Многое было сказано о Роберте Дугласе, человеке, вокруг которого сосредоточена история его времени: о его характере, чувстве чести, тайных силах, которые иногда направляли его поступки. Много существует рассказов о его героических деяниях, его силе и решимости спасти свой народ от тирании.

Но Роберт Дуглас был человеком, а потому и большим, и меньшим, чем та фигура, которую рисуют легенды. Народ видел в нем героя, в котором отчаянно нуждался; близкие могли разглядеть в нем страдающую душу, с мальчишеских лет отягченную пророчеством — пророчеством, определившим не только его собственную жизнь, но и судьбу его любимой родины.

Вернувшись из добровольного изгнания, Роберт Дуглас нашел Люсару стонущей под безжалостной властью завоевателя Селара, с церковью, раздираемой борьбой за власть, и могущественной Гильдией, день ото дня набирающей все большую силу под управлением проктора Вогна. Если Селар когда-то был Роберту другом, то Вогн давно стал его смертельным врагом: проктор узнал о том, что Роберт Дуглас, граф Данлорн, — колдун, и поклялся уничтожить его.

Анклав, тайное объединение колдунов, нашел убежище высоко в. горах Голета; колдуны не смели жить среди своих соплеменников: их жизням угрожали и гильдийцы, и колдуны-соперники — малахи. Горное убежище охранял могущественный талисман, Ключ, от которого распоряжения и информацию получал джабир — предводитель колдунов Анклава. Именно Ключ сообщил Роберту об ужасном пророчестве.

Народ Люсары мечтал об избавлении от тирании, жители Анклава — салти пазар — молили Роберта о помощи. Однако граф Данлорн был человеком чести: он не мог нарушить присягу, данную Селару, тем более что пророчество сулило ему ужасную судьбу — пытаясь спасти, уничтожить то, что он больше всего любит. Противоречивые чувства раздирали Роберта, и это-то противоречие и сформировало его характер и легло в основу многих его решений. Более тридцати лет росла темная сила в душе Роберта, ненавистная и пугающая, сила, которой он не мог управлять и которую не мог уничтожить. Про себя Роберт стал называть ее демоном.

Однако существовал один человек, способный понять и Роберта, и его демона. Дженнифер Росс в младенчестве была похищена Нэшем, который поселил ее в глуши леса Шан Мосс. Четырнадцатью годами позже Роберт Дуглас спас Дженнифер от преследователей, обнаружив при этом не только колдовскую силу девушки, совершенно отличную от его собственной, но и то, что она — дочь графа Элайты. Роберт вернул Дженн в лоно семьи. Чувства его к ней становились все более нежными, но тут он узнал, что пророчество говорит о ней как о Союзнице — и что если он позволит совершиться предсказанному, именно она будет им уничтожена.

У короля Селара появился новый друг, Сэмдон Нэш. Это был могущественный злой колдун; своим собратьям, малахи, он был известен под именем Карлана. Нэш не собирался останавливаться ни перед чем, чтобы завладеть Ключом и Союзницей — Дженн.

Потом с Робертом и его братом Финлеем случилась беда, и тайна перестала быть тайной: существование колдунов стало всем известным. Вся страна всколыхнулась от этой новости.

Укрепив свое положение при дворе, Нэш прибег к чудовищному извращению древнего обряда Наложения Уз, и лишившийся собственной воли Селар стал его послушной марионеткой. Роберт помог королеве вместе с двумя детьми бежать, но тут узнал о предстоящем бракосочетании Дженн... Известие сломило его: несмотря на все данные себе обещания, он провел с ней ночь и оказался, как и было предречено пророчеством, связан с ней Узами. В отчаянии он снова обрек себя на добровольное изгнание, на сей раз твердо решив не возвращаться, чтобы не причинить еще более страшного вреда.

Убитая горем Дженн была вынуждена вступить в брак с герцогом Тьежем Ичерном, жестоким кузеном Селара. Дженн удалось скрыть, что ребенок, которого она носит под сердцем, — ребенок Роберта, позволив супругу считать его своим.

На этот раз Роберт нашел приют в глухом монастыре; даже от монахов он скрыл свое истинное имя. Там он повстречал епископа Эйдена Маккоули, которого Селар заточил в темницу, но которому удалось бежать и скрыться. Между Робертом и Эйденом зародилась крепкая дружба. Вскоре обоим пришлось покинуть безопасность монастыря: возникла угроза жизни брата Роберта, Финлея, и Дженн, находившихся в Элайте.

После скачки через всю страну Роберт со своим спутником прибыли в замок и обнаружили, что его осадили притворяющиеся гильдийцами малахи под командованием третьей зловещей фигуры, названной пророчеством, — Ангела Тьмы. Враги были сильнее защитников замка, отец Дженн погиб в бою как раз в тот момент, когда на свет появился ее сын. Истощив все способы отстоять Элайту, Роберт оказался вынужден дать волю ярости гнездящегося в нем демона. С самой высокой башни он произнес ужасное Слово Уничтожения, разметав силы малахи и тяжело ранив Ангела Тьмы.

Прошло еще пять лет, проведенных Робертом в попытках раскрыть точный смысл пророчества, однако потом ему пришлось посвятить себя более неотложным делам. Селар вознамерился захватить Майенну — соседнее государство, на троне которого сидел его брат. Роберт знал, что для такой войны у Люсары недостаточно сил, так что результатом авантюры Селара станет полный разгром и завоевание страны новым тираном. Роберт призвал верных своей родине военачальников собрать войска у замка Бликстон во владениях его друга, повелителя Фланхара.

После смерти мужа Дженн оставила сына на попечение сестры, а сама присоединилась к восставшим и предложила свою помощь в выяснении связанных с пророчеством обстоятельств, для чего нужно было отправиться в Бу на южном континенте. Роберт ужаснулся возможности того, что она отправится в опасное путешествие в одиночку, и решил поехать с ней. Хотя им не удалось узнать о пророчестве ничего, что могло бы принести пользу, совместная поездка помогла Роберту и Дженн преодолеть отчуждение, и Роберт поклялся жениться на Дженн, что бы ни сулило им предсказание; он вынужден был примириться с мыслью о том, что ему не суждено найти способ избежать того, чтобы пророчество сбылось.

Когда Роберт и Дженн вернулись в Бликстон, собравшиеся там предводители отрядов потребовали, чтобы Роберт женился на дочери Селара, Галиене, а после победы над королем сам взошел на трон. Роберт в отчаянии обратился к Дженн, но та тоже стала настаивать на династическом браке: счастье родины важнее их любви. После венчания Роберта и Галиены стало известно, что войско Селара движется к границе. Силы повстанцев были приведены в боевую готовность.

Дженн, посетившая Анклав, была избрана Ключом на место умершего джабира. Роберт попытался помешать этому, но прибыл в Анклав слишком поздно; оба они с Дженн оказались во власти Ключа, который изменил их тела: теперь они не состарились бы до тех пор, пока продолжается битва со злом. Дженн навсегда стала связана с Ключом, и Роберт, который больше не мог ей доверять, вернулся к своему войску.

Сопровождая Селара в походе, Нэш привлек на свою сторону принца Кенрика. Дженн, покинув на время Анклав, присоединилась к повстанческой армии. Однажды ночью, во время вылазки малахи, воинами Роберта была взята в плен молодая женщина. Она отказалась отвечать на вопросы, и Роберт так и не узнал, что это Сайред, возлюбленная Мики, его самого верного друга. Мика, сопровождавший Роберта на поле битвы, тоже ничего ему не открыл.

Кенрику удалось проникнуть в лагерь бунтовщиков и отравить свою сестру Галиену, юную супругу Роберта. В отчаянии от этой потери, Роберт на следующее утро двинул свое войско на Селара, хорошо зная, чья рука нанесла удар.

Сражение началось на рассвете. Роберт искал Селара и нашел его; поединок кончился его победой. Сгустились сумерки, но ни одна из сторон битвы так и не выиграла.

Ночью, пока Роберт метался в лихорадочном сне, страдая от ран, малахи снова проникли в лагерь повстанцев, освободили Сайред и похитили Мику. Утром, покинув готовое вновь вступить в битву войско, Роберт поскакал в Шан Мосс, чтобы спасти друга.

Роберт нашел связанного Мику на поляне; сражаясь с охранявшими его малахи, он получил удар ножом в спину от Сайред — и только тут узнал, что Сайред — та девушка, которую любит Мика. Чувствуя себя преданным, Роберт отправил Мику к войску, чтобы предупредить повстанцев, а сам вступил в схватку с Нэшем.

Противники появились на поле битвы — между двумя охваченными ужасом армиями. Нэш был изранен, колдовской силы у него почти не осталось. Роберт тоже пострадал, но твердо намеревался продолжать бой. Двое колдунов обменивались ударами, пока наконец Дженн не почувствовала, что Роберт собирается прибегнуть к Слову Уничтожения, чтобы убить и Нэша, и себя: так, собственной смертью, он мог опровергнуть пророчество, которое определило всю его жизнь.

Дженн кинулась между сражающимися, воспользовавшись собственным колдовским могуществом, чтобы разъединить противников. Нэш обессилел, но был еще жив, и людям Кенрика удалось увезти его с поля битвы. Роберт оставался на ногах достаточно долго, чтобы увидеть бегство объятой ужасом армии Кенрика и услышать победные крики своих воинов; потом он рухнул на руки подбежавшему Финлею.

Война была окончена; Кенрик, ставший королем вместо Селара, в сопровождении павших духом малахи бежал в Марсэй, столицу Люсары, увозя изувеченного Нэша. Мика, безутешный от того, что Роберт прогнал его от себя, отправился охранять Эндрю, сына своего друга. Той ночью, пока его воины хоронили своих павших товарищей, Роберт лежал при смерти от ужасных ран, полученных в поединке с Нэшем; ярость демона пожирала его изнутри, приближая смерть.

Финлей привел к постели умирающего Дженн в надежде, что та скажет Роберту о своей любви и о том, что Эндрю — его сын: тогда Роберту будет ради чего бороться за жизнь. Раны Роберта поразили Дженн; благодаря мысленной речи она узнала, что демон уже почти захватил власть над Робертом — это означало, что еще до рассвета он Роберта убьет. Дженн поняла, что не поможет любимому, если скажет правду. Ей нужно было чем-то отвлечь демона, и поэтому она уверила Роберта, что никогда не любила его, что ночь их близости была всего лишь следствием возникших Уз и что пришло время им забыть о немногих мгновениях, когда они были счастливы вместе.

Демон нанес удар Дженн, но у Роберта оставалось слишком мало сил, чтобы причинить ей серьезный вред. Когда Дженн открыла глаза, демон уже принялся исцелять Роберта, — но во взгляде Роберта она не прочла ничего, кроме ненависти. Дженн вернулась в Анклав, зная, что лишилась своей любви, но сумела наконец освободить от себя Роберта, дав ему возможность пойти навстречу чаяниям своей страны.

Следующие восемь лет Дженн провела в Анклаве, набираясь знаний и обучая других. Она чувствовала, как укрепляется ее связь с Ключом. Ей регулярно удавалось видеться с сыном, но этих кратких свиданий ей никогда не было достаточно. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала о пророчестве и не гадала, сбудется ли оно.

Годы шли, а о Нэше почти ничего не было слышно. Ходили слухи, что он выздоравливает, используя свою злую силу и насыщаясь кровью других колдунов. Немногие салти пазар были так глупы, чтобы верить, будто его молчание означает бездействие. Все в Анклаве знали, что Нэш наблюдает и готовится.

Кенрик, унаследовавший трон отца, далеко превзошел того в жестокости. Люсара под его властью приходила в упадок, и никто, похоже, не мог этого остановить.

Все эти восемь лет, когда казалось, что тьма, готовая поглотить Люсару, не оставляет уже никаких надежд, страна молилась об освободителе. Наступило время Безмолвного Мятежа. И Роберт Дуглас, герцог Хаддон, бунтовщик и изгнанник, ждал события, которое многие могли бы предвидеть.

Время ожидания кончилось для Роберта одним морозным вечером, незадолго до праздника Зимнего Солнцестояния 1370 года.

Отрывок из «Тайной истории Люсары» Рюэля

Глава 20

Из окна своей спальни Эндрю мог видеть лишь край тучи, наползающей на утреннее небо, но выйдя в гостиную, он оказался лицом к лицу с непогодой во всей красе; казалось, метель рвется в комнату, как свора гончих, почуявших кровь. Оставалось лишь молить богов о милосердии, поскольку ехать ему все равно было нужно. Эндрю даже не решался гадать, далеко ли на юг ему удастся уехать в такую пургу. Однако времени терять было нельзя: завтра он должен встретиться с Микой, а потом добраться до дому, где его будет ждать мать. Никакая непогода не могла его остановить.

— Ваша светлость! Конь оседлан, и эскорт ждет вас. Эндрю отвернулся от окна и взял из рук пажа плащ. Ему ужасно не терпелось выехать из города, и он с трудом сдерживался, чтобы не припуститься к воротам бегом. Однако за все годы, проведенные в Марсэе, он ни разу не поддался искушению и не собирался делать этого сейчас.

— Иду.

Мальчик поклонился и побежал вперед, по широким лестницам, длинным галереям с каменными полами, через еле освещенные, таинственно выглядящие залы.

Не обращать внимания на слухи, которыми был полон замок, оказалось совершенно невозможно. За последние две недели, даже если Эндрю не слышал шепота, в глазах встречавшихся ему людей он читал то презрение, скрытое за улыбкой, то опасение — не шпион ли он, то надежду — вдруг он скажет, что все случившееся — неправда.

Однако сказать так он не мог. Эндрю собственными глазами видел, как видели и все придворные, лицо, которое раньше было изуродовано шрамом, а теперь стало гладким, как новое.

От взглядов, которые кидали на него, Эндрю уклониться не удавалось, хотя он и старался не вступать в разговоры. От него как от кузена Кенрика ожидали объяснений, подтверждения или опровержения слухов. Эндрю ясно чувствовал разочарование придворных, когда они обнаруживали, что он знает не больше их.

И вот Эндрю вышел из замка на двор, залитый лучами солнца, яркими и веселыми, словно бросающими вызов приближающейся снежной буре. Эскорт ждал Эндрю в дальнем конце двора, не смешиваясь с охраняющими замок стражниками. Людям Эндрю тоже не терпелось скорее уехать. Мейтленд обещал спокойный приют посреди царящего вокруг хаоса.

Эндрю, как только услышал о первых слухах, постарался узнать как можно больше. Стараясь не привлекать к этому внимание, он разослан своих людей по рынкам и тавернам, но их донесения лишь рождали в нем новые страхи.

Пророчество...

Кенрик приказан отслужить благодарственную мессу, на которой были вынуждены присутствовать все придворные. Ему было даровано чудесное исцеление, его лицо очищено от полученных в битве шрамов, — хотя Эндрю и не знал, откуда на самом деле на лице Кенрика взялись шрамы. Так или иначе, мессу отслужили, молитвы вознесли... и тут-то и поползли слухи.

Пророчество говорило о темном зле, угрожающем Люсаре, и о человеке, рожденном ему противостоять. Благодаря только что случившемуся чуду Кенрик был, казалось, готов сыграть роль и святого, и заступника. Люди, измученные тяготами и страхом, были рады возложить надежды на кого угодно.

Пребывание в стенах Марсэя сделалось для Эндрю невыносимым. После двух недель пересудов, подогреваемых пламенем недовольства, рано или поздно начались бы беспорядки, и Эндрю вовсе не хотел оказаться рядом, когда это случится. Кроме того, было необходимо сообщить новости матери и Финлею.

Они наверняка захотят узнать, каков источник слухов о пророчестве... а также куда исчез Осберт, поскольку никто не видел его с того дня, когда с Кенриком произошло чудо.

Эндрю пересек двор, кутаясь в плащ и натягивая на руки теплые перчатки. Подгоняемый нетерпением, он вскочил в седло и выехал из ворот замка.

Черные тучи впереди клубились, с каждым мгновением становясь более темными и угрожающими.

Буря разразилась сразу, как стемнело. Роберт едва успел соскочить с коня, когда налетел первый шквал. Он поскользнулся в уже глубоком снегу, подвернул йогу. Руки в обледенелых перчатках не удержали узду, и конь взвился на дыбы, в испуге выкатив глаза. Почти ничего не видя в снежной круговерти, Роберт кинулся вперед и успел ухватить волочащиеся по земле поводья, потом заставил коня вытащить себя на дорогу, так что теперь по крайней мере мог определить, где находится.

Он рассчитывал, что у него есть еще по крайней мере час до начала ненастья. Деревня, которую он миновал, лежала отсюда в целой лиге, до другой оставался целый день пути.

— Проклятие!

Роберту не оставалось ничего другого, как пересечь гряду холмов и спуститься по восточному склону. Там имелся хорошо ему известный заброшенный амбар. Сейчас важнее всего было найти убежище.

Он обернул поводья вокруг одной руки, а другой натянул пониже капюшон плаща. Вглядываясь в сгустившуюся темноту, он мог только надеяться, что острое зрение позволит ему не сбиться с дороги.

Заблудиться нельзя — на это нет времени: если он упустит свой шанс сейчас, другая возможность может представиться только через месяцы, а ни сил, ни терпения на новое ожидание у Роберта не было. Он и так уже ждал больше, чем обычно выпадает человеку.

Холод заползал под одежду, лишал чувствительности ноги, руки, лицо. Старая рана в боку разболелась и, должно быть, опять начала кровоточить. Позже можно будет усмирить боль снадобьем, но с каждым разом на заживление требуется все больше времени...

Роберт упорно шел вперед, пока наконец его протянутая вперед рука не коснулась чего-то — деревянной стены. Глубоко вздохнув от облегчения, Роберт двигался вдоль стены, пока не нащупал дверь. Распахнув ее, Роберт завел внутрь коня.

Колдовской силы на то, чтобы зажечь свет, у Роберта уже не осталось, но как только он стряхнул с ресниц снег, стало возможно что-то разглядеть. На земляном полу валялась гнилая солома, в дальнем конце помещения пылились клетки для кур, под потолком виднелась голубятня. Все было пустым, как Роберт и помнил. И все-таки здесь было сухо, а главное, можно было укрыться от ветра, хоть тот и сотрясал ветхие стены. Роберт расседлал коня и принялся растирать его пучком соломы; заодно удалось немного согреться и самому. Найдя пустое ведро, Роберт наполнил его снегом и обхватил ладонями. Потребовалось несколько минут, чтобы колдовская сила растопила снег... Роберт напился сам и напоил коня, потом свернулся в углу, закутавшись в единственное одеяло и плащ.

Ему случалось спать в гораздо более удобных постелях, но никогда еще отдых не был ему так необходим.

Он узнал свой сон сразу же. Перехватывающая дыхание боль в боку, погоня за Нэшем... Каждый шаг был битвой, которую необходимо выиграть, каждая секунда — сражением. Когда же это кончится? Когда он наконец сможет остановиться, прекратить борьбу, когда обретет забвение?

Роберт упал на колени, руки его погрузились в жидкую грязь поля битвы. Где-то позади в чаще Шан Мосса завывал ветер, нашептывал обещания, которые невозможно выполнить.

— Роберт... — Рука, коснувшаяся его плеча, заставила его задрожать. Подняв глаза, он обнаружил стоящую рядом с ним на коленях Дженн. Ее синие глаза в странном свете, заливавшем все вокруг, казались фиолетовыми. — Роберт! Вся твоя боль — это только демон! Он нереален! Ты должен поверить в это. Ты должен поверить мне.

Но ведь она же предала его! Как он может ей верить?

— Пожалуйста, Роберт... — Ее голос стал далеким, Дженн повернулась к Нэшу, как то и предрекало пророчество... — Прошу тебя, пойми!

Роберт рванулся вперед, пытаясь схватить Дженн, но его рука наткнулась на ледяной камень; пальцы оказались ободраны. Роберт открыл глаза и сел. Немедленно старая рана напомнила о себе так громко, что он не сдержал стона.

Было все еще темно, но ветер немного утих. Конь дремал, полузакрыв глаза и изредка переступая с ноги на ногу.

Уснуть снова Роберт не рассчитывал. Вместо этого он сунул руку в седельную сумку и вытащил сверток, упрятанный на самое дно. Тяжелый округлый предмет излучал легкое тепло.

Роберт сопротивлялся наступлению этого момента. Что за глупость! В конце концов, если он не желает ничего знать о шаре, зачем было забирать его у Кенрика — только затем, чтобы лишить его короля?

В этом, конечно, имелись свои резоны, но в поступке Роберта был и важный смысл. Шар был идентичен Ключу, только много меньше. В чем еще окажутся они похожи?

Не задумываясь, Роберт развернул шар и осторожно положил его на пол перед собой. Скрестив ноги и опершись локтями на колени, он стал рассматривать шар.

Только Финлей однажды видел нечто подобное — во время своего чуть не оказавшегося слишком близким знакомства с Нэшем. Давным-давно, в дни Каббалы, такие шары были весьма распространены, но знание о них и их использовании было утрачено, как и многое другое в колдовской науке.

Роберт протянул руку и взял шар. Он был твердым, поверхность казалась одновременно гладкой и шершавой. Пальцы Роберта ощупали шар, нашли вмятины и царапины, но никаких признаков того, что его можно открыть. Шар казался сделанным из камня, но при этом влажно блестел, словно покрытый росой.

Может быть, из чего-то подобного пять сотен лет назад был изготовлен и Ключ? Может быть, колдуны древней Каббалы просто взяли сферу в десять раз больше этой и поместили в нее все то, что хотели сохранить? А может быть, Ключ, как и этот шар, способен на много, много большее?

Нэш использовал такие шары, чтобы заключить в них кровь и исцелить с ее помощью раны, омолодиться. Каким-то образом кровь колдуна могла быть впитана этим камнем, а затем колдовская сила чудесным образом излечивала раны. Так была ли это собственная сила Нэша или нечто, заключенное в шаре?

Кенрик собирался воспользоваться им, вероятно, для уничтожения шрамов на лице. Шрамы старые, так что шар он наверняка получил недавно, и получил от Нэша. Однако Нэша рядом не было...

Значит, сила заключена в самом шаре.

Сделав глубокий вдох, Роберт закрыл глаза и осторожно коснулся загадочного предмета колдовским взглядом. Он понятия не имел, что ищет, но попробовать стоило.

Несколько секунд Роберт не ощущал ничего, но потом, словно постепенно пробуждаясь и откликаясь на его ауру, поверхность шара изменилась, сделалась более мягкой, напоминающей губку. Осторожно Роберт проник глубже, позволив шару впитать его колдовскую силу.

На границе сознания Роберта возникло темное облако, как будто он смотрел в неосвещенную комнату через высоко расположенное окно, однако Роберт ощутил нечто странное. Эта комната обладала властью засосать его внутрь себя. Роберту пришлось напрячь мышцы: шар стремился поглотить его тело. Роберт рванулся прочь, и неожиданно шар в его руках начал накаляться, все сильнее и сильнее, пока Роберт, зашипев, не уронил его на пол. Тело его автоматически отпрянуло прочь от шара.

— Кровь Серинлета! Оно... оно живое!

Роберт снова потянулся к шару, готовый противостоять ему, но шар стал холодным. Роберт завернул шар и собрался убрать в седельную сумку, но, потянувшись за ней, обнаружил нечто странное: рана его больше не болела. Постоянная тупая боль, которая давно уже не оставляла его, исчезла. Роберт осторожно ощупал бок. Да, при нажатии рана болела, но двигаться он мог свободно.

Удивленно покачав головой, Роберт опять завернулся в одеяло. Может быть, теперь ему удастся уснуть.

А может быть, ему предстоит всю ночь, лежа без сна, решать ужасную загадку: каким образом шар избавил его от боли, когда обычно этого удавалось добиться лишь с помощью снадобья.

— Но, Мика, это же бессмысленно! — Эндрю почти развернулся в седле, разгоряченный спором. — С какой стати ему делать подобные вещи, зная, что все равно ничего не выйдет?

— Ничуть не бессмысленно, — спокойно отвечал Мика, не сводя глаз с дороги и выбирая места, где снег был бы не таким глубоким и лошади не скользили бы. — И «ничего не выйдет» к делу отношения не имеет. Ему достаточно было просто посеять сомнение.

— Значит, герцог Роберт велел своим людям в Шан Моссе развесить простыни и колокольчики, чтобы лес казался населенным нечистой силой? Но ведь наверняка кто-то заметил, что это все подделка?

Мика не мог сдержать улыбки. Да, идея была занятная...

— Не сомневаюсь, что многие в армии Селара не увидели в простынях и колокольчиках ничего, кроме простыней и колокольчиков. Однако нашлись и такие, кто поверил, что лес полон колдунов, призраков и прочей нечисти. Отец Годфри доносил, что той ночью от Селара сбежали сотни воинов. В результате на следующий день у войска герцога оказалось на несколько сотен меньше противников.

Эндрю некоторое время молчал. Мика ждал следующего вопроса, зная, что каждый раз, когда разговор заходит о Роберте, удовлетворить любопытство мальчика невозможно. Однако на этот раз в расспросах Эндрю был какой-то скрытый смысл, что-то, заставившее его начать расспросы сразу же, как они встретились с Микой и двинулись на юг, отослав воинов в Мейтленд.

— В чем дело, милорд? — тихо спросил Мика. — Что-нибудь случилось при дворе?

Эндрю виновато посмотрел на Мику, но быстро взял себя в руки.

— Да нет... Я хочу сказать, случилось все то же, что и обычно. Когда выяснилось, что больше ничего говорить Эндрю не собирается, Мика решил проявить настойчивость, справедливо полагая, что знать все ему следует как в собственных интересах, так и в интересах подопечного.

— У вас возникли разногласия с друзьями? Эндрю пожал плечами и сухо рассмеялся.

— Не так уж у меня много друзей при дворе, Мика. Я кузен Кенрика. Моего отца все в стране ненавидели. С какой стати кто-нибудь пожелает становиться моим другом?

— Ну, от вас не зависит, к какой семье вы принадлежите. Это понятно любому разумному человеку. Есть же те, кто хорошо вас знает.

Мика оборвал фразу. Выражение лица Эндрю было красноречивее любых слов. Мика сразу вспомнил, каково было Роберту при дворе Селара, вспомнил все интриги и наговоры вельмож, ни перед чем не останавливающихся ради власти и влияния. Одним из таких был Вогн, и в результате, в конце концов, Роберт впал в немилость.

— Расскажи мне кое о чем, Мика. Мика посмотрел на своего воспитанника.

— Если смогу.

— Ты считаешь моего отца дурным человеком? — Необходимость ответить на такой вопрос чуть не вызвала у Мики смех, но он быстро подавил такое желание и сосредоточился на воспоминаниях о Тьеже Ичерне, человеке, который женился на Дженн. — Ну так что?

Эндрю смотрел на Мику с некоторым страхом, но также, пожалуй, с потребностью в подтверждении какой-то своей мысли. Мика понимал, что от него требуется величайшая осторожность, иначе вред может оказаться непоправимым.

Однако и забыть о том, как Ичерн избивал Дженн, как чуть не убил ее собственными руками, Мика не ми.

— Не знаю, был ли он дурным человеком. Я виделся с ним всего несколько месяцев после свадьбы вашей матушки, еще до вашего рождения. Я делал все, что мог, чтобы не попадаться ему на глаза.

— Он тебя не жаловал, верно? — Да.

— И ты тоже его не любил?

Мика медленно покачал головой.

— Да.

Эндрю отвел глаза и стал смотреть вдаль, где равнина постепенно переходила в холмы.

— Я его почти не помню, — наконец прошептал Эндрю.

— И это вас тревожит?

— Если люди ненавидят меня потому, что я его сын, мне кажется, я должен знать, в чем причина.

В тоне Эндрю проскользнула резкая нотка, хотя говорил он, как всегда, мягко. Мика нахмурился, но не удержался от вопроса:

— Вы помните ночь, когда погиб ваш отец?

Лицо Эндрю залилось краской; все еще отводя глаза, он решительно заявил:

— Нет, Мика, не помню.

Окончательность ответа глубоко встревожила Мику, хотя он и понимал, что предотвратить возможные неприятности не в его власти.

Первое, что заметил Роберт, проснувшись, была тишина: ветер улегся. Поднявшись со своего жесткого ложа и выглянув в дверь амбара, он обнаружил, что снегопад прекратился и даже светит неяркое солнце.

Роберт поспешно собрал свои вещи и оседлал коня руками, которые от холода плохо его слушались. Выспаться ему не удалось. Всю ночь его преследовало беспокойство из-за шара, да к тому же и выехать ему не терпелось, хотелось наверстать потерянное время.

Ведя коня в поводу, Роберт приоткрыл дверь достаточно, чтобы выбраться на холодный воздух, однако, повернувшись, чтобы закрыть створку, обнаружил, что больше не один.

Роберт лишь краем глаза заметил какое-то движение; повод у него отобрали, а самого прижали лицом к стене; что-то твердое и острое уперлось ему в спину. Умелые руки обшарили его, вытащили меч из ножен и кинжал из-за голенища сапога. Потом неожиданно Роберт почувствовал, что свободен. После мгновения тишины раздались слова:

— Вы можете повернуться. — Голос, произнесший их, отличался от любого другого: в нем звучала абсолютная властность.

Роберт повернулся. Амбар стоял на склоне холма, от буйства непогоды его защищала древесная поросль на вершине. С другой стороны тянулось покрытое снегом поле, уходившее в туманную даль.

Слева от Роберта оказалась дюжина воинов, один из которых держал его коня, а другой — меч и кинжал. Они следили за Робертом, как за прокаженным, и старались держаться на расстоянии. Однако все внимание Роберта сосредоточилось на стоящем перед ним человеке. Он смотрел на Роберта со странной смесью опаски и любопытства. Одежда его была великолепного качества, но строгой и неяркой. Седые коротко остриженные волосы, сутулое худое тело могли принадлежать старику лет шестидесяти. На левой щеке виднелись отметины, оставленные какой-то давней болезнью, веко одного глаза полностью не поднималось, но тонкие подвижные брови делали лицо выразительным.

Роберту оно показалось странно знакомым.

— Мне доложили, что вы можете выбрать эту дорогу, — начал человек. Солдаты у него за спиной неловко переминались с ноги на ногу. — Мне также говорили, что попытка найти вас — глупость. И тем не менее вы передо мной. Должен добавить, — человек слегка повернул голову, указывая на свой отряд, — что меня предостерегали, что я рискую жизнью, что даже лишившись меча, вы останетесь смертельно опасны. Так скажите: убьете ли вы меня, как убили моего брата?

— Вашего брата? — хмурясь, переспросил Роберт. Он не убивал ничьего брата с тех пор как... — Клянусь богами! Тирон! — Роберт низко склонился перед королем Майенны; шок пробежал ознобом по его спине. Когда он выпрямился, оказалось, что солдат поблизости нет, а Тирон рассматривает его с искренним интересом.

— Простите меня, сир, — пробормотал Роберт. — Я вас не узнал.

— Значит, мы с Селаром с возрастом утратили сходство? — Тирон жестом морщинистой руки отмахнулся от извинений. — Впрочем, значения это не имеет. В детстве он был белокур, а я темноволос, он был высок, а я — нет. Я никогда не старался подражать его привычкам. Не могу сказать, будто разочарован тем, что вы меня сразу не узнали.

Как теперь видел Роберт, сходство между братьями, несомненно, имелось, но от неожиданности он все еще не собрался с мыслями. Что делает здесь тайно прибывший Тирон? Или за ним следует войско? Не могли же отношения между Майенной и Люсарой так быстро испортиться!

— Вы удивлены, что видите меня.

Роберт кивнул, доставая перчатки из-за пояса.

— Конечно, сир. В своих письмах вы никогда не упоминали, что можете появиться лично. И я согласен с вашими людьми: вы пошли на огромный риск, приехав сюда. — Роберт натянул перчатки на закоченевшие руки. — Почему вы так поступили?

Тирон ответил ему твердым взглядом.

— Я решил, что пора нам встретиться. Пора мне увидеть вас самому, раз уж я так на вас полагаюсь. — Тирон пожал плечами. — А еще я хотел своими глазами взглянуть на колдуна.

Роберт слушал его, не веря ни единому слову.

— Теперь вы видели меня, сир. Мы встретились. Стоил ли того риск?

Взгляд Тирона стал жестким.

— Чего вы ждете? Или вы хотели, чтобы я явился сюда и сам задал вам этот вопрос? Вам это было нужно, прежде чем вы наконец начнете действовать? Клянусь кровью Серинлета, Данлорн! Что еще должен я совершить, что все мы должны совершить, чтобы вы выступили против моего племянника?

Роберт снова нахмурил брови.

— Разве что-то изменилось?

— Скажите мне, когда вы планируете выступить.

— Нет, — подняв руку, чтобы смягчить свой ответ, Роберт сделал шаг вперед. — Простите меня, сир, но вы же знаете, что этого я не могу сказать.

— Почему? Как могу я чем-то угрожать вашим планам, а? — Тирон покачал головой и отвел глаза, с трудом сдерживая гнев. — Вы испытываете мое терпение своими уклончивыми ответами, своими загадками и бесконечными призывами верить вам.

— Разве я до сих пор чем-то вас подвел? — Роберт затаил дыхание. Так много зависит от доброго отношения этого человека! Если Люсара хочет выжить, ей нужно сохранять мир с Майенной. До сих пор Тирон был готов сотрудничать с ним, не посылать свое войско через границу и не реагировать слишком поспешно на провокации. — Сир, если что-то изменилось, вы должны сказать мне об этом, чтобы я...

— Скажите, — ровным голосом, глядя на раскинувшуюся внизу долину, спросил Тирон, — что вы знаете о моем племяннике?

— В каком отношении? — Роберт прогнал воспоминания о недавней встрече с Кенриком и об ужасной судьбе, которая чуть не постигла Хелен.

— В отношении его женитьбы на моей дочери.

— Что! — Роберт выдохнул это слово с таким ужасом, что Тирон сразу перевел на него взгляд. В глазах короля промелькнул страх, который он поспешно постарался скрыть. — Вы не можете говорить серьезно! Вы хотите дать согласие на брак Оливии с Кенриком? Но...

— Вы уклоняетесь от ответа! — рявкнул Тирон. — Я уже потерял двоих сыновей и совсем не хочу потерять последнего! Если я позволю Кенрику заполучить Оливию, я, по крайней мере, смогу надеяться, что мой единственный оставшийся в живых сын доживет до совершеннолетия!

— Вы обречете его на смерть, Тирон, вы знаете это не хуже меня! Кенрик мечтает о Майенне, как мечтал ваш брат, только молодой хищник достаточно умен, чтобы постараться получить ее ценой всего трех жизней, а не тысяч. Не можете же вы думать о том, чтобы отказаться от нашего договора!

— Так вы намерены вскоре выступить? — Да!

— Когда?

Роберт сжал губы: большего он сказать не мог.

Тирон молча посмотрел на него, потом медленно кивнул.

— Хорошо. У вас есть три месяца. Если к тому времени вы не предпримете недвусмысленных действий, я приму свои меры. Отдам ли я вашему королю свою дочь или предпочту захватить Люсару, будет зависеть исключительно от вас.

— Каким образом? — в ужасе прошептал Роберт.

— Или вы уничтожите угрозу моей семье и моей стране, или это сделаю я. Выбор за вами. Но предупреждаю: я желаю видеть доказательства того, что это вам под силу. — Тирон помолчал и тихо добавил: — В тот день, когда будет убит мой сын, я объявлю войну Люсаре, и никакие ваши мольбы на этот раз меня не остановят. Я ясно выразился?

— Да, сир. — Роберт ничего больше не мог сказать. Его заверения не вернут этому человеку двоих погибших сыновей. — Но умоляю вас: не начинайте вторжения.

— Вы? Умоляете? Роберт поднял голову.

— Моя страна может казаться вам слабой и беззащитной, но народ не забыл, кто дал Селару войско для завоевания Люсары. Вы можете накликать большее бедствие, чем то, которое хотите предотвратить.

Глаза Тирона сузились.

— Вы осмеливаетесь угрожать?

— Это не угроза, сир. — Роберт закутался в плащ, собираясь уйти. — Я знаю свой народ. Все, что нужно, чтобы воспламенить его дух, — появление завоевателя; в этом случае кровопролитие будет гораздо ужаснее того, что мог вызвать ваш брат. Если вы цените мир, не повторяйте его ошибки. — Когда Тирон ничего не ответил, Роберт низко поклонился. — Я надеюсь, что ваше путешествие домой будет безопасным. Прощайте, сир. — С этими словами Роберт повернулся и двинулся вокруг амбара: он знал, что где-то там ждут солдаты с его конем.

Три месяца, или разразится беда. Из огня да в полымя... Что ж, по крайней мере выбора теперь у него нет.