Капков СергейКороли комедии - Михаил Светин

Сергей Капков

КОРОЛИ КОМЕДИИ. Михаил Светин

Михаил Светин стал настоящим открытием и для зрителей, и для режиссеров с выходом на телеэкран новогодней сказки "Чародеи". Его герой маленький человечек, добродушный Фома Брыль - участвовал во всех перипетиях сюжета, проходил сквозь стену, превращался в гнома по прозвищу Вагонный, пел песни, но главное - искренне пытался помочь двум влюбленным сердцам соединиться. В звездном актерском составе фильма Светин не только не затерялся, но и выгодно отличался от своих коллег.

В отечественном кино родился новый типаж - невысокий, чудаковатый человек со смешной дикцией и наивным взглядом. Режиссеры заметили, что если Михаил Светин появляется на экране даже на заднем плане, в зрительном зале обязательно раздается смех. Как его не использовать?

Сегодня Михаил Семенович - ведущий актер санкт-петербургского Театра комедии имени Н.П.Акимова, звезда кино и гордость северной столицы. В 2000 году земляки присудили ему почетный титул "Актер года" за несколько удачных премьер на сцене.

Может сложиться впечатление, что все у Светина складывалось удачно, фортуна постоянно улыбалась ему. Но это не так. Путь к признанию был довольно долгим и трудным. Мелькали города, театры, люди, роли, случались обиды и разочарования, совершались необдуманные поступки. Сейчас Михаил Семенович вспоминает эти времена с благодарностью. Он прошел редкие университеты, не садясь за парту и не зубря домашние задания. Его педагогами стали великие провинциальные актеры, а экзаменаторами - не терпящие фальши зрители. Все надежды Светин возлагал только на себя и не ошибся. Глядя на этого смешного, невысокого человека, трудно поверить, сколько воли и мудрости в нем заложено. Хотя и сам он этого не знает и постоянно твердит о своей непутевости.

А может, просто кокетничает.

Комик же!

* * *

- Михаил Семенович, кого из коллег вы можете назвать настоящими комедийными актерами? Хотя бы в Петербурге?

- Трофимов Николай Николаевич. В нашем городе я больше никого и не назвал бы чистым комиком. Хотя все что-то играют, что-то делают комедийное, но природой данный комик - это Трофимов. Он рожден комиком, изначально наделен этим редким качеством.

- Но тот же Трофимов, как и многие другие блистательные комедийные актеры, пытается отойти от этого жанра. В свое время и Ильинский, и Раневская мечтали о трагикомедии. Почему же комики не хотят быть комиками?

- Это неправда. Они так говорят, потому что у нас такая традиция. Комика всегда спрашивают, мечтает ли он о трагической роли. Когда-то Крамарова спросили, хочет ли он сыграть короля Лира. Он сказал, что хочет. Ну, не знаю, насколько это было нужно.

Я вот считаю себя комедийным артистом. Сыграл, все-таки, около 100 фильмов. В основном, роли комические. А вот тот же Чаплин - он же грустный комик. Вот такого плана роли мне бы хотелось, но ни в коем случае не трагедийные. Я хочу смешить людей!

- Ну, а для примера, за какие образы вы бы взялись?

- Расплюев, Швейк. Они не чисто комедийные, в них есть трагедия маленького человечка. Смешано грустное и смешное. Я вообще люблю играть смешные истории грустно. Когда мне дают играть богатых людей, состоятельных - это не мои роли. То директора магазина подсунут, то "мужчину по вызову", то чиновника какого. Мне удается то, что называется "маленьким человеком", который хочет стать Человеком, как все, но получает опять по голове. Помните фильм "Любимая женщина механика Гаврилова"? Вот это моя роль.

- В кино вы поработали с нашим лучшим комедийным режиссером Леонидом Гайдаем, причем несколько раз. Он как-нибудь повлиял на вашу судьбу?

- Да, это был режиссер, которого я понимал. Мне интересна не только эксцентрика как жанр, но и, конечно, внутренняя актерская эксцентрика. Леонид Иович очень любил, когда ему приносили собственные придумки, просил "поставить точку" в образе.

В фильме "Не может быть!" я играл соседа, и мы долго не могли найти эту самую точку. И я придумал. Вячеслав Невинный должен был театрально произнести фразу: "Береги ее!" И никак не мог сыграть этот эпизод - не выдерживал, начинал смеяться. Так вот этот финал придумал я, и мы так хохотали, что Слава Невинный никак не мог успокоиться. Вроде, и зрителям понравилось, смеются. Гайдай потом объявил, что должен мне две бутылки коньяка. Правда, так и не поставил.

- В этом фильме и в еще одной комедии Гайдая, "Частный детектив, или Операция "Кооперация", вы сыграли в паре с его женой - Ниной Гребешковой. Вам было оказано такое доверие! А ощущалось на площадке, что это жена режиссера?

- Ничего подобного не было. Мне кажется, что Гайдай со своей Ниной Павловной был еще строже, чем с другими. А потом он был человеком с юмором и доверял мне полностью: дважды женить меня на своей жене!

Да и вообще режиссеры часто снимают меня со своими женами. Ян Фрид, например, тоже дважды снимал меня с Викой Горшениной. В "Сильве" и в картине "Дон Сезар де Базан".

Они все считали, что я порядочный человек. Напрасно, конечно... они не правы. Совсем все не так. Старался, конечно, не пользоваться их доверием, ограничивал себя. Но...

- Михаил Семенович, не наговаривайте на себя, а то могут поверить и подумать бог знает что.

- Ну, тогда вернемся к комедии. Гайдай очень хорошо меня понимал, чувствовал, использовал. Но я сделал одну большую ошибку. В фильме "Частный детектив" я играл отца героиньки - бегал, падал, ловил преступников. И когда нас пытались утопить, девочка меня спрашивала: "Папа, что будем делать?" Я отвечал: "Надо прощаться". И тут от Леонида Иовича приходит новый сценарий, где я читаю: русская мафия в Америке, мой герой - Кац, которого потом сыграл Джигарханян. Его спрашивают: "Ну, господин Кац, что будем делать?" Я говорю: "Надо сдаваться". То есть роль - один к одному. Я даже рассердился. Гайдай спрашивает: "Миша, ну а какую роль вы в таком случае хотели бы сыграть?" И вот какой же я глупый человек! Я ему отвечаю: "Надо подумать". Конечно, Леонид Иович обиделся, ведь он очень хорошо ко мне относился. И ответил: "Ну, до лучших времен".

Я очень об этом жалею. По глупости своей проявил принципиальность там, где не нужно. В других картинах снимаюсь - порой во всякой ерунде. А у самого Гайдая вдруг пошел на принцип, взбрыкнул.

- Часто делали такие шаги, о которых потом жалели?

- Я очень много чего упустил по своей глупости. Помню, должен был играть у Георгия Данелия в "Афоне". Он принял меня хорошо, привел в номер, познакомил с сыном, достал коньяк. Съемки проходили нормально, но не успели доснять одну сцену - мой монолог на собрании в жэке. А меня ждали в Питере на телевидении, на какой-то эпизодик. Я тогда еще не соображал, кто такой Данелия, и вообще мало смыслил в кино, вот и заявил, что задержаться никак не могу. Данелия вспылил, устроил скандал, и я уехал. Фильм благополучно вышел, я там появляюсь пару раз и говорю не своим голосом. И чего я добился?

Собирался дважды сниматься у Рязанова - в "Служебном романе" и "Гараже". В первом пробовался на роль мужа Ахеджаковой, должен был гонять на мотоцикле, меняться квартирой - роль большая была, но ее вырезали вообще. В итоге Ахеджакова разговаривала с мужем только по телефону. Рязанов после этого пригласил попробоваться в "Гараж" на роль тромбониста. В итоге взяли Семена Фараду. Может быть, решающим фактором оказалось то, что я - артист иногородний, а сниматься нужно было два месяца без выходных, не покидая помещения. В общем, вновь не сложилось. После этого Эльдар мне написал письмо, в котором обещал, что вскоре мы обязательно встретимся на съемках.

Но тут произошла странная история. В Питере праздновали юбилей композитора Андрея Петрова, и я должен был петь песню на мотив "Если радость на всех одна, на всех и беда одна". Заканчивалась она словами: "Вот появился Андрей Петров, Светин должен уйти". А я до сих пор во время выступлений всегда очень волнуюсь. Назубок выучил свой довольно смешной текст, выхожу на сцену, вижу в зале весь "бомонд", начинаю петь. Благополучно справляюсь с первым куплетом, собираюсь переходить ко второму, поворачиваю голову и вдруг замечаю в кулисах Рязанова, который должен был поздравлять Петрова следом за мной. Неожиданно весь текст выпал у меня из головы. Оркестр играет, а я стою и молчу.

Если бы я был человеком опытным и умным, - превратил бы свою неудачу в шутку. Но с перепугу я начинаю в микрофон вместо слов произносить: "прам-тарам-пара, тра-ля па-па, умпа-трампа па-па". Как меня тогда не хватил удар - до сих пор не понимаю. Значит, пою этот бред и надеюсь вспомнить слова. Действительно, вспомнил, нормально добрался до "Светин должен уйти". Хохот, аплодисменты, обнимаемся с Петровым, целуемся, двигаюсь в сторону кулис, а навстречу мне выходит Рязанов. Никогда не забуду, как сквозь зубы, со злостью он прошипел: "Вот что надо было снимать!" После этого ни о каких съемках у Рязанова речи уже, к сожалению, не было.

И когда мы некоторое время спустя встретились на "Мосфильме", на меня посмотрели страшно злые глаза. Эльдар, видимо, так и не понял, что сбился я тогда именно из-за него. А жаль.

- А случалось ли, что вас обманывали, чтобы вокруг вас интриговали? А то вы все говорите о собственных промахах.

- Конечно, случалось. Вот не такой уж давний пример. Своему приятелю, сценаристу Владимиру Еремину, я предложил идею фильма о русском мужичке, который собрался отдохнуть в европейской тюрьме. Причем, конечно же, сыграть этого героя хотелось самому. Сценарий был написан, и даже был снят фильм "Хочу в тюрьму" с Владимиром Ильиным в главной роли. Но я об этом узнал, когда уже состоялась премьера. Потом уже выяснил, что спонсоры давали деньги только при одном условии, если в фильме будет сниматься именно Ильин. Ну, бог с ними, но вы мне авторский гонорар заплатите! Или хотя бы поставьте в известность! Нет, обман сплошь и рядом.

- А согласны ли вы, что Фома Брыль из телефильма "Чародеи" - ваша бенефисная роль, самая известная и популярная в народе?

- Совершенно верно. Это незатейливая сказка, невыигрышная, нерепризная. И все-таки я прожил там свою маленькую жизнь. У меня было "свое" дело, и я был тем самым маленьким человечком, образ которого мне так дорог. Мой Фома помогал герою Виторгана, я с удовольствием на нем ездил и на репетициях предлагал: "Давай поездим еще". Он рычал на меня все время: "Захребетник". Это, действительно, моя роль! Поэтому до сих пор ее все вспоминают. Я - как клоун. Должен быть клоун в народе?

- Должен. И вас роль клоуна устраивает?

- Я вам больше скажу. Я вообще должен был работать клоуном. Я и родился клоуном, и фактура моя клоунская. Я неверно выбрал путь.

- Это очень серьезное признание.

- Конечно. Честное слово, я был бы очень интересным клоуном - это я совершенно точно говорю, не хвастаюсь. Я двигаюсь, прыгаю, играю на разных инструментах. И когда я пару раз оказывался на арене - когда меня приглашали как народного артиста поздравить, почествовать - я так хорошо себя чувствовал! Прошелся по арене туда-сюда... Такой простор вокруг! Люди вокруг тебя, а ты - в центре... Черт его знает, что надо было выбирать?!

Когда я приехал в Ленинград, в 1970 году, меня увидел Сонин - главный режиссер цирка. Он сказал: "Слушай, зачем тебе этот Малый драматический? Я напишу для тебя сценарий, мы объездим весь мир! Давай, приходи. Ты видел свое лицо? Ты же клоун!" Я даже вспылил: "Как это, я клоун? Я не клоун! Я артист!" Мне казалось, что цирк - это балаган, площадь, а драматический артист - это искусство!

Вот ведь как интересно все складывается! Я же тогда еще не снимался, был совсем неизвестным, меня никто не знал. А он вцепился в меня и стал уговаривать! Но тут и кино подоспело. Режиссеры разглядели во мне какую-то нестандартную краску. И все завертелось.

- А эта ваша нестандартная краска врожденная? Вы с детства клоун?

- Конечно! Мне было года три, когда я начал выступать перед зрителями. Я танцевал фокстрот, а в качестве вознаграждения получал что-то вкусненькое. На вопрос, кем я стану, когда вырасту, отвечал не задумываясь: "Артистом". А когда увидел "Огни большого города", стал отвечать совсем нахально: "Чаплином"!

Тут надо оговориться, что мои родители не имели к искусству никакого отношения. Правда, отец был довольно странным человеком. У него не было никакой специальности, но был безусловный талант. Он прекрасно танцевал, играл на всех инструментах (хотя не знал ни одной ноты), заразительно вел свадьбы - в общем, умел нести радость людям. Именно он впервые привел меня в театр и в кино. Я обожал комедии с Ильинским "Праздник святого Йоргена" и "Закройщик из Торжка". Так что, во многом я обязан своему отцу.

- Вас, наверное, очень любили одноклассники. Сколько уроков вы сорвали своими выступлениями?

- Очень много. Я гримасничал, паясничал, болтал без умолку. Но если в детском саду меня даже любили за это, то в школе учителя задыхались от гнева. Я же постоянно ощущал себя, как на сцене! От меня ждали "номеров", и я не мог обмануть этих ожиданий! Класс содрогался от смеха, и никакие уговоры учителей, никакие педагогические внушения не срабатывали. В итоге меня выгнали из школы после восьмого класса.

- И куда вы подались?

- В музыкальное училище. Отец помог мне научиться играть на фортепиано, и я отправился "штурмовать" отделение хорового дирижирования. Решил, что практика махания палочкой перед репродуктором поможет. Но взяли в класс гобоя. По окончании училища я некоторое время преподавал музыку в средней школе. Дети рвались на мои уроки, никто не хотел уходить. Директор удивлялся, почему дети за дверью не столько поют, сколько смеются. Я возражал, что школьникам нужна разрядка, и давал им сольные концерты. Моя карьера учителя была недолгой.

- Насколько я знаю, вы так и не получили театрального образования...

- Дело в том, что в Москве я поступал сразу в два института, и ни в один меня не приняли. Несколько месяцев я был личным учеником Аркадия Исааковича Райкина. Он пробил такую должность специально для меня, вытребовал ставку на одну единицу. Я должен был сидеть на репетициях, наблюдать за игрой актеров. Для меня приглашались преподаватели по мастерству и по гриму. Но я так себя повел, что меня выгнали через несколько месяцев.

- Что же вы делали?

- После каждого спектакля я шел за кулисы и делал замечания актерам. Причем, я настолько обнаглел, что стал делать замечания самому Райкину! Но я хотел играть, а не сидеть. И если бы я остался в этом театре, то всю жизнь подыгрывал бы Аркадию Исааковичу. Он же ведь такой один! Все остальные - лишь окружение. И это правильно.

Но я хотел играть сам!

Поэтому пришел на биржу. Каждый год в августе в Бауманском саду в Москве работала биржа. Меня встретил человек и спросил: "Хотите в театр?" Отвечаю: "Да". - "Что вы кончали?" - "Музыкальное училище". - "Ну, пошли". Взял за руку, привел к другому человеку. Тот спрашивает: "Что вы играли?" "Играл Шмагу в музыкальном училище". - "Я Вас беру. Шестьдесят рублей в месяц, город Камышин". Я спрашиваю: "Где это? Приблизительно!" - "Ну, как где? В Волгоградской области! Камышин! Там, где арбузы! Вы что не знаете?" Да мне было уже все равно, арбузы - не арбузы. В театр? Поехали!

И, должен сказать, дали мне сразу одну из главных ролей, комическую. И... как будто я всю жизнь работал на сцене! Ну не было никакого мандража! Как будто я профессионал из профессионалов! Сели за стол, разобрали роль, поговорили, вышли на сцену. И началась игра.

- Вы объездили множество городов, работали в самых разных театрах. Что дали вам многолетние скитания по провинции?

- Мне часто задают вопрос: "Как же вы так - без института, без школы?" А школу я прошел! Двенадцать лет на периферии! Я объездил: Камышин, Петропавловск, Иркутск, Кемерово, Пенза, Петрозаводск - шесть городов. Причем, из них четыре года в Пензе, четыре - в Кемерово. В остальных - по году.

Летние гастроли по три месяца были самыми тяжелыми испытаниями. Мы ездили по областям: степь, суслики, ночлеги в колхозах, в клубах. Захватывали места - кто где спит: кто на стуле, кто на полу, кто на диване у директора. Утром - опять в грузовую машину, рассаживаемся на скамейках и едем дальше, в новый колхоз. И так шпарили двенадцать лет! Очень тяжело.

Но я встречал прекрасных артистов, каких сейчас даже близко нет! В Камышине - Николай Павлович Гуро - какой был блестящий комик! Он так сочно работал, с таким юмором! О, у него я многому научился.

А в Иркутске какие были актеры! Их выслал из столицы Сталин, и они застряли там навсегда. Мхатовцы! Человек десять настоящих, маститых индивидуальностей уровня Грибова, Массальского. Меня ввели в "Обрыв", я играл Петеньку и постоянно торчал за сценой, следил за игрой этих великолепнейших актеров и не мог оторваться.

В Пензе - Кирсанов, народный артист СССР. А какие там старики! Ну, что вы, ребята! Это Актеры!

- А сейчас таких нет?

- Нет. Вот накануне нашей беседы вы меня спросили, интересно ли мне ходить в театр в качестве зрителя. Неинтересно! Потому что я не вижу индивидуальностей, хороших актеров, на которых просто было бы интересно смотреть. Нет "породы"!

Говорю своему режиссеру: "Ну, дайте мне сыграть Расплюева! Ну, хочу!" А мне отвечают: "Михаил Семенович, найдите Кречинского". Ну нету! Нету! Когда-то, говорили, в Москве Кречинского играл Кенигсон. Вот это были остатки "породы", "породистые" мужики, которые шли в театр. А сейчас в театр такие не идут. В Москве, может быть, еще есть, а Петербург стал провинциальным Псковом.

У нас ворчат, "вот мафия московская, актерская"... Ну, в Москве хотя бы можно набрать пятьдесят-восемьдесят известных актеров, которых знают в стране. В Питере - по пальцам! Шесть, восемь... Ну, десять. И все. А еще говорят, что Питер - столица культуры. Никакая это не столица культуры! Культура в загоне, на нее нет денег! И только приезжают сюда москвичи зарабатывать, как в глухую провинцию. Поэтому я и не хожу в театр. Неинтересно мне.

- Все ли вам нравится в Театре комедии? Можно сказать, что вы нашли "свой театр"?

- В свое время я пришел в Малый драматический, работал у Ефима Патова и у Льва Додина. Додин - это крупный режиссер, которого я очень уважаю и люблю до сих пор. Но он ставит такие спектакли, в которых мне... можно, конечно, найти рольку, но она не будет решающей, важной. В его спектаклях мне нечего было делать. Но потом в театре Комедии вдруг появился Петр Фоменко и предложил мне перейти к нему. Мы долго обсуждали этот вопрос с Додиным, он говорил: "Жаль, что ты уходишь. Может, еще поработаем?" Но я ушел.

Фоменко поставил два спектакля, в которых я был занят, а потом переехал в Москву. И посыпались самые разные режиссеры. С некоторыми мне везло. Юрий Аксенов, например, поставил на меня сразу несколько спектаклей, в которых я играл очень долго: "Синее небо, а в нем облака", "Двенадцатая ночь", "Тень".

К семидесятилетию мне даже предложили выбрать любую пьесу для бенефиса. Я предложил сатирическую комедию

Александра Копкова "Слон", написанную в 1939 году. Тогда она подверглась жестокой критике за "клевету на советскую действительность" и была незаслуженно забыта на многие годы. Однако спектакль этот просуществовал недолго и "умер", поскольку руководство театра им не интересовалось, не поддерживало его "дыхание", не следило за судьбой. Я сам принял решение убрать его с афиши.

И все равно это мой театр. Я думаю, что если бы Николай Павлович Акимов был жив, я бы у него что-нибудь да делал. Наверное. Потому что я актер именно этого театра, этого жанра.

- В Москву вас не приглашали?

- Приглашали и довольно часто. Когда я снимался у Марка Захарова в "Двенадцати стульях", он меня несколько дней уговаривал, гарантировал квартиру в течение года и даже жену брал не глядя. А я только получил квартиру здесь, в Ленинграде. Шесть лет промучился в подвалах, черт знает где! И тут - начинать все сначала?

Потом меня долго Андрей Александрович Гончаров долбил. И тоже квартиру давал, и роли возможные обговорили, при встрече он меня всегда обнимал-целовал. Но я не собрался. Даже не знаю, почему.

И потом Леня Трушкин ставил "Гамлета", приглашал на роль Полония. Но в это время у меня с сердцем стало худо, и мне нужна была срочная операция. И вместо меня сыграл Лева Дуров.

И вот так постоянно: "в Москву, в Москву, в Москву"... Но мне так неохота вновь браться за чемоданы! Я двенадцать лет промотался, переезжая из города в город. Опять контейнер паковать, собирать-разбирать шмотки. Нет! Больше здоровья уйдет.

- В Петербурге вас окружает такая всенародная любовь! В своем театре вы - первый актер, на вас ходят, вас любят. Так что, действительно, нужна ли вам столица?

- Да, в Петербурге меня любят, зрители очень хорошо ко мне относятся. Особенно совсем простые люди - видят во мне своего. В театр они, конечно, не ходят, но знают меня по кино. Я в этом не раз убеждался. Все актеры считают, что их любят, но меня любят "без дураков". Иногда и на машине бесплатно подвозят, и на рынке угощают. Это приятно. Приглашают в гости, каждый пытается со мной выпить. Я могу зайти к любому начальнику, меня примут.

Ведь я больше тридцати лет живу в Петербурге! Это уже мой родной город. А Москва бурлит, кипит, мы пешком ходим, а там все бегут, бегут. Хватают, бегут, бегут, хватают, опять бегут. Не знаю, где смысл жизни, где интереснее.

- Кино любите?

- Обожаю! Сниматься мечтал всю жизнь. Мечта эта осуществилась в Киеве. Мой родственник договорился с осветителем, работавшим на студии Довженко, и по большому блату меня туда повели и загримировали, чтобы попробовать на роль приятеля главного героя. Режиссер посмотрел на меня, расхохотался и сказал: "Уберите его!"

А на этой студии работал очень хороший комедиограф Иванов. Он натолкнулся на меня в коридоре и предложил одну из главных ролей в картине "Ни пуха, ни пера". Потом Элем Климов пригласил в "Агонию". Леша Петренко играл Распутина, а я - филера Терехова, который за ним все время следил. Но при монтаже "зарубили" голых баб, за которыми я подглядывал, лежа под кроватью, и вырезали эпизод в бане - и роль моя стала эпизодической. Но зато после этих двух первых фильмов все пошло-поехало.

- В мире сейчас вновь возрос интерес к сказкам Толкиена, и мне кажется, что вы именно тот артист, который может сыграть хоббита. Кстати, об этом уже однажды писали, и вы эту роль как-то исполнили на телевидении. Но на "большом экране" вы бы смотрелись лучше.

- Я обожаю играть в сказках, люблю всяких королей, гномов, необычных персонажей. Они и мудрые, и смешные одновременно. К сожалению, детское кино совсем заглохло, а то, что есть, - это не те светлые фильмы, которые когда-то были нашей гордостью, на которых мы росли, и в которых работали. Даже один из последних детских фильмов - "Приключения Карика и Вали", где я сыграл какого-то смешного человечка с барбосом, - и он не порадовал.

Я снялся в десятке сказочных фильмов: "Осенний подарок фей", "Захудалое королевство", "Сказки старого волшебника", "Она с метлой, он в черной шляпе", в телевизионных постановках. И совершенно точно могу сказать, что дети меня любят. Сразу узнают во мне своего человека. Я много лет в Малом драматическом играл Карлсона, который снова прилетел - с этим пропеллером, кнопкой, песнями, прыганьем и полетами. А в антракте дети заваливали меня конфетами и шоколадками, и я вынужден был при них все это съедать, дабы не разубедить их, что я Карлсон! И давал им нажать мне на кнопку, и пропеллер сзади начинал вертеться. Если батарейки работали.

- Уверен, что и петь вы любите. Недаром вас постоянно снимал Ян Фрид в своих чудесных фильмах-опереттах.

- Обожаю оперетты! Обожаю, где мне дают попеть! У меня на этой почве конфликт с женой. Она считает, что я не должен петь, а дочка говорит: "Нет, папа, ты пой. У тебя хорошо получается". А жена гнет свое: "Ты раздражаешь". Я говорю: "Хорошо, я буду петь в ванной, в туалете. Но буду петь все равно!" Кто мне может запретить петь в туалете? Нет такой силы.

Жена у меня человек непростой, играет у Льва Додина в Малом драматическом. Очень гордится своей работой и считает, что я занимаюсь чепухой, а она - серьезным искусством. Когда поздно вечером, после спектаклей, мы встречаемся дома, я прихожу в веселом расположении духа: только что сыграл, например, в "Тени" Шварца или в моем любимом спектакле по пьесе Арро "Синее небо, а в нем - облака". Она же еще не вышла из образа положительной русской женщины из "Братьев и сестер" Абрамова, большой трагедии нашего народа. "Хватит, - прошу, - скинь маску-то свою". В ответ получаю: "Прекрати свои дешевые хохмы". Так и живем. Дочку вырастили, но по нашим стопам она не пошла. Закончила институт, стала специалистом по прикладной математике.

- И заключительный вопрос, связанный с темой этой книги. Некоторые молодые ребята, которые идут в артисты, заявляют, что будут комиками, клоунами, что это их призвание. А на ваш взгляд, какие качества необходимы для того, чтобы стать комиком?

- Объяснить это я совершенно бессилен. Для того чтобы играть комедийные роли, нужен талант от Бога, нужна редкая искра. Научиться этому нельзя. Можно научиться играть лучше, хуже, быстрее, медленнее, убедительнее, но научиться быть смешным нельзя. Очень часто актеры красятся, мажутся, надевают парики, создают маску клоуна, но они не смешные. Это качество дается от рождения. Недаром же говорят: этот смешной, а этот несмешной. И все.

Когда я показывался Райкину (после того, как методично "добивал" его шесть дней, и он вынужден был меня прослушать), то читал чеховского "Оратора". Было это в Москве, на сцене театра имени Маяковского, где он гастролировал. Райкин сидел в зале с Зиновием Гердтом. Я начал: "В одно прекрасное утро хоронили коллежского асессора Кирилла Ивановича Вавилонова, умершего от двух болезней, столь распространенных в нашем отечестве - от злой жены и алкоголизма". Тут Райкин прыснул. Я остановился и спрашиваю: "Ну что?" Он говорит: "Продолжайте, продолжайте". Я, значит, был смешной. Сам по себе. Этому не научиться, не объяснить и не определить.

Человек смешной. Он обязательно должен иметь обаяние, и в нем обязательно должна быть заложена искра юмора. Ее нельзя сделать, придумать. Многие крупные актеры прекрасно играют комедию, но они все равно не комики. Они хорошие артисты, поэтому хорошо играют юмористическую роль. Но комик сам по себе, "штучный товар". Его выход, его глаза, его улыбка - все должно навевать смех. Как это объяснить - я не знаю, не знаю...