, что поступили, в сущности, бесчестно? — У меня не было выбора, ma’daeni... — Выбор есть всегда! — Я с силой стукнул по перилам моста. — И вы — вы же мне внушали это с самого детства! — Перед ТАКИМ выбором я сам оказался только теперь... Мне очень жаль, что я принудил вас... — Ай, бросьте! Меня невозможно принудить, и вы это очень хорошо знаете. Либо я соглашаюсь, либо — нет. И в данном случае... — Я помедлил, наслаждаясь производимым эффектом. Шадд’а-раф замер, словно в ожидании приговора. Даже шадд’ар затаил дыхание — а уж его-то каким боком касается вся эта ерунда? А, потом узнаю! Сейчас есть более серьезные дела... — Я оставлю все, как есть. — Вы... — Старик не мог поверить своему счастью. — Я исполню этот Долг. Если мне представится такая возможность, конечно. Сами посудите: шнырять по всему Западному Шему в поисках парня, которого я и в глаза не видел, — не самая простая задача! — Возможно, вам не придется «шнырять», — осторожно заметил шадд’а-раф. — На что это вы намекаете? — Нехорошее предчувствие засвербило в носу. — Я... Впрочем, это же всем известно... — Что «всем известно»? — Вы умеете притягивать... — Он слегка замялся, но я уже понял, что имеется в виду. — Неприятности на свою... голову? Это вы хотите сказать? И как сия способность поможет мне найти «потерянного племянника»? — Я не могу утверждать... — Не утруждайтесь, все ясно. вы считаете, что раз уж мне не по душе перспектива оплачивать Долг, то ситуация может считаться «неприятной», и не пройдет и пары дней, как я нападу на след пропажи... Так? — Приблизительно. — Вы ошибаетесь: я ХОЧУ найти этого несчастного потеряшку. Я ДОЛЖЕН. Если я виновен в гибели его родственницы (а она наверняка заключила Договор с кем-то, кто обещал помочь в ее поисках), я в долгу прежде всего перед его Семьей. Так что, «приятность» это или «не-приятность», не мне судить. Молитесь, чтобы вы оказались правы... А сейчас прошу простить, но вынужден откланяться: у меня, знаете ли, есть и другие Долги... — Не смею задерживать вас, ma’daeni. — Старик поклонился. Гораздо ниже, чем я мог бы ожидать. Более всего мне хотелось сигануть с моста в реку, но в таких расстроенных чувствах ваш покорный слуга не способен себя контролировать, а поскольку обещание не причинять вреда речным обитателям оставалось в силе, я только сплюнул на бревенчатый настил и быстрым шагом направился к дому лекаря. Надо же, в конце концов, успокоить тамошних олухов, а то еще подумают, что я сложил свою голову в неравном поединке... Почему я всегда попадаюсь на одну и ту же уловку? Почему всем всегда удается сделать так, чтобы я чувствовал себя виноватым? Может быть, я что-то не то говорю или что-то не то делаю? Наивность или тупость — какое из этих качеств во мне преобладает? Не то чтобы я был сильно удручен происшедшим, но, как и десятки раз до того (и как сотни раз — в предполагаемом будущем), где-то в груди по Лужице Пустоты пробежала Рябь Осознания. Ты рано радовался: все осталось по-прежнему и даже стало еще хуже. Если ты кому-то нужен, то только в корыстных целях, мой милый! А что, если все так и должно быть? Если я и вправду?.. Нет... Это слишком жестоко... Хотя многое, напротив, стало бы понятным... Мэтт догнал меня уже у ворот усадьбы и дернул за плечо, заставляя остановиться. Я повернулся к нему и бросил, может быть, чересчур зло: — Не трогай меня! — Что там произошло? — Где «там»? — На мосту. — Разве там что-то произошло? Не заметил. — Ты... Что ты сделал с оборотнем? — Сделал? Да я до него и пальцем не дотронулся! — Не хватало мне еще одного допроса с пристрастием. Тем более что Мэтт недалеко ушел в этом «искусстве» от давешнего шадд’ара... — Ты не давал ему закончить превращение... Каким образом? — Не понимаю, о чем ты говоришь. — И вовсе он не угадал! Я не то чтобы не давал «обернуться»... Собственно, я и сам не очень-то представлял, что происходило в Пространстве. Больше всего это было похоже на волну, запертую в коробке: вода отталкивается от одной стены, набегает на другую, возвращается назад, и так — до бесконечности. Пока «коробка» не откроется. Или волна не выбьется из сил... Я шагнул к воротам, но он снова вцепился в меня, как клещ: — Все ты понимаешь! Какими чарами ты пользовался? — Я не пользуюсь чарами. Я вообще не умею колдовать. — Тогда как... — Тебя это не касается, — устало закончил я. — Нет, касается! — горячо возразил Мэтт. — Это еще почему? — Я немного удивился. — Потому что я там присутствовал! — Точнее было бы сказать, служил приманкой... — поправил я. Он вздрогнул и проглотил следующую предназначавшуюся мне фразу. Не знаю, о чем она должна была поведать, но далее услышал: — Я не просил вмешиваться! — Разумеется, не просил. Некого было просить... Если тебе будет легче, поясню: я ни во что не вмешивался и даже в мыслях не держал тебя спасать. Мне нужно только то, что ты несешь лекарю по имени Гизариус. Маг нахмурился, не понимая, почему простой раб осведомлен о господских делах так подробно. — Откуда ты... — Оттуда! Надеюсь, весь списочек притащил? — Я не... На каком основании тебе должны быть предоставлены эти книги? — На основании... Я об этом просил, и мне не отказали в моей просьбе. Неужели доктор в письме не упоминал, чей заказ ты выполняешь? По растерянному лицу Мэтта можно было понять одно: письмо он не читал. — Кто велел тебе доставить книги по назначению? — Мастер Рогар... — Значит, он счел меня достойным приобщения к книжной премудрости, — довольно подытожил я. — Еще вопросы есть? — Как ты обезвредил шадду? — Меньше знаешь — крепче спишь, родной мой. И вообще: пошел бы и умылся, а то весь мокрый, как мышь... — Я не мокрый! — Ну, потный... Страшно было? — Я подмигнул магу. — Да ты... — Он сжал кулаки. — Не переживай, мне тоже было не по себе. Первые минут десять. — А потом? — Любопытство пересилило обиду. — А потом я занялся делом! — злорадно пояснил я. — Знаешь ли, в такие минуты некогда обращать внимание на детские страхи... — Детские?! Да ты видел, сколько их было? Даже моя наставница не справилась бы со всеми разом... — Плохие у тебя учителя, родной мой, — ухмыльнулся я. — Это почему? — Кажется, он обиделся. Вот только за кого больше: за себя или за учителей? — Как раз в том месте и в той ситуации было очень легко одержать верх над кошками. Разумеется, опытному магу и, конечно, при одном условии... — Каком же? — А ты любопытен, парень... — Не дурковать, а обращать внимание на слежку вовремя! Ты хоть понял, что тебя «ведут»? Или снова попался, как мальчишка? — Что значит «снова»? — А он молодец, умеет все же слышать ключевые слова! — Снова — значит снова. Я полагаю, ты знаешь, что после одного неприятного события на твоем теле остались некоторые следы? Он чуть смутился: — Да... Но какое отношение... — Самое прямое. Нравится это тебе или нет, но любой оборотень увидит остатки удара. К сожалению, твое Кружево впитало в себя новый узор... — Ох, не надо было этого говорить! Парень сразу подобрался, как охотничья собака: — Откуда ты можешь знать... — Много читаю! — Я показал Мэтту язык. Кстати, можно было стереть следствие атаки шадды подчистую. Я даже примерно представляю, как именно нужно действовать... Но, пожалуй, не буду экспериментировать. Если только нужда припрет... Или меня слезно попросят о такой услуге. Я протянул руку и уверенно нашарил в корзинке очередной пирожок. А может быть, это был вовсе и не пирожок — понятия не имею: последние несколько суток для меня вся еда имела один вкус. Нет, выпечные изделия были недурны, но я совершенно не задумывался над тем, как они выглядят и из чего сделаны. Мне было некогда. К тому же я был голоден. К сожалению, не столько физически, сколько морально, но за неимением под рукой свеженького шматка агрессивной магии вынужден был довольствоваться обычной пищей... Та-ак... Выпачканные маслом пальцы проехались по штанине туда-сюда и перевернули очередную страницу. Откуда-то сбоку раздался горестный вздох Мэтта. Ну, еще бы — так обращаться с раритетной литературой! Правда, на мой субъективный взгляд, то, что притащил маг, не обладало сколь-нибудь значительной ценностью: самые обычные учебные пособия. В меру подробные, в меру заумные... вы любите учиться? Я — не очень. И было бы полезнее почитать заметки практикующего мага, чем искать зерно истины между строк поучений и наставлений. Впрочем, то, что мне было надобно, я нашел, и теперь нужно было всего лишь морально настроиться на нудную и утомительную работу. Доктор — по моему требованию — проводил лечение самым интенсивным образом, а Мантия (ну, по крайней мере, я на это надеялся) обещала следить за возмущениями Силы. Насколько возможно... Распределив задания, я мог с легким сердцем валяться на лавке, пожирая всю снедь, оказавшуюся в пределах моей досягаемости, и похихикивать над белобрысым магом, который никак не мог решить, как ко мне относиться. Впрочем, один вывод он успел сделать, и это внушало надежду на его достойное будущее: Мэтт не пытался выяснять Истину магическими способами — участь оборотня, вздумавшего меня атаковать, серьезно обеспокоила парня, и теперь он предпочитал «спрашивать», а не «вопрошать»... Правда, один факт меня тревожил: маг отправил кому-то послание. Я не мог его «прочитать» — в лучшем случае мог уловить оттенки эмоций, переполнявших автора в этот момент, — но, пожалуй, догадывался, о чем Мэтт спешил сообщить своим наставникам. Скорее всего, речь шла о вашем покорном слуге. Хотелось бы знать, какие именно эпитеты использовал маг, описывая мои... возможности, но спросить прямо я боялся. Именно — боялся. Сейчас парень балансировал на тонком лезвии между двумя пропастями: одно неверное движение с моей стороны, и наши отношения примут строго определенную форму, вылившись либо в открытую вражду (что было бы крайне обидно по причине моего «нежного» отношения к человеку, которому я, худо-бедно, спас жизнь), либо... Наивная восторженность щенка меня не устраивает еще больше. Я не добрый и не злой: ни Свет, ни Тьма не могут предъявить пока права на мою душу, и незачем торопиться встать на ту или иную сторону. Зачем? Мне и так хорошо! Мягкая прохлада Вечных Сумерек — что может быть приятнее для тела и духа? Особенно после жаркого поединка с самим собой... — Ты хоть что-нибудь понимаешь в этих книгах? — Мэтт решил меня подколоть. Что ж, побеседуем. Я закрыл книгу и взглянул на обложку. «Творение Подобий». Текст слегка архаичен, но в целом... — А что же здесь непонятного? В глазах мага плескалось недоверие. Ну конечно, он думает, что я снова пошутил... — Ты разбираешься в Подобиях? — Разбираюсь? О нет, я всего лишь ознакомился с теорией. Разбираться мне не нужно. — А зачем тебе теория? — Думает, я отвечу? Пожалуй. Но нужен ли ему мой ответ? — Я должен был кое-что проверить. — А именно? — Тебе будет неинтересно. — Попробуй рассказать, и я сам решу! — Ай-вэй, как же он нетерпелив... Странно, что занятия магией не привили парню железную выдержку. А может быть, и хорошо, что не привили. — Ладно, так и быть. — Я помедлил, подбирая нужные слова. — Мне было любопытно узнать, как рождаются, живут и умирают Подобия. Дабы знать, как с ними обращаться. — И как же ты собираешься с ними «обращаться»? Ты же говорил, что не умеешь колдовать! — А разве я сказал, что собираюсь колдовать? — Но ведь... Или у тебя есть какие-то приспособления, которыми ты можешь... — Его глаза засияли, озаренные светом сей гениальной догадки. — Допустим. — А что, и Мантию можно считать своего рода «приспособлением»... «Попрошу обойтись без оскорблений...» Разве мои слова тебя оскорбили? «Я не являюсь предметом, лишенным собственной воли...» Да неужели? Знаешь, а это не так уж плохо — не иметь свободы решать... Гораздо лучше, чем делать выбор, понимая, что тебя кто-то бессовестно принудил к тому или иному шагу. «Если ты не желаешь подчиняться, почему не допускаешь наличия такого же стремления у других?» Подчиняться? Я всю свою жизнь только и делаю, что подчиняюсь! Родственникам. Обычаям. Судьбе. Последнее время я даже начинаю находить в этом некое удовольствие. «Тогда почему же ты не примешь Подчинение?» Подчинение ТЕБЕ? Я пока еще не сошел с ума. «А мне и не нужен сумасшедший напарник...» Отрадно сознавать. Стоп! Что ты сказала? «Что слышал...» Невидимые губы расплылись в довольной улыбке. Напарник?! Что ты имеешь в виду? «Решай сам...» Еще одна фраза в таком же духе, и я перестану с тобой разговаривать! «Что же тебя не устраивает в моих словах?» Я не хочу ничего решать! «Но готовых решений нет... Особенно — для тебя...» Если бы ты знала, как я устал! «Я знаю... Но с этим придется мириться...» С чем именно? И — кому? «С усталостью... Тебе...» Кстати, почему ты встряла в беседу? «Ты же просил предупредить...» Уже началось? «Скоро... В течение часа...» Что же ты сразу не сказала?! «Не смела отвлекать от занимательной беседы...» Занимательной! Я решительно отложил книгу в сторону и поднялся, чтобы раздать последние указания. ...Собственно говоря, указания предназначались только доктору. Поскольку у меня не было никакого желания устраивать представление для всех присутствующих, необходимо было «зрителей» устранить. По счастью, приближалось время обеда, и Гизариус принял меры по приведению своих квартирантов в бессознательное состояние. Попросту говоря, спустя час все, кроме меня и доктора, спали беспробудным сном. Конечно, я выслушал много возражений (и большей частью — вполне разумных), но остался непреклонен: принц был нужен мне исключительно спящим, Мэтт — нейтрализованным вместе со своим неуемным любопытством, а Борг... О, этого детину я меньше всего хотел иметь в надсмотрщиках! Дело в том, что собственные действия представлялись мне весьма смутно, и если придется вытворять нечто... особенное, то я рискую не дожить до завтрашнего утра. Даже учитывая в общем-то снисходительное отношение рыжего великана к вашему покорному слуге... Я присел на кровать рядом с принцем и рассеянно уставился на затейливые узоры полога. Как и всякий раз при приближении событий, целиком и полностью подготовленных мною самим, в голову полезли совершенно ненужные и даже в чем-то опасные мысли. А правильно ли я поступаю? Конечно, с точки зрения морали такой вопрос не возникает: помогать ближнему учат проповедники если не всех светлых культов, то по крайней мере половины из них, и я в принципе с ними согласен. Другое дело, что помогать всем без разбора... Меня-то, например, не захотел осчастливить никто, кроме одной настырной малявки. Надеюсь, подарок ей понравится... Вылечив принца, я определенно нарушу чьи-то планы. Но кем они разработаны? На что направлены? А если, вмешавшись, я ввергну королевство в войну и поставлю под удар жизни многих людей? Я же ничегошеньки не знаю о политической ситуации... Да и о самом принце ничего не знаю тоже. Хороший ли он человек? Внешне — выше всяких похвал, но вот какие чудовища прячутся в его душе? Вдруг он в недалеком будущем станет жестоким тираном, и народ проклянет того, кто принес Дэриену излечение? Не хотелось бы повесить на себя еще одно проклятие в добавление к уже имеющимся... Или — иная, не менее возможная версия. Допустим, что тот, кто отстранил принца от придворной жизни, желал ему добра. Возможно, даже спасал его жизнь. И тут я, по простоте душевной, взмахну волшебной палочкой, являя чудо: оп-ля, мальчик здоров! И этот самый мальчик тут же получает кинжал в спину от нежно любящих придворных. Веселая перспектива? Угу. Самое смешное, что и в том, и в другом случае внакладе остается исключительно ваш покорный слуга. И фрэлл с ними, с проклятиями и трупами! Что мне скажет моя совесть? «Или ты будешь действовать, или пойди поспи после обеда...» А что? Это будет самым безобидным решением! «Дело твое...» Шучу я, неужто не понятно? «Я знаю... Но ты рискуешь затянуть время...» Мне нужно торопиться? «Это было бы желательно...» Почему? «Заклинание проснулось, но я не могу сказать, как долго оно будет бодрствовать...» Но разве... «Невозможно уловить его след в Кружеве мальчика...» Этого не может быть! «Может... Он — Мост, и Мост вполне зрелый[20]...» Значит, у нас не получится? «У нас?..»Смешок. Я что-то не то сказал? «Ты опять нуждаешься в моей помощи...» Как всегда. «И, как всегда, забываешь о последствиях...» Что должно произойти на этот раз? «Не могу сказать точно...» Не пугай меня! «Ты потратил почти все запасы своей Кладовой... Возможно, то, что ты собираешься сделать сейчас, станет одной из последних капель...» Вряд ли — пустяковое ведь дело! «Не скажи...» Хорошо, пусть — самой последней! Мне нужно это сделать... «А зачем?..» Я опешил. Как это — зачем? «Какое тебе дело до этого мальчика?» Он спас мне жизнь. Целая гирлянда смешков. Я не прав? «Ты просто не все знаешь...» А что еще мне необходимо знать? Я даже не обиделся — намеки и ухмылки Мантии только раздули угли любопытства. «А тебе не показалось странным, что наследник короны принимает столь трогательное участие в судьбе совершенно незнакомого ему человека? Человека НЕ ЕГО круга?» Показалось. Но ведь бывает... Веление души. Порыв сердца. «Ты веришь в эти слова?» Слова Мантии заставили меня нахмуриться. Я хочу верить. «Это не одно и то же...» Знаю. Что ты пытаешься мне внушить? «Ты уже уяснил, что мальчик — Мост, не так ли?» Вполне. «Он связан с одним из Источников Силы...» Разумеется. «Не перебивай... Но ты не можешь сказать, с каким именно Источником... Возможно, та Сила, что ведет его, посчитала нужным приказать своему... прислужнику спасти тебя...» Я куснул губу. Права ведь, что ни говори... Я думал об этом. Немного, но думал. Провести обстоятельный анализ мне помешали и собственная лень, и наивное желание считать случившееся чудом... Даже если и так, почему я не могу помочь принцу? «Можешь... Кроме тебя, никто ему не поможет...» Да неужели? Я хмыкнул. «Заклинатель хорошо знал... особенности мальчика и выбрал наилучший способ доставить ему неприятности...» Пожалуй... С чем же мы имеем дело? «Кто из нас самый умный? Кто книжки читает? Вот и объясни...» Опять издевается. Ну да ладно, попробую. Тем более что объяснять придется и самому себе. Неизвестный чародей, несомненно, сотворил Подобие. Но вот какое из типов? Напрашивается ответ: Подобие Разума. В самом деле, если заклинание должно контролировать состояние здоровья, его Сеть обязана обладать зачатками соображения. Получить сигнал опасности, нанизать фрагменты, как бусины, на Нить, проснуться, устранить помеху, вновь рассыпаться на составляющие и ждать нового пробуждения — для всех этих действий необходим «разум». Примитивный, но все же... Так, попробуем посмотреть на Кружево... Я закрыл глаза. Это только кажется, что пользоваться Внутренним Зрением легко, а на самом деле каждая попытка заглянуть туда, куда в общем-то заглядывать не рекомендуется, дорого обходится. Ну, по крайней мере, вашему покорному слуге. Хотя не исключаю и такой возможности: для отточивших свои умения магов перейти от одного вида зрения к другому не составляет никакого труда. Ну, так то — маги, а не я... Не получается. Я вздохнул и окинул взглядом комнату. На чем бы помедитировать? Предметы вряд ли подойдут. Вот если бы кто-нибудь поиграл мне на флейте... Размечтался. Но за неимением придворного музыканта можно воспользоваться совершенно бесплатной музыкой, пусть для этого придется встать и пройтись по комнате... Я распахнул окно. Какую мелодию мне предоставит природа? Где-то вдалеке плавно течет река, но от нее почти нет шума: так, слабый шелест воды у прибрежной кромки... Лесные птицы незатейливо поют о своей беспечной жизни... Трава на лугу нежится под ласками солнца... За воротами кроны деревьев время от времени фыркают, посмеиваясь над тщетными попытками ветерка потревожить их покой... Вокруг тихо, но не настолько, чтобы тишина казалась мертвой. Попробовать сосредоточиться на том, что есть? Я вернулся к постели. Уселся на пол, опираясь спиной о массивную раму кровати. Главное — не заснуть... Звуки лета помедлили, осторожно заглядывая в открытое окно — вдруг, я передумаю? — и один за другим начали заполнять комнату. Теплый воздух коснулся моего лица, принося с собой невесомый вздох Силы, разлитой в Пространстве. Я должен это сделать... ДОЛЖЕН... Кружево проступало медленно. Нехотя. Лениво. Впрочем, это было вполне объяснимо: принц еще не успел получить СВОЙ артефакт, а поскольку до сего момента по Линиям Кружева Сила еще ни разу не текла вольным потоком, оно было тусклым и сонным. Светло-зеленым. Но не естественного травяного цвета, а каким-то ядовитым... Красивая картинка, равномерно распределенная по всему телу. Наверное, это характерно именно для Моста, потому что у других обладателей магического дара я имел удовольствие наблюдать совсем иные вариации... М-да, ничего не видно, хотя лазурь волшбы должна выделяться на этом фоне достаточно отчетливо. В чем же дело? «Ну как, убедился?» Да уж. И куда двигаться дальше? «У тебя голова есть? Вот и думай...» — Довольное злорадство. Думай... И буду. Думать. Но на какую тему? «Где искать заклинание, если Кружево не дает ответа...» Где искать... Где-где... Ну да, конечно, я — полный идиот! «Как самокритично...» Можешь не стараться, не обижусь. Я бы показал Мантии язык, но она ведь все равно не увидит... «Догадался?» Ты с самого начала все знала! «Вовсе нет... Некоторые вещи я узнаю вместе с тобой... Просто я раньше тебя понимаю, что ты нашел решение...» — Самодовольно вздернутый подбородок. Везет же тебе... Впрочем, я тоже понял, что именно нашел. Я потянулся, разминая затекшую спину. Иду в верном направлении, вот только остановился на полпути. Проснувшись, заклинание сливается с Кружевом, полностью маскируясь под его узор, или уходит ЗА Кружево. И я могу потратить годы, пытаясь найти След. Нужно действовать иначе. Но для этого необходимо быть уверенным в правильности одного крохотного предположения... Кружево Моста — палка о двух концах. Да, на нем удобно паразитировать, но не слишком долго. Поскольку по Нитям течет чистая Сила, рано или поздно она подчиняет себе или растворяет чужеродную волшбу, заключенную в теле Моста. Если бы заклинание было нейтральным для принца, оно вполне могло бы прожить год или два. Но ведь оно наносит вред... И при этом до сих пор вполне работоспособно. Как это объяснить? Хорошо, оно спит большую часть времени, и за счет этого протянуло так долго. Но даже в таком состоянии чары нуждаются в некоторой подпитке. Откуда же берется Сила? Из Кружева? Нет, ни в коем разе, иначе заклинание было бы уничтожено. Тогда... Постойте, но ведь я читал, что на Мостах любят околачиваться всевозможные мелкие сущности, зачастую обладающие только низшими инстинктами. Как же они умудряются не погибать, а напротив, вполне вольготно себя чувствовать? Ответ прост и, в общем-то, очевиден. Подобие Разума? Да. Но есть еще и Подобие Жизни. Гениальное решение, можно поаплодировать автору. Заклинание паразитирует вовсе не на Кружеве — для этой цели используется физическое тело принца, из которого тоже можно высасывать Силу. Махонькими порциями. Ну, по крайней мере, волшба слабенькая, и это радует: воевать с многопластовым монстром мне не с руки. Не сдюжу. А вот этого малыша вполне смогу заарканить. Однако где же прячется сия пакостная безделушка? «Нужно узнать...» Но как? «Есть один способ...» — Бормочет. Судя по интонациям, этот способ — из приятных, да? «Как сказать...» Да уж, сделай милость, скажи хоть как-нибудь! «Ты должен сам стать своего рода Подобием...» А точнее? «Чтобы узнать, где прячется заклинание, тебе необходимо провести Единение с этим мальчиком...» Единение?! Да ты хоть думаешь, что предлагаешь? Мантия пожимает несуществующими плечами. Единение... Самая бредовая идея, какую ты только могла высказать! «Ну, я же не предлагаю проводить Полное... Достаточно будет и одного из Малых...» И какого же? Глаз? Крови? Сознаний? «Сердец...» Сердец? И что для этого нужно? «Помимо всего прочего — мгновение побыть за Порогом...» Только одно мгновение? Согласен. «Ты так легко на это пойдешь?» Есть возражения? «Если ты намерен таким образом выплатить Долг этому мальчику, то смею заметить: плата несоразмерна услуге...» Почему же? «Он ничем не рисковал, а вот ты...» Я рискую? «Как всегда...» И чем? «Собой...» Но ведь я не умру? «Кто знает...» Оставь эти туманные намеки! Одно мгновение Небытия для меня не смертельно! «Об этом не говорят, но каждая прогулка за Порог меняет того, кто ее совершает...» Меняет? Как именно? «Не узнаешь, пока не попробуешь...» Я не понимаю: ты отговариваешь меня или подталкиваешь? Молчание. Так или — или? «Выбор все равно за тобой...» Удобная позиция, правда? Я куснул губу. Меняет... Интересно, она сказала все, что мне необходимо знать, или, по обыкновению, оставила самое вкусное на десерт? В любом случае, секреты станут известны в тот момент, когда будет поздно сомневаться или жалеть. Ты же знаешь: я не умею проводить Единение. Я никогда не пробовал. Да и читал-то об этом — через строчку... «Тебе не придется делать что-то сверхъестественное... Просто — перестать быть...» Если ты хотела меня успокоить, сообщаю: твои слова заставляют меня трястись от ужаса! Ладно, командуй. «Сначала нужно лечь...» Зачем? «А кто будет держать твое бездыханное тело?» — Ехидничает. Хм... И куда мне лечь? «Разве эта кровать узка для двоих?» — Даже не ехидство, а неприкрытая насмешка. Как сказать... Я должен лечь рядом с принцем? «Чем ближе, тем лучше...» Еще скажи — прямо на него! «Такой вариант наиболее рационален...» Если бы у Мантии был рот, его уголки в этот момент сошлись бы вместе на затылке. Даже не предлагай! «Почему?.. В тебе веса немного, не задавишь...» Я имел в виду... «Да?..» — Заметное оживление. Проехали! Я растянулся на постели по правую руку от Дэриена. Мягонько-то как... «Не отвлекайся...» Я весь — внимание. Дальше! «Положи пальцы на его запястье... На вены...» Кладу — и снова заглядываю в темную комнату с теплящимся очагом. «Не прислушивайся к ЭТИМ ощущениям! Прогони их!» Трудно, но я стараюсь. Дверь, наспех сколоченная моим воображением, захлопывается, отрезая меня от многообещающего тепла. «Уже лучше... Ты чувствуешь биение его сердца?» Закрываю глаза, стараясь дышать тихо-тихо. Слабое движение под пальцами. Очень слабое. Чувствую, но плохо. Может быть, стоит взять его руку так, как это делают для того, чтобы определить пульс? «Нет... Это может плохо кончиться... Для принца...» — Как ни странно, Мантия говорит совершенно серьезно. Поверю на слово. Что мне делать теперь? «Удобно лежишь?» Я ерзаю на постели, пытаясь понять, насколько устойчиво мое положение. Вполне. Ну и? «Я все сделаю сама... Тебе нужно только правильно дышать...» Как именно? «Первый вдох — полной грудью, быстро... Второй вдох — послабее и помедленнее... Третий вдох — совсем маленький, очень медленно... Мягко вытолкни весь воздух из легких, и постарайся не дышать... Ничего не бойся...» «Не бойся»? Попробую. Когда последние клочки воздуха покинули грудь, я задержал дыхание. Мгновение. Еще. И еще. Мучительно хочется вдохнуть, но надо терпеть. Ну же, не медли, моя сварливая подружка! Я с удивлением слышу, как стук сердца, наполняющегося болью, становится все нерешительнее. Вот оно совсем останавливается... И я падаю. Вниз-вниз-вниз... Наверх-наверх-наверх... Не знаю куда: здесь нет направлений. Вообще ничего нет. Даже меня... Не светло и не темно. Никак. Не похоже ни на что земное. Сколько времени мое сознание парит в Нигде и Никогда? Мгновение? Час? Тысячу лет? Не знаю. Но проходит еще одна вечность, и я начинаю различать тени, рвущие Пустоту. Одна. Другая. Десятки. Сотни. Мириады. Какие-то из них сторонятся меня, какие-то даже спешат прочь, но несколько... Их совсем немного... Они ждут. Меня? Неужели? Если бы я дышал, то мог бы задохнуться от счастья: меня ждут! Я кому-то нужен! ...Удар сердца копьем пронзает грудь. Волна дрожи проходит через позвоночник, заставляя тело выгнуться дугой. Воздух горячим песком осыпается в легкие. Я возвращаюсь. Всеми силами противлюсь приказанию Мантии, но она настойчиво скручивает меня жгутом судороги. Я вынужден уступить. Неужели... Надо... Было... Так... Больно? «Это послужит тебе уроком!» —Она... бесится?! В чем я опять виноват? «Ты едва не остался ТАМ!» Но меня... ждали... «Тот, кто может тебя ждать, в состоянии потерпеть еще пару тысяч лет!» Но я мог бы задержаться... Хоть немного... «Ты НЕ МОГ!.. Ты принадлежишь миру живых, а не миру мертвых, и не старайся оказаться до срока там, куда другие желали бы вовсе не попадать!» Ну ладно, ладно, не ворчи... А кто это был? «Тебе не следует знать!» Хорошо, уговорила. Я наконец-то вспомнил, ради чего затевалась вся авантюра, и прислушался к себе. Получилось ли? Как понять? Вроде бы все как и было, никаких перемен. Или же... Я совсем не чувствую свое тело! «Не паникуй...» Тебе хорошо так говорить! Что со мной происходит? «Все твои ощущения замкнуты на мальчика... Все, что чувствует он, разделяешь и ты...» Да ничего я не чувствую! «Разве?» — Смешок. Ну, почти ничего... А все-таки: чувствую или нет? Грудь? Поднимается и опускается. Сердце? Бьется. Кровать? Мягкая. Справа что-то большое и теплое. Стоп! Это же я лежу справа! Ну и дела... Так вот на что похоже Единение... «Не забудь, что оно — Обратное...» Как это? «При Прямом Единении ты бы контролировал его организм...» Значит, сейчас я целиком завишу от принца? «Можно сказать и так...» Как-то мне сразу стало неуютно... Шучу. И что дальше? «Ничего... Просто расслабься... Все произойдет само собой...» Что — «все»? «Если заклинание живет в физическом теле мальчика, ты скоро поймешь, где оно прячется...» Скоро? Пойму? Как у нее все легко и просто! Заставила меня жить по указке другого человека — интересно, как? Впрочем, не стоит выяснять все подробности процесса: вряд ли я смогу проделать Единение сам, без чьей-либо помощи. Не мой профиль... Лежу, тупо считая удары чужого сердца. Попробовал открыть глаза и тут же пожалел об этом: голова закружилась, как волчок. Правильно, конечно, принц ведь спит, а сознания Единению не подвергались — иначе я бы тоже заснул. А что, хорошая идея... «Не глупи!» А что прикажешь делать? Я, как полный... кретин валяюсь в постели, ожидая неизвестно какого озарения! Время идет, а результата нет! «Будь терпеливее...» Мое терпение не безгранично! Знаешь, мне уже начинает казаться, что я попросту теряю время, поддавшись на твои угово... А-ах! Я снова упал. Оставшись на том же самом месте. И скривился от мерзкого ощущения: где-то глубоко во мне... Что-то движется?! Этого не может быть! «Прости, я недостаточно крепко вас соединила...» — Мантия извиняется, но я не чувствую ни малейшего сожаления в ее голосе. Что ЭТО? «Ты еще не понял?» Неужели... Оно и вправду похоже на ниточку. Точнее, на червя. Оно ползает. Или плавает? В любом случае, на месте не сидит. Ну-ка, проследим его путь... Грудь... Живот... Нога... Пальцам щекотно! Обратно? Через сердце... Жжение в груди... Опять сердце... Рука... Несколько минут я с брезгливым интересом наблюдал за перемещениями заклинания по телу. И траектория движения «червя» только на первый взгляд показалась странно-хаотичной, а на самом деле — подчинялась строгим правилам. Правилам, установленным жизнью. Кажется, я знаю, ГДЕ оно живет. «Тебя можно поздравить с победой?» Рановато, не находишь? «Если ты знаешь, ГДЕ, значит, ты ответил на главный вопрос: КАК...» Ты права. Вечное движение... Остроумно и эффективно. Заклинание обитает в крови принца, но чтобы справиться с напастью, ее нужно сначала поймать. Не думаю, что обычными средствами можно заблокировать этого «червя» в строго определенном месте — для этого пришлось бы останавливать течение крови. Всей крови. Есть ли умельцы, способные на такое? Чур, вариант «бог» не предлагать! Шучу. Нет. И не было. Зато есть я. Существо в чем-то беспомощное, а в чем-то... Почти всемогущее. Даже без «почти». Жаль, что неизвестного мне творца данного Подобия нет поблизости: он мог бы испытывать сильное удивление... Те несколько минут, которые успел бы прожить. Нет, ну надо же быть столь жестоким! «Что же ты видишь жестокого?» Поместить в тело Дэриена эту... эту... гадость! «Просто ты не любишь змей...» Ну... Да. Но дело не в этом. Заклинание само по себе гадкое. И подлое. Я чувствую. «Оно или его творец?» Какая разница? «Магия не может быть хорошей или плохой... Зло и добро кроются в сердцах тех, кто творит магию...» Знаю, знаю... Какое счастье, что я не могу заклинать! «Почему же «счастье»?» Потому что мои поступки подчинены моему настроению больше, чем я бы того хотел. Представляю, что бы у меня получалось... «Если ты еще не догадываешься, могу рассказать кое-что любопытное...» Давай! «То, как ты поступаешь с чарами, тоже зависит от твоего настроения...» Да? «Ты еще не пробовал всего... Тебе нужно тренироваться, но... Например, если ты испуган, то магия будет рассеяна... Если ты голоден — поглощена...» А еще? «Пробуй, и сам узнаешь...» Занятно. Такое положение дел меня почти устраивает... Есть много интересных возможностей... «Не отвлекайся...» Ах да, я же должен что-то предпринять... «И поскорее...» Почему? «Ну не будет же мальчик спать вечно? Или ты хочешь узнать, каково быть соединенным с бодрствующим человеком?» Я похолодел, представив подобную перспективу. Нет уж. Можешь рвать Единение. Я знаю все, что мне нужно. «Все?» Достаточно. «Как тебе будет угодно...» На сей раз кружилась не голова. Сознание. Один оборот, но с такой бешеной скоростью, что я даже не успел испугаться. Резкая остановка. Ментальный удар. Пульс сбивается, но только на мгновение. Я снова дышу так, как того желаю. Ну что ж, будем ловить «червяка». Я сполз с кровати и примерно минуту сидел на полу, приводя мироощущение в относительный порядок. Особого успеха не добился, но результатом остался доволен. «И как именно ты будешь действовать?» — хитро поинтересовалась Мантия. Как, как... Выгоню эту пакость из физического тела. Заставлю перейти в более удобный для нас с тобой Пласт. Только одна просьба: я должен на него посмотреть. «На мальчика?» На заклинание! Ты можешь удерживать его в изоляции некоторое время? «Хоть целую Вечность...» Ну, столько времени мне не нужно... Я хочу рассмотреть, из чего состоят и как сплетены эти чары... В конце концов, я еще ни разу не встречал два Подобия в одном флаконе! «Подумаешь... Задачка для школяра...» И много ты знаешь школяров, способных на такое? «Я предпочитаю общество зрелых, уравновешенных и мудрых личностей...» Тогда какого фрэлла ты изводишь беседами меня? «Пусть это останется моим маленьким секретом...» Ну вот, теперь она ведет себя как престарелая кокетка. Хватит тратить время на ерунду! Я поднялся на ноги. Ну что, будем изгонять незваного гостя? Будем! А для начала мне понадобится... Кусок ткани. Таковой нашелся быстро: тонкий, полупрозрачный шарф из дорогого шелка. То, что доктор прописал. Я склонился над принцем и накрыл его лицо тканью. Немного подумал о том, как мои действия выглядят со стороны — определил их как абсолютно неподобающие — набрал полную грудь воздуха и... С силой выдохнул его в приоткрытый рот Дэриена. Разумеется, предварительно я зажал пальцами нос принца — чтобы эффект был сильнее... Не скажу, чтобы молодому человеку насильственное дыхание пришлось по душе: тело конвульсивно дернулось, пытаясь вернуть привычное положение вещей. Но я не отпускал его губы ни на мгновение, заставляя дышать воздухом, прошедшим через мои легкие. Главное — не переусердствовать... Пять выдохов оказалось достаточно, чтобы разрушить физическую оболочку «червяка». Заклинание заметалось между Пластами, постепенно проявляясь в Кружеве, и как только светло-синие кляксы волшбы стали отчетливо видны, Мантия взмахнула Крыльями. Межпластовые Потоки пришли в движение, и приливная волна вынесла Подобие на берег Реальности. Туда, где оно не могло спрятаться. Туда, где оно не могло поживиться дармовой Силой. Туда, где я мог рассмотреть его во всей красе... Мне трудно пользоваться Внутренним Зрением! Сделай подробную проекцию! «Лентяй...» — Мантия пожурила меня, но выполнила просьбу-приказ. Змейка заклинания задрожала в воздухе на уровне моих глаз. Прямо перед носом. Ну не так же близко! «Извини, ошиблась...» — Опять издевается. Мантия скорректировала местоположение проекции заклинания, и я наконец смог рассмотреть его во всех подробностях. Действительно, похоже на червяка. Ну, или на змею. Маленькую. Этакий ужик... «Тебя основательно зациклило на змеях...» — с притворной заботой вздыхает Мантия. И нисколько не зациклило! Просто... Мне так удобнее о нем думать. «Ну, раз удобнее...» И вообще, дай сосредоточиться — помолчи хоть несколько минут! Что мы имеем? Змейку, изогнутую причудливым завитком. Или даже... Две змейки. Все правильно: два Подобия, взаимосвязанные, но вполне самостоятельные. И кстати, светло-голубое Подобие Разума теряется даже на фоне слабенького бледно-оранжевого Подобия Жизни. Любопытно... Или так было задумано, или заклинатель был невеликой силы. Впрочем, своего он добился. Или — добилась? Ничего не понимаю... Рисунок определенно придуман педантичным мужчиной — не спрашивайте, почему я так в этом уверен! — скупые линии, ничего лишнего, все строго по правилам. А вот крепления фрагментов... Такое изящество присуще только творениям женской руки! Конечно, бывает и так, что в одной личности сочетаются формализм и любовь к украшательству, но не в данном конкретном случае. А вот этот фрагмент вообще кривоват: явно выполнялся под диктовку... Кто же из парочки был главным? Наверняка мужчина, поскольку идея, похоже, полностью принадлежит ему, но воплощение доверено женщине. Достаточно умелой, чтобы следовать заданному шаблону, но недостаточно опытной, чтобы сгладить неудачные моменты в нескольких местах. Занятно... Кто бы ты ни был, парень, обещаю: как только я до тебя доберусь, выдерну из тебя все твое Кружево по ниточке! Да и дамочку щадить что-то не хочется... Хотя... Хм. Как странно... Возможно, женщина была выбрана неслучайно... Ну-ка, растяни змейку пошире! «Зачем?» Хочу взглянуть на финальный фрагмент. «Пожалуйста...» Путаница разноцветных лент повернулась вокруг оси и дрогнула, увеличиваясь в размерах. Стоп! «И что ты увидел?» — Любопытничает, стервоза. То, что меня настораживает. «А именно?» Женщина, которая плела это заклинание, умерла вскоре после того, как закончила. «И ты узнал это из маленького кусочка?» Дамочка поставила свою подпись, завязывая последний узелок[21]. Не знаю, намеренно или случайно, но, думаю, я смог бы ее опознать. Если бы она была жива. Увы, эта тускло-серая петелька ясно говорит, что свидеться нам не удастся. Разве что вызвать ее из-за Порога... «Думаешь заняться некромантией? Тогда тебе понадобятся несколько специфических...» Какая, к фрэллу, некромантия?! Это так, к слову пришлось... Что ж, все хорошо, что хорошо кончается. У меня больше нет вопросов к этой зверушке. «И чего же ты ждешь?» Как это чего? Уничтожь его! «И не подумаю...» Не понял! «Либо занимайся этим сам, либо... Оно будет жить, и, возможно, снова переползет на мальчика...» Наглый шантаж! «Тебе нужно практиковаться...» Я смертельно устал, как ты не понимаешь! Я голоден! «Так поглоти его...» Я скривился. Только не это! «Тогда — уничтожай...» Тебе совсем меня не жалко... «Оставим жалость для реальной опасности, договорились?» Ну вот, еще одна мучительница по мою душу. Хочешь посмеяться? Валяй. Все равно шедевра у меня не получится... С помощью Мантии процесс уничтожения магии проходит споро и ловко, но если требуется исключительно мое «искусство»... Получается цирковое представление. Самое неприятное состоит в том, что данное заклинание абсолютно нейтрально относится к вашему покорному слуге, да и, оказавшись вырванным из привычной среды, снова засыпает. Если активную магию я рассеиваю, не задумываясь, то с этой снулой змейкой придется возиться по всем правилам... Для начала нужно выровнять дыхание в ритме той волшбы, которую предполагается рассеивать. Если присмотреться повнимательнее, можно уловить пульсацию и подстроиться под нее. Так, допустим, продолжительность вдоха — один к трем... А вот и не угадал. Один к четырем. Дышим. Минута. Две минуты. Пять минут. Ну, наконец-то вошел в точный ритм! Увертюра закончена. Теперь начинается собственно действо. Я протянул правую руку к дрожащей в воздухе змейке. Думаете, если я говорю «Нить», то это означает «одна-единственная»? Как бы не так! Целая куча ниток, спутанных и завязанных узелками. Расплетать эту прелесть — неимоверный труд, но мне, к счастью, нужно совсем другое. Хотя и не менее сложное... Ну что, рубанем наотмашь или помучаемся? «Представь, что ты сдаешь экзамен...» Ненавижу экзамены! Но попробую тебе угодить... Будем рвать по ниточке. Долго, но надежно и познавательно. Заодно вспомню, чему меня пытались учить... Пальцы танцевали в мерцающем облаке, то ныряя в сплетение чар и скользя по призрачным Нитям, то с тихим звоном растирая очередной фрагмент в колючую пыль, осыпающуюся на пол. Все бы ничего, но мне пришлось-таки перейти на Внутреннее Зрение одного из Средних Уровней, потому что проекция все же — только проекция... Конечно, при работе с чарами можно и совсем избегать телодвижений, но я, когда есть такая возможность, стараюсь облегчить свою участь и совмещаю ментальное и тактильное воздействия. Исключительно чтобы самому было удобнее и понятнее, хотя настоящие профессионалы считают зазорным двигать даже бровями... Виски сдавило тупой болью. Переносица ощущалась основательно опухшей и зверски чесалась. Запястье одновременно затекало и дрожало от напряжения. Не знаю, сколько времени я потратил на увлекательное занятие, но успешно израсходовал все силы. Когда последний фрагмент заклинания рассыпался прахом, я почувствовал почти непреодолимое желание принять горизонтальное положение. Вдобавок в носу почему-то вдруг стало жарко и сыро. Я провел под ним тыльной стороной ладони и удивленно уставился на темно-алую полоску, появившуюся на коже. Неужели я настолько устал? Плохо. Хотя и из этой неприятности можно извлечь некоторую пользу... Зажимая нос, я поднялся к себе в комнату. Так, где моя красавица? Положив жемчужину на ладонь, я примерился и уронил несколько капель крови на золотистые бока. «Позволь узнать, чем ты занимаешься?» — Мантия снова вмешалась в происходящее. Раз колдовать я не умею, то... «Только не делай глупостей...» Я делаю не «глупость», а амулет. «Амулет? Для каких целей?» Я усмехнулся. Поскольку принц, скорее всего, в течение ближайшего месяца выздоровеет, у его обидчика может появиться желание повторить фокус с заклинанием, допускаешь такую возможность? «Охотно...» Идем дальше. Мне недосуг постоянно следить за самочувствием коронованной особы, так что куда проще и удобнее будет снабдить Дэриена вещью, которая не допустит применения чар, направленных во вред. И мне даже не придется себя дырявить, чтобы добыть необходимый ингредиент. «Ты непозволительно щедр...» Моя кровь — что хочу с ней, то и делаю! «Кто бы спорил...» Крохотные алые струйки скользнули по жемчужине затейливым хороводом — раз, другой — и... Исчезли, полностью впитавшись в золотистый перламутр. Я прислушался к своим ощущениям. Похоже, получилось. Какое-то время, безусловно, понадобится для того, чтобы окончательно изменить свойства шарика и закрепить полученный результат, но уже и сейчас мой амулет вполне работоспособен. Зажав жемчужину в кулаке, я спустился в кухню, чтобы попытаться поскорее остановить кровотечение... Зевающий Борг обнаружил меня стоящим с запрокинутой головой и хлюпающим носом, на который была водружена мокрая тряпка. — Ты опять с кем-то подрался? — невинно улыбнувшись, осведомился великан. — Почему «опять»? И почему «подрался»? — недовольно спросил я. — А чего нос разбит? — И вовсе не разбит! — Я опустил тряпку и посмотрел на результат своих усилий. Почти не течет. Ну и славно... — А откуда кровь? — не унимался Борг. — Оттуда! Здоровье у меня слабое, подорванное непосильным трудом... То обмороки, то кровь из носа... На сей раз он сразу понял, что я шучу, и пожал плечами: мол, не хочешь, не говори. И не буду. Тем более что у меня есть к рыжему совсем другое дело. — Я могу поговорить с тобой серьезно? — Почему бы и нет? — ухмыльнулся Борг. — Я сказал: серьезно, — пришлось повторить как можно холоднее, чтобы согнать глупую улыбку с его лица. — Понял, понял... И что ты хочешь сказать? — У меня есть небольшая просьба. Лично к тебе. — И? — Предполагаю, что в ближайшем будущем принц излечится от своего недуга, и... — Что ты сказал?! — Борг схватил меня за плечи. Голова дернулась, и кровь, только-только успокоившаяся, брызнула снова, заляпав рубашку верзилы. — Не тряси меня! — Я снова задрал голову. — Принц выздоровеет?! — Хватка не ослабла, но хоть резких движений не последовало. — Выздоровеет, выздоровеет... — Откуда ты знаешь? — Профессиональная тайна. — Но... Это точно? — Могу поклясться на чем пожелаешь. Борг был счастлив. Нет, не так: он был на седьмом небе от счастья — карие глаза просто сияли неожиданно обретенной надеждой. — Я поверю... твоему слову. — Первое разумное решение за весь день. — Я шмыгнул носом. — Но речь о другом... Поскольку болезнь принца была усугублена волшбой, я опасаюсь, что тот, кто однажды уже доставил Дэриену неприятности, повторит свою попытку... — Ему не удастся! — Пальцы Борга сжались так сильно, что я взвыл. — Да отпусти же меня! Оставь свой пыл для врагов... Освободившись от объятий рыжего великана, я присел на край стола. Шея уже начала затекать, а созерцание потолочных балок меня совсем не радовало. Но что поделать... — Так вот... Я верю, что ты приложишь все силы, чтобы уберечь принца от враждебной магии, но это не так уж просто. И поэтому я хочу тебе помочь. — Я протянул Боргу жемчужину. — Если принц будет носить эту вещь при себе, магические покушения ему не грозят. — А что это такое? — Амулет. Своего рода... — Где ты его взял? — Если скажу, что сделал сам, поверишь? — Пожалуй, да. — По его глазам было видно: поверит. После выздоровления принца он поверит любым моим словам... — Не знаю, как Дэриен будет его носить... Можно сделать сережку, можно повесить на шею... Главное — нельзя нарушать целостность жемчужины. — То есть... — Дырки в ней ковырять не нужно. — А почему... — Скажем так: амулет потеряет свою силу. — Вообще-то я не уверен, что произойдет именно это, но не мешает на всякий случай нагнать страха. Для профилактики. Борг задумчиво покатал золотистый шарик по ладони. — Если ты прав и эта безделушка способна защитить от любых чар... — Не от любых, а от тех, что несут зло владельцу амулета, — поправил я. — Такая вещь дорогого стоит, — задумчиво протянул Борг. Он даже не представляет, насколько драгоценно то, что лежит в его руке. Впрочем, свою «порцию» аналогичной защиты рыжий уже получил. Думаю, эффект не ухудшится, даже если он постирает свою одежду... — Любопытно, почему нас всех так разморило после обеда? — О, это Мэтт продрал глаза и присоединился к милой «кухонной» беседе. — Должно быть, гроза собирается, — буркнул я, соображая, запеклась кровь в носу или нет. Трогать не хотелось — вдруг опять хлынет ручьем... — Гроза? — Маг демонстративно выглянул в окно. — Небо на редкость чистое. — А в чем проблема? — Нет, все же опущу голову, и будь что будет. — Да так... Сдается мне, что всех нас ненавязчиво усыпили. — Усыпили? Я знаю, это — заговор! — И почему этот белобрысый недоучка постоянно вызывает у меня желание пошутить? — Заговор? — Борг покосился в мою сторону. — Типичный! — подтвердил я. — Наверняка планировалось нечто грандиозное... Например, похищение у достопочтенного доктора всего запаса слабительного... Рыжий великан фыркнул. Мэтт, сообразивший, что я над ним издеваюсь, надулся. Но его обида так и не переросла в перепалку, потому что... Я вздрогнул от холода. Холода посреди летней жары. Кто-то раздвигает Пласты, прорубая дорожку к усадьбе Гизариуса. Вот-вот... Портал. На три персоны. И одна из них — готовый к боевым действиям маг. Что происходит? «Кто-то захотел посетить этот уютный уголок...» Кто? «Ты и сам все правильно определил...» Но каким образом? Раньше у меня не получалось распознавать столько всего сразу... «Просто ты ГОЛОДЕН... И ты неосознанно ищешь магию... Повсюду...» Значит, если я что-нибудь проглочу, то мои чувства притупятся? «Скорее всего...» Ты не уверена? «Это будет зависеть от количества и качества поглощенной волшбы...» Маг только один... Кто его сопровождает? «Не проще ли посмотреть в окно?» Я последовал мудрому совету. Посреди двора в мареве открытого Портала появились три фигуры. Женщина? Только не говорите мне, что к нам пожаловала учительница юного дарования! Хотя магия исходит именно от нее. Ну да ладно, в конце концов это не самый опасный зверь. А вот ее спутники... Пожалуй, по размерам каждый из них вполне сравним с Боргом, ну а вдвоем они и вовсе превзойдут моего знакомого великана. Как нехорошо... Наемники? Наверное. Оружие — в ножнах, но, думаю, оно будет приведено в боевую готовность быстрее, чем я моргну. Скажите мне, на кой фрэлл магу — а новоприбывшая дама, судя по всему, маг со стажем и достаточным горьким опытом, чтобы обвешаться с ног до головы амулетами и взведенными заклятиями, — такой эскорт? Если только... она не прибыла сюда по мою душу. Да, похоже на то: Мэтт наверняка разболтал ей все подробности о небольшом представлении с участием вашего покорного слуги и приглашенной труппы оборотней... И, приняв должные меры для обеспечения магической защиты, магичка прихватила с собой грубую физическую силу. На тот случай, если чары не помогут. А ведь они не помогут... Немедленно опускай Вуаль! «Как пожелаешь...» Рухнув в серый туман, я недовольно поежился. Этого будет достаточно? «Смотря для чего...» Она не сможет меня прощупать? «Нет, но...» Опять проблемы? «Ты должен быть предельно спокоен... Иначе никакая Вуаль не защитит эту женщину от тебя...» А если я хочу этого? Хочу стереть ее в порошок вместе со всеми магическими цацками? «Как пожелаешь...» Шучу. Спасибо за совет. Будь настороже! «Всенепременно...» Тем временем Мэтт, заметивший появление колоритной троицы, радостно выскочил во двор и начал о чем-то оживленно докладывать магичке. Судя по восторженному блеску его глаз, он испытывал к женщине совсем не ученический пиетет. На вкус и цвет товарищей нет, конечно, но эта представительница женского пола вряд ли была способна вдохновить на возвышенные чувства. Небольшого роста, полненькая и кругленькая, она, скорее всего, играла роль любящей «родительницы», но что-то в ее лице заставляло предположить, что сия роль утомительна и нелюбима самой исполнительницей. Румяное лицо в обрамлении кудрявых темных волос только казалось добродушным: отвечая на вопрос Мэтта, она слегка поджала губы, демонстрируя небрежное презрение к молодому магу и его словам. Впрочем, парень не придал значения красноречивой гримаске — попросту не захотел заметить. Так сильно влюблен? Что ж, бывает... В такие минуты я невольно радуюсь тому факту, что меня миновала эта болезнь... Борг тоже осторожно выглянул в окно и, рассмотрев наемников, скривился. — Вижу, тебе не по душе появление этих людей, верно? — Позволю любопытству ненадолго высунуть свой острый носик из норки. — Еще как не по душе, — подтвердил рыжий. — В чем причина? — Мы знакомы. — И что же? — Не хотелось бы привлекать к себе внимание... — неуверенно объяснил Борг. — И не привлекай! Сиди спокойно на кухне или спрячься в комнате, — великодушно разрешил я. — Эти, с позволения сказать, люди явились сюда не на прогулку, — справедливо заметил верзила. — Угу, — подтвердил я. — Но могу поспорить, они и понятия не имеют о том, что в скромной усадьбе сельского доктора обитает принц. — Что же им нужно? — прищурился Борг. — Скорее, кто. — Не хочешь ли ты сказать... — Кажется, он догадался. — И не хотел бы, а придется... Уверен, этой даме нужен я. Так что не переживай насчет всего остального: заполучив меня, троица уберется отсюда в тот же момент. — Но почему... — Мэтт был свидетелем одной любопытной сценки в моем исполнении, о чем не преминул сообщить своей наставнице. Я бы на ее месте тоже заинтересовался... — И ты... Пойдешь с ними? Я хмыкнул: — Во-первых, никто моего мнения спрашивать не будет, а во-вторых... С двумя громилами разом я сейчас не справлюсь. — А не «сейчас»? — заинтересовался Борг. — И потом, скорее всего, тоже... У меня даже нет оружия... — Я могу ссудить. — И правда, он готов распахнуть передо мной дверь своего арсенала. Только зачем? — Боюсь, мне не под силу поднять клинок, предназначенный для твоих рук, — вздохнул я. — И то верно... — Что-то он загрустил. Непорядок! — Так что пойду-ка я, пожалуй, на свежий воздух... Негоже заставлять себя ждать! — Подожди... — Рука Борга легла на мое плечо. — Это безопасно для тебя? Я отвел глаза. — Тебе что-то угрожает? — И что он никак не угомонится? — Я не знаю. Честно, не знаю. Даже если и угрожает, какая разница? Ты бросишься меня защищать? — Нет, но... — Правильный ответ. Не бросишься. Все остальное не имеет значения. Посему не мешай мне. — Наверное, мой тон был излишне безразличен, потому что Борг нахмурился. — Мне не нравится твое настроение. — Что тебе за дело до моего настроения? Береги принца и не забудь вручить ему амулет. За сим откланиваюсь! — Не дури. Не надо. — Посмотрите только, какая трагическая мина! «Не дури»?! Знаешь, дорогуша, не тебе меня наставлять. Бесполезно. Я — вполне взрослый мальчик и понимаю, что такое «ответственность». Сиди и не рыпайся! Я стряхнул его руку и решительно покинул кухню. Когда ваш покорный слуга ступил на двор, магичка вперила в меня сердитый взгляд — ну совсем как моя знакомая ведунья! Разумеется, результат применения Ока оказался столь же плачевным, иначе и быть не могло. Но, в отличие от старухи, поражение вызвало у наставницы Мэтта прилив нездорового энтузиазма: огонь в глазах стал ярче и злее, а пальцы шевельнулись, описывая одну из Начальных Фигур. Готовишься чародействовать? Любопытно. Посмотрим, что из этого выйдет... — Так это и есть тот молодой человек, о котором ты мне рассказывал? — Тон голоса женщины мне не понравился: нарочито ласковый и безобидный. — Да, nayinn[22], — незамедлительно ответил маг. — Сколько раз я просила тебя на людях не использовать это... слово. — Она снова сморщилась, и Мэтт испуганно расширил глаза: — Простите... Наставница. Этого больше не повторится. — Разумеется, не повторится, потому что я об этом позабочусь... — Она говорила негромко, но даже у меня от этого обещания по спине побежали мурашки. Маг опустил голову, а зря: в глазах чародейки можно было прочитать много интересного... — Итак, ты утверждаешь, что он мог контролировать «обращение»? — Я видел это собственными глазами! — горячо подтвердил Мэтт. — И только-то? — Презрительной усмешки было достаточно, чтобы парень смешался. — Я не... Я неточно выразился, Наставница... Я пробовал рассмотреть происходящее в других Пластах, но мне не удалось достаточно... Река... Ай да шадд’а-раф! Странный выбор места встречи все же сыграл мне на руку... — Проточная вода заставила тебя капитулировать? — Неприкрытая издевка. — Наставница, я... — Я разочарована в тебе, Мэтти, — устало сообщила женщина. — Наставница... — Думаю, нет смысла продолжать твое обучение... — Движения пальцев стали еще более плавными и быстрыми, а по тому из Пластов, который я, к своему неудовольствию, наблюдал более четко, чем бы мне хотелось, пробежала легкая рябь. Да она же сейчас полностью обездвижит парня! Кажется, это называется Каменной Паутиной... А он ничего не замечает, кретин! Впрочем, поделом ему — не буду вмешиваться, пусть пожинает плоды своей доверчивости... Только когда пальцы магички затянули последний узелок, Мэтт понял, что попался, и побледнел от ужаса. Я вполне понимал, почему ему так страшно: предательство человека, которому ты безоговорочно доверял, способно убить одним фактом своего совершения. — Наставница... Что вы делаете?.. — Сил парня хватило всего на несколько слов. — Тебе следовало бы быть осторожнее, мой мальчик, раз уж умом не вышел... Обидно, что найти сокровище довелось такому законченному кретину... Сокровище? Ах, это она имеет в виду вашего покорного слугу! — Вам что-то нужно от меня, почтенная? Ума не приложу, чем моя скромная персона могла вызвать столь жгучий интерес... — Я усмехнулся, скривив лицо. Магичка ответила мне похожей улыбкой: — У тебя великолепные Щиты, раб, но не надейся: я сумею их сломать. — Знаете, люди говорят: ломать — не строить, любому дураку по плечу... Она сузила и без того маленькие глаза: — Ты слишком дерзок... Странно, что Рогар не посчитал нужным обтесать тебя... Хотя это его личное дело... — Именно, почтенная. Но я полагаю, что, будучи собственностью известного вам Мастера, я имею право не исполнять ваши требования. — Мастера!.. Ха!.. Здесь его нет, не правда ли? А иных заступников я что-то не наблюдаю... — А зачем мне заступники? — невинно осведомился я, и магичка правильно поняла мое нахальство: — Ты считаешь, что справишься сам? Любопытно будет это увидеть, но несколько позже... А пока я должна закончить другое дело! — Левая ладонь женщины описала круг, концентрируя в щепоти новое заклинание. А вот это уже серьезно! Я бы понял, пожелай Наставница подправить воспоминания своему ученику, но то, что она собиралась сделать, меня неприятно удивило. Ментальный Молот. Несколько мгновений, и сознание Мэтта будет расплющено и разбито на мелкие осколки. Возможно, даже превращено в пыль. Зачем? Не проще ли убить? Или она хочет представить искалеченного мага как результат моей «работы»? Глупо. Рассмотрим второй вариант: она желает спровоцировать меня на активные действия. Это уже ближе к истине! И она совершенно права: я не позволю раздробить сознание парня. Но... Этого, дорогуша, ты точно не ожидаешь! Когда сгусток Силы сорвался с пальцев магички, я открылся. Совсем чуть-чуть. Узкий язык Пустоты скользнул в щель между Пластами, разрезав пространство параллельно летящим к Мэтту Нитям. Ринулся наперерез, но не остановил полет гнусной волшбы, а спиралью обвился вокруг... И витки сжимались все туже и туже, пока полностью не слились с Нитями, жадно поглощая энергию заклинания. Забавно, что дама останется в неведении относительно результата своих усилий: она может наблюдать собственное творение только в поперечном сечении, а я позаботился о том, что «толщина» жгута осталась прежней... Те крохи чар, что добрались до сознания Мэтта, уже не могли причинить ему должный вред, но... Удар Молота остался ударом: парень качнулся, закатывая глаза, и рухнул в пыль. Насытившаяся Пустота благодарно облизнулась и срастила за собой прореху, проделанную в Реальности, а я тряхнул головой, избавляясь от последствий транса, в который мне пришлось входить без малейшей подготовки, чего мое слабое здоровье временами просто не выдерживает... Я скрестил руки на груди и укоризненно цокнул языком: — Не слишком ли вы жестоки со своим учеником, почтенная? — Тебя волнует его здоровье? — Магичка насмешливо приподняла бровь. — Не то чтобы очень... По правде говоря, я уверен, что как раз здоровье парня от ваших процедур не пошатнется. А насчет всего остального... Грубо работаете, почтенная. — Да неужто? Что же тебя не устраивает в этой магии? — Она не на шутку заинтересовалась моими словами, и я мог поздравить себя с успехом: внимание дамы полностью сконцентрировано на вашем покорном слуге. Теперь даже если Дэриен самолично сообщит ей о своем титуле, то будет удостоен всего лишь рассеянного взгляда, брошенного вскользь. Однако надо закрепить полученное преимущество... — Только по уши влюбленный в вас мальчишка мог не заметить тот грязный узор, что плели ваши пальцы. — Может быть, ты еще скажешь, какое именно заклинание я творила? — Ну вот, она снова почувствовала себя учительницей! — Всего лишь Паутину. Только не скажу точно, какую разновидность: такие тонкости меня никогда не интересовали. Придание тех или иных свойств стандартному заклинанию, на мой взгляд, — дешевая показуха. — Вот как? Впрочем, согласна. Можно было обойтись и без специальных эффектов... — Она довольно, но несколько сдержанно, улыбнулась. Улыбнулась как человек, который неожиданно получил в подарок то, что долго и безуспешно искал. — А что еще ты заметил? — Орудие, совсем не подходящее для нежных женских ручек. — И что же ты имеешь в виду? — Вы так сильно любите пользоваться Молотом, почтенная? Наверное, потому что вам часто приходится стирать из памяти любовников свои перезревшие формы... — Я не допустил и тени улыбки на лице. Чтобы магичка обозлилась наверняка. Из пухлых губ вылетело: — Дрянь! Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю... Я буду резать тебя на кусочки, пока не докопаюсь до того, что мне нужно! Я пожал плечами: — Не смею вам мешать, почтенная... Скажу только одно: вы совершаете ошибку, за которую придется дорого заплатить. — Я в состоянии платить по своим счетам! — Она гордо вскинула подбородок. — Уходим! — Госпожа прикажет что-нибудь насчет?.. — Один из наемников кивнул в сторону лежащего мага. — Пожалуй, нет. Пусть остается здесь. Заберите второго! Громилы двинулись ко мне. Собственно, я был не против небольшого путешествия, однако... «Хочешь поэкспериментировать с Порталом?» Да, давненько я не хлопал дверью! «В самом деле хочешь?» Конечно, нет! Не собираюсь давать даме повод считать меня до такой степени опасным существом, но... Что же мне делать? Ступить в Портал я не смогу... «А если хорошенько подумаешь?» Есть способ? «Ты уже пробовал Вуаль...» Да, пробовал. Только вряд ли ее плотности достаточно для того, чтобы я не входил в близкий контакт со стенками портального коридора. «Верно... Но можно увеличить эту самую плотность...» Каким же образом? «Воспользоваться более высоким уровнем...» Да? «Саваном...» Ну, у тебя и предложения! Саван... Брррр, меня передергивает даже когда я мысленно произношу это слово! «Понимаю, что это — крайняя мера, но... Женщина обещала разрезать тебя на кусочки...» Я помню. И, честно говоря, не в восторге от ее намерений. «Тогда Саван будет лучшим выходом из сложившейся ситуации...» Поясни! «Саван — не просто отдельный Щит... Это последовательность Щитов во всех доступных Пластах... Никому не под силу пробить ВСЕ Щиты...» И как это мне поможет? «Маг не сможет выяснить о тебе ровным счетом ничего...» Это замечательно, но... Если она и в самом деле меня разрежет? «Она может попробовать...» И? «Я не могу уберечь твое тело от физических повреждений, это верно... Но Саван, закрывая твою Сущность Щитами, помещает ее в такие глубины, что тело становится почти... Таким, как должно быть...» Что ты хочешь сказать? «Нанесенные в этом состоянии раны заживут быстрее, чем ты можешь представить...» А те... Которые уже были? «Саван не имеет обратного действия...» Жаль... Надежда избавиться от клейма мелькнула где-то у горизонта моих мыслей, но тут же была вновь закрыта тучами... Хорошо, действуй! «Ты ничего не будешь чувствовать...» Самая приятная новость за весь день! Тонкая струйка Дыхания Вечности просочилась в Реальность, раздвигая Пласты, и ударила сознание, толкая его в бесконечный винтовой коридор. Сильнее. Еще сильнее. Вот уже целый шквал несет меня в колючих объятиях куда-то далеко. За пределы мира. За пределы жизни... И на каждом витке за нами закрывается Дверь. Одна. Десяток. Тысяча... Я сбиваюсь со счета. Окружающий мир теряет краски и измерения — вокруг меня остаются только серые плоские тени... «Спокойного сна!» Может быть, мне не стоит просыпаться? «Позволь на этот раз принять решение за тебя...» Глаза закрываются под нежную колыбельную... Мантия... поет мне?! Как мило... |
||
|