"Убийство по-джентльменски" - читать интересную книгу автора (Kappe Джон Ле)Глава 9 СКОРБЯЩИЕДешевый это трюк – морочить человека, на которого свалилась смерть жены. Смайли сознавал это, тихо отворяя калитку, идя по двору, где позапрошлой ночью состоялся его странный разговор с Джейни Лин. Он сознавал, что визит его к Роуду сейчас – поступок некрасивый, под каким бы благим предлогом он ни совершался. На протяжении всей своей секретной работы Смайли никак не удавалось убедить себя, что цель оправдывает средства. Такова уж была особенность его характера. Строгий критик своих побуждений, он путем долгих наблюдений над собой установил, что не так уж холодно рассудочен, как можно бы подумать, судя по привычкам и вкусам. Во время войны начальство отозвалось о нем однажды: «Хитроумен, как сам сатана; совестлив, как невинная девчонка», – и, по мнению Смайли, этот отзыв не слишком грешил необоснованностью. Он нажал кнопку звонка и стал ждать. Стэнли Роуд, очень чисто одетый и выбритый, открыл ему дверь. – А, здравствуйте, – приветствовал он Смайли, словно старого приятеля. – Послушайте, вы не на машине прибыли? – К сожалению, осталась в Лондоне. – Ну, не беда, – сказал Роуд с ноткой огорчения. – А я подумал, прокатились бы вдвоем и попутно бы поговорили. Тошновато тут одному болтаться. Мисс Д'Арси пригласила меня пожить у них. Очень добрые они люди, что и говорить, но как-то мне пока туда не хочется. – Я вас понимаю, – В самом деле? – Они стояли в передней, Смайли стяги вал с себя пальто, а Роуд ждал, чтобы принять и повесить. – Я не думаю, чтобы многие понимали это тоскливое состояние. Знаете, что сделали ректор и Д'Арси? С самыми лучшими, конечно, намерениями. Все мои работы – экзаменационные, которые я должен был проверить,– все роздали другим преподавателям. А мне что прикажете делать одному в пустом доме? Ни занятий, ничего. От всего освободили, все распределили. Можно подумать, хотят от меня избавиться. Смайли неопределенно кивнул. Роуд повел его в гостиную. – Я знаю, они это с наилучшими намерениями, как я уже сказал. Но в конце концов, надо же мне чем-то заняться. Часть моих работ досталась Саймону Сноу. Вы с ним, случайно, не знакомы? Одному моему ученику он выставил оценку – шестьдесят один балл. А ученик – абсолютный тупица. Я еще в начале семестра уведомил Филдинга, что неминуемо придется Перкинса оставить на второй год. И неплохой парнишка этот Перкинс. Староста корпуса. Для него и тридцать баллов сказочная оценка. Я, правда, не смотрел еще работ, но это же невероятно, совершенно невероятно. Сели. – Я, конечно, желаю мальчику всяческих успехов. Мальчик неплохой – не блещет, но хорошо воспитан. Мы с миссис Роуд собирались пригласить его к чаю в этом семестре. И если бы не… Пауза. Затем Смайли открыл было рот, но хозяин встал, сказал: – Чайник уже вскипел, мистер… – Смайли. – Чайник уже вскипел, мистер Смайли. Разрешите предложить вам чашку кофе. – Опять этот жесткокрахмальный голосок с отутюженными уголками, точно взятый напрокат визитный костюм, подумал Смайли. Через несколько минут Роуд вернулся, неся поднос, и аккуратно от мерил кофе себе и гостю – сообразно с запросами. Смайли беспрестанно раздражали претензии Роуда на светскость, его постоянные потуги скрыть свое происхождение. А оно сквозило во всем, в каждом слове и жесте – в том, как он оттопыривал локоть, неся чашку ко рту, и как, садясь, поддергивал штанины быстрым и опытным движением. – Нельзя ли, – начал Смайли, – нельзя ли мне теперь… – Действуйте, мистер Смайли. – Нас, разумеется, интересует преимущественно то, что связывало миссис Роуд с… нашей верой. – Разумеется. – Вы венчались в Брэнксоме, не так ли? – В Брэнксомской нагорной молельне. Отменный храм, Д'Арси поморщился бы, услышав эти слова и тон: парень– хват на мотоцикле, из кармашка торчат карандашики. – Дата венчания? – Сентябрь пятьдесят первого. – Участвовала ли в Брэнксоме миссис Роуд в благотворительной деятельности? Я знаю, что здесь, в Карне, она проявляла большую активность. – В Карне – да, а в Брэнксоме не участвовала. Там она ведь занята была заботами об отце. Ее здесь увлекла помощь беженцам. А это всерьез развернулось только несколько лет назад, затем в прошлом году тоже… Смайли задумался, очкасто засмотрелся на Роуда и, моргнув, отвел глаза. – Принимала ли она большое участие в общественной жизни Карна? Для жен персонала у вас организован, вероятно, кружок домоводства и всякое такое? – спросил Смайли невинным тоном. – Да, некоторое участие принимала. Но, не принадлежа к англиканской церкви, она общалась главным образом с прихожанами из городской молельни… вам бы у мистера Кардью справиться, у их священника. – Но можно ли мне будет написать, мистер Роуд, что она принимала активное участие также и в школьной жизни? Роуд помедлил. – Да, конечно, – сказал он. – Благодарю вас. Помолчали, затем Смайли продолжал: – Миссис Роуд, разумеется, памятна читателям нашим как победительница кулинарного конкурса. Она, очевидно, хорошо готовила, мистер Роуд? – Очень хорошо – простые блюда, без затей. – Быть может, вы особо хотели бы отметить что-либо, чем она сама гордилась и желала бы остаться памятна? Роуд взглянул без всякого выражения. Пожал плечами. – Не знаю, право. Не помню ничего такого. А впрочем, упомяните, что отец ее был мировым судьей на Севере. Она этим гордилась. Смайли допил кофе и встал. – Вы очень терпеливо отнеслись к моему вторжению, мистер Роуд. Прошу верить, мы вам крайне признательны. Я позабочусь, чтобы вам был выслан сигнальный экземпляр. – Спасибо. Я ведь это для нее. Она любила «Голос». С детства читала и любила. Они пожали друг другу руки. – Кстати, вы не знаете ли, где я мог бы разыскать старого мистера Гластона? Он сейчас в Карне или уже вернулся в Брэнксом? – Вчера он был здесь. В Брэнксом отбывает сегодня днем. До отъезда с ним из полиции еще хотели повидаться. – Понимаю. – Он остановился в «Гербе Солеев». – Благодарю вас. Я, прежде чем уехать, попытаюсь, быть может, увидеться с ним. – А вы когда уезжаете? – Думаю, что очень скоро. Что ж, всего хорошего, мистер Роуд. Да, кстати… – Слушаю вас. – Если когда-либо окажетесь в Лондоне и нечем будет время занять, поговорить захочется… чашку чаю выпить, то знайте, что вы всегда желанный гость в «Голосе». Всегда. – Спасибо. Большое спасибо, мистер… – Смайли. – Спасибо за столь любезное приглашение. Давненько я таких приглашений не получал. Как-нибудь воспользуюсь им непременно. Вы очень добры. – До свидания. Они снова обменялись рукопожатием. Рука у Роуда была сухая и прохладная. Гладкая рука. Смайли вернулся в отель, сел за столик в опустевшей диванной и написал мистеру Гластону записку: Уважаемый мистер Гластон, Я нахожусь здесь по поручению мисс Бримли. редактора «Христианского голоса». При мне имеются письма, полученные нами от Стеллы, и, мне кажется, Вам будет небезынтересно их прочесть. Простите, что беспокою Вас в такой печальный момент, но мне сказали, что Вы сегодня уезжаете из Карна, и хотелось бы повидать Вас до отъезда. Он тщательно заклеил конверт и прошел к столу портье. Там никого не оказалось, он позвонил в колокольчик и стал ждать. Наконец явился портье – старый тюремщик с серым, щетинистым лицом – и, подвергнув конверт длительному и критическому осмотру, согласился за щедрое вознаграждение отнести его мистеру Гластону в номер. Смайли остался у стола ждать ответа. Сам Смайли принадлежал к типу тех одиноких людей, что являются в мир словно сразу уже восемнадцатилетними и вполне умудренными. И по профессии своей, и по натуре он тяготел к безвестности. Темные закоулки шпионажа населены не дерзкими и красочными авантюристами из романов. У того, кто подобно Смайли годами жил и работал среди врагов его страны, – у того на устах одна лишь молитва: «Пусть меня никогда, никогда не замечают». Стать неотличимым от среды – вот его главнейшее стремление; ему с каждым днем все милее уличные толпы, что проходят и не взглянув на него. Он льнет к толпе, ибо в безымянном слиянии с толпой его спасение. Страх заставляет его радоваться унижениям – он обнять готов снующих покупателей, в спешке сталкивающих его с тротуара. Он расцеловать готов чиновников, полицейских, автобусных кондукторов за жесткое их безразличие. Но этот страх, это подобострастие, эта зависимость развили в Смайли восприимчивость к людским оттенкам – женски быструю способность проникать в характеры и побуждения. Он знал людей, как охотник и лисица знают лес. Ведь шпион обязан охотиться в то самое время, когда и на него идет охота. Толпа – его лес. Смайли способен был копить в памяти людские жесты и слова, запечатлевать перекрестную игру взглядов и движений – как регистрирует память охотника смятый папоротник и сломанный сучок, как замечает лисица признаки опасности. И поэтому, терпеливо ожидая у стола, припоминая вес события, вжатые в сорок восемь минувших часов, он был способен упорядочить и беспристрастно рассмотреть их. В чем причина такого отношения Д'Арси к Филдингу, точно их поневоле связала, сделала сообщниками какая-то постыдная тайна? Глядя поверх запущенного сада отеля, Смайли за свинцовой крышей Аббатства различал знакомые крепостные зубцы карнских корпусов, преграждающие доступ новому миру, ограждающие безопасность старого. Мысленно он видел перед собой подворье, выходящих из Аббатства мальчиков в черном, видел эти групповые праздные позы, от которых веет Англией XVIII столетия. И видел другую школу – городскую среднюю, пестренькое зданьице сбоку управления полиции, напоминающее сторожку на пустом кладбище, – школу, столь же далекую от атмосферы Карна, сколь далеки ее кирпич и песчаник от шафранных зубцов главного корпуса. Да, подумал он, дальний, длинный путь проделал Стэнли Роуд от Брэнксомской классической школы. И если это он убил, тогда – уверен Смайли – объяснение мотивов и даже способа убийства следует искать на этом трудном пути в Карн. – Очень любезно с вашей стороны, – сказал Гластон. – И со стороны мисс Бримли. Хорошие люди у них в журнале. Всегда отличались добротой. – Он сказал это так, словно говорил о добротности, о качестве, беспримесном и хорошо ему знакомом. – Прочтите прежде эти письма, мистер Гластон. Боюсь, что второе письмо поразит вас. Но я уверен, что не вправе был бы утаить его от вас. Они сидели в диванной, и гигантские кактусы возвышались по бокам, как часовые. Смайли подал Гластону оба письма. Старик принял их твердой рукой и стал читать, держа на удалении от глаз, откинув назад крепкий затылок, прищурив веки, сжав губы в линию, жестко загнутую вниз по углам. Наконец он сказал: – Вы служили с мисс Бримли во время войны, не так ли? – Да, я работал с Джоном Лэндсбери. – Понятно. И поэтому она к вам обратилась? – Да. – Вы баптист? – Нет. Гластон помолчал, положив письма на стол перед собой, сложив руки на коленях. – Стэнли был баптистом, когда они поженились. Потом переменил веру. Вам это известно? – Да. – У нас на Севере так не поступают. Веру свою мы отстаивали и отстояли. Это как право голоса примерно. – Я понимаю. Спина старика была по-солдатски прямая. Вид у него был не скорбный, а строгий. Совершенно неожиданно он перевел глаза на Смайли и вгляделся длинным и пристальным взглядом. – Вы учитель? – спросил он, и Смайли подумал, что в свое время Сэмюель Гластон явно был делец не промах. – Нет… Я теперь вроде бы в отставке. – Женаты? – Был женат. Гластон опять погрузился в молчание, и Смайли пожалел в душе, что потревожил старика. – Стрекотунья была, стрекотунья, – промолвил Гластон наконец. Смайли ничего на это не сказал. – Вы полиции сообщили про письма? – спросил Гластон. – Да, но там и так знали. Знали то есть о страхах Стеллы, будто муж хочет ее убить. Она пожаловалась было мистеру Кардью… – Священнику? – Да. Но он подумал, это у нее переутомление… нервное расстройство. – А вы иначе думаете? – Я не знаю. Просто-напросто не знаю. Но, исходя из того, как отзываются о вашей дочери, я не верю, чтобы она была душевно неуравновешена. Что-то реальное вызвало в ней опасения, сильнейший страх. Я думаю, нам нельзя отмахнуться от этого. Ее страхи и постигшую ее затем смерть я не считаю простым совпадением. И поэтому не верю, что ее убила нищенка. Сэмюель Гластон медленно кивнул. Смайли казалось, что старик силится выказать интерес отчасти из вежливости, отчасти же, чтобы скрыть потерю интереса к самой жизни. Затем, после длинной паузы, Гластон аккуратно сложил и возвратил письма. Смайли подождал, не скажет ли он что-нибудь еще, но Гластон молчал. Помедлив, Смайли встал и тихо вышел из диванной. |
|
|